Затем, почти мгновенно, сравнительно нормальное состояние психики начало опять оставлять меня; слабый дымок, шедший от горящего ароматного масла, рос в объеме, сгущался и несся ко мне по воздуху серым отвратительным облаком, которое липко обволокло меня. Сквозь масляные кольца дыма я смутно видел неподвижное желтое лицо Фу Манчи. В моем отупевшем от отравленных паров мозгу сверкнула мысль, что он настоящий колдун, против которого мы пытались бороться жалкими средствами человеческого ума. В тумане, закрытые пленкой, светились зеленые глаза. Я почувствовал, как резкая боль прострелила мои нижние конечности; затаив дыхание, взглянул вниз и увидел, что носки моих красных тапочек, которые я вроде бы носил во сне, удлинились, загнулись волнообразно вверх, сплелись вокруг моего горла и задушили меня!
Через какое-то время у меня наступило нечто вроде просветления сознания, но это не было сознание нормального человека, ибо оно говорило мне, что моя голова утопает в мягкой подушке, а мой горячечный лоб с пульсирующими висками ласкает женская рука. Неясно, как бы в отдаленном прошлом, я вспомнил о каком-то поцелуе, и это воспоминание странным образом взволновало меня. Я лежал, удовлетворенный, в полусне и вдруг услышал голос, украдкой говоривший:
— Они убивают его! Они убивают его! О! Неужели вы не понимаете?
В моем помутненном состоянии мне пришло в голову, что я умер и музыкальный голос девушки сообщает мне о том, что я разлагаюсь.
Но я чувствовал, что меня это не интересует.
Мне казалось, что эта успокаивающая рука ласкает меня уже много часов. Я так и не сумел поднять свои тяжелые веки, пока не услышал звук какого-то грохота, от которого затряслись все мои суставы, — металлический, звенящий грохот, как падение тяжелых цепей. Мне показалось, что тогда я полуоткрыл глаза и в тумане заметил фигуру, одетую в тонкий шелк, с золотыми браслетами на руках и тонкими лодыжками, на которых тоже были кольца браслетов. Девушка исчезла, едва я успел подумать, что она была одной из гурий, а я, хотя и христианин, по ошибке попал в рай, обещанный пророком Мухаммедом мусульманам.
Затем наступил полный провал сознания.
…Мое первое слабое движение отозвалось грохотом цепи, и прошло некоторое время, пока я осознал, что цепь прикреплена к стальному ошейнику, а ошейник застегнут на моей шее. Голова болела нестерпимо; мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы сосредоточиться.
Я слабо застонал.
— Смит! — бормотал я. — Где ты, Смит?
Превозмогал себя, я поднялся на колени, и боль в макушке стала почти невыносимой. Теперь я начал вспоминать: как мы с Найландом Смитом отправились в отель, чтобы предупредить Грэма Гатри; как, идя вверх по ступенькам от набережной к Эссекс-стрит, мы увидели большой автомобиль перед дверями одной из контор. Я помню, как поравнялся с машиной, современным лимузином, но не помню, как мы проходили мимо него, только смутно — как послышались торопливые шаги и — удар. Затем — холл с драконами, а теперь — это настоящее пробуждение в ужасной реальности.
Шаря в темноте, мои руки коснулись тела, распростертого рядом со мной. Мои пальцы нащупали горло лежащего и стальной ошейник вокруг него.
— Смит, — застонал я и стал трясти неподвижное тело. — Смит, старый дружище, скажи что-нибудь! Смит!
Неужели он мертв? Неужели это конец его доблестной борьбы с Фу Манчи и бандой убийц? Если так, то каково мое будущее, что предстоит мне?
Он зашевелился под моими дрожащими руками.
— Слава Богу! — пробормотал я, и не могу не признать, что моя радость была несколько эгоистичной, потому что, очнувшись в полной темноте и одержимый безумным сном, который мне приснился, я узнал, что такое страх, поняв, что мне в одиночку, в цепях, придется иметь дело с самим ужасным китайским доктором. Смит начал бессвязно бормотать.
— Оглушили мешком с песком!.. Осторожно, Петри!.. Он достал нас, наконец!.. О Боже!.. — Он с трудом поднялся на колени, ухватившись за мою руку.
— Ладно, старина, — сказал я. — Мы оба живы! Спасибо и на этом.
Наступила пауза, затем стон, а затем Смит сказал.
— Петри, я втянул тебя в это дело. Боже, прости меня…
— Ну, ну, Смит, — медленно сказал я — Я не ребенок. О том, что меня «втянули в это дело», даже и разговора быть не может. Я здесь, и если от меня есть хоть какая-то польза, я рад, что я здесь.
Он сжал мою руку.
— Там были два китайца, в европейской одежде, — Господи, как у меня стучит в голове! — в той двери конторы. Они оглушили нас, Петри, — подумай только! — средь бела дня, рядом со Стрэндом — главной улицей! Нас затащили в машину — и дело сделано, я и опомниться не успел… — Его голос слабел. — Боже, какой страшный удар!
— Почему нас пощадили, Смит? Ты думаешь, он бережет нас, чтобы…
— Не думаю, Петри! Если бы ты был в Китае, если бы видел то, что я видел…
В выложенном плитами коридоре послышались шаги. Острый луч света лег на пол, осветив нас. Мое сознание постепенно прояснялось. В комнате чувствовался сырой запах подземелья. Это был какой-то илистый скверный подвал. Распахнулась дверь, и вошел человек с фонарем. При его свете я убедился, что моя догадка правильна. Я увидел покрытые скользкой грязью стены подземной темницы размером примерно пятнадцать на пятнадцать футов, длинный желтый халат пришельца, наблюдавшего за нами, его злобное умное лицо интеллектуала.
Это был Фу Манчи.
Наконец-то они встретились лицом к лицу — глава великого Желтого движения и человек, сражавшийся от имени всей белой расы. Как могу я подобрать краски, чтобы описать того, кто стоял перед нами, — может быть, величайшего гения нашего времени?
Смит точно охарактеризовал его, сказав, что у него лоб Шекспира и лицо сатаны. Во всем его облике было что-то змеиное, гипнотическое. Смит молчал, затаив дыхание. Мы оба сидели перед доктором Фу Манчи, прикованные цепью к стене, — два средневековых пленника, живая насмешка над хваленой безопасностью, которую современное общество якобы обеспечивает своим гражданам.
