Страница:
Рекс Мейкин был обескуражен. Семейный адвокат пытался выяснить у своего клиента, который торговал мебелью и грампластинками, что тот понимает в менеджменте поп-групп. В ответ он, конечно, услышал, что ничего не понимает. Однако это печальное обстоятельство не остановило Эпстайна.
«Я был очарован ими, - признавался Эпстайн - Одеты они были довольно небрежно, но это был их лучший наиболее привлекательный вид - черные кожаные куртки, джинсы и, конечно, длинные волосы… Как бы то ни было, они выглядели великолепно». И как бы то ни было, лучше всех выглядел Джон.
Питер Браун вспоминает: «Он был без ума от Джона и поэтому так предан ансамблю. Нельзя сказать, что он не верил в их музыкальный талант - он верил в него, но Эпстайн преклонялся перед Джоном. Он вовсе не интересовался хорошеньким мальчиком Полом, потому что Пол не привлекал Брайана в физическом плане».
Подобное равнодушие было взаимным, потом оно переросло в антипатию. Браун говорил: «У Пола не было необходимости что-либо предпринимать, чтобы понравиться мужчине, женщине или даже животному, он и так был очень обаятельным. Но в, сексуальном плане его влекло только к партнерам противоположного пола». Леннона, конечно, тоже интересовали представительницы противоположного пола, но его всегда привлекали эксперименты, он всегда стремился попробовать чего-нибудь новенького и верил, что в жизни надо поступать именно так. Он находил забавным тот интерес, который проявлял к нему Эпстайн, и подыгрывал ему в свое удовольствие.
Маккартни, будучи папенькиным сынком, держался в стороне от этого, однако у Эпстайна было кое-что еще, чем он мог заинтересовать Пола. Концерты в Ливерпуле и Гамбурге, так привлекавшие «Битлз» вначале, стали превращаться в бесцельный механический труд. Маккартни искал какой-то выход, и именно Эпстайн этот выход обещал. Он говорил: «У меня есть деньги, машина, магазин грампластинок, думаю, это вам поможет». Кроме этого, у него был энтузиазм, связи и неподдельная заинтересованность в процветании «Битлз», что в музыкальном плане означало процветание Леннона и Маккартни.
После того как «Битлз» расстались с Уильямсом, у них не было менеджера, и, когда Эпстайн предложил им взять их под свое крыло, они согласились, хотя и без особого желания. Харрисон, Леннон, Бест и Вулер, который всегда подозрительно относился к этой идее, приехали по приглашению Эпстайна к нему в NEMS, опоздав при этом на час. Однако Маккартни не явился и к этому сроку, так как… принимал ванну. Подобное пренебрежение разозлило Эпстайна. «Он опаздывает, это неприлично», - сердито заявил Эпстайн.
«Зато будет очень чистым», - ответил Харрисон.
Когда чисто вымытый Маккартни все же явился, Эпстайн уже поостыл, и соглашение было подписано. Это произошло через месяц после первого визита Эпстайна в «Каверн». К этому времени ансамбль уже целиком пленил его, и он напоминал одержимого любовника. Когда Мейкин отказался иметь дело с тем, что считал безнадежной затеей несчастных юнцов, Эпстайн составил стандартный контракт, и именно этот формальный контракт четверка «Битлз» подписала в клубе Моны Бест «Касбах» спустя шесть недель после того «знаменательного» дня, когда Маккартни принимал ванну.
Джим Маккартни с подозрением относился к этой сделке, но Эпстайн пришел к нему домой и своим энтузиазмом убедил Джима. Эта история повторилась и с теткой Леннона Мими. Эпстайн сказал ей: «У Джона не будет никаких неприятностей, остальные меня не волнуют, но я всегда буду заботиться о нем».
Однако этот контракт не имел законной силы, Харрисон и Маккартни были несовершеннолетними, а кроме того, в порыве радости Эпстайн забыл поставить под контрактом свою подпись. По мнению Пита Беста, этот контракт не стоил бумаги, на которой был написан, но для остальных троих участников ансамбля он определял основу их взаимоотношений с Эпстайном на протяжении последующих шести лет вплоть до его смерти.
