Игорь сразу вскочил. Женя тоже хотел подняться, но ноги его не слушались.
   – Да какой «бухали», товарищ старшина? – напористо стал отговариваться Двуха. – У нас тут сок, водичка минеральная… Ни водки, ничего… Хотите бутерброд?
   – Вижу ведь по рожам, что бухали! – гаркнул снова старшина, проигнорировав щедрое предложение призывника. – Куда спрятали? Ну-ка, дыхни! – обернулся он к Двухе.
   Тот вытянул губы трубочкой, точно хотел старшину поцеловать, и легонько подул.
   – Во! – обрадовался старшина. – Я же говорил!.. Быстро мне бутылки отдали! Ну? Два раза повторять?
   Тут встал Александр.
   – Выпили немного, не отрицаю, – вежливо улыбаясь, проговорил он. – Только больше ничего не осталось. Мы и захватили-то с собой – по глоточку.
   Это было правдой. Волшебные яички Двухи к тому моменту закончились. Физиономия старшины побагровела еще больше.
   – Ты тут самый умный, да? – заревел он.
   Женя замер от ужаса. Надо же, только ему показалось, что жизнь вроде начала налаживаться, и вот… Но Александр, кажется, ничуть не испугался. Он наклонился к уху старшины и что-то тихо ему сказал. Тот поморщился, подумал… снова поморщился и, буркнув Александру:
   – Давай за мной! – двинулся в обратном направлении, к купе проводников, оккупированному на время поездки сопровождающими призывников офицерами. – Сейчас разберемся с тобой, с умником…
   – Что теперь будет? – проскулил Сомик, когда Александра увели.
   – Да чего ты ноешь-то? – проговорил Двуха, посмотрев на Женю несколько удивленно. – Все путем будет.
   – Я не ною, – постарался принять независимый вид Сомик. – Я за него беспокоюсь. Сам же говорил: один за всех и все за одного. Мы ведь банда.
   – Банда! – подтвердил Двуха. – Да ты за него не переживай. Сашок наш – пацан не простой. Я еще на распредпункте про него все узнал. Ну, то есть, он сам мне рассказал… Он из Разинска, знаешь, городок такой? Там зона еще поблизости, где мой дядька последний срок отбывал. Так вот… – парень выдержал многозначительную паузу и договорил: – Батя нашего Сашка – мэр этого самого Разинска. Понял?
   – Ну-у… – неуверенно протянул Сомик. – А чего ж он служить пошел, если… его батя – мэр?
   – То-то и оно! – ухмыльнулся Двуха. – Значит, надо было, если пошел. В этом самом Разинске не развернешься, так Сашок, значит, в Саратов тусить ездил. Ну и… в клубе там какому-то дятлу нос набок свернул. Приняли его мусора, а у него еще и колеса были с собой какие-то. Если бы в родном городке, так ничё бы ему и не было, отпустили бы, извинились и до дома с мигалками проводили… а дятлу клюв вообще оторвали, чтоб знал, на кого бычить. В общем… Он сам подробно не рассказывал, но я так понял, что дело по уголовке на него все-таки завели, даже два. Потом одно закрыли, типа, за отсутствием состава… А потом и второе закрыли. А потом снова завели, потому что тот дятел вонь поднял. Короче, от греха подальше поехал Саша в армейку, возраст-то подходящий. Ну? Теперь понял?
   Женя помолчал. Потом пожал плечами. До него никак не доходило, что же он должен еще понять?
   – Ты, братан, чё-то какой-то малахольный, – сощурился Двуха. – Ты того… гляди… нам такие не нужны, косяки только пороть будешь, а нам расхлебывать…
   Сомик похолодел.
   – Ладно, не ссы, – смилостивился Игорь. – Мажор наш Сашок, вот что. Бабла у него немеряно. Такого земляка иметь – жирно жить будешь…
   Тут вернулся Александр, похлопывая себя по ляжке на ходу полулитровой пластиковой бутылкой «Колы». Жидкость в бутылке была подозрительно рыжего цвета.
