Наваждение прошло. Иван снова взглянул на Наташку. Она лежала спокойно. Жена и дочь Мозли оживленно говорили о чем-то на улице. Наверное, обсуждали достоинства Ивана как мужа и зятя. Сам Рыжий смотрел на него, и в глазах его плескался страх. Как днем, у Огненного Столба.
   — Ну уж нет! — сказал Иван, улыбнулся Мозли и сел обратно за стол.
   — Черт вас знает, что вы за люди, — пробормотал Рыжий.
   — Хорошо, — сказал Иван, глядя на Наташку. — Я остаюсь до утра. Идти на ночь глядя, действительно, глупо… Только я тебя попрошу. Положи нас с Мэдж где-нибудь… э-э… отдельно от всех остальных. У тебя есть еще какое-нибудь помещение?
   — Найдется, — сказал Мозли обрадованно.
   — Да, — сказал Иван. — Вот так!.. А утром я уйду. Так вот.
   — А как же все остальное? — спросил Рыжий.
   — А с остальным, — сказал Иван, продолжая смотреть на Наташку, — мы разберемся потом. Когда я вернусь…
   — А ты вернешься? — недоверчиво спросил Мозли.
   Иван коротко взглянул на него, и Рыжий опустил глаза.

14. ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ

   Конечно же, Приют ничуть не изменился. Все так же колобродили в узких коридорах малыши, заглушая своим писком вечный гул вентиляции. Все так же спешили к местам аварий ремонтные бригады. Все так же пялились с зеленых стен слепые глаза телекамер. Как позавчера. Как в прошлый понедельник. Как сто лет назад. Словно по-прежнему проносится над Землей всевидящий Черный Крест, грозя неосторожным мгновенной смертью в лазерном костре… Креста не было, но ведь Слепые этого пока еще не знали, и потому их можно было простить. И Иван их простил. Как нашаливших детей.
   Он шел по коридорам, перешагивая через копошащихся на полу детей, неспешно спускался по лестницам, придерживаясь правой рукой за перила, а левой успокаивая мотающийся на груди лайтинг. Словно возвращался домой после долгой и тяжелой смены, прошедшей в борьбе с медленно умирающим вентилятором. И поражался, в какой тесноте живут Слепые в Приюте, который еще неделю назад казался ему таким огромным и светлым.
   Ивана узнавали, кидали любопытные взгляды на лайтинг.
   — Привет, — говорили Слепые.
   — Хэлло, Айвэн! Ты где пропадал?
   — Здорово, Иван! Что это тебя уже два дня не видно?.. Ты, случаем, не заболел?
   А когда Иван спустился с третьего этажа на четвертый, из-за угла вывернулась Жанетта. Девчонка вскрикнула от неожиданности и повисла у Ивана на шее.
   — Здравствуй! — сказала она. — А мы-то думали: куда ты исчез?.. Был-был — и нету!.. А ты — вот он — тут как тут… Ой, а что это у тебя? — Она схватилась за ствол лайтинга.
   Иван быстро перебросил оружие за спину.
   — Подумаешь! — не обиделась Жанетта и снова защебетала: — А твоя мама вчера была у нас, плакала, говорила, что ты, наверное, попался Черному Кресту. И тетя Рита плакала… Да, ты же не знаешь: Наталья пропала. — Она вдруг замолкла и пристально посмотрела Ивану прямо в глаза. — Она тебе случайно не говорила, чего собирается делать?
   — Нет, — буркнул Иван. — «Чего?» — не говорила.
   — Странно, правда? — сказала Жанетта. — Может, она забралась в камеру Доктора?.. Так ведь Зрячий Мэт поставил там охрану — всех гоняют… Как ты думаешь?
   — Отстань! — сказал Иван и щелкнул соплячку по носу.
