Страница:
Прозвучали первые такты модной песенки "Пристукни ксена". Это был сигнал вызова.
У безмундирников именно так и принято. Это в лагере начальство появляется перед тобой без предупреждения. Единственные помещения, где работает блокировка, — туалеты и душевые. Правда, ходили слухи, что капралы пытались поставить видеокамеры и в душевые, чтобы понаблюдать вечерком, как обрезки и метелки обхаживают друг друга на предмет стыковки. И даже поставили. Однако, поскольку камеры эти ставили курсанты, отбывающие наряд вне очереди, то всем ниже прапора тут же становилось известно, в какие душевые кабины парами не заходить. А потом кто-то стукнул Лёду, и камеры поснимали вообще, хотя до настоящего разбирательства дело так и не дошло. Так, переместили кого-то с одной должности на другую, на этом все и затихло…
— Слушаю, — отозвался Кирилл.
— Связи просит прапорщик Оженков, — сказал персонкодер, — тренировочный лагерь N 4 Галактического Корпуса.
"Ого! — подумал Кирилл. — Что-то случилось!"
Если бы связи просило Его дерьмочество, Кирилл бы, конечно, поартачился, но прапор — лицо подневольное.
— Согласен! Комнату не показывать. Только мое лицо!
Во вспыхнувшем через мгновение видеопласте тоже было видно только лицо. Разумеется, за прошедшие дни прапор не изменился. Разве лишь выражение на физиономии было излишне официальным.
— Здравствуйте, Кентаринов!
— Здравствуйте, господин прапорщик! — У Кирилла вдруг заколотилось сердце.
Не Судьба ли пожаловала в гости? Та самая, о которой он думал несколько минут назад… С большими деньгами…
— Как живете, Кентаринов?
— Нормально живу, господин прапорщик.
— Работаете?
— Развлекаюсь…
Физиономия Оженкова чуть скривилась, официальность переплавилась в сочувствие.
— Понимаю… Мы должны извиниться перед вами, Кентаринов.
— Чего-чего?
Реплика была идиотской до невозможности, но слова вырвались сами собой: слишком редко перед приютским крысенышем извинялись те, кто находился выше по социальной лестнице. А уж офицеры "Ледового рая" и вовсе извиняться не умели!…
— Прими извинения от руководителей лагеря, сынок, — проговорил Оженков уже неофициальным тоном. — Тебя отчислили из курсантов незаконным образом. Виновные наказаны. Если пожелаешь, можешь вернуться в Галактический Корпус.
У Кирилла отвисла челюсть.
— Э-э… — сказал он. — Я-я… Э-э-э…
И закрыл рот.
— Понимаю, — Оженков даже не улыбнулся. — Намерен подумать. У тебя есть на это весь сегодняшний день. Больше мы ждать не сможем, извини. Твоя рота выходит на стадию выпуска. Пропуск на ка-пэ-пэ ждет тебя до двадцати одного часа местного времени, до вечерней поверки. Все, я отключаюсь.
Кирилл сглотнул:
— Подождите!
— Да?
— Э-э… — Все слова опять куда-то подевались. — А как наказали виновного… виновных?
Только теперь губы прапора тронула легкая улыбка, но издевательской ее ни в коем случае назвать было нельзя. Просто понимание и легкое неодобрение…
— Тебе это согреет сердце?
— Нет, — пробормотал Кирилл. — Простите, господин прапорщик!
— Мы тебя ждем, курсант.
Видеопласт погас. Персонкодер пискнул, объявляя конец связи.
Кирилл вскочил и заметался по номеру.
На душе приютского крысеныша воцарился полный бедлам. Радость от того, что Его дерьмочество наконец получило по заслугам, смешивалась со страхом вновь встретиться с Сандрой. Еще утром Кирилл жаждал этой встречи, но сейчас… Стоп-паньки!!! Но ведь теперь не надо лезть из кожи вон, чтобы придумать, как познакомиться со Светланой Чудиновой! И в сердце Кирилла вспыхнула новая радость, ослепительная, огромная, вечная. И все было мгновенно решено. Конечно, приди это известие утром, он бы, скорее всего, отказался. Но не сейчас! Возможность увидеть Светлану значила гораздо больше, чем страх встретиться с Громильшей. В конце концов, он Сандре в любви не клялся, у метелки нет на него никаких прав! Подумаешь, поелозили друг по другу. Гмыря проделывал это с нею много больше! И вообще!…
Что — вообще, Кирилл не придумал. Но это и не требовалось.
Зато требовалось срочно связаться с работодателем. Хотя бы за тем, чтобы предупредить. Это — с одной стороны. А с другой, получить должок за проделанную работу.
Вот только как это сделать? Вряд ли Лони Ланимер ни с того ни с сего занес свое липовое имя в поисковики адресной службы. Но вдруг…
Кирилл кинулся к шеридану, запустил поисковик, набрал имя и фамилию.
Ответ был прежним: ошибка номер 304 — запрошенное имя в базе не значится.
Кирилл поскреб затылок.
Увы, похоже, плакали денежки… Это судьба, деваться некуда.
Тут ожил шеридан и доложил, что Кириллу прислали письменное послание.
Кажется, он становится популярным…
Ланимер был легок на помине. Он сообщал, что в силу определенных жизненных обстоятельств вынужден на некоторое время покинуть Гагарин и советовал своему хакеру выехать из "Сидонии" и переселиться в другое место. Правда, номер в отеле оплачен на месяц вперед и в случае крайней необходимости им можно будет воспользоваться. Странный получался совет — как говорит Артем, и на елку влезть, и задницу не ободрать… О денежках Лони не забыл и даже перечислил их на счет Кирилла. О соблюдении законности беспокоиться нечего, деньги чистые, с них даже налог взяли…
Да, это была Судьба. Та самая, с большой буквы…
И Кирилл понял, что теперь все действительно решено. И незачем ждать двадцать одного часа по местному времени.
30
31
32
33
У безмундирников именно так и принято. Это в лагере начальство появляется перед тобой без предупреждения. Единственные помещения, где работает блокировка, — туалеты и душевые. Правда, ходили слухи, что капралы пытались поставить видеокамеры и в душевые, чтобы понаблюдать вечерком, как обрезки и метелки обхаживают друг друга на предмет стыковки. И даже поставили. Однако, поскольку камеры эти ставили курсанты, отбывающие наряд вне очереди, то всем ниже прапора тут же становилось известно, в какие душевые кабины парами не заходить. А потом кто-то стукнул Лёду, и камеры поснимали вообще, хотя до настоящего разбирательства дело так и не дошло. Так, переместили кого-то с одной должности на другую, на этом все и затихло…
— Слушаю, — отозвался Кирилл.