   – Бабло побеждает зло! – высказался он, усаживаясь обратно на свое место.
   – Чё, проблема решена? – осклабился Двуха, снова опускаясь на корточки в проходе.
   – А то… Сразу две проблемы решены, – уточнил Александр. И протянул ему бутылку: – На, глотни…
   Игорь понюхал горлышко, осторожно отпил и охнул:
   – Конина, что ли?
   – Так точно, коньяк, – сверкнул зубами Александр.
   – Ну ты вообще!.. – закрутил головой Двуха и, глотнув еще раз, хлопнул парня по колену (до плеча ему в его положении было не дотянуться). – Как ты их… шакалов вонючих, построил! Командор, короче!
   Эта оценка Александру очень понравилась. И Двуха за это сразу же уцепился.
   – Вот! – сказал он. – И погоняло тебе нашлось, братан! Будешь Командором! Ну, давайте, пацаны, за нас, за земляков! Земляки должны друг за друга стоять! Мы банда, пацаны!
* * *
   Утром следующего дня Сомик проснулся еще до оглушительного: «Па-адъем!!!» В вагоне коллективный храп колыхал густой спертый воздух. Колеса под полом стучали редко и негромко. За окнами в сереньких туманных сумерках проплывали черные силуэты деревьев, иногда между ними можно было увидеть тоскливо покосившиеся, темные и явно давно покинутые избы.
   «Подъезжаем», – понял Сомик.
   Во рту у него было сухо, глаза и лоб давило несильной, но противной болью. Всплыли в сознании вчерашние события, и Женя неожиданно для самого себя улыбнулся. Сумбур и ужас, подстерегавший его за поворотом судьбы, схлынул. Теперь происходящее более-менее ровно укладывалось в привычные для него рамки. Сомику показалось, что он уже может разглядеть свое будущее, предугадать его, как всегда предугадывал сюжетные перипетии любимых сериалов… Трое парней, таких разных (типичный «реальный пацан», типичный представитель золотой молодежи и типичный – чего уж греха таить – маменькин сынок), сбились в одну команду, готовые противостоять грядущим опасностям. Их ждет множество приключений, но, в конце концов, они, все преодолев, возмужав и вообще изменившись в лучшую сторону, достигнут непременного хэппи-энда…
   Размышления прервал грохот:
   – Па-адъем!!! – и призывники зашевелились, заспешили к туалетам, у которых моментально образовались длиннющие очереди.
   И Женя Сомик горько пожалел, что так бездарно потратил драгоценные минуты тишины и относительной свободы передвижения.
* * *
   Когда их выстроили на перроне, Игорь-Двуха пихнул в бок Сомика и зашипел:
   – Вон, гляди, пацан стоит… Третий с того бока, видишь? Это тоже земляк наш, я его с распредпункта помню. А ты?
   Женя послушно повернул голову, посмотрел на парня, на которого указывал Двуха, ничем вроде не примечательного парня, если не считать того, что вместо спортивной сумки, туристического рюкзака или «челночного» клетчатого баула, которыми были отягощены остальные призывники, парень имел при себе только тощий полиэтиленовый пакет, перекрученными ручками намотанный на запястье.
   – Кажется, нет, – пожал плечами Женя.
   – Видать, в другом вагоне ехал, – предположил Двуха. – Зовут его… Не помню, как зовут. А погоняло ему дали – Гуманоид. Потому что он какой-то… с закидонами. Пацаны рассказывали, он на двух дедов полез с кулаками – еще там, в распределительном… Едва утихомирили. Знаешь, что такое «гуманоид»? Это типа инопланетянина… Этого беса мы в банду не возьмем, да, Командор? – вопросительно проговорил Двуха, повернувшись к стоявшему рядом Александру. – Он хоть и земляк, из Саратова, но чё-то какой-то…
   – Посмотрим, – пожал плечами Командор. – А как там с дедами было-то? Накостылял он им? Или они ему?
