Рощин Михаил. Старый Новый Год

 
   Входит Клава с тарелками.
 
   Студент. А вот Карл Маркс говорил, что богатство общества определяется количеством свободного времени у его граждан.
   Себейкин. Чего? Какое богатство?
   Студент. Общества.
   Тесть. Да что ты слушаешь? В связи!..
   Себейкин. Ты меня обществом не пугай! Вона мое общество! (Показывает на Клаву и Лизу.)
   Клава (на ходу). Да что ж ты размахался-то сего­дня? Разошелся? (Выходит.)
   Себейкин. Я дело говорю. Об смысле жизни.
   Любин муж. Ну, про общество не надо. У нас лич­ное и общественное…
   Себейкин. Да ладно, ты-то еще! Ты-то кто есть? Любкин муж? Ежели ты в месткоме заседаешь, то, дума­ешь, ты царь? Скажи спасибо, что баба твоя в магбзине работает, а то бы кукарекал ты со своими заседания­ми!.. Меня, может, тоже туда звали! Меня, может, в эти… вон туда, выбирать хотели!.. Скажи, Васьк!
   Вася (смущенно). Отдыхай.
   Себейкин (уже почти как Хлестаков). Я, может, в самом горсовете могу заседать! Может, я докладов могу сказать тыщу! И вообще! Но только мы не желаем! Вон Васька! Он, думаешь, кто? Он, думаешь, мастером не мог быть? Он главным инженером мог быть, понял?.. Ты не тушуйся, Васьк, не тушуйся!.. Но мы не хочим!.. Мы хочим как люди пожить!..
   Адамыч. Какие люди, товарищ дорогой?..
   Себейкин. Такие. Обыкновенные.
   Адамыч. О всех надо думать, милый, чтоб всем хо­рошо.
   Себейкин. Хи! «О всех!» Вот ты век прожил, хоро­ший старик, добрый. Ну и чего? Чего у тебя есть от твоей доброты-то?
   Адамыч. У меня-то? У меня все есть.
   Себейкин. Все! А чего все-то?
   Адамыч. А что надо.
   Себейкин. А что тебе надо?
   Адамыч. А что есть.
   Себейкин. Во! Что есть, то и надо! (Смеется. Васе.) Чего загрустил-то? Мы вона где можем быть! Только за­хоти! Мы с тобой кто есть? Работяги! И все дела! Мы!.. Мы!..
 
   Входит Клава.
 
   Клава. Мы, мы!.. Привет! Наговорился? Намахался?.. Стыда-то нету? Рабочим-то себя называть? Знаем мы вашу с ним (на Васю) работу! Пиво дуть да пере­куры перекуривать! Пораспустились в своей шарашкиной конторе! Буратинщики!.. Хорошие-то рабочие – те в орденах на портретах висят! А вы кто? На настоящем-то заводе когда ты работал?
   Себейкин. Да ты чего это? Привет! Тебе вон хо­лодильники несут, а ты?..
   Клава. Молчи лучше – «холодильники»! Раз-два! Прибавки-добавки! Знаем мы ваши добавки!
   Себейкин. Да ты что, Клавдия? Ты чего это?
   Теща. Правильно говорит! Я еще не так скажу…
   Тесть. Будет вам! Чего бросаетесь? Вкупе… Вы­правляется в последнее время. Ввиду обстоятельств… Не слушай, Петь!..
   Теща. «Выправляется»!..
   Себейкин. Да вы что ж? Это как же?..
   Клава. Ладно! Чтоб не размахивался-то больно! Ну, чего стал? Ты мне тут обиды не строй! Правда-то глаза колет!.. «Мы»! «Рабочие»! Людям стыдно сказать: сле­сарь называется! Медведям пищалки вставлять! Бе, ме!..
   Лиза. Бе-ме!..
   Себейкин. Ну, хорошо, Клавдия! Ладно!
   Клава. Да ты не ладь, не боимся!
   Теща. Видали! Еще и в обиде!..
   Тесть. Хватит, сказали!.. Человек старается, а вы…
   Себейкин. Вот бог бабу-то послал! У других, за­мечаю, когда деньги в доме, то и баба золото, прямо вся такая живая и сделается! А уж как деньгам конец, тут и начинается! А моя!.. Ей что так, что не так!.. Нет, все!.. Где это костюм мой был?..
   Клава. Ну ладно, ладно! (Удерживает его.)
   Вася. Петя, брось!..
   Себейкин. Да нет уж, ну что ж такое? Хочешь, по­нимаешь…
   Тесть. Брось, Петр, не ершись. Ввиду вышесказанного…
   Себейкин. Да пустите, я уйду лучше, и все!.. (Уходит.)
 
