Страница:
– Мичман, – узнает его Устюжанин.
Следующими из игры выбывают тихоокеанцы. Четвертым стал северянин, пятым Рогов, а самым упорным оказался Панин.
Последними из воды вылезают мои ребята: Жук и Савченко.
Поглядев на уставших и расстроенных курсантов, бросаю:
– Переодеваться, и в кафе на обед. В пятнадцать ноль-ноль жду в седьмой аудитории учебного корпуса…
На «десерт» для всякого желающего стать боевым пловцом у нас заготовлен тест под названием «Буду резать, буду бить – с кем останешься дружить?» Другими словами, тест на совместимость.
Три часа дня. Входим с Георгием в аудиторию № 7. Кандидаты, приветствуя старших по званию, встают.
– Прошу садиться. Нет, не так. Каждый за отдельный стол.
Парни послушно пересаживаются, а Георгий раздает карандаши и ксерокопии списочного состава группы. На ксерокопиях, кроме шести фамилий, нет ничего. Ни-че-го.
Курсанты в недоумении переглядываются. Знакомая реакция.
Итак, что же представляет собой последнее испытание?
Всякому известно, что на средних и больших глубинах пловцы (и не только боевые) работают в составе групп или как минимум парами. Значит, в группе (или паре) обязана быть психологическая совместимость, умение ладить и договариваться. А это, в свою очередь, обозначает отсутствие в отряде проблемных людей. Вот для выявления таковых мы и собрались в седьмой аудитории учебного корпуса.
– Сейчас вам придется проанализировать последние пятьдесят часов вашей жизни.
– А что именно? – смотрит на меня Панин.
– Вы должны вспомнить все нюансы, относящиеся к личным взаимоотношениям в группе. Каждый поступок, каждое слово, каждый взгляд, вызвавшие положительные или негативные эмоции.
Они явно не понимают, чего от них хотят.
– Ладно. – Решаю объяснить «на пальцах» и беру ближайший листок с фамилиями: – Первый по списку старший лейтенант Рогов. Вспоминаем, как с ним познакомились, как он вел себя с вами, выполнял ли обещания, не подставлял ли. Одним словом, каждый из вас отвечает на один простой вопрос: в какую очередь он готов пойти с ним на боевое задание? В первую, во вторую, в третью… Или в последнюю – в пятую. Вопросы есть?
Молчат. Лица сосредоточены, в головах запускается процесс мышления.
– Думайте. На этот тест вам отпущено пятнадцать минут. Подписывать листы необязательно.
В аудитории повисает тишина. Парни работают. Глядя в окно, покусывая карандаш, прикрыв глаза или раскачиваясь на стуле…
Минут за семь до окончания теста в аудиторию входит наш непосредственный шеф – Сергей Сергеевич Горчаков. Не желая прерывать занятий, он предупредительно поднимает ладонь.
Ему около шестидесяти. Он руководит одним из Департаментов ФСБ, имеет звание генерал-лейтенанта, но форму надевает крайне редко. Горчаков щупл, небольшого росточка, седые волосы обрамляют лицо с правильными чертами. От частого курения его кожа тонка и почти не имеет цвета. Однако внешность мало соответствует внутреннему содержанию: при некоторых недостатках характера он остается великолепным профессионалом и очень достойным человеком. Иногда может наорать, вспылить и даже объявить взыскание – в девяти из десяти случаев это произойдет заслуженно, а в десятом, осознав свою ошибку, он не побрезгует извиниться и пожать руку.
Шеф чем-то расстроен и выглядит уставшим. Предлагаю ему присесть и поучаствовать в тестировании кандидатов, сам же гадаю о причинах незапланированного визита…
– Не волнуйтесь, дурных новостей я не привез, – негромко успокаивает генерал. – Ехал мимо с совещания, вот и решил заглянуть. Холодной минералочкой старика угостите?
Кивнув, Георгий исчезает в коридоре.
А Горчаков внезапно интересуется:
– Сколько суток отпуска я тебе задолжал?
Господи, неужели я слышу этот вопрос не во сне, а наяву?! После завершения необычной миссии в районе Земли Франца-Иосифа я сам подкатывал к Сергею Сергеевичу с просьбой отпустить на пару недель. Он ответил отказом, а теперь сам завел речь об отдыхе.
– Не меньше трехсот шестидесяти пяти, – отвечаю, не моргнув глазом. И для убедительности добавляю: – Если не считать отгулов.
Тонкие губы изгибаются в усмешке.
– На год тебя никто не отпустит, а недельки три отдохнешь – обещаю. Север-то, небось, опостылел?
– Не мешало бы погреть суставы и поплавать без риска отморозить себе чресла.
– Вот и поезжай в теплые страны. Во Францию или в Португалию… В Испании был?
– Проще сказать, где я не был. Гулял и по улицам Мадрида и даже лицезрел корриду.
– Корриду?! Ну и как?
– Знаете, поймал себя на мысли, что искренне болею за быков.
Шеф беззвучно смеется. Я же про себя думаю: «А почему бы действительно не прошвырнуться по Европе? Почему бы не вложить пяток штук в итальянскую или французскую проституцию? Я вполне заслужил отдых честным и самоотверженным трудом».
– Напиши рапорт и завтра же отправляйся на все четыре стороны, – говорит генерал.
Что ж, мешок уважения вам, Сергей Сергеевич!
Нет, он определенно чем-то расстроен, и я намереваюсь аккуратно расспросить о причинах, но не успеваю – в аудиторию возвращается Устюжанин. Он ставит перед Горчаковым запотевшую бутылку минеральной воды и пластиковый стаканчик. Старик с удовольствием пьет, приговаривая:
– Ничто так не освежает мой мозг, как холодная минеральная вода…
– Время, товарищи курсанты, – объявляю об окончании теста.
На преподавательский стол ложатся листы со списочным составом. Мы с Георгием складываем цифры, набранные каждым из кандидатов.
– И что же вы там насчитали? – спрашивает генерал, смакуя холодную воду.
Обвожу взглядом шестерку парней. Они напряжены, взволнованны и с опаской ждут вердикта.
– Наихудшим в заключительном тесте становится старший лейтенант Панин. Он набрал наибольшее количество баллов, то есть остальные товарищи отправились бы с ним на боевое задание в последнюю очередь.
– Панин, не забудьте зайти в штаб и поставить в командировочном удостоверении отметку об убытии, – дополняет Устюжанин.
– Но я был первым на «тридцатке», – удивленно разводит руками курсант.
– Вас предупреждали, что последний тест является решающим. По его результатам отсеивается любой кандидат, даже если на других тестах он был лучшим.