   – Да вроде врезал пару раз. А потом полкан подоспел, и их растащили…
   – А кто он такой вообще, этот Гуманоид?
   – А хрен его знает. В сторонке всегда держится. Вроде сирота он, я слышал. Из детдома. Детдомовский, значит, чувачок… Все они, детдомовские, с прибабахом…
   Перед строем возник давешний старшина. Физиономия его теперь была не багровой, как вчерашним вечером, а нездорово бледной, даже несколько зеленоватой.
   – Отставить разговоры! – хрипло, но звучно проорал он и скривился, как будто собственным голосом ему больно резануло по ушам. – Слушаем меня, товарищи призывники! Сейчас дисциплинированно выходим на вокзальную площадь. Там строимся в колонну по два и маршируем к расположению части…
   – Охренеть, – высказался кто-то, – что, автобус не судьба была подогнать?..
   Старшина зарыскал глазами по строю.
   – А-атставить р-разговоры! – прорычал он, не найдя высказавшегося.
   – Товарищ старшина? – выступил вперед Командор. – Можно поинтересова…
   – Можно – Машку за ляжку! – рявкнул в ответ старшина. – И Мишку за шишку! В армии принято: «Разрешите обратиться!»
   – Разрешите обратиться? – поправился Командор. – Далеко ли до части?
   – Другое дело… Отвечаю: две целых, три десятых километра. От города.
   – А по городу сколько? – спросил кто-то из строя.
   – Примерно столько же, – проворчал старшина. – Отставить разговоры! Призывник, встать в строй. Теперь слушаем внимательно! По ходу движения не разговаривать! Колонну покидать запрещается! В случае возникновения каких-либо проблем – немедленно ставить в известность меня или любого другого сопровождающего вас офицера.
   – Раскомандовался… – прошелестело в задних рядах строя. – Мы присягу, между прочим, еще не принимали, чтобы нам приказывать…
   Слух у товарища старшины, видимо, был тонкий, зато наблюдательностью он не отличался. В очередной раз безуспешно поискав суровым взглядом особо говорливого призывника, он напряг глотку и выкрикнул:
   – Кому сказано: отставить разговоры!.. Для особо умных напоминаю: вы уже находитесь в ведении Вооруженных Сил Российской Федерации. И если какой-нибудь дурак по ходу следования в часть умудрится попасть под машину или… еще как-нибудь отличится… – старшина продемонстрировал строю кулак размером с дыню, – я его потом в части лично сгною!
   – Изя, утонешь, домой не приходи, убью… – немедленно прохихикал невидимый остряк.
   – И последнее! В случае обнаружения по ходу движения какой-нибудь надобности – в смысле, поссать или посрать – это вы должны были сделать раньше. Вопросы? Нет вопросов. За мной шагом марш!
* * *
   Колонна двигалась по улицам городка расхлябанно: постоянно кто-то отставал, кто-то, наоборот, натыкался на впереди идущих. Многие на ходу курили и почти все разговаривали. Офицеры, видимо, не впервые сопровождавшие в часть еще не отесанных службой призывников, на подобное реагировали вяло. Однако, после примерно часового марша по городу будущие защитники Отечества поутихли. Шагать в строю, не имея возможности остановиться и передохнуть, да еще тащить на плечах сумки и рюкзаки – для многих это было немалым испытанием. Да и сам городок обилием достопримечательностей не отличался, развлечь себя осмотром окрестностей возможным не представлялось.
   Впрочем, на одном из окраинных дорожных перекрестков неожиданно стало ясно, что и в таком захолустном городке все-таки может произойти достойное внимания событие.