   Все за ним.
 
   Клава. Ну хватит, при людях-то! (Обнимает его.)
   Себейкин. Вот то-то что при людях!..
   Клава. Хватит, остынь. (Улыбается.) Уж и баба ему плоха стала! Может, теперь этакую возьмешь, модную, которые в шинелях-то ходят?.. (Изображает.)
   Себейкин. Да ладно глупости-то еще!
   Клава. Остынь, праздник-то не порть!.. Вот тебе ру­баха новая, переоденешься тогда…
   Себейкин(не может сдержать улыбку). Рубаха! Гляди, и меня тут не забыли! Видали? Вась?.. (Идет к выключателю, включает и выключает.)
   Тесть (Клавдии). Не замечаешь?
   Клава. Ох ты! И вправду! Аж глазам больно!..
   Адамыч. Солнце!
   Теща. На пять рожков!
   Клава. Ну молодец, хорошо сделал!
   Себейкин (уже оттаял). Большой театр!..
   Клава (мирно). Привет, Большой! (Смотрит.) А что ж, так и будут пять штук гореть? Тут за один свет не расплотишься.
   Себейкин (усмешка). Не боись, оплотим!..
   Клава. Вы оплотите!.. Так надо было сделать, чтоб когда все горят, а когда не все. Не сварил?
   Себейкин. Опять не так? Переделывать, что ли?
   Клава. Да ладно уж!
 
   Вбегает Нюра.
 
   Нюра. Петь! Там тебе пианину несут!.. Что делать-то?..
   Себейкин. Иди ты?!
   Нюра. Пройти нельзя, уж на этаж поднимают. Ой, Петечка ты наш! Петр Федорыч!..
   Себейкин. Пианину! Ну, дела! Девчонку обучим, будет дрын-дрын. (Показывает.)
   Адамыч. Третье пианино в подъезде. Консервато­рия!
   Тесть. Их обучишь, они потом от тебя же морду воротят. При обстоятельствах.
   Любин муж. И пианино!..
 
   Вбегает Теща.
 
   Теща. Сюда, сюда давайте!
 
   Слышно, как втаскивают пианино.
   Возгласы грузчиков: «Давай, давай, разворачивай!» Все помогают.
 
   Себейкин. А не такая она тяжелая!
   Вася. Видала, Лизка, чего тебе отец-то отчудил?
 
   Грузчики с лямками через плечо втаскивают пианино. Оно в упа­ковке.
 
   Клава. Вот сюда ставьте, сюда. Так пускай постоит, потом распакуем. А то пока с пианиной разберешься, картошка остынет.
   Нюра. Ну, чисто красный уголок! Ай батюшки!..
   Теща. Поглядеть бы хоть.
   Студент. Я сыграю.
   Лиза. Это мое! Не дам!
   Студент. Ну, знаете!
   Себейкин. Да правильно, потом! Есть хочется! Прямо подвело. Пианину, что ли, не видели?
   Люба. Пианино – не модно. Сейчас все на гитарах. (Студенту.) Скажи!..
   Студент (пожимает плечами). Бесполезно! Отста­ет сознание от научно-технического прогресса.
   Люба. Ну и родственнички у нас!
   Грузчик. Ну все, значит? Распаковывать не бу­дете?
   Себейкин. Ну его, потом!.. Выпьешь?
   Грузчик. Да нет, спасибо, там еще товар… У вас одно пианино-то? А то, может, два? Адрес вроде похо­жий…
   Себейкин (смеется). Да кто его знает, может, и два! (Шутит.) Клава, у нас одна пианина-то?
   Клава. Да будет тебе, разошелся!..
   Себейкин. Да одна! Ладно!
   Теща. Распакуйте, я говорю, осмотреть надо, опро­бовать! С ума сошли – пианинам счет потеряли!
   Себейкин. Да ладно, мам, говорю – потом! За стол, за стол! (Грузчику, шутит.) А там это – в случае выясните насчет другой пианины – давайте, конечно. Поместим!..
   Грузчик. Ладно чудить-то!
   Себейкин. Чего чудить! Справимся. Как, Вась?
   Вася. Переживем. Отдыхай.
   Себейкин. Вот так вот!
 