– Почему? – не сдается старлей.
– Потому что умение уживаться в коллективе – одна из важнейших составляющих нашей тяжелой службы. Вы свободны.
– Есть, – вздыхает «слабое звено» и, опустив голову, плетется к двери.
Парень буквально раздавлен итогом испытаний. Ничего не попишешь – законы в нашем отряде суровы, но справедливы и, можно сказать, написаны кровью погибших сослуживцев.
Глава четвертая
Глава пятая
Следующими из игры выбывают тихоокеанцы. Четвертым стал северянин, пятым Рогов, а самым упорным оказался Панин.
Последними из воды вылезают мои ребята: Жук и Савченко.
Поглядев на уставших и расстроенных курсантов, бросаю:
– Переодеваться, и в кафе на обед. В пятнадцать ноль-ноль жду в седьмой аудитории учебного корпуса…
На «десерт» для всякого желающего стать боевым пловцом у нас заготовлен тест под названием «Буду резать, буду бить – с кем останешься дружить?» Другими словами, тест на совместимость.
Три часа дня. Входим с Георгием в аудиторию № 7. Кандидаты, приветствуя старших по званию, встают.
– Прошу садиться. Нет, не так. Каждый за отдельный стол.
Парни послушно пересаживаются, а Георгий раздает карандаши и ксерокопии списочного состава группы. На ксерокопиях, кроме шести фамилий, нет ничего. Ни-че-го.
Курсанты в недоумении переглядываются. Знакомая реакция.
Итак, что же представляет собой последнее испытание?
Всякому известно, что на средних и больших глубинах пловцы (и не только боевые) работают в составе групп или как минимум парами. Значит, в группе (или паре) обязана быть психологическая совместимость, умение ладить и договариваться. А это, в свою очередь, обозначает отсутствие в отряде проблемных людей. Вот для выявления таковых мы и собрались в седьмой аудитории учебного корпуса.
– Сейчас вам придется проанализировать последние пятьдесят часов вашей жизни.
– А что именно? – смотрит на меня Панин.
– Вы должны вспомнить все нюансы, относящиеся к личным взаимоотношениям в группе. Каждый поступок, каждое слово, каждый взгляд, вызвавшие положительные или негативные эмоции.
Они явно не понимают, чего от них хотят.
– Ладно. – Решаю объяснить «на пальцах» и беру ближайший листок с фамилиями: – Первый по списку старший лейтенант Рогов. Вспоминаем, как с ним познакомились, как он вел себя с вами, выполнял ли обещания, не подставлял ли. Одним словом, каждый из вас отвечает на один простой вопрос: в какую очередь он готов пойти с ним на боевое задание? В первую, во вторую, в третью… Или в последнюю – в пятую. Вопросы есть?
Молчат. Лица сосредоточены, в головах запускается процесс мышления.
– Думайте. На этот тест вам отпущено пятнадцать минут. Подписывать листы необязательно.
В аудитории повисает тишина. Парни работают. Глядя в окно, покусывая карандаш, прикрыв глаза или раскачиваясь на стуле…
Минут за семь до окончания теста в аудиторию входит наш непосредственный шеф – Сергей Сергеевич Горчаков. Не желая прерывать занятий, он предупредительно поднимает ладонь.
Ему около шестидесяти. Он руководит одним из Департаментов ФСБ, имеет звание генерал-лейтенанта, но форму надевает крайне редко. Горчаков щупл, небольшого росточка, седые волосы обрамляют лицо с правильными чертами. От частого курения его кожа тонка и почти не имеет цвета. Однако внешность мало соответствует внутреннему содержанию: при некоторых недостатках характера он остается великолепным профессионалом и очень достойным человеком. Иногда может наорать, вспылить и даже объявить взыскание – в девяти из десяти случаев это произойдет заслуженно, а в десятом, осознав свою ошибку, он не побрезгует извиниться и пожать руку.
Шеф чем-то расстроен и выглядит уставшим. Предлагаю ему присесть и поучаствовать в тестировании кандидатов, сам же гадаю о причинах незапланированного визита…
– Не волнуйтесь, дурных новостей я не привез, – негромко успокаивает генерал. – Ехал мимо с совещания, вот и решил заглянуть. Холодной минералочкой старика угостите?
Кивнув, Георгий исчезает в коридоре.
А Горчаков внезапно интересуется:
– Сколько суток отпуска я тебе задолжал?
Господи, неужели я слышу этот вопрос не во сне, а наяву?! После завершения необычной миссии в районе Земли Франца-Иосифа я сам подкатывал к Сергею Сергеевичу с просьбой отпустить на пару недель. Он ответил отказом, а теперь сам завел речь об отдыхе.
– Не меньше трехсот шестидесяти пяти, – отвечаю, не моргнув глазом. И для убедительности добавляю: – Если не считать отгулов.
Тонкие губы изгибаются в усмешке.
– На год тебя никто не отпустит, а недельки три отдохнешь – обещаю. Север-то, небось, опостылел?
– Не мешало бы погреть суставы и поплавать без риска отморозить себе чресла.
– Вот и поезжай в теплые страны. Во Францию или в Португалию… В Испании был?
– Проще сказать, где я не был. Гулял и по улицам Мадрида и даже лицезрел корриду.
– Корриду?! Ну и как?
– Знаете, поймал себя на мысли, что искренне болею за быков.
Шеф беззвучно смеется. Я же про себя думаю: «А почему бы действительно не прошвырнуться по Европе? Почему бы не вложить пяток штук в итальянскую или французскую проституцию? Я вполне заслужил отдых честным и самоотверженным трудом».
– Напиши рапорт и завтра же отправляйся на все четыре стороны, – говорит генерал.
Что ж, мешок уважения вам, Сергей Сергеевич!
Нет, он определенно чем-то расстроен, и я намереваюсь аккуратно расспросить о причинах, но не успеваю – в аудиторию возвращается Устюжанин. Он ставит перед Горчаковым запотевшую бутылку минеральной воды и пластиковый стаканчик. Старик с удовольствием пьет, приговаривая:
– Ничто так не освежает мой мозг, как холодная минеральная вода…
– Время, товарищи курсанты, – объявляю об окончании теста.
На преподавательский стол ложатся листы со списочным составом. Мы с Георгием складываем цифры, набранные каждым из кандидатов.
– И что же вы там насчитали? – спрашивает генерал, смакуя холодную воду.
Обвожу взглядом шестерку парней. Они напряжены, взволнованны и с опаской ждут вердикта.