   Сдвоенный визг тормозов, мгновенно превратившийся в пронзительный скрежет, заставил всех идущих в колонне и сопровождающих ее обернуться на проезжую часть. Новенький «порш», шустро нырявший из одного ряда в другой, слипся бок к боку с дряхлой «копейкой», покрытой пятнами бурой ржавчины по всему кузову. Видно, водитель «копейки» слишком поздно вспомнил золотое правило: автолюбителям с такой манерой езды дорогу лучше уступить.
   – Впритирочку! – восторженно воскликнул Двуха, приостанавливаясь.
   – Продолжать движение! – крикнул шествующий во главе колонны старшина, потому что Двуха оказался далеко не единственным призывником, испытывавшим жгучее желание притормозить и поглазеть, что будет дальше.
   – Не растягиваться! – полетели оклики из середины и из хвоста колонны, которая, несмотря на это, изрядно замедлила ход.
   Дверь «порша» с водительской стороны распахнулась. Из иномарки вывалился парень в красной ветровке, такой неожиданно яркой, что на грязной улице он смотрелся этаким буйком в мутных водах черноморского пляжа. Парень обежал капот, схватился за голову и даже присел, оценив масштабы разрушения. Следом за «буйком» «порш» покинул солидного вида мужчина в длинной куртке из мягкой кожи и остановился рядом с автомобилем, покачиваясь.
   – Всю бочину снес, сука! – визгливо прокричал парень, обращаясь, вероятно, к солидному. – Смотри, что сделал!
   Мужчина дошел до капота, посмотрел и, безнадежно махнув рукой, достал из кармана мобильник.
   Из «копейки» торопливо, но неуклюже – через переднее пассажирское сиденье – выбрался совсем молоденький пацан, на вид не старше восемнадцати лет, с длинными волосами, стянутыми на затылке в жидкий хвост. Ни сказать, ни сделать пацан не успел ничего. Водитель в красной куртке с криком:
   – Смотри, что ты сделал, урод! – скачками подлетел к нему и схватил за грудки.
   – Эх, он ему сейчас… – возбужденно сверкая глазами, выдохнул Игорь. – Весь левый бок разворотил, там ремонту… штук пятьдесят таких «копеек» продать – и то не хватит.
   – И страховка не покроет, – со знанием дела покачал головой Командор. – Хотя, смотря какая страховка. Хотя, нет, все равно не покроет…
   – Подтянулись! – надрывался старшина. – Что вам тут, цирк, что ли? А ну вперед!
   Но колонна все равно еле ползла. Уж очень интересные события разворачивались на проезжей части.
   Водитель «копейки», пятясь, что-то неслышно говорил и все пытался отцепить от себя руки парня из «порша». Когда ему почти удалось освободиться, парень в красной куртке, который был заметно шире его в плечах и на голову выше, вдруг отпрянул и размахнулся, целя своему визави в лицо. Длинноволосый успел увернуться, уж слишком широко размахнулся его противник, но споткнулся и упал на колени.
   «Буек» не упустил удачного момента. Не давая водителю «копейки» подняться, он дважды – на этот раз без риска промахнуться – ударил его ногой в живот.
   Солидный мужчина расхаживал перед капотом «порша» и разговаривал по мобильному телефону, то и дело наклоняясь и рассматривая повреждения. На происходящее всего в нескольких шагах он лишь мельком оглянулся.
   Колонна призывников гудела, свистела, орала:
   – Не хрена лежачего пинать!..
   – Мочи волосатых!..
   – Хватай его за ногу, чего валяешься?!.
   – С разбегу! Футболом его, футболом!..
   Сомик, рядом с которым весело надрывался Двуха, растерянно посмотрел на старшину во главе колонны. И вдруг увидел, как к старшине шагнул один из призывников, тот самый парень, которого Двуха назвал Гуманоидом. Этот Гуманоид обратился к старшине негромко, но так необычно четко выговаривая слова, что Сомик расслышал без особого труда:
   – Разрешите покинуть строй, – сказал Гуманоид.
   Старшина глянул на парня мутно.
