Он обращался к верзиле, которого ранило в руку. Тот, морщась от боли, кивнул головой и с усилием приподнялся. Рукав его шинели набряк багровым пятном выше локтя. Свободной рукой он бережно прижимал простреленную руку к животу. Слова его звучали как приказ, и трое бойцов тут же взялись исполнять.
   – Я проведу… – с готовностью вызвался Карпенко и хитро улыбнулся. – Пора уже с медсестричками поближе познакомиться…
   – А-а, цыганочка с выходом… – ухмыльнулся свинцовоглазый. Даже когда лицо его изобразило подобие ухмылки, от него веяло недоброй угрозой. Но Карпенко не особо унывал.
   – Она самая, братишка… На двадцать шесть колен…
   В штрафную он угодил из пехоты, вследствие неудачно закончившейся «самоволки». Отправился на любовное свидание в соседнее с расположением части село. Ему бы сделать намеченное по-быстрому и вернуться до света. Но гвардии старший сержант так изголодался и по любви, и по домашним харчам, а хозяйка попалась такая справная и неуемная и в ласках, и в готовке, что пресытившийся сверх меры, разомлевший герой задрых без задних ног, да так, что разбудить его не было никакой возможности. Так что полк перед зарей отправился на марш, а старший сержант Карпенко, в сопровождении бойцов комендатуры, – под трибунал и далее, по намеченному маршруту, до самого Могилев-Подольского.
   Не успели штрафники разбрестись, как прибежал ординарец ротного офицера-делопроизводителя. Это был сержант из постоянного состава роты. Никак он не мог отдышаться – видимо, бежал быстрее осколков. Они разлетались с южной стороны станции. Там с грохотом рвались цистерны с дизельным топливом.
   – Что у вас тут? Почему раненые? – захрипел сержант. – Бегом их в лазарет… Остальные – на ротное построение. Выступаем, выступаем…

XI

   В район города Броды войска перебрасывали сразу с нескольких направлений, в том числе и с юга, со стороны Черновцов и Каменец-Подольского. Для усиления сжимавшегося бронированного кулака, которым ставка собиралась ударить по фашистской группировке «Северная Украина», сюда двигалась и танковая армия, к которой были приписаны бойцы ОАШР, иначе говоря – «шурики».
   Танковые колонны, чтобы не демаскироваться, на марше отодвигались как можно дальше на восток. Для штрафников, передвигавшихся в пешем порядке, повторять этот крюк в глубину своих позиций было не по силам. И так они отставали, по вполне понятным причинам, от танкистов на несколько дней. Но для ротного эти «вполне понятные» причины не имели никакого значения, поэтому он тянул все жилы из своих «шуриков» и гнал их без устали по прямой, вдоль только-только наметившейся линии фронта. В таком положении сохранялась возможность в любой момент нарваться на засаду или отступавшие части гитлеровцев. Так и случилось у переправы через днестровский приток.
   Как только они уперлись в неширокое русло со стремительным, выдававшим приличную глубину речки, течением, майор приказал готовиться к форсированию. А командир первого взвода понял этот приказ по-своему, с ходу погнав людей в воду.
   – И куда он торопит?.. – сквозь зубы процедил Яким. Такая кличка была у штрафника Якимова, того самого свинцовоглазого из первого взвода, который спровоцировал пальбу командира взвода на железнодорожной станции. Он затаился за кустистым береговым пригорком, неподалеку от Аникина и его солдат. Андрей про себя ругал Каспревича на чем свет стоит. Людям из его взвода майор Шибановский наметил сектор переправы намного левее. Границей ротный определил то место, где заросли прибрежного ивняка делила пополам неширокая прогалина, скорее всего, обозначавшая место брода или водопоя для скота.
   Каспревич перепутал ориентиры форсирования и погнал своих людей как раз на тот рубеж, где готовились к переправе Золотой Липы аникинские бойцы. Возникшая неразбериха к чертовой матери отправляла все старания по маскировке и скрытной подготовке к нападению на левый берег.