— Связи просит прапорщик Оженков, — сказал персонкодер, — тренировочный лагерь N 4 Галактического Корпуса.
"Ого! — подумал Кирилл. — Что-то случилось!"
Если бы связи просило Его дерьмочество, Кирилл бы, конечно, поартачился, но прапор — лицо подневольное.
— Согласен! Комнату не показывать. Только мое лицо!
Во вспыхнувшем через мгновение видеопласте тоже было видно только лицо. Разумеется, за прошедшие дни прапор не изменился. Разве лишь выражение на физиономии было излишне официальным.
— Здравствуйте, Кентаринов!
— Здравствуйте, господин прапорщик! — У Кирилла вдруг заколотилось сердце.
Не Судьба ли пожаловала в гости? Та самая, о которой он думал несколько минут назад… С большими деньгами…
— Как живете, Кентаринов?
— Нормально живу, господин прапорщик.
— Работаете?
— Развлекаюсь…
Физиономия Оженкова чуть скривилась, официальность переплавилась в сочувствие.
— Понимаю… Мы должны извиниться перед вами, Кентаринов.
— Чего-чего?
Реплика была идиотской до невозможности, но слова вырвались сами собой: слишком редко перед приютским крысенышем извинялись те, кто находился выше по социальной лестнице. А уж офицеры "Ледового рая" и вовсе извиняться не умели!…
— Прими извинения от руководителей лагеря, сынок, — проговорил Оженков уже неофициальным тоном. — Тебя отчислили из курсантов незаконным образом. Виновные наказаны. Если пожелаешь, можешь вернуться в Галактический Корпус.
У Кирилла отвисла челюсть.
— Э-э… — сказал он. — Я-я… Э-э-э…
И закрыл рот.
— Понимаю, — Оженков даже не улыбнулся. — Намерен подумать. У тебя есть на это весь сегодняшний день. Больше мы ждать не сможем, извини. Твоя рота выходит на стадию выпуска. Пропуск на ка-пэ-пэ ждет тебя до двадцати одного часа местного времени, до вечерней поверки. Все, я отключаюсь.
Кирилл сглотнул:
— Подождите!
— Да?
— Э-э… — Все слова опять куда-то подевались. — А как наказали виновного… виновных?
Только теперь губы прапора тронула легкая улыбка, но издевательской ее ни в коем случае назвать было нельзя. Просто понимание и легкое неодобрение…
— Тебе это согреет сердце?
— Нет, — пробормотал Кирилл. — Простите, господин прапорщик!
— Мы тебя ждем, курсант.
Видеопласт погас. Персонкодер пискнул, объявляя конец связи.
Кирилл вскочил и заметался по номеру.
На душе приютского крысеныша воцарился полный бедлам. Радость от того, что Его дерьмочество наконец получило по заслугам, смешивалась со страхом вновь встретиться с Сандрой. Еще утром Кирилл жаждал этой встречи, но сейчас… Стоп-паньки!!! Но ведь теперь не надо лезть из кожи вон, чтобы придумать, как познакомиться со Светланой Чудиновой! И в сердце Кирилла вспыхнула новая радость, ослепительная, огромная, вечная. И все было мгновенно решено. Конечно, приди это известие утром, он бы, скорее всего, отказался. Но не сейчас! Возможность увидеть Светлану значила гораздо больше, чем страх встретиться с Громильшей. В конце концов, он Сандре в любви не клялся, у метелки нет на него никаких прав! Подумаешь, поелозили друг по другу. Гмыря проделывал это с нею много больше! И вообще!…
Что — вообще, Кирилл не придумал. Но это и не требовалось.
Зато требовалось срочно связаться с работодателем. Хотя бы за тем, чтобы предупредить. Это — с одной стороны. А с другой, получить должок за проделанную работу.
Вот только как это сделать? Вряд ли Лони Ланимер ни с того ни с сего занес свое липовое имя в поисковики адресной службы. Но вдруг…
Кирилл кинулся к шеридану, запустил поисковик, набрал имя и фамилию.
Ответ был прежним: ошибка номер 304 — запрошенное имя в базе не значится.
Кирилл поскреб затылок.
Увы, похоже, плакали денежки… Это судьба, деваться некуда.
Тут ожил шеридан и доложил, что Кириллу прислали письменное послание.
Кажется, он становится популярным…
Ланимер был легок на помине. Он сообщал, что в силу определенных жизненных обстоятельств вынужден на некоторое время покинуть Гагарин и советовал своему хакеру выехать из "Сидонии" и переселиться в другое место. Правда, номер в отеле оплачен на месяц вперед и в случае крайней необходимости им можно будет воспользоваться. Странный получался совет — как говорит Артем, и на елку влезть, и задницу не ободрать… О денежках Лони не забыл и даже перечислил их на счет Кирилла. О соблюдении законности беспокоиться нечего, деньги чистые, с них даже налог взяли…
Да, это была Судьба. Та самая, с большой буквы…
И Кирилл понял, что теперь все действительно решено. И незачем ждать двадцать одного часа по местному времени.
30
Поступил он все равно по-своему. Не стал сообщать портье, что съезжает. Просто где-то в душе жило опасение, что все это какой-то гигантский мерзкий розыгрыш. Кто он и кто Гмыря?
Вот явится он, Кирилл, на КПП, а там посмотрят в глаза пришельцу с подозрением, обольют откровенным презрением и скажут: мол, нет на вас пропуска, господин хороший, менталотравматиков назад в Корпус не принимают. Мол, посмеялись над вами…
И тогда будет куда вернуться. Сдать же номер в "Сидонии" он всегда успеет. Да собственно его и сдавать не надо. Как закончится срок оплаты, все само собой решится.
Поэтому Кирилл просто отдал ключ портье и сказал, что некоторое время будет отсутствовать.
— А что отвечать, если станут спрашивать? — поинтересовался портье.
— А ничего, — сказал Кирилл. — По делу спрашивать не станут. — И покинул гостиницу.
На КПП на него никто не посмотрел с подозрением или презрением. Никто не спрашивал, почему возвращается в лагерь менталотравматик и где он столько дней прохлаждался. Проверили в компьютере наличие пропуска, считали данные с персон-карты и сказали:
— Проходите.
А в роте возвращенца и вовсе встретили на ура. Пожимали руку, хлопали по плечам. Особенно восторгалась Ксанка.
— Я так рада, — сказала она. — Ты просто не представляешь.