   Грузчики уходят.
 
   Ну сядем мы сегодня наконец или нет?.. Как там с телевизором-то?
   Любин муж. Работает. Только рано еще, детская идет, попозже хоккей будет.
   Лиза. Включи, включи, хочу смотреть!
   Себейкин. Не канючь! Сядем – включим.
   Теща. Да включите! Девочке-то!
   Любин муж. Включил, включил, сейчас нагреет­ся… Ну ребенок!
 
   Студент потихоньку снял часть обертки, поднял крышку и заиграл «собачий вальс».
 
   Голоса. Мать честная!..
   – Вы смотрите!
   – Там-па-па, трам-па-па!
   Себейкин. Ну вот, а вы говорите – опробовать! В порядке! Лизка, чтоб тоже вот так научилась, поняла?
 
   Вбегает Нюра.
 
   Нюра. Ой как весело-то, весело! Сейчас в пляс пойду!
 
   Все пляшут, веселятся.
 
   Тесть (захлопывает крышку). Да что ж цельный день сегодня делается, житья нет! То пылесосом гудят, то пианином теперь! Сверх!
   Клава. Ну, привет! Правда что, не пили, не ели, в пляс пошли! А ну за стол, за стол! Прошу прощенья, гости дорогие, у нас все наспех сегодня, на скорую руку. Хоть и старый Новый год, да все комком!.. Но, может, еще елка будет, и пироги поставили! Вечер большой!.. Садитесь, садитесь…
   Себейкин. Правильно! За стол давайте! Отец, ты сюда!.. Лизка, уйди, там дедушка сядет.
   Тесть. Пусть сидит, тут ее место…
   Себейкин. Люба, Нюра, вам что, особое пригла­шение писать?
   Клава. А где это бабушка у нас?..
   Нюра. Все в ванной, горячую воду караулит, кончится или не кончится…
   Студент. Темнота! Горячая вода – элементарно.
   Люба. Я не представляю, как это без горячей…
   Клава. Ну вот, все готово, наливайте, накладывайте.
   Себейкин. Отец, наливай там, на том краю! Адамыч, ты куда? Садись. Сейчас… Про Жак Руссо пого­ворим…
   Адамыч (улыбается). Вам неинтересно будет, то­варищи дорогие…
   Клава. Привет! Чего это нам неинтересно? Мы тоже хотим знать, что за народ тут живет…
   Адамыч. Очень интересные люди есть… Да, все на нашей лестничной клетке интересные, все! Каждый чело­век – чудо!
   Тесть. Все! Скажет! Не все, а по репутации авто­ритета.
   Себейкин. Чудо, чудо, правильно, один одного чудней! (Всем.) Ну? Налито?..
 
   Все расселись, идет обычный застольный говор.
 
   Клава. Накладывайте, накладывайте.
   Теща. Селедочку передайте.
   Нюра. Вилки-то у всех?..
   Клава. Хлеба запасайте. Тебе какого: белого, чер­ного?
   Тесть (после шума). Кто тост скажет?
   Теща. Говори! Сам говори!
   Себейкин. Пусть тесть тост скажет! Давай, отец!
   Тесть. Так. У всех налито?.. Ну хорошо. Так что разрешите от лица стола… поднять этот тост и сказать… Значит, как мы собрались сегодня здеся… по случаю нового…
   Теща. Года.
   Тесть (взглянув уничтожающе). …места… то есть новоселья, согласно обстоятельств, а также моя дочь Клавдия… то хочу проздравить, поскольку все видели сами, достижения большие… И Петр Федорыч, наш зять, с каким, может, и бывали раньше случаи, но кто старое помянет, тому глаз вон… но сегодня мы понимаем, как он достиг и заслужил, а также и пианину приносят под конец…
   Лиза. Вон того мне тоже ложи!
   Все. Тихо! Тсс!
   Себейкин. Хорошо дед говорит!
   Все. Тихо!
   Теща. Про старый Новый год не забудь!
   Тесть. Старый Новый год другим порядком пойдет. Новых годов много, а квартира, она, сами понимаете… Ну, значит, короче… Заканчиваю то есть. Поднимаю этот тост, а также предлагаю выпить, чтобы в этом доме впредь благополучие и были счастливы, как мы это понимаем, а также пожелаем многих лет здоровья и успе­хов в личной жизни в смысле обстоятельств перспектив. И впредь. От души!..
   Голоса. Ура! Правильно!
   – За Петра надо, за Петюху!
 