Он подошел к нам странной походкой, одновременно кошачьей и неуклюжей, сутуля свои высокие плечи так, что походил на горбуна, поставил фонарь в нишу в стене, не отводя от нас змеиного взгляда своих глаз, которые навсегда запомнятся мне. В них был такой странный блеск, который я раньше видел только в глазах кошек, и этот свет время от времени закрывался пленкой. Но я больше не в силах говорить о них.
До встречи с доктором Фу Манчи я никогда не предполагал, что такая интенсивная сила злобы может излучаться человеческим существом. Он заговорил. Его английский был безупречен, хотя временами он странно подбирал слова, а произношение поочередно менялось с гортанного на свистящее.
— Мистер Смит и доктор Петри, ваше вмешательство в мои дела зашло слишком далеко. Я всерьез обратил на вас свое внимание.
Он обнажил свои зубы, маленькие и ровные, но обесцвеченные болезнью, которая была мне знакома. Я заново, теперь уже изучающе, посмотрел на его глаза с профессиональным интересом, который был жив во мне, несмотря на чрезвычайную опасность нашего положения. Мне показалось, что их зелень была в радужной оболочке; зрачок был странно сужен до размеров булавочной головки.
Смит с деланным безразличием прислонился спиной к стене.
— Вы осмелились, — продолжал Фу Манчи, — вмешиваться в изменения мира. Бедные пауки, попавшие в колеса неизбежности, Вы связали мое имя с тщетностью движения младокитайцев — имя Фу Манчи! Мистер Смит, вы влезли в дело, в котором вы некомпетентны, — я презираю вас! Доктор Петри, вы болван, — мне жаль вас!
Он упер свою костлявую руку в бедро, смотря на нас сузившимися глазами. Целенаправленная жестокость была присуща этому человеку, в ней не было ничего театрального. Смит по-прежнему хранил молчание.
— Итак, я полон решимости убрать вас со сцены вашей идиотской деятельности.
— Опиум скоро сделает то же самое с вами, — взбешенно выпалил я.
Он равнодушно обратил на меня свои сузившиеся глаза.
— Это у кого какое мнение, доктор, — сказал он. — Вы, видимо, не получили возможности, которая имелась у меня, чтобы изучить этот предмет, и в любом случае я не буду иметь чести пользоваться вашими советами в будущем.
— Вы ненадолго переживете меня, — ответил я. — И наша смерть, кстати, не принесет вам выгоды, потому что… — Смит толкнул меня ногой.
— Потому что — что? — мягко спросил Фу Манчи. — Ах! Мистер Смит так благоразумен! Он думает, что у меня есть… — Он произнес слово, которое заставило меня задрожать. — Мистер Смит видел проволочную рубашку. Вы когда-нибудь видели проволочную рубашку? Вас, как хирурга, заинтересует ее функционирование!
Я подавил крик, готовый вырваться из моих уст: маленькое существо вбежало вприпрыжку в полутемный склеп, издавая пронзительные свистящие звуки, и, взлетев вверх, уселось на плечо доктора Фу Манчи. Мартышка нелепо уставилась на желтое, страшное лицо хозяина. Доктор поднял костлявую руку и погладил маленькое уродливое существо, мурлыкая.
— Один из моих любимчиков, мистер Смит, — сказал он, внезапно широко открыв глаза, брызнувшие зеленым светом. — У меня есть и другие, такие же полезные. Мои скорпионы — вы видели моих скорпионов? Нет? А моих питонов и королевских кобр? Затем, у меня есть грибы и мои крошечные союзники, бациллы. Я имею весьма уникальную коллекцию в моей лаборатории. Вы когда-нибудь бывали на Молокаи, острове прокаженных, доктор? Но мистер Смит наверняка знаком с приютом в Рангуне! И не надо забывать моих черных пауков с их алмазными глазами — моих пауков, что сидят в темноте и ждут — затем прыгают!
Он поднял своих худые руки, так что рукав халата сполз к локтю, и обезьяна, вереща, спрыгнула вниз и побежала из подвала.
— О, бог Китая! — крикнул он. — Какой смертью умрут эти — эти ничтожные, что хотели ограничить твою империю, которая безгранична?
Он стоял, как языческий жрец, обратив взгляд вверх, его худое тело дрожало, — зрелище, которое могло потрясти самый невпечатлительный ум.
— Он сумасшедший! — прошептал я Смиту. — Боже, помоги нам, этот человек — опасный маньяк-убийца.
Загорелое лицо Найланда Смита исказилось, но он мрачно покачал головой.
— Опасный — да, согласен, — пробормотал он. — Его существование представляет опасность для всей белой расы, и эту опасность мы теперь не а силах предотвратить.
Доктор Фу Манчи вышел из транса, взял фонарь и, резко повернувшись, пошел к двери своей неуклюжей, но гибкой кошачьей походкой. На пороге он оглянулся назад.
— Вы хотели предупредить мистера Грэма Гатри? — сказал он мягко. — Сегодня ночью, в половине первого, мистер Грэм Гатри умрет!
Смит сидел молча, не двигаясь, не сводя глаз с говорившего.
— Вы были в Рангуне в 1908 году? — продолжал доктор Фу Манчи. — Вы помните этот зов?
Откуда-то сверху — я не мог точно определить, откуда именно, — донесся низкий плачущий крик, жуткий, с падающими интонациями, от которого в этом угрюмом склепе со зловещей фигурой в желтом халате, стоявшей у двери, кровь застыла у меня в жилах. Его действие на Смита было поистине потрясающим. Его лицо посерело, он тяжело, со свистом, дышал сквозь стиснутые зубы.
— Оно зовет вас! — сказал Фу Манчи. — В половине первого оно позовет Грэма Гатри.
Дверь закрылась, и нас опять окутала темнота.
— Смит, — сказал я. — Что это было?
Все эти ужасы вконец истрепали мне нервы.
— Это был «зов Шивы»! — хрипло ответил Смит.
— Что это? Кто издал его? Что он означает?
— Я не знаю, что это, Петри, и кто издает этот крик. Но он означает смерть!
ГЛАВА XIV
Через какое-то время у меня наступило нечто вроде просветления сознания, но это не было сознание нормального человека, ибо оно говорило мне, что моя голова утопает в мягкой подушке, а мой горячечный лоб с пульсирующими висками ласкает женская рука. Неясно, как бы в отдаленном прошлом, я вспомнил о каком-то поцелуе, и это воспоминание странным образом взволновало меня. Я лежал, удовлетворенный, в полусне и вдруг услышал голос, украдкой говоривший:
— Они убивают его! Они убивают его! О! Неужели вы не понимаете?
В моем помутненном состоянии мне пришло в голову, что я умер и музыкальный голос девушки сообщает мне о том, что я разлагаюсь.