Условия Эпстайна были стандартными для того времени, и даже по многим позициям лучше, чем «Битлз» смогли бы добиться, если бы кто-то еще пожелал заключить с ними контракт. Но других предложений не было. Маккартни вспоминал: «В то время нам приходилось выслушивать примерно одно и то же: «Откуда вы? Из Ливерпуля? Так вы там никогда ничего не добьетесь». В «Каверн» заходили агенты и менеджеры, но это была местная публика, и работу они могли предложить только в Ливерпуле.
Эпстайн обещал, что их заработки возрастут вдвое, хотя сам не знал, как это сделать. Но самое главное заключалось в том, что он посулил «Битлз» обеспечить выпуск их пластинок в Великобритании. В обмен на это он потребовал 25 процентов от доходов, «Битлз» попытались урезать эту цифру до 20 процентов, но Эпстайн твердо стоял на своем, объясняя это тем, что дополнительные 5 процентов необходимы ему для покрытия расходов по стимулированию сбыта пластинок.
И это было с его стороны не столько надувательством, сколько просто упрямством. Синтия Леннон вспоминала, как Джон пришел домой и объявил, что у них теперь есть менеджер-еврей, который поклялся, что «Битлз» будут популярнее Элвиса Пресли.
Отец Эпстайна был очень недоволен последним капризом сына, но Брайан заверил его, что будет заниматься этим между делом, а основное время целиком посвятит NEMS. Это его обещание оказалось таким же пустым, как и остальные, которые он давал родителям на протяжении многих лет. С того момента, как ансамбль согласился вручить ему в руки свою судьбу, Эпстайн полностью посвятил себя «Битлз». Он сам стал вместо Моны Бест подыскивать ангажементы, убедил их изменить поведение на сцене, то есть прекратить скандалить и есть на сцене, заставил составить часовую программу, состоящую из тщательно отрепетированных номеров.
Но самые значительные изменения Эпстайн внес в их одежду. 24 марта 1962 года, как раз перед выступлением на сцене Барнстонского женского колледжа, Брайан подарил каждому из участников ансамбля сшитый на заказ костюм из серого твида с узкими лацканами и галстук в тон костюму, что обошлось ему по 40 фунтов на каждого. С этого момента «Битлз» должны были одеваться и вести себя как профессиональные исполнители.
Леннону не нравились подобные перемены, и еще более они не понравились ему, когда группы типа «Роллинг стоунз» стали выходить ни сцену одетые так, как им хотелось, а их непринужденная манера поведения на сцене позволяла им добиваться почти такой же популярности, какой достигли «Битлз». Было что-то жалкое, немужское в четырех взрослых мужчинах, одетых одинаково, вплоть до ботинок «Челси» на высоком каблуке. Билл Уайман, бас-гитарист из «Роллинг стоунз», насмешливо замечал: «Четыре стереотипных парня, они выглядели абсолютно одинаково». Они были больше похожи на кукол Барби, чем на рокеров, и Джон Леннон, жизненным кредо которого было бунтарство, решил, что это наносит ущерб всему делу.
Маккартни был более послушным и ответственным. Когда Эпстайн предложил изменить внешний вид, Маккартни немедленно согласился и отклонил возражения остальных. Затем он набросал несколько эскизов костюмов с узкими лацканами, которые и были потом сшиты на заказ. Питер Браун вспоминал: «Полу очень хотелось добиться успеха, и он считал, что Брайан поступает правильно. В решении вопроса внешнего вида главная роль принадлежала Брайану, и, будучи аккуратным, послушным представителем среднего класса, Пол согласился с ним». Затем Пол убедил и Леннона.
Браун говорит: «Леннон с самого начала был противником подобного прилизывания, но согласился, потому что хотел стать звездой. Другая причина, по которой он пошел на это, состояла в том, что Джон, используя свое влияние на Брайана, мог прекратить это в любое время».