– Наихудшим в заключительном тесте становится старший лейтенант Панин. Он набрал наибольшее количество баллов, то есть остальные товарищи отправились бы с ним на боевое задание в последнюю очередь.
– Панин, не забудьте зайти в штаб и поставить в командировочном удостоверении отметку об убытии, – дополняет Устюжанин.
– Но я был первым на «тридцатке», – удивленно разводит руками курсант.
– Вас предупреждали, что последний тест является решающим. По его результатам отсеивается любой кандидат, даже если на других тестах он был лучшим.
– Почему? – не сдается старлей.
– Потому что умение уживаться в коллективе – одна из важнейших составляющих нашей тяжелой службы. Вы свободны.
– Есть, – вздыхает «слабое звено» и, опустив голову, плетется к двери.
Парень буквально раздавлен итогом испытаний. Ничего не попишешь – законы в нашем отряде суровы, но справедливы и, можно сказать, написаны кровью погибших сослуживцев.
Глава четвертая
Аргентина, Байя-Бланка
Одиннадцать дней назад
Дважды просигналив, темный автомобиль остановился у чугунных ворот. Сидевшему за рулем крепышу с бычьей шеей пришлось заглушить мотор в ожидании, пока садовник проковыляет по аллее, отопрет замок и распахнет створки.
– Какого черта Рауфф его держит?! Он же еле волочит ноги! – проворчал он, включая скорость.
– Старость сентиментальна, – проскрипел с заднего сиденья пассажир – полный и абсолютно лысый мужчина преклонного возраста. – К тому же привычки имеют свойство изменять характер. У тебя, Вальтер, еще будет время это понять.
– Надеюсь, господин Руст…
Автомобиль въехал на территорию обширного участка, отгороженного от внешнего мира высоким забором. Ветхий двухэтажный особняк стоял в глубине – облупленные стены едва просматривались за густыми кронами палисандров.
Прошуршав по гравию, машина остановилась у каменных ступеней крыльца. Здоровяк Вальтер (на вид ему было лет сорок) выбрался из салона и помог выйти пассажиру – тучному старику с массивной тростью.
Оглядевшись, гости направились к парадному входу.
– Господа, – подоспел запыхавшийся садовник, – хозяин ждет вас у водоема.
Вальтер взял старика под руку и повел вдоль особняка к заднему двору…
Особняк, да и сам участок выглядели заброшенно и уныло – видимо, бывший в годах садовник мало что успевал. Чисто выметенная аллея от ворот до крыльца, парочка подстриженных газонов и засаженная цветами клумба перед домом – вот и все, что радовало глаз в усадьбе на северо-восточной окраине аргентинского городка Байя-Бланка.
Хозяин сидел на деревянной лавочке у круглого водоема. О чем-то задумавшись, он разминал в ладони вчерашний кукурузный хлеб и бросал в воду. Вода у края водоема «вскипала» от пиршества декоративной форели…
Подойдя к лавке, крепыш Вальтер тихо окликнул:
– Господин Рауфф! Бригаденфюрер!
Хозяин не шелохнулся. Тогда за дело взялся толстяк Руст: подняв трость, он постучал по деревянной спинке и громко позвал:
– Очнитесь, Кристиан!
Тот поднял голову и пару секунд смотрел на визитеров отсутствующим взглядом…
Сейчас он мало напоминал подтянутого и энергичного оберфюрера, изобретавшего по приказу Генриха Гиммлера механизмы смелых и головоломных операций. Редкие седые волосы вокруг большой проплешины, дряблая кожа, изрядно «приправленная» пигментными пятнами, трясущиеся руки… Прямой нос с едва заметной горбинкой да волевой прямоугольный подбородок – вот и все, что осталось от молодого Кристиана Рауффа.
– А, это вы, – вернулся он к действительности. – Который час?
– Одиннадцать. Мы же договаривались на одиннадцать, разве вы забыли?
– Прошу в дом, там нас никто не услышит.
Трое мужчин обошли боковой дорожкой особняк, медленно поднялись по каменным ступеням крыльца и скрылись за высокими парадными дверьми…
В отличие от запущенного «экстерьера», внутреннее убранство особняка выглядело благообразно. В отделке огромного холла и ведущей наверх широкой лестницы, в паркетном полу были использованы редкие сорта древесины, все блестело идеальной чистотой, по стенам висели дорогие картины и витиеватые серебряные канделябры. Из кухни доносились привлекательные ароматы «паррильяда» – прожаренного на решетке мяса, фасолевого салата под соусом «чимичурри» и печенья «альфахорес».
– Вы верны себе, бригаденфюрер, – заметил Вальтер. – Снаружи скромность, граничащая с нищетой, а внутри немецкий порядок и роскошь.
– Я прожил почти девяносто пять лет и давно понял простую истину: чем меньше привлекаешь внимания, тем меньше по твою душу сваливается неприятностей, – равнодушно ответил тот. – Располагайтесь…
Гости устроились в мягких креслах, хозяин подхватил бутылку красного вина и наполнил бокалы. Скоро из кухни появилась пожилая женщина в фартуке и подала к столу закуску.
– Она глухонемая, – напомнил Рауфф. – Можете начинать, Людвиг.
Руст поскреб лысину, достал из портфеля газету и, развернув листы, нашел нужный материал:
– Ознакомьтесь.
– Что тут? – взял газету хозяин и потянулся за очками.
– Статья, отмеченная карандашом.
Рауфф углубился в чтение…
Через пару минут он бросил газету на стол, поднял свой бокал и сделал маленький глоток.
– Меня мало занимает большая политика, и к тому же побаливают глаза. Расскажите о сути в двух словах.
– В двух словах это сделать затруднительно, – скривился толстяк. Несмотря на генеральское звание хозяина дома, он держался уверенно, по-видимому, занимая более высокое положение. – Хорошо, я попытаюсь. Итак, в этом году в Санкт-Морице состоялось заседание Бильдербергского клуба. Само по себе заседание интереса для нас не представляло. Заурядное еврейско-масонское сборище с извечной болтовней о сохранении элитаризма, о поиске выхода из глобального кризиса, о ценах на энергоресурсы, о проблемах с экологией…
– Так что же случилось? – нахмурился Рауфф.
– Дело в том, что параллельно с общими заседаниями клуба происходили и тайные совещания высшего руководства – так называемого «Комитета».
– Это уже интереснее.
– По данным нашей разведки, на тайных совещаниях «Комитета» решались несколько важных вопросов, – продолжил Людвиг. – Первый: срок нанесения воздушных ударов по ядерным объектам Ирана. Второй: финансирование масштабной военной операции…
Кристиан внимательно смотрел на пухлые губы собеседника – слух иногда подводил и, наблюдая за артикуляционными жестами, ему было проще понимать, о чем идет речь.