Но ее радость не могла подпортить настроение Кириллу. Про влюбленную в него метелку он и думать перестал…
— Куда это ты пропал? — спросил Спиря ревнивым тоном.
— А вам не сказали?
Оказывается, никто не был в теме, почему исчез из расположения лагеря курсант Кирилл Кентаринов. Ни Дог, ни Оженков личный состав с происшествием не ознакомили. Медики увезли менталотравматика из имитаторного класса, когда остальные курсанты еще сражались с собственными противниками: занятие-то было персональным. Громильша тоже никому ничего не сказала — видимо, выполняла приказ Дога.
— А где она сама? — спросил Кирилл.
— Его дерьмочество сегодня утром свалило и ее с собой увезло, — сказал Спиря. — Я, мол, дамы и господа, отбываю к месту нового назначения и забираю ефрейтора Каблукову… Видно, на новом месте стыковать некого. — Он подмигнул Кириллу тем глазом, который не видела Ксанка. — А если и есть, то такую, как Сандра, никем не заменишь.
— А ты, Артюшечка, откуда знаешь? — тут же ехидно прищурилась Ксанка. — Или сам пробовал?
У Спири заалела физиономия, как маков цвет. После такого вопроса он попросту язык проглотил. Наконец Ксанка сжалилась:
— Ладно уж… Это я пошутила.
— Шутки у вас, мадмуазель, словно ржавые пистоны, — с обидой сказал Спиря.
— Ну уж и ржавые… Хотя, лучше иметь за душой ржавые пистоны, чем гнусные подозрения.
— Чего это ты вдруг? Тебе же Сандра никогда не нравилась! Женская солидарность?
— А хотя бы и солидарность!
Кирилл слушал пикировку этой парочки и с удивлением обнаружил, что и сам, оказывается, рад встрече с ними. Еще вчера ему казалось, что Галактический Корпус навсегда остался позади, что сожалей не сожалей, а прошлого не вернешь, теперь он сам по себе. И вот забытые ощущения вернулись. Вернулось чувство нужности кому-то. Даже не Ксанке, а тому же прапору Оженкову. И тормозилле Витьке Перевалову. Ведь Лони Ланимеру, по большому счету, нужен был не он, Кирилл Кентаринов, а добытая им в сети информация. А вот этим оглоедам нужен именно он, бывший приютский крысеныш, и они радуются его возвращению не меньше, чем новому дню. Даже Спире он, оказывается, нужен, и даже Спиря ему рад. Эти мысли и ощущения были Кириллу внове, но за несколько секунд прижились, стали своими, и он тут же забыл, что всего лишь сутки назад такое ему и в голову не могло прийти.
Зато он вспомнил Светлану Чудинову.
— Слушайте, — сказал он, изо всех сил сдерживая дрожь в голосе, — а в какой казарме поселили новичков? Тех, кто сегодня прибыл…
— А зачем тебе? — спросил Спиря. — Они же зелень!
Кирилл на секунду замялся, но выкрутился:
— Знакомый там у меня объявился.
— Из приюта, что ли?
— Положим, у меня знакомые были не только в приюте.
— Ну чего пристал к человеку? — возмутилась Ксанка, и Спиря тут же заткнулся.
— Зелень в шестой казарме, — сказал он. — Но нам туда, если помнишь, нельзя.
— Я еще не получил назад лагерный персонкодер, меня не засекут. Скажете прапору, если будет искать, что на толчок побежал.
Ксанка кивнула. Спиря последовал ее примеру.
И Кирилл ринулся к шестой казарме.
Ему повезло. У новичков был перерыв в занятии строевой (зелень начинали гонять по плацу с первого же дня). Кто смолил дежурный бычок, кто трепался.
Кирилл сразу увидел ее.
Она стояла чуть в стороне, на углу плаца, и рассматривала свои руки. Наверное, спрашивала себя, когда они теперь увидят маникюр. И наверное, понимала, что не скоро.
— Привет! — хрипло сказал Кирилл, подходя.
Она обернулась. Посмотрела непонимающе. Потом узнала. Или сделала вид, что узнала. Ведь вчера он был в штатском…
— Здравствуй! — сказала она просто. И так же просто, напрямик, спросила: — Как тебя зовут?
— Кирилл, — прохрипел Кирилл.
— А меня Светлана.
— Я тебя видел вчера, в космопорту Офир, — прохрипел Кирилл, забыв, что можно откашляться.
Карие глаза расширились.
И Кирилл тут же утонул в них…
Когда он пришел в себя, было ясно: все случившееся с ним — судьба. А стоявшая перед ним девушка с несмелой улыбкой на губах — и вовсе Судьба. Та самая, с большой буквы…
Однако поговорить им не дали. Над плацем разнесся голос прапорщика, командующего зеленью:
— Рота! Закончили перекур! Стройся!
Курсанты-новички кинулись к центру плаца.
— Я найду тебя! — крикнул Кирилл убегающей Светлане.
Та обернулась, на ходу кивнула и помчалась дальше.
И Кириллу ничего не оставалось кроме как посмотреть ей вслед.
Вот явится он, Кирилл, на КПП, а там посмотрят в глаза пришельцу с подозрением, обольют откровенным презрением и скажут: мол, нет на вас пропуска, господин хороший, менталотравматиков назад в Корпус не принимают. Мол, посмеялись над вами…
И тогда будет куда вернуться. Сдать же номер в "Сидонии" он всегда успеет. Да собственно его и сдавать не надо. Как закончится срок оплаты, все само собой решится.
Поэтому Кирилл просто отдал ключ портье и сказал, что некоторое время будет отсутствовать.
— А что отвечать, если станут спрашивать? — поинтересовался портье.
— А ничего, — сказал Кирилл. — По делу спрашивать не станут. — И покинул гостиницу.
На КПП на него никто не посмотрел с подозрением или презрением. Никто не спрашивал, почему возвращается в лагерь менталотравматик и где он столько дней прохлаждался. Проверили в компьютере наличие пропуска, считали данные с персон-карты и сказали:
— Проходите.
А в роте возвращенца и вовсе встретили на ура. Пожимали руку, хлопали по плечам. Особенно восторгалась Ксанка.
— Я так рада, — сказала она. — Ты просто не представляешь.
Но ее радость не могла подпортить настроение Кириллу. Про влюбленную в него метелку он и думать перестал…
— Куда это ты пропал? — спросил Спиря ревнивым тоном.
— А вам не сказали?
Оказывается, никто не был в теме, почему исчез из расположения лагеря курсант Кирилл Кентаринов. Ни Дог, ни Оженков личный состав с происшествием не ознакомили. Медики увезли менталотравматика из имитаторного класса, когда остальные курсанты еще сражались с собственными противниками: занятие-то было персональным. Громильша тоже никому ничего не сказала — видимо, выполняла приказ Дога.