   – Разрешите покинуть строй! – повторил тот, и на этот раз в голосе его прозвенел металл.
   – Встань обратно! – рявкнул на Гуманоида старшина. – Тебя еще там не хватало! Пусть менты разбираются…
   – Пока подъедет полиция, как бы не случилось чего недоброго…
   Старшина отмахнулся от Гуманоида.
   – Я полагал, священный долг воина есть защита несправедливо притесняемых, – вдруг выдал совершенно неожиданную тираду Гуманоид. – Поэтому меня удивляет, что вы не имеете намерения вмешаться и не позволяете мне сделать это…
   – Дебил, что ли? – непонимающе морщась, не дал договорить ему старшина. – Моя задача вас, полудурков до места довести… Встать в строй, кому говорят!.. Да что с вами такое, мудозвоны? Год от года призыв все хуже… Эй, вы чего там, бараны?.. – старшина повернулся и побежал от Гуманоида вдоль колонны.
   Отвлекшись на этот короткий диалог, Женя пропустил переломный момент схватки. Длинноволосый – может, расслышав советы из колонны, а скорее всего, действуя просто по наитию, – схватил в очередной раз врезавшуюся ему в ребра ногу и сильно дернул ее на себя. Парень в красной куртке повалился навзничь. Длинноволосый, не тратя времени на то, чтобы подняться, вполз на поверженного врага и беспорядочно замолотил по нему кулаками. И – вот удивительно – с водителя «порша» моментально слетел весь его боевой азарт.
   – Папа! – завопил он. – Папа!
   Солидный мужчина вздрогнул и обернулся. Под его правым глазом белел давний шрам довольно необычной формы: три расходящиеся из одной точки следа заживших порезов – будто след от птичьей лапки. Видно, мужчина со шрамом был, что называется, человеком дела, и привык быстро и решительно устранять проблемы. Он распахнул куртку, вытащил из наплечной кобуры массивный черный пистолет с толстым, сильно укороченным дулом и без всякого предупреждения нажал на спусковой крючок.
   Раздался резкий хлопок. Солидный мужчина промахнулся, но длинноволосый, почуяв опасность, поднял голову, замешкался, получил отчаянной силы удар коленом в грудь и скатился с соперника. Тот, размазывая по лицу бегущую из разбитого носа кровь, пополз в сторону «порша», видно, рассчитывая там укрыться.
   Испуганно закричала какая-то женщина, из числа остановившихся поглазеть на потасовку прохожих.
   Солидный мужчина с пистолетом в руке уверенно шагнул к замершему на асфальте водителю «копейки». Шума, поднятого призывниками, и крика женщины он, кажется, не замечал вовсе. Мужчина действовал с поразительной невозмутимостью и обстоятельностью, словно нисколько не сомневался в своем праве сделать то, что собирался. Он остановился, пошире расставил ноги, чуть помедлил, водя дулом, словно выбирая, в какую часть тела выстрелить…
   Шум немного стих. Образовавшееся затишье прорезал громкий и повелительный, прозвучавший куда убедительнее выстрела, выкрик из колонны:
   – Прекратить!
   Сомик (и не только он) рывком повернулся на крик. Колонна медленно продвигалась вперед; с местом происшествия поравнялись уже последние из призывников, а Гуманоид – это он выкрикнул: «Прекратить!» – стоял спиной к призывникам, напротив столкнувшихся автомобилей, лицом к солидному мужчине.
   Кто-то из парней рассмеялся. Кто-то проговорил:
   – Во дает! Командирский голос прямо! Генералом будет…
   – Это ж Гуманоид… – тут же снисходительно добавили к высказыванию.
   Но Сомику не было смешно. Лицо Гуманоида в момент крика мгновенно потемнело, словно от страшного напряжения, на виске буквой «Z» вспухла голубая вена.
   Солидный мужчина замер с пистолетом в руках, приоткрыв рот и уставившись на Гуманоида. На секунду Жене показалось, что между этими двумя невидимой молнией сверкнула необъяснимая связующая нить.
