Страница:
Сулим Фархадович был чистокровным чеченцем, любопытством не отличался, сам же на вопросы отвечал с охотой, наверное, так и не привыкнув за долгие сезоны жития на высокогорных пастбищах к обществу многочисленных, да бессловесных овец.
— Вам, дедушка, небось, годков под сто? — интересовались нежданные гости, решившие перекусить, коль представился случай с жарко пахнувшим сосновой смолой костерком.
— Нет, сынки, что вы! Поменьше… Да и не живут нормальные люди до такого возраста.
— Это почему же? — щурился от яркого солнца улем, доставая из своего ранца три заветных мешочка. В одном лежало острое сушеное мясо, второй был наполнен орехами, а третий источал аромат отменного зеленого чая.
— Раньше уходят, ежели, конечно, нормальные. Чтобы не быть обузой, посмешищем… Что за удовольствие от жития, когда все кости ломит, органы ноют и работают абы как. Целыми днями лежишь и вспоминаешь: какую пилюлю позабыл проглотить. Нет, друзья мои, нормальные уходят раньше!..
— А где ж так языку русскому обучились? — вступил в разговор инженер.
— Так на фронте. Честно и справно отвоевал все четыре годка, — тяжко вздыхал чабан, мысленно возвращаясь в далекую молодость. — Прошел от Кавказа до самого берлинского Рейхстага. Тут егерей из «Эдельвейса» пулями ковырял, а в ихней столице — эсэсовскую заразу изводил. А не хотите ли отведать баранинки? Я могу освежевать; мне хозяевами аж три головы определено на пропитание — две до райцентра, одна — на обратный путь…
— Нет, отец, благодарствуем. Во времени ограничены, да и сыты.
Он был кавалером многих боевых орденов и медалей, служил в полковой разведке и даже улем, после часовой умиротворенной беседы, наполненной воспоминаниями старого человека, взирал на него с искренним и огромным почтением.
Когда прощались, Сулим Фархадович, поглаживая иссохшими руками белую как снег бороду, вдруг сказал:
— Те, кого вы ищете, в пяти часах ходу отсюда — на берегу Шароаргуна. Если идти по следам моей отары — аккурат в километре мимо них и проскочите.
— А разве мы кого-то ищем? — недоуменно вопрошал Костя.
— Не прогуляться же вы надумали в наших краях, — усмехнулся тот и, указав палкой на юго-запад, пояснил: — Банда там — на склоне отрога, огибаемого с юга рекой. Сначала пройдете каменным коридором между двух скал, а дальше будьте на чеку. Большая банда — штыков сто видел. Недавно пришли из Грузии…
Пожимая ему руку, майор поинтересовался:
— Почему вы решили помочь нам?
— Не перевариваю я проклятых американцев. Страсть, как не люблю!
— Но в банде наверняка такие же чеченцы.
Ответ пастуха был проникновенным и преисполненным жизненной мудрости:
— Настоящие чеченцы, сын мой, живут в мирных селах. Хорошо живут: пасут скот, строят дома, растят детей и внуков. А приходящие из-за кордона для нас всегда будут американцами. Раньше была одна напасть, желавшая завоевать мир — гитлеровская Германия, теперь другая — Америка…
Они простились и направились в разные стороны: разведчики — по альпийским лугам на юго-запад, куда указал Сулим Фархадович, а сам чабан
— к перевалу горной дороги, ведущей к райцентру Итум-Кале.
В километре от разведчиков действительно виднелось пространство между нависшими слева и справа бесчисленными глыбами. Плоская равнина заканчивалась; снег на продуваемой местности, изрезанной бушующими каждую весну талыми потоками, стал неглубоким, и скоро они оказались в каменной «кишке»…
— Давай, Павел, выдвигайся вперед, — приглушенно, дабы эхо не разносило слова средь узкого, шириною метров в тридцать коридора, приказал Константин.
Старшина прошел два десятка метров. Впереди маячила невысокая горка валунов, местами покрытая снегом и частично закрывавшая обзор дальнейшего пути. И вдруг, когда лидер стал осторожно преодолевать первые камни этой россыпи, тонкий слух Ярового уловил в гулком коридоре посторонний шум, не связанный с движением Ниязова. Звук плавно, но явственно нарастал, и тогда тихим условным свистом майор предупредил снайпера о возможной опасности. Тот замер; замерли и остальные… Глядя куда-то пред собой, Павел напряженно вслушивался в оглушительную тишину, потом решительно поднял левую руку, потоптался и… попятился к боковой скале. Но не успел сделать и трех шагов, как над горой округлых камней одна за другой стали появляться головы, идущих навстречу людей. Берг и Чиркейнов тут же полетели в снег, сбитые с ног командиром. Сам же Костя ни на мгновение не усомнился: это были головорезы из банды, о которой предупреждал пастух.
Ну а дальше все происходило со скоростью полета пули…
Старшина прижался спиной к скале и расстреливал неприятеля почти в упор
— дистанция между ним и бандитами была не более трех десятков метров. Зная, что в винтовочном магазине снайпера всего десять патронов, а перезарядить его, возможно, не хватить времени, офицер подбежал ближе и, припав на здоровое колено, прицельно бил из «вала» короткими очередями. Их специальное оружие грохота не производило, слышен был лишь отрывистый лязг затворов, да резкий стук тяжелых пуль, насквозь пробивавших человеческие тела и застревавших в каменных стенах. Оба — и снайпер, и майор молили бога сейчас об одном: чтоб моджахеды не успели ответить из шумных «калашей», всполошив и подняв по тревоге всю банду.
Скоро в каменной «кишке» снова воцарилась тишина — ни приглушенных хлопков, ни хрипов умирающих врагов, а только мерный звук, похожий на скрип снега под ногами, доносился из-за нагромождения бесформенных валунов. Ниязов осторожно выглянул из-за естественного бруствера и вскинул короткую винтовку…
— По ногам, — напомнил командир, глядя на убегавшего чеченца, бросившего или потерявшего впопыхах автомат.
«винторез» изрыгнул последнюю пулю и отсалютовал точному попаданию тонкой струйкой дымка, подхваченного дуновением свежего ветра.