Как оказалось впоследствии, это был мастерский ход, но их звездный час наступил гораздо позже, чем они ожидали. Репутация Эпстайна как одного из крупнейших розничных торговцев грампластинками в северной Англии позволила ему договориться о прослушивании «Битлз» на одной из крупнейших фирм звукозаписи «Декка», но прослушивание все откладывалось, и Эпстайн понял, что, какой бы влиятельной фигурой он ни считался в Ливерпуле, в Лондоне он имел очень маленький вес.
Прослушивание было назначено на 1 января 1962 года, Нил Аспинол повез их в Лондон в своем фургоне. По дороге они заблудились и провели новогодний вечер, шляясь по лондонскому Уэст-Энду, где им предлагали марихуану, от которой они отказались. Прослушивание состоялось в студии фирмы «Декка» в Уэст-Хампстеде. Поскольку их старенький усилитель оказался нестандартным, «Битлз» пришлось при записи использовать незнакомую аппаратуру. Они повторили репертуар своих первых выступлений, состоявшихся в «Кайзеркеллере» восемнадцать месяцев назад, при этом сильно нервничали и чувствовали себя неуверенно.
Не помог и репертуар из пятнадцати песен, отобранных Эпстайном. Это был беспорядочный набор старых шлягеров типа «Red Sails in the Sunset» и «Besame Mucho», в котором оказались всего лишь три оригинальные композиции Леннон-Маккартни. Но это был последний раз, когда Леннон и Маккартни позволили Эпстайну вмешиваться в их музыкальные дела.
«Пол не мог исполнить ни одной песни, - вспоминал Аспинол. - Он слишком нервничал, и голос постоянно срывался».
«Декка» отказала «Битлз» и предпочла им «Brian Poole and the Tremeloes». Эпстайн пришел в ярость и отправился к Дику Роу - начальнику отдела записи, который отвечал за поиск новых талантов. «Эти мальчики будут популярнее Элвиса», - напыщенно заявил Брайан. Роу снисходительно улыбнулся и выставил его. Та же картина повторилась и на фирмах «Филипс», «Хиз мастерз войс», «Пай» и «Колумбия». «Битлз» стали разочаровываться в своем менеджере, а Брайан потихоньку начал подумывать о том, чтобы бросить это дело и вернуться в Королевскую академию драматического искусства. По словам Питера Брауна, только желание находиться рядом с Джоном удержало его от этого шага.
«Он был буквально ослеплен Джоном, его взглядами, умом и даже жестокостью, - вспоминал один из близких к Эпстайну людей - Брайан порвал все свои прежние связи и тешил себя призрачной надеждой, что когда-нибудь сумеет добиться благосклонности Джона». Чтобы не дать угаснуть этой надежде, Эпстайн был вынужден целиком посвятить себя работе на «Битлз», но их последующий успех следует целиком отнести на счет таланта Маккартни, а не усилий Эпстайна.
В апреле «Битлз» снова поехали в Гамбург, на этот раз уже под руководством Эпстайна. Там их встретило известие о смерти Сатклиффа. Мать Сатклиффа передала тело сына медицинским экспертам, которые спустя два года окончательно установили, что причиной смерти явилась небольшая опухоль - следствие травмы черепа в результате удара по голове.
Брайан, как мог, утешил «Битлз», огорченных потерей друга, которого Эпстайн никогда не знал, и улетел назад в Англию, где снова начал обивать пороги фирм грамзаписи. Чтобы произвести лучшее впечатление на равнодушных к «Битлз» работников студий, Брайан переписал три песни Леннона-Маккартни с пленки, которую таскал с собой, на гибкую пластинку. Сделал он это в магазине фирмы «Хиз мастерз войс» на Оксфорд-стрит. Автором двух песен - «Love of the Loved» и «Like Dreamers Do» был Маккартни, и эти песни так понравились инженеру звукозаписи, что он посоветовал Эпстайну зайти в офис фирмы «Ардмор энд Бичвуд», являющейся дочерним отделением крупной компании EMI.
