Подобравшись по-пластунски к самому краю лесной опушки, Аникин и его бойцы внимательно вгляделись в открывшуюся перед ними картину.
   Перед ними на поле, размером примерно с гектар в охвате, расположился хутор. В большом доме горел желтый свет керосинок. Сам дом, добротный, широкий, примыкавшие к нему строения были освещены несколькими прожекторами. Два установлены на земле, один висел на заборе. Тут же, во дворе, за сметенным гусеницами плетнем, стояли они.
   Аникин поначалу даже принял их за хозпостройки. Это были танки. Возле них копошились черные тени, доносилась немецкая речь, смех, восклицания. Свет прожекторов выхватывал из темноты корпуса трех машин. Контуры одной, с приплюснутой башней и широким передом, были хорошо видны. Похоже на «пантеру».
   Один из фонарей вдруг сдвинулся с места. Андрей не сразу понял, что его понес на руках немецкий танкист. Он установил фонарь возле днища, так, чтобы свет падал на ходовую часть. Затем он и еще двое принялись возиться с гусеничным траком.
   Такую же возню затеяли возле танка, стоявшего поодаль. Прыгающий свет прожектора выхватил из темноты еще один хуторской дом. Возле него стояли еще два танка.
   Железный лязг инструментов сопровождался таким же металлическим лязгом немецкой речи. Был слышен рокот работающей электростанции. Похоже, работала на дизеле, вырабатывая электричество для работы прожекторов.
   Скорее всего, машин не больше пяти. Похоже, что танковый взвод фашистских «пантер» расположился на хуторе на ночевку. А может быть, и на более длительную стоянку. Почему они поперли напролом, прокладывая просеку, а не приехали по грунтовой дороге, которую рассеянный луч света выхватывал в лесной прогалине, метрах в ста по левую руку? Наверняка заблудились. Черт побери, и по численности личного состава здесь скопился целый взвод фрицев. Силы для открытого столкновения были слишком неравны. Оставалось ждать.

V

   Прошло минут десять, и лязганье прекратилось. Один за другим потухли два прожектора. Остался только один, тот, что висел на заборе, освещая два танка, стоявших ближе к лесу. Немцы, а, судя по всему, это были механики, негромко разговаривая, направились в глубь хуторского двора. Перед танками замаячила неясная тень. Вот он вышел на свет. В шинели, поеживаясь и переминаясь с ноги на ногу, ходил солдат. С автоматом наперевес. Часовой. Спустя еще несколько минут двое вернулись к дому. На пороге они окликнули часового. Он что-то бодро сказал им в ответ. Наверное, удачи пожелали. Или спокойной ночи. Ну, это уж кому как повезет.
   Немцы вошли внутрь. Свет керосинки в окнах погас. Над хутором повисла тишина. Казалось, она лишь усиливается от тарахтения дизельной электростанции. Аникин отполз чуть назад, к Девятову и Якимову. Они терпеливо молчали, ожидая его указаний.
   – Надо сейчас действовать… – еле слышно прошептал Андрей. – Скоро начнет светать. Они опять повылазят, и тогда нечего нам ловить…
   – А может, товарищ командир… вдарить по ним? – так же бесшумно отозвался Девятов. – По тепленьким? А?
   – Их там человек двадцать пять, судя по экипажам. А вдруг еще больше? – не согласился Аникин. – Расположение их мы не знаем, похоже, они по всем сараям расползлись. Ввяжемся в бой, шуму будет много, а толку – ноль. Наша цель – танки, по ней и будем бить. Тихо надо сработать. Убрать часового и мины под гусеницы заложить. Ты, Девятов, умеешь с запалом обращаться?
   – А как же, товарищ командир. Я в запасном полку и деревянные ящики учился ставить, и «лепешки» металлические. Уж очень они напоминают коровье, извиняюсь…
   – Ладно… – перебил его Аникин. – Под гусеницы одну заложишь, самому крайнему слева. Под переднюю левую ставь. Там удобнее подойти. Задом он не будет сдавать, ему сарай мешает.
   Молча слушавший Якимов вдруг произнес:
   – Товарищ начальник… Я это… со штуками этими не силен обращаться… Я лучше вертухая фашистского… Того… сработаю его.
   Он опустил руку к сапогу и резко что-то выхватил из голенища. В сырой полумгле неясно блеснуло длинное лезвие.
   Аникин не стал ни о чем его спрашивать. Только отрывисто сказал:
   – Действуй, Яким. Мину свою оставь мне. Мы сразу за тобой…
   Кивнув и хищно осклабившись, Якимов тут же бесшумно исчез в кустах.