— А где она сама? — спросил Кирилл.
— Его дерьмочество сегодня утром свалило и ее с собой увезло, — сказал Спиря. — Я, мол, дамы и господа, отбываю к месту нового назначения и забираю ефрейтора Каблукову… Видно, на новом месте стыковать некого. — Он подмигнул Кириллу тем глазом, который не видела Ксанка. — А если и есть, то такую, как Сандра, никем не заменишь.
— А ты, Артюшечка, откуда знаешь? — тут же ехидно прищурилась Ксанка. — Или сам пробовал?
У Спири заалела физиономия, как маков цвет. После такого вопроса он попросту язык проглотил. Наконец Ксанка сжалилась:
— Ладно уж… Это я пошутила.
— Шутки у вас, мадмуазель, словно ржавые пистоны, — с обидой сказал Спиря.
— Ну уж и ржавые… Хотя, лучше иметь за душой ржавые пистоны, чем гнусные подозрения.
— Чего это ты вдруг? Тебе же Сандра никогда не нравилась! Женская солидарность?
— А хотя бы и солидарность!
Кирилл слушал пикировку этой парочки и с удивлением обнаружил, что и сам, оказывается, рад встрече с ними. Еще вчера ему казалось, что Галактический Корпус навсегда остался позади, что сожалей не сожалей, а прошлого не вернешь, теперь он сам по себе. И вот забытые ощущения вернулись. Вернулось чувство нужности кому-то. Даже не Ксанке, а тому же прапору Оженкову. И тормозилле Витьке Перевалову. Ведь Лони Ланимеру, по большому счету, нужен был не он, Кирилл Кентаринов, а добытая им в сети информация. А вот этим оглоедам нужен именно он, бывший приютский крысеныш, и они радуются его возвращению не меньше, чем новому дню. Даже Спире он, оказывается, нужен, и даже Спиря ему рад. Эти мысли и ощущения были Кириллу внове, но за несколько секунд прижились, стали своими, и он тут же забыл, что всего лишь сутки назад такое ему и в голову не могло прийти.
Зато он вспомнил Светлану Чудинову.
— Слушайте, — сказал он, изо всех сил сдерживая дрожь в голосе, — а в какой казарме поселили новичков? Тех, кто сегодня прибыл…
— А зачем тебе? — спросил Спиря. — Они же зелень!
Кирилл на секунду замялся, но выкрутился:
— Знакомый там у меня объявился.
— Из приюта, что ли?
— Положим, у меня знакомые были не только в приюте.
— Ну чего пристал к человеку? — возмутилась Ксанка, и Спиря тут же заткнулся.
— Зелень в шестой казарме, — сказал он. — Но нам туда, если помнишь, нельзя.
— Я еще не получил назад лагерный персонкодер, меня не засекут. Скажете прапору, если будет искать, что на толчок побежал.
Ксанка кивнула. Спиря последовал ее примеру.
И Кирилл ринулся к шестой казарме.
Ему повезло. У новичков был перерыв в занятии строевой (зелень начинали гонять по плацу с первого же дня). Кто смолил дежурный бычок, кто трепался.
Кирилл сразу увидел ее.
Она стояла чуть в стороне, на углу плаца, и рассматривала свои руки. Наверное, спрашивала себя, когда они теперь увидят маникюр. И наверное, понимала, что не скоро.
— Привет! — хрипло сказал Кирилл, подходя.
Она обернулась. Посмотрела непонимающе. Потом узнала. Или сделала вид, что узнала. Ведь вчера он был в штатском…
— Здравствуй! — сказала она просто. И так же просто, напрямик, спросила: — Как тебя зовут?
— Кирилл, — прохрипел Кирилл.
— А меня Светлана.
— Я тебя видел вчера, в космопорту Офир, — прохрипел Кирилл, забыв, что можно откашляться.
Карие глаза расширились.
И Кирилл тут же утонул в них…
Когда он пришел в себя, было ясно: все случившееся с ним — судьба. А стоявшая перед ним девушка с несмелой улыбкой на губах — и вовсе Судьба. Та самая, с большой буквы…
Однако поговорить им не дали. Над плацем разнесся голос прапорщика, командующего зеленью:
— Рота! Закончили перекур! Стройся!
Курсанты-новички кинулись к центру плаца.
— Я найду тебя! — крикнул Кирилл убегающей Светлане.
Та обернулась, на ходу кивнула и помчалась дальше.
И Кириллу ничего не оставалось кроме как посмотреть ей вслед.
31
Потом он вернулся к товарищам и коротко рассказал им о своих приключениях. Не обо всех, разумеется, он не был настолько легкомысленным.
Тут Спиря отозвал его в сторону.
— Слушай, а Громильша, случаем, не к тебе в увольнение бегала?
— Не ко мне, — сказал Кирилл с самым честным видом. — Хотя я бы и не отказался. — Он подмигнул Спире, и тот осклабился.
Потом рота отправилась на занятия физподготовкой, а Кирилла вызвали к прапору Оженкову, вновь снабдили курсантским персонкодером, и жизнь окончательно вернулась на прежний курс. Правда, после встречи с прапором, который исполнял теперь обязанности еще и ротного, его тут же, не переодев в курсантское обмундирование, отправили в госпиталь, и Кирилл понял, что не все еще окончательно решено, что существует вероятность нового возвращения в безмундирники, теперь уже на полностью законных основаниях
Весь следующий день пришлось провести в госпитале — начальство приказало провести углубленное медицинское освидетельствование. Оказывается, с некоторых пор менталотравма перестала быть трагическим событием, до конца жизни отрезающим пострадавшего от военной службы. Медицина, курсант Кентаринов, на месте не стоит, так что не надо раньше времени выдавать самому себе оборванные концы…
То ли и правда медицина не стояла на месте, то ли ради количества снизили качественные требования. Видно, курсантов требуется все больше и больше (а иначе с какой стати потащили в Корпус таких низкорослых метелок как Светлана?), и это о многом говорит.
Весь день, с перерывом на обед, Кирилла возили на гравитележке от кабинета к кабинету, от аппарата к аппарату, подключали, просвечивали, прослушивали. Разве что не облизывали… К вечеру вернули в палату и оставили в покое. Только дежурная сестренка время от времени заглядывала. По делу и не по делу — так что у Кирилла вновь возникла мысль о всплеске к нему девичьего интереса…
После ужина в недолгое личное время под окно притащилась Ксанка. Разумеется, в сопровождении Спири. Палата Кирилла находилась на первом этаже, так что даже удалось переброситься парочкой слов. И не только слов. Покончив с медицинскими процедурами и дожидаясь ужина, Кирилл сотворил триконку, простенькую, без акустического сопровода, лишь переливающуюся всеми цветами радуги. Она висела над кроватью у стены, вызывая удивление дежурной сестренки.