Но я чувствовал, что меня это не интересует.
Мне казалось, что эта успокаивающая рука ласкает меня уже много часов. Я так и не сумел поднять свои тяжелые веки, пока не услышал звук какого-то грохота, от которого затряслись все мои суставы, — металлический, звенящий грохот, как падение тяжелых цепей. Мне показалось, что тогда я полуоткрыл глаза и в тумане заметил фигуру, одетую в тонкий шелк, с золотыми браслетами на руках и тонкими лодыжками, на которых тоже были кольца браслетов. Девушка исчезла, едва я успел подумать, что она была одной из гурий, а я, хотя и христианин, по ошибке попал в рай, обещанный пророком Мухаммедом мусульманам.
Затем наступил полный провал сознания.
…Мое первое слабое движение отозвалось грохотом цепи, и прошло некоторое время, пока я осознал, что цепь прикреплена к стальному ошейнику, а ошейник застегнут на моей шее. Голова болела нестерпимо; мне пришлось сделать невероятное усилие, чтобы сосредоточиться.
Я слабо застонал.
— Смит! — бормотал я. — Где ты, Смит?
Превозмогал себя, я поднялся на колени, и боль в макушке стала почти невыносимой. Теперь я начал вспоминать: как мы с Найландом Смитом отправились в отель, чтобы предупредить Грэма Гатри; как, идя вверх по ступенькам от набережной к Эссекс-стрит, мы увидели большой автомобиль перед дверями одной из контор. Я помню, как поравнялся с машиной, современным лимузином, но не помню, как мы проходили мимо него, только смутно — как послышались торопливые шаги и — удар. Затем — холл с драконами, а теперь — это настоящее пробуждение в ужасной реальности.
Шаря в темноте, мои руки коснулись тела, распростертого рядом со мной. Мои пальцы нащупали горло лежащего и стальной ошейник вокруг него.
— Смит, — застонал я и стал трясти неподвижное тело. — Смит, старый дружище, скажи что-нибудь! Смит!
Неужели он мертв? Неужели это конец его доблестной борьбы с Фу Манчи и бандой убийц? Если так, то каково мое будущее, что предстоит мне?
Он зашевелился под моими дрожащими руками.
— Слава Богу! — пробормотал я, и не могу не признать, что моя радость была несколько эгоистичной, потому что, очнувшись в полной темноте и одержимый безумным сном, который мне приснился, я узнал, что такое страх, поняв, что мне в одиночку, в цепях, придется иметь дело с самим ужасным китайским доктором. Смит начал бессвязно бормотать.
— Оглушили мешком с песком!.. Осторожно, Петри!.. Он достал нас, наконец!.. О Боже!.. — Он с трудом поднялся на колени, ухватившись за мою руку.
— Ладно, старина, — сказал я. — Мы оба живы! Спасибо и на этом.
Наступила пауза, затем стон, а затем Смит сказал.
— Петри, я втянул тебя в это дело. Боже, прости меня…
— Ну, ну, Смит, — медленно сказал я — Я не ребенок. О том, что меня «втянули в это дело», даже и разговора быть не может. Я здесь, и если от меня есть хоть какая-то польза, я рад, что я здесь.
Он сжал мою руку.
— Там были два китайца, в европейской одежде, — Господи, как у меня стучит в голове! — в той двери конторы. Они оглушили нас, Петри, — подумай только! — средь бела дня, рядом со Стрэндом — главной улицей! Нас затащили в машину — и дело сделано, я и опомниться не успел… — Его голос слабел. — Боже, какой страшный удар!
— Почему нас пощадили, Смит? Ты думаешь, он бережет нас, чтобы…
— Не думаю, Петри! Если бы ты был в Китае, если бы видел то, что я видел…
В выложенном плитами коридоре послышались шаги. Острый луч света лег на пол, осветив нас. Мое сознание постепенно прояснялось. В комнате чувствовался сырой запах подземелья. Это был какой-то илистый скверный подвал. Распахнулась дверь, и вошел человек с фонарем. При его свете я убедился, что моя догадка правильна. Я увидел покрытые скользкой грязью стены подземной темницы размером примерно пятнадцать на пятнадцать футов, длинный желтый халат пришельца, наблюдавшего за нами, его злобное умное лицо интеллектуала.
Это был Фу Манчи.
Наконец-то они встретились лицом к лицу — глава великого Желтого движения и человек, сражавшийся от имени всей белой расы. Как могу я подобрать краски, чтобы описать того, кто стоял перед нами, — может быть, величайшего гения нашего времени?
Смит точно охарактеризовал его, сказав, что у него лоб Шекспира и лицо сатаны. Во всем его облике было что-то змеиное, гипнотическое. Смит молчал, затаив дыхание. Мы оба сидели перед доктором Фу Манчи, прикованные цепью к стене, — два средневековых пленника, живая насмешка над хваленой безопасностью, которую современное общество якобы обеспечивает своим гражданам.
Он подошел к нам странной походкой, одновременно кошачьей и неуклюжей, сутуля свои высокие плечи так, что походил на горбуна, поставил фонарь в нишу в стене, не отводя от нас змеиного взгляда своих глаз, которые навсегда запомнятся мне. В них был такой странный блеск, который я раньше видел только в глазах кошек, и этот свет время от времени закрывался пленкой. Но я больше не в силах говорить о них.
До встречи с доктором Фу Манчи я никогда не предполагал, что такая интенсивная сила злобы может излучаться человеческим существом. Он заговорил. Его английский был безупречен, хотя временами он странно подбирал слова, а произношение поочередно менялось с гортанного на свистящее.
— Мистер Смит и доктор Петри, ваше вмешательство в мои дела зашло слишком далеко. Я всерьез обратил на вас свое внимание.
Он обнажил свои зубы, маленькие и ровные, но обесцвеченные болезнью, которая была мне знакома. Я заново, теперь уже изучающе, посмотрел на его глаза с профессиональным интересом, который был жив во мне, несмотря на чрезвычайную опасность нашего положения. Мне показалось, что их зелень была в радужной оболочке; зрачок был странно сужен до размеров булавочной головки.
Смит с деланным безразличием прислонился спиной к стене.
— Вы осмелились, — продолжал Фу Манчи, — вмешиваться в изменения мира. Бедные пауки, попавшие в колеса неизбежности, Вы связали мое имя с тщетностью движения младокитайцев — имя Фу Манчи! Мистер Смит, вы влезли в дело, в котором вы некомпетентны, — я презираю вас! Доктор Петри, вы болван, — мне жаль вас!