VI

   Силуэт часового то четко прорисовывался на фоне рассеянного луча прожектора, то растворялся на границе света, возле танков, чернеющих страшными, неясными грудами. Он выбрал себе для перемещения одну из сторон периметра, направленную как раз к лесу, на опушке которого пряталась группа Аникина.
   Какое-то еле заметное, бесшумное движение тени обозначилось у крайнего слева танка. Двигавшаяся тень часового замерла. Аникин стиснул зубы. Руки невольно сжали ствол «ППШ», и палец лег на курок. Фашист стоял так, не шелохнувшись, еще с минуту. Потом он взял автомат на изготовку и направился к темнеющей громаде танка. Он двигался медленнее, чем обычно, выставив вперед ствол своего «шмайссера». Андрей взял его силуэт на мушку и вел до начала зоны мглы. Различить его там не было никакой возможности. Вдруг до них долетели неясные шорохи и, следом, тут же кто-то тяжело и неясно охнул.
   – Похоже, Яким дело сделал… – вслух прошептал Девятов.
   – Вперед, – только бросил в ответ Аникин и, вскочив на ноги, на полусогнутых засеменил к танкам.
   Да, похоже было, что Яким свое дело сделал. Если бы повезло немцу, тот бы выстрелил. Выяснять времени не было. Рукояти мин оттягивали руки к земле. Взрыватель от якимовской мины Андрей сунул в карман шинели. Теперь он больно бил по левому боку.
   Навстречу к ним из тьмы выскочил Яким. Его глаза и все лицо было каким-то нечеловечески перекошенным и ошалелым. Он по-прежнему сжимал в руке нож. Его лезвие было запачкано чем-то густым и черным на свету.
   – Сторожи выход из дома, – шепнул ему Аникин, падая на колени возле гусеничного трака. Танковая громада вблизи показалась еще огромнее. Она нависла и надвинулась над ним. Аникину показалось, что еще секунда, и она его раздавит. «К черту, к черту», – почему-то твердил он, судорожно выкапывая грунт из-под широкой, ледяной на ощупь гусеницы. Насыщенный запах машинного топлива и смазки бил в ноздри. Земля под гусеницами была мягкой, Андрей легко углубился на нужное расстояние. Затем он установил в подготовленное углубление массивный металлический цилиндр и аккуратно вытащил из вещмешка круглую шашечку взрывателя.
   Так, теперь запал. Ввинчиваем. Аккуратно, вот сюда, по центру… Пальцы Андрея на ощупь скользили по гофрированной поверхности мины, нащупывая по центру гнездо для взрывателя. Теперь крышечка. Опять крутим, аккуратненько… Аникин отер пот со лба и стал спешно засыпать землей гостинец для фашистов, приведенный в боевую готовность. Разровнять, вот так. Есть… Теперь к следующему танку.

