- Все-таки мы встретились, Генрих, и ты пришел ко мне. Рад нашей встрече. Ты, наверное, слышал, что мне удалось построить прибор, регистратор психоизлучения. Это тебе не математика, тут испытуемому никакая хитрость и обман не помогут. Сейчас с помощью регистратора я загляну в твои помыслы и узнаю, так ли они чисты, как должны быть у патриота. А заодно мы выясним способности твоего мозга, узнаем, какое излучение для него характерно и можно ли мозг твой излечить. Скажу тебе откровенно, как старому школьному товарищу, что до сих пор мой аппарат свидетельствовал не в пользу таких, как ты. Помнится, ты утверждал, что чистый эксперимент - основа науки. Сейчас ты имеешь дело с поистине чистым экспериментом. Я только записываю общие данные, характерные для этнических групп, народностей и народов. У одних преобладает с-излучение и естественно, что они должны повелевать. Так предназначила сама природа. Другим, низшим, нациям свойственно у-излучение. Я уже составил больше десятка таких карт, обобщил данные регистратора...
Нет, Генрих никогда не умел проигрывать с достоинством. Он даже не хотел дослушать мою лекцию и закричал:
- Сказать, что излучает твой мозг, Пауль? Я знаю это и без приборов!
Мой бог! Трудно передать, что я чувствовал в ту минуту. Мне показалось, что он _знает_. У меня задрожали ноги. Сразу не смог сообразить, что он никак не мог, проникнуть в Тайну. Его слова действовали, как яд кураре. У меня в голове все перепуталось, раздался гул и визг. Небо раскололось и падало на меня.
Потом мне рассказывали, что я упал и почти двадцать минут бился в истерике.
Меня отвели домой, и Магда изобразила на лице испуг и сочувствие.
Пришли коллеги. Я плохо поддавался лечению. Три дня не мог взяться за работу, боялся принять снотворное. Мне казалось, что меня хотят убить во сне.
На четвертый день я рискнул показаться в лаборатории. Вид пациентов подействовал на меня успокоительно.
Я тотчас взялся за Генриха. Череп ему вскрывали другие - мои пальцы все еще дрожали. Центры его мозга, управляющие дыханием и некоторыми двигательными комплексами, функционировали нормально, а вот в зрительных областях коры были органические изменения - отечная ткань, отложения солей. Несколько раз во время сеанса, когда я подключал регистратор к его открытому мозгу, у Генриха наступала клиническая смерть, но лучшие наши реаниматоры возвращали его к жизни. Пот застилал мне глаза, но я продолжал опыты с его мозгом до тех пор, пока реаниматоры уже ничем не могли помочь.
Только затем я отошел от стола, вышел из операционной и плюхнулся на стул в коридоре. Мимо меня в операционную провели большую группу детей. У меня еще хватило сил погладить одного мальчика по голове, вынуть из кармана конфету и спросить: "Как тебя зовут?" Он смотрел на меня непонимающим взглядом.
- Откуда ты, мальчик? - допытывался я.
Он молчал.
Все-таки я дал ему конфету. Конвоир сказал, что эти дети из России.
Дети... Их были тысячи. Из разных стран Европы. Я не всегда спрашивал, откуда они. Иногда это удавалось определить по голубым змейкам, танцующим на экранах осциллографов. С детьми было удобно работать, кости черепа были значительно мягче, чем у взрослых, и легко поддавались распилке там, где нужно было расчищать места для электродов. Не так уставала рука, и за день я успевал исследовать вдвое больше пациентов. Со временем, когда наладилась доставка живого материала с оккупированных территорий, я экспериментировал исключительно на детях, изучал расположение различных центров, находящихся в коре больших полушарий, в мозжечке и продолговатом мозге.
Все говорили, что я блестящий нейрохирург, но значение моих работ не в этом. Я не только изобрел регистратор и дал своей партии стратегические экспериментальные данные, необходимые для точного определения судьбы различных народов. Я уподобился величайшим ученым древности, которые первыми изучали мертвое тело. Но я пошел еще дальше - я изучал живой человеческий мозг, продемонстрировав, что настоящая наука презирает запреты.
Я был бы признан величайшим ученым современности, если бы судьба не обернулась против меня и моих сподвижников. Все получилось наоборот. Мы хотели принести счастье своей стране, но в конечном счете (приходится употреблять слова проклятого Генриха!) принесли ей страшнейшие разрушения. Мы хотели возвысить свой народ, превратить его в расу господ, но привели его к тяжкому бремени - комплексу вины. Мы хотели уничтожить врагов, но сделали их сильнее. И даже мои опыты с излучением обернулись Тайной, которую я унесу в могилу. Лучше бы мне не знать ее!
Видение одно за другим проносились передо мной. Я видел разрушенные немецкие города, пламя пожаров, черные ливни бомб, трупы наших солдат, валявшихся по обочинам дорог. Я видел, как русские танки неудержимо идут по нашим полям, как они входят в наши города. Вторично я пережил бегство из лагеря, дрожащими руками бросал в печь бумаги: карты, графики, сводки плоды моей работы. Солдат снова закалывал моего единственного друга Рекса.
Все повторялось. Время обратилось вспять. Дети, которым я вскрывал черепа, снова шли мимо меня, и я протягивал одному из них конфету. Я бежал из своей страны, унося с собой Тайну, сделал себе пластическую операцию, стал неузнаваемым.