В «Ардмор энд Бичвуд» записи также понравились, и они в свою очередь посоветовали Эпстайну обратиться к Джорджу Мартину - главе отдела звукозаписи фирмы «Парлофон рекордз», которая тоже, являлась дочерним предприятием EMI. Это была удивительно нужная для обеих сторон по времени встреча. Эпстайн обошел уже все звукозаписывающие фирмы, а Мартин возглавлял компанию, находящуюся на грани закрытия.
Фирма EMI меньше всего уделяла внимания своей компании «Парлофон», которая постоянно была объектом насмешек частично из-за того, что выпускала пластинки с записями выступлений «Гунз» [«Гунз» - группа актеров-комиков, выступавших по радио в 60-е годы, отличалась своеобразным юмором на грани абсурда], а главным образом из-за малого выпуска действительно популярных пластинок. У компании был контракт с Адамом Фейтом, который щеголял укороченным вариантом прически «битлз» еще в то время, когда они сами носили прически «помпадур». Он записал несколько хитов, но затем его популярность упала. Другим певцом, сотрудничавшим с «Парлофон», был Шейн Фентон, но в течение следующего десятилетия в его карьере не наблюдалось заметных взлетов. Поэтому Мартин нуждался в клиентах, которые помогли бы ему сохранить марку фирмы и свою зарплату, которая составляла 1100 фунтов в год. В поисках талантов он даже обходил лондонские бары, но безуспешно. Именно в этот момент и подвернулся Эпстайн.
Эти два человека встретились на следующий после записи день - 9 мая. Мартин не пришел в восторг от того, что услышал на гибкой пластинке, записанной двадцать четыре часа назад. «Это было отвратительно, - вспоминал он. - Я понял, почему это не взяли другие». Однако Мартин оказался стеснен обстоятельствами, и ему уже не приходилось выбирать. «Я искал что-то, - признался он, - и решил рискнуть».
Они заключили соглашение, и Эпстайн помчался на почту, чтобы отправить две телеграммы. Одна, адресованная в газету «Мерсийский бит», гласила: «Заключил контракт для «Битлз» на запись пластинок с фирмой EMI под маркой «Парлофон». Первая запись назначена на 6 июня». Вторая телеграмма направлялась в Гамбург «Битлз»: «Ребята, поздравляю. EMI предлагает записать вас. Пожалуйста, подготовьте новые песни».
Согласно официальной истории ансамбля «Битлз», Эпстайн несколько опередил события, так как на 6 июня была назначена не запись, а только прослушивание, но на самом деле компания «Парлофон» согласилась на запись, даже не видя участников ансамбля. 2 июня «Битлз» вернулись из Гамбурга, а через два дня приехали в Лондон и заключили контракт с фирмой EMI, поэтому, когда они впервые появились в студии звукозаписи, расположенной на улице Эбби-Роуд в лондонском предместье Сент-Джонз-Вуд, они уже считались ансамблем, законно нанятым компанией «Парлофон» для записи грампластинок. Понятно, что Мартин был в отчаянном положении, но в таком же положении был тогда и Эпстайн, поэтому контракт, который он заключил для своих «мальчиков», был самым худшим, который мог когда-либо заключить менеджер.
Компания «Парлофон» обязалась выпускать четыре пластинки в год, при этом «Битлз» полагался смехотворный доход в 1 пенни с каждой проданной пластинки, что, по словам Мартина, составляло «громадную сумму на пятерых». Мартин, который, по его же словам, «прошел хорошую школу промывания мозгов» в EMI, при составлении контракта предусмотрел ежегодное повышение дохода от реализации пластинок на 1 фартинг в течение пяти лет. Он говорил: «Такая система годовых премиальных означала, что они в течение пяти лет будут связаны с EMI. При такой системе их доход с продажи пластинок к концу пятилетнего срока составил бы 2 пенни с пластинки. Эпстайна, который никогда не мог сдать экзамены по математике и собирался стать модельером, ловко надули ребята из большого города». Именно этот контракт заметно ухудшил в дальнейшем отношения между Маккартни и Эпстайном и значительно повлиял на поведение Пола во время будущих финансовых сделок.