VII

   Где-то совсем рядом скрипнула и распахнулась настежь дверь. Будто чья-то огромная рука вбросила в разлитую над хутором темень порцию света. Андрей прижался к гусеничному траку и замер. Дверь захлопнулась, и снова стало темно. Аникин успел заметить торчащие из-за танка сапоги убитого Якимом немца.
   Раздались голоса. Разговаривали двое или трое, по-немецки. Женский голос, глухой и сдавленный. «Не можно, пан Фогель… не можно…» то и дело вклинивалось в немецкое «гыр-гыр-гыр». Эти вышли из другого строения, стоявшего поодаль, за ближним к лесу домом. Один остался курить на крыльце, а две тени двинулись прямо в сторону Аникина. Тот, что остался на крыльце, что-то сказал вдогонку удалявшимся.
   – Йа, йа, Отто… Du ist folgend…[1] – ответил ему второй, тот, что шел с женщиной в их сторону. Тот, которого второй назвал Отто, бросил окурок. Красный глазок описал дугу и потух. Он тяжело вздохнул и вошел внутрь.
   Свет из времянки на миг выхватил приближавшихся. Немец с автоматом на плече, стволом вниз, правая рука придерживает ремень. Левая обнимает за талию женщину так крепко, как будто переламывает ее податливое тело пополам. Он пытается шарить руками по ее телу, но она всякий раз отталкивает его руки. На ней расстегнутый мужской пиджак, платок и длинная темная юбка, и вся она из-за одежды кажется бесформенной. Вот они снова погрузились в темноту, и Аникин только слышит бессвязный шепот немца и негромкий голос женщины. В голосе все больше беспомощности и отчаяния.
   Они остановились.
   – Франц… Du da? Anblicke, wer ich dir führte…[2] Франц!..
   Наверное, он звал часового. Тот уже не ответит. Послышался шорох одежды, неясное бормотание и то же «не можно», все более настойчивое. Они расположились по ту сторону машины. Вот черт, никакого маневра. Аникин крадучись пробрался вдоль борта к задней части «пантеры». Времени пережидать нету. Яким теперь вряд ли подберется незамеченным от дома к танку. Это пространство хорошо освещалось единственным включенным фонарем. Похоже, убрать эту парочку придется Аникину.
   Андрей выглянул из-за края брони. Свет фонаря бил прямо на эту часть борта. Со стороны дома немца и женщину было видно плохо, но для Аникина они были как на ладони. Немец прижал ее к броне, навалившись всем телом. Платок ее упал с волос на плечи, открыв коротко стриженные волосы и моложавое курносое лицо. Руки его шарили сначала под пиджаком, сжимая ее грудь, потом опустились вниз. Задрав юбку, ладони заскользили по белесым бедрам и ягодицам. «Не можно, не можно», – уже прерывисто, с учащенным дыханием повторяла женщина, но губы немца ловили ее рот, не давая говорить. Аникин напрягся, вытащив из голенища трофейный финский нож. Вот момент. Ударить его под левую лопатку, потом эту подстилку фашистскую – под правую грудь…
   В миг, когда Андрей уже сделал было шаг из своего укрытия, из-за второй машины метнулась широкая тень. Немец даже не успел повернуться, как приклад девятовского автомата ударил его со всей силы в затылок. Череп фашиста раскололся, как орех. Голова его по инерции со всей силы жахнула женщину по лицу. Андрей слышал, как глухо и сильно стукнулся затылок женщины о броню танка.
   Девятов еще два раза с силой ударил упавшего прикладом в висок.
   – Хорош… – прошептал подоспевший Яким. – Фашист готов. А с бабой что делать?
   Она лежала без сознания рядом, забрызганная кровью и мозгами своего несостоявшегося кавалера.
   – А что делать, добить ее… – в горячке выпалил Девятов и опять замахнулся своим прикладом.
   – Погоди… – остановил его Аникин. – Оставь ее. Она и так в отключке. А местных нам против себя восстанавливать резона нет. Что с миной?
   – Стоит, товарищ командир… – шепотом отрапортовал Девятов.
   – Черт, еще бы одну…

