Атка стоял перед ним, теребя ремни висевших на плечах мешков со змеями. Лицо паренька не выражало ни страха, ни смущения, ни победоносной насмешки – оно было совершенно спокойным.
   – Магией шибанул, гаденыш? – выговорил северянин. – Ну вот я сейчас встану…
   Начав подниматься, Оттар оперся на правую руку и рухнул лицом в черную вонючую воду – оказалось, что рука его полностью онемела. Он совсем ее не чувствовал, правда, кончики пальцев уже начали оживать щекочущим зудом. Помогая себе левой рукой, Оттар опять сел и выплюнул фонтанчик гнилой жижи.
   – Я бы ни за что не стал использовать магию против такого же ученика Укрывища, как я, – сказал Атка, глядя в лицо Оттару своими громадными глазами. – А ты, брат Оттар, неплох в рукопашном бое. Двигаешься быстро, и, если бы мне под ноги не попалась эта дурацкая коряга, мне бы не пришлось бить тебя.
   – Бить меня?.. – недоуменно переспросил верзила. Кисть его правой руки уже обрела подвижность, и он встал на ноги.
   И тогда он наконец сообразил, что тут на самом деле произошло. Этот мелкий умник, этот худосочный недоросток победил – и, кажется, без особого труда – его, Оттара, одного из лучших рыцарей Северной Крепости Порога, победил в честной драке.
   Северянин затряс головой, словно желая вытряхнуть оттуда эту вздорную мысль.
   Не получилось.
   – Время возвращаться в Укрывище, брат Оттар, – сказал Атка. – Змеи ведут дневной образ жизни. Ночью у тебя гораздо меньше шансов поймать гадюку.
   Дождавшись, пока Оттар тронется с места, паренек повернулся и шагнул вперед. Потяжелевший от темноты туман почти мгновенно скрыл его фигуру.
   Северянин шел следом за Аткой бездумно. То есть Оттар совершенно сознательно пытался оградить свой разум от каких бы то ни было мыслей, ибо те, что приходили сейчас в его голову, были так отчаянно горьки, что лучше бы их и вовсе не было.
   Но тем не менее в той части сознания, которую невозможно притушить усилием воли, кипело и клокотало. И очень скоро к северному рыцарю пришло понимание того, что из черной пропасти бездонного унижения, куда погрузил его ловкий удар юного Атки, можно отыскать только один выход.
   Еще несколько ударов сердца Оттар собирался с духом. Затем, решившись, ускорил шаг, на ходу снимая из-за спины топор. И крикнул в смутно маячившую впереди худую спину:
   – Эй, молокосос! Далеко собрался? Мы с тобой еще не закончили…

Глава 3

   До Леса Тысячи Клинков оставалось совсем немного, когда туман наверху стал чернеть и, приветствуя скорое наступление ночи, громче запели жабы. Облаченный в черные доспехи рыцарь, несущий на левой руке щит, а правой придерживающий лямку большого дорожного мешка, громоздящегося за спиной, ровно и размеренно, будто по утоптанной удобной тропе, шагал по топкой земле, покрытой, словно отвратительными волосатыми бородавками, кочками, поросшими серой травой. С полсотни амулетов побрякивало на запястьях рыцаря, на его груди и на поясе. У левого бедра покачивался меч с рукоятью в виде головы виверны. Если бы жабы обладали разумом, они несомненно подивились бы тому, что здесь делает этот одинокий путник: на территориях, лежащих между Крепостью и Порогом (эти земли принято было называть «за Крепостной Стеной» или просто: «за Стеной»), рыцари-болотники никогда не появлялись в одиночку, поскольку это было слишком опасно – только группами по пять-шесть человек.
   Впереди, в плотной завесе тумана, появилось несколько размытых силуэтов, похожих на многоруких чудищ, вооруженных длинными ножами.
   Рыцарь не замедлил шага.
   Очень скоро стало видно, что эти чудища – не что иное, как деревья, впрочем, не совсем обычные: стволы их были искривлены и тонки, а на ветвях вместо листьев тускло поблескивали изогнутые, похожие на остро заточенные клинки шипы. Деревья эти называли на Туманных Болотах ноженосцами.