Однако летом 1962 года «Битлз» были еще слишком неопытны, чтобы возражать против текста контракта. Их устраивало уже то, что после нескольких лет изнурительной работы и несбыточных мечтаний у них появился контракт на выпуск их пластинок. А в лице Мартина они увидели человека, который сразу разделил их веру в собственный талант и имел возможность что-то сделать для них.
«Они были нахальными, но с большим чувством юмора, - говорил Мартин. - Мне это нравилось. Я знал, что в них есть искра Божья». Ярким примером такого чувства юмора послужил ответ Харрисона на вопрос Мартина, который спросил: «Вас что-нибудь не устраивает?» - на что Харрисон ответил ему: «Да. Для начала ваш галстук».
Такая шутливая непочтительность стала отличительной чертой «Битлз», хотя Маккартни никогда не придавал этому особого значения. «Как и все уличные мальчишки, мы называли это просто остротами, - говорит Пол, - ведь 50-е годы как раз и были этим знаменательны, и подобные шутки очень поощрялись, во всяком случае, в Ливерпуле».
В тот день подобная острота могла бы и не вызвать восторга. Харрисон вспоминал, что после его ответа все остальные стали уверять Мартина, что им все здесь нравится и они хотят записывать пластинки. Но Мартин тоже обладал чувством юмора, и инцидент был исчерпан.
Однако возникли музыкальные проблемы. Сначала Мартин хотел, чтобы их записи представляли собой выступление певца в сопровождении ансамбля на манер Клиффа Ричарда и группы «Шедоуз», а солистом должен был быть самый симпатичный из них - Пол Маккартни. «К счастью для меня и для всего мира, я на это не согласился, - говорил Маккартни и тут же добавлял: - Да и Джону это бы не понравилось».
Но когда дело коснулось техники записи, «Битлз» были вынуждены прислушиваться к тому, о чем им говорил Мартин. Он был экспертом, а они исполнителями. Мартин вспоминал: «Сначала они очень нуждались во мне, потому что ничего не знали в этом деле, и при постановке звучания следовали моим указаниям». Но даже тогда у них уже были свои определенные условия. Первая запись прошла удачно, они записали песни Маккартни «PS I Love You» и «Love Me Do», Леннона «Ask Why» и неувядающую «Besame Mucho», но для выпуска пластинки качество записи было недостаточно хорошим. Когда в сентябре они снова пришли на Эбби-Роуд, Мартин захотел, чтобы они записали песню известного поп-композитора Митча Мюррея «How Do You Do It», но «Битлз» отказались, чем вызвали недовольство Мартина (впоследствии другая ливерпульская группа «Gerry and the Pacemakers» заняла с этой песней первое место в хит-параде). Он сказал: «Эта песня может сделать название «Битлз» таким же популярным в стране, как «Харпик» [«Харпик» - фирменное название порошка для чистки сантехники]. Когда сможете сами написать такую песню, я ее запишу».
Но Леннон и Маккартни твердо стояли на своем. Они хотели записывать только свои собственные песни, и песня Митча Мюррея так и не прозвучала в их исполнении. Пол говорил: «Мы ненавидели эту песню и не хотели ее исполнять. Мы чувствовали, что у нас есть свой стиль, стиль «Битлз», который знали в Гамбурге и Ливерпуле. Когда мы приехали в Лондон, у нас не было желания взбудоражить его, превратившись в одну из забойных групп, но при этом пожертвовав собственным стилем. Мы понимали, что «How Do You Do It» была одной из лучших песен, и Джордж настаивал на ее записи, но мы хотели исполнять только свои песни. Мы сказали, что будем жить и умирать с песней «Love Me Do», хотя понимали, что она менее привлекательна, но идти нам надо было своим путем. Ведь мы старались сохранить собственное лицо».