VIII

   Не успел Аникин ответить, как дверь дома распахнулась. Один за другим трое немцев в расстегнутых гимнастерках вышли на крыльцо. Первый, потянувшись, так и застыл на месте. Он смотрел прямо на Аникина и его бойцов, вернее, вглядывался в полумглу, видимо, не мог различить, что здесь происходит.
   – Франц?.. – заплетающимся языком спросил он. Голос его вдруг в момент протрезвел. – Франц… Wo ist…
   Договорить он не успел. Аникин выпустил по ним очередь из своего «ППШ» и крикнул Девятову и Якимову:
   – Отходите!.. Я прикрою…
   Шум и крики раздались в доме. Сразу несколько вспышек с грохотом взорвали темноту ночи. Стрельбу вели с другого конца поля, где наверняка тоже были выставлены часовые. По танковой броне защелкали пули. Андрей упал на землю и отполз за катки танковых гусениц. Немцы один за другим выбегали на улицу и тут же падали как подкошенные под пулями его автомата.
   Раздался звон стекла. Из разбитого окна гулкими очередями заработал пулемет. Скорее всего, ручной «МГ». Он стрелял в сторону Андрея и куда-то в лес, наверное, по отступающим товарищам Аникина.
   Короткой очередью Андрей погасил единственный горевший фонарь. Вся местность погрузилась во тьму, то и дело озаряемую вспышками выстрелов и пунктирами трассирующих пуль. Пулемет не унимался. У Аникина на миг мелькнула мысль о хуторянах, которые могли находиться в доме. Но ничего не оставалось делать. Андрей выхватил из вещмешка оборонительную гранату и, примерившись, метнул в оконный проем. Сноп пламени озарил деревянное нутро дома. Раздался истошный крик. Андрей почувствовал запах дыма. В темноте его не было видно, но клубы его наверняка валили из окна.
   Пули градом сыпались на остов немецкого танка, прикрывавший Аникина слева. Спросонья немцы не могли разобраться, что происходит, кричали, палили во все стороны.
   Андрей, стреляя по мечущимся теням, стал отползать в сторону леса. Огибая бронированную громадину, он успел заметить, как лежавшая возле убитого немца женщина шевельнулась. Андрей расстегнул шинель и гимнастерку фашиста, нащупал в кармане бумаги и вытащил. В этот момент вспыхнули два прожектора. Желтые лучи заметались по территории хутора, по полю, по чернеющей метрах в тридцати стене спасительного леса.
   Андрею надо было туда. Налегке, с одной оставшейся в вещмешке миной и гранатами, он пополз по пашне. Свист пуль усиливался. И тут со стороны леса по хутору открылся шквал огня. Значит, подоспел Карпенко с остальными. Ребята прикрывали отход своего командира. Били из «дегтярева» и трофейного немецкого пулемета, из автоматов и винтовок. Теперь немцы окончательно сообразили, откуда на них обрушились все напасти. Истошные команды на мгновение перекрыли гул стрельбы.
   Пламя внутри хуторского дома разгоралось, и в его отсветах было хорошо видно, как сразу несколько групп бросились к силуэтам танков и принялись карабкаться на броню. Спустя всего несколько секунд взревел мотор одной из машин, потом второй.
   Неужели они собирались броситься в погоню на танках? Нет, скорее всего, немцы решили использовать для подавления огневых точек противника танковые пушки и пулеметы.