   Девчонка передернула плечами и гордо удалилась, потряхивая жидкими рыжими косичками. Ивану вдруг совершенно расхотелось идти домой. Уж лучше было бы сходить в камеру Доктора (и надо сказать, что туда тянуло), но ведь там стояла какая-то охрана, с которой добром вряд ли поговоришь. А по-другому говорить еще рано!.. И вообще не пройдет и получаса, как об его возвращении станет известно Зрячему Мэту. Да и не к лицу ему теперь пробираться в родном доме по-воровски, остерегаясь и оглядываясь. Иван пожал плечами, повернулся и отправился прямо к старику.
   Он шел по коридору, по-прежнему кивая головой встречным и отвечая на рукопожатия, и думал о том, что не так он представлял себе возвращение в Приют. Ему казалось, что встречать его будут толпы плачущих от счастья сограждан, что героя понесут на руках, а девушки будут бросать ему охапки полевых цветов, добытых на безопасных отныне лугах…
   Иван сплюнул. Пожалуй!.. Сначала в лепешку расшибешься, пока докажешь им, что снаружи нет никакой угрозы, что с проклятым Крестом отныне покончено навсегда. Вот тогда, может быть, и понесут… Может быть… Ну, ничего: докажем! И начинать надо с самого Мэта. С остальными будет проще…
   А что, думал Иван. Люди мы великодушные. Назначим ему пенсию, пусть доживает в тишине и спокойствии, пусть даже по привычке сидит на холме, слепо обозревая безмятежное небо. Как крот на куче… Что еще надо старику?..
   Мэт был у себя дома. Камера его была ярко освещена. В дальней стене зияла открытым ртом распахнутая настежь дверь в Сердце Приюта.
   — А-а? — прошипел Мэт вместо приветствия. — Явился?
   Он вскочил из кресла и, потрясая сухими кулаками, подскочил к Ивану.
   — Ну и где тебя носило, паршивец? — взвизгнул он. — Уже сто раз можно было вернуться. Мать, понимаете ли, слезы проливает, а он…
   — Задержался слегка, — сказал Иван. Надо же, какая отеческая забота, подумал он.
   — А где мои часы?
   — Дал поносить… Проверьте-ка лучше связь с базой!
   Старика словно ударили. Он замер, глаза его округлились, и он стал похож на белую сову. Потом он резко повернулся и бросился в Сердце Приюта. Некоторое время оттуда доносилось щелканье, покашливанье и бормотанье. Потом Зрячий Мэт вернулся обратно и упал в кресло.
   — Что? — спросил ехидно Иван. — Нет связи, да?.. И не будет!
   — Какой же я осел! — сказал старик, не глядя на Ивана. — Проклятый Эллиот!.. «Амнезия, амнезия»… Вот тебе и амнезия! Надо было просто убить щенка. Тогда же!.. Одним больше, подумаешь!.. — Он закрыл лицо руками. — Но ведь не мог же я знать, что проклятый Дайер нарушит соглашение! Столько лет все шло нормально… Целый век!
   Вот оно как, подумал Иван. Вот тебе и ключик к твоей странной забывчивости! Заставили забыть…
   Старик бормотал что-то уж совсем неразборчивое, словно молился. Иван смотрел на него с улыбкой. Как мог этот полубеспомощный старец больше века внушать ужас стольким людям, думал он. Давно его надо было тряхнуть как следует. Чтобы все выложил… Только в голову это никому не приходило. Да и тебе бы не пришло. Еще полгода назад…
   — Что улыбаешься? — сказал Мэт, подняв голову.
   — Интересно, — сказал Иван. — Оказывается, вид ослепшего Зрячего может доставить удовольствие.
   — Радуйся! — сказал старик с ненавистью. — Я вот посмотрю, как обрадуются жители Приюта, когда узнают, что ты, — Мэт выстрелил в Ивана указательным пальцем, — ослепил меня.
   Он встал и снова пошел в Сердце Приюта. Иван отправился следом. Войдя, он остановился возле дверей. Все верно. Конечно, он был здесь. Вот и пульт, вот и столик с креслами. И лишил его памяти Мэт именно за то, что он вошел сюда, в святое святых, без разрешения. Да еще и документы изучать начал!