Больше всех на этом настаивал Пол. Он писал песни с четырнадцати дет и был убежден, что они звучат совсем не хуже других. К тому же эти две песни «Love Me Do» и «PS I Love You», которые они хотели записать как «Леннон-Маккартни», были написаны Полом.
Обозначение авторства песен «Леннон-Маккартни» было выбрано для удобства обоих авторов. Мартин подчеркивал, что они никогда не представляли собой команду типа «Роджерс энд Харт», а «просто были авторами песен, в чем-то помогавшими друг другу». Поначалу более продуктивным из них в этой области был Маккартни, он мог писать песни буквально по заказу. «Я просто очень удачлив, - говорит Пол. - У меня дар. Если вы предложите мне прямо сейчас написать мелодию, я выйду на пять минут и гарантирую, что вернусь назад с новой мелодией».
«Он может стать первоклассным халтурщиком, - говорил Мартин и добавлял: - Я не думаю, что он сильно гордится этим». Но рядом с ним был Леннон, который обрывал Пола и часто добавлял в его песни слова, очищающие их от банальности и дающие им определенную направленность. Это был знаменательный процесс, и, даже не подозревая этого, они зачастую приближались к эталону гениального содружества. Один из них предлагал ряд аккордов, другой что-то добавлял, и затем все проигрывалось снова и снова, пока не рождалась готовая песня. Джон и Пол считали, что при такой системе справедливо было делить авторство.
Сначала Маккартни хотел, чтобы его имя стояло первым, но потом его убедили, что Леннон-Маккартни звучит лучше. Именно здесь проявились первые признаки конкуренции между ними, но это была здоровая и продуктивная конкуренция, результатом которой явился величайший в истории поп-музыки сборник песен. По словам Мартина, Маккартни все время «старался быть лучше, особенно он старался сравняться в таланте с Джоном в плане написания стихов к песням». Пол также вел тщательный учет того, чьи песни записывались (что делал и Леннон), и никогда не стремился протолкнуть вперед свои собственные. И в те безоблачные дни, до того как проявилось различие их талантов и стилей, именно простые мелодии Маккартни привлекли внимание Мартина.
Нельзя сказать, что Мартину действительно нравились песни «Love Me Do» или «PS I Love You». Мелодии песен он считал банальными, а стихи Маккартни типа «люби меня, ты знаешь, что я люблю тебя» - примитивными. Он говорил, что те первые песни были «просто ужасными». По его словам, он выбрал «Love Me Do» для стороны «А» их первого сингла только потому, что она была лучшей из предложенных. Однако существовала еще одна проблема, требующая решения, - извечная проблема ударника.
Пит работал с ансамблем уже два года. «Я был с ними в самые трудные времена», - с горечью подчеркивал Пит. А теперь, когда в судьбе ансамбля наметился поворот к лучшему, дверь в ансамбль была для него закрыта. Но почему? На этот счет существует несколько предположений, но истина, наверное, состоит в единстве всех этих предположений.
Бест никогда в действительности не был частью «семьи «Битлз». Его пригласили в группу в силу необходимости, накануне первой поездки в Гамбург, и Пит так и не прижился в ансамбле. Он продолжал зачесывать волосы назад, не принимал таблетки, как это делали остальные. «Он действительно был сам по себе», - вспоминала Астрид. Существовала проблема и с его мастерством. Джордж Мартин считал его не очень хорошим ударником, этой же точки зрения придерживался и Пол. Однажды Мартин сказал Эпстайну: «Этот ударник не очень хорош, при таком ударнике ухудшается общая картина». Эти слова только подтвердили всегдашнюю убежденность в этом Пола.
Джим Маккартни как-то предупредил Беста, что не стоит концентрировать на себе все внимание публики, поскольку это «слишком эгоистично» с его стороны. Но Пол не считает, что Беста уволили за то, что он был симпатичным и пользовался большим успехом. Мона Бест была все же другого мнения, она настаивала на том, что ее сын - самый популярный член ансамбля и остальных это якобы злило. «Они выгнали его просто из зависти, так как именно мастерство Пита определило их успех».