— Переведи, Ризван Халифыч, — зло прошептал Ниязов, поднося пучок отрезанных волос к выкаченным от злобного бессилия глазам моджахеда. — Не уймется — точно так же лишится своего члена. Клянусь новым оптическим прицелом!
Старик пожевал губами, подбирая нужные слова и, озвучил сказанное. Тот притих, однако ненавидящий взгляд по-прежнему метал гневные искры и обжигал неверных.
«Чеченцы могли идти к грунтовой дороге на Шарой с каким-то секретным поручением, или просто топать по следам отары, надумав приготовить свеженькой баранины в походных котлах», — размышлял командир, пытаясь подвести логическую базу под нежданное появление шестерых боевиков. При обыске трупов, разведчики опять не обнаружили ничего, кроме оружия, провизии и тугой пачки российских купюр. Скарб убитых чеченцев практически ничем не отличался от имущества их собратьев, заваленных снайпером Ниязовым близ долинки, где группа десантировалась с вертолета. Ни Константин, ни Павел пока не понимали, для какой цели небольшие группы моджахедов бродили по безлюдным горным районам и таскали с собой немалые суммы денег…
«Даст бог, разберемся и в этом, — решил майор. — В любом случае вынужденная ликвидация этих «духов» не должна повлиять на ход нашей операции. Да и старик-чабан не пострадает — успеет выйти на дорогу прежде, чем главарь обеспокоится пропажей шестерки. А потом уж его не отыщут…»
Удалившись от лагеря на безопасное расстояние, группа остановилась в центре небольшой седловины. Поначалу допрос пленного ничего не дал. Тогда Костя молча достал «Гюрзу» и, равнодушно пожав плечами, передернул затвор…
Улем с инженером испуганно отпрянули, а снайпер, глядя на боевика, ухмыльнулся:
— Допрыгался, абрек?.. Сам виноват, упрямец.
И тот, без переводчика осознав, что с ним не шутят, заговорил…
— Он требует гарантий, — пояснил Чиркейнов. — Вы должны дать ему слово, что не убьете.
— Хорошо, — на удивление легко согласился майор. — Я даю ему слово.
— И еще просит, чтобы не тащили с собой в плен. Провести остаток жизни в тюрьме он тоже не желает.
— И с собой мы его не возьмем, — спокойно откликнулся Константин. — Я даже верну ему автомат. Без патронов.
По мере перевода фраз русского офицера, чеченец менялся в лице, затем, посидев с минуту в раздумье, хмуро повел всклокоченными бровями, кивнул и что-то пробурчал.
— Спрашивай, Костя-майор, — отчего-то шепотом молвил Ризван Халифович.
Допрос не занял и четверти часа. Кавказец подробно рассказал о составе банды, о вооружении, о намерениях ее амира. Свежедобытая информация показалась Яровому весьма ценной, но самая интересная ее часть требовала обязательной проверки…
Спустя полчаса после ухода разведгруппы, в уютной седловине меж невысоких гор раздался нечеловеческий, душераздирающий вой. По снегу в неистовой истерике катался чеченец со связанными руками. Ноги его от веревок были свободны, да из-за разбитого пулей коленного сустава сделать он не мог ни единого шагу. К тому же неумолимо утрачивал волшебное действо спасительный промедол, уступая место невыносимой боли. Мужчина пучил глаза на лежащий рядом пустой автомат, пробовал ползти, стонал, рвал зубами на себе одежду; молил Всевышнего сначала о помощи, потом о смерти…
И Аллах смилостивился — моджахед затих с наступлением предпоследней декабрьской ночи, плененный холодом, пробравшимся до самых косточек, до самого нутра, и постепенно заставившим навсегда забыться легким, приятным сном.
Глава седьмая
— Вам, дедушка, небось, годков под сто? — интересовались нежданные гости, решившие перекусить, коль представился случай с жарко пахнувшим сосновой смолой костерком.
— Нет, сынки, что вы! Поменьше… Да и не живут нормальные люди до такого возраста.
— Это почему же? — щурился от яркого солнца улем, доставая из своего ранца три заветных мешочка. В одном лежало острое сушеное мясо, второй был наполнен орехами, а третий источал аромат отменного зеленого чая.
— Раньше уходят, ежели, конечно, нормальные. Чтобы не быть обузой, посмешищем… Что за удовольствие от жития, когда все кости ломит, органы ноют и работают абы как. Целыми днями лежишь и вспоминаешь: какую пилюлю позабыл проглотить. Нет, друзья мои, нормальные уходят раньше!..
— А где ж так языку русскому обучились? — вступил в разговор инженер.
— Так на фронте. Честно и справно отвоевал все четыре годка, — тяжко вздыхал чабан, мысленно возвращаясь в далекую молодость. — Прошел от Кавказа до самого берлинского Рейхстага. Тут егерей из «Эдельвейса» пулями ковырял, а в ихней столице — эсэсовскую заразу изводил. А не хотите ли отведать баранинки? Я могу освежевать; мне хозяевами аж три головы определено на пропитание — две до райцентра, одна — на обратный путь…
— Нет, отец, благодарствуем. Во времени ограничены, да и сыты.
Он был кавалером многих боевых орденов и медалей, служил в полковой разведке и даже улем, после часовой умиротворенной беседы, наполненной воспоминаниями старого человека, взирал на него с искренним и огромным почтением.
Когда прощались, Сулим Фархадович, поглаживая иссохшими руками белую как снег бороду, вдруг сказал:
— Те, кого вы ищете, в пяти часах ходу отсюда — на берегу Шароаргуна. Если идти по следам моей отары — аккурат в километре мимо них и проскочите.
— А разве мы кого-то ищем? — недоуменно вопрошал Костя.
— Не прогуляться же вы надумали в наших краях, — усмехнулся тот и, указав палкой на юго-запад, пояснил: — Банда там — на склоне отрога, огибаемого с юга рекой. Сначала пройдете каменным коридором между двух скал, а дальше будьте на чеку. Большая банда — штыков сто видел. Недавно пришли из Грузии…
Пожимая ему руку, майор поинтересовался:
— Почему вы решили помочь нам?
— Не перевариваю я проклятых американцев. Страсть, как не люблю!
— Но в банде наверняка такие же чеченцы.