XII

   Для того чтобы облегчить переправу, решили натянуть трос. Перетащить его на другой берег вызвался Карпенко, ординарец командира первого взвода. Свой небольшой рост он восполнял необычайной физической силой и отчаянностью поступков. Не успели подготовить к переправе подручные плавсредства, а Карпенко уже притащил к реке толстенную корягу. Зацепив край троса и свой ППШ за длинный сук, на манер вешалки, он столкнул корягу в воду. Левой рукой солдат держался за дерево, а правой делал сильные гребки, от которых вокруг него и коряги вспенивались буруны.
   Те, кто понадеялся следом добраться вплавь, со второго и третьего шага окунались с головой. Кто, отфыркиваясь, цеплялся за спущенные на воду бревна и плоты, а кто спешно, мокрый с головы до ног, выкарабкивался, преодолевая течение, обратно на берег.
   Андрейченко пристраивал свое противотанковое ружье под прицельную стрельбу.
   – Вот и кончилась твоя благодать, Андрейченко… – резко сказал Аникин, уже не приглушая свой голос. – Чувствую: опять щас адская кухня начнется…
   – Как же-шь, товарищ командир, она кончится, благодать-то… – все твердил боец. – Ручеек, он ведь – как у нас в деревне… Скупаться бы, товарищ лейтенант…
   – Ручеек… – передразнил Талатёнков, подтаскивая бревно к самой кромке воды. – Ты видишь, какая глыбь?.. Ручеек… Ты видишь, уже полвзвода первого купается…
   – Э, нет, Телок… – перебил его Андрейченко. – Скупаться – это значит скинуть с себя шмотки эти вонючие и просоленные и окунуться в реку в чем мать родила. Вот это значит – скупаться… Так, чтоб каждой родинкой своей чуять, как она, прохладная, журчит и тебя омывает… Вот это, Телок, ску…
   Андрей Аникин успел только вжаться в примятую прибрежную траву. Мокрые кусты на противоположном берегу будто взорвало, тряхнув на глинистую землю миллионы капель. Трассирующие пунктиры прошили речное пространство.

XIII

   Штрафная рота и не подозревала, что всего метрах в пятнадцати впереди, в зарослях осоки и прибрежного ивняка, ее ждала немецкая засада. Выдержки фашистам было не занимать. Они выдержали затеянную на противоположном берегу первым и вторым взводами суматоху, дотерпели, пока передовые плоты и бревна с уцепившимися за них бойцами достигнут середины протока. Первой силу течения мощно преодолевала коряга Карпенко. Он уже пересек середину, когда вдруг пулемет и несколько автоматов, винтовки и карабины открыли по вошедшим в реку бойцам беспорядочный плотный огонь.
   Один за другим те, кто находился в тот момент в воде, начали уходить под воду. Погибли почти все. Пулеметчик выкосил и многих из тех, кто оказался на берегу. Андрейченко рухнул в воду плашмя, лицом, во все свои сто девяносто сантиметров.
   Аникин, падая на мокрый песок, успел увидеть, как пуля вошла штрафнику прямо в кадык, пробив шею навылет. Он хотел оттащить Андрейченко подальше от реки, но течение уже тянуло его к середине, туда, где кипела от пуль вода. Основной удар пришелся на переправлявшихся, и это помогло тем, кто был на берегу, прийти в себя. Сразу несколько гранатометчиков крадучись выдвинулись вперед.
   – Щас, товарищ командир, щас закину, – примериваясь, приговаривал Девятов из второго взвода. Сам с виду невысокий, щупленький, весь он был словно скручен из жгутов мышц. Не обращая внимания на свистевшие вокруг пули, он, подойдя к самой границе воды, неторопливо прицелился и будто играючи кинул через реку связку гранат. Подарок от Девятова ушел в аккурат к расщелине из двух старых ив, из которой строчил немецкий пулеметчик. Ухнул взрыв, и ствол одного из деревьев, не выдержав, с треском переломился.
   Тут же на том берегу раздался отчаянный крик. Его заглушил второй взрыв, потом третий. Девятов посылал одну связку за другой, четко и метко, как машина.
   – Ну дает, Девятов… чистый гранатомет… – восхищенно приговаривал кто-то неподалеку от Аникина. Но он уже не успевал рассмотреть кто.
   – Вперед!.. На тот берег!.. – подымая своих людей на переправу, закричал Андрей и, поднимая фонтан брызг, вбежал в воду.