Джон Леннон рассказывал фотографу Гарри Бенсону, который поехал в США с «Битлз» по поручению газеты «Дейли экспресс» и вскоре стал одним из лучших американских фотографов, что они были утомлены Моной Бест, пытавшейся руководить группой и направлять их деятельность. И, чтобы избавиться от нее, они вынуждены были избавиться от ее сына.
Нил Аспинол винил во всем Харрисона. Харрисон был самым младшим из трех основных участников ансамбля, он горячо восхищался Ринго, подружился с ним и хотел, чтобы тот играл в ансамбле. Среди «Битлз» царило единодушие, в котором не находилось места для Пита. По словам Ринго, «Джордж был главным инициатором моего приема в группу, потому что ему нравилась моя игра».
Спенсер Мейсон говорит, что это была работа Брайана Эпстайна. «Брайану нравился Пит, и он стал его домогаться. Однажды Эпстайн посадил Беста в свой новенький «форд-зодиак» и предложил ему провести ночь в гостинице, но Пит настоял на том, чтобы Брайан отвез его домой. С тех пор Брайан невзлюбил его. Конечно, игра Ринго отличалась большой строгостью, но строгость Беста как мужчины привела к тому, что Эпстайн выгнал его».
Эпстайн настаивал на том, что ему всегда нравился Бест. «Он был очень симпатичным, его ожидало большое будущее, и я очень расстроился, когда однажды вечером трое «Битлз» пришли ко мне и сказали, что не хотят выступать с Бестом».
Эпстайн пригласил Беста к себе в кабинет во вторник утром 16 августа. «Он был очень встревожен, - вспоминает Бест. - Он все крутил вокруг да около и, наконец решившись, сказал: «Пит, у меня для тебя плохая новость. Ребята хотят вместо тебя взять Ринго». В качестве извинения он привел мнение Джорджа Мартина об игре Ринго. «Но если я был не очень хорошим ударником, то почему продержался в ансамбле два с половиной года? Почему они не взяли другого ударника после нашего первого возвращения в Ливерпуль? Почему Ринго не попросился в ансамбль тогда, а сделал это спустя два года, когда мы были на пути к успеху?» Ответ на этот печальный вопрос заключается в том, что «Битлз» всегда испытывали трудности с ударником. Найти его было довольно трудно, а удержать еще труднее, но Пит не собирался уходить, и «Битлз» держали его до момента подписания контракта, согласно которому участники ансамбля не имели права уходить из ансамбля и переходить в другой.
«Я был очарован ими, - признавался Эпстайн - Одеты они были довольно небрежно, но это был их лучший наиболее привлекательный вид - черные кожаные куртки, джинсы и, конечно, длинные волосы… Как бы то ни было, они выглядели великолепно». И как бы то ни было, лучше всех выглядел Джон.
Питер Браун вспоминает: «Он был без ума от Джона и поэтому так предан ансамблю. Нельзя сказать, что он не верил в их музыкальный талант - он верил в него, но Эпстайн преклонялся перед Джоном. Он вовсе не интересовался хорошеньким мальчиком Полом, потому что Пол не привлекал Брайана в физическом плане».
Подобное равнодушие было взаимным, потом оно переросло в антипатию. Браун говорил: «У Пола не было необходимости что-либо предпринимать, чтобы понравиться мужчине, женщине или даже животному, он и так был очень обаятельным. Но в, сексуальном плане его влекло только к партнерам противоположного пола». Леннона, конечно, тоже интересовали представительницы противоположного пола, но его всегда привлекали эксперименты, он всегда стремился попробовать чего-нибудь новенького и верил, что в жизни надо поступать именно так. Он находил забавным тот интерес, который проявлял к нему Эпстайн, и подыгрывал ему в свое удовольствие.