Ответ пастуха был проникновенным и преисполненным жизненной мудрости:
— Настоящие чеченцы, сын мой, живут в мирных селах. Хорошо живут: пасут скот, строят дома, растят детей и внуков. А приходящие из-за кордона для нас всегда будут американцами. Раньше была одна напасть, желавшая завоевать мир — гитлеровская Германия, теперь другая — Америка…
Они простились и направились в разные стороны: разведчики — по альпийским лугам на юго-запад, куда указал Сулим Фархадович, а сам чабан
— к перевалу горной дороги, ведущей к райцентру Итум-Кале.
* * *
«Пять часов — это по меркам старого человека, привыкшего передвигаться размеренно, экономя невеликие силы, — рассуждал Яровой, ведя группу по долине, основательно вытоптанной недавно прошедшей отарой. — Нам потребуется часа три, полтора из которых уж минуло. Значит банда близко. Вон впереди показались черные скалы, сходящиеся клином и образующие узкий коридор, о котором упоминал пастух. За коридором просматривается и отрог, где, вероятно расположился временный бандитский бивак, а у подножия отрога и несет свои ледяные воды Шароаргун… Теперь следует быть внимательней — как бы не напороться на дозоры или патрульные группы!»В километре от разведчиков действительно виднелось пространство между нависшими слева и справа бесчисленными глыбами. Плоская равнина заканчивалась; снег на продуваемой местности, изрезанной бушующими каждую весну талыми потоками, стал неглубоким, и скоро они оказались в каменной «кишке»…
— Давай, Павел, выдвигайся вперед, — приглушенно, дабы эхо не разносило слова средь узкого, шириною метров в тридцать коридора, приказал Константин.
Старшина прошел два десятка метров. Впереди маячила невысокая горка валунов, местами покрытая снегом и частично закрывавшая обзор дальнейшего пути. И вдруг, когда лидер стал осторожно преодолевать первые камни этой россыпи, тонкий слух Ярового уловил в гулком коридоре посторонний шум, не связанный с движением Ниязова. Звук плавно, но явственно нарастал, и тогда тихим условным свистом майор предупредил снайпера о возможной опасности. Тот замер; замерли и остальные… Глядя куда-то пред собой, Павел напряженно вслушивался в оглушительную тишину, потом решительно поднял левую руку, потоптался и… попятился к боковой скале. Но не успел сделать и трех шагов, как над горой округлых камней одна за другой стали появляться головы, идущих навстречу людей. Берг и Чиркейнов тут же полетели в снег, сбитые с ног командиром. Сам же Костя ни на мгновение не усомнился: это были головорезы из банды, о которой предупреждал пастух.
Ну а дальше все происходило со скоростью полета пули…
Старшина прижался спиной к скале и расстреливал неприятеля почти в упор
— дистанция между ним и бандитами была не более трех десятков метров. Зная, что в винтовочном магазине снайпера всего десять патронов, а перезарядить его, возможно, не хватить времени, офицер подбежал ближе и, припав на здоровое колено, прицельно бил из «вала» короткими очередями. Их специальное оружие грохота не производило, слышен был лишь отрывистый лязг затворов, да резкий стук тяжелых пуль, насквозь пробивавших человеческие тела и застревавших в каменных стенах. Оба — и снайпер, и майор молили бога сейчас об одном: чтоб моджахеды не успели ответить из шумных «калашей», всполошив и подняв по тревоге всю банду.
Скоро в каменной «кишке» снова воцарилась тишина — ни приглушенных хлопков, ни хрипов умирающих врагов, а только мерный звук, похожий на скрип снега под ногами, доносился из-за нагромождения бесформенных валунов. Ниязов осторожно выглянул из-за естественного бруствера и вскинул короткую винтовку…
— По ногам, — напомнил командир, глядя на убегавшего чеченца, бросившего или потерявшего впопыхах автомат.
«винторез» изрыгнул последнюю пулю и отсалютовал точному попаданию тонкой струйкой дымка, подхваченного дуновением свежего ветра.
* * *
Раненного в ногу пленного кавказца тащили на себе, осторожно обходя обширный лагерь, устроенный нагло и открыто на пологом склоне длинного изогнутого отрога. Бандиту сделали обезболивающий укол, заткнули рот, дабы не орал, спутали капроновым фалом руки — слишком уж оказался строптивым и буйным. Говорить там — на месте скоротечной стычки, наотрез отказался, не понимая по-русски, оплевывая каждого кто приближался и отрывисто ругаясь на чеченском так, что напрочь вывел из себя невозмутимого улема. Безобразные выходки пресек Павел, ухватив воина Аллаха за квадратную бороду, да маханув перед самым носом острейшим лезвием кинжала.— Переведи, Ризван Халифыч, — зло прошептал Ниязов, поднося пучок отрезанных волос к выкаченным от злобного бессилия глазам моджахеда. — Не уймется — точно так же лишится своего члена. Клянусь новым оптическим прицелом!
Старик пожевал губами, подбирая нужные слова и, озвучил сказанное. Тот притих, однако ненавидящий взгляд по-прежнему метал гневные искры и обжигал неверных.
«Чеченцы могли идти к грунтовой дороге на Шарой с каким-то секретным поручением, или просто топать по следам отары, надумав приготовить свеженькой баранины в походных котлах», — размышлял командир, пытаясь подвести логическую базу под нежданное появление шестерых боевиков. При обыске трупов, разведчики опять не обнаружили ничего, кроме оружия, провизии и тугой пачки российских купюр. Скарб убитых чеченцев практически ничем не отличался от имущества их собратьев, заваленных снайпером Ниязовым близ долинки, где группа десантировалась с вертолета. Ни Константин, ни Павел пока не понимали, для какой цели небольшие группы моджахедов бродили по безлюдным горным районам и таскали с собой немалые суммы денег…
«Даст бог, разберемся и в этом, — решил майор. — В любом случае вынужденная ликвидация этих «духов» не должна повлиять на ход нашей операции. Да и старик-чабан не пострадает — успеет выйти на дорогу прежде, чем главарь обеспокоится пропажей шестерки. А потом уж его не отыщут…»
Удалившись от лагеря на безопасное расстояние, группа остановилась в центре небольшой седловины. Поначалу допрос пленного ничего не дал. Тогда Костя молча достал «Гюрзу» и, равнодушно пожав плечами, передернул затвор…
Улем с инженером испуганно отпрянули, а снайпер, глядя на боевика, ухмыльнулся:
— Допрыгался, абрек?.. Сам виноват, упрямец.