   Мэт пощелкал на пульте тумблерами, взял в руки микрофон, откашлялся.
   — Жители Приюта! — сказал он властным голосом. — Я хочу сообщить вам плохую весть, друзья мои!
   Он сделал эффектную паузу. Иван знал, что все замерли сейчас в своих камерах.
   — Друзья мои! Зрячий Мэт больше не зряч!.. Один из Слепых совершил величайшую за всю Эру Одиночества подлость. Он лишил меня Зрения. Теперь я слеп как дерево! С завтрашнего дня мы бессильны перед Черным Крестом!.. Друзья мои! Я плачу! И вы плачьте вместе со мной, ибо Приюту теперь конец!.. Потому что все мы либо сгорим, либо задохнемся в собственных выделениях!..
   Что он мелет, подумал Иван. Что он такое мелет?
   Он бросился к Мэту и, оттолкнув его от пульта, отобрал у старика микрофон.
   — Не верьте Мэту! — заорал он. — Это я обращаюсь к вам, Иван Долгих, сын Петра из бригады вентиляторщиков… Не верьте Мэту, люди! Он действительно перестал быть Зрячим, но это потому, что Креста больше нет. Крест уничтожен!
   Ну вот и все, подумал он. Главное сказано, и теперь слово за ними.
   Серая пелена встала вдруг у него перед глазами, как будто осеннее небо опустилось на землю, спрятав и пульт, и микрофон, и все остальное. И увидел Иван, как ползет к нему сзади полураздавленный черный паук, готовя острое ядовитое жало, злобный, ненавидящий, мстительный…
   Иван стремительно обернулся. Серая пелена исчезла. На полу, всхлипывая, копошился Зрячий Мэт, сжав в правой руке большой нож. Иван подскочил к старику и резко ударил ногой по его руке. Нож, кувыркнувшись в воздухе, отлетел в угол. Мэт с трудом поднялся.
   — Ты лжешь, щенок! — прошипел он. — Черный Крест нельзя уничтожить. Он неуязвим! Во всех Штатах только три человека могли уничтожить его. Это были большие люди, но и им для этого надо было как минимум собраться вместе. — И он хрипло рассмеялся.
   Пожалуй, не стоит его больше подпускать к пульту, подумал Иван. Мало ли что…
   — Сядьте, мистер Коллинз! — сказал он. — И не двигайтесь! А то я не погляжу, что у вас преклонный возраст!
   Старик, кряхтя, уселся.
   — Когда, по-вашему, Крест должен быть над Приютом на ближайшем витке?
   — спросил Иван.
   Мэт посмотрел на часы. И молча отвернулся.
   — Я убью вас, мистер Коллинз! — устало сказал Иван.
   — Через двадцать минут, — прошипел Мэт.
   Иван снова взял в руки микрофон.
   — Жители Приюта! — сказал он. — Через десять минут прошу вас собраться в выходном тамбуре. Вы убедитесь, что Зрячий Мэт вам больше не нужен.
   Он выключил пульт.
   — Пойдемте, мистер Коллинз. Я докажу вам, что ваша «Цитадель» уничтожена.
   Услышав слово «цитадель», старик вздрогнул, провел трясущейся рукой по лицу. Но тут же высокомерно рассмеялся.
   — Ты с ума сошел, мальчишка! Я же тебе сказал, что нет в мире силы, которая могла бы совершить это.
   — Значит, есть, — сказал Иван. — Пойдемте!
   — Гореть тебе в геенне огненной. А я с удовольствием посмотрю на эту картину.
   — Да-да, — согласился Иван. — Конечно… Пошли!
   Однако старик, с трудом закинув ногу на ногу, поудобнее уселся в кресле.
   — Иди, — сказал он. — Я приду попозже… Не волнуйся, я успею к нужному моменту.
   Он просто хочет вывести меня из себя, подумал Иван.
   — Ну нет, — сказал он. — Мы пойдем вместе.
   Старик злобно плюнул в его сторону.