— Это тебе, — сказал Кирилл.
— Спасибо, — прошептала Ксанка, не в силах оторвать глаз от радужного сверкания.
Надо думать, таких подарков ей в жизни еще не преподносили. Он-то, Кирилл, точно не преподносил. Честно сказать, и сейчас бы не стоило, но почему бы и не порадовать девчонку? В самом деле, разве подаренная триконка говорит о чем-либо серьезном? Это же не букет цветов и не упаковка прозаса…
— Тоска смертная, — отозвался Спиря. — За такое проявление боевого духа начальство ржавых пистонов навешает.
Ксанка перевела на него глаза, и до нее тоже начало доходить.
— Да уж, Кир, ты это… — сказала она. — Не поймут офицеры. Как минимум наряд вне очереди…
Кирилл вновь изменил настройки. Триконка поблекла, растаяла в воздухе.
— Она здесь. Но будет видна только тогда, когда ты захочешь.
Ксанка посмотрела в пространство перед собой. Триконка тут же вспыхнула, завертелась, разбрасывая радужные лучи. Ксанка протянула руку, коснулась сияющего слова "курсантов", и пальцы ее засыпало драгоценными камнями. Потом триконка всплыла кверху и снова погасла.
— Повесь ее в казарме.
— Спасибо, — снова прошептала Ксанка. — Ты изменился, Кир.
— Ни хрена он не изменился, — тут же отреагировал Спиря. — Как был ростом два двадцать, так и остался.
Ксанка посмотрела на него, словно на последнего придурка, и Спиря сразу привычно угас.
— Кстати, — сказала Ксанка. — Говорят, будто из-за тебя на Дога наехал капеллан. Говорят, он приложил лапу к тому, чтобы Димитриадия Олегыча убрали от нас.
— Серьезно? — спросил Кирилл. Почему-то сейчас это его совершенно не волновало.
Он представлял себе, как дарит такую вот триконку Светлане Чудиновой, как метелка с восхищением смотрит на него, как улыбается…
— Ты меня не слушаешь, — сказала Ксанка.
— Почему? — Кирилл пришел в себя. — Слушаю.
— Ты очень изменился, Кир, — повторила Ксанка.
Над лагерем разнесся сигнал горна, предупреждающий курсантов о том, что через десять минут им надлежит явиться на плац, на вечернюю поверку, и Ксанка со Спирей, махнув на прощание лапами, исчезли.
А Кирилл вернулся на койку и задумался.
В каком это смысле он изменился? Неужели со стороны заметно, как ему хочется увидеть Светлану Чудинову? Интересно, кстати, чем сейчас занимается метелка? Да впрочем, тем же, что и вся зелень, — готовится к вечерней поверке. Меняет подворотнички и чистит ботинки. Или подмывается и меняет тампоны, если у нее критические дни… Кстати, Спиря утверждает, что в былые времена, когда липучек еще не существовало, подворотнички пришивали. Интересно, как это делалось? Неужели у каждого курсанта была швейная машинка? Или стояли в очереди к, скажем, двум машинкам, выделенным роте?
Он представил себе эту картину и рассмеялся — настолько невероятной она ему показалась.
Потом мысли Кирилла обратились к событиям последних дней, и он с удивлением обнаружил, что ему хоть и чуть-чуть, но жалко утраченной воли. Это было чувство из прошлого, из первых дней в ГК, казалось бы, давно забытых, да вот, оказывается, все еще живущих в глубинах курсантской памяти… А ведь тоскливое было время: еще вчера ты ощущал себя беззаботным, как птица (ну разве что о заработке приходилось думать, но это были не слишком печальные думы), и вот опять!… Подъем, занятия, отбой… Завтрак, обед и ужин — по команде… Всё, как в приюте. А с другой стороны, все за тебя решено, все определено, все запланировано. Может, это и есть настоящая беззаботность? И лучшее находится здесь, в "Ледовом раю", а все, что за пределами Периметра, — сплошной голимый целлофан?
Интересно, где сейчас Лони Ланимер? Почему он хотел сунуть свой нос на кухню этой Дельфины Громаденковой? Это и правда был заказ со стороны, или у Лони в этом деле свой интерес? И какова все-таки связь между Дельфиной и капралом Гмырей?
Вот за то, чтобы узнать характер этой связи, Кирилл отдал бы многое. Потому что, похоже, имеется в этой связи нечто, касающееся и его, Кирилла, и ждать от этого нечто можно только сплошных ржавых пистонов… Как все-таки странно устроена жизнь! Там, за воротами лагеря, Кирилл мог бы вскрыть эту связь, но тогда она его не слишком волновала, а вот теперь, когда лапы стали коротки и ни в жизнь не добраться до парочки Дельфина-Гмыря, ему вдруг стало интересно! Да, кстати, а ведь Громильша-то наверняка в этом деле что-то сечет.
И тут Кирилла едва не скрутило от ненависти.
Ай да Сандрочка! Похоже, она была с ротным заодно. Иначе с какой стати он утащил ее с собой?… Строила из себя влюбленную в Кента, а самой-то скорее всего требовалось совсем другое! Наверняка ведь выполняла некое задание Димитриадия Олегыча, метла без ручки! Интересно, где они с Догом теперь? Вряд ли за пределами Марса, хотя "Райская Птица" и отправилась сегодня к Земле. Перевели, наверное, в какой-нибудь соседний лагерь… Но все равно не достанешь! А я бы им отвесил ржавых пистонов!
Потом ненависть ушла, и Кирилл принялся удивляться самому себе. Как бы он, интересно, им отвесил? Да Сандра превратила бы его в шнурок от ботинка, с ее-то бицепсами, а уж про Гмырю и говорить нечего! И вообще Дог мог взять ее с собой по самой простой причине — потому что сохнет по метелке. Против природы не попрешь, даже если ты во всем остальном кремень и железо…
За Сандриными бицепсами в памяти Кирилла всплыли и прочие ее женские достоинства, потом их сменили прелести Светланы Чудиновой, никогда не виданные, а потому еще более привлекательные, и все кончилось тем, что заведенный желанием обрезок отправился в ванную — снимать плотское напряжение. Дежурная медсестра проводила его очень заинтересованным взглядом, но ему стало страшно оказаться с нею один на один, и он сделал вид, будто не заметил этого взгляда, с равнодушным видом прошествовал мимо, и совершил необходимое. А потом, приняв успокаивающий душ, умиротворенный, вернулся в палату, улегся в койку, укрылся одеялом, и через минуту уже дрых без задних ног, и все грозящие ему ржавые пистоны улетели за пределы Солнечной системы.