И тот, без переводчика осознав, что с ним не шутят, заговорил…
— Он требует гарантий, — пояснил Чиркейнов. — Вы должны дать ему слово, что не убьете.
— Хорошо, — на удивление легко согласился майор. — Я даю ему слово.
— И еще просит, чтобы не тащили с собой в плен. Провести остаток жизни в тюрьме он тоже не желает.
— И с собой мы его не возьмем, — спокойно откликнулся Константин. — Я даже верну ему автомат. Без патронов.
По мере перевода фраз русского офицера, чеченец менялся в лице, затем, посидев с минуту в раздумье, хмуро повел всклокоченными бровями, кивнул и что-то пробурчал.
— Спрашивай, Костя-майор, — отчего-то шепотом молвил Ризван Халифович.
Допрос не занял и четверти часа. Кавказец подробно рассказал о составе банды, о вооружении, о намерениях ее амира. Свежедобытая информация показалась Яровому весьма ценной, но самая интересная ее часть требовала обязательной проверки…
Спустя полчаса после ухода разведгруппы, в уютной седловине меж невысоких гор раздался нечеловеческий, душераздирающий вой. По снегу в неистовой истерике катался чеченец со связанными руками. Ноги его от веревок были свободны, да из-за разбитого пулей коленного сустава сделать он не мог ни единого шагу. К тому же неумолимо утрачивал волшебное действо спасительный промедол, уступая место невыносимой боли. Мужчина пучил глаза на лежащий рядом пустой автомат, пробовал ползти, стонал, рвал зубами на себе одежду; молил Всевышнего сначала о помощи, потом о смерти…
И Аллах смилостивился — моджахед затих с наступлением предпоследней декабрьской ночи, плененный холодом, пробравшимся до самых косточек, до самого нутра, и постепенно заставившим навсегда забыться легким, приятным сном.
Глава седьмая
/Горная Чечня/
В ночь с 30 на 31 декабря майор аккуратно провел группу мимо единственного чеченского дозора и обосновался на невысоком взгорке, открывавшем отличный обзор на три стороны света. С поросшей редким кустарником вершины неплохо просматривался и берег Шароаргуна, и лагерь сепаратистов.
Пленный чеченец так же не обманул командира разведчиков — ранним утром следующего дня большая часть банды снялась и длинной вереницей двинулась на восток, оставив на месте обширного бивака немногочисленный отряд, численностью до тридцати хорошо вооруженных бойцов. За их-то действиями, дабы удостовериться в абсолютной правдивости полученных сведений, и намеревался проследить майор Яровой, прежде чем отправить весьма интересное сообщение в Центр…
Инженера с богословом Константин к наблюдению не привлекал, строго запретив покидать поросшую редким кустарником макушку возвышенности. Бергу он посоветовал настроить аппаратуру и, не теряя даром времени, заняться прослушиванием эфира; Чиркейнову перед приготовлением обеда разрешил отдохнуть. Сам же попеременно с Ниязовым с самого утра внимательно следил за остатками бандитского соединения.
Поведение боевиков походило на вольготную жизнь отдыхающих на зимней турбазе. Они вальяжно прохаживались в ближайший лесочек, где собирали сухие дровишки, поддерживали огонь в кострищах возле импортных утепленных палаток, не спеша готовили пищу и от нечего делать чистили оружие.
Однако часам к одиннадцати утра внезапно все переменилось.
Сначала от быстрой реки послышалось натужное тарахтение двигателя, потом на востоке — на белом фоне далекой и высокой горы взметнулись облачка черного дыма и, наконец, показался старенький гусеничный трактор. На стальных тросах сельский трудяга тянул за собой почерневшую от огня боевую машину пехоты…
— Значит, абрек не солгал, — прошептал офицер спецназа, рассматривая в бинокль технику и четырех кавказцев, весело топающих слева от трактора по ровному правому берегу Шароаргуна.
БМП была основательно искорежена — узкие гусеницы отсутствовали, в маленькой башне зияло сквозное рваное отверстие от прямого попадания гранатометного заряда, вместо люков чернели дыры, а из выгоревшего нутра торчали какие-то металлические балки, трубы и запчасти. Трактор подтащил боевую машину к биваку, выпустил из трубы темный гриб и затих. Вокруг сгрудились чеченцы, что-то живо меж собой обсуждая и радостно похлопывая ладонями по алюминиевому борту бронированного трофея.
А потом над той же речной излучиной показался «Урал», тащивший на жесткой сцепке пятнистый «КамАЗ» или то, что от него оставалось.
Примерно через полчаса буксиры поволокли обе неисправные машины дальше по берегу в направлении российско-грузинской границы…
— Не соврал мусульманин, — усмехнулся снайпер, подошедший сменить командира. — Теперь понятно, для чего те небольшие боевые группы таскали с собой деньги; вот только для чего местным «пионерам» весь этот скупаемый хлам?
— Честно признаться, пока не пойму, что они затеяли, — передав ему бинокль, проворчал офицер. — Надо бы сообщить об этих фортелях в Центр, раз уж проверили и убедились.
Он поспешно накидал в блокноте текст и отнес его Бергу, а по прошествии десяти минут, когда сеанс связи завершился, прикурил сигарету и сжег исписанную страничку. «Все, — расслабившись, направился к «дежурному повару» спецназовец, — дальше пусть думают сами. Там — в Питере собрались дяди с большими звездами на погонах и умными головами на плечах — это их забота, а мы сейчас пообедаем, потихонечку снимемся и отправимся выбирать спокойное местечко для встречи Нового Года с последующей ночевкой. Завтра предстоит очередной трудный день».
Костры для приготовления пищи и обогрева они разжигали только в сумерках, когда дым растворялся на фоне темно-серого неба, а ночная мгла, способная издалека выдать отблески пламенных языков, еще не подступала. Потому богослов, заведовавший сегодня кухонным хозяйством, наскоро изобрел обед из набора холодных продуктов.