Читая в газетах, как одного за другим вылавливают моих сподвижников, я буквально извивался от конвульсивного страха. Мое тело не просыхало от холодного липкого пота. Мой след петлял из страны в страну. Я работал в концлагерях Чили, Парагвая, ЮАР. Я провел тысячи опытов по воздействию на мозг наркотиков, парализующих и одурманивающих газов, нейтронного излучения, стремясь добиться полного управления сознанием толпы, как единого целого, хотя и состоящего из отдельных частичек. Я стремился управлять им, как в опытах мои коллеги управляют крысами, подавая определенные сигналы сбора к пище или тревоги.
А результат? Проклятые гончие шли по моему следу. Антифашистские комитеты слали протесты, требования о выдаче, донимали моих хозяев и покровителей так, что даже в Парагвае постарались избавиться от меня, как от "компрометирующего фактора". Мне фатально не везло, в отличие от "отцов" отравляющих и парализующих газов, водородных и нейтронных бомб.
Я бежал в джунгли и однажды увидел след рубчатой подошвы и коробку от сигарет. Меня поднимали на корабль, и я видел удаляющуюся Землю, которую мои спасители могли бы уничтожить, расщепить на части, испепелить. Отныне я стану у них представителем этой планеты. И если буду достаточно ловким, то они вернут власть моей партии, а фюрером сделают меня. Миллиарды мозгов будут подвергнуты проверке на с- и у-излучения. Одни останутся жить, другие послужат материалом для опытов.
Только бы никто не проник в Тайну. Нужно быть настороже!..
Я попытался открыть глаза - и внезапно кошмар кончился. Передо мной стоял биолог Куир. Его побелевшие пальцы сжимали верньер.
- Что со мной было? - закричал я.
- Успокойся. Я изучал твой мозг и твою память - все, что хранится в ней, человек Земли...
Он смотрел на меня с омерзением.
Выходит, судьба снова сыграла против меня. По неведению я дал им заглянуть в свою память. Отчаяние сделало вялыми мои руки и ноги. Я понял, что пришельцы не дадут мне оружия.
Куир прошептал еле слышно:
- Неужели на Земле много таких, как ты?
Много ли? Еще бы! Да разве тысячи и миллионы не разделяют мои чувства не верят в свое превосходство над другими и не испытывают презрения к иным народам? Большинство людей пугает лишь логический итог - концлагеря и истребление миллионов. Но это оттого, что они недостаточно последовательны. При умелом лечении это проходит. Луч надежды вспыхнул в моем мозгу. Нет, не все потеряно! Пришельцы не дадут мне оружия, но, может быть, удастся заставить их выполнить мои замыслы? Как часто всякие интеллигентики пишут в своих книгах о раскаянии преступников, о невинных жертвах, которые терзают их по ночам. Не верьте этим слюнтяям!
Да мне не раз чудились вереницы истощенных детей, - бледных заморышей, которые спрашивали меня; "Дядя, а это не больно?" Да, я видел во снах черный дым крематориев, жирный человеческий пепел, колонны рабов и смертников, опоясывающие земной шар по меридианам и параллелям. Но я никогда не испытывал угрызений совести. Природа ставит на всех живых существах бесконечный Эксперимент Убийства, она учиняет миллиарды пыток и все без наркоза. Я только подражаю ей. И не говорите мне жалких слов о том, что жизнь всякого человека священна. Разве соизмеримы ценность моей жизни и жизни дикаря Этуйаве, зарезанного мной по всем правилам хирургического искусства, или жизни той полудикой семьи в селении на сваях, которую мне пришлось отравить, чтобы надежно замести следы? Цель оправдывает средства. Все можно, если это делается во имя великой цели господства тех, кто призван господствовать. Должен же когда-нибудь воцариться высший порядок, где власть распределится надлежащим образом, где каждая раса и каждый народ будут знать свое место, как знают его волки и овцы.
Если бы я мог, то все начал бы сначала, только с учетом прежних промахов. И если что-то терзает меня, подымает от страха волосы и сжимает сердце, то это не раскаяние, а боязнь неудач. И все-таки, может быть, на сей раз меня ждет успех. Хоть одно мне наверняка удалось - предотвратить контакт между двумя цивилизациями. Теперь по всему звездному миру разнесется весть о человеке Земли, которого представляю я, и всякий гнилой гуманист во Вселенной будет знать, что ему нечего к нам тыкаться, что ничего хорошего он здесь не увидит.
Пришелец смотрит на меня с омерзением? Ну и пусть смотрит! Огромная радость наполняет Мне душу. Да, да, пусть ужасается! Это ведь тоже путь мести. Для них я - представитель человечества. Того самого, что изгнало меня. Сейчас реализуется один из любопытнейших парадоксов - изгнанник становится представителем, по нему судят обо всех. Теперь я смогу убедить пришельцев, что эта гнусная планета достойна лишь одной судьбы уничтожения. А когда это случится, Тайна наконец-то перестанет терзать меня. Некому будет проникнуть в нее, и я перестану бояться позора.
Вдруг ужасная мысль, как раскаленный прут, пронзила мой мозг: а если этот вот Куир уже проник в Тайну?