   — Ну и черт с тобой! — Он поднялся с кресла и медленно двинулся к стене. — Не ожидал я от тебя такой прыти. — Он сокрушенно покачал головой.
   — Куда вы, мистер Коллинз? — крикнул Иван, сдергивая с плеча лайтинг.
   — Выход в противоположной стороне.
   — Успокойся! — прошипел Мэт. — Я не собираюсь сбегать. А то ты тут развалишь все с испугу!.. Просто у меня здесь лифт.
   Он подошел к стене, что-то там сделал, и стена вдруг треснула. В ней открылась большая ниша, в которой тут же вспыхнул свет. Старик шагнул внутрь и обернулся.
   — Заходи же! Чего зря ноги топтать!
   Все у него работает, подумал Иван. А ведь ремонтников он сюда не пускает. Кто же все это ремонтирует?.. Сам, что ли?..
   Он вошел в лифт и встал в уголке, направив ствол в живот старику. Тот вздохнул, глядя на лайтинг, и сказал:
   — Не вздумай стрелять! Сам сгоришь!.. Замкнутый объем.
   — Ничего! — сказал Иван. — Уж лучше сгорю в замкнутом объеме, чем вас упущу!
   Старик зябко передернул плечами и нажал кнопку на стене. Чуть дрогнул пол, послышалось легкое гудение. И стена снова разошлась.
   — Приехали, — сказал Мэт, по-прежнему не сводя завороженного взгляда с лайтинга. — Дальше поезд не идет!
   Боишься, владыка, подумал Иван. Трясешься! Умирать-то страшно! Столько лет никого не боялся. Некого было бояться! Сам себе голова. Хотел
   — ел, что хочется. Хотел — спал, с кем хочется. Хотел — отправлял на смерть…
   Он усмехнулся и сказал:
   — Выходите, мистер Коллинз! Поезд дальше не пойдет!
   В выходном тамбуре пока еще никого не было, только сидел у ворот Толстяк Жерар и, по обыкновению, дремал, зажав автомат между колен. Иван подошел к нему и, аккуратно вытащив оружие, повесил на свое левое плечо.
   Целый арсенал, подумал он. Только воевать не с кем. Разве что с Мозли…
   Послышались голоса. В тамбуре появились Слепые. Зашумели, загомонили. Как всегда проснулось гулкое эхо.
   — Кто знает, что случилось?.. Куда это все прутся?
   — Смотри: и Мэт здесь!.. А Иван-то, гляди, весь оружием обвешан!
   — Да, совсем от рук отбился мальчишка! Стыд и срам!
   — Старый хрыч давно с ума сошел!.. А теперь и Ивана с панталыку сбил. Вы слышали, Феликс, он заявил, что Креста нет?
   — Да что я слышал?! Я только что из фанового отсека вылез.
   — То-то я думаю: откуда это так воняет?.. Эй, уберите детей из-под ног! Задавим ведь…
   — Нет-нет, Мартина! Сечь их надо! Сечь, сечь и сечь!
   — И не говорите, соседка!.. Мой вчера заявляет: «Живем, как кроты в норе…» Это я — крот, да? Каково?
   — Петька, смотри-ка — дядя Иван! А болтали ребята, что он с Мэтом разругался и ушел…
   — Ну и что? Как ушел, так и вернулся!
   В толпе Иван увидел свою мать. Она стояла и настороженно смотрела на него. Как будто он и не исчезал никуда на двое суток… А отца не было. И ребят не было. Ни Анны, ни Глэдис, ни Криса — никого… Почему же они не идут, подумал Иван. Разве это не было и их мечтой?
   Он поднял руку.
   — Тихо!!!
   Шум голосов медленно затих.
   — Граждане Приюта! — крикнул Иван. — Я попросил вас собраться здесь для того, чтобы доказать вам: Черного Креста больше нет!.. И нет больше ни Слепых, ни Зрячих! И поверхность теперь доступна для всех в любое время. Каждый может выйти. Хоть сейчас!