   Рыцарь остановился и снял с головы шлем. Спутанные длинные волосы упали ему на лицо – иссиня-черные, в которых белели две совершенно седые пряди. Движением головы рыцарь откинул закрывающие глаза волосы. Лицо его было юным и свежим, оттого довольно странно смотрелась эта седина, оттого странным казалось и то, что темные глаза юноши уже, видимо, давно оледенила тревожная тоска, а в углах рта застыли резкие косые морщинки.
   Имя этого рыцаря было Кай. Сэр Кай, рыцарь Ордена Болотной Крепости Порога.
   Кай снял шлем вовсе не для того, чтобы вечерняя сырая прохлада остудила разгоряченное и мокрое от пота лицо. Несколько ударов сердца он напряженно к чему-то прислушивался… потом быстро надел шлем и опустил забрало.
   Должно быть, что-то настораживающее удалось ему уловить в унылом стрекотании болотных насекомых и ворчливом пении жаб. Он двинулся дальше, уже не так быстро и совсем не бесшумно, словно нарочно загребая ногами жидкую грязь, и через несколько шагов остановился. Из-под его ног выпрыгнула жирная жаба и в несколько прыжков скрылась в тумане.
   Кай покачал головой, утяжеленной глухим шлемом, словно окончательно утвердился в своем предположении.
   Вряд ли кто-то, кроме рыцарей-болотников, сумел бы углядеть, что жаба прыгала не так высоко и далеко, как могла бы при своем весе, размере и возрасте. Вряд ли кто-то, кроме рыцарей-болотников, сумел бы одним взглядом определить, что животное совершенно здорово – и, следовательно, что-то другое стесняло ее движения, обессиливало ее…
   Рыцарь сменил направление. Теперь он двигался не прямо к Лесу Тысячи Клинков, а круто забирал в сторону, точно намереваясь обогнуть Лес. Через несколько шагов он снова остановился. Вытащил из поясной сумки крохотную емкость, сделанную из высушенного рыбьего пузыря, поднял забрало и, прокусив зубами пузырь, одним глотком выпил тягучую буро-зеленую жидкость.
   Становилось все темнее. Подойдя почти вплотную к опушке Леса, Кай наткнулся на жабу, которая уже неспособна была убежать от него. Она отчаянно и бессильно сучила лапками, пытаясь хотя бы приподнять на них свое тело. То, что гудение насекомых стало много тише против того, как бывает обычно в это время суток в этой части Туманных Болот, рыцарь отметил уже давно.
   – Безглазый Стрелок, – проговорил он самому себе – и невольно улыбнулся. Привычный и приятный азарт предстоящего сражения охватил его.
   Он уже давно шел по Болоту, но Стрелок оказался первой Тварью, попавшейся ему на пути. Даже для этого сезона, который не характеризовался повышенной активностью Тварей, такое спокойствие было необычным.
   И почти сразу же после того, как рыцарь произнес имя Твари, между ощетиненных клинками ветвей ноженосцев замерцала, медленно приближаясь, молочно-белая фигура: громадная, возвышавшаяся над верхушками деревьев, неясная и бесформенная, точно привидение, точно клуб морозного дыхания из пасти великана. Поняв, что Тварь уже видит его, Кай сбросил с плеча дорожный мешок, выхватил из ножен меч и опустился на одно колено, напрягшись в ожидании.
   Тварь подходила все ближе и ближе, светясь в полутьме призрачным белесым светом. Абсолютная тишина накрыла округу – магия Стрелка состояла в том, что он высасывал жизненную энергию всех существ из плоти и крови, находящихся вблизи него, превращая живое и сильное в безвольное и неподвижное. Когда Тварь вышла из-за деревьев, стало возможным рассмотреть ее.
   Безглазый Стрелок передвигался на двух конечностях с вывернутыми, как у гигантского кузнечика, коленями. Тварь низко приседала при каждом шаге, покачивая громадным, вытянутым кверху туловом, покрытым бесчисленными уродливыми наростами-шишками, четко выделявшимися на безволосой белой шкуре. Кроме двух нижних, никаких конечностей больше Тварь не имела, не имела она и того, что могло сойти за голову.