Я смотрел на биолога, пытаясь по выражению его лица угадать ответ. Но это было мне не под силу. Тогда я спросил:
- Ты знаешь обо всем, что я вспомнил сейчас?
- Да. И еще больше. Я проявил и прочел твою память. Ты ведь разрешил изучать твой мозг...
Бешеная ярость затуманила мое сознание. Сквозь кроваво-желтый туман я четко видел лишь две вещи - тяжелый прибор с рукояткой, лежащий на столе, и голову Куира. Я схватил прибор и бросился на биолога. Вернее, хотел броситься. Я сделал только шаг и наткнулся на невидимую пружинящую преграду. Попытался обойти ее, но ноги стали непослушными, негнущимися. А затем я почувствовал, как чужая воля сковывает мой мозг, что-то выбрасывая из него. Мой бог, неужели мне делают операцию, как когда-то я сам оперировал пациентов? Только не это, только не это, не это...
Я провалился в беспамятство.
...Очнулся я в своей каюте. Надо мной склонились двое - Куир и Маас.
- Сознание вернулось к нему, - сказал Куир.
- Подлецы! - закричал я. - А еще говорили об уважении свободы личности!
Маас покачал головой:
- Мы не принуждали тебя, ты сам согласился на обследование. Мы предлагали тебе вернуться в прежнюю ситуацию, разве не помнишь?
- Чтобы гончие расправились со мной? За что? Я не умертвлял людей просто для того, чтобы убивать. Я изучал их мозги. Знать - высшая заповедь науки.
- Во имя чего - знать? Знания нужны людям для силы и счастья, спокойно сказал Маас. - А тебе нужны были знания, чтобы обеспечить господство своей партии над страной и страны - над всей планетой.
- Ваши методы преступны и чудовищны, - добавил Куир. Когда он смотрел на меня, его лицо принимало одно и то же выражение.
Судьба давала мне последний шанс, самый последний...
Я изобразил покорность и сказал:
- Да, да, вы правы, преступления наши чудовищны. Такова уж эта планета людей. Воистину она достойна уничтожения.
Я набрал побольше воздуха в легкие, взвинчивая себя до предела, сознательно вызывая у себя приступ истерии, как это умел делать фюрер, и закричал:
- Чего же вы ждете?! Жмите на кнопки, сбрасывайте на проклятую планету ваши сверхбомбы! Еще секунда - и будет поздно! Ну!..
Мои слова были рассчитаны на то, чтобы вызвать у слушателей эмоциональный шок, заразить их истерией, лишить способности рассуждать. Но они стояли неподвижно и со смесью любопытства и омерзения смотрели на меня. Моя истерия переходила в припадок, я уже не мог остановиться и кричал, срывая голос:
- Сбрасывайте же ваши бомбы, пока зараза с Земли не перекинулась к вам, не затопила всю галактику, всю Вселенную! Когда наши корабли прыгнут через космические просторы, будет поздно! Мы разрушим ваши города, испепелим всех вас, уничтожим вашу презренную цивилизацию! Мы отравим, изгадим все, к чему прикоснемся! Нас не изменить!
Пришельцы стояли надо мной, как бездушные истуканы. Сквозь гул в ушах я услышал слова Мааса:
- Ты говоришь неправду. Люди Земли разные. Мы получили эти свидетельства не только от тебя. У нас достаточно аппаратов, чтобы изучать планеты, не опускаясь на них. И мы продолжаем думать о контакте с Землей. Но это уже никоим образом не касается ни тебя, ни Поводыря, ни Густава...
"Они даже знают эти имена", - мелькнуло у меня.
- А с тобой, - Маас, как мне показалось, вздохнул, - пусть будет так, как должно было быть.
22 сентября
Я сижу в камере и пишу. Случилось самое худшее - пришельцы вернули меня в тот страшный день, в безвыходную для меня ситуацию... Впереди трибунал. А пока меня заставили дописывать дневник, вспоминать все, что может им пригодиться. Только об одном я ничего не расскажу - о Тайне. Пусть всех вас, люди, мучит любопытство и сожаление о том, что вы не смогли у меня выведать. У вас останется единственный путь - выловить всех моих сподвижников, среди них - Поводыря и Густава, они посвящены в Тайну. Они истребляли вас не меньше меня, почему же им должно повезти больше? Почему они останутся живыми и на свободе, тогда как я буду болтаться в петле? Пусть разделят мою участь!
Со мной в "камере постоянно находится один из часовых-телохранителей. Эта должность имеет странное название, но оно точно соответствует содержанию. Они охраняют меня от меня, следят, чтобы я не покончил самоубийством до казни. Им надо, чтобы я прошел все круги ада, чтобы писал то, что послужит их планам, так сказать - "в назидание потомкам". Ну что ж, я обращаюсь к вам, потомки, прежде всего к тем, кто принадлежит к моей расе - к расе господ. Вам будут лгать, что жизнь Человека драгоценна. Не верьте этому. Вот формула стоимости человеческой жизни, сокращенно - ЧЖ в лагерях рейха. Итак, ЧЖ=ПУ+ЗС+ЗУ-(РУ+СТ). Разъясняю: ПУ - перемещение к месту уничтожения. ЗС - затраты на содержание. ЗУ - затраты на уничтожение. РУ - работа узника. СТ - стоимость тела, причем она тем выше, чем больше изобретательность тех, кто уничтожает.