   Толпа колыхнулась.
   — Держи карман шире! — раздался чей-то насмешливый голос. — Мне и здесь хорошо! Тепло, светло и в окна не дует!
   Иван замер. Не верят, подумал он. И не поверят!.. Чего ради верить? Какой-то пацан, третьего дня исчез, двое суток неизвестно где пропадал, откуда-то внезапно появился и заявляет теперь во всеуслышание, что Креста больше нет… Пропало, видите ли, куда-то вековое пугало! А с пугалом этим уже не одно поколение жизнь прожило…
   — Кончай валять дурака, Иван! — сказал дядя Мартин. — Говори, зачем собрал? Некогда лясы точить!.. На шестом этаже канализация полетела. И на девятом тоже!
   Ну и ладно, подумал Иван, ну и пусть.
   Он повернулся к толпе спиной и пошел к выходу, мимо приткнувшегося к стене Зрячего Мэта, мимо сидевшего с обалделым видом разоруженного горе-охранника Жерара, мимо какого-то незнакомого малорослого типа с лысым черепом, возникшего справа и от которого пахнуло угрозой, но не сиюминутной, а отдаленной, протяженной во времени. На нее Иван пока не стал обращать внимания. В воротах он обернулся. Никто не двинулся с места, все молча смотрели на него. От толпы безысходно несло черной тоской непонимания и враждебности, и Иван плюнул бы на все и ушел, но во вселенской этой черноте яркими огоньками поблескивали любопытные глазенки детей.
   И Иван сказал, глядя в эти огоньки:
   — Сейчас я выйду наружу. Зрячий Мэт подтвердит, что Крест должен быть сейчас как раз над головой… И если он еще существует, я тут же умру. На ваших глазах.
   Мэт взглянул на часы, но ничего не сказал. И тогда Иван выбежал на луг.
   — Сынок! Вернись! — догнал его рыдающий стон матери.
   — Опомнись, безумец! — визгливо крикнул Зрячий Мэт. — Еще успеешь вернуться… Я прощу тебе все выходки!
   Иван остановился посреди луга. Над ним раскинулся голубой купол, с которого светило ослепительное солнце. Над благоухающими цветами порхали яркие бабочки. Издалека доносился размеренный голос кукушки. Все было, как вчера, и все было совершенно иначе. Наверное, потому, что теперь не надо было с опаской оглядывать небо.
   В спину остро кольнула угроза, непонятная, но явно смертельная. Иван тут же совершил прыжок в сторону. Мимо него, блеснув на солнце, рыбкой скользнул нож и, упав на землю, затерялся в траве.
   Иван медленно обернулся. Толпа Слепых придвинулась к воротам. В ней спешил затеряться лысый карлик. Слепые не обращали на него никакого внимания, они, раскрыв рты, жадно смотрели на Ивана. Иван улыбнулся им и растянулся на траве, сунув лайтинг под голову. Закрыл глаза.
   Что же мне делать с Мэтом, думал он. Выгнать его из Приюта?.. Специально для него создать тюрьму-одиночку и в пожизненное?.. Хорошо бы поразить его на глазах у всех фиолетовой молнией, но нет у меня к нему ненависти. Еще вчера было сколько угодно, а сегодня ничего не осталось. Одна жалость…
   Лежать под солнцем на траве было приятно — тепло и мягко. Как на кровати. Век бы так лежал!.. Если бы еще не упиралась в шею рукоятка лайтинга.
   Негромкий шум донесся до него от ворот. Он открыл глаза, сел и посмотрел назад. Толпа Слепых рассасывалась. То один, то другой, словно вспомнив о чем-то, поворачивались и уходили. Заплакали дети.
   — Туда хочу! Туда-а-а!.. — закричал какой-то малыш.
   Детей хватали за руки, уводили силой, слышались шлепки.
   — Стойте! — закричал Иван и вскочил на ноги. — Куда же вы? Разве вы не видите, что я жив, что Креста нет, что можно совершенно безопасно валяться на травке?..