Он упер свою костлявую руку в бедро, смотря на нас сузившимися глазами. Целенаправленная жестокость была присуща этому человеку, в ней не было ничего театрального. Смит по-прежнему хранил молчание.
— Итак, я полон решимости убрать вас со сцены вашей идиотской деятельности.
— Опиум скоро сделает то же самое с вами, — взбешенно выпалил я.
Он равнодушно обратил на меня свои сузившиеся глаза.
— Это у кого какое мнение, доктор, — сказал он. — Вы, видимо, не получили возможности, которая имелась у меня, чтобы изучить этот предмет, и в любом случае я не буду иметь чести пользоваться вашими советами в будущем.
— Вы ненадолго переживете меня, — ответил я. — И наша смерть, кстати, не принесет вам выгоды, потому что… — Смит толкнул меня ногой.
— Потому что — что? — мягко спросил Фу Манчи. — Ах! Мистер Смит так благоразумен! Он думает, что у меня есть… — Он произнес слово, которое заставило меня задрожать. — Мистер Смит видел проволочную рубашку. Вы когда-нибудь видели проволочную рубашку? Вас, как хирурга, заинтересует ее функционирование!
Я подавил крик, готовый вырваться из моих уст: маленькое существо вбежало вприпрыжку в полутемный склеп, издавая пронзительные свистящие звуки, и, взлетев вверх, уселось на плечо доктора Фу Манчи. Мартышка нелепо уставилась на желтое, страшное лицо хозяина. Доктор поднял костлявую руку и погладил маленькое уродливое существо, мурлыкая.
— Один из моих любимчиков, мистер Смит, — сказал он, внезапно широко открыв глаза, брызнувшие зеленым светом. — У меня есть и другие, такие же полезные. Мои скорпионы — вы видели моих скорпионов? Нет? А моих питонов и королевских кобр? Затем, у меня есть грибы и мои крошечные союзники, бациллы. Я имею весьма уникальную коллекцию в моей лаборатории. Вы когда-нибудь бывали на Молокаи, острове прокаженных, доктор? Но мистер Смит наверняка знаком с приютом в Рангуне! И не надо забывать моих черных пауков с их алмазными глазами — моих пауков, что сидят в темноте и ждут — затем прыгают!
Он поднял своих худые руки, так что рукав халата сполз к локтю, и обезьяна, вереща, спрыгнула вниз и побежала из подвала.
— О, бог Китая! — крикнул он. — Какой смертью умрут эти — эти ничтожные, что хотели ограничить твою империю, которая безгранична?
Он стоял, как языческий жрец, обратив взгляд вверх, его худое тело дрожало, — зрелище, которое могло потрясти самый невпечатлительный ум.
— Он сумасшедший! — прошептал я Смиту. — Боже, помоги нам, этот человек — опасный маньяк-убийца.
Загорелое лицо Найланда Смита исказилось, но он мрачно покачал головой.
— Опасный — да, согласен, — пробормотал он. — Его существование представляет опасность для всей белой расы, и эту опасность мы теперь не а силах предотвратить.
Доктор Фу Манчи вышел из транса, взял фонарь и, резко повернувшись, пошел к двери своей неуклюжей, но гибкой кошачьей походкой. На пороге он оглянулся назад.
— Вы хотели предупредить мистера Грэма Гатри? — сказал он мягко. — Сегодня ночью, в половине первого, мистер Грэм Гатри умрет!
Смит сидел молча, не двигаясь, не сводя глаз с говорившего.
— Вы были в Рангуне в 1908 году? — продолжал доктор Фу Манчи. — Вы помните этот зов?
Откуда-то сверху — я не мог точно определить, откуда именно, — донесся низкий плачущий крик, жуткий, с падающими интонациями, от которого в этом угрюмом склепе со зловещей фигурой в желтом халате, стоявшей у двери, кровь застыла у меня в жилах. Его действие на Смита было поистине потрясающим. Его лицо посерело, он тяжело, со свистом, дышал сквозь стиснутые зубы.
— Оно зовет вас! — сказал Фу Манчи. — В половине первого оно позовет Грэма Гатри.
Дверь закрылась, и нас опять окутала темнота.
— Смит, — сказал я. — Что это было?
Все эти ужасы вконец истрепали мне нервы.
— Это был «зов Шивы»! — хрипло ответил Смит.
— Что это? Кто издал его? Что он означает?
— Я не знаю, что это, Петри, и кто издает этот крик. Но он означает смерть!
ГЛАВА XIV
ПРОДОЛЖЕНИЕ СНА
Возможно, были и такие, что лежали, прикованные к этой сырой темнице, и не чувствовали страха перед тем, что могло таиться в этой тьме. Сознаюсь, я не такой. Я знал, что мы с Найландом Смитом встали на пути самого потрясающего гения, который когда-либо в мировой истории посвящал свой интеллект преступной деятельности. Я знал, что огромные богатства политической группировки, поддерживавшей Фу Манчи, делали его опаснее для Америки и Европы, чем самая опасная чума. Он был ученый, прошедший подготовку в крупнейшем университете, исследователь тайн природы, который зашел в глубины неведомого дальше, чем любой живущий на земле. Его миссия состояла в том, чтобы устранить все препятствия, то есть всех людей, с пути тайного движения, которое нарастало на Дальнем Востоке. Мы со Смитом были таким препятствием, и мой мозг мучительно и упорно искал ответа на вопрос, какими именно ужасными средствами из тех, что находились в его распоряжении, нам будет суждено быть отправленными на тот свет.
Может быть, как раз в этот момент какая-нибудь ядовитая многоножка, извиваясь, ползет ко мне по скользким камням или паук «с алмазными глазами» готовится упасть вниз с крыши! Фу Манчи может выпустить в подвал змею, а воздух заставить кишеть микробами какой-либо страшной болезни!..
— Смит, — сказал я, едва узнавая собственный голос, — меня мучает неизвестность. Он намеревается убить нас, это определенно. Но…
— Не волнуйся, — был ответ, — сначала он намеревается узнать наши планы.
— Ты хочешь сказать?..
— Ты слышал, как он говорил о своих иглах и о проволочной рубашке?
— О, Боже мой! — Я тяжело вздохнул. — Неужели мы в Англии?
Смит сухо рассмеялся, и я услышал, как он возится со своим ошейником.
— Я только надеюсь, — сказал он, — что, раз уж ты здесь со мной, мы не упустим ни малейшего шанса. Попробуй своим перочинным ножом взломать замок. Я пытаюсь сломать этот.