– …Да, финансирование, – повторил тот. – Этот, казалось бы, малозначимый для нас вопрос внезапно стал краеугольным и архиважным.
– А какова причина беспокойства? Что нам за дело до Ирана, его ядерных объектов и до готовящейся против него войны?
– Причина заключается в том, что для достижения своих целей масоны из «Комитета» намерены разжиться нашим золотишком.
– Нашим?! Им мало награбленного по всему миру?!
– Да-да, Кристиан, вы не ослышались. Масоны хотят отыскать и присвоить золото, хранящееся в одном из наших тайников.
– Позвольте узнать, Людвиг, каким именно золотом они заинтересовались?
– Золотом, добытым нашими людьми в Северной Африке, – отчеканил толстяк.
– Золотом Роммеля?! – рявкнул бригаденфюрер.
– Именно! Тем золотом, которое принадлежит нам и с помощью которого мы намерены начать возрождение рейха!
Посидев несколько минут неподвижно, словно что-то припоминая, Рауфф разлил по бокалам остатки вина, покачал головой и смачно выругался.
Людвиг удивленно пробормотал:
– В чем дело, Кристиан? Вы всегда поражали меня своей сдержанностью, а сейчас…
– Дело в том, что три дня назад ко мне в дом влезли грабители.
– Грабители?! – одновременно выдохнули гости.
– Здесь побывали как минимум три человека, – повторил хозяин. – Одного пристрелил мой садовник, а двое других ускользнули.
Проглотив вставший в горле ком, Людвиг Руст просипел:
– Вы уверены, что они были обычными воришками?
– До этой минуты был уверен. Личность убитого полиция установила – это местный карманник Серхио, и я наивно предполагал, что он влез в мой дом со своими подельниками. Теперь, узнав о замыслах «Комитета», я начинаю в этом сомневаться.
– Что они искали?
– По официальной версии, целью грабежа были деньги и драгоценности. Полиция изъяла из карманов убитого несколько десятков тысяч наличных, которые он выгреб из ящиков моего стола. А где успели побывать его сбежавшие дружки – неизвестно.
– Надеюсь, картотека спрятана надежно? – подался вперед толстяк.
– Документы спрятаны очень хорошо, но, во-первых, вы должны помнить, что по этому поводу говорил наш общий знакомый Генрих Мюллер.
– Мюллер? Он был неглупым человеком, – пожал плечами Руст, – и в каждую фразу вкладывал глубокий смысл.
– Вот именно. А по этому поводу он говорил следующее: «Что знают двое, то знает свинья»…
– Это верно. А что «во-вторых»?
– Во-вторых, ограбление с убийством наделали немало шуму в нашем маленьком сонном городке, и вместе с полицией сюда понаехали из Буэнос-Айреса проклятые журналисты. Я всячески скрывался от камер, но эти пройдохи сверкали вспышками камер на каждом шагу. Не удивлюсь, если моя физиономия разошлась стотысячным тиражом какой-нибудь столичной газетенки…
Известие сильно расстроило гостей. Здоровяк Вальтер побледнел, а его старший товарищ тяжело дышал, промокал со лба пот и скрипел зубами.
– Расскажите подробнее о происшествии, – попросил он с явным недовольством в голосе.
Рауфф выложил все, что услышал от садовника и комиссара полицейского управления.
– И все же не стоит отчаиваться, – закончил он свой рассказ. – Перед приездом полиции мне удалось тщательно осмотреть особняк, и следов возле тайника я не обнаружил. К тому же, если люди из «Комитета» заполучили копии документов, это ровным счетом ничего не значит.
– Но почему?! – воскликнул Руст.
– Потому что имеется только одна ниточка, ведущая к золоту Роммеля, понимаете? – прищурился Рауфф и повторил по слогам: – Од-на.
– И она под вашим контролем? – с сомнением спросил Вальтер.
– Стопроцентную гарантию, как известно, дает лишь Господь Бог.
– И все же?
– Операцию по спасению драгоценностей, добытых фельдмаршалом на севере Африки, я разрабатывал лично, и единственный конец ниточки покоится здесь, – крючковатый палец Кристиана указал в паркетный пол. – Однако, заполучив его, масоны не сумеют сделать и двух шагов в нужном направлении.
Гости ждали хозяина, спустившегося в обширный подвал под особняком.
– Да, прошедшие десятилетия изменили многое, – посмеивался толстяк, выпуская вверх клубы табачного дыма. – Кто сейчас вспомнит о том, что дизайн эсэсовской формы разработал Хьюго Фердинанд Босс?
– А также о том, что Хьюго был членом НСДАП, – поддакнул крепыш.
– Вот-вот. А кому сейчас есть дело до того, что знаменитая «IBM» поставляла перфокарты для упорядочения процесса истребления людей по расам и классам? Миром правят золото и драгоценные камни!
Довольные гости громко рассмеялись.
Оба они были немцы и, как выражались во времена Второй мировой войны, чистокровные арийцы.
Людвиг Руст в начале сороковых сделал стремительную карьеру и в неполные тридцать в чине генерал-лейтенанта занимал должность заместителя самого Альфреда Йодля – начальника Штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта.
Здоровяк Вальтер был раза в два моложе и имел скромное звание капитана. В городке Эккернфёрд он возглавлял разведывательное подразделение, входившее в структуру «SEK M» – сил особого назначения ВМС. Несколько лет назад его уволили из бундесвера за ультраправые взгляды. С тех пор он полностью посвятил себя организации и объединению неонацистского движения, искорки которого вспыхивали то в одной части света, то в другой.
Кристиан Рауфф, как и Людвиг Руст, тоже успел поносить генеральские погоны. По окончании операции «Золото Роммеля» Генрих Гиммлер лично вручил ему петлицы бригаденфюрера и генерал-майора войск СС, а также Рыцарский крест Железного креста с дубовыми листьями.
– А вот и наш Кристиан! – радостно объявил толстяк.
– Я достал вино тридцатилетней выдержки, – послышалось из подземелья.
По лестнице медленно, держась правой рукой за перила, поднимался хозяин особняка. В левой руке он нес запылившуюся бутылку, под мышкой торчала папка из серого картона с тиснением в виде германского орла. Отдышавшись на последней ступеньке, он подошел к соратникам и передал «трофеи».
– А у этого выдержка будет побольше, – засмеялся Людвиг, кивая на серую папку. – Не правда ли, господа?