   Все поздравляют Себейкина. В последнюю минуту раздается звук разогревшегося телевизора и голос спортивного комментатора: «Сейчас к нам подключилась новая большая группа телезрителей».

КАРТИНА ВТОРАЯ
Петя Полуорлов, его конфликт с современной цивилиза­цией и самим собой

   Вроде бы та же квартира, что у Себейкиных. Но, судя по некоторым признакам (обои, люстра), здесь все было модно и изысканно. Было. Но теперь пусто, прежний уют разрушен. На полу остался ковер, в стороне – телевизор, на стенах – тени от мебели. Стоит елочка с не­сколькими шариками. Две-три связки книг.
   Атмосфера странная, гости в недоумении.
 
   На сцене хозяин дома Петр Полуорлов, его сын Федя – этот в экстазе от происходящего; шурин хозяина Гоша, человек степен­ный и преуспевающий; Валерик, бывший однокашник Полуорлова, а теперь без пяти минут доктор наук, но из тех докторов, что и в со­рок лет носят джинсы и которых друзья зовут уменьшительными именами. Здесь же Анна Романовна, тетка хозяйки, живущая в доме, существо престарелое, но живое, легкомысленное, не отстаю­щее от века. Возле нее хозяйка дома Клава Полуорлова и се­стра Полуорлова Инна, жена Гоши. В стороне – Даша, дальняя родственница хозяйки, женщина молодая, но утомленная эмансипа­цией и службой на телевидении. На стремянке стоит Иван Адамыч, снимая занавески с окна.
 
   Тот же вечер под старый Новый год.
 
   Инна. А что здесь-то стояло?
   Валерик. Ну, конец света!..
   Даша. А пианино-то?..
   Полуорлов. Ну что? Не нравится? Ничего нет? А ничего и не надо! Мы для вещей или вещи для нас?! (Жест вокруг.) Что это было? Финтифлюшки, ампиры, вампиры!.. А с другой стороны – это что? (О телеви­зоре.) Поглядите на него! Головастик! Марсианин! Нож­ки! Ручки! А башка? Глаз! Во всю башку глаз! А?..
   Валерик (ирония). Война миров!
   Даша (в тон). Фо-на-рь идиотов.
   Полуорлов. Это человек? Это человеческая вещь? Чудовище!
   Валерик. Пришельцы подбрасывают, пришельцы! Оттуда!
   Полуорлов. Да! Очень может быть! (Тычет в экран.) Скоро не мы на них будем смотреть, а они на нас будут смотреть!..
   Инна. О господи, а что б вы делали, если б их не было?
   Анна Романовна (Даше). О, раньше люди музицировали! Пели! (Поет.) «Мой миленький дружок, лю­безный пастушок…»
   Полуорлов (стучит в лоб). Думали! Думали!
   Анна Романовна. А шарады? Шарады! «Мой первый слог лежит у ног».
   Полуорлов. А теперь же! При нем же! Ничего же! Нельзя же! А ну-ка!.. Гоша! Валерик!
 
   Берутся за телевизор.
 
   Анна Романовна. А флирт цветов? О! Фиалка! «Кто вам поверит, тот…»
   Инна. Вы что? Стойте! Четвертая серия сегодня!.. Клава!.. Мой братец сошел с ума, но ты-то? Клава?..
   Клава. Я жена своего мужа. Если ему нужно…
   Валерик. Осторожно! Кинескоп! Взорвется!..
   Полуорлов. Кинескопы! Телескопы! Жизни нет!..
 
   Волокут телевизор.
 
   Давай, Гоша! Давай!..
   Федя. Пап! Телек-то зачем?.. Мам, ну телек-то за­чем?..
 
   Мужчины выносят телевизор.
 
   Клава. Очень хорошо! Меньше будешь торчать возле него!
   Федя. Да кто торчит-то, кто?..
   Анна Романовна. А фанты? Фанты! Это же все было!..
   Адамыч. Выходит, как говорил Уклезияст, пора, значит, собирать камни, а пора и разбрасывать…
   Инна. Господи, это-то чучело откуда еще? Совсем уж!..
   Клава. Адамыч, голубчик, не мучайтесь, оторвите, да и все!
   Адамыч. Ломать – не строить. Жалко.
   Федя (паясничает). Свободу учащимся четвертых классов!
   Инна. Какой пример он подает ребенку!
   Клава. Федя, войди в рамки!
 