Правду сказать, эта мысль не посещала еще мою помутненную голову, но я сразу подхватил предложение моего друга и начал орудовать небольшим лезвием ножа. Я был так занят и уже собирался открыть второе лезвие, когда услышал звук, шедший откуда-то снизу.
— Смит, — прошептал я, — слушай!
Смит прекратил скрипеть своим ошейником. Мы неподвижно сидели в сырой темноте и слушали.
Нечто двигалось внизу, под камнями подвала. Я затаил дыхание; каждый мой нерв был напряжен.
В нескольких футах от места, где мы лежали, появилась полоска света. Она расширялась, становясь похожей на вытянутый прямоугольник. Поднялась крышка в полу, и на расстоянии ярда от меня оттуда показалась едва различимая во мраке голова. Я ждал чего-то ужасного — смерти или еще хуже. Вместо этого я увидел прелестное лицо, обрамленное беспорядочной массой кудрей; я увидел белую руку, придерживающую каменную плиту, изящную руку с широким золотым браслетом возле локтя.
Девушка выбралась в подвал и поставила фонарь на каменный пол. Она выглядела нереальной в тусклом свете, как видение опиумного курильщика. Плотно облегавшая стройное тело шелковая одежда и яркие драгоценности, маленькие красные туфли — короче, гурия моих снов, вдруг обретшая плоть. Трудно было поверить, что мы в современной Англии; легче было представить, что нас держит в темнице, как пленников, багдадский халиф.
— Бог услышал мои молитвы, — тихо сказал Смит. — Она пришла спасать тебя.
— Ш-ш-ш! — предупредила девушка, ее прекрасные глаза широко раскрылись в ужасе. — Ни звука, а то он убьет нас всех.
Она склонилась надо мной; ключ заскрежетал в замке, о который я сломал свой перочинный нож, и ошейник свалился. Я поднялся на ноги, а девушка повернулась к Смиту и освободила его тоже. Она подняла фонарь над люком и сделала нам знак спуститься по деревянным ступенькам.
— Ваш нож, — прошептала она, — оставьте его на полу. Он подумает, что замки взломали вы. Вниз! Скорее!
Осторожно ступая, Найланд Смит первым исчез в темноте, я быстро спустился вслед за ним. Последней ушла наша загадочная спасительница, и золотой браслет на ее ноге блестел в лучах ее фонаря Мы стояли в низком проходе.
— Завяжите себе глаза носовыми платками и делайте все, что я вам скажу, — приказала она.
Мы не колеблясь подчинились ее приказу. С завязанными глазами я пошел за ней, а Смит шел сзади меня, держа руку на моем плече. Следуя в таком порядке, мы подошли к каменным ступенькам и поднялись по ним вверх.
— Держитесь левой стороны, — прошептала она, — справа опасно.
Свободной рукой я нащупал стену, и мы пошли вперед. Воздух был наполнен парами и запахами экзотической растительности. Но внезапно в мои ноздри проник запах животного, и я услышал около себя сдержанное шевеление, которое вызвало у меня странные ассоциации.
Мои ноги погрузились в мягкий ковер, и какая-то занавесь задела мое плечо. Прозвучал гонг. Мы остановились.
До моих ушей донесся гул отдаленных барабанов.
— Во имя всего святого, куда мы попали? — прошептал Смит мне на ухо, — это же тамтамы!
— Ш-ш! Ш-ш!
Маленькая рука, сжимавшая мою, взволнованно дрожала. Мы были рядом с дверью или окном, потому что в воздухе пронесся запах, напомнивший мне о других встречах с прекрасной женщиной, уводившей нас теперь из дома Фу Манчи, которая сама сказала, что она — его рабыня. На протяжении всей ужасной фантасмагории это соблазнительное видение порхало то здесь, то там, выделяясь своим ярким очарованием на мрачном фоне дьявольщины и изощренных убийств. Не один раз, а, наверное, тысячу раз я пытался объяснить себе природу того, что связывало ее со зловещим доктором.
Наступила тишина.
— Скорее! Сюда!
Мы пошли вниз по уложенной коврами лестнице. Девушка открыла дверь и повела нас по коридору. Открылась другая дверь — и мы оказались на воле. Но девушка немедля потянула меня по дорожке, усыпанной гравием, все вперед и вперед, навстречу свежему ветру, дувшему в лицо, пока мы не оказались на берегу реки. Теперь под нашими ногами скрипели доски, и, глядя вниз из-под завязанного платка, я увидел под ногами отблески волн.
— Осторожно! — услышал я предупреждающий голос и почувствовал, что вхожу в узкую лодку-плоскодонку.
За мной вошел Найланд Смит; девушка оттолкнулась шестом от деревянных мостков, и мы поплыли.
— Не разговаривайте! — приказала она.
Мой мозг был в горячке; я не знал, то ли я просыпаюсь от сна, то ли реальность кончилась с моим заключением в заплесневелом подвале и этим молчаливым побегом с завязанными глазами, по реке, с девушкой в качестве проводника, которая, казалось, сошла со страниц «Тысячи и одной ночи». Что это было — фантазия, причудливый сон?
Поистине, я всерьез начал сомневаться, был ли этот поток, по которому мы плыли, мерцавший и плескавшийся вокруг, действительно Темзой, а не Тигром или Стиксом, рекой подземного царства мертвых?
Шест уперся в берег.
— Через несколько минут вы услышите бой часов, — сказала девушка с мягким очаровательным акцентом, — но я полагаюсь на вашу честь, что вы до тех пор не снимете с глаз платки. Вы обязаны послушаться меня.
— Еще бы! — горячо сказал Смит.
Я слышал, как он поднимается на берег, а мгновение спустя мягкая ладонь легла в мою и вывела меня на сушу. Выйдя на берег, я все держал руку девушки, притягивая ее к себе.
— Вы не должны возвращаться, — прошептал я. — Мы о вас позаботимся. Вы не должны возвращаться туда.
— Пустите меня, — сказала она. — Когда я однажды просила вас забрать меня от него, вы заговорили о защите полиции — таков был ваш ответ: под защитой полиции! Вы бы дали им запереть меня — в тюрьме — и заставить предать его! Для чего? — Она вырвала свою руку. — Как плохо вы меня понимаете. Ну, ничего. Может быть, когда-нибудь поймете! Пока не пробьют часы!
Она ушла. Я слышал скрип плоскодонки, воду, стекающую с шеста. Звуки слабели, удалялись.
— В чем ее тайна? — пробормотал рядом со мной Смит. — Почему она цепляется за это чудовище?