   Кай пригнулся ниже, медленно выведя вперед руку со щитом, центр тяжести перенеся на ногу, коленом которой он упирался в землю. Заранее выпитое снадобье надежно предохраняло рыцаря от магического воздействия Твари. Но он избегал резких движений, намереваясь убедить Стрелка, что неспособен сопротивляться, что полностью беспомощен.
   Шишкообразные наросты на тулове Твари задрожали – и внезапно раскрылись алыми зубастыми пастями. Скрежещущее шипение полетело из этих пастей, и Тварь задвигалась быстрее. Между ним и рыцарем оставалось не более десяти шагов, когда Стрелок атаковал.
   Пасти одна за другой начали извергать тонкие, неимоверно растягивающиеся языки, на конце каждого из которых имелся костяной клинок, похожий на коготь. Упругий свист, как от пронзающих воздух стрел, заглушил шипение. Костяные клинки раз за разом били в щит рыцаря, в защищенную шлемом голову, скользили, высекая красные искры, по черным доспехам, молниеносно втягивались опять в пасти и снова со страшной скоростью и мощью неслись к человеку.
   Чтобы не быть опрокинутым, Каю пришлось отвести назад руку с мечом и вонзить лезвие в землю, создавая дополнительный упор, – меч сразу же вошел по рукоять. Костяные клинки, способные пробить любую, самую мощную броню, изготовленную руками людей или даже гномов, были бессильны перед доспехами из защитных панцирей Черного Косаря. Но сила сыплющихся ударов оказалась такова, что Кая буквально вколачивало в топкую землю.
   Рыцарь ждал, когда Тварь подойдет ближе к нему на удобное для контратаки расстояние, но Стрелок отчего-то не спешил приближаться – чудище утвердилось на одном месте, осыпая воина градом ударов.
   И это тоже было странно.
   До того как отправиться в Большой Мир, рыцарь-болотник Кай не раз сталкивался в дальних дозорах с Тварями, которых называли Безглазыми Стрелками. Он отлично знал, как распознать появление Стрелка, какими снадобьями и заклинаниями пользоваться в этой битве, для которой (как и для битв с другими разновидностями Тварей) поколениями болотников разработана была своя точная стратегия. Стрелок считался одной из самых слабых Тварей – достаточно было только вовремя обезопасить себя от его магии и подпустить поближе… Безглазый воспринимал всякую неподвижную цель не как противника, а как жертву – и без опаски подходил к ней вплотную.
   Теперь же поведение Безглазого Стрелка явно изменилось.
   Такое иногда случалось. Очень редко, но случалось – чтобы Тварь из-за Порога, повадки которой были давно изучены, вдруг начинала действовать непредсказуемо, просто так, сама по себе, а не вследствие ранения или влияния боевой магии.
   Стрелок вдруг двинулся с места. Но пошел – грузно покачиваясь, не переставая стрелять языками из пастей – не к рыцарю, а вокруг него. Точно убедился, что атаки его не наносят врагу ощутимого вреда, и выискивал теперь слабую сторону.
   Осыпаемый тяжкими ударами, Кай все глубже увязал в топи. Он уже не смог бы вскочить одним резким движением. И время действия снадобья подходило к концу. Кай ощутил дрожь в груди, во рту его вмиг пересохло, а зрение понемногу стало меркнуть.
   Нужно было спешить.
   Выдирая ноги из вязкой жижи, Кай поднялся, выставил щит перед собой так, чтобы костяные клинки Твари, бившие по нему, соскальзывали, теряя силу удара. И пошел на Стрелка, мгновенными выпадами обрубая летящие в него смертоносные языки.
   Тварь, пружиня вывороченными лапами, попятилась. Мертвенно-бледная шкура окрасилась черными потеками слизи, которая хлестала из обрубков, повисших сразу из нескольких пастей.
   Кай пробежал несколько шагов и прыгнул, размахнувшись мечом уже в прыжке. Он четко знал, куда ему вонзить меч, чтобы мгновенно умертвить Тварь: в один из верхних наростов-шишек, единственный не распахнувшийся зубастой пастью, потемневший теперь и крупно пульсирующий.