Молодой Вальтер благоговейно провел пальцами по тисненому картону и прошептал:
– Создано в апреле сорок третьего, подписано самим рейхсфюрером Гиммлером. Уже сейчас эти раритеты стоят многие миллионы.
– Богатства, путь к которым описан в этих документах, стоят в тысячи раз больше, – усмехнулся Рауфф.
Он раскрыл папку, зашелестел бумагами и фотографиями. Руст поправил очки и долго изучал страницу за страницей. Потом переключился на фотографии.
– Кто это? – кивнул он на черно-белое фото.
– Франц Шмидт. Командир дивизеншутцкоммандо, штурмбаннфюрер.
– А эти люди?
– Два его ближайших помощника: оберштурмфюреры Петер Флейг и Хуго Шрайбер.
– Какова роль этой троицы?
– Согласно разработанной мной схеме, Шмидт руководил эвакуацией сокровищ из Северной Африки и организацией двух тайников. Флейг стал источником ложной линии, ведущей к тайнику-пустышке. Второй носит зашифрованные координаты истинного места захоронения шести несгораемых ящиков с золотом и древнеегипетскими артефактами.
– Носит? – беспокойно заерзал в кресле толстяк.
– Именно.
– Позвольте, Кристиан, а масоны из «Комитета» не смогут воспользоваться закодированной информацией раньше нас?
– Один шанс на миллион, – отрезал тот. – Нам самим придется немало потрудиться, чтобы расшифровать координаты на теле носителя и выяснить, где покоятся сейфы.
– Хуго Шрайбер, – задумчиво произнес Людвиг. – Надеюсь, он сменил имя после войны?
– И не однажды. В сорок пятом году он стал итальянским подданным, в сорок восьмом – португальским. А в пятьдесят девятом я лично помог получить всей его семье испанские паспорта. С тех пор Хуго Шрайбер зовется Фернандо Лопесом.
– Где его искать, господин генерал? – спросил Вальтер.
– В Барселоне, – без запинки ответил Рауфф, демонстрируя великолепную память. – Он живет в одном из уютных кварталов Барселоны, называемом «эль Гинардо».
В большом холле повисла тишина.
Опираясь на палку, Людвиг Руст тяжело поднялся, подошел к окну и, не поворачивая голову, спросил:
– Вы готовы, Кристиан, заняться этим делом?
– Готов, – вздохнул хозяин дома. – Но мне понадобится много денег и несколько помощников.
– Считайте, они у вас уже есть, – произнес бывший генерал-лейтенант. – Я привез вам наличные и чековую книжку на сумму в четверть миллиона. А у него, – кивнул он на Вальтера, – целая армия наших последователей, живущих в каждой стране, – молодых, решительных и жаждущих настоящих приключений…
Одиннадцать дней назад
Дважды просигналив, темный автомобиль остановился у чугунных ворот. Сидевшему за рулем крепышу с бычьей шеей пришлось заглушить мотор в ожидании, пока садовник проковыляет по аллее, отопрет замок и распахнет створки.
– Какого черта Рауфф его держит?! Он же еле волочит ноги! – проворчал он, включая скорость.
– Старость сентиментальна, – проскрипел с заднего сиденья пассажир – полный и абсолютно лысый мужчина преклонного возраста. – К тому же привычки имеют свойство изменять характер. У тебя, Вальтер, еще будет время это понять.
– Надеюсь, господин Руст…
Автомобиль въехал на территорию обширного участка, отгороженного от внешнего мира высоким забором. Ветхий двухэтажный особняк стоял в глубине – облупленные стены едва просматривались за густыми кронами палисандров.
Прошуршав по гравию, машина остановилась у каменных ступеней крыльца. Здоровяк Вальтер (на вид ему было лет сорок) выбрался из салона и помог выйти пассажиру – тучному старику с массивной тростью.
Оглядевшись, гости направились к парадному входу.
– Господа, – подоспел запыхавшийся садовник, – хозяин ждет вас у водоема.
Вальтер взял старика под руку и повел вдоль особняка к заднему двору…
Особняк, да и сам участок выглядели заброшенно и уныло – видимо, бывший в годах садовник мало что успевал. Чисто выметенная аллея от ворот до крыльца, парочка подстриженных газонов и засаженная цветами клумба перед домом – вот и все, что радовало глаз в усадьбе на северо-восточной окраине аргентинского городка Байя-Бланка.
Хозяин сидел на деревянной лавочке у круглого водоема. О чем-то задумавшись, он разминал в ладони вчерашний кукурузный хлеб и бросал в воду. Вода у края водоема «вскипала» от пиршества декоративной форели…
Подойдя к лавке, крепыш Вальтер тихо окликнул:
– Господин Рауфф! Бригаденфюрер!
Хозяин не шелохнулся. Тогда за дело взялся толстяк Руст: подняв трость, он постучал по деревянной спинке и громко позвал:
– Очнитесь, Кристиан!
Тот поднял голову и пару секунд смотрел на визитеров отсутствующим взглядом…
Сейчас он мало напоминал подтянутого и энергичного оберфюрера, изобретавшего по приказу Генриха Гиммлера механизмы смелых и головоломных операций. Редкие седые волосы вокруг большой проплешины, дряблая кожа, изрядно «приправленная» пигментными пятнами, трясущиеся руки… Прямой нос с едва заметной горбинкой да волевой прямоугольный подбородок – вот и все, что осталось от молодого Кристиана Рауффа.
– А, это вы, – вернулся он к действительности. – Который час?
– Одиннадцать. Мы же договаривались на одиннадцать, разве вы забыли?
– Прошу в дом, там нас никто не услышит.
Трое мужчин обошли боковой дорожкой особняк, медленно поднялись по каменным ступеням крыльца и скрылись за высокими парадными дверьми…
В отличие от запущенного «экстерьера», внутреннее убранство особняка выглядело благообразно. В отделке огромного холла и ведущей наверх широкой лестницы, в паркетном полу были использованы редкие сорта древесины, все блестело идеальной чистотой, по стенам висели дорогие картины и витиеватые серебряные канделябры. Из кухни доносились привлекательные ароматы «паррильяда» – прожаренного на решетке мяса, фасолевого салата под соусом «чимичурри» и печенья «альфахорес».
– Вы верны себе, бригаденфюрер, – заметил Вальтер. – Снаружи скромность, граничащая с нищетой, а внутри немецкий порядок и роскошь.
– Я прожил почти девяносто пять лет и давно понял простую истину: чем меньше привлекаешь внимания, тем меньше по твою душу сваливается неприятностей, – равнодушно ответил тот. – Располагайтесь…
Гости устроились в мягких креслах, хозяин подхватил бутылку красного вина и наполнил бокалы. Скоро из кухни появилась пожилая женщина в фартуке и подала к столу закуску.