Отдаленные звуки растаяли в тишине. Тут до нас донесся бой часов. Они пробили полчаса. Мы со Смитом сбросили с глаз платки. Мы оказались на дорожке, где лодки тащили волоком в воду. Слева стояли освещенные луной стены и башни древней крепости.
Это был Виндзорский замок.
— Половина одиннадцатого, — воскликнул Смит. — У нас осталось два часа, чтобы спасти Грэма Гатри!
У нас было ровно четырнадцать минут, чтобы успеть на последний поезд на Ватерлоо, и мы успели на него. Я свалился в углу купе в состоянии полнейшего упадка сил. Наверное, ни один из нас уже не смог бы пробежать и двадцати ярдов. Если бы на карту не была поставлена человеческая жизнь, я сомневаюсь, что мы вообще бы устроили этот сумасшедший марафон до Виндзорской станции.
— Поезд должен быть в Ватерлоо в одиннадцать пятьдесят одну, — задыхаясь после бега, сказал Смит. — У нас останется тридцать девять минут, чтобы перебраться на ту сторону реки и добраться до его отеля.
— Где же, во имя всего святого, находится дом Фу Манчи? Мы шли вверх или вниз по течению?
— Я не мог определить. Но в любом случае, он близко от берега. Найти его — всего лишь вопрос времени. Я немедленно заставлю Скотланд-Ярд приняться за работу, но надежды практически нет. Наш побег спугнет его.
Я помолчал, вытирая пот со лба и наблюдая, как мой друг набивает табаком свою вересковую трубку.
— Смит, — сказал я наконец, — что это за ужасный вой, который мы слышали, и что имел в виду Фу Манчи, говоря о Рангуне? Я видел, как это на тебя подействовало.
Мой друг кивнул и зажег трубку.
— Там произошла жуткая история в 1908-м и начале 1909 года, — ответил он. — Абсолютно загадочная эпидемия. И этот зверский вой был с этим связан.
— Каким образом? И какая эпидемия?
— Это началось, как я помню, в гостинице «Дворцовый особняк», в военном поселении. Какой-то молодой американец, не помню имени, остановился там по делу, связанному со строительством новых бараков из железа. Однажды ночью он пошел в свою комнату, запер дверь и выпрыгнул из окна во двор. Разумеется, сломал себе шею.
— Самоубийство?
— По-видимому. Но там были странные обстоятельства. Например, его револьвер лежал около него, заряженный!
— Во дворе?
— Во дворе!
— Может быть, убийство?
Смит пожал плечами.
— Его дверь была заперта изнутри; пришлось взламывать.
— А как насчет этого воя?
— Это началось позже или было замечено позже. Один доктор — француз, по имени Лафит, умер совершенно так же.
— Там же?
— В той же гостинице; но он жил в другой комнате. Особенность вот в чем: с ним вместе жил его друг, и он своими глазами видел, как тот упал в окно!
— Видел, как он выпрыгнул?
— Да. Друг — англичанин — проснулся от жуткого воя. Я тогда был в Рангуне, поэтому дело Лафита мне знакомо лучше, чем обстоятельства смерти американца. Я говорил с этим другом лично. Он был инженер-электрик, Эдвард Мартин, и он рассказал, что этот вой доносился откуда-то сверху.
— Когда мы слышали его в доме Фу Манчи, он тоже вроде шел сверху.
— Мартин проснулся, сел в кровати. Ночь была ясная, лунная, такую луну можно видеть только в Бирме. Лафит почему-то как раз в это время подошел к окну. Его друг видел, как он выглянул. В следующее мгновение он бросился из окна со страшным воплем и грохнулся о плиты двора.
— И что потом?
— Мартин побежал к окну и посмотрел вниз. Разумеется, вопль Лафита разбудил всех. Но не было никаких улик, чтобы объяснить происшедшее. Там не было ни балкона, ни карниза, по которому можно подобраться к окну.
— Но как ты узнал этот крик?
— Я на некоторое время останавливался в этой гостинице, и однажды ночью это жуткое вытье разбудило меня. Я слышал его совершенно отчетливо, и вряд ли когда-нибудь забуду. За ним последовал хриплый вопль. Человек в соседней комнате, охотник за орхидеями, отправился в могилу тем же путем, что и другие.
— Ты после этого сменил гостиницу?
— Нет, отель был первоклассный, и его репутацию спасло то, что подобные же случаи происходили в других местах — и в Рангуне, и в Проше, и в Мульмейне. В туземных кварталах получила хождение история, распространявшаяся одним сумасшедшим факиром, о том, что бог Шива родился вновь и что этот вой был его зовом к жертвам; мрачная история, приведшая к новому подъему бандитской деятельности дакойтов-убийц и доставившая уйму хлопот начальнику окружной полиции.
— Были ли какие-нибудь необычные следы на телах погибших?
— На всех появились метки после смерти, будто их задушили! Все эти следы имели необычную форму (хотя моему глазу это было незаметно), и это, как мне тогда объяснили, каким-то образом относилось к пяти головам бога Шивы.
— Погибали только европейцы?
— О нет. Несколько бирманцев и представителей других азиатских народов умерли той же смертью. Сначала существовала версия, что все жертвы заразились проказой и в результате покончили с собой, но медицинская экспертиза опровергла эту теорию. «Зов Шивы» стал настоящим кошмаром для всей Бирмы.
— Ты слышал его когда-нибудь еще, до сегодняшнего вечера?
— Да, я слышал его на Верхней Иравади одной ясной лунной ночью, и некто из племени коласси, матрос, бросился вниз с верхней палубы парохода, на котором мы плыли! Боже мой! Подумать только, что этот дьявол Фу Манчи привез это в Англию!
— Но что он привез, Смит? — воскликнул я, ничего не понимая. — Что же он привез? Злого духа? Психическую болезнь? Что это? Что это может быть?
— Новое средство убийства, Петри. Нечто, рожденное в зачумленном районе Бирмы, откуда исходит много нечистого и необъяснимого. Дай Бог, чтобы мы подоспели вовремя и сумели спасти Гатри.
Может быть, как раз в этот момент какая-нибудь ядовитая многоножка, извиваясь, ползет ко мне по скользким камням или паук «с алмазными глазами» готовится упасть вниз с крыши! Фу Манчи может выпустить в подвал змею, а воздух заставить кишеть микробами какой-либо страшной болезни!..
— Смит, — сказал я, едва узнавая собственный голос, — меня мучает неизвестность. Он намеревается убить нас, это определенно. Но…
— Не волнуйся, — был ответ, — сначала он намеревается узнать наши планы.