IX

   Андрей судорожно полз по земле, ощущая всем телом, как дрожит земля от разогревающихся моторов фашистских «пантер».
   – Командир, сюда, сюда… – Аникин услышал голос Карпенко. Вот из кустов, прямо перед взмыленным лицом Аникина, вынырнула его счастливая физиономия. Руки с двух сторон подхватили командира под мышки и втащили в заслоненную кустарником ложбину.
   – Сматываться надо, товарищ младший лейтенант… – все тем же счастливым шепотом тараторил Карпенко. – Они щас вдарят по нам из орудий своих. Размажут, как масло по хлебцу…
   – По… годи… – переводя дух, выговорил Андрей. – Им, чтобы башни в нашу сторону развернуть, для начала надо маневр небольшой сделать.
   В этот миг прямо на башне одного из танков с грохотом вспыхнул сноп огня. Черные тела с криками скатились на землю. Новая волна паники накрыла хутор.
   – Ага! Есть сюрприз… – со злой радостью вскричал Девятов. – Я ить третью машину не успел заминировать. Так им оставил гостинчик. Гранату к люку прикрепил, на манер растяжки. Если открыть, чека и выдернется. Сработало!..
   – Ух, молодец, Девятов… – выдохнул Андрей. – Работает голова…
   – Ничего… кумекаем малость… – пробормотал солдат, снова припав к прицелу автомата.
   – Эх, что там мины наши… не подкачали бы… – нетерпеливо выговорил Яким.
   – А ты что их, ставил? – с иронией спросил Девятов.
   – Слышишь, ты… – с обидой в голосе ответил Якимов. – Чтобы ты их поставил, я сначала гада фашистского пришил.
   – Ладно вам… – урезонил их Аникин. – Оба дело свое сделали как надо. И нечего мериться теперь, кто больший молодец…
   Тут мотор ближнего из танков – того самого, под который заложил мину Аникин, – несколько раз взревел, будто предупреждая: «Разойдись, поеду». Машина тронулась, и тут же прогремел взрыв.
   С опушки было хорошо видно, как вся правая сторона ходовой разлетелась на катки и звенья гусениц. Машина встала, завалившись на правый бок и уперев ствол пушки в землю. Заревела вторая машина, и снова грохнуло. Этот танк уже был девятовской работой. Машину подбросило передом вверх. Двигатель второго танка сразу заглох.
   – Приготовься, ребята… – проговорил Андрей. – Сейчас экипаж полезет. Тут их и принимайте… Только не сразу…
   С минуту никакого движения внутри танков не намечалось. Наверное, взрывной волной экипажи обеих машин здорово контузило. Зато снаружи гам и беспорядочная стрельба только усилились. «Партизанен! Партизанен!» – вперемешку с другими немецкими словами неслось над хуторскими крышами. Паники добавляло пожарище. Огонь уже полностью овладел деревянным домом. Бревенчатые стены горели, как порох, озаряя все вокруг зловещим кроваво-красным светом.