   Слепые молча пожимали плечами и продолжали расходиться. Только дядя Мартин вдруг остановился, повернулся и направился к Ивану.
   — Ты извини, — сказал он. — Валяться на травке — это, конечно, прекрасно, но нам работать надо. Канализацию чинить. — И он со странным сожалением посмотрел на Ивана.
   — Зачем? — спросил Иван. — Для чего?.. Я не совсем правильно сказал… Но ведь теперь запросто можно жить не в Приюте! Вся Земля открыта!
   Дядя Мартин погладил его по голове. Как маленького.
   — К чему нам вся Земля? — сказал он. — Нас и Приют устраивает. Особенно теперь, когда не стало Креста.
   — Но как же?..
   — А вот так! — веско сказал дядя Мартин. — Работать надо! И чем больше, тем лучше… Тогда не будет времени заниматься всякой ерундой.
   И он ушел. И все ушли. Остались только мать да скрючившийся у ворот Зрячий Мэт.
   — А где отец, мама? — спросил Иван.
   Мать молчала.
   — Он не пошел, да? — сказал Иван. — Заявил, что у него есть дела и поважнее, да? «Фильтры чистить пора…»
   — А может, так и надо, сынок? — осторожно сказала мать. — Ну зачем нам все? Разве нам плохо живется в Приюте? Сыты, одеты… Что еще нужно человеку?.. Дикие звери к нам не суются. Ведь хорошо же!
   — Человеку многое нужно, мама! Так много нужно человеку, что я пока себе даже представить не могу.
   Мать пожала плечами. Во взгляде ее сквозило такое же сожаление, как у дяди Мартина.
   — Расскажи лучше, где ты был, — сказала она. — Что видел?
   — Не сейчас, мадам! — прокаркал сзади Зрячий Мэт. — Идите-ка домой. Мне надо поговорить с вашим сыном.
   Мать ушла. Иван снова взялся за лайтинг. Зрячий Мэт брезгливо поморщился.
   — Ну что, философ? — сказал он, не глядя на Ивана. — Ты уже не можешь без оружия. Хватаешься за него, когда надо и когда не надо… Видно, не слишком хороши свобода и самостоятельность? Маловато в них ласки?.. И больно уж много страха!
   Он замолк на мгновение, потер правой рукой грудь и продолжил:
   — Впрочем, тем хуже для тебя! — Он усмехнулся. — А согласись: хороший был удар, когда оказалось, что Слепым не нужна твоя свобода… Самонадеянность всегда губит нас, милый мой! И я когда-то…
   Мэт замолчал на полуслове и улыбнулся, и улыбка оказалась широкой и открытой. Такой улыбки Иван никогда не видел на его лице.
   Как быстро он согласился с гибелью своего мира, подумал Иван. Ведь внутри него все вопить должно от страха: как же теперь жить?! А он разглагольствует о свободе. Может быть, он просто сошел с ума?
   — Да, обманулся я в тебе, — проговорил старик. — Видно, действительно, стар стал. Лишил памяти, а надо было либо своим сделать, либо в могилу… Теперь уже не вернешь!
   — Чего это вы плачетесь, мистер Коллинз? — сказал Иван. — Утешений от меня все равно ведь не дождетесь!
   — Да, поздно! — сказал старик, не слыша его. — Да и не один… — Он замолк, пожевал губами. — Несерьезно я подошел к фантазиям Дайера… Пусть, думал, себе фантазируют, на фантазиях далеко не уедешь! А оно вон как вышло!
   Лицо его вдруг исказилось, добрая отцовская улыбка мгновенно превратилась в гримасу ненависти.
   — Я не знаю, как ты справился с «Цитаделью», — прошипел он, сжав сухонькие кулачки. — Такой же, наверное, чудотворец… Но это неважно! Тщу себя надеждой, что и никто этого не узнает!.. А потом и тех уничтожу! Зародыши, видите ли…
   Он, наконец, повернулся к Ивану лицом, взглянул в упор ненавидящими глазами.