— Извините, я сейчас, — прокряхтел Берг, прежде чем присесть к «столу»
— сложенному вдвое спальному мешку с лежащими поверх светлого брезента открытыми баночками паштета и тушенки, галетами, шоколадом.
Артем Андреевич ушел вниз по склону, в противоположную от бандитского бивака сторону — туда, где растительность становилась гуще и выше. Яровой не стал в сотый раз напоминать об осторожности — инженер достаточно прослужил в армии и знал о требованиях элементарной осторожности. Однако скоро командир группы об этом пожалел…
Не успел он доесть содержимое мизерной жестяной баночки, как с дозорной позиции раздался призывный свист Павла. Пригнувшись, Константин подбежал к обеспокоенному снайперу…
— Смотри! — взволнованно прошептал тот, указывая рукой на подножие их возвышенности.
Огибая ее сбоку, откуда-то с востока шли пятеро вооруженных кавказцев, крича и толкая перед собой растерянного Берга. Держа одной рукой спадавшие брюки, полноватый Артем Андреевич то и дело спотыкался, неуклюже увязая в снегу, падал. Те пинками заставляли его подняться и снова толкали в направлении палаточного лагеря…
Тряхнув головой, Яровой прикрыл глаза и с яростью хлопнул ладонью по снегу. Желваки на лице ожили, заходили ходуном…
— Что будем делать? — вопросительно глянул на него Ниязов. — Надо бы сниматься, пока они не организовали облаву.
— Захотят — по следам найдут, — прошептал офицер, потирая пальцами припухшие от усталости и недосыпания веки.
— Ну, гражданские, мать их! Думают: на пикник приехали! И по нужде не в состоянии сходить без приключений!..
«Необходимо иметь мужество, дабы принять каким есть то, чего ты уже не в состоянии изменить», — почему-то всплыли в памяти Кости слова учителей из «Шторма». Но в ту же секунду он решительно отбросил эту небесспорную истину, упрямо проговорив:
— Я придумаю, как изменить. Я найду решение!
И голова его заработала на полную катушку, соображая, что же следует предпринять в такой аховой ситуации. Боевиков на данный момент в лагере насчитывалось более сорока, вооружены они были прилично: несколько пулеметов, гранатометы, автоматы… И все это против одного «вала», снайперки, пары пистолетов и дюжины гранат. «Нет, — отбросил вариант бесхитростного нападения сотрудник «Шторма», — даже если все продумать и организовать ночную вылазку, они будут к этому готовы и успеют прикрыться тем же Бергом. Или попросту всадить ему пулю в висок. И тогда крышка всему нашему заданию!»
— Продолжай наблюдать. Я пока соберу шмотки — все равно надо отсюда срываться, — распорядился он и метнулся к мерно жующему орехи улему.
— Случилось что-нибудь, уважаемый Костя-майор? — невозмутимо справился богослов.
— Случилось… Быстро поднимайтесь, Ризван Халифыч — мы покидаем это место.
— Так инженер Берг не успел отобедать.
— Без обеда он сегодня остался, — угрюмо молвил командир, упаковывая вещи попавшего в беду Артема Андреевича.
Узнав подробности происшествия, Чиркейнов вскочил на ноги, рассыпав по снегу оставшиеся орехи…
Троица ушла с возвышенности и, выбирая обширные, лишенные снега проталины, дабы поменьше оставлять следов, немного углубилась на восток. Шли молча, уже не переживая, а изыскивая различные способы выхода из кризисного положения. Павлу ничего на ум не приходило, улем и вовсе не проронил ни слова, а вот Яровой после часового перехода внезапно остановился, передал чехол с дечиг-пондаром старшине, сбросил с плеч ранец, воткнул в землю посох, и, выудив из бокового кармана карту, произнес повеселевшим голосом:
— Есть одна метода! Со времен генерала Ермолова безотказно работает.
— Это, который сто лет назад тут порядок правил? — переводя дыхание, спросил Ниязов.
— Скоро уж двести, — поправил образованный табарасан, становясь рядышком с командиром.
А тот внимательно изучал местность и приговаривал:
— Так-так… Ближайшие к нам сёла — Хечарой… далековато. Вернуться к Тазбичи? Тоже не близкий свет — потеряем драгоценное время! Гомхой… До Гомхоя меньше десяти километров. Отлично! Вперед, спецназовцы и временно к ним предписанные! Вперед…
И круто повернув на север, троица разведчиков поспешно зашагала к маленькому горному аулу…
Подойдя почти вплотную к аулу, они прежде подобрали на склоне местечко Ризвану Халифовичу.
— Вы будете сидеть под этим деревом, — медленно и с расстановкой объясняли ему сотрудники «Шторма». — К стволу дерева мы привязываем патрон с сигнальной ракетой, вот он. Ваша задача наблюдать за склоном противоположной горы…
— А какая из трех противоположная? — с интересом любопытствовал старец.
— Которая по центру.
— Ага…
— Так вот… как только со склона той горы взлетит ракета…
— Какого цвета?
— Любого, дедуля! Тут сельчане каждый час, что ли ракетами салютуют?! — терял терпение Паша.
— Итак, с противоположного склона взлетает ракета, — спокойно повторял командир, — вы начинаете считать до тридцати…
— По-русски?..
— Тьфу! — выходил из себя снайпер.
— Паша, сходи, прогуляйся — проверь местность в радиусе двухсот метров.
— Понял, ухожу.
— Не обижайся, уважаемый Костя-майор, — шептал запуганный богослов, бросая взгляд то на удаляющегося старшину, то на привязанную к кривому стволу стреляющую штуковину, — я ведь никогда не воевал и в боевых операциях не участвовал. Оружия даже мал-чуток не знаю!..
— Никто на вас не обижается и не следует теряться в обращении с простейшими вещами. Вы, безусловно, справитесь.
— Я постараюсь, Костя-майор…
— Вот и отлично. У вас все получится.
Пожилой мужчина закрыл глаза и повторил:
— Значит, со склона взлетает ракета, я считаю до тридцати и…
— И дергаете вот за этот фал, — быстро подсказал Яровой. — Резко дергаете.
Он указал на короткий шнур, свисавший от патрона.