Тут Спиря отозвал его в сторону.
— Слушай, а Громильша, случаем, не к тебе в увольнение бегала?
— Не ко мне, — сказал Кирилл с самым честным видом. — Хотя я бы и не отказался. — Он подмигнул Спире, и тот осклабился.
Потом рота отправилась на занятия физподготовкой, а Кирилла вызвали к прапору Оженкову, вновь снабдили курсантским персонкодером, и жизнь окончательно вернулась на прежний курс. Правда, после встречи с прапором, который исполнял теперь обязанности еще и ротного, его тут же, не переодев в курсантское обмундирование, отправили в госпиталь, и Кирилл понял, что не все еще окончательно решено, что существует вероятность нового возвращения в безмундирники, теперь уже на полностью законных основаниях
Весь следующий день пришлось провести в госпитале — начальство приказало провести углубленное медицинское освидетельствование. Оказывается, с некоторых пор менталотравма перестала быть трагическим событием, до конца жизни отрезающим пострадавшего от военной службы. Медицина, курсант Кентаринов, на месте не стоит, так что не надо раньше времени выдавать самому себе оборванные концы…
То ли и правда медицина не стояла на месте, то ли ради количества снизили качественные требования. Видно, курсантов требуется все больше и больше (а иначе с какой стати потащили в Корпус таких низкорослых метелок как Светлана?), и это о многом говорит.
Весь день, с перерывом на обед, Кирилла возили на гравитележке от кабинета к кабинету, от аппарата к аппарату, подключали, просвечивали, прослушивали. Разве что не облизывали… К вечеру вернули в палату и оставили в покое. Только дежурная сестренка время от времени заглядывала. По делу и не по делу — так что у Кирилла вновь возникла мысль о всплеске к нему девичьего интереса…
После ужина в недолгое личное время под окно притащилась Ксанка. Разумеется, в сопровождении Спири. Палата Кирилла находилась на первом этаже, так что даже удалось переброситься парочкой слов. И не только слов. Покончив с медицинскими процедурами и дожидаясь ужина, Кирилл сотворил триконку, простенькую, без акустического сопровода, лишь переливающуюся всеми цветами радуги. Она висела над кроватью у стены, вызывая удивление дежурной сестренки.
Кирилл подтащил сверкающие строчки к окну, перенастроил начальные установки, и триконка повисла перед Ксанкой.
Тут небо есть, а Солнца нет,
И липы не растут.
И тут курсантов на обед
Кому-то подадут.
— Это тебе, — сказал Кирилл.
— Спасибо, — прошептала Ксанка, не в силах оторвать глаз от радужного сверкания.
Надо думать, таких подарков ей в жизни еще не преподносили. Он-то, Кирилл, точно не преподносил. Честно сказать, и сейчас бы не стоило, но почему бы и не порадовать девчонку? В самом деле, разве подаренная триконка говорит о чем-либо серьезном? Это же не букет цветов и не упаковка прозаса…
— Тоска смертная, — отозвался Спиря. — За такое проявление боевого духа начальство ржавых пистонов навешает.
Ксанка перевела на него глаза, и до нее тоже начало доходить.
— Да уж, Кир, ты это… — сказала она. — Не поймут офицеры. Как минимум наряд вне очереди…
Кирилл вновь изменил настройки. Триконка поблекла, растаяла в воздухе.
— Она здесь. Но будет видна только тогда, когда ты захочешь.
Ксанка посмотрела в пространство перед собой. Триконка тут же вспыхнула, завертелась, разбрасывая радужные лучи. Ксанка протянула руку, коснулась сияющего слова "курсантов", и пальцы ее засыпало драгоценными камнями. Потом триконка всплыла кверху и снова погасла.
— Повесь ее в казарме.
— Спасибо, — снова прошептала Ксанка. — Ты изменился, Кир.
— Ни хрена он не изменился, — тут же отреагировал Спиря. — Как был ростом два двадцать, так и остался.
Ксанка посмотрела на него, словно на последнего придурка, и Спиря сразу привычно угас.
— Кстати, — сказала Ксанка. — Говорят, будто из-за тебя на Дога наехал капеллан. Говорят, он приложил лапу к тому, чтобы Димитриадия Олегыча убрали от нас.
— Серьезно? — спросил Кирилл. Почему-то сейчас это его совершенно не волновало.
Он представлял себе, как дарит такую вот триконку Светлане Чудиновой, как метелка с восхищением смотрит на него, как улыбается…
— Ты меня не слушаешь, — сказала Ксанка.
— Почему? — Кирилл пришел в себя. — Слушаю.
— Ты очень изменился, Кир, — повторила Ксанка.
Над лагерем разнесся сигнал горна, предупреждающий курсантов о том, что через десять минут им надлежит явиться на плац, на вечернюю поверку, и Ксанка со Спирей, махнув на прощание лапами, исчезли.
А Кирилл вернулся на койку и задумался.
В каком это смысле он изменился? Неужели со стороны заметно, как ему хочется увидеть Светлану Чудинову? Интересно, кстати, чем сейчас занимается метелка? Да впрочем, тем же, что и вся зелень, — готовится к вечерней поверке. Меняет подворотнички и чистит ботинки. Или подмывается и меняет тампоны, если у нее критические дни… Кстати, Спиря утверждает, что в былые времена, когда липучек еще не существовало, подворотнички пришивали. Интересно, как это делалось? Неужели у каждого курсанта была швейная машинка? Или стояли в очереди к, скажем, двум машинкам, выделенным роте?
Он представил себе эту картину и рассмеялся — настолько невероятной она ему показалась.
Потом мысли Кирилла обратились к событиям последних дней, и он с удивлением обнаружил, что ему хоть и чуть-чуть, но жалко утраченной воли. Это было чувство из прошлого, из первых дней в ГК, казалось бы, давно забытых, да вот, оказывается, все еще живущих в глубинах курсантской памяти… А ведь тоскливое было время: еще вчера ты ощущал себя беззаботным, как птица (ну разве что о заработке приходилось думать, но это были не слишком печальные думы), и вот опять!… Подъем, занятия, отбой… Завтрак, обед и ужин — по команде… Всё, как в приюте. А с другой стороны, все за тебя решено, все определено, все запланировано. Может, это и есть настоящая беззаботность? И лучшее находится здесь, в "Ледовом раю", а все, что за пределами Периметра, — сплошной голимый целлофан?