X

   В отсветах огня было хорошо видно, как немцы цепью, кто во что одет, с оружием в руках выдвинулись в сторону леса. Они залегли по внешней стороне сломанного хуторского забора, к лесу лицом, и вели непрерывную стрельбу.
   Блики пожара скользили по черным башням обездвиженных танков. Вот на одной открылся люк. С трудом, как будто крышка была неимоверно тяжелой, ее откинула рука. Потом из отверстия показалась голова. Она была без пилотки и шлема. Даже отсюда, из леса, в отсветах пламени было видно, что немец белобрысый. Он, будто пьяный, шатаясь, выкарабкался наружу, сначала вполтела, потом высунул и ноги.
   – Не стрелять, пусть другие выползут… – тихо, но отчетливо произнес Аникин.
   – Ишь, как его качает… – не преминул прокомментировать Талатёнков. – Хорошо его двинуло… миной-то…
   – Откуда знаешь, что миной, – произнес Девятов. – Может, и не миной вовсе. Может, он от горилки хохляцкой не оклемался еще. У них там, знаешь, какая гулянка шла? С бабами… Мы там одну уложили. Как раз для тебя, Телок. Хошь, сгоняй к ней… А я тебя прикрою…
   Приглушенный хохот всей группы прервал голос Аникина.
   Первый танкист вернулся к отверстию люка и опустил туда руки. Вот он извлек на поверхность своего товарища. Половина его туловища торчала из башни.
   – Иди ты… и у фашистов взаимовыручка… – удивленно проговорил Чесничанский.
   – Приготовились… – прошептал Андрей.
   – А ты думаешь, ты один – человек… – философски сказал Яким. – Немчура – они тоже люди…
   Произнеся это, он пустил в башню очередь из только что захваченного трофейного «шмайссера». В обойме были и трассеры. Их пунктир хорошо обозначил траекторию полета пуль, которые принялись кромсать тела на башне. Для остальных это словно послужило отмашкой на старте. Будто боясь не успеть всадить в фашистов свою порцию стали, все открыли огонь по танкам и по цепи, залегшей на земле под домом. Под этот шквал угодили и механики, выбиравшиеся из люков на корпусе в передней части танка.
   Один, потом второй пулемет заработал со стороны хутора. Кусты, в которых укрылись истребители танков, выкашивало, как косой.
   – Уходим!.. – крикнул Аникин. – Все – в глубь леса… Мы с Девятовым прикрываем.
   Пулеметные пули, впиваясь в землю, кидали в лица бойцов комья грунта и искромсанные ветки.
   – Командир! – раздался голос Мадана. – Девятов ранен… Плечо, кажется…
   – Бери его на буксир… – тут же приказал Аникин. – Якимов – возьми у Девятова пулемет. Прикроем…
   – Не вопрос, командир… – Штрафник тут же отполз в сторону корчащегося от боли товарища и, приняв из его рук оружие, выдвинулся к краю опушки.
   – Уходите, уходите… вдоль просеки, мы нагоним… – сдержанным криком подстегивал Андрей, давая своему автомату несколько секунд на то, чтобы хоть немного остыть.
   – Карпенко… – остановил он бойца. – Давай свой «МГ». Поменяемся на время. А то у моего ствол вот-вот разорвет…
   На ходу они переменили оружие, как будто поменялись эстафетными палочками.
   – Командир… – спешно затараторил Карпенко. – Я останусь. Нельзя вам…
   – Отходим! – не терпящим возражений голосом оборвал Аникин. – Мы – следом… Давай, бегом… уводи людей…

XI

   Одну из танковых башен немцы все-таки развернули в сторону леса. Теперь в дело вступил один из курсовых пулеметов. Пламя вырывалось из башенной щели, по широкому сектору поливая очередями всю лесную опушку, которую спешно покидали аникинские штрафники. Поддержанные такой огневой мощью, под прикрытием трех пулеметов, фашисты перешли в атаку. Аникину было хорошо видно, как их черные силуэты вырастали из травы.
   Ночное небо и лес вдруг посветлели и стали серыми, свидетельствуя о приближающейся заре.
   – Слышь, Яким… – проговорил Андрей, выставляя взятый у Карпенко немецкий пулемет на сошки.
   – Да, командир… – откликнулся боец.
   – Ты не торопись боекомплект расходовать… Поближе подпусти…
   – Ясно…
   – Нам еще только утра не хватало, – зло усмехнулся Аникин. – Заря приближается…
   – И гады приближаются… – с юмором приговоренного в голосе ответил Якимов.
   – А мы щас им покажем, Яким… – в тон бойцу ответил Андрей.
   – Можете не сомневаться, товарищ командир…
   Они ударили по наступающей неровной цепи почти одновременно. Несколько немцев упали замертво, как подкошенные. Другие попытались залечь. Но они подошли слишком близко, а земля тут была распахана и ровна, как стол, так что укрыться было негде. Пули, выпущенные Аникиным и Якимом, рыскали по этому пространству, вздымая вверх земляные фонтанчики и, одного за другим, отыскивая врагов. Вот трое или четверо, оставшихся в живых, начали отползать назад. Воздух становился все светлее, и в широкое пространство поля, окруженного плотным кольцом леса, стал густыми клубами наползать туман. Он окутал и клубящийся черным дымом остов горящего дома, и весь хутор, разбитый и растерзанный ночным нападением аникинской группы.
   – Смотрите, командир… – Яким ткнул пальцем в башню «пантеры», из которой по ним строчил пулеметчик. Башня и ствол стали перемещаться. Выцеливали прямо в них.
   – Все, и нам пора…
   Андрей успел сказать, но сделать что-то уже не смог. Будто сразу тысячи громов громыхнули одновременно возле его ушей. Страшная, неимоверная сила раскаленной ладонью провела прямо над его головой, вмяла его тело в мягкую землю и ушла в глубь леса. Андрей поднял голову, очумело озираясь и не понимая, что происходит. Вот возле него появилось лицо Якимова. Тот, судя по перекошенному рту, что-то кричит ему прямо в ухо. Но Андрей ничего не слышит. В голове только звон и гул – как будто в мозгу надулся огромный пузырь, который не пропускает звуки внутрь. Но вот пузырь лопнул, и в уши с болью и скрежетом хлынула волна смертоносных звуков.
   – …ндир… скорее… – разобрал он ошметки слов, вылетавших из кричащего рта Якима. Тот с силой тряхнул рукой Аникина за плечо. Еще не придя в себя, Аникин послушно сложил сошки, переметнул ремень на шею. Раскаленный ствол пулемета, качнувшись, ожег ладонь, но Андрей даже не почувствовал боли. Заплетающимися полусогнутыми ногами, бегом они уходили в чащу, каждый миг ожидая спиной нового выстрела танка.