   Федя встал на место телевизора, растопырился, «включил» сам себя и запел мелодию,
   под которую передают погоду.
 
   Федя. Погода на завтра. Тирлим-пам-пам! Восточ­ная Сибирь минус двенадцать – минус четырнадцать.
   Анна Романовна (умильно). Он поразительно амузыкален!
   Клава (строго). Ты, между прочим, сел бы за уро­ки, Федя!
   Федя. Я? Сегодня? За уроки? Ну, вы даете!
   Инна. И ребенок сошел с ума!.. Федя! Веди себя прилично, ты не в школе!
 
   Федя лег на ковер, «стреляет» в Инну.
 
   Даша. Между прочим у нас колоссальная проблема: тэ-вэ и дети!
   Федя (Даше). Пасть порву!
   Адамыч. Проблема. Телевизоров все больше, а де­тей все меньше.
   Федя. Свобода! Я и в школу завтра не пойду!.. Надо делать то, что хочешь, а чего не хочешь – не надо делать!..
 
   Полуорлов входит, за ним – Валерик и Гоша.
 
   Полуорлов. Слыхали? Правильно! (Феде.) Только насчет школы, знаешь!..
   Федя. А чего, чего?..
   Полуорлов. Итак, я умываю руки! (Ложится на ковер.) Хватит!..
 
   Пауза. Полуорлов в центре внимания.
 