   – Ты русского языка не понимаешь?! – заревел старшина, настигая Гуманоида, хватая его за плечо и толкая в строй. – Баран тупорылый! Доберемся до части, я тебе…
   Гуманоид медленно тронулся с места и побежал догонять своих. На бегу он споткнулся, точно у него ослабели ноги, и чуть не упал.
   Колонна ускоряла ход. Водитель «копейки» давно уже поднялся и от греха подальше отбежал на тротуар. Солидный все стоял, точно окаменев, и глядел перед собой. Но как только к месту аварии подкатил служебный автомобиль ГИБДД, мужчина неожиданно сорвался и ринулся прочь от него, прямо по проезжей части, лавируя между машинами… от одной из которых все-таки не уберегся. Сбитый на асфальт, прокатился несколько метров кувырком, сразу же вскочил на четвереньки – и, не делая попыток подняться во весь рост, огромной черной собакой поскакал дальше…
   «Ничего себе…» – у Жени застучало в висках.
   – Ты видел? – спросил он Двухи.
   – А то! – ухмыльнулся тот. – Пока мусоров не было, крутого включал. А подъехали они – сразу лыжи смазал.
   – Упоротый, – пояснил идущий позади них Командор. – Точно упоротый – потому и поведение резко меняется. Я знаю. Я такое видел. Я, вообще-то, амигос, и не такое еще видел…
   – Да нет! – мотнул головой Сомик. – Вы что, не поняли? Этот… Гуманоид на него как глянул, как они взглядами встретились, он… этот мужик сразу… будто в манекена превратился.
   – При чем здесь Гуманоид-то? – удивился Командор. – Говорят тебе – упоротый мужик.
   – А ты что думал? – насмешливо глянул на Женю Игорь-Двуха. – Загипнотизировал его, что ли, Гуманоид? Он же не Кашпировский. Слышь, Командор, что Сомик говорит? Не, ты в натуре, Женек, какой-то чумовой, я с тебя ржу…
   Женя счел за лучшее замолчать.
* * *
   Этот случай скоро забыли. Не до праздных воспоминаний было призывникам, из вольной гражданской жизни опрокинутым в выматывающую круговерть армейской службы. Определенные в карантин новобранцы, еще не смешанные со старослужащими, под присмотром приставленных к ним офицеров постигали азы армейской премудрости: от правильной заправки коек до строевых приемов на плацу и комплексов физических упражнений.
 
   Впрочем, первые пару дней новобранцев особо не напрягали. И Сомик по своей старой, въевшейся в душу привычке наблюдал окружающую действительность, словно на экране телевизора, распределяя сослуживцев по типажам сериальных героев. Только вот Гуманоид, на которого Женя после происшествия на пантыковском перекрестке обратил особое внимание, ни под какой типаж не подходил. Этот Гуманоид, с первого взгляда вроде бы совсем обычный парень, Жене казался каким-то… чужим, ненашенским… Эта его манера говорить, излишне отчетливо произнося каждый звук, строя фразу старомодно правильно; эти его малопонятные словечки, проскальзывающие в речи… Эта его совершенно идиотская привычка то и дело влезать с нарочито академическими поучениями, от которых всем становилось не по себе… Поначалу Женя думал, что парень просто дурачится. Первое время, когда Гуманоид изрекал очередную дидактическую сентенцию, Сомик так и ждал, что он оборвет речь на полуслове и сам над собой захохочет. Однако ничего подобного не случилось. Сначала новобранцы смеялись над Гуманоидом. Потом стали недоуменно и даже несколько боязливо перешептываться, крутя пальцем у виска, но постепенно привыкли…
   Кроме диковинной речи, в Гуманоиде Женю настораживал взгляд… Взгляд вроде бы высокомерный, но совсем не такой, как у большинства офицеров, с презрением глядящих на новобранцев и видящих в них жалкие неуклюжие сгустки протоплазмы. Взгляд Гуманоида и выражение его лица почти с самого начала показались Жене странно знакомыми – словно он когда-то имел возможность наблюдать нечто подобное… у кого? Озарение пришло внезапно, на следующий день после того, как их призыв прочитал присягу. Сомик вдруг вспомнил, кого напоминал ему Гуманоид – русских генералов прошлых веков, взиравших на потомков с портретов в школьных учебниках истории. То же внушающее инстинктивный трепет врожденное достоинство, воля, закаленная в горнилах множества сражений… Так то генералы, умудренные вояки. Имели право так смотреть на окружающих. Но у бывшего детдомовца-то откуда такое?