XII

   – Сюда, товарищ командир… – Яким уверенно выбирал путь в зарослях. Аникин думал только об одном – успеть, не отстать от него.
   Глухота почти прошла, остались только шум в голове и боль в ушах.
   – Хорошо, что мы оказались к нему слишком близко… – бормотал Андрей. – Прямой наводкой – все равно перелет будет.
   – Зато как жахнуло! – взбудораженно отозвался Яким. – Я думал – башка лопнет… Смотрю, а вы, товарищ командир, того – в полной «несознанке». Думаю, все, кранты…
   – Ничего, Яким… Нас так дешево не возьмешь… – отозвался Аникин.
   – Ага, и я того же мнения… Вот, видите… Наши тут шли точно…
   Якимов показал на сломанную ветку и несколько смятых листьев.
   – Да ты настоящий следопыт, Якимов… – похвалил его Андрей.
   – Следопыт не следопыт, а варнацкое дело нам малость знакомо… – с хитрой улыбкой ответил боец. – Из тайги выйти не каждый может…
   Яким вдруг остановился и замер. Аникин чуть не налетел на него по инерции.
   – Чего ты?.. – спросил он, тоже останавливаясь.
   – Слышите?.. – произнес Яким, вслушиваясь в лесные звуки. – Слева по борту… Похоже наши…
   Андрей тоже различил в глубине чащи шорох и треск ломаемых сучьев.
   – Может, позвать их… а, товарищ младший лейтенант? – спросил Яким.
   – А если это немцы? Не-ет… – ответил Аникин. – Давай тихим ходом на них держаться. Без шуму подберемся. Береженого, сам знаешь…
   – Оно и верно… – согласился Яким и изменил направление движения. Ступать они стали осторожнее, стараясь не шуметь лишний раз.
   – Смотрю, Яким, ты и в «товарищи» меня уже записал… – по пути заметил Аникин. – А то поначалу все «гражданином начальником» величал…
   Якимов покряхтел и откашлялся.
   – Оно-то привычнее… поперву, товарищ командир… – с признательной интонацией в голосе ответил он. – Для меня-то восемь лет кто в форме, непременно гражданин начальник был. А теперь вроде как и сам…
   Он приостановился и пожал плечами, добавив:
   – Родину вот… защищаю…
   Сплюнув, Яким ощерился, показав ряд металлических зубов, таких же по виду свинцовых, как и его маленькие, глубоко утопленные в глазницы зрачки.
   – Я тебе скажу одно, командир… У меня каждое слово на весу, и базар фильтровать я умею. Так что, если говорю «товарищ», значит, так оно и есть. После дела сегодняшнего можно… Потому как за спины наши штрафные ты не прятался и огнем прикрывал…