– Она глухонемая, – напомнил Рауфф. – Можете начинать, Людвиг.
Руст поскреб лысину, достал из портфеля газету и, развернув листы, нашел нужный материал:
– Ознакомьтесь.
– Что тут? – взял газету хозяин и потянулся за очками.
– Статья, отмеченная карандашом.
Рауфф углубился в чтение…
Через пару минут он бросил газету на стол, поднял свой бокал и сделал маленький глоток.
– Меня мало занимает большая политика, и к тому же побаливают глаза. Расскажите о сути в двух словах.
– В двух словах это сделать затруднительно, – скривился толстяк. Несмотря на генеральское звание хозяина дома, он держался уверенно, по-видимому, занимая более высокое положение. – Хорошо, я попытаюсь. Итак, в этом году в Санкт-Морице состоялось заседание Бильдербергского клуба. Само по себе заседание интереса для нас не представляло. Заурядное еврейско-масонское сборище с извечной болтовней о сохранении элитаризма, о поиске выхода из глобального кризиса, о ценах на энергоресурсы, о проблемах с экологией…
– Так что же случилось? – нахмурился Рауфф.
– Дело в том, что параллельно с общими заседаниями клуба происходили и тайные совещания высшего руководства – так называемого «Комитета».
– Это уже интереснее.
– По данным нашей разведки, на тайных совещаниях «Комитета» решались несколько важных вопросов, – продолжил Людвиг. – Первый: срок нанесения воздушных ударов по ядерным объектам Ирана. Второй: финансирование масштабной военной операции…
Кристиан внимательно смотрел на пухлые губы собеседника – слух иногда подводил и, наблюдая за артикуляционными жестами, ему было проще понимать, о чем идет речь.
– …Да, финансирование, – повторил тот. – Этот, казалось бы, малозначимый для нас вопрос внезапно стал краеугольным и архиважным.
– А какова причина беспокойства? Что нам за дело до Ирана, его ядерных объектов и до готовящейся против него войны?
– Причина заключается в том, что для достижения своих целей масоны из «Комитета» намерены разжиться нашим золотишком.
– Нашим?! Им мало награбленного по всему миру?!
– Да-да, Кристиан, вы не ослышались. Масоны хотят отыскать и присвоить золото, хранящееся в одном из наших тайников.
– Позвольте узнать, Людвиг, каким именно золотом они заинтересовались?
– Золотом, добытым нашими людьми в Северной Африке, – отчеканил толстяк.
– Золотом Роммеля?! – рявкнул бригаденфюрер.
– Именно! Тем золотом, которое принадлежит нам и с помощью которого мы намерены начать возрождение рейха!
Посидев несколько минут неподвижно, словно что-то припоминая, Рауфф разлил по бокалам остатки вина, покачал головой и смачно выругался.
Людвиг удивленно пробормотал:
– В чем дело, Кристиан? Вы всегда поражали меня своей сдержанностью, а сейчас…
– Дело в том, что три дня назад ко мне в дом влезли грабители.
– Грабители?! – одновременно выдохнули гости.
– Здесь побывали как минимум три человека, – повторил хозяин. – Одного пристрелил мой садовник, а двое других ускользнули.
Проглотив вставший в горле ком, Людвиг Руст просипел:
– Вы уверены, что они были обычными воришками?
– До этой минуты был уверен. Личность убитого полиция установила – это местный карманник Серхио, и я наивно предполагал, что он влез в мой дом со своими подельниками. Теперь, узнав о замыслах «Комитета», я начинаю в этом сомневаться.
– Что они искали?
– По официальной версии, целью грабежа были деньги и драгоценности. Полиция изъяла из карманов убитого несколько десятков тысяч наличных, которые он выгреб из ящиков моего стола. А где успели побывать его сбежавшие дружки – неизвестно.
– Надеюсь, картотека спрятана надежно? – подался вперед толстяк.
– Документы спрятаны очень хорошо, но, во-первых, вы должны помнить, что по этому поводу говорил наш общий знакомый Генрих Мюллер.
– Мюллер? Он был неглупым человеком, – пожал плечами Руст, – и в каждую фразу вкладывал глубокий смысл.
– Вот именно. А по этому поводу он говорил следующее: «Что знают двое, то знает свинья»…
– Это верно. А что «во-вторых»?
– Во-вторых, ограбление с убийством наделали немало шуму в нашем маленьком сонном городке, и вместе с полицией сюда понаехали из Буэнос-Айреса проклятые журналисты. Я всячески скрывался от камер, но эти пройдохи сверкали вспышками камер на каждом шагу. Не удивлюсь, если моя физиономия разошлась стотысячным тиражом какой-нибудь столичной газетенки…
Известие сильно расстроило гостей. Здоровяк Вальтер побледнел, а его старший товарищ тяжело дышал, промокал со лба пот и скрипел зубами.
– Расскажите подробнее о происшествии, – попросил он с явным недовольством в голосе.
Рауфф выложил все, что услышал от садовника и комиссара полицейского управления.
– И все же не стоит отчаиваться, – закончил он свой рассказ. – Перед приездом полиции мне удалось тщательно осмотреть особняк, и следов возле тайника я не обнаружил. К тому же, если люди из «Комитета» заполучили копии документов, это ровным счетом ничего не значит.
– Но почему?! – воскликнул Руст.
– Потому что имеется только одна ниточка, ведущая к золоту Роммеля, понимаете? – прищурился Рауфф и повторил по слогам: – Од-на.
– И она под вашим контролем? – с сомнением спросил Вальтер.
– Стопроцентную гарантию, как известно, дает лишь Господь Бог.
– И все же?
– Операцию по спасению драгоценностей, добытых фельдмаршалом на севере Африки, я разрабатывал лично, и единственный конец ниточки покоится здесь, – крючковатый палец Кристиана указал в паркетный пол. – Однако, заполучив его, масоны не сумеют сделать и двух шагов в нужном направлении.
Гости ждали хозяина, спустившегося в обширный подвал под особняком.
– Да, прошедшие десятилетия изменили многое, – посмеивался толстяк, выпуская вверх клубы табачного дыма. – Кто сейчас вспомнит о том, что дизайн эсэсовской формы разработал Хьюго Фердинанд Босс?
– А также о том, что Хьюго был членом НСДАП, – поддакнул крепыш.
– Вот-вот. А кому сейчас есть дело до того, что знаменитая «IBM» поставляла перфокарты для упорядочения процесса истребления людей по расам и классам? Миром правят золото и драгоценные камни!