XIV

   Из взвода Аникина на той переправе через Золотые Липы до противоположного берега не добрались девятеро. Еще троих второй взвод потерял во время рукопашной схватки, которая разгорелась на захваченном берегу. Она отняла последние силы у штрафников. Обессиленные, они лежали вповалку вместе с трупами убитых ими врагов и убитых теми товарищей. В первом взводе потери были еще более существенными. Главное – погиб командир взвода Каспревич.
   Об этом вполголоса переговаривались на коротком привале, организованном после непрерывного многочасового марша.
   – А ить в первом же бою… – как бы про себя, но вслух рассуждал Талатёнков.
   – Да, не повезло старлею… – вторил ему развалившийся на пригорке Чесничанский, проще говоря – Чеснок.
   – Знамо дело – не повезло, если пуля ему в аккурат в затылок вошла… – со знанием дела, еще больше понижая голос, почти шептал Талатёнков.
   – Что ты хочешь сказать? – переспрашивал Чеснок. – Что его это… свои?
   – Я ничего не хочу сказать… – перебивал Телок. – Да только я не наблюдал, чтобы старлей затылком вперед наступал. Понял теперь? То-то, и нечего дурачком прикидываться…
   – Слышь, Телок… я тебя прикину щас… между рог… – угрожающе возразил Чесничанский.
   – А ну, тише вы! – остудил пыл подошедший Аникин. – Языком чесать силенок хватает, а как вперед топать, так запала нету…
   Андрей краем глаза уже заметил, что в их сторону, мимо переводивших дух солдат, изо всех сил торопился Карпенко. Неужто по его душу? Передохнуть не дадут, едрен батон…
   – Так, товарищ командир, Телок свой запал потерял, когда Маню Хохлушку на пересыльной станции разминировал, – продолжал тему Чеснок. – Уж больно взрывная особа попалась, чистая бомба. Вот он в ней весь свой запал и оставил. Правда, Телок?..
   Дружный хохот раскатами прошел по пятачку, на котором расположились сидевшие и полулежавшие бойцы второго взвода.
   – А ты что, свечку нам держал? – не сдавался Талатёнков.