— А потом? — опасливо спросил Чиркейнов.
— Потом тихо сидите и ждете снайпера. Он появится минут через десять, после того как вы запустите свою ракету. Ясно?
— Ясно, — утвердительно кивнул тот и, усевшись в позу лотоса, стал мерно раскачиваться, монотонно и нараспев повторяя при этом инструкцию, как когда-то заучивал тарикаты: — С белых скал летит ракета, все равно какого цвета… Счет веду до тридцати — на арабском, на фарси… А потом… Потом просто встаю и дергаю этот проклятый шнурок!
— на плече незнакомца покачивался грозной формы черный автомат.
— Русский язык знаешь? — остановился рядом бородатый офицер.
Сельчанин непонимающе скривился, нагло поиграл скулами, и что-то буркнул на чеченском.
— И где живут ваши старейшины, ты мне, конечно же, не покажешь, — понятливо улыбнулся русский.
Ответ последовал в том же духе. Тогда Яровой прибег к радикальной мере
— через секунду в висок чеченца уткнулся вороненый ствол «Гюрзы».
— Туда идти, — кротко указал своим нехитрым инструментом в сторону соседнего переулка мужчина.
— Пошли, проводишь…
Скоро они стояли посреди деревенского двора, а молодой кавказец, прижимая грязный мастерок к груди, бил поклоны глубокому старику, вышедшему из дома. В маленьких окнах добротного каменного жилища мелькали испуганные женские лица. А провожатый уж с жаром лепетал по-своему, учтиво обращаясь к седобородому старцу. В сбивчивом монологе майор сумел ухватить несколько знакомых фраз: «русский один», «легко убить», и «я принесу ружье». Сведя воедино эти разрозненные словосочетания, командир разведгруппы усмехнулся, спрятал пистолет и распорядился:
— А теперь приведи сюда остальных старейшин, да помни: одно неверное движение и ты труп. Тебя держат на прицеле, уяснил?
Чеченец снова скользнул недоверчивым взором по пустынному рельефу гор, с четырех сторон возвышающихся над аулом, и в глазах его мелькнуло сомнение. Тогда русский поднял правую руку, и через секунду по мастерку звонко ударила пуля, выбив инструмент из перепачканной ладони и основательно испортив полезную в хозяйстве вещицу. Этот серьезный аргумент возымел немедленное действо — мужичок присел и стал затравленно озираться. Так и не поняв, откуда был произведен выстрел, он согласно закивал и метнулся прочь со двора исполнять поручение…
Вскорости пятеро аксакалов весьма преклонного возраста восседали дружным рядком на деревянной лавочке вдоль серой каменной стены одноэтажного сооружения. На всех были одинаковой формы папахи, немного отличавшиеся оттенком мерлушки.
— Тебя как зовут, строитель? — повертев в руке дырявый мастерок, спросил спецназовец.
— Салех.
— Так вот послушай меня, Салех. Я со своей десантной ротой возвращаюсь на военную базу Моздока. Возвращаюсь, никого не трогаю… А тут, понимаешь, приотстал один мой человек, и какие-то абреки хватают его, можно сказать крадут из-под моего носа и уводят неизвестно куда…
Молодой кавказец всем своим видом хотел возразить: мол и ведать не ведает, кто бы мог отважиться на такую глупость. Однако офицер не дал ему раскрыть рта, упредив приказанием:
— Сейчас ты возьмешь лошадь, отправишься в лагерь этих разбойников и обрисуешь им ситуацию. А ситуация, Салех, скверная, — если ты вернешься без моего человека, или же затеешь глупые игры с помощью тех полоумных абреков, я тут же — в две с половиной секунды расстреляю всех старейшин вашего села. Понял?
В ночь с 30 на 31 декабря майор аккуратно провел группу мимо единственного чеченского дозора и обосновался на невысоком взгорке, открывавшем отличный обзор на три стороны света. С поросшей редким кустарником вершины неплохо просматривался и берег Шароаргуна, и лагерь сепаратистов.
Пленный чеченец так же не обманул командира разведчиков — ранним утром следующего дня большая часть банды снялась и длинной вереницей двинулась на восток, оставив на месте обширного бивака немногочисленный отряд, численностью до тридцати хорошо вооруженных бойцов. За их-то действиями, дабы удостовериться в абсолютной правдивости полученных сведений, и намеревался проследить майор Яровой, прежде чем отправить весьма интересное сообщение в Центр…
Инженера с богословом Константин к наблюдению не привлекал, строго запретив покидать поросшую редким кустарником макушку возвышенности. Бергу он посоветовал настроить аппаратуру и, не теряя даром времени, заняться прослушиванием эфира; Чиркейнову перед приготовлением обеда разрешил отдохнуть. Сам же попеременно с Ниязовым с самого утра внимательно следил за остатками бандитского соединения.
Поведение боевиков походило на вольготную жизнь отдыхающих на зимней турбазе. Они вальяжно прохаживались в ближайший лесочек, где собирали сухие дровишки, поддерживали огонь в кострищах возле импортных утепленных палаток, не спеша готовили пищу и от нечего делать чистили оружие.
Однако часам к одиннадцати утра внезапно все переменилось.
Сначала от быстрой реки послышалось натужное тарахтение двигателя, потом на востоке — на белом фоне далекой и высокой горы взметнулись облачка черного дыма и, наконец, показался старенький гусеничный трактор. На стальных тросах сельский трудяга тянул за собой почерневшую от огня боевую машину пехоты…
— Значит, абрек не солгал, — прошептал офицер спецназа, рассматривая в бинокль технику и четырех кавказцев, весело топающих слева от трактора по ровному правому берегу Шароаргуна.
БМП была основательно искорежена — узкие гусеницы отсутствовали, в маленькой башне зияло сквозное рваное отверстие от прямого попадания гранатометного заряда, вместо люков чернели дыры, а из выгоревшего нутра торчали какие-то металлические балки, трубы и запчасти. Трактор подтащил боевую машину к биваку, выпустил из трубы темный гриб и затих. Вокруг сгрудились чеченцы, что-то живо меж собой обсуждая и радостно похлопывая ладонями по алюминиевому борту бронированного трофея.