Довольные гости громко рассмеялись.
Оба они были немцы и, как выражались во времена Второй мировой войны, чистокровные арийцы.
Людвиг Руст в начале сороковых сделал стремительную карьеру и в неполные тридцать в чине генерал-лейтенанта занимал должность заместителя самого Альфреда Йодля – начальника Штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта.
Здоровяк Вальтер был раза в два моложе и имел скромное звание капитана. В городке Эккернфёрд он возглавлял разведывательное подразделение, входившее в структуру «SEK M» – сил особого назначения ВМС. Несколько лет назад его уволили из бундесвера за ультраправые взгляды. С тех пор он полностью посвятил себя организации и объединению неонацистского движения, искорки которого вспыхивали то в одной части света, то в другой.
Кристиан Рауфф, как и Людвиг Руст, тоже успел поносить генеральские погоны. По окончании операции «Золото Роммеля» Генрих Гиммлер лично вручил ему петлицы бригаденфюрера и генерал-майора войск СС, а также Рыцарский крест Железного креста с дубовыми листьями.
– А вот и наш Кристиан! – радостно объявил толстяк.
– Я достал вино тридцатилетней выдержки, – послышалось из подземелья.
По лестнице медленно, держась правой рукой за перила, поднимался хозяин особняка. В левой руке он нес запылившуюся бутылку, под мышкой торчала папка из серого картона с тиснением в виде германского орла. Отдышавшись на последней ступеньке, он подошел к соратникам и передал «трофеи».
– А у этого выдержка будет побольше, – засмеялся Людвиг, кивая на серую папку. – Не правда ли, господа?
Молодой Вальтер благоговейно провел пальцами по тисненому картону и прошептал:
– Создано в апреле сорок третьего, подписано самим рейхсфюрером Гиммлером. Уже сейчас эти раритеты стоят многие миллионы.
– Богатства, путь к которым описан в этих документах, стоят в тысячи раз больше, – усмехнулся Рауфф.
Он раскрыл папку, зашелестел бумагами и фотографиями. Руст поправил очки и долго изучал страницу за страницей. Потом переключился на фотографии.
– Кто это? – кивнул он на черно-белое фото.
– Франц Шмидт. Командир дивизеншутцкоммандо, штурмбаннфюрер.
– А эти люди?
– Два его ближайших помощника: оберштурмфюреры Петер Флейг и Хуго Шрайбер.
– Какова роль этой троицы?
– Согласно разработанной мной схеме, Шмидт руководил эвакуацией сокровищ из Северной Африки и организацией двух тайников. Флейг стал источником ложной линии, ведущей к тайнику-пустышке. Второй носит зашифрованные координаты истинного места захоронения шести несгораемых ящиков с золотом и древнеегипетскими артефактами.
– Носит? – беспокойно заерзал в кресле толстяк.
– Именно.
– Позвольте, Кристиан, а масоны из «Комитета» не смогут воспользоваться закодированной информацией раньше нас?
– Один шанс на миллион, – отрезал тот. – Нам самим придется немало потрудиться, чтобы расшифровать координаты на теле носителя и выяснить, где покоятся сейфы.
– Хуго Шрайбер, – задумчиво произнес Людвиг. – Надеюсь, он сменил имя после войны?
– И не однажды. В сорок пятом году он стал итальянским подданным, в сорок восьмом – португальским. А в пятьдесят девятом я лично помог получить всей его семье испанские паспорта. С тех пор Хуго Шрайбер зовется Фернандо Лопесом.
– Где его искать, господин генерал? – спросил Вальтер.
– В Барселоне, – без запинки ответил Рауфф, демонстрируя великолепную память. – Он живет в одном из уютных кварталов Барселоны, называемом «эль Гинардо».
В большом холле повисла тишина.
Опираясь на палку, Людвиг Руст тяжело поднялся, подошел к окну и, не поворачивая голову, спросил:
– Вы готовы, Кристиан, заняться этим делом?
– Готов, – вздохнул хозяин дома. – Но мне понадобится много денег и несколько помощников.
– Считайте, они у вас уже есть, – произнес бывший генерал-лейтенант. – Я привез вам наличные и чековую книжку на сумму в четверть миллиона. А у него, – кивнул он на Вальтера, – целая армия наших последователей, живущих в каждой стране, – молодых, решительных и жаждущих настоящих приключений…
Глава пятая
Италия, Савона
Средиземное море, борт круизного лайнера
Наше время
Все утро я сижу на верхней палубе круизного лайнера «Costa Fortuna» – близнеца недавно погибшего у берегов Италии лайнера «Costa Concordia».
«Fortuna» – настоящий памятник итальянским трансатлантическим лайнерам, курсировавшим в далеком прошлом между Европой и Америкой. Интерьер выполнен с таким расчетом, чтобы напоминать об исследованиях и великих открытиях эпохи Ренессанса. В целом это добротное и относительно новое судно класса «стандарт». Не чета той же «Costa Allegra», более полувека назад сошедшей со стапелей в качестве контейнеровоза, перестроенного затем в пассажирское судно и едва не сгоревшего дотла в Индийском океане.
Центр огромного открытого пространства верхней палубы занимает прямоугольный бассейн со странной скульптурной композицией из не пойми чего. Вокруг водоема – ряды лежаков, у невысокой надстройки под четырьмя желтыми «грибами» – россыпь круглых столиков. За одним из них восседаю я и сквозь темные очки взираю на трех юных нимф, беспечно плещущихся в бассейне. Наше судно только что отошло от причала круизного порта Савоны, а туристы уже вовсю обживают места отдыха: бары, двухуровневые рестораны, казино, бассейны… Оказавшись на борту этого гиганта, я отыскал с помощью расторопного стюарда каюту, на пороге которой повстречал горничную – девочку-китаянку. Она смешно кивала головой и долго извинялась за то, что не успела должным образом прибраться. «Ладно, не проблема!» – весело шлепнул я по упругой азиатской заднице. Китаянка пошло хихикнула и исчезла в коридоре…
Шестой час вечера. Солнце понемногу клонится к западным холмам. Погодка «шепчет»: на небе ни одного облака, теплый воздух приятными волнами окатывает тела отдыхающих.
За соседним столиком пьет толстый грек с пшеничными усами. В его высоком бокале колышется напиток ядовито-желтого цвета, вероятно, очень крепкий, потому что после каждого глотка грек морщится и шумно выдыхает.
В трех шагах негромко спорят пожилые супруги из Штатов. Несомненно, это американцы: надменность в каждом движении, оценивающие взгляды, истерические интонации. И, конечно же, гордость! Безграничная гордость за то, что именно Америка победила фашизм во время корейской войны в Ираке.