XV

   – Когда это ты поспеваешь, Тело́к, запалы свои вставлять? – откликнулся с другой стороны Жильцов.
   – Эх, братцы, видели бы вы эту Маню… – мечтательно потянулся Талатёнков. – Грудь – во…
   Он красноречивым жестом оттопыренных рук продемонстрировал те самые «во».
   – Чистые две шаровые башни под пулеметы… Это ж представьте – на одной броне… Пришлось напролом переть, в наглую. А то поначалу ерепенилась шибко, мол, то да севы торопитесь и так далее… А как же мне не торопиться, ежели состав отправляется? К тому же, вижу по глазам, что мой штурм ей совершенно по вкусу…
   – Ну и горазд ты заливать, Телок… – произнес Чесничанский, сплюнув на мокрую землю и растерев плевок каблуком сапога.
   – Это кто заливает? – воинственно отозвался Талатёнков. – Завидки небось берут, что у самого кишка тонка на бабу залезть…
   – Так ты на нее еще и залез? – с подначкой поинтересовался Чеснок.
   – Ты шо, не слышал? – хохоча, откликнулся Жила. – Телок же тебе ясно объяснил, что Маня была – чистая «тридцатьчетверка».
   – Да ты что, «тэшка» для Мани слишком малогабаритная. К тому же не забывай, Жила, про шаровые бойницы для пулеметов… Это что-то трофейное. Может, даже «тигра»… Чистая зверюга… Она тебе ничего, часом, Телок, не отгрызла, а?.. Пока ты по буферам ее взбирался…
   – Часом я тебе сейчас зачесночу… – вспылил Чеснок. – Почище «тигры» вдарю, да так, что башню свернет…
   – А что за «тигра»? – с нескрываемым любопытством спросил Мадан.
   – Вот олух… Ты что, про «тигры» не слыхал?! – расхохотался Талатёнков. Он был рад переключить внимание на лопоухого салагу. – Ну, ты даешь… Это танк такой, деревня…
   – А ты еще скажи, что ты его броню на части рвал… – вступился за несмышленого бойца Аникин. – «Тигр», Мадан, действительно почище любой зверюги будет… И лучше тебе с ним никогда не встречаться.
   Подошедший в этот миг Карпенко, уловив последнюю фразу, тут же вступил в разговор. От быстрого шага он слегка запыхался.
   – Хотя… товарищ младший лейтенант… если приведется с ним… столкнуться, не так страшен черт, как намалевано. И башку ему наши ребята не раз отрывали…
   – Это ты верно говоришь, сержант… – согласно кивнул Андрей. – С чем пожаловал?
   – Срочно, к ротному… – выпалил Карпенко, переводя дух. – Всех собирает, не иначе что-то серьезное. Уж очень майор насупимшись…