Интересно, где сейчас Лони Ланимер? Почему он хотел сунуть свой нос на кухню этой Дельфины Громаденковой? Это и правда был заказ со стороны, или у Лони в этом деле свой интерес? И какова все-таки связь между Дельфиной и капралом Гмырей?
Вот за то, чтобы узнать характер этой связи, Кирилл отдал бы многое. Потому что, похоже, имеется в этой связи нечто, касающееся и его, Кирилла, и ждать от этого нечто можно только сплошных ржавых пистонов… Как все-таки странно устроена жизнь! Там, за воротами лагеря, Кирилл мог бы вскрыть эту связь, но тогда она его не слишком волновала, а вот теперь, когда лапы стали коротки и ни в жизнь не добраться до парочки Дельфина-Гмыря, ему вдруг стало интересно! Да, кстати, а ведь Громильша-то наверняка в этом деле что-то сечет.
И тут Кирилла едва не скрутило от ненависти.
Ай да Сандрочка! Похоже, она была с ротным заодно. Иначе с какой стати он утащил ее с собой?… Строила из себя влюбленную в Кента, а самой-то скорее всего требовалось совсем другое! Наверняка ведь выполняла некое задание Димитриадия Олегыча, метла без ручки! Интересно, где они с Догом теперь? Вряд ли за пределами Марса, хотя "Райская Птица" и отправилась сегодня к Земле. Перевели, наверное, в какой-нибудь соседний лагерь… Но все равно не достанешь! А я бы им отвесил ржавых пистонов!
Потом ненависть ушла, и Кирилл принялся удивляться самому себе. Как бы он, интересно, им отвесил? Да Сандра превратила бы его в шнурок от ботинка, с ее-то бицепсами, а уж про Гмырю и говорить нечего! И вообще Дог мог взять ее с собой по самой простой причине — потому что сохнет по метелке. Против природы не попрешь, даже если ты во всем остальном кремень и железо…
За Сандриными бицепсами в памяти Кирилла всплыли и прочие ее женские достоинства, потом их сменили прелести Светланы Чудиновой, никогда не виданные, а потому еще более привлекательные, и все кончилось тем, что заведенный желанием обрезок отправился в ванную — снимать плотское напряжение. Дежурная медсестра проводила его очень заинтересованным взглядом, но ему стало страшно оказаться с нею один на один, и он сделал вид, будто не заметил этого взгляда, с равнодушным видом прошествовал мимо, и совершил необходимое. А потом, приняв успокаивающий душ, умиротворенный, вернулся в палату, улегся в койку, укрылся одеялом, и через минуту уже дрых без задних ног, и все грозящие ему ржавые пистоны улетели за пределы Солнечной системы.
32
Утром, после завтрака, в палату пришел врач, пожилой невысокий усатый дядька в белом халате и при черных кудрях. Наверное, в парике… Следом за ним ввалилась целая орда мужчин и женщин, серьезных, озабоченных и тоже в белых халатах. Некоторые из них осматривали вчера Кирилла. Тогда у них был неприступный вид, но сейчас они кивали и подмигивали больному. Кое-кого вполне можно было называть обрезками и метелками, так они были молоды.
Судя по размеру свиты, усатый недомерок явно был местным медицинским начальством. Он попросил Кирилла встать с койки, снять майку и провел по оголившейся груди больного холодным блестящим инструментом, напоминающим молоток.
Кириллу стало щекотно, он не сдержался и поежился.
Усатый хмыкнул, лицо его засветилось от довольства.
— Ну что, курсант? — сказал он неожиданным для такого малыша басом. — Не так страшен черт, как его малюют?
Кириллу была знакома эта поговорка, ее часто произносила в приюте Мама Ната. Правда, тогда Кириллу слышалось: "Не так страшен черт, как его мамуля"…
Вспомнив сейчас давнюю глупость, он улыбнулся.
— Молодцом, что настроение отличное! — сказал усатый недомерок. — Жалобы имеются?
— Никак нет!
Усатый повернулся к одному из сопровождающих, лысоватому худощавому брюнету:
— Что скажете, майор?
— Можно выписывать, господин полковник. Думаю…
Далее последовала фраза на незнакомом Кириллу языке. Видимо, это была латынь, вроде бы доктора прибегают к ней, когда хотят, чтобы пациент не понял их разговора.
Малорослый полковник покивал:
— Да, я тоже так думаю. Можно глянуть на результаты ментоскопирования?
Его собеседник шагнул в угол палаты, где стояла медицинская аппаратура, произвел какие-то манипуляции.
Перед полковником возникла триконка дисплея. Лысоватый шагнул к ней и принялся касаться триконки указательным пальцем правой руки, сопровождая каждое касание незнакомыми Кириллу терминами. Стоящие рядом с полковником смотрели на дисплей, все остальные, кому было не видно, — на больного.
Кирилл вдруг ощутил важность происходящего и несоответствующее моменту собственное легкомыслие. Тут его судьба решается, а он про черта с мамулей и про метелок в белых халатах!…
Наконец, обмен непонятными репликами прекратился, триконка растаяла, и полковник вновь повернулся к пациенту:
— Вы здоровы, курсант. Поздравляю, можете возвращаться в строй.
И Кирилл неожиданно для самого себя вдруг вытянулся по стойке "смирно" и гаркнул:
— Служу человечеству!!!
Никто не улыбнулся.
Полковник приблизился, положил Кириллу на плечо тяжелую руку и сказал негромко:
— Служи, сынок. Думаю, ты отмечен Единым. И да сбудется воля Его.
Он вышел в коридор. Свита, создав перед дверью короткий водоворот из белых халатов, вымелась следом.
Кирилл принял положение "вольно", растерянно оглянулся.
В палате, кроме него, никого теперь не было.
Элемент строевой подготовки, исполненный обрезком, на котором ничего не было, кроме трусов, показался Кириллу издевательством над уставом ГК, но согласиться или возразить было некому. Потом в палате появилась дежурная сестренка, не та, что была вчера — видать, они тут меняются. Сестренка с усмешкой глянула на бывшего пациента:
— Не соизволите ли получить обмундирование, курсант?
— А запросто! — сказал Кирилл.
Настроение стремительно улучшалось.
Он снял с вешалки и напялил на себя пижаму и штаны (штатское вчера отобрали в приемном покое) и был препровожден сестренкой в каптерку. Тут девчонка начала намекать на возможность стыковки, но Кирилл прикинулся дуршлагом, и разочарованная сестренка отстала. Удивляться он не удивлялся — лежавший как-то в госпитале Мишка Афонинцев из второго взвода рассказывал, что сестренки на дежурстве не прочь развлечься с кем-нибудь из больных.
Кирилл лишь снова удивился неведомо откуда взявшейся собственной сексуальной привлекательности и сунулся к синтезатору, который тут же снабдил его комплектом полевого курсантского обмундирования. Когда обмундирование было напялено, сестренка вновь начала приставать, а Кирилл продолжал прикидываться дуршлагом. В конце концов девчонка осознала тщетность своих поползновений и направила его в кабинет заведующего отделением — на выписку.
Заведующим оказался тот самый лысоватый майор. Он сидел за столом и внимательно изучал на дисплее какую-то диаграмму. Когда Кирилл вошел, завотделением погасил триконку и посмотрел на бывшего больного.
— Ага! — сказал он. — Вот и вы, молодой человек!
Кириллу вдруг показалось, что этот майор совсем недавно стал майором, а до того он был совершенно штатским доктором, сидел в каком-нибудь приюте и лечил детей. Как Доктор Айболит…
У Кирилла в очередной раз поинтересовались, нет ли жалоб, вернули персонкарту с персонкодером и пожелали счастливой службы во имя Человечества.
"Как будто я уже не курсант, а боец ГК, — подумал Кирилл. — Как будто я галакт, как они себя называют".
Судя по размеру свиты, усатый недомерок явно был местным медицинским начальством. Он попросил Кирилла встать с койки, снять майку и провел по оголившейся груди больного холодным блестящим инструментом, напоминающим молоток.
Кириллу стало щекотно, он не сдержался и поежился.
Усатый хмыкнул, лицо его засветилось от довольства.
— Ну что, курсант? — сказал он неожиданным для такого малыша басом. — Не так страшен черт, как его малюют?
Кириллу была знакома эта поговорка, ее часто произносила в приюте Мама Ната. Правда, тогда Кириллу слышалось: "Не так страшен черт, как его мамуля"…
Вспомнив сейчас давнюю глупость, он улыбнулся.
— Молодцом, что настроение отличное! — сказал усатый недомерок. — Жалобы имеются?
— Никак нет!
Усатый повернулся к одному из сопровождающих, лысоватому худощавому брюнету:
— Что скажете, майор?
— Можно выписывать, господин полковник. Думаю…
Далее последовала фраза на незнакомом Кириллу языке. Видимо, это была латынь, вроде бы доктора прибегают к ней, когда хотят, чтобы пациент не понял их разговора.
Малорослый полковник покивал:
— Да, я тоже так думаю. Можно глянуть на результаты ментоскопирования?
Его собеседник шагнул в угол палаты, где стояла медицинская аппаратура, произвел какие-то манипуляции.
Перед полковником возникла триконка дисплея. Лысоватый шагнул к ней и принялся касаться триконки указательным пальцем правой руки, сопровождая каждое касание незнакомыми Кириллу терминами. Стоящие рядом с полковником смотрели на дисплей, все остальные, кому было не видно, — на больного.
Кирилл вдруг ощутил важность происходящего и несоответствующее моменту собственное легкомыслие. Тут его судьба решается, а он про черта с мамулей и про метелок в белых халатах!…
Наконец, обмен непонятными репликами прекратился, триконка растаяла, и полковник вновь повернулся к пациенту:
— Вы здоровы, курсант. Поздравляю, можете возвращаться в строй.
И Кирилл неожиданно для самого себя вдруг вытянулся по стойке "смирно" и гаркнул:
— Служу человечеству!!!
Никто не улыбнулся.
Полковник приблизился, положил Кириллу на плечо тяжелую руку и сказал негромко:
— Служи, сынок. Думаю, ты отмечен Единым. И да сбудется воля Его.
Он вышел в коридор. Свита, создав перед дверью короткий водоворот из белых халатов, вымелась следом.
Кирилл принял положение "вольно", растерянно оглянулся.
В палате, кроме него, никого теперь не было.
Элемент строевой подготовки, исполненный обрезком, на котором ничего не было, кроме трусов, показался Кириллу издевательством над уставом ГК, но согласиться или возразить было некому. Потом в палате появилась дежурная сестренка, не та, что была вчера — видать, они тут меняются. Сестренка с усмешкой глянула на бывшего пациента:
— Не соизволите ли получить обмундирование, курсант?
— А запросто! — сказал Кирилл.
Настроение стремительно улучшалось.
Он снял с вешалки и напялил на себя пижаму и штаны (штатское вчера отобрали в приемном покое) и был препровожден сестренкой в каптерку. Тут девчонка начала намекать на возможность стыковки, но Кирилл прикинулся дуршлагом, и разочарованная сестренка отстала. Удивляться он не удивлялся — лежавший как-то в госпитале Мишка Афонинцев из второго взвода рассказывал, что сестренки на дежурстве не прочь развлечься с кем-нибудь из больных.
Кирилл лишь снова удивился неведомо откуда взявшейся собственной сексуальной привлекательности и сунулся к синтезатору, который тут же снабдил его комплектом полевого курсантского обмундирования. Когда обмундирование было напялено, сестренка вновь начала приставать, а Кирилл продолжал прикидываться дуршлагом. В конце концов девчонка осознала тщетность своих поползновений и направила его в кабинет заведующего отделением — на выписку.
Заведующим оказался тот самый лысоватый майор. Он сидел за столом и внимательно изучал на дисплее какую-то диаграмму. Когда Кирилл вошел, завотделением погасил триконку и посмотрел на бывшего больного.
— Ага! — сказал он. — Вот и вы, молодой человек!
Кириллу вдруг показалось, что этот майор совсем недавно стал майором, а до того он был совершенно штатским доктором, сидел в каком-нибудь приюте и лечил детей. Как Доктор Айболит…
У Кирилла в очередной раз поинтересовались, нет ли жалоб, вернули персонкарту с персонкодером и пожелали счастливой службы во имя Человечества.
"Как будто я уже не курсант, а боец ГК, — подумал Кирилл. — Как будто я галакт, как они себя называют".
33
Когда он появился возле ротной казармы, блудного сына встретили очередным взрывом энтузиазма.
— Ура! — завопил тормозилло Витька Перевалов, когда Кирилл сказал ему, что никаких лечений больше не требуется. — Кент вернулся! Окончательно и бесповоротно!
— Ура! — завопил тормозилло Витька Перевалов, когда Кирилл сказал ему, что никаких лечений больше не требуется. — Кент вернулся! Окончательно и бесповоротно!