   Адамыч. Чего это он лег-то?
   Инна. Чумовоз пора вызывать – и в Ганушкина! Где вы видели таких людей, чтоб вещи выбрасывали?
   Анна Романовна. Какие вещи? Зачем? Возьмите нас, старых работников культуры, я своего угла не за­вела за всю жизнь! Мы все отдали музыкальному обра­зованию молодежи. С диеза на бемоль…
   Федя. С бемоля на диез!..
   Даша. Бунт против вещей – современно.
   Инна. Но не типично!
   Полуорлов. Пусть! Лучше максимализм, чем кон­формизм! Надоело! Они думают, на мне можно играть, как на дудочке! (Совершенно как Гамлет.) На мне играть нельзя!..
   Валерик. Слушай, а в чем, собственно, дело? А?
   Полуорлов. Как – в чем?
   Валерик. Ну зачем ты все это сделал?
   Полуорлов. Как – зачем?
   Валерик. Ну, я понимаю, надоело. Всем надоело. Устал. Все устали…
   Адамыч. Но зачем вещи-то выносют?..
   Валерик. Да. Странная форма протеста.
   Клава. Да ты что, не знаешь? Пете проект зару­били! И что предпочли? Модерн, кнопки! А он заявление им… об уходе.
   Полуорлов. Ну, Клава! Не в этом дело.
   Клава. Поразительно, как все-таки у нас относятся ко всему новому! Говорят-говорят, пишут-пишут, а на деле? Человек работает, доказывает, пробивает, а при­ходит новый начальник… какой-то Пушкин… без году неделя…
   Гоша. А ты все конструируешь, Петь?..
   Инна. Конструктор, интеллигент!.. (Издеваясь.) Конструкторское бюро «Милости от природы»! Люди ракеты конструируют, корабли, а тут – сказать стыд­но…
   Валерик. Ну зачем? А карманная головомойка П. Н. Полуорлова?..
   Клава. Инна, постыдись! (Валерику.) Разве только это? П. Н. Полуорлова и его изобретения знают не толь­ко у нас, слава богу! Одних патентов сколько! Мало Петя создал?.. А какой-то Пушкин…
   Полуорлов. Обожди, Клава, не в этом дело.
   Валерик. Нет, я все понимаю, но заявление!.. Крахмал!
   Клава. Кто-то же должен… Не все же подставлять правую, когда бьют по левой…
   Адамыч. Был у нас, помню, на Москве-Товарной Коля Шевердяй. Его, бывало, бряк по энтой, а он и энту подставляет: на, мол, бей!
   Валерик. Ну?
   Адамыч. Терялся народ. По второму не брякал…
   Даша. А я понимаю Петра. Я тоже возьму и уйду! Куда глаза глядят.
   Валерик. Крахмал, Маруся. Все уходят туда, откуда ушли другие.
   Даша. Ох, у нас на телевидении! Вчера с восьми тракт, сегодня тракт! До Останкина ехать час десять! Машину утром не поймаешь, автобус битком, места ни­кто не уступит. А приезжаешь – там тоже такое колесо! А эфир не ждет, а выезжают – на ком?..
   Валерик. Ох уж эта наша творческая интеллиген­ция!..
   Даша. Не надо, это мы слышали! Все производят, только мы не производим! Мы чужой хлеб заедаем, мы бездельники, а все, между прочим, валом валят в кино, в театр, читают книжки, сидят у телевизора…
   Валерик (лениво). Да не все, Маруся! Ваши кина мы видали, ваши книжки мы читали!..
   Даша. Перестань называть меня Марусей! По-тво­ему, одна наука что-то может!
   Валерик. И наука не может, Дашенька! Все крах­мал!
   Гоша. Подождите, подождите!.. (Полуорлову.) Ты, старик, ты, старичок… Кто бы вообще мог, а? Раз, и все! Это не то чтобы там хухры-мухры! Это ого-го! Вот я. Я два года на рыбалке не был!
   Инна. Начинается!
   Валерик. Зато в Парижах каждый день!
   Гоша. Ох, в Парижах!..
   Валерик. Ты сколько раз в Париже был?
   Гоша. Проездом? Или так?
   Валерик. Ну пусть так.
   Гоша. А, не знаю! Шесть. Нет, восемь…
   Инна. Семь…
   Валерик. Вы даете! Парижам счет потеряли!.. Ты все с баяном?
   Гоша. С баяном.
   Валерик. А она поет?
   Гоша. Поет.
   Валерик. Инна-то не ревнует? А, Инночка?
   Инна. Глупость какая!
   Валерик. Ты когда поедешь-то опять? Мне вот так одну штучку для машины надо, она там копейки стоит…
   Гоша. Эх, «поедешь, поедешь»! Я к бабушке хочу! В наше Нижне-Амазоново! Там лещи – во! Щуки – во!..
   Валерик. Ну что ты, съездишь.
   Гоша. «Съездишь»! Время нету совсем!.. Баушка! Прости!..
   Инна. Не прикидывайся идиотом!..
   Гоша. Пуркуа идиотом?.. Я о душе. Я Петра понял!..
   Инна. Что ты понял? Из-за таких вот родителей и дети ничего не ценят, не жалеют! Вы думаете, если я учи­тельница, то ничего не понимаю? В школу стекается все – и самое положительное в нашей жизни, но и такое вот тоже. (Кивает на Полуорлова.) У меня Ольга Баря­тинская из девятого «Б» – курит! Поставите, говорит, еще двойку в четверти, в монастырь уйду, в мужской!
   Анна Романовна. А я – как Петруша. Я все в глаза говорю. Наша директриса наденет свой черный ко­стюм и учит нас, старых работников культуры, каких детей в хор принимать да какие песни разучивать! Мы первые в Рабис вступили! Мы с младых ногтей заучили, что петь, что не петь!..
   Адамыч. Работал я в одном театре капендинером. Ужас тоже!
   Полуорлов. Говорите, говорите, говорите! Гово­рите одно, а делаете другое! А я не желаю поступаться своими принципами! Я прямо сказал Пушкину: вам кноп­ки нужны, автоматы, а я ищу биосистему. И всегда искал. И кое-что добился, между прочим! Но хватит, пускай без меня теперь повертятся. Я больше палец о палец не ударю!
   Адамыч (спрашивает у Инны). А чего он изобрел?
   Инна (резко). Унитаз!
 
   Все оскорблены за Полуорлова.
 