XVI

   Лицо майора было непроницаемо сурово. Собрался почти весь офицерский состав, тут же был и старшина роты.
   – Обоз задерживается… – тяжело произнес Шибановский. Желваки на его щеках заходили ходуном. – Мы не можем тут к чертовой матери застрять. Двигаемся вперед на сухом пайке. Танкисты ждут нас к вечеру завтрашнего дня. И мы не имеем права опоздать ни на час.
   Майор сделал паузу, как бы размечая по пунктам сообщаемую им информацию.
   – Дальше… Движемся в район Бродов. Здесь хозяйничает «Галичина» – эсэсовцы из числа украинских националистов. Они на переднем крае против нас. Мы на их территории, считай, каждый местный – их потенциальный пособник. Поэтому ухо держать востро. Никаких контактов с местными. Только повернешься, получишь нож в спину или пулю из обреза.
   – Каспревич погиб… – какая-то неясная тень мелькнула в зрачках майора. – Угробил половину своего взвода… Все, что он успел накомандовать… И пуля ему за это – поделом… А вам урок, товарищи командиры… Помните: штрафники – это ваши бойцы. Вам с ними на смерть идти, с ними приказы командования выполнять… Других у вас не будет.
   На последнем слове ротный сделал особое ударение. Сплюнув, он передохнул и продолжил:
   – Теперь вот что…
   Он перевел взгляд на лейтенанта Погибко, а потом на Аникина.
   Андрей с трудом выдержал тяжелый взгляд майора. Но глаза не отвел.
   – На марше, до пополнения личного состава, первый и второй взводы временно объединяем под командой лейтенанта Погибко. Одновременно из числа бойцов второго взвода создаем группу из восьми человек. Командиром группы назначается младший лейтенант Аникин. Останетесь после совещания, Аникин.
   – Слушаюсь, товарищ майор! – вытянувшись по стойке «смирно», откликнулся Андрей.
   Когда все разошлись, остались только ротный, начальник штаба Костянский и капитан Чувашов. Майор достал серебряный портсигар и предложил всем папиросы, в том числе и Аникину. Все закурили.
   – Слушай внимательно, младший лейтенант… – негромко проговорил ротный. Голос Шибановского прозвучал с какой-то не свойственной ему ноткой теплоты.
   – Твоя группа, Аникин, получает особое задание. Пойдете напрямик, в тыл врага. Ты и твои парни должны будете преодолеть переднюю линию обороны фашистов, где базируются местные из дивизии СС «Галичина». Сделать это надо по возможности как можно тише, не обнаруживая себя раньше времени. Не разменивайтесь на местных. Вы – истребители танков. Ваша цель – танки в районе города Броды. Есть оперативные данные, что там расположился ударный танковый батальон фрицев. Будете выводить их из строя партизанскими методами: то есть – все средства хороши. Но чем меньше шума, тем лучше для вас. Получишь карту местности, примерные точки дислокации противника.
   Майор на минуту умолк, делая глубокую никотиновую затяжку.
   – В группу отобрать лучших. Самых отчаянных сорвиголов. Но чтобы мозги у ребят фурычили. А то дров наломаете зазря. Группа не за продуктами в тыл отправляется. Истребители танков… Я уже отдал приказ. Соберут по роте для вас вооружение: патронов побольше, диски для «ППШ», два пулемета – «дегтярь» и немецкий, трофейный, гранаты кумулятивные. И такие у нас в запасе имеются… И главное: возьмете запас противотанковых мин. Они – ваше главное оружие. Минами нас хорошенько на станции снабдили. Когда отберешь людей, Аникин, вместе со старшиной отправляйтесь к обозу.
   – Товарищ майор, так мои бойцы минно-взрывному делу не обучены…
   Майор еще раз затянулся и, взяв Аникина выше локтя за руку, отвел в сторону.
   – Что касается минно-взрывного дела… Приставлю к вам специалиста. Девятова знаешь?
   – Знаю…
   – Вот… Он в пехоте служил, но в противотанковом отделении. В этом деле толк знает. Научит твоих. На ходу, правда, придется, а только других вариантов нет.
   – И я немного в минах кумекаю…
   – Вот и хорошо. Вы с сержантом должны подготовить мне группу настоящих истребителей танков…
   Майор бросил окурок на землю.
   – Смотри, Аникин… Задание – не фунт изюма. Навести надо шороху у немцев, да так, чтоб они начисто про передовую забыли. Хотя бы на время. Бойцов на искупление представлю. Так и скажи им. Как стемнеет, мы должны до лесочка добраться. Там вы за линию фронта и уйдете. Начальник штаба тебе подробно на карте маршрут объяснит. А сейчас отбери личный состав, вооружись и сухой паек получи. Эти вопросы тоже со старшиной решишь. Времени у тебя мало… Вопросы есть?
   – Никак нет, товарищ майор…
   – Ну и хорошо. С богом… Действуй…