   Однажды на выходных, когда новобранцы получали сдаваемые под подпись мобильники, Сомик нечаянно подслушал телефонный разговор Гуманоида. Обычно призывники умильно подрагивающими голосами выспрашивали последние семейные новости (как сам Женя, например), горделиво повествовали о героических армейских буднях, или прохныкивали жалобы на казенное житье, однако характер диалога Гуманоида с неведомым собеседником был совершенно другим. Сомик всего, конечно, не понял, но суть в общих чертах уловил. Вроде бы кто-то там, на далекой гражданке, заимел какие-то очень серьезные, вполне взрослые проблемы и советовался с Гуманоидом, как эти самые проблемы решать. А странный парень, бывший детдомовец, вел беседу уверенным, твердым голосом, и в речи его мелькали выражения: «прокуратура», «противоправные действия», «отстаивать свое право», «явственно продемонстрировать мотивацию»… И еще показалось Жене, что «на другом конце провода» был не один человек. Гуманоид разговаривал сразу с несколькими собеседниками – словно конференцию проводил. И пару раз назвал тех, с кем говорил, соратниками. «Соратники, – подумал тогда Сомик, – надо же…»
   И вообще, поведение Гуманоида резко отличалось от поведения остальных новобранцев. Без труда выполняя требования армейской жизни, он в этой жизни вроде бы и не участвовал. Ни с кем близко не контактировал, на праздные разговоры не отвлекался… Он наблюдал. Не так, как сам Сомик, рассеянно и по привычке, а внимательно и деятельно.
   Была у Гуманоида какая-то цель, приведшая его сюда, на срочную службу в Вооруженные Силы Российской Федерации – к такому выводу пришел Сомик. Но какая?
   По окончании формирования учебного пункта, когда все очереди нового призыва прибыли в часть, новобранцев начали нагружать по полной. Очень быстро понял Сомик, что если создатели сериалов об армейской жизни и были в курсе истинных тягот и лишений службы, то предпочитали оставлять эти подробности за кадром. И так же быстро выяснилось, что Женя – один из самых нерасторопных и слабосильных новобранцев призыва. К чести Сомика, он отчаянно старался соответствовать требованиям, правда, не столько из стремления потрафить офицерам, сколько чтобы не отставать от остальных. И так уже Двуха и Командор стали посматривать на Сомика искоса и, когда новобранцы в очередной раз разражались хохотом при виде того, как Женя, например, безвольной сосиской болтается на турнике, безуспешно пытаясь выполнять второе за подход подтягивание, земляки смеялись вместе со всеми. Они все еще держались вместе, Двуха, Командор и Сомик, хотя Женя понимал: еще немного – и он утратит расположение земляков окончательно. И останется один, вообще безо всякой поддержки и защиты. При одной мысли о подобной перспективе, Сомик обливался холодным потом – причем, вовсе не фигурально, а в прямом смысле этого выражения. И потому Женя компенсировал физическую свою несостоятельность постоянной готовностью услужить товарищам: подать, принести, сбегать… Очень скоро Двуха и Командор привыкли к такому поведению земляка и нисколько не стеснялись принимать услуги Сомика, который был рад оставаться в «банде» хотя бы на таких условиях.