А потом над той же речной излучиной показался «Урал», тащивший на жесткой сцепке пятнистый «КамАЗ» или то, что от него оставалось.
Примерно через полчаса буксиры поволокли обе неисправные машины дальше по берегу в направлении российско-грузинской границы…
— Не соврал мусульманин, — усмехнулся снайпер, подошедший сменить командира. — Теперь понятно, для чего те небольшие боевые группы таскали с собой деньги; вот только для чего местным «пионерам» весь этот скупаемый хлам?
— Честно признаться, пока не пойму, что они затеяли, — передав ему бинокль, проворчал офицер. — Надо бы сообщить об этих фортелях в Центр, раз уж проверили и убедились.
Он поспешно накидал в блокноте текст и отнес его Бергу, а по прошествии десяти минут, когда сеанс связи завершился, прикурил сигарету и сжег исписанную страничку. «Все, — расслабившись, направился к «дежурному повару» спецназовец, — дальше пусть думают сами. Там — в Питере собрались дяди с большими звездами на погонах и умными головами на плечах — это их забота, а мы сейчас пообедаем, потихонечку снимемся и отправимся выбирать спокойное местечко для встречи Нового Года с последующей ночевкой. Завтра предстоит очередной трудный день».
Костры для приготовления пищи и обогрева они разжигали только в сумерках, когда дым растворялся на фоне темно-серого неба, а ночная мгла, способная издалека выдать отблески пламенных языков, еще не подступала. Потому богослов, заведовавший сегодня кухонным хозяйством, наскоро изобрел обед из набора холодных продуктов.
— Извините, я сейчас, — прокряхтел Берг, прежде чем присесть к «столу»
— сложенному вдвое спальному мешку с лежащими поверх светлого брезента открытыми баночками паштета и тушенки, галетами, шоколадом.
Артем Андреевич ушел вниз по склону, в противоположную от бандитского бивака сторону — туда, где растительность становилась гуще и выше. Яровой не стал в сотый раз напоминать об осторожности — инженер достаточно прослужил в армии и знал о требованиях элементарной осторожности. Однако скоро командир группы об этом пожалел…
Не успел он доесть содержимое мизерной жестяной баночки, как с дозорной позиции раздался призывный свист Павла. Пригнувшись, Константин подбежал к обеспокоенному снайперу…
— Смотри! — взволнованно прошептал тот, указывая рукой на подножие их возвышенности.
Огибая ее сбоку, откуда-то с востока шли пятеро вооруженных кавказцев, крича и толкая перед собой растерянного Берга. Держа одной рукой спадавшие брюки, полноватый Артем Андреевич то и дело спотыкался, неуклюже увязая в снегу, падал. Те пинками заставляли его подняться и снова толкали в направлении палаточного лагеря…
Тряхнув головой, Яровой прикрыл глаза и с яростью хлопнул ладонью по снегу. Желваки на лице ожили, заходили ходуном…
— Что будем делать? — вопросительно глянул на него Ниязов. — Надо бы сниматься, пока они не организовали облаву.
— Захотят — по следам найдут, — прошептал офицер, потирая пальцами припухшие от усталости и недосыпания веки.
— Ну, гражданские, мать их! Думают: на пикник приехали! И по нужде не в состоянии сходить без приключений!..
«Необходимо иметь мужество, дабы принять каким есть то, чего ты уже не в состоянии изменить», — почему-то всплыли в памяти Кости слова учителей из «Шторма». Но в ту же секунду он решительно отбросил эту небесспорную истину, упрямо проговорив:
— Я придумаю, как изменить. Я найду решение!
И голова его заработала на полную катушку, соображая, что же следует предпринять в такой аховой ситуации. Боевиков на данный момент в лагере насчитывалось более сорока, вооружены они были прилично: несколько пулеметов, гранатометы, автоматы… И все это против одного «вала», снайперки, пары пистолетов и дюжины гранат. «Нет, — отбросил вариант бесхитростного нападения сотрудник «Шторма», — даже если все продумать и организовать ночную вылазку, они будут к этому готовы и успеют прикрыться тем же Бергом. Или попросту всадить ему пулю в висок. И тогда крышка всему нашему заданию!»
— Продолжай наблюдать. Я пока соберу шмотки — все равно надо отсюда срываться, — распорядился он и метнулся к мерно жующему орехи улему.
— Случилось что-нибудь, уважаемый Костя-майор? — невозмутимо справился богослов.
— Случилось… Быстро поднимайтесь, Ризван Халифыч — мы покидаем это место.
— Так инженер Берг не успел отобедать.
— Без обеда он сегодня остался, — угрюмо молвил командир, упаковывая вещи попавшего в беду Артема Андреевича.
Узнав подробности происшествия, Чиркейнов вскочил на ноги, рассыпав по снегу оставшиеся орехи…
Троица ушла с возвышенности и, выбирая обширные, лишенные снега проталины, дабы поменьше оставлять следов, немного углубилась на восток. Шли молча, уже не переживая, а изыскивая различные способы выхода из кризисного положения. Павлу ничего на ум не приходило, улем и вовсе не проронил ни слова, а вот Яровой после часового перехода внезапно остановился, передал чехол с дечиг-пондаром старшине, сбросил с плеч ранец, воткнул в землю посох, и, выудив из бокового кармана карту, произнес повеселевшим голосом:
— Есть одна метода! Со времен генерала Ермолова безотказно работает.
— Это, который сто лет назад тут порядок правил? — переводя дыхание, спросил Ниязов.
— Скоро уж двести, — поправил образованный табарасан, становясь рядышком с командиром.
А тот внимательно изучал местность и приговаривал:
— Так-так… Ближайшие к нам сёла — Хечарой… далековато. Вернуться к Тазбичи? Тоже не близкий свет — потеряем драгоценное время! Гомхой… До Гомхоя меньше десяти километров. Отлично! Вперед, спецназовцы и временно к ним предписанные! Вперед…
И круто повернув на север, троица разведчиков поспешно зашагала к маленькому горному аулу…
* * *
За время пути майор изложил товарищам суть составленного плана. Паше он пришелся по вкусу, чего нельзя было сказать о Чиркейнове. Поначалу тот наотрез отказался принимать участие «в авантюре» — мудреное словцо долго выискивал в небогатых анналах своего русского, а, сыскав, обрадовался пуще малого ребенка. Но когда Костя пристыдил улема, напомнив о попавшем в беду инженере, да к тому же пообещав, что ни единого волоса не упадет с голов мирных жителей Гомхоя, дед одумался и согласился…Подойдя почти вплотную к аулу, они прежде подобрали на склоне местечко Ризвану Халифовичу.