Глава 2
Смертельный рейд

I

   Как только стемнело, группа, навьюченная мешками с противотанковыми минами, гранатами и прочим вооружением, углубилась в лесок. Поначалу между сосновых стволов идти было легко. Но потом начался лиственный лес, и чем дальше, тем гуще. Уже около трех часов они без передышки двигались по непролазной лесной чаще. Заросли становились все непроходимее, а темнота – все непрогляднее.
   Аникин строго держался азимута по компасу, выданному начальником штаба вместе с картой, на которой красными точками были отмечены районы возможной дислокации вражеских танков. По данным авиаразведки, немецкий танковый батальон разделился на несколько групп. Эти группы, равные по численности взводам, рассредоточились в нескольких селах по дуге, основание которой проходило вблизи города Броды. Для группы Аникина было указано направление в район села Гончаровка.
   – Не иначе как заблудились, командир… – прохрипел Талатёнков. Он шел третьим по счету, вслед за Карпенко и Жилой. Андрей двигался следом за ним, получалось – в середине группы.
   – Не бзди, боец, – шепотом отозвался Карпенко. – Думай о тех, кто идет следом. А то товарищам дышать нечем будет… Думай лучше, как правильно мину под гусеницу ставить.
   Битый час перед этим бывший гвардии сержант рассказывал своим товарищам-штрафникам об устройстве и принципах работы противотанковых мин. Каждый, в зависимости от комплекции, тащил сейчас в своем вещмешке по три, по четыре.
   – Скорей бы уж их использовать к чертовой матери, – не выдержал Талатёнков. – А то они мне весь хребет отбили. Тяжеленные, сволочи…
   – Меньше шума, Талатёнков… – произнес Аникин. – Мы тут возле хутора кружимся. В любой момент на местных можем нарваться.
   – А почему бы и нет, товарищ командир… – отозвался намного тише Тело́к. – На хуторах обычно хозяйские дочки такие ядреные. А по уму – чистая пшеница. Делай с ней что хошь: хошь – просевай, хошь – обмолачивай… Опыту никакого.
   – Слышь ты, опытный… – глухо откликнулся Жила. – Зато батьки у этих дочек такие опытные… В момент тебя и просеет, и обмолотит. Три шкуры спустит с тебя и в амбаре повесит их, сохнуть… Себе на сапоги…
   – Я бы с превеликим удовольствием сейчас подсох, – сострил Талатёнков. Об этом же наверняка думал каждый в группе. От сырого ночного воздуха и мокрой листвы бойцы промокли до нитки – от шинелей и кацавеек до надетых под низ гимнастерок и исподнего.
   – Да, костерок бы теперича… – задумчиво произнес чей-то голос из шедших позади Аникина. Он был такой сиплый, что Андрей не сразу признал в его обладателе Чесничанского.
   – Не понимаешь ты, дурья башка, что местные – эсэсовцы, до зубов вооруженные… – откликнулся Карпенко. – Фашисты из них целую дивизию сколотили. Да еще танки им в подмогу наслали. А теперь думай: если у этих сельских и хуторских братья, мужья, сыновья – в фашистах, кому они помогать будут? А, скумекал? Только сунься к ним, они тебе такой костерок сделают… Дымок от тебя останется.
   – Ну, это мы еще посмотрим… – так же сипло ответил Чеснок.

II

   – Слышите… – вдруг замер шедший вторым Талатёнков. Он остановился так неожиданно, что Аникин чуть на него не налетел.
   – Ты чего?.. Черт… – выругался Андрей, толкнув бойца автоматом вперед.
   Растянувшаяся было цепь подтянулась и встала.
   – Девятов… – окликнул Аникин.
   – Да, товарищ командир, – раздался бодрый голос. Вот боец, ни дождь, ни усталость его не берет.
   – У кого там котелок звенит? Черт подери… – выругался младший лейтенант. – Я же сказал: уложить вещи так, чтобы никакого шуму и звону при движении не было.
   – Это у Мадана, товарищ командир… – со смешком ответил Девятов.
   – Это он об мины, товарищ командир, – откликнулся сам Мадан. Голос его звучал так жалобно, что, казалось, он вот-вот расплачется.
   – Так зафиксируй его так, чтобы он, мать твою, не гремел на весь лес… – раздраженно выговорил Аникин. Зря он взял этого салагу в группу. Тоже, нашелся еще… доброволец… Теперь одно мучение с ним. Аникин был зол на себя и из-за Мадана, и из-за того, что они плутали по этому чертовому лесу, которому не было ни конца, ни края.
   Жила и следом за ним Карпенко продолжали трещать ветками, расчищая группе путь впереди.
   – Товарищ командир, слышите… – опять проговорил Тело́к.
   – Ну что там… Что я должен услышать? Жильцов, Карпенко, притормозите чуть… Тише все… – устало проговорил Аникин.
   Когда наконец наступила тишина, до слуха Андрея донеслось глухое урчание. Где-то впереди, в непроглядной темноте лесной чащи, будто рычал огромный неведомый зверь. Угрожающий этот звук то почти исчезал, то вновь появлялся.
   – Ой, кто это? – раздался с самого конца подобравшейся цепочки жалобный, испуганный лепет Мадана.
   – Кто, кто… конь в пальто, – не преминул процедить сквозь зубы Якимов. Он шел следом за Чесничанским.
   – Только в бронированном пальто… – отозвался Аникин.
   – Так это ж… товарищ младший лейтенант… – обернулся Карпенко.
   – Соображаешь, Карпенко… – откликнулся Андрей. И добавил: – А Талатёнков – молоток. Издалека засек вражью силу. Не разобрать, правда, танки там или самоходки. Ну, для нас особой разницы это не имеет.