Лайнер уверенно идет юго-восточным курсом, впереди целая неделя безмятежной жизни в путешествии по странам Средиземноморья. Короче, не бытие, а джаз. В багажном рундуке каюты дожидается вместительная сумка с моим неизменным отпускным набором: ластами, маской и миниатюрным французским аквалангом, выполненным в виде удобного рюкзачка с фонарем и ножом в комплекте. В двух шестилитровых баллонах под хорошим давлением забита специальная гелиевая смесь, позволяющая ходить на приличные глубины. Приятно, знаете ли, отдаться любимому делу не по обязанности, а по доброй воле. Шпионский вид акваланга (с острым ножом в придачу) часто вызывает подозрения у пограничников и таможни, однако после короткого ознакомления с сертификатом и паспортом, которые я всегда таскаю с собой, все вопросы снимаются. Вот и на этот раз в порту Савоны при прохождении процедуры амбаркации на борт гигантского лайнера досматривающий офицер вопросительно уставился на меня, узрев в сумке «рюкзачок» с парой баллонов, загубником и внушительным ножом на плечевом ремне.
– Diving, – озвучил я интернациональное название своей специальности. – Professional diving.
Признав во мне почти коллегу, итальянец расплылся в широченной улыбке и, завершив досмотр, пригласил пройти в каюту…
Не знаю, удастся ли воспользоваться аквалангом в недельном круизе, ведь «Costa Fortuna» заходит в довольно большие города: Неаполь, мальтийскую Валетту, Кальяри. На тамошних пляжах, как правило, свирепствуют спасательные службы, не позволяющие заплывать за пределы мутных прибрежных вод. Исключением является лишь крохотный городок Аяччо на юге Корсики, где наш лайнер сделает последнюю остановку запланированного круиза. В Аяччо нет многолюдных пляжей, сравнимых с лежбищами тюленей – в этот город туристы едут со всего света, совершая паломничество на родину Наполеона. Вооружившись фото– и видеоаппаратурой, народ рванет запечатлевать колыбель узурпатора, а я в это время мог бы арендовать катерок и вдоволь насладиться видами морского дна.
Средиземное море, борт круизного лайнера
Наше время
Все утро я сижу на верхней палубе круизного лайнера «Costa Fortuna» – близнеца недавно погибшего у берегов Италии лайнера «Costa Concordia».
«Fortuna» – настоящий памятник итальянским трансатлантическим лайнерам, курсировавшим в далеком прошлом между Европой и Америкой. Интерьер выполнен с таким расчетом, чтобы напоминать об исследованиях и великих открытиях эпохи Ренессанса. В целом это добротное и относительно новое судно класса «стандарт». Не чета той же «Costa Allegra», более полувека назад сошедшей со стапелей в качестве контейнеровоза, перестроенного затем в пассажирское судно и едва не сгоревшего дотла в Индийском океане.
Центр огромного открытого пространства верхней палубы занимает прямоугольный бассейн со странной скульптурной композицией из не пойми чего. Вокруг водоема – ряды лежаков, у невысокой надстройки под четырьмя желтыми «грибами» – россыпь круглых столиков. За одним из них восседаю я и сквозь темные очки взираю на трех юных нимф, беспечно плещущихся в бассейне. Наше судно только что отошло от причала круизного порта Савоны, а туристы уже вовсю обживают места отдыха: бары, двухуровневые рестораны, казино, бассейны… Оказавшись на борту этого гиганта, я отыскал с помощью расторопного стюарда каюту, на пороге которой повстречал горничную – девочку-китаянку. Она смешно кивала головой и долго извинялась за то, что не успела должным образом прибраться. «Ладно, не проблема!» – весело шлепнул я по упругой азиатской заднице. Китаянка пошло хихикнула и исчезла в коридоре…
Шестой час вечера. Солнце понемногу клонится к западным холмам. Погодка «шепчет»: на небе ни одного облака, теплый воздух приятными волнами окатывает тела отдыхающих.
За соседним столиком пьет толстый грек с пшеничными усами. В его высоком бокале колышется напиток ядовито-желтого цвета, вероятно, очень крепкий, потому что после каждого глотка грек морщится и шумно выдыхает.
В трех шагах негромко спорят пожилые супруги из Штатов. Несомненно, это американцы: надменность в каждом движении, оценивающие взгляды, истерические интонации. И, конечно же, гордость! Безграничная гордость за то, что именно Америка победила фашизм во время корейской войны в Ираке.
Лайнер уверенно идет юго-восточным курсом, впереди целая неделя безмятежной жизни в путешествии по странам Средиземноморья. Короче, не бытие, а джаз. В багажном рундуке каюты дожидается вместительная сумка с моим неизменным отпускным набором: ластами, маской и миниатюрным французским аквалангом, выполненным в виде удобного рюкзачка с фонарем и ножом в комплекте. В двух шестилитровых баллонах под хорошим давлением забита специальная гелиевая смесь, позволяющая ходить на приличные глубины. Приятно, знаете ли, отдаться любимому делу не по обязанности, а по доброй воле. Шпионский вид акваланга (с острым ножом в придачу) часто вызывает подозрения у пограничников и таможни, однако после короткого ознакомления с сертификатом и паспортом, которые я всегда таскаю с собой, все вопросы снимаются. Вот и на этот раз в порту Савоны при прохождении процедуры амбаркации на борт гигантского лайнера досматривающий офицер вопросительно уставился на меня, узрев в сумке «рюкзачок» с парой баллонов, загубником и внушительным ножом на плечевом ремне.
– Diving, – озвучил я интернациональное название своей специальности. – Professional diving.
Признав во мне почти коллегу, итальянец расплылся в широченной улыбке и, завершив досмотр, пригласил пройти в каюту…
Не знаю, удастся ли воспользоваться аквалангом в недельном круизе, ведь «Costa Fortuna» заходит в довольно большие города: Неаполь, мальтийскую Валетту, Кальяри. На тамошних пляжах, как правило, свирепствуют спасательные службы, не позволяющие заплывать за пределы мутных прибрежных вод. Исключением является лишь крохотный городок Аяччо на юге Корсики, где наш лайнер сделает последнюю остановку запланированного круиза. В Аяччо нет многолюдных пляжей, сравнимых с лежбищами тюленей – в этот город туристы едут со всего света, совершая паломничество на родину Наполеона. Вооружившись фото– и видеоаппаратурой, народ рванет запечатлевать колыбель узурпатора, а я в это время мог бы арендовать катерок и вдоволь насладиться видами морского дна.