   Два костяных клинка ударили рыцаря почти одновременно – в плечо и в грудь. Удары не дали ему достигнуть цели, сшибли его на землю. Багровое лезвие меча, выточенное из клешни Черного Косаря, лишь косо взрезало белесую шкуру Твари. Из длинной, но неглубокой раны плеснуло черной слизью.
   Кай едва успел сгруппироваться в полете – и приземлился на ноги. Тотчас сорвав с руки щит, он метнул его в Стрелка.
   Несколько извергнутых Тварью языков звонко клацнули костяными клинками о летящий щит, отбросив его, закувыркавшийся, далеко в сторону. Но в тот же момент багровый клинок врезался в лапу Безглазого, почти перерубив ее.
   Скрежещущее шипение сменилось низким ревом, исторгаемым более чем десятком пастей, – точно истошно замычала от боли дюжина буйволов. Тварь покачнулась, беспорядочно полосуя темный воздух клинками, и медленно стала заваливаться набок.
   Кай успел отрубить еще три языка, несущих смерть на костяных своих кончиках, в отчаянном прыжке взметнулся в воздух и вонзил меч в темный пульсирующий нарост. Еще до того как он приземлился, его окатило тугой струей черной слизи, которой взорвалась проткнутая шишка. Безглазый Стрелок рухнул в грязь. Вываленные из перекошенных пастей языки несколько раз дернулись… и обмякли.
   Пошатываясь, рыцарь вернулся за своим мешком и потом, не теряя времени, двинулся в сторону Леса, подобрав по дороге щит. Следовало задержаться, чтобы отсечь и прихватить несколько клинков Стрелка (из них болотники изготавливали метательные ножи), но и издохшая Тварь еще некоторое время испускала потоки высасывающей жизненную энергию магии, а действие оберегающего снадобья почти закончилось. Только оказавшись на опушке Леса Тысячи Клинков, Кай позволил себе остановиться.
   Два удара сердца ушли на то, чтобы прислушаться и приглядеться к возможным изменениям мира вокруг. Не обнаружив ничего подозрительного, Кай снял шлем.
   Ноги его гудели. Немели губы, и к горлу подступал липкий комок тошноты, свидетельствующий о том, что энергия магического поля вокруг Твари успела изрядно ослабить организм. Кай запустил руку в поясную сумку и вытащил аккуратно завернутый в тряпицу корень могутника – похожего на обыкновенный паслен неприметного кустарника с серыми, точно запыленными листьями и ядовитыми фиолетово-бурыми ягодами. Могутник произрастал только на Туманных Болотах и нигде больше (по крайней мере, в Большом Мире Кай ни разу не встретил даже упоминания об этом растении). Отыскать могутник можно было лишь неподалеку от Порога, в самых опасных местах Болота. Поэтому считалось, что этот кустарник, высушенный корень которого почти мгновенно восстанавливал силы, бесследно прогонял легкие недомогания и придавал бодрости, есть тот же самый паслен, только измененный магией Порога.
   Вблизи Порога вообще творилось много странного, и местность эта была малоизучена. Рыцарям-болотникам крайне редко удавалось проникнуть туда, где привычный мир трескался, пуская в себя чужое, – болотники подходили к Порогу и даже ступали за Порог лишь тогда, когда наступал сезон наименьшей активности Тварей.
   Кай снял латную перчатку, отщепил ногтем крохотное волоконце корня, положил в рот и, чувствуя, как оно точно закипело на языке мириадами мельчайших пузырьков, опустил завернутый корень обратно в сумку и сразу же надел перчатку.
   Время, когда он намеревался устроить привал, еще не наступило. Рыцарь двинулся через Лес Тысячи Клинков, не вполне еще придя в себя: на Туманных Болотах, за Стеной, не следовало подолгу оставаться на одном месте. Отряды дозорных, как правило, несколько раз за ночь снимали лагерь и меняли расположение стоянки.