Запомните, что стоимость жизни всегда равна стоимости смерти, а самой дешевой, возможно, будет нейтронная смерть, когда подешевеют бомбы.
Вам будут говорить о всяких ложных понятиях вроде справедливости, законности, демократии и прочего. Не верьте ничему. Эти громкие слова лишь скрывают планы тех, кто хочет загнать в ловушку ваше действительно свободное животное начало, вашу звериную сущность. Знайте - она прекрасна, как прекрасен тигр, разрывающий лань. Если сможете, живите свободно. Природа создала вас такими же, как звери в лесу. Не прячьте свои клыки и когти - и вы узнаете настоящие радости.
Ложны искусство, музыка, литература.
Ценность имеет только та наука, которая не стеснена условностями. Если ей нужны не подопытные крысы, а подопытные люди, дайте ей их из числа рабов, не угодных вам.
Бойтесь верности и честности - это кандалы, связывающие желания.
Все живые существа делятся лишь на две группы - господ и рабов, волков и овец. Сама природа во имя высшей справедливости разделила всех нас на эти две категории.
Есть только одно непогрешимое орудие, один прибор, способный проверить, к какой категории вы относитесь, - это РПГ, регистратор Пауля Гебера. С его помощью составлены карты Пауля Гебера и таблицы Пауля Гебера. Верьте только им, они составлены на основании чистых экспериментальных данных.
Я перечитал последние абзацы и понял, что мои тюремщики ни за что не допустят, чтобы этот призыв свободного духа дошел до вас, потомки. Они упрячут его в бронированные сейфы и каменные подвалы. Но я напишу второй, запасной вариант биографии. Я вставлю в него всякие щекочущие подробности, чтобы затуманить истину и продать издателям подороже. Это будет мой последний заработок - на своих неудачах.
Итак, я, Пауль Гебер, родился 2 мая 1912 года в семье мелкого торговца...
Послесловие
Я прочел дневник нацистского преступника Пауля Гебера и поспешил в Музей Памяти о войне. Я сказал директору:
- Дневник мне пригодится. Но здесь есть неясность. Что это за прибор и карты, о которых говорится в дневнике? Неужели его тайна так и осталась неразгаданной?
- Пойдем, посмотрим нашу выставку. Там есть и регистратор Гебера, сказал директор.
Я увидел аппарат, с помощью которого нацисты предполагали классифицировать людей на господ и рабов. Выглядел он весьма внушительно этакий одноглазый паук с зеленоватым экраном осциллографа с многочисленными присосками и шлемом, напоминающим выпотрошенный и отполированный череп. Я понял, что аппарат должен был устрашать и приводить в трепет блеском хромированных поверхностей, необычной формой, напоминающей фантастического паука, и поделился мыслями с директором.
- Ты прав, - сказал он. - Присосков могло быть значительно меньше. Но суть не в этом. Обрати внимание на анализатор. Мы специально срезали здесь часть кожуха и поставили стекло. Видишь там, в самой гуще, среди переплетения проводов и трубок, две детали, окрашенные в оранжевый цвет? Это электронные инверторы. Через них проходят сигналы к индикатору. Пожалуй, дольше всего Гебер трудился, чтобы сделать их такими маленькими и незаметными даже для специалиста. Ты знаком с явлением инверсии? Понимаешь, зачем они здесь?
- Не совсем, - признался я.
- Но ведь сигналов только два - "с" и "у". Дай-ка я надену тебе шлем. А теперь смотри внимательно. Начнем испытания.
Он включил аппарат. Раздалось тихое жужжание, засветился глаз паука. По экрану осциллографа заметался лучик, вычерчивая сложную кривую. На шкале вспыхнул "приговор" - сигнал "у".
- Как видишь, регистратор свидетельствует, что у тебя преобладает у-излучение. Ты принадлежишь к рабам. А теперь надену шлем я, - сказал директор.
Аппарат зажужжал вторично, и на шкале загорелся тот же сигнал.
- Ну вот, два сапога - пара, - сказал директор, потирая руки. На левой у него не было трех пальцев - память о фашистском концлагере. - А сейчас мы с помощью регистратора исследуем собаку.
Он отдал распоряжение, и через несколько минут в зал ввели лохматую дворняжку. Приладили к ее голове шлем с присосками.
- Смотри, - проговорил директор, щелкая верньером.
На шкале появился сигнал "с", свидетельствуя, что собачонка принадлежит к категории сверхчеловеков.
- Теперь ясно? - спросил директор.
- Но ведь инвертор меняет сигнал на противоположный: "с" на "у", а "у" - на "с"...
- Усек, - усмехнулся он. - Вся теория этого Гебера о двух основных излучениях не выдерживает никакой научной критики. Резкой разницы в излучениях человека и животных вообще нет. Теория построена на догадках и политических концепциях. Впрочем, возможно, Гебер сам верил в нее. Тут действовал своего рода самогипноз. И вот по иронии судьбы, когда Гебер стал испытывать свой аппарат, он обнаружил, что чаще всего у-излучение преобладает как раз у его соратников по партии и у самого фюрера. Трудно сказать, чем это объяснялось. Возможно, у-излучение и на самом деле сопровождает некоторые застойные мозговые явления, Тогда-то ему и пришлось поставить инверторы. Он называл их великой и ужасной Тайной не только из стремления фашистов к ложной патетике. Она была действительно ужасной для своего создателя. Позор - позором, но ему приходилось еще и всех бояться. Ведь те из его покровителей, кто был посвящен в Тайну, готовы были убить его при малейшем подозрении, что он попадется в чужие руки...