— Вы будете сидеть под этим деревом, — медленно и с расстановкой объясняли ему сотрудники «Шторма». — К стволу дерева мы привязываем патрон с сигнальной ракетой, вот он. Ваша задача наблюдать за склоном противоположной горы…
— А какая из трех противоположная? — с интересом любопытствовал старец.
— Которая по центру.
— Ага…
— Так вот… как только со склона той горы взлетит ракета…
— Какого цвета?
— Любого, дедуля! Тут сельчане каждый час, что ли ракетами салютуют?! — терял терпение Паша.
— Итак, с противоположного склона взлетает ракета, — спокойно повторял командир, — вы начинаете считать до тридцати…
— По-русски?..
— Тьфу! — выходил из себя снайпер.
— Паша, сходи, прогуляйся — проверь местность в радиусе двухсот метров.
— Понял, ухожу.
— Не обижайся, уважаемый Костя-майор, — шептал запуганный богослов, бросая взгляд то на удаляющегося старшину, то на привязанную к кривому стволу стреляющую штуковину, — я ведь никогда не воевал и в боевых операциях не участвовал. Оружия даже мал-чуток не знаю!..
— Никто на вас не обижается и не следует теряться в обращении с простейшими вещами. Вы, безусловно, справитесь.
— Я постараюсь, Костя-майор…
— Вот и отлично. У вас все получится.
Пожилой мужчина закрыл глаза и повторил:
— Значит, со склона взлетает ракета, я считаю до тридцати и…
— И дергаете вот за этот фал, — быстро подсказал Яровой. — Резко дергаете.
Он указал на короткий шнур, свисавший от патрона.
— А потом? — опасливо спросил Чиркейнов.
— Потом тихо сидите и ждете снайпера. Он появится минут через десять, после того как вы запустите свою ракету. Ясно?
— Ясно, — утвердительно кивнул тот и, усевшись в позу лотоса, стал мерно раскачиваться, монотонно и нараспев повторяя при этом инструкцию, как когда-то заучивал тарикаты: — С белых скал летит ракета, все равно какого цвета… Счет веду до тридцати — на арабском, на фарси… А потом… Потом просто встаю и дергаю этот проклятый шнурок!
* * *
На одной из узких изогнутых улочек Гомхоя Константин заметил первого жителя — молодого мужчину, настойчиво скоблившего мастерком в тазике с остатками раствора и латавшего этими остатками трещины в каменном заборе. Увидев одинокого русского военного, тот распрямился, встал, закрутил головой по сторонам… Не найдя боле никого, усмехнулся, покосившись на палочку, служившую мужчине подспорьем при ходьбе. Однако промолчал, не сказавши приветствия, и не выдав явной неприязни— на плече незнакомца покачивался грозной формы черный автомат.
— Русский язык знаешь? — остановился рядом бородатый офицер.
Сельчанин непонимающе скривился, нагло поиграл скулами, и что-то буркнул на чеченском.
— И где живут ваши старейшины, ты мне, конечно же, не покажешь, — понятливо улыбнулся русский.
Ответ последовал в том же духе. Тогда Яровой прибег к радикальной мере
— через секунду в висок чеченца уткнулся вороненый ствол «Гюрзы».
— Туда идти, — кротко указал своим нехитрым инструментом в сторону соседнего переулка мужчина.
— Пошли, проводишь…
Скоро они стояли посреди деревенского двора, а молодой кавказец, прижимая грязный мастерок к груди, бил поклоны глубокому старику, вышедшему из дома. В маленьких окнах добротного каменного жилища мелькали испуганные женские лица. А провожатый уж с жаром лепетал по-своему, учтиво обращаясь к седобородому старцу. В сбивчивом монологе майор сумел ухватить несколько знакомых фраз: «русский один», «легко убить», и «я принесу ружье». Сведя воедино эти разрозненные словосочетания, командир разведгруппы усмехнулся, спрятал пистолет и распорядился:
— А теперь приведи сюда остальных старейшин, да помни: одно неверное движение и ты труп. Тебя держат на прицеле, уяснил?
Чеченец снова скользнул недоверчивым взором по пустынному рельефу гор, с четырех сторон возвышающихся над аулом, и в глазах его мелькнуло сомнение. Тогда русский поднял правую руку, и через секунду по мастерку звонко ударила пуля, выбив инструмент из перепачканной ладони и основательно испортив полезную в хозяйстве вещицу. Этот серьезный аргумент возымел немедленное действо — мужичок присел и стал затравленно озираться. Так и не поняв, откуда был произведен выстрел, он согласно закивал и метнулся прочь со двора исполнять поручение…
Вскорости пятеро аксакалов весьма преклонного возраста восседали дружным рядком на деревянной лавочке вдоль серой каменной стены одноэтажного сооружения. На всех были одинаковой формы папахи, немного отличавшиеся оттенком мерлушки.
— Тебя как зовут, строитель? — повертев в руке дырявый мастерок, спросил спецназовец.
— Салех.
— Так вот послушай меня, Салех. Я со своей десантной ротой возвращаюсь на военную базу Моздока. Возвращаюсь, никого не трогаю… А тут, понимаешь, приотстал один мой человек, и какие-то абреки хватают его, можно сказать крадут из-под моего носа и уводят неизвестно куда…
Молодой кавказец всем своим видом хотел возразить: мол и ведать не ведает, кто бы мог отважиться на такую глупость. Однако офицер не дал ему раскрыть рта, упредив приказанием:
— Сейчас ты возьмешь лошадь, отправишься в лагерь этих разбойников и обрисуешь им ситуацию. А ситуация, Салех, скверная, — если ты вернешься без моего человека, или же затеешь глупые игры с помощью тех полоумных абреков, я тут же — в две с половиной секунды расстреляю всех старейшин вашего села. Понял?