— Ты хочешь сказать?..
— Ты слышал, как он говорил о своих иглах и о проволочной рубашке?
— О, Боже мой! — Я тяжело вздохнул. — Неужели мы в Англии?
Смит сухо рассмеялся, и я услышал, как он возится со своим ошейником.
— Я только надеюсь, — сказал он, — что, раз уж ты здесь со мной, мы не упустим ни малейшего шанса. Попробуй своим перочинным ножом взломать замок. Я пытаюсь сломать этот.
Правду сказать, эта мысль не посещала еще мою помутненную голову, но я сразу подхватил предложение моего друга и начал орудовать небольшим лезвием ножа. Я был так занят и уже собирался открыть второе лезвие, когда услышал звук, шедший откуда-то снизу.
— Смит, — прошептал я, — слушай!
Смит прекратил скрипеть своим ошейником. Мы неподвижно сидели в сырой темноте и слушали.
Нечто двигалось внизу, под камнями подвала. Я затаил дыхание; каждый мой нерв был напряжен.
В нескольких футах от места, где мы лежали, появилась полоска света. Она расширялась, становясь похожей на вытянутый прямоугольник. Поднялась крышка в полу, и на расстоянии ярда от меня оттуда показалась едва различимая во мраке голова. Я ждал чего-то ужасного — смерти или еще хуже. Вместо этого я увидел прелестное лицо, обрамленное беспорядочной массой кудрей; я увидел белую руку, придерживающую каменную плиту, изящную руку с широким золотым браслетом возле локтя.
Девушка выбралась в подвал и поставила фонарь на каменный пол. Она выглядела нереальной в тусклом свете, как видение опиумного курильщика. Плотно облегавшая стройное тело шелковая одежда и яркие драгоценности, маленькие красные туфли — короче, гурия моих снов, вдруг обретшая плоть. Трудно было поверить, что мы в современной Англии; легче было представить, что нас держит в темнице, как пленников, багдадский халиф.
— Бог услышал мои молитвы, — тихо сказал Смит. — Она пришла спасать тебя.
— Ш-ш-ш! — предупредила девушка, ее прекрасные глаза широко раскрылись в ужасе. — Ни звука, а то он убьет нас всех.
Она склонилась надо мной; ключ заскрежетал в замке, о который я сломал свой перочинный нож, и ошейник свалился. Я поднялся на ноги, а девушка повернулась к Смиту и освободила его тоже. Она подняла фонарь над люком и сделала нам знак спуститься по деревянным ступенькам.
— Ваш нож, — прошептала она, — оставьте его на полу. Он подумает, что замки взломали вы. Вниз! Скорее!
Осторожно ступая, Найланд Смит первым исчез в темноте, я быстро спустился вслед за ним. Последней ушла наша загадочная спасительница, и золотой браслет на ее ноге блестел в лучах ее фонаря Мы стояли в низком проходе.
— Завяжите себе глаза носовыми платками и делайте все, что я вам скажу, — приказала она.
Мы не колеблясь подчинились ее приказу. С завязанными глазами я пошел за ней, а Смит шел сзади меня, держа руку на моем плече. Следуя в таком порядке, мы подошли к каменным ступенькам и поднялись по ним вверх.
— Держитесь левой стороны, — прошептала она, — справа опасно.
Свободной рукой я нащупал стену, и мы пошли вперед. Воздух был наполнен парами и запахами экзотической растительности. Но внезапно в мои ноздри проник запах животного, и я услышал около себя сдержанное шевеление, которое вызвало у меня странные ассоциации.
Мои ноги погрузились в мягкий ковер, и какая-то занавесь задела мое плечо. Прозвучал гонг. Мы остановились.
До моих ушей донесся гул отдаленных барабанов.
— Во имя всего святого, куда мы попали? — прошептал Смит мне на ухо, — это же тамтамы!
— Ш-ш! Ш-ш!
Маленькая рука, сжимавшая мою, взволнованно дрожала. Мы были рядом с дверью или окном, потому что в воздухе пронесся запах, напомнивший мне о других встречах с прекрасной женщиной, уводившей нас теперь из дома Фу Манчи, которая сама сказала, что она — его рабыня. На протяжении всей ужасной фантасмагории это соблазнительное видение порхало то здесь, то там, выделяясь своим ярким очарованием на мрачном фоне дьявольщины и изощренных убийств. Не один раз, а, наверное, тысячу раз я пытался объяснить себе природу того, что связывало ее со зловещим доктором.
Наступила тишина.
— Скорее! Сюда!
Мы пошли вниз по уложенной коврами лестнице. Девушка открыла дверь и повела нас по коридору. Открылась другая дверь — и мы оказались на воле. Но девушка немедля потянула меня по дорожке, усыпанной гравием, все вперед и вперед, навстречу свежему ветру, дувшему в лицо, пока мы не оказались на берегу реки. Теперь под нашими ногами скрипели доски, и, глядя вниз из-под завязанного платка, я увидел под ногами отблески волн.
— Осторожно! — услышал я предупреждающий голос и почувствовал, что вхожу в узкую лодку-плоскодонку.
За мной вошел Найланд Смит; девушка оттолкнулась шестом от деревянных мостков, и мы поплыли.
— Не разговаривайте! — приказала она.
Мой мозг был в горячке; я не знал, то ли я просыпаюсь от сна, то ли реальность кончилась с моим заключением в заплесневелом подвале и этим молчаливым побегом с завязанными глазами, по реке, с девушкой в качестве проводника, которая, казалось, сошла со страниц «Тысячи и одной ночи». Что это было — фантазия, причудливый сон?
Поистине, я всерьез начал сомневаться, был ли этот поток, по которому мы плыли, мерцавший и плескавшийся вокруг, действительно Темзой, а не Тигром или Стиксом, рекой подземного царства мертвых?
Шест уперся в берег.
— Через несколько минут вы услышите бой часов, — сказала девушка с мягким очаровательным акцентом, — но я полагаюсь на вашу честь, что вы до тех пор не снимете с глаз платки. Вы обязаны послушаться меня.
— Еще бы! — горячо сказал Смит.
Я слышал, как он поднимается на берег, а мгновение спустя мягкая ладонь легла в мою и вывела меня на сушу. Выйдя на берег, я все держал руку девушки, притягивая ее к себе.
— Вы не должны возвращаться, — прошептал я. — Мы о вас позаботимся. Вы не должны возвращаться туда.