- А что стало с ним? - спросил я.
- Не выдержал ожидания казни и умер от страха в тюрьме.
- Не зря называл себя неудачником.
- Не зря. Только он считал, что это случайность, игра судьбы, засмеялся директор. - А, может быть, причины его неудач - величайший повод для оптимизма.
Нет, Генрих никогда не умел проигрывать с достоинством. Он даже не хотел дослушать мою лекцию и закричал:
- Сказать, что излучает твой мозг, Пауль? Я знаю это и без приборов!
Мой бог! Трудно передать, что я чувствовал в ту минуту. Мне показалось, что он _знает_. У меня задрожали ноги. Сразу не смог сообразить, что он никак не мог, проникнуть в Тайну. Его слова действовали, как яд кураре. У меня в голове все перепуталось, раздался гул и визг. Небо раскололось и падало на меня.
Потом мне рассказывали, что я упал и почти двадцать минут бился в истерике.
Меня отвели домой, и Магда изобразила на лице испуг и сочувствие.
Пришли коллеги. Я плохо поддавался лечению. Три дня не мог взяться за работу, боялся принять снотворное. Мне казалось, что меня хотят убить во сне.
На четвертый день я рискнул показаться в лаборатории. Вид пациентов подействовал на меня успокоительно.
Я тотчас взялся за Генриха. Череп ему вскрывали другие - мои пальцы все еще дрожали. Центры его мозга, управляющие дыханием и некоторыми двигательными комплексами, функционировали нормально, а вот в зрительных областях коры были органические изменения - отечная ткань, отложения солей. Несколько раз во время сеанса, когда я подключал регистратор к его открытому мозгу, у Генриха наступала клиническая смерть, но лучшие наши реаниматоры возвращали его к жизни. Пот застилал мне глаза, но я продолжал опыты с его мозгом до тех пор, пока реаниматоры уже ничем не могли помочь.
Только затем я отошел от стола, вышел из операционной и плюхнулся на стул в коридоре. Мимо меня в операционную провели большую группу детей. У меня еще хватило сил погладить одного мальчика по голове, вынуть из кармана конфету и спросить: "Как тебя зовут?" Он смотрел на меня непонимающим взглядом.
- Откуда ты, мальчик? - допытывался я.
Он молчал.
Все-таки я дал ему конфету. Конвоир сказал, что эти дети из России.
Дети... Их были тысячи. Из разных стран Европы. Я не всегда спрашивал, откуда они. Иногда это удавалось определить по голубым змейкам, танцующим на экранах осциллографов. С детьми было удобно работать, кости черепа были значительно мягче, чем у взрослых, и легко поддавались распилке там, где нужно было расчищать места для электродов. Не так уставала рука, и за день я успевал исследовать вдвое больше пациентов. Со временем, когда наладилась доставка живого материала с оккупированных территорий, я экспериментировал исключительно на детях, изучал расположение различных центров, находящихся в коре больших полушарий, в мозжечке и продолговатом мозге.
Все говорили, что я блестящий нейрохирург, но значение моих работ не в этом. Я не только изобрел регистратор и дал своей партии стратегические экспериментальные данные, необходимые для точного определения судьбы различных народов. Я уподобился величайшим ученым древности, которые первыми изучали мертвое тело. Но я пошел еще дальше - я изучал живой человеческий мозг, продемонстрировав, что настоящая наука презирает запреты.
Я был бы признан величайшим ученым современности, если бы судьба не обернулась против меня и моих сподвижников. Все получилось наоборот. Мы хотели принести счастье своей стране, но в конечном счете (приходится употреблять слова проклятого Генриха!) принесли ей страшнейшие разрушения. Мы хотели возвысить свой народ, превратить его в расу господ, но привели его к тяжкому бремени - комплексу вины. Мы хотели уничтожить врагов, но сделали их сильнее. И даже мои опыты с излучением обернулись Тайной, которую я унесу в могилу. Лучше бы мне не знать ее!
Видение одно за другим проносились передо мной. Я видел разрушенные немецкие города, пламя пожаров, черные ливни бомб, трупы наших солдат, валявшихся по обочинам дорог. Я видел, как русские танки неудержимо идут по нашим полям, как они входят в наши города. Вторично я пережил бегство из лагеря, дрожащими руками бросал в печь бумаги: карты, графики, сводки плоды моей работы. Солдат снова закалывал моего единственного друга Рекса.
Все повторялось. Время обратилось вспять. Дети, которым я вскрывал черепа, снова шли мимо меня, и я протягивал одному из них конфету. Я бежал из своей страны, унося с собой Тайну, сделал себе пластическую операцию, стал неузнаваемым.
Читая в газетах, как одного за другим вылавливают моих сподвижников, я буквально извивался от конвульсивного страха. Мое тело не просыхало от холодного липкого пота. Мой след петлял из страны в страну. Я работал в концлагерях Чили, Парагвая, ЮАР. Я провел тысячи опытов по воздействию на мозг наркотиков, парализующих и одурманивающих газов, нейтронного излучения, стремясь добиться полного управления сознанием толпы, как единого целого, хотя и состоящего из отдельных частичек. Я стремился управлять им, как в опытах мои коллеги управляют крысами, подавая определенные сигналы сбора к пище или тревоги.