III

   Усталость от этого звука как рукой сняло. Бойцы подобрались. Еще бы, ведь они наконец подобрались к главной, заветной цели их боевой задачи. Грозная опасность оказалась где-то здесь, совсем рядом.
   Где-то неподалеку за лесом маневрировали танки. Этот периодически возникавший и пропадающий рык не был похож на то, что моторы работают на марше.
   – Двигаемся вперед… крайне осторожно… – по-деловому, без всяких эмоций, приказал Аникин, и группа тронулась. Не успели они сделать всего лишь несколько шагов, как чаща вдруг расступилась. Здесь, на открытом пространстве, сразу прояснело. Темнота будто расступилась.
   – Похоже на просеку, – предположил вслух Аникин.
   Прогалина, шириной метра в четыре, тянулась наискосок через лес, уходя влево. Оттуда и доносилось рычание моторов. Теперь оно стало громче и явственнее.
   Карпенко наклонился, пытаясь что-то рассмотреть на земле.
   – Командир, не иначе танки эту дорожку и проложили, – произнес он, распрямившись.
   – Да, их работа… – подтвердил командир, ощупывая рукой свежеполоманный ствол дерева. Такие же, вывороченные с корнями и выломанные с мясом, валялись вдоль просеки повсюду.
   – Теперь все – ко мне и слушаем внимательно… – негромко приказал Аникин. Бойцы окружили командира неясными тенями.
   – Разделимся на две группы… – Андрей старался произносить каждое слово четко, отделяя его от предыдущего. После каждого предложения он делал короткие паузы. Для лучшего усвоения услышанного.
   – Я поведу первую. Старший второй группы – Карпенко. С тобой, Николай, идут Жильцов, Талатёнков, Чесничанский и Мадан. Со мной – двое, Девятов и Якимов. Идем вдоль просеки, по краям… Группа Карпенко – по правую руку, двадцать метров позади нас. Мы – слева. В случае обнаружения вражеских танков мы выходим на подрыв. Вы прикрываете. Ждете нас в лесу… Раскрываться в самом крайнем случае… Так, Девятов, передай Чесноку пулемет. А ты, Яким, свое ПТР – Талатёнкову. И мины распределите. Идем налегке – берем по одной мине. И гранаты…
   Разделившись, бойцы крадучись двинулись вперед, на все нараставший звук. Вдруг рокот моторов смолк. Тишина наступила так неожиданно, что все трое из группы Аникина, двигавшиеся по левому краю просеки, на минуту замерли. До слуха Аникина донеслись отрывистые выкрики. Кричали по-немецки, совсем близко.
   Выждав еще несколько секунд, Андрей жестом руки показал остальным «Вперед», и они двинулись вдоль лесной чащи.

IV

   Впереди, за деревьями, замелькали желтые огни, послышался собачий лай и гомон голосов. Просека, поворачивая влево, заканчивалась и выходила на открытое пространство. Пройдя еще несколько шагов, Андрей решил срезать угол и углубился в лес, а следом за ним – Девятов с Якимовым. Где-то там, шагах в тридцати позади, следом за ними шли люди Карпенко.