— Пустите меня, — сказала она. — Когда я однажды просила вас забрать меня от него, вы заговорили о защите полиции — таков был ваш ответ: под защитой полиции! Вы бы дали им запереть меня — в тюрьме — и заставить предать его! Для чего? — Она вырвала свою руку. — Как плохо вы меня понимаете. Ну, ничего. Может быть, когда-нибудь поймете! Пока не пробьют часы!
Она ушла. Я слышал скрип плоскодонки, воду, стекающую с шеста. Звуки слабели, удалялись.
— В чем ее тайна? — пробормотал рядом со мной Смит. — Почему она цепляется за это чудовище?
Отдаленные звуки растаяли в тишине. Тут до нас донесся бой часов. Они пробили полчаса. Мы со Смитом сбросили с глаз платки. Мы оказались на дорожке, где лодки тащили волоком в воду. Слева стояли освещенные луной стены и башни древней крепости.
Это был Виндзорский замок.
— Половина одиннадцатого, — воскликнул Смит. — У нас осталось два часа, чтобы спасти Грэма Гатри!
У нас было ровно четырнадцать минут, чтобы успеть на последний поезд на Ватерлоо, и мы успели на него. Я свалился в углу купе в состоянии полнейшего упадка сил. Наверное, ни один из нас уже не смог бы пробежать и двадцати ярдов. Если бы на карту не была поставлена человеческая жизнь, я сомневаюсь, что мы вообще бы устроили этот сумасшедший марафон до Виндзорской станции.
— Поезд должен быть в Ватерлоо в одиннадцать пятьдесят одну, — задыхаясь после бега, сказал Смит. — У нас останется тридцать девять минут, чтобы перебраться на ту сторону реки и добраться до его отеля.
— Где же, во имя всего святого, находится дом Фу Манчи? Мы шли вверх или вниз по течению?
— Я не мог определить. Но в любом случае, он близко от берега. Найти его — всего лишь вопрос времени. Я немедленно заставлю Скотланд-Ярд приняться за работу, но надежды практически нет. Наш побег спугнет его.
Я помолчал, вытирая пот со лба и наблюдая, как мой друг набивает табаком свою вересковую трубку.
— Смит, — сказал я наконец, — что это за ужасный вой, который мы слышали, и что имел в виду Фу Манчи, говоря о Рангуне? Я видел, как это на тебя подействовало.
Мой друг кивнул и зажег трубку.
— Там произошла жуткая история в 1908-м и начале 1909 года, — ответил он. — Абсолютно загадочная эпидемия. И этот зверский вой был с этим связан.
— Каким образом? И какая эпидемия?
— Это началось, как я помню, в гостинице «Дворцовый особняк», в военном поселении. Какой-то молодой американец, не помню имени, остановился там по делу, связанному со строительством новых бараков из железа. Однажды ночью он пошел в свою комнату, запер дверь и выпрыгнул из окна во двор. Разумеется, сломал себе шею.
— Самоубийство?
— По-видимому. Но там были странные обстоятельства. Например, его револьвер лежал около него, заряженный!
— Во дворе?
— Во дворе!
— Может быть, убийство?
Смит пожал плечами.
— Его дверь была заперта изнутри; пришлось взламывать.
— А как насчет этого воя?
— Это началось позже или было замечено позже. Один доктор — француз, по имени Лафит, умер совершенно так же.
— Там же?
— В той же гостинице; но он жил в другой комнате. Особенность вот в чем: с ним вместе жил его друг, и он своими глазами видел, как тот упал в окно!
— Видел, как он выпрыгнул?
— Да. Друг — англичанин — проснулся от жуткого воя. Я тогда был в Рангуне, поэтому дело Лафита мне знакомо лучше, чем обстоятельства смерти американца. Я говорил с этим другом лично. Он был инженер-электрик, Эдвард Мартин, и он рассказал, что этот вой доносился откуда-то сверху.
— Когда мы слышали его в доме Фу Манчи, он тоже вроде шел сверху.
— Мартин проснулся, сел в кровати. Ночь была ясная, лунная, такую луну можно видеть только в Бирме. Лафит почему-то как раз в это время подошел к окну. Его друг видел, как он выглянул. В следующее мгновение он бросился из окна со страшным воплем и грохнулся о плиты двора.
— И что потом?
— Мартин побежал к окну и посмотрел вниз. Разумеется, вопль Лафита разбудил всех. Но не было никаких улик, чтобы объяснить происшедшее. Там не было ни балкона, ни карниза, по которому можно подобраться к окну.
— Но как ты узнал этот крик?
— Я на некоторое время останавливался в этой гостинице, и однажды ночью это жуткое вытье разбудило меня. Я слышал его совершенно отчетливо, и вряд ли когда-нибудь забуду. За ним последовал хриплый вопль. Человек в соседней комнате, охотник за орхидеями, отправился в могилу тем же путем, что и другие.
— Ты после этого сменил гостиницу?
— Нет, отель был первоклассный, и его репутацию спасло то, что подобные же случаи происходили в других местах — и в Рангуне, и в Проше, и в Мульмейне. В туземных кварталах получила хождение история, распространявшаяся одним сумасшедшим факиром, о том, что бог Шива родился вновь и что этот вой был его зовом к жертвам; мрачная история, приведшая к новому подъему бандитской деятельности дакойтов-убийц и доставившая уйму хлопот начальнику окружной полиции.
— Были ли какие-нибудь необычные следы на телах погибших?
— На всех появились метки после смерти, будто их задушили! Все эти следы имели необычную форму (хотя моему глазу это было незаметно), и это, как мне тогда объяснили, каким-то образом относилось к пяти головам бога Шивы.
— Погибали только европейцы?
— О нет. Несколько бирманцев и представителей других азиатских народов умерли той же смертью. Сначала существовала версия, что все жертвы заразились проказой и в результате покончили с собой, но медицинская экспертиза опровергла эту теорию. «Зов Шивы» стал настоящим кошмаром для всей Бирмы.
— Ты слышал его когда-нибудь еще, до сегодняшнего вечера?
— Да, я слышал его на Верхней Иравади одной ясной лунной ночью, и некто из племени коласси, матрос, бросился вниз с верхней палубы парохода, на котором мы плыли! Боже мой! Подумать только, что этот дьявол Фу Манчи привез это в Англию!
— Но что он привез, Смит? — воскликнул я, ничего не понимая. — Что же он привез? Злого духа? Психическую болезнь? Что это? Что это может быть?
— Новое средство убийства, Петри. Нечто, рожденное в зачумленном районе Бирмы, откуда исходит много нечистого и необъяснимого. Дай Бог, чтобы мы подоспели вовремя и сумели спасти Гатри.