А результат? Проклятые гончие шли по моему следу. Антифашистские комитеты слали протесты, требования о выдаче, донимали моих хозяев и покровителей так, что даже в Парагвае постарались избавиться от меня, как от "компрометирующего фактора". Мне фатально не везло, в отличие от "отцов" отравляющих и парализующих газов, водородных и нейтронных бомб.
Я бежал в джунгли и однажды увидел след рубчатой подошвы и коробку от сигарет. Меня поднимали на корабль, и я видел удаляющуюся Землю, которую мои спасители могли бы уничтожить, расщепить на части, испепелить. Отныне я стану у них представителем этой планеты. И если буду достаточно ловким, то они вернут власть моей партии, а фюрером сделают меня. Миллиарды мозгов будут подвергнуты проверке на с- и у-излучения. Одни останутся жить, другие послужат материалом для опытов.
Только бы никто не проник в Тайну. Нужно быть настороже!..
Я попытался открыть глаза - и внезапно кошмар кончился. Передо мной стоял биолог Куир. Его побелевшие пальцы сжимали верньер.
- Что со мной было? - закричал я.
- Успокойся. Я изучал твой мозг и твою память - все, что хранится в ней, человек Земли...
Он смотрел на меня с омерзением.
Выходит, судьба снова сыграла против меня. По неведению я дал им заглянуть в свою память. Отчаяние сделало вялыми мои руки и ноги. Я понял, что пришельцы не дадут мне оружия.
Куир прошептал еле слышно:
- Неужели на Земле много таких, как ты?
Много ли? Еще бы! Да разве тысячи и миллионы не разделяют мои чувства не верят в свое превосходство над другими и не испытывают презрения к иным народам? Большинство людей пугает лишь логический итог - концлагеря и истребление миллионов. Но это оттого, что они недостаточно последовательны. При умелом лечении это проходит. Луч надежды вспыхнул в моем мозгу. Нет, не все потеряно! Пришельцы не дадут мне оружия, но, может быть, удастся заставить их выполнить мои замыслы? Как часто всякие интеллигентики пишут в своих книгах о раскаянии преступников, о невинных жертвах, которые терзают их по ночам. Не верьте этим слюнтяям!
Да мне не раз чудились вереницы истощенных детей, - бледных заморышей, которые спрашивали меня; "Дядя, а это не больно?" Да, я видел во снах черный дым крематориев, жирный человеческий пепел, колонны рабов и смертников, опоясывающие земной шар по меридианам и параллелям. Но я никогда не испытывал угрызений совести. Природа ставит на всех живых существах бесконечный Эксперимент Убийства, она учиняет миллиарды пыток и все без наркоза. Я только подражаю ей. И не говорите мне жалких слов о том, что жизнь всякого человека священна. Разве соизмеримы ценность моей жизни и жизни дикаря Этуйаве, зарезанного мной по всем правилам хирургического искусства, или жизни той полудикой семьи в селении на сваях, которую мне пришлось отравить, чтобы надежно замести следы? Цель оправдывает средства. Все можно, если это делается во имя великой цели господства тех, кто призван господствовать. Должен же когда-нибудь воцариться высший порядок, где власть распределится надлежащим образом, где каждая раса и каждый народ будут знать свое место, как знают его волки и овцы.
Если бы я мог, то все начал бы сначала, только с учетом прежних промахов. И если что-то терзает меня, подымает от страха волосы и сжимает сердце, то это не раскаяние, а боязнь неудач. И все-таки, может быть, на сей раз меня ждет успех. Хоть одно мне наверняка удалось - предотвратить контакт между двумя цивилизациями. Теперь по всему звездному миру разнесется весть о человеке Земли, которого представляю я, и всякий гнилой гуманист во Вселенной будет знать, что ему нечего к нам тыкаться, что ничего хорошего он здесь не увидит.
Пришелец смотрит на меня с омерзением? Ну и пусть смотрит! Огромная радость наполняет Мне душу. Да, да, пусть ужасается! Это ведь тоже путь мести. Для них я - представитель человечества. Того самого, что изгнало меня. Сейчас реализуется один из любопытнейших парадоксов - изгнанник становится представителем, по нему судят обо всех. Теперь я смогу убедить пришельцев, что эта гнусная планета достойна лишь одной судьбы уничтожения. А когда это случится, Тайна наконец-то перестанет терзать меня. Некому будет проникнуть в нее, и я перестану бояться позора.
Вдруг ужасная мысль, как раскаленный прут, пронзила мой мозг: а если этот вот Куир уже проник в Тайну?
Я смотрел на биолога, пытаясь по выражению его лица угадать ответ. Но это было мне не под силу. Тогда я спросил:
- Ты знаешь обо всем, что я вспомнил сейчас?
- Да. И еще больше. Я проявил и прочел твою память. Ты ведь разрешил изучать твой мозг...
Бешеная ярость затуманила мое сознание. Сквозь кроваво-желтый туман я четко видел лишь две вещи - тяжелый прибор с рукояткой, лежащий на столе, и голову Куира. Я схватил прибор и бросился на биолога. Вернее, хотел броситься. Я сделал только шаг и наткнулся на невидимую пружинящую преграду. Попытался обойти ее, но ноги стали непослушными, негнущимися. А затем я почувствовал, как чужая воля сковывает мой мозг, что-то выбрасывая из него. Мой бог, неужели мне делают операцию, как когда-то я сам оперировал пациентов? Только не это, только не это, не это...