   Клава. Инна, стыдись, Петя – конструктор, а не сантехник. Петино бюро разработало целый комплекс, целую систему жизнеобеспечения человека в современ­ной квартире: воздух, тишина, зелень! Чтоб мы жили как в лесу!..
   Полуорлов. Погоди! (Инне.) Унитаз, говоришь? Да, и унитаз! Ты вот учительница биологии, а действи­тельно ни черта не понимаешь. Я хочу вернуть человеку то, что ему дала природа и отняла цивилизация.
   Валерик. Да здравствует первобытное отправление естественных надобностей!
   Полуорлов. Да! Да здравствует! Современное че­ловечество не умеет правильно питаться, правильно ле­жать, сидеть, ходить…
   Валерик. И в том числе…
   Полуорлов. Да! И в том числе! И, может быть, прежде чем научить человека жить, надо научить его…
   Адамыч (догадавшись). Батюшки-светы!..
   Инна. Как можно о таком говорить вслух!
   Даша. А почему нельзя? Что за ханжество?
   Клава. Петя привлек к своей идее антропологов, физиологов, гигиенистов! Десять НИИ… Вообще его проект мог получить Гран при на всемирной выставке.
   Полуорлов. Главное, предлагаешь элементарное! Ну подумайте, как просто!..
 
   Федя убегает за чертежами.
 
   Наши предки на протяжении миллионов лет…
   Валерик. Да что уж предки!
   Полуорлов. Да! И сейчас! Какие слои мирового населения самые здоровые? Армия! Флот! Крестьяне! Дети! А почему?.. Как будто мне это надо!
   Клава. А какое письмо прислал Пете профессор Макклей из Англии!
 
   Федя вносит чертежи. Полуорлов выбирает из кучи нужный чертеж.
 
   Гоша. Ох, трудов-то!
   Полуорлов. Это вот звукоизоляция, это гидропо­ника… Пожалуйста, есть и унитаз! Да! Мы провели ты­сячи опытов, собрали миллионы данных! Тысячи обме­ров! (Показывает диаграммы.) Вот сравнительные ана­лизы, вот заключения медиков, гигиенистов…
   Клава. А знаете, как отнеслись к Петиной идее в Голландии?
   Анна Романовна. А один француз ставил опыт…
   Полуорлов. Тетя, может, вы нам потом расска­жете про своих французов?
   Инна. И они всерьез это обсуждают!
   Адамыч. По всем деревням эдак-то…
   Гоша. Тихо! Он гений! Народная вещь!..
   Полуорлов. А вот! Вот сведения по аборигенам Австралии!..
   Адамыч. Боригены? Чуземцы, что ли?..
   Полуорлов. А вот выборочные данные ЮНЕСКО по шести крупнейшим здравницам мира.
   Адамыч. Я вот тоже в шестьдесят первом году ра­ботал в одной санатории. Там озорники аплакат повесили: «Лучше плохо отдыхать, чем хорошо работать…»
 
   Все смеются. Полуорлов обижен.
 
   Полуорлов. А впрочем, что говорить! Человечество еще спохватится и поищет эти документы!.. Не хотите – делайте по-старому!
   Гоша. Да тебе памятник поставят!
   Валерик. Интересно, как он будет выглядеть!..
 
   Федя вдруг начинает безудержно смеяться.
 
   Клава. Федя! Федя!
   Полуорлов. Выйди вон!
 
   Федя почти уползает из комнаты.
 
   Но не в этом дело, не в этом! Я вообще не желаю уча­ствовать в этом самоуничтожении. Без меня – пожалуй­ста! Без меня!
   Гоша. Петя, ну зачем? Сколько труда положил, для людей же старался!
   Полуорлов. Да, старался! Как дурак! А теперь мне наплевать, и все! Надоело! (Уходит.)
   Клава. Даже Петр Полуорлов не может справиться с человечеством, которое не понимает своей выгоды. Петя, Петя! (Идет за мужем.)
   Анна Романовна. Мужчина в его возрасте дол­жен фонтанировать, куролесить, взбрыкивать! Это нарзан, омоложение… (Идет следом.)
   Гоша. Вот за что нашу Расею люблю! Это за ее раз­мах! Все у нас не просто, все вглубь и вширь! Такого на­пустим, такого накрутим – мамочки мои! Всю душу разбередил.
   Инна. У человека ведь было все!.. Своя лаборато­рия, зарплата, поездки по странам социализма! Такой дом!.. Красное дерево!..
   Даша. Подумаешь, красное дерево! Еще Сократ жил в бочке.
   Валерик. Вот, правильно. Только не Сократ, а Диоген, Маруся.
   Даша. Ой, я совсем! Голова!
   Валерик. И еще не известно, какие у них были бочки. Может, с балконом. А мы… не успеем завести вторую пару штанов, и уж боимся, как бы она нам свет не затмила, душу не испортила.
   Адамыч. Нет пророка в своей… этой… обществен­ности.
 
   Входит Клава, за ней – Анна Романовна.