Маккартни, будучи папенькиным сынком, держался в стороне от этого, однако у Эпстайна было кое-что еще, чем он мог заинтересовать Пола. Концерты в Ливерпуле и Гамбурге, так привлекавшие «Битлз» вначале, стали превращаться в бесцельный механический труд. Маккартни искал какой-то выход, и именно Эпстайн этот выход обещал. Он говорил: «У меня есть деньги, машина, магазин грампластинок, думаю, это вам поможет». Кроме этого, у него был энтузиазм, связи и неподдельная заинтересованность в процветании «Битлз», что в музыкальном плане означало процветание Леннона и Маккартни.
После того как «Битлз» расстались с Уильямсом, у них не было менеджера, и, когда Эпстайн предложил им взять их под свое крыло, они согласились, хотя и без особого желания. Харрисон, Леннон, Бест и Вулер, который всегда подозрительно относился к этой идее, приехали по приглашению Эпстайна к нему в NEMS, опоздав при этом на час. Однако Маккартни не явился и к этому сроку, так как… принимал ванну. Подобное пренебрежение разозлило Эпстайна. «Он опаздывает, это неприлично», - сердито заявил Эпстайн.
«Зато будет очень чистым», - ответил Харрисон.
Когда чисто вымытый Маккартни все же явился, Эпстайн уже поостыл, и соглашение было подписано. Это произошло через месяц после первого визита Эпстайна в «Каверн». К этому времени ансамбль уже целиком пленил его, и он напоминал одержимого любовника. Когда Мейкин отказался иметь дело с тем, что считал безнадежной затеей несчастных юнцов, Эпстайн составил стандартный контракт, и именно этот формальный контракт четверка «Битлз» подписала в клубе Моны Бест «Касбах» спустя шесть недель после того «знаменательного» дня, когда Маккартни принимал ванну.
Джим Маккартни с подозрением относился к этой сделке, но Эпстайн пришел к нему домой и своим энтузиазмом убедил Джима. Эта история повторилась и с теткой Леннона Мими. Эпстайн сказал ей: «У Джона не будет никаких неприятностей, остальные меня не волнуют, но я всегда буду заботиться о нем».
Однако этот контракт не имел законной силы, Харрисон и Маккартни были несовершеннолетними, а кроме того, в порыве радости Эпстайн забыл поставить под контрактом свою подпись. По мнению Пита Беста, этот контракт не стоил бумаги, на которой был написан, но для остальных троих участников ансамбля он определял основу их взаимоотношений с Эпстайном на протяжении последующих шести лет вплоть до его смерти.
Условия Эпстайна были стандартными для того времени, и даже по многим позициям лучше, чем «Битлз» смогли бы добиться, если бы кто-то еще пожелал заключить с ними контракт. Но других предложений не было. Маккартни вспоминал: «В то время нам приходилось выслушивать примерно одно и то же: «Откуда вы? Из Ливерпуля? Так вы там никогда ничего не добьетесь». В «Каверн» заходили агенты и менеджеры, но это была местная публика, и работу они могли предложить только в Ливерпуле.
Эпстайн обещал, что их заработки возрастут вдвое, хотя сам не знал, как это сделать. Но самое главное заключалось в том, что он посулил «Битлз» обеспечить выпуск их пластинок в Великобритании. В обмен на это он потребовал 25 процентов от доходов, «Битлз» попытались урезать эту цифру до 20 процентов, но Эпстайн твердо стоял на своем, объясняя это тем, что дополнительные 5 процентов необходимы ему для покрытия расходов по стимулированию сбыта пластинок.
И это было с его стороны не столько надувательством, сколько просто упрямством. Синтия Леннон вспоминала, как Джон пришел домой и объявил, что у них теперь есть менеджер-еврей, который поклялся, что «Битлз» будут популярнее Элвиса Пресли.
Отец Эпстайна был очень недоволен последним капризом сына, но Брайан заверил его, что будет заниматься этим между делом, а основное время целиком посвятит NEMS. Это его обещание оказалось таким же пустым, как и остальные, которые он давал родителям на протяжении многих лет. С того момента, как ансамбль согласился вручить ему в руки свою судьбу, Эпстайн полностью посвятил себя «Битлз». Он сам стал вместо Моны