Я провалился в беспамятство.
...Очнулся я в своей каюте. Надо мной склонились двое - Куир и Маас.
- Сознание вернулось к нему, - сказал Куир.
- Подлецы! - закричал я. - А еще говорили об уважении свободы личности!
Маас покачал головой:
- Мы не принуждали тебя, ты сам согласился на обследование. Мы предлагали тебе вернуться в прежнюю ситуацию, разве не помнишь?
- Чтобы гончие расправились со мной? За что? Я не умертвлял людей просто для того, чтобы убивать. Я изучал их мозги. Знать - высшая заповедь науки.
- Во имя чего - знать? Знания нужны людям для силы и счастья, спокойно сказал Маас. - А тебе нужны были знания, чтобы обеспечить господство своей партии над страной и страны - над всей планетой.
- Ваши методы преступны и чудовищны, - добавил Куир. Когда он смотрел на меня, его лицо принимало одно и то же выражение.
Судьба давала мне последний шанс, самый последний...
Я изобразил покорность и сказал:
- Да, да, вы правы, преступления наши чудовищны. Такова уж эта планета людей. Воистину она достойна уничтожения.
Я набрал побольше воздуха в легкие, взвинчивая себя до предела, сознательно вызывая у себя приступ истерии, как это умел делать фюрер, и закричал:
- Чего же вы ждете?! Жмите на кнопки, сбрасывайте на проклятую планету ваши сверхбомбы! Еще секунда - и будет поздно! Ну!..
Мои слова были рассчитаны на то, чтобы вызвать у слушателей эмоциональный шок, заразить их истерией, лишить способности рассуждать. Но они стояли неподвижно и со смесью любопытства и омерзения смотрели на меня. Моя истерия переходила в припадок, я уже не мог остановиться и кричал, срывая голос:
- Сбрасывайте же ваши бомбы, пока зараза с Земли не перекинулась к вам, не затопила всю галактику, всю Вселенную! Когда наши корабли прыгнут через космические просторы, будет поздно! Мы разрушим ваши города, испепелим всех вас, уничтожим вашу презренную цивилизацию! Мы отравим, изгадим все, к чему прикоснемся! Нас не изменить!
Пришельцы стояли надо мной, как бездушные истуканы. Сквозь гул в ушах я услышал слова Мааса:
- Ты говоришь неправду. Люди Земли разные. Мы получили эти свидетельства не только от тебя. У нас достаточно аппаратов, чтобы изучать планеты, не опускаясь на них. И мы продолжаем думать о контакте с Землей. Но это уже никоим образом не касается ни тебя, ни Поводыря, ни Густава...
"Они даже знают эти имена", - мелькнуло у меня.
- А с тобой, - Маас, как мне показалось, вздохнул, - пусть будет так, как должно было быть.
22 сентября
Я сижу в камере и пишу. Случилось самое худшее - пришельцы вернули меня в тот страшный день, в безвыходную для меня ситуацию... Впереди трибунал. А пока меня заставили дописывать дневник, вспоминать все, что может им пригодиться. Только об одном я ничего не расскажу - о Тайне. Пусть всех вас, люди, мучит любопытство и сожаление о том, что вы не смогли у меня выведать. У вас останется единственный путь - выловить всех моих сподвижников, среди них - Поводыря и Густава, они посвящены в Тайну. Они истребляли вас не меньше меня, почему же им должно повезти больше? Почему они останутся живыми и на свободе, тогда как я буду болтаться в петле? Пусть разделят мою участь!
Со мной в "камере постоянно находится один из часовых-телохранителей. Эта должность имеет странное название, но оно точно соответствует содержанию. Они охраняют меня от меня, следят, чтобы я не покончил самоубийством до казни. Им надо, чтобы я прошел все круги ада, чтобы писал то, что послужит их планам, так сказать - "в назидание потомкам". Ну что ж, я обращаюсь к вам, потомки, прежде всего к тем, кто принадлежит к моей расе - к расе господ. Вам будут лгать, что жизнь Человека драгоценна. Не верьте этому. Вот формула стоимости человеческой жизни, сокращенно - ЧЖ в лагерях рейха. Итак, ЧЖ=ПУ+ЗС+ЗУ-(РУ+СТ). Разъясняю: ПУ - перемещение к месту уничтожения. ЗС - затраты на содержание. ЗУ - затраты на уничтожение. РУ - работа узника. СТ - стоимость тела, причем она тем выше, чем больше изобретательность тех, кто уничтожает.
Запомните, что стоимость жизни всегда равна стоимости смерти, а самой дешевой, возможно, будет нейтронная смерть, когда подешевеют бомбы.
Вам будут говорить о всяких ложных понятиях вроде справедливости, законности, демократии и прочего. Не верьте ничему. Эти громкие слова лишь скрывают планы тех, кто хочет загнать в ловушку ваше действительно свободное животное начало, вашу звериную сущность. Знайте - она прекрасна, как прекрасен тигр, разрывающий лань. Если сможете, живите свободно. Природа создала вас такими же, как звери в лесу. Не прячьте свои клыки и когти - и вы узнаете настоящие радости.