   Впрочем, уже через несколько шагов Кай почувствовал прилив сил. Он пошел быстрее, лавируя меж ветвями, ощетиненными шипами-ножами, не потому, конечно, что боялся пораниться или повредить доспех, – просто шипы ноженосцев, задевая латы болотника, визгливо лязгали, а рыцарь в дозоре должен передвигаться, не создавая лишнего шума. Серый мох под ногами глушил звуки шагов и пружинил, точно подгоняя.
   Возбуждение боя быстро схлынуло с души Кая, и на его место снова поднялась не дающая покоя муть…
 
   Ремень из кожи Дохлого Шатуна натужно скрипел, когда Кая поднимали в корзине на крепостную стену. И этот пронзительный скрип, почему-то накрепко впившийся в уши, продолжал слышать юный рыцарь, когда спускался со стены во двор Крепости по длинной лестнице с высокими ступенями, высеченными из серого камня. Когда-то ровно ограненные, эти ступени были теперь стерты так, что на каждой из них виднелись округлые выемки. Представить трудно: за долгие века, пока стоит здесь Крепость, сколько взбегало по этим ступеням на стены рыцарей, разбуженных тревожным боем сигнального колокола, сколько спускалось их, вернувшихся из дозоров, окровавленных, в помятых и переломанных доспехах, ступая шатко, оскальзываясь в собственной крови… Никогда раньше Кай не задумывался над этим.
   Оказавшись во дворе, он остановился, не зная, что делать дальше. К нему подходили братья-болотники, шумно приветствовали, хлопали по плечу, припоминали, что же произошло на Туманных Болотах за время его отсутствия, называли имена рыцарей, сложивших у Болотного Порога свои головы, но говорили о покойных без скорби и сожаления, просто констатируя. Разве кому-нибудь из болотников придет в голову унижать жалостью память тех, кто честно выполнил свой Долг до конца?
   Впрочем, разговоры не затягивались. Гарнизон Болотной Крепости Порога насчитывал чуть более сотни рыцарей, из которых около трех десятков сейчас были в дозорах, четверо дежурили в сторожевых башнях, а остальные либо отдыхали в казармах, восстанавливая силы, либо ладили оружие и доспехи в арсенале или крепостной кузнице, готовили амулеты и целебные снадобья, собираясь выйти в дозор. Времени на праздные разговоры у болотников не было. Много веков идущая здесь война, непрерывная и жестокая, не позволяла расслабиться ни на минуту.
   Так получилось, что Кай почти сразу сообщил присутствующим о предстоящем Суде…
   Первым к Каю подошел сэр Гар, старший рыцарь, хранитель арсенала Крепости. Рыжеволосый и коренастый, с незамысловатым лицом, похожим на неряшливо облупленное яйцо, беспрестанно шмыгающий носом, он производил впечатление деревенского мужичка-простачка. Но каждый в Крепости знал, что этот рыцарь – один из лучших. Знал это и Кай, которому выпало несколько раз ходить с Гаром в дальние дозоры. Он помнил, как за несколько мгновений до боя рыжий Гар молниеносно и страшно преображался, как его движения, с виду разухабистые и неловкие, оказывались убийственно точными и мощными…
   – Возвернулся, значит, – шмыгнув конопатым носом, утвердительно выговорил Гар, увесисто хлопая Кая по спине. – Ну-тка, и как там Дарбион-то?.. Передали нам, брат Кай, вести, которые принес ты и твои друзья, – добавил Гар, и по его лицу пронеслась короткая волна ярости, живо напомнившая юноше те дни, когда они сражались с рыжим болотником спина к спине.
   – Это еще не все, что я имею сказать вам, братья, – произнес Кай.
   Гар шмыгнул носом, ожидая продолжения. Еще несколько рыцарей – Кай помнил их учениками Укрывища, когда покидал Крепость, – подойдя и поздоровавшись, умолкли, понимая по лицам собеседников, что кто-то из них что-то недоговорил.
   – Я потребовал Суда у Магистра Скара, – сказал Кай.
   Гар снова шмыгнул носом и привычным движением утер его ладонью.