   — Я одного вам не прощу! — прохрипел он. — Того, что вы не дождались моей смерти!
   Он поднял сморщенные костлявые руки и потянулся к горлу Ивана. Тот отшатнулся. Старик споткнулся, упал и, лежа ничком в траве, завыл, забормотал что-то нечленораздельное.
   Да он сумасшедший, подумал Иван. И все они сумасшедшие… Слишком долго они жили под землей. Кроту не нужен яркий свет, он не поможет ему стать зрячим, а слепцу проще и безопаснее жить в четырех стенах. Но для кого же я рисковал жизнью?..
   Дикий вопль ударил ему в уши и тут же оборвался. Иван обернулся. Неподалеку на пригорке лежал, дергаясь, давешний лысый карлик. Рядом с ним валялся огромный черный пистолет.
   Вот кого я должен был заменить по окончании учебы у Мэта, подумал Иван. И ходить с этим черным пистолетом по тайным ходам, когда нельзя было дожидаться Черного Креста для приведения приговора. А потом кто-то молодой заменил бы меня!.. Ну как все хотят сделать из меня оружие!
   — Эллиот, где ты? — прокаркал Зрячий Мэт. — Что же ты медлишь?! Почему тебя нет, Эллиот?.. Где ты? — Карканье перешло в визг. — Я не вижу тебя, Эллиот! Не вижу!!!
   Он поднялся с травы и стоял, крутя головой, размахивая руками, а на лице его глубокими ямами выделялись пустые глазницы. Тот же, кого он звал, издыхал в десяти шагах, судорожно извиваясь и кроваво булькая перекошенным ртом. Как раздавленный котенок.
   Так старик просто отвлекал меня, понял вдруг Иван, пока этот тип… Но кто его так, подумал он с удивлением… Наташка, сказал он себе с радостью.
   Что-то случилось вокруг. Ярче стали краски, плотнее звуки. Со всех сторон залило жизнью, запахло неведомыми желаниями, и это было так неожиданно, что у Ивана закружилась голова. Остро захотелось жить, и тут же к нему с любовью потянулись цветы. А вдали шумно радовались пониманию деревья, тоскуя, что не могут сдвинуться с места и коснуться руками его лица. И бабочки громко кричали друг другу, что его больше не нужно бояться. А жить хотелось все сильнее и сильнее, и желание стало невыносимым, и он понял каким-то другим, нечеловеческим понятием, что готов к этому, но отвлекал маленький скрюченный паучок, приколотый к земле английской булавкой, несчастный как всякое орудие зла, уходящий в черное пустое бездонье. И еще мешал старый хищник, мятущийся туда-сюда на негнущихся лапах, брызжущий ядом, слепой… И его стало жаль невыносимо, и свет ударил из рук Ивана, и старого паука развалило пополам, и зашипел, испаряясь навсегда, черный яд, и жаром ударило в лицо, и смерть пришла собрать свою дань…
   Иван снова стал самим собой. Прямо перед ним дымились обугленные останки того, кто еще недавно называл себя Зрячим Мэтом. Справа валялся труп лысого карлика с раздавленной грудной клеткой. Больше рядом никого не было.
   Что это со мной, подумал Иван. Никогда ничего подобного не чувствовал… Как будто все свое кругом!
   — Наташа! — позвал он. — Где ты?.. Я же знаю: это ты!
   — Нет! — пропел ликующий девичий голос. — Это не Наташа. Это я, Патриция…
   — Пэт? Откуда ты здесь?.. Ты все видела?
   — Я все видела. Но я не здесь.
   Иван снова оглянулся.
   — Мы рядом с тобой, — продолжала Патриция, — но мы заперты. В камере Доктора… Нас вчера арестовали.
   — Арестовали?! Зачем?.. И кого это — вас?
   — Меня, — сказала Патриция. — Глэдис, Анну. А еще Анджея, Криса и Сержа.
   И тут Иван услышал Анну.