Ложны искусство, музыка, литература.
Ценность имеет только та наука, которая не стеснена условностями. Если ей нужны не подопытные крысы, а подопытные люди, дайте ей их из числа рабов, не угодных вам.
Бойтесь верности и честности - это кандалы, связывающие желания.
Все живые существа делятся лишь на две группы - господ и рабов, волков и овец. Сама природа во имя высшей справедливости разделила всех нас на эти две категории.
Есть только одно непогрешимое орудие, один прибор, способный проверить, к какой категории вы относитесь, - это РПГ, регистратор Пауля Гебера. С его помощью составлены карты Пауля Гебера и таблицы Пауля Гебера. Верьте только им, они составлены на основании чистых экспериментальных данных.
Я перечитал последние абзацы и понял, что мои тюремщики ни за что не допустят, чтобы этот призыв свободного духа дошел до вас, потомки. Они упрячут его в бронированные сейфы и каменные подвалы. Но я напишу второй, запасной вариант биографии. Я вставлю в него всякие щекочущие подробности, чтобы затуманить истину и продать издателям подороже. Это будет мой последний заработок - на своих неудачах.
Итак, я, Пауль Гебер, родился 2 мая 1912 года в семье мелкого торговца...
Послесловие
Я прочел дневник нацистского преступника Пауля Гебера и поспешил в Музей Памяти о войне. Я сказал директору:
- Дневник мне пригодится. Но здесь есть неясность. Что это за прибор и карты, о которых говорится в дневнике? Неужели его тайна так и осталась неразгаданной?
- Пойдем, посмотрим нашу выставку. Там есть и регистратор Гебера, сказал директор.
Я увидел аппарат, с помощью которого нацисты предполагали классифицировать людей на господ и рабов. Выглядел он весьма внушительно этакий одноглазый паук с зеленоватым экраном осциллографа с многочисленными присосками и шлемом, напоминающим выпотрошенный и отполированный череп. Я понял, что аппарат должен был устрашать и приводить в трепет блеском хромированных поверхностей, необычной формой, напоминающей фантастического паука, и поделился мыслями с директором.
- Ты прав, - сказал он. - Присосков могло быть значительно меньше. Но суть не в этом. Обрати внимание на анализатор. Мы специально срезали здесь часть кожуха и поставили стекло. Видишь там, в самой гуще, среди переплетения проводов и трубок, две детали, окрашенные в оранжевый цвет? Это электронные инверторы. Через них проходят сигналы к индикатору. Пожалуй, дольше всего Гебер трудился, чтобы сделать их такими маленькими и незаметными даже для специалиста. Ты знаком с явлением инверсии? Понимаешь, зачем они здесь?
- Не совсем, - признался я.
- Но ведь сигналов только два - "с" и "у". Дай-ка я надену тебе шлем. А теперь смотри внимательно. Начнем испытания.
Он включил аппарат. Раздалось тихое жужжание, засветился глаз паука. По экрану осциллографа заметался лучик, вычерчивая сложную кривую. На шкале вспыхнул "приговор" - сигнал "у".
- Как видишь, регистратор свидетельствует, что у тебя преобладает у-излучение. Ты принадлежишь к рабам. А теперь надену шлем я, - сказал директор.
Аппарат зажужжал вторично, и на шкале загорелся тот же сигнал.
- Ну вот, два сапога - пара, - сказал директор, потирая руки. На левой у него не было трех пальцев - память о фашистском концлагере. - А сейчас мы с помощью регистратора исследуем собаку.
Он отдал распоряжение, и через несколько минут в зал ввели лохматую дворняжку. Приладили к ее голове шлем с присосками.
- Смотри, - проговорил директор, щелкая верньером.
На шкале появился сигнал "с", свидетельствуя, что собачонка принадлежит к категории сверхчеловеков.
- Теперь ясно? - спросил директор.
- Но ведь инвертор меняет сигнал на противоположный: "с" на "у", а "у" - на "с"...
- Усек, - усмехнулся он. - Вся теория этого Гебера о двух основных излучениях не выдерживает никакой научной критики. Резкой разницы в излучениях человека и животных вообще нет. Теория построена на догадках и политических концепциях. Впрочем, возможно, Гебер сам верил в нее. Тут действовал своего рода самогипноз. И вот по иронии судьбы, когда Гебер стал испытывать свой аппарат, он обнаружил, что чаще всего у-излучение преобладает как раз у его соратников по партии и у самого фюрера. Трудно сказать, чем это объяснялось. Возможно, у-излучение и на самом деле сопровождает некоторые застойные мозговые явления, Тогда-то ему и пришлось поставить инверторы. Он называл их великой и ужасной Тайной не только из стремления фашистов к ложной патетике. Она была действительно ужасной для своего создателя. Позор - позором, но ему приходилось еще и всех бояться. Ведь те из его покровителей, кто был посвящен в Тайну, готовы были убить его при малейшем подозрении, что он попадется в чужие руки...
- А что стало с ним? - спросил я.
- Не выдержал ожидания казни и умер от страха в тюрьме.
- Не зря называл себя неудачником.
- Не зря. Только он считал, что это случайность, игра судьбы, засмеялся директор. - А, может быть, причины его неудач - величайший повод для оптимизма.