   – Я… – Кай увидел, как посерьезнели молодые рыцари, потому на мгновение сбился. – Я выполнял свой Долг, неся службу в королевском дворце. И, брат Гар, я…
   – Ни к чему дважды повторять один и тот же рассказ, – прервал его Гар, – болотнику не след попусту языком трепать. Вот вернется Магистр в Крепость, тогда мы тебя и выслушаем. Верно ведь?
   Кай глянул прямо в глаза рыжему болотнику… и ничего в них не увидел, кроме простодушного дружелюбия.
   – Я прямо до смерти рад, что ты вернулся невредимым, – объявил Гар, двинув еще раз Кая по спине. – Сам знаешь, Крепости рыцари ой как нужны. А ты, как я помню, за Стеной был неплох.
   – Брат Гар, – охрипшим голосом проговорил Кай, – за Стеной сражаются с Тварями Рыцари Порога. А я… Я… не знаю – сделав то, что сделал, кто я: Рыцарь Порога или клятвопреступник.
   – Так на то Суд и нужен, – неожиданно серьезно выговорил Гар, – чтобы разъяснить, что непонятно. Я вижу, ты шибко переживал последнее время. Но сейчас время сомнений прошло. Магистр тебе поможет. И брат Герб. И другие старшие. Ну и я – чем смогу. Ну а боле разговаривать некогда. Мне в арсенал надобно, там уж небось братья заждались…
   И Гар, подмигнув напоследок, заспешил в дальний угол двора. Кай смотрел ему вслед, чувствуя, как понемногу тает в груди измучившая его ледяная глыба.
 
   А через три четверти часа начался Суд Ордена.
   Во дворе Крепости собрались рыцари-болотники: всего-то около полутора десятков, все те, кто имел возможность пожертвовать короткой передышкой меж дозорами, чтобы помочь брату своему.
   Молодые болотники расселись полукругом, подложив под себя щиты, как на походном привале. Старшие – Магистр Скар, Герб, Равар и Гар – расположились там, где размыкались концы этого полукруга. Сэр Скар указал место Каю рядом с собой. Таким образом, рыцари могли видеть лица друг друга. Как только замерло всякое движение, Магистр кивнул Каю, подавая знак, что можно говорить.
   Кай помедлил несколько ударов сердца, оглядывая собравшихся. Молодые рыцари смотрели на него с тревожным сочувствием, словно бы примеряя на себя его положение. Старшие болотники спокойно ожидали речи потребовавшего над собой Суда Ордена. Кай вдруг почувствовал, что воодушевление, тряхнувшее его после разговора с Гаром, куда-то улетучилось. Сейчас он ощущал себя измученным странником, долгие годы в одиночестве блуждавшим по безлюдной пустыне и вот только – вышедшим к людям, которых он давно знал. Та жажда покончить с терзающими его сомнениями на мгновение спряталась, уступив место умиротворяющему покою. Как бы и Суда, которого он так ждал, ему уже не хотелось. Достаточно было того, что он наконец вернулся – в то единственное во всем мире место, где все такие, как он; где каждого он может понимать с той же легкостью, как самого себя. Он вспомнил, что именно такое чувство испытал, когда, пройдя обучение в Укрывище, впервые шагнул во внутренний двор Крепости…
   – Поспеши, брат Кай, – проговорил Магистр. – Твари за Стеной не будут ждать.
   Кай вздрогнул от вернувшего его к действительности голоса сэра Скара. И начал говорить. Столько времени он готовил речь, которую будет произносить на Суде, но теперь почему-то все по многу раз произнесенные мысленно слова, нагромождение измышлений и рассуждений – в его памяти съежились и потемнели, как сухие древесные листья в огне. И как-то сами собой сформировались другие фразы: короткие, отчетливые и ясные.
   – Правило Кодекса болотников гласит, – говорил Кай, – что рыцарь Ордена должен выполнять волю своего короля. Я нарушил это правило, когда вопреки велению его Величества Ганелона Милостивого, вопреки желанию моей госпожи ее высочества принцессы Литии – заступил дорогу Тварям, вознамерившимся забрать ее, принцессу, с собой. Я сделал это, потому что мой Долг – уничтожать Тварей, какое бы обличье они ни принимали. Я сделал это и потерял право сражаться и умереть за своего короля. Его величество сам отнял у меня это право.
   – О каких Тварях ты говоришь? – задал вопрос Скар, когда Кай замолчал.
   – Их называют те-кто-смотрят. Или – Высокий Народ. Или – эльфы.
   – Но в Кодексе болотников нет ничего по поводу эльфов. Почему ты решил, что Высокий Народ – Твари?
   – Они не люди. И их действия угрожали ее высочеству! Если бы я не встал на пути эльфов, ее высочество, чья безопасность и жизнь была вверена мне, отправилась бы в Тайные Чертоги – не по своей воле.
   – Когда нужно было делать выбор, брат Кай сделал выбор, – проговорил Герб.
   – И нарушил правило Кодекса, – сказал Скар.
   – Но исполнил Долг, – сказал Герб.
   – Исполнение Долга невозможно без соблюдения правил Кодекса, – сказал Скар.
   – Подчинившись воле короля, брат Кай отступил бы перед эльфами, – возразил Герб. – Только нарушив правило, он сумел дать им бой.
   Скар нахмурился.
   – Над этим стоит подумать, – сказал он.
   – Погодите… – выдохнул Кай. – Вы не узнали и третьей части того, что я совершил.
   – Говори, сэр Кай, – кивнул Магистр Скар.
   – Правило Кодекса болотников гласит, – заговорил снова Кай, – что болотники не должны вмешиваться в дела людей, вникать в их конфликты, принимать ту или иную сторону. Я нарушил это правило, когда обратил свой меч против тех, кто устроил в Дарбионском королевском дворце переворот, кто тайно умертвил короля, кто казнил множество верных ему людей. Я сделал это, чтобы защитить свою госпожу, ее высочество принцессу Литию, и моих друзей, рыцарей Братства Порога: сэра Оттара и сэра Эрла. Я сделал это, потому что стоять за друзей – это также мой долг.
   – В тот момент ее высочеству и рыцарям грозила неминуемая смерть? – задал вопрос Магистр Скар.
   – Нет, Магистр, – ответил Кай, – их жизнь была вне опасности. Но они находились в застенках. Ее высочество, моя госпожа, сама молила меня о спасении – чтобы избегнуть участи стать женой короля-мага Константина.
   – Сэр Кай нарушил правило Кодекса, – задумчиво проговорил Скар.
   – Отстоять честь своей госпожи или подвергнуться опасности потерять свою… – сказал Герб. – Брат Кай сделал свой выбор. Он нарушил правило. И исполнил долг верности по отношению к своим друзьям и своей госпоже.
   – Говори еще, сэр Кай, – велел Магистр, покачав головой.
   Лица молодых болотников, собравшихся на Суд, были сосредоточенны. Некое даже недоумение читалось в глазах у большинства юных рыцарей, слушавших Кая. Далеко не все из них знали и помнили, что такое – Большой Мир. Пополнение болотники получали в основном из числа детей, родившихся в Укрывище и на нескольких хуторах, притулившихся на расчищенных делянках Болота, неподалеку от Укрывища, на которых доживали свой век совсем уж древние старики, а также большая часть женщин и детей. Но в ряды Ордена становились и те, кто попал на Болото тем же способом, что и Кай. Отправлявшиеся в Большой Мир болотники подбирали загнанных судьбой в темный угол жизни людей – как правило, детей – и приводили в Крепость, где большинство мальчиков приживались и становились болотниками. А меньшинство и девочки отправлялись жить на хутора, обеспечивая Крепость продуктами, материей, дровами и невестами для молодых болотников. В самой Крепости женщин-рыцарей было крайне мало, но они тоже имелись. Схватка болотника с Тварью всегда требовала от него предельного напряжения всех сил. А женщины чаще всего физически слабее мужчин и больше подвержены магии. Поэтому очень немногие из них могли пройти учение в Укрывище и выбрать для себя путь воина. Ограничения были только в этом, каким бы изумляющим нонсенсом не являлось понятие «дева-рыцарь» в Большом Мире.