   — Иван, — сказала она. — Ты помнишь, Доктор называл тебя зародышем новой земной цивилизации. Он не шутил… Нас здесь шестеро. А еще ты. И Наташа.
   — Да, — устало сказал Иван. — Наташа… Мне надо срочно к ней. Я ее бросил… Зря выкинул часы… Оставил бы ей, — бормотал он. — Зачем-то бросил… Какой идиотизм…
   Сознание уплывало, но он изо всех сил сопротивлялся, цепляясь за него, как за спасательный круг, брошенный судьбой. И ему удалось зацепиться, когда заговорил Крис.
   — Каждый из нас приобрел какое-то нечеловеческое качество, — сказал Крис. — И теперь мы заражаемся ими друг от друга.
   И тут Иван увидел их, всех шестерых, сидящих на стульях в камере Доктора. И понял, что они тоже видят его, хотя он находится на поверхности земли, а они там, в глубине, под несколькими слоями стали и железобетона.
   — А что со мной только что было? — спросил он.
   — Когда? — сказала Патриция.
   — Когда я убил Мэта.
   — Не знаю. Этого еще ни с кем не было.
   Иван прикрыл глаза, собираясь с силами.
   — Слушайте, — сказал он. — Что же это вы там сидите? Ведь в Приюте сейчас безвластие. Надо что-то делать!
   Они переглянулись.
   — Нет, — сказал Крис. — Еще рано.
   — Видишь ли, — сказал Серж. — Нам еще нужно всем заразиться тем, что умеет кто-то один. Твоим Зрением, например… Как Патриция заразилась от Криса умением отнимать жизни на расстоянии.
   — Но вы же взаперти! — воскликнул Иван.
   — Да? — сказал Крис. — Запертая дверь — понятие относительное. Ты вот, например, в любой момент можешь пройти к нам!.. Так что неизвестно еще, кто кого запер!
   — А почему вас арестовали? — спросил Иван.
   — Потому что Слепым мы не нужны, — сказал Анджей.
   — Нет, — возразила Анна. — Мы им нужны, ведь скоро все мы будем лечить… И мы нужны детям. Они не должны стать Слепыми, как их родители.
   — Не позволим, — сказал Крис. — Ведь сил потребуется очень и очень много. Одних боеголовок сколько нужно будет обезвредить!
   — И атомных электростанций, — добавил Анджей.
   — Зародыши новой цивилизации, — проговорил Серж задумчиво. — Смешно… Смешно и грустно. И странно!
   — Ничего странного! — сказала Анна. — Доктор говорил, что иного выхода из тупика нет.
   Зародыши новой цивилизации, повторил про себя Иван, опять ловя усилием воли ускользающее сознание.
   А ведь есть еще Мозли, вспомнил он. И Мэдж. С ними что-то надо будет делать… А через девять месяцев родятся два ребенка. И с ними тоже что-то надо будет делать…
   Сознание ускользало.
   И еще Наташка вспомнил он, собравшись с памятью.
   — Наташка! — крикнул он.
   — Не волнуйся! — сказал ему Крис. — У нее все нормально. Мы заберем ее завтра. Сконцентрируемся, как вчера, и заберем.
   Иван помотал головой.
   Почему, как вчера, подумал он, как это — как вчера?
   Сознание ускользало.
   Мир неотвратимо опрокидывался на него. Стало нечем дышать, знакомые молотки заколотили по вискам. Вокруг все воняло горелым мясом. И от этого было уже никак не избавиться.
   — Надо идти, — прошептал он. — Сконцентрироваться, как вчера… Почему, как вчера?
   Пытаясь понять, он сделал шаг, и другой, и третий. А когда все-таки упал, так и не выпустил из намертво сцепленных пальцев рукоятку лайтинга.
   Тут же шесть пар сильных рук подхватили его, и, уже потеряв сознание, он почувствовал, как его переносят через пустое черное бездонье. А из черноты тянутся к нему миллионы мерзких паучьих лап, тянутся, тянутся и почти достают.