Страница:
Галина РОМАНОВА
ТАЙНА ЛОРДА МОРТОНА
Глава 1
Просто удивительно, до чего ж много развелось в последнее время магических школ, свободных колдовских лицеев, волшебных гимназий, чародейных училищ и колледжей волхвования! Пятый час я сидел над длиннющим свитком пергамента, на котором были начертаны гербы и девизы всех учебных заведений мира, внимательно перечитывая объявления и рекламные проспекты. Пергамент был такой длины, что я мог бы оклеить им все стены и потолок своей маленькой квартирки и еще остался бы приличный рулон. Вся комната была заполнена его волнами, я чудом не потерял, где начало и где конец, и устал упрекать себя за то, что отважился на поиски столь традиционным путем.
Дело в том, что мне была нужна работа, и желательно по специальности. Многие школы, колледжи и гимназии предлагали вакансии, но в начале учебного года все выгодные места успели занять счастливчики, а на мою долю остался лишь обслуживающий персонал.
Когда глаза у меня уже заболели от мелькающих строк объявлений, я сказал себе: «На сегодня хватит!» Было уже за полночь, и мне не помогали ни кофе, ни аутотренинг. Оторвавшись от пергамента, я тоскливо окинул взглядом его развалы. В конце концов у меня оставались непрочитанными еще восемнадцать метров рулона — и соответственно около девяноста объявлений. Я встал, стряхнув с колен несколько завитков пергамента, и, высоко поднимая ноги, чтобы не затоптать объявления, направился к еле видневшейся в углу кровати.
И вдруг — такие вещи всегда происходят вдруг! — внимание мое привлек блеснувший герб.
Многие объявления магических школ светятся. Они то горят призрачным светом, как посадочные костры на Лысой горе, то мерцают, словно блуждающие огоньки, то переливаются, уподобившись драконьим глазам в глубине пещеры, то вспыхивают и мигают, будто китайские гирлянды на празднике Йоль. У меня рябило в глазах от их огня, но тут я наклонился и потянул на себя пергамент.
Герб был красив — Мировое Древо, держащее на своих ветвях замок, окруженный семью радугами. Когда я провел над ним ладонью, снимая кодировку, Древо вспыхнуло и рассыпалось, превратившись в вязь крупных букв:
«Средней общеобразовательной Школе Магии МИФ срочно требуется преподаватель по звериной магии и нежитиведению. Все социальные гарантии. Достойная заработная плата. Иногородние обеспечиваются жильем. Рассмотрим все предложения. Возможно совместительство. Если вы заинтересовались, настройте вашу чашу на частоту 140 для получения дополнительной информации».
Конечно, я заинтересовался. Звериная магия — это и была моя специализация! Напрягало другое — моя чаша имела максимальную частоту 100.
Однако голь на выдумки хитра. Сбегав в душевую — безжалостно топча остальные объявления, — я принес оттуда таз, утвердил на его дно мою чашу-приемник, на глазок разметил стенки таза до отметки 140 и стал осторожно заливать внутрь воду.
Чаши-приемники, миски и котлы служат не только для волшебства и чародейства. Чаши давно уже заменили нам телевизоры, принятые у простых смертных, как мы называем людей, лишенных магии. Чаша даже в какой-то мере круче — в зависимости от того, какая жидкость в нее налита, ее можно использовать как телевизор, радиоприемник, магнитофон и диктофон. Надо лишь налить воду, молоко, вино или кровь — кровь используют исключительно консервированную — до определенной отметки и произнести необходимое заклинание.
Мое изобретение оказалось удачным. Едва поверхность воды успокоилась и я провел над нею рукой с зажатым в ней амулетом, в глубине заклубился туман, сквозь который проступил средневековый замок. Судя по дикому пейзажу, он находился где-то в северных горах.
— Приветствуем вас в Школе Магии и Волшебства МИФ, одной из старейших школ магии, основанных еще Семерыми Великими, — зазвучал голос гида. — Школа МИФ дает всестороннее образование, что позволяет ее выпускникам полнее ощутить возможности магии и проверить собственные силы. Ежегодно МИФ выпускает до ста пятидесяти студентов, которые могут найти применение своим знаниям в любой отрасли деятельности. В учебном процессе изучаются тринадцать предметов — больше, чем во многих школах Старой Европы, за исключением Трансильванского Колледжа Вампиров и Школы Олимпийского Резерва в Греции. Преподавание ведется на стандартном северном наречии, общем для всей Европы в седьмом-восьмом веке нашей эры, с использованием славянских речевых оборотов, так что обучаться в нашей школе могут дети всех европейских государств. Все преподаватели высококвалифицированные специалисты…
— Дальше, — прервал я. Подобные хвалебные речи может часами произносить о себе каждая школа. С тех пор как их число перевалило за тысячу, жесткая конкуренция заставляет директоров пускаться во все тяжкие.
Картинка сменилась. Теперь из глубины чаши на меня глядела человеческими глазами рогатая морда козла.
— Директор средней Школы МИФ мессир Леонард, — отрекомендовал его голос за кадром, — рассмотрит вашу кандидатуру. Если вы решили принять наше предложение, коснитесь амулетом воды и назовите свое имя, предыдущее место работы и заведение, где вы обучались.
Моя протянутая рука с зажатым в кулаке амулетом замерла в воздухе. Назвать свое имя? Какое?
Дело в том, что у меня было два имени. Будучи назван родителями, в соответствии с их вкусами, всю свою сознательную жизнь я откликался совсем на другое имя, ничего не зная о своем происхождении.
Детство и юность мои прошли в самой обыкновенной семье Графов, потомственных волшебников, в частном доме одного из пригородов Ключ-Города на побережье Балтики. У меня были брат и младшая сестра. С братом, Эрастом, мы были двойняшками, то есть появились на свет почти одновременно — он вечером 31 мая, а я утром 1 июня. И тем не менее мы не были друг на друга похожи. Высокий плечистый спортсмен Эраст, своими черными кудрями и синими глазами сводивший девушек с ума, — и я, среднего роста тощий блондин, Эмиль Граф, прошу любить и жаловать. Мама утешала меня тем, что наша сестра Эмма тоже мало походила на нас с братом.
С Эрастом мы учились на разных курсах — его магические способности проснулись в десять лет, как положено, а мои дали о себе знать лишь через месяц после того, как мне исполнилось одиннадцать. Впрочем, это было не так уж плохо — Эраст на первых порах помогал мне с домашними заданиями и даже давал попользоваться шпаргалками на экзаменах. Он же был моим защитником от однокашников, потому что щуплого меня частенько поколачивали ровесники.
Только после окончания Неврской Школы Колдовских Искусств наши дороги разошлись. Эраст продолжил обучение в аспирантуре, а мне при поступлении в ветеринарный колледж не хватило одного балла и пришлось посвятить себя педагогике.
Эраст окончил аспирантуру три года спустя, как раз накануне праздника Луггнаса, как принято у кельтов, или Перунова дня, как называют его славяне. На вечеринку в честь окончания учебы пригласили и меня — я и брат уже два месяца как были совершеннолетними, нам исполнилось по 21 году, и мы могли делать, что хотели.
Домой я вернулся под утро с тяжелой головой и проспал до обеда — по причине слабого здоровья я плохо переношу алкоголь. Встал только после полудня, сходил в душ, кое-как оделся — и только тут заметил, что на подоконнике смирно сидит почтовый ворон.
Мне никто никогда не писал, кроме родных. Даже Анастасия, та русская ведьмочка, в которую я был влюблен в Школе Искусств, и то никогда не отвечала на мои письма. А тут…
Руки мои дрожали, когда я вскрывал конверт, украшенный литерой "М". От волнения и последствий похмелья я не сразу смог понять смысл написанного, а когда понял, молча опустился на кровать.
"С днем рождения, Максимилиан Мортон! — было написано четким крупным почерком. — Я не ошибся. Сегодня, 1 августа, действительно твой день рождения, и тебя действительно зовут Максимилиан Мортон. Сегодня тебе исполнился 21 год, и я счел, что пора открыть тебе правду.
Ты родился в другой семье, но твои родители умерли, и семейство Графов взяло тебя на воспитание. Судя по тем сведениям, которые мне поступали, они прекрасно справились со своей задачей и сделали из тебя достойного члена общества. Я бы мог молчать и дальше, но твои родители оставили тебе кое-какую собственность, которой ты отныне можешь распоряжаться. В этом конверте чек на предъявителя. Он сработает, если ты назовешься своим настоящим именем — Максимилиан Иероним лорд Мортон Девятый. Гордись своим родом, ибо Мортоны насчитывают уже тридцать шесть поколений, и тебе выпала честь стать тридцать седьмым лордом Мортоном. С днем рождения, Максимилиан!"
Подписи не было — только та же литера "М".
Не помню, сколько я просидел, тупо уставившись перед собой. Очнулся, когда в дверь моей комнаты постучали, зовя к обеду. На деревянных ногах я спустился в гостиную и молча положил перед матерью конверт.
— Что это такое? — промолвил я и не узнал своего голоса.
Мать побледнела и оглянулась на отца. Тот сдвинул брови.
— Эмиль, — мама всхлипнула, — мы… мы не хотели тебе говорить…
— Так это правда?
— Эмиль, мы все делали с разрешения попечительского комитета. Мы выдержали настоящий конкурс на право стать твоими родителями и… Сынок, разве тебе было у нас плохо?
— Но почему?! — воскликнул я. — Почему вы скрывали от меня правду? Почему я узнаю это от чужих людей?
— Он не чужой тебе! — вскрикнула было мать, но отец остановил ее взмахом руки:
— Молчи, Алиса. Эмиль… то есть Максимилиан уже совершеннолетний и имеет право знать, почему его отдали на воспитание именно нам и почему назвали другим именем. Если ОН решил открыть правду, нам тем более негоже ее скрывать…
Отец сам усадил меня на стул и под всхлипывания матери поведал мне самую странную историю.
Это началось задолго до моего рождения. Трансильванский Колледж Вампиров окончил с отличием некто, принявший после посвящения имя Мигун и вошедший под этим именем в историю. Он продолжил обучение в аспирантуре за границей и вскоре защитил диссертацию по теме «Проблемы эволюции магии». По его теории выходило, что маги вырождаются и через два-три поколения людей, владеющих истинными Силами, можно будет пересчитать по пальцам. Дескать, уже сейчас рождается много магов с ослабленными способностями и, пока не поздно, надо исправлять положение. Кое-кто из высших чинов заинтересовался его разработками, и Мигуну позволили заниматься исследованиями. Прошло восемь лет, прежде чем поняли, ЧЕМ на самом деле занимается Мигун.
Был скандал, его лабораторию закрыли, а за опыты над людьми Мигуна лишили всех степеней. Он ушел в подполье и организовал секту Светлого Пути. Приняв имя Белого Мигуна, новоявленный гуру утверждал, что магов можно спасти, если все силы бросить на черную магию вуду и зачинать детей только в соответствии с ее канонами. Рожденные при благословении духов вуду, эти дети станут гениями и спасут магию от вырождения. Со всех стран к Мигуну в секту бежали подростки от тринадцати до восемнадцати лет. Бежали, чтобы стать сверхлюдьми и построить новый мир. Власти опомнились слишком поздно.
Мои родители были сектантами. Моя мать сбежала в секту в четырнадцать лет. У нее были выдающиеся способности в магии, она могла достичь гениальности. За полгода девчонка сделала такую карьеру, что Белый Мигун назвал ее своей духовной дочерью и решил, что первого чудо-младенца она родит именно от него.
И тут появился мой отец, Иероним Мортон. Он был уже студентом, ему было двадцать лет. Непонятно, почему, но гуру Мигун стремительно изменил свое решение и свел Женевьеву фон Ньерд и Иеронима лорда Мортона. Под пение мантр на алтаре они зачали сына, названного Максимилианом.
К тому времени дела секты пошли плохо. Могущественные покровители подали в отставку, и власти всерьез взялись за Светлый Путь. Белый Мигун принял решение о восстании.
Это был страшный год. Люди боялись выходить из дома и собираться в толпы. Прямо на улицах вспыхивали магические поединки, и каждый из них заканчивался жертвами. Только карт-бланш, выданный инквизиторам, позволил подавить восстание. Арестовали двенадцать тысяч боевиков — большинству не было и восемнадцати — еще тысяч семь погибли, спастись удалось единицам. Секта перестала существовать.
Мои родители тоже были арестованы. Иеронима Мортона должны были помиловать потому, что он был из рода Мортонов. Его жена ждала второго ребенка. И наказание им грозило предельно легкое — у них только стерли бы магические способности и гипнозом слегка подкорректировали поведение, не затронув ни память, ни чувства. Но накануне суда Иероним Мортон и Женевьева фон Ньерд были найдены в камере мертвыми. Все были уверены, что это самоубийство, и даже специальное расследование не прояснило ситуацию.
Белый Мигун ушел от возмездия. Его искали шесть лет. Было арестовано девятнадцать самозванцев, пока наконец его не вычислили по телепатическому следу. Гуру схватили и приговорили к пожизненному заключению в Диких Горах. А сирот раздали в чужие семьи. Одним из них был я, Максимилиан Мортон, названный новыми родителями Эмилем Графом.
Сказать, что я, узнав все это, был оглушен и раздавлен, значит, ничего не сказать. Мать плакала весь день, брат и сестра смотрели на меня, как на чудовище, и даже домработница, казалось, что-то подозревала.
Обуреваемый самыми черными мыслями, я отправился в Национальный банк, но не в тот, которым пользовались простые смертные. Никто из них не догадывался, что в одном здании помещались сразу два банка — вход во второй скрывался за панелью в кабинке для обмена валюты.
Задумавшись, я едва не совершил ошибку, особым способом открывая проход, и, оказавшись в НАШЕМ банке, некоторое время стоял, озираясь по сторонам. Здесь все происходило так же, как в Национальном банке — разве что пол, стены, потолок и конторки служащих были из малахита и других камней всех оттенков зеленого, а заправляли делами гномы. В банке рано утром было еще мало клиентов, и сразу же почти все они повернули ко мне головы.
— Прошу пройти, — пропищал ближайший клерк. — Вы что-то хотели?
— Вот. Обналичить чек и…
— Понятно. — Гном внимательно изучил пергамент, проведя по нему хрустальным шаром. — Чек на предъявителя. Пожалуйста, распишитесь вот здесь.
Я послушно взял перо, отметив про себя, что его явно выдернули из крыла грифона, и вывел в углу пергамента, там, где указал гном, свои имя и фамилию. Потом положил сверху свой амулет — большой кусок необработанного янтаря.
Тонкий луч из хрустального шара упал на амулет — и ничего не произошло. Но гном напрягся.
— Простите, — проскрипел он совсем нелюбезным тоном, — но вы, кажется, ошиблись. Такого имени не существует. Мы не можем выдать вам требуемую сумму. И советую объяснить, почему вы решили воспользоваться другим именем.
— Но я написал правду, — попытался возразить я.
— Если бы вы написали правду, шар бы отозвался. Это не ваше имя. Может быть, объяснитесь, почему вы пользуетесь чужим, Эмиль Граф, или кто вы есть на самом деле?
Я почувствовал себя сбитым с толку. Мне не раз приходилось видеть, как мать снимает со счета в банке определенную сумму — всякий раз, когда она подписывалась пером грифона «Алиса Граф», в хрустальном шаре вспыхивал ее портрет. Я тоже написал свое имя… Свое?
— Подождите! — воскликнул я, заметив, что гном уже тянется к звонку, чтобы вызвать охрану, — я ошибся. Позвольте мне еще раз!
Дрожащей рукой под нелюбезным взглядом гнома я вывел на пергаменте «Максимилиан Мортон»…
И сразу увидел в хрустальном шаре свою перекошенную от напряжения физиономию.
— Вот так-то лучше. — Клерк мгновенно подобрел. — Хотели немного пошутить, а, молодой человек? Хрустальный шар никогда не ошибается. Имя дается человеку один раз, и изменить его нельзя, даже если очень захотеть. Советую вам хорошенько запомнить это на будущее, Максимилиан Мор…
Тут с гномом произошло нечто странное. Он осекся, подался вперед, внимательно изучая мою подпись, потом перевел взгляд на хрустальный шар, подул на него, покрутил, усиливая четкость изображения и глядя то на меня, то на мой портрет.
— С ума сойти, — прохрипел он. — Максимилиан лорд Мортон? Лорд Мортон!
Последние слова он выкрикнул громче, чем следовало, и банк мгновенно наполнился изумленными голосами: «Мортон!.. Лорд Мортон!.. Тот самый? Не может быть!» — раздавалось со всех сторон. Я затравленно оглянулся. Клиенты банка показывали на меня пальцами, клерки едва не вскакивали на стойки, чтобы лучше видеть. Несколько гномов выбежали из подсобки. Высунула нос даже охрана — четверо кобольдов.
— Не понимаю, в чем дело?! — воскликнул я. — Что происходит?
— Молодой лорд Мортон, — мечтательно протянул гном, — а я все думал, увижу ли вас когда-нибудь или нет? Это такая честь… И такая ответственность. Разрешите вас поздравить и выразить вам свою признательность и соболезнования.
Это уже было слишком. Повернувшись, я со всех ног бросился вон.
— Погодите! — заверещал гном. — А ваши слитки? Неимоверным усилием воли я заставил себя вернуться назад.
После того случая я не мог больше оставаться со своей семьей. Мне казалось, что меня предали дважды — сперва настоящие родители, решившие покончить с собой и бросившие меня на произвол судьбы, а потом приемные, столько лет скрывавшие от меня настоящее имя. Наследство, полученное от родителей, правда, оказалось небольшим — всего-навсего двести слитков в золоте и серебре. Оно позволило мне снять квартиру и некоторое время существовать вполне безбедно. Однако прожив столько лет в обеспеченной семье, я вскоре спустил все состояние и теперь отчаянно искал работу…
— Максимилиан Мортон, — помедлив, назвался я, коснувшись амулетом поверхности воды в чаше. — Педагогический колледж в Похиоле, факультет зверомагии. Ветеринарный колледж в Беловежской Пуще заочно.
По воде пробежала рябь, а потом дребезжащий голос за кадром возвестил:
— Поздравляю вас, Максимилиан Мортон. Вы приняты. На рабочее место вы должны прибыть как можно скорее. Йотунский экспресс отходит из Уппсалы ежедневно дважды в сутки кроме субботы. Дальше доберетесь дилижансом. Ждем вас в Школе МИФ!
Последний раз вспыхнул бегущими огнями герб школы. Я с улыбкой смотрел на корявый ствол Мирового Древа и старинный замок. Мне казалось, что радуги подмигивают мне.
Спал я в ту ночь, словно убитый, и мне снилась радуга.
Наступивший день как раз был субботой, и с утра я снял со счета остатки слитков и ринулся по магазинам. Я тратил деньги, не жалея — совсем скоро у меня будет зарплата, так что напоследок можно и шикануть. Я даже заехал к Графам, чтобы обрадовать их и сказать, что уезжаю завтра утренним эскпрессом.
Домой я вернулся вечером, чтобы собрать вещи, но еще с порога услышал требовательный стук в окно. Распахнув ставни, я впустил почтового ворона.
Сердце мое сжалось, когда я увидел белый конверт с единственной литерой "М". Опять! Что там на сей раз? Какие еще тайны мне предстоит узнать?
«Максимилиан! — прочел я. — Я целый год наблюдал за тобой и до сих пор был доволен. Но сейчас ты совершаешь ошибку. Если хочешь быть счастлив, не смей никуда уезжать из города!»
Подписи опять не было — только литера "М".
Я разозлился и сжег письмо. Кто бы ни был этот тип, он явно просчитался. Если бы он действительно хотел мне счастья, то не стал бы скрывать правду еще в детстве или, по крайней мере, не допустил, чтобы я когда-либо узнал свое настоящее имя. Он разрушил мой мир, и я испытывал настоятельную необходимость нарушить его планы.
На другой день семейство Граф провожало меня на вокзале.
Билет на утренний экспресс мне достать не удалось. Правда, оставался еще дневной поезд, но до него надо было ждать шесть часов.
— Может быть, полетишь на дракоморане? — спросила меня приемная мать, дама Алиса Граф. — Два часа — и ты в Йотунхейме. Они отходят каждые четверть часа.
— Нет, — сказал я. — Ты же знаешь, я не переношу высоты. Хочешь, чтобы мне стало плохо в полете?
— Но ждать еще шесть часов и следующие шесть трястись в поезде? На месте будешь в десять часов вечера, а тебе еще ловить дилижанс.
— Ерунда. Дилижансы ходят до одиннадцати. У меня останется куча времени.
Дама Алиса пыталась меня отговорить, но я был как кремень. Прошедший год научил меня многому. Если раньше я был готов ответить «да» на любое предложение, то сейчас с тем же пылом на все отвечал «нет». И настоял на своем.
В Йотунхеймском экспрессе народа набилось, как в пригородной электричке в начале дачного сезона. Мне еле удалось отыскать себе местечко в последнем вагоне. Большинство пассажиров были йотуны и цверги в своих неизменных комбинезонах и черных очках вполлица. В спертом воздухе вагона специфический запах йотунов был еще сильнее, так что к концу третьего часа я уже жалел, что не полетел на дракоморане. Там хотя и прохладно — кабины, болтающиеся под брюхом драконов, с открытым верхом, и их обдувает ветром, но по крайней мере, там нет такой вони.
Йотунский экспресс, вопреки своему названию, еле тащился и то и дело приостанавливался, словно впереди по рельсам брела корова. Когда мы проезжали берегом моря, кто-то додумался сорвать стоп-кран, заметив в воде касатку. Пока восстанавливали порядок и отлавливали хулигана, прошло некоторое время, так что на конечную станцию «У Черных Скал» мы прибыли без десяти одиннадцать вечера.
К тому времени я остался в вагоне в единственном числе. Большая часть йотунов вывалилась на предыдущей остановке. Следуя укоренившейся традиции, единственной, которой йотуны следовали в цивилизованном обществе, «Уходя, гасите свет!» — едва последний из них покинул вагон, как поезд погрузился во тьму. Только в первом вагоне мерцал огонек.
Наконец экспресс остановился и ощутимо вздохнул.
— Поезд дальше не пойдет. Просьба освободить вагон, — произнес усталый голос у меня над ухом. — Это ваша остановка, если вы еще не поняли.
Я нисколько не удивился и, ощупью пробираясь между сиденьями, выбрался на узкий мокрый после дождя перрон.
— Надеюсь, путешествие было приятным, — сказал мне в спину тот же голос.
— Да, благодарю тебя и обещаю, что теперь всегда буду ездить Йотунским экспрессом, — ответил я.
— Все так говорят, — вздохнул голос, — а потом берут билеты другой компании.
Я не стал вступать в полемику. Этот голос принадлежал самому поезду — отличительная черта всех экспрессов состоит в том, что в случае, если вы купили билет, вам полагается невидимый личный проводник. Он подсказывает, где ваше место в вагоне, вместо вас спорит с тем, кто его занял без спроса, объявляет остановки и вызывает проводницу, чтобы вам принесли чаю. Невидимый проводник самоликвидировался, стоило вам покинуть вагон, но проявлялся снова, едва вы покупали новый билет.
Перрон, на который я вышел, был погружен во тьму. Кроме двух сигнальных огней в головах поезда и звезд на небе, вокруг царил полный мрак. Я сделал несколько шагов — и полетел вниз со ступенек, не заметив лестницы.
Единственной из встречающих меня была огромная лужа. Некоторое время пришлось потратить на общение с нею и попытку избавиться от ее приставаний. Выбравшись наконец на сухое место, я огляделся, ощущая растущее чувство отчаяния.
Я стоял на пустой площадке. Свет звезд озарял холмы, окружившие ее со всех сторон. Экспресс упирался носом в круто срезанный бок одного холма и явно готовился отправиться в обратный путь. Сбоку возвышалось приземистое здание вокзала. И — ни единой живой души вокруг.
Подхватив свои вещи, я направился к вокзалу, чтобы спросить у дежурного, когда отходит последний дилижанс к Школе МИФ, но не прошел и десяти шагов, как его увидел. Темная громада дилижанса, подсвеченная двумя фонарями, высилась невдалеке, и как раз в этот миг возница щелкнул кнутом и протяжно крикнул:
— Тронулись!
Набирая ход, дилижанс поехал по направлению ко мне. Это наверняка был последний транспорт на сегодня, и я не раздумывая ринулся ему наперерез.
Крупные рогатые твари, напоминавшие знаменитых козлов Тора, вытаращили на меня глаза и встали на дыбы, а возница замахал над головой кнутом, витиевато перебирая по матери всех моих родственников, как настоящих, так и приемных, из чего я сделал вывод, что он родился в России. Я увернулся от машущих в воздухе раздвоенных копыт, вторично встретился коленкой с лужей и встал, отдуваясь.
— Что за нежить тут бродит?! — рявкнул возница. — А ну как заговором кину?
— А давайте мы! — послышались из дилижанса молодые голоса. — Чур-чур-чур! Свят-свят-свят! Коль нечистый, будь проклят! Коль…
— Стойте! — закричал я. — Мне надо попасть в МИФ, Школу магии. Я спешу.
— А чего ты там забыл? — возница, лохматый, как снежный человек, наклонился ко мне.
— Я новый учитель.
— Упс! — раздалось из дилижанса. — Пацаны, приехали!
— У мессира Леонарда все на месте, — огорошил меня возница, но тут же смягчился. — А, ладно, ради праздника подброшу бесплатно. Не ночевать же тебе посередь поля.
Подхватив чемодан и сумку с книгами, я залез внутрь дилижанса, где нос к носу столкнулся с тремя подростками лет по шестнадцати. Мы воззрились друг на друга с одинаково настороженными лицами, а потом дилижанс тряхнуло, и мы, словно кегли, попадали на сиденья. Я кому-то отдавил ногу, зато мне ощутимо въехали локтем в живот. Дорога была тряской, возница спешил, дилижанс мотало из стороны в сторону, а кромешная тьма не позволяла сориентироваться в пространстве… В общем, ехали мы весело.
Дело в том, что мне была нужна работа, и желательно по специальности. Многие школы, колледжи и гимназии предлагали вакансии, но в начале учебного года все выгодные места успели занять счастливчики, а на мою долю остался лишь обслуживающий персонал.
Когда глаза у меня уже заболели от мелькающих строк объявлений, я сказал себе: «На сегодня хватит!» Было уже за полночь, и мне не помогали ни кофе, ни аутотренинг. Оторвавшись от пергамента, я тоскливо окинул взглядом его развалы. В конце концов у меня оставались непрочитанными еще восемнадцать метров рулона — и соответственно около девяноста объявлений. Я встал, стряхнув с колен несколько завитков пергамента, и, высоко поднимая ноги, чтобы не затоптать объявления, направился к еле видневшейся в углу кровати.
И вдруг — такие вещи всегда происходят вдруг! — внимание мое привлек блеснувший герб.
Многие объявления магических школ светятся. Они то горят призрачным светом, как посадочные костры на Лысой горе, то мерцают, словно блуждающие огоньки, то переливаются, уподобившись драконьим глазам в глубине пещеры, то вспыхивают и мигают, будто китайские гирлянды на празднике Йоль. У меня рябило в глазах от их огня, но тут я наклонился и потянул на себя пергамент.
Герб был красив — Мировое Древо, держащее на своих ветвях замок, окруженный семью радугами. Когда я провел над ним ладонью, снимая кодировку, Древо вспыхнуло и рассыпалось, превратившись в вязь крупных букв:
«Средней общеобразовательной Школе Магии МИФ срочно требуется преподаватель по звериной магии и нежитиведению. Все социальные гарантии. Достойная заработная плата. Иногородние обеспечиваются жильем. Рассмотрим все предложения. Возможно совместительство. Если вы заинтересовались, настройте вашу чашу на частоту 140 для получения дополнительной информации».
Конечно, я заинтересовался. Звериная магия — это и была моя специализация! Напрягало другое — моя чаша имела максимальную частоту 100.
Однако голь на выдумки хитра. Сбегав в душевую — безжалостно топча остальные объявления, — я принес оттуда таз, утвердил на его дно мою чашу-приемник, на глазок разметил стенки таза до отметки 140 и стал осторожно заливать внутрь воду.
Чаши-приемники, миски и котлы служат не только для волшебства и чародейства. Чаши давно уже заменили нам телевизоры, принятые у простых смертных, как мы называем людей, лишенных магии. Чаша даже в какой-то мере круче — в зависимости от того, какая жидкость в нее налита, ее можно использовать как телевизор, радиоприемник, магнитофон и диктофон. Надо лишь налить воду, молоко, вино или кровь — кровь используют исключительно консервированную — до определенной отметки и произнести необходимое заклинание.
Мое изобретение оказалось удачным. Едва поверхность воды успокоилась и я провел над нею рукой с зажатым в ней амулетом, в глубине заклубился туман, сквозь который проступил средневековый замок. Судя по дикому пейзажу, он находился где-то в северных горах.
— Приветствуем вас в Школе Магии и Волшебства МИФ, одной из старейших школ магии, основанных еще Семерыми Великими, — зазвучал голос гида. — Школа МИФ дает всестороннее образование, что позволяет ее выпускникам полнее ощутить возможности магии и проверить собственные силы. Ежегодно МИФ выпускает до ста пятидесяти студентов, которые могут найти применение своим знаниям в любой отрасли деятельности. В учебном процессе изучаются тринадцать предметов — больше, чем во многих школах Старой Европы, за исключением Трансильванского Колледжа Вампиров и Школы Олимпийского Резерва в Греции. Преподавание ведется на стандартном северном наречии, общем для всей Европы в седьмом-восьмом веке нашей эры, с использованием славянских речевых оборотов, так что обучаться в нашей школе могут дети всех европейских государств. Все преподаватели высококвалифицированные специалисты…
— Дальше, — прервал я. Подобные хвалебные речи может часами произносить о себе каждая школа. С тех пор как их число перевалило за тысячу, жесткая конкуренция заставляет директоров пускаться во все тяжкие.
Картинка сменилась. Теперь из глубины чаши на меня глядела человеческими глазами рогатая морда козла.
— Директор средней Школы МИФ мессир Леонард, — отрекомендовал его голос за кадром, — рассмотрит вашу кандидатуру. Если вы решили принять наше предложение, коснитесь амулетом воды и назовите свое имя, предыдущее место работы и заведение, где вы обучались.
Моя протянутая рука с зажатым в кулаке амулетом замерла в воздухе. Назвать свое имя? Какое?
Дело в том, что у меня было два имени. Будучи назван родителями, в соответствии с их вкусами, всю свою сознательную жизнь я откликался совсем на другое имя, ничего не зная о своем происхождении.
Детство и юность мои прошли в самой обыкновенной семье Графов, потомственных волшебников, в частном доме одного из пригородов Ключ-Города на побережье Балтики. У меня были брат и младшая сестра. С братом, Эрастом, мы были двойняшками, то есть появились на свет почти одновременно — он вечером 31 мая, а я утром 1 июня. И тем не менее мы не были друг на друга похожи. Высокий плечистый спортсмен Эраст, своими черными кудрями и синими глазами сводивший девушек с ума, — и я, среднего роста тощий блондин, Эмиль Граф, прошу любить и жаловать. Мама утешала меня тем, что наша сестра Эмма тоже мало походила на нас с братом.
С Эрастом мы учились на разных курсах — его магические способности проснулись в десять лет, как положено, а мои дали о себе знать лишь через месяц после того, как мне исполнилось одиннадцать. Впрочем, это было не так уж плохо — Эраст на первых порах помогал мне с домашними заданиями и даже давал попользоваться шпаргалками на экзаменах. Он же был моим защитником от однокашников, потому что щуплого меня частенько поколачивали ровесники.
Только после окончания Неврской Школы Колдовских Искусств наши дороги разошлись. Эраст продолжил обучение в аспирантуре, а мне при поступлении в ветеринарный колледж не хватило одного балла и пришлось посвятить себя педагогике.
Эраст окончил аспирантуру три года спустя, как раз накануне праздника Луггнаса, как принято у кельтов, или Перунова дня, как называют его славяне. На вечеринку в честь окончания учебы пригласили и меня — я и брат уже два месяца как были совершеннолетними, нам исполнилось по 21 году, и мы могли делать, что хотели.
Домой я вернулся под утро с тяжелой головой и проспал до обеда — по причине слабого здоровья я плохо переношу алкоголь. Встал только после полудня, сходил в душ, кое-как оделся — и только тут заметил, что на подоконнике смирно сидит почтовый ворон.
Мне никто никогда не писал, кроме родных. Даже Анастасия, та русская ведьмочка, в которую я был влюблен в Школе Искусств, и то никогда не отвечала на мои письма. А тут…
Руки мои дрожали, когда я вскрывал конверт, украшенный литерой "М". От волнения и последствий похмелья я не сразу смог понять смысл написанного, а когда понял, молча опустился на кровать.
"С днем рождения, Максимилиан Мортон! — было написано четким крупным почерком. — Я не ошибся. Сегодня, 1 августа, действительно твой день рождения, и тебя действительно зовут Максимилиан Мортон. Сегодня тебе исполнился 21 год, и я счел, что пора открыть тебе правду.
Ты родился в другой семье, но твои родители умерли, и семейство Графов взяло тебя на воспитание. Судя по тем сведениям, которые мне поступали, они прекрасно справились со своей задачей и сделали из тебя достойного члена общества. Я бы мог молчать и дальше, но твои родители оставили тебе кое-какую собственность, которой ты отныне можешь распоряжаться. В этом конверте чек на предъявителя. Он сработает, если ты назовешься своим настоящим именем — Максимилиан Иероним лорд Мортон Девятый. Гордись своим родом, ибо Мортоны насчитывают уже тридцать шесть поколений, и тебе выпала честь стать тридцать седьмым лордом Мортоном. С днем рождения, Максимилиан!"
Подписи не было — только та же литера "М".
Не помню, сколько я просидел, тупо уставившись перед собой. Очнулся, когда в дверь моей комнаты постучали, зовя к обеду. На деревянных ногах я спустился в гостиную и молча положил перед матерью конверт.
— Что это такое? — промолвил я и не узнал своего голоса.
Мать побледнела и оглянулась на отца. Тот сдвинул брови.
— Эмиль, — мама всхлипнула, — мы… мы не хотели тебе говорить…
— Так это правда?
— Эмиль, мы все делали с разрешения попечительского комитета. Мы выдержали настоящий конкурс на право стать твоими родителями и… Сынок, разве тебе было у нас плохо?
— Но почему?! — воскликнул я. — Почему вы скрывали от меня правду? Почему я узнаю это от чужих людей?
— Он не чужой тебе! — вскрикнула было мать, но отец остановил ее взмахом руки:
— Молчи, Алиса. Эмиль… то есть Максимилиан уже совершеннолетний и имеет право знать, почему его отдали на воспитание именно нам и почему назвали другим именем. Если ОН решил открыть правду, нам тем более негоже ее скрывать…
Отец сам усадил меня на стул и под всхлипывания матери поведал мне самую странную историю.
Это началось задолго до моего рождения. Трансильванский Колледж Вампиров окончил с отличием некто, принявший после посвящения имя Мигун и вошедший под этим именем в историю. Он продолжил обучение в аспирантуре за границей и вскоре защитил диссертацию по теме «Проблемы эволюции магии». По его теории выходило, что маги вырождаются и через два-три поколения людей, владеющих истинными Силами, можно будет пересчитать по пальцам. Дескать, уже сейчас рождается много магов с ослабленными способностями и, пока не поздно, надо исправлять положение. Кое-кто из высших чинов заинтересовался его разработками, и Мигуну позволили заниматься исследованиями. Прошло восемь лет, прежде чем поняли, ЧЕМ на самом деле занимается Мигун.
Был скандал, его лабораторию закрыли, а за опыты над людьми Мигуна лишили всех степеней. Он ушел в подполье и организовал секту Светлого Пути. Приняв имя Белого Мигуна, новоявленный гуру утверждал, что магов можно спасти, если все силы бросить на черную магию вуду и зачинать детей только в соответствии с ее канонами. Рожденные при благословении духов вуду, эти дети станут гениями и спасут магию от вырождения. Со всех стран к Мигуну в секту бежали подростки от тринадцати до восемнадцати лет. Бежали, чтобы стать сверхлюдьми и построить новый мир. Власти опомнились слишком поздно.
Мои родители были сектантами. Моя мать сбежала в секту в четырнадцать лет. У нее были выдающиеся способности в магии, она могла достичь гениальности. За полгода девчонка сделала такую карьеру, что Белый Мигун назвал ее своей духовной дочерью и решил, что первого чудо-младенца она родит именно от него.
И тут появился мой отец, Иероним Мортон. Он был уже студентом, ему было двадцать лет. Непонятно, почему, но гуру Мигун стремительно изменил свое решение и свел Женевьеву фон Ньерд и Иеронима лорда Мортона. Под пение мантр на алтаре они зачали сына, названного Максимилианом.
К тому времени дела секты пошли плохо. Могущественные покровители подали в отставку, и власти всерьез взялись за Светлый Путь. Белый Мигун принял решение о восстании.
Это был страшный год. Люди боялись выходить из дома и собираться в толпы. Прямо на улицах вспыхивали магические поединки, и каждый из них заканчивался жертвами. Только карт-бланш, выданный инквизиторам, позволил подавить восстание. Арестовали двенадцать тысяч боевиков — большинству не было и восемнадцати — еще тысяч семь погибли, спастись удалось единицам. Секта перестала существовать.
Мои родители тоже были арестованы. Иеронима Мортона должны были помиловать потому, что он был из рода Мортонов. Его жена ждала второго ребенка. И наказание им грозило предельно легкое — у них только стерли бы магические способности и гипнозом слегка подкорректировали поведение, не затронув ни память, ни чувства. Но накануне суда Иероним Мортон и Женевьева фон Ньерд были найдены в камере мертвыми. Все были уверены, что это самоубийство, и даже специальное расследование не прояснило ситуацию.
Белый Мигун ушел от возмездия. Его искали шесть лет. Было арестовано девятнадцать самозванцев, пока наконец его не вычислили по телепатическому следу. Гуру схватили и приговорили к пожизненному заключению в Диких Горах. А сирот раздали в чужие семьи. Одним из них был я, Максимилиан Мортон, названный новыми родителями Эмилем Графом.
Сказать, что я, узнав все это, был оглушен и раздавлен, значит, ничего не сказать. Мать плакала весь день, брат и сестра смотрели на меня, как на чудовище, и даже домработница, казалось, что-то подозревала.
Обуреваемый самыми черными мыслями, я отправился в Национальный банк, но не в тот, которым пользовались простые смертные. Никто из них не догадывался, что в одном здании помещались сразу два банка — вход во второй скрывался за панелью в кабинке для обмена валюты.
Задумавшись, я едва не совершил ошибку, особым способом открывая проход, и, оказавшись в НАШЕМ банке, некоторое время стоял, озираясь по сторонам. Здесь все происходило так же, как в Национальном банке — разве что пол, стены, потолок и конторки служащих были из малахита и других камней всех оттенков зеленого, а заправляли делами гномы. В банке рано утром было еще мало клиентов, и сразу же почти все они повернули ко мне головы.
— Прошу пройти, — пропищал ближайший клерк. — Вы что-то хотели?
— Вот. Обналичить чек и…
— Понятно. — Гном внимательно изучил пергамент, проведя по нему хрустальным шаром. — Чек на предъявителя. Пожалуйста, распишитесь вот здесь.
Я послушно взял перо, отметив про себя, что его явно выдернули из крыла грифона, и вывел в углу пергамента, там, где указал гном, свои имя и фамилию. Потом положил сверху свой амулет — большой кусок необработанного янтаря.
Тонкий луч из хрустального шара упал на амулет — и ничего не произошло. Но гном напрягся.
— Простите, — проскрипел он совсем нелюбезным тоном, — но вы, кажется, ошиблись. Такого имени не существует. Мы не можем выдать вам требуемую сумму. И советую объяснить, почему вы решили воспользоваться другим именем.
— Но я написал правду, — попытался возразить я.
— Если бы вы написали правду, шар бы отозвался. Это не ваше имя. Может быть, объяснитесь, почему вы пользуетесь чужим, Эмиль Граф, или кто вы есть на самом деле?
Я почувствовал себя сбитым с толку. Мне не раз приходилось видеть, как мать снимает со счета в банке определенную сумму — всякий раз, когда она подписывалась пером грифона «Алиса Граф», в хрустальном шаре вспыхивал ее портрет. Я тоже написал свое имя… Свое?
— Подождите! — воскликнул я, заметив, что гном уже тянется к звонку, чтобы вызвать охрану, — я ошибся. Позвольте мне еще раз!
Дрожащей рукой под нелюбезным взглядом гнома я вывел на пергаменте «Максимилиан Мортон»…
И сразу увидел в хрустальном шаре свою перекошенную от напряжения физиономию.
— Вот так-то лучше. — Клерк мгновенно подобрел. — Хотели немного пошутить, а, молодой человек? Хрустальный шар никогда не ошибается. Имя дается человеку один раз, и изменить его нельзя, даже если очень захотеть. Советую вам хорошенько запомнить это на будущее, Максимилиан Мор…
Тут с гномом произошло нечто странное. Он осекся, подался вперед, внимательно изучая мою подпись, потом перевел взгляд на хрустальный шар, подул на него, покрутил, усиливая четкость изображения и глядя то на меня, то на мой портрет.
— С ума сойти, — прохрипел он. — Максимилиан лорд Мортон? Лорд Мортон!
Последние слова он выкрикнул громче, чем следовало, и банк мгновенно наполнился изумленными голосами: «Мортон!.. Лорд Мортон!.. Тот самый? Не может быть!» — раздавалось со всех сторон. Я затравленно оглянулся. Клиенты банка показывали на меня пальцами, клерки едва не вскакивали на стойки, чтобы лучше видеть. Несколько гномов выбежали из подсобки. Высунула нос даже охрана — четверо кобольдов.
— Не понимаю, в чем дело?! — воскликнул я. — Что происходит?
— Молодой лорд Мортон, — мечтательно протянул гном, — а я все думал, увижу ли вас когда-нибудь или нет? Это такая честь… И такая ответственность. Разрешите вас поздравить и выразить вам свою признательность и соболезнования.
Это уже было слишком. Повернувшись, я со всех ног бросился вон.
— Погодите! — заверещал гном. — А ваши слитки? Неимоверным усилием воли я заставил себя вернуться назад.
После того случая я не мог больше оставаться со своей семьей. Мне казалось, что меня предали дважды — сперва настоящие родители, решившие покончить с собой и бросившие меня на произвол судьбы, а потом приемные, столько лет скрывавшие от меня настоящее имя. Наследство, полученное от родителей, правда, оказалось небольшим — всего-навсего двести слитков в золоте и серебре. Оно позволило мне снять квартиру и некоторое время существовать вполне безбедно. Однако прожив столько лет в обеспеченной семье, я вскоре спустил все состояние и теперь отчаянно искал работу…
— Максимилиан Мортон, — помедлив, назвался я, коснувшись амулетом поверхности воды в чаше. — Педагогический колледж в Похиоле, факультет зверомагии. Ветеринарный колледж в Беловежской Пуще заочно.
По воде пробежала рябь, а потом дребезжащий голос за кадром возвестил:
— Поздравляю вас, Максимилиан Мортон. Вы приняты. На рабочее место вы должны прибыть как можно скорее. Йотунский экспресс отходит из Уппсалы ежедневно дважды в сутки кроме субботы. Дальше доберетесь дилижансом. Ждем вас в Школе МИФ!
Последний раз вспыхнул бегущими огнями герб школы. Я с улыбкой смотрел на корявый ствол Мирового Древа и старинный замок. Мне казалось, что радуги подмигивают мне.
Спал я в ту ночь, словно убитый, и мне снилась радуга.
Наступивший день как раз был субботой, и с утра я снял со счета остатки слитков и ринулся по магазинам. Я тратил деньги, не жалея — совсем скоро у меня будет зарплата, так что напоследок можно и шикануть. Я даже заехал к Графам, чтобы обрадовать их и сказать, что уезжаю завтра утренним эскпрессом.
Домой я вернулся вечером, чтобы собрать вещи, но еще с порога услышал требовательный стук в окно. Распахнув ставни, я впустил почтового ворона.
Сердце мое сжалось, когда я увидел белый конверт с единственной литерой "М". Опять! Что там на сей раз? Какие еще тайны мне предстоит узнать?
«Максимилиан! — прочел я. — Я целый год наблюдал за тобой и до сих пор был доволен. Но сейчас ты совершаешь ошибку. Если хочешь быть счастлив, не смей никуда уезжать из города!»
Подписи опять не было — только литера "М".
Я разозлился и сжег письмо. Кто бы ни был этот тип, он явно просчитался. Если бы он действительно хотел мне счастья, то не стал бы скрывать правду еще в детстве или, по крайней мере, не допустил, чтобы я когда-либо узнал свое настоящее имя. Он разрушил мой мир, и я испытывал настоятельную необходимость нарушить его планы.
На другой день семейство Граф провожало меня на вокзале.
Билет на утренний экспресс мне достать не удалось. Правда, оставался еще дневной поезд, но до него надо было ждать шесть часов.
— Может быть, полетишь на дракоморане? — спросила меня приемная мать, дама Алиса Граф. — Два часа — и ты в Йотунхейме. Они отходят каждые четверть часа.
— Нет, — сказал я. — Ты же знаешь, я не переношу высоты. Хочешь, чтобы мне стало плохо в полете?
— Но ждать еще шесть часов и следующие шесть трястись в поезде? На месте будешь в десять часов вечера, а тебе еще ловить дилижанс.
— Ерунда. Дилижансы ходят до одиннадцати. У меня останется куча времени.
Дама Алиса пыталась меня отговорить, но я был как кремень. Прошедший год научил меня многому. Если раньше я был готов ответить «да» на любое предложение, то сейчас с тем же пылом на все отвечал «нет». И настоял на своем.
В Йотунхеймском экспрессе народа набилось, как в пригородной электричке в начале дачного сезона. Мне еле удалось отыскать себе местечко в последнем вагоне. Большинство пассажиров были йотуны и цверги в своих неизменных комбинезонах и черных очках вполлица. В спертом воздухе вагона специфический запах йотунов был еще сильнее, так что к концу третьего часа я уже жалел, что не полетел на дракоморане. Там хотя и прохладно — кабины, болтающиеся под брюхом драконов, с открытым верхом, и их обдувает ветром, но по крайней мере, там нет такой вони.
Йотунский экспресс, вопреки своему названию, еле тащился и то и дело приостанавливался, словно впереди по рельсам брела корова. Когда мы проезжали берегом моря, кто-то додумался сорвать стоп-кран, заметив в воде касатку. Пока восстанавливали порядок и отлавливали хулигана, прошло некоторое время, так что на конечную станцию «У Черных Скал» мы прибыли без десяти одиннадцать вечера.
К тому времени я остался в вагоне в единственном числе. Большая часть йотунов вывалилась на предыдущей остановке. Следуя укоренившейся традиции, единственной, которой йотуны следовали в цивилизованном обществе, «Уходя, гасите свет!» — едва последний из них покинул вагон, как поезд погрузился во тьму. Только в первом вагоне мерцал огонек.
Наконец экспресс остановился и ощутимо вздохнул.
— Поезд дальше не пойдет. Просьба освободить вагон, — произнес усталый голос у меня над ухом. — Это ваша остановка, если вы еще не поняли.
Я нисколько не удивился и, ощупью пробираясь между сиденьями, выбрался на узкий мокрый после дождя перрон.
— Надеюсь, путешествие было приятным, — сказал мне в спину тот же голос.
— Да, благодарю тебя и обещаю, что теперь всегда буду ездить Йотунским экспрессом, — ответил я.
— Все так говорят, — вздохнул голос, — а потом берут билеты другой компании.
Я не стал вступать в полемику. Этот голос принадлежал самому поезду — отличительная черта всех экспрессов состоит в том, что в случае, если вы купили билет, вам полагается невидимый личный проводник. Он подсказывает, где ваше место в вагоне, вместо вас спорит с тем, кто его занял без спроса, объявляет остановки и вызывает проводницу, чтобы вам принесли чаю. Невидимый проводник самоликвидировался, стоило вам покинуть вагон, но проявлялся снова, едва вы покупали новый билет.
Перрон, на который я вышел, был погружен во тьму. Кроме двух сигнальных огней в головах поезда и звезд на небе, вокруг царил полный мрак. Я сделал несколько шагов — и полетел вниз со ступенек, не заметив лестницы.
Единственной из встречающих меня была огромная лужа. Некоторое время пришлось потратить на общение с нею и попытку избавиться от ее приставаний. Выбравшись наконец на сухое место, я огляделся, ощущая растущее чувство отчаяния.
Я стоял на пустой площадке. Свет звезд озарял холмы, окружившие ее со всех сторон. Экспресс упирался носом в круто срезанный бок одного холма и явно готовился отправиться в обратный путь. Сбоку возвышалось приземистое здание вокзала. И — ни единой живой души вокруг.
Подхватив свои вещи, я направился к вокзалу, чтобы спросить у дежурного, когда отходит последний дилижанс к Школе МИФ, но не прошел и десяти шагов, как его увидел. Темная громада дилижанса, подсвеченная двумя фонарями, высилась невдалеке, и как раз в этот миг возница щелкнул кнутом и протяжно крикнул:
— Тронулись!
Набирая ход, дилижанс поехал по направлению ко мне. Это наверняка был последний транспорт на сегодня, и я не раздумывая ринулся ему наперерез.
Крупные рогатые твари, напоминавшие знаменитых козлов Тора, вытаращили на меня глаза и встали на дыбы, а возница замахал над головой кнутом, витиевато перебирая по матери всех моих родственников, как настоящих, так и приемных, из чего я сделал вывод, что он родился в России. Я увернулся от машущих в воздухе раздвоенных копыт, вторично встретился коленкой с лужей и встал, отдуваясь.
— Что за нежить тут бродит?! — рявкнул возница. — А ну как заговором кину?
— А давайте мы! — послышались из дилижанса молодые голоса. — Чур-чур-чур! Свят-свят-свят! Коль нечистый, будь проклят! Коль…
— Стойте! — закричал я. — Мне надо попасть в МИФ, Школу магии. Я спешу.
— А чего ты там забыл? — возница, лохматый, как снежный человек, наклонился ко мне.
— Я новый учитель.
— Упс! — раздалось из дилижанса. — Пацаны, приехали!
— У мессира Леонарда все на месте, — огорошил меня возница, но тут же смягчился. — А, ладно, ради праздника подброшу бесплатно. Не ночевать же тебе посередь поля.
Подхватив чемодан и сумку с книгами, я залез внутрь дилижанса, где нос к носу столкнулся с тремя подростками лет по шестнадцати. Мы воззрились друг на друга с одинаково настороженными лицами, а потом дилижанс тряхнуло, и мы, словно кегли, попадали на сиденья. Я кому-то отдавил ногу, зато мне ощутимо въехали локтем в живот. Дорога была тряской, возница спешил, дилижанс мотало из стороны в сторону, а кромешная тьма не позволяла сориентироваться в пространстве… В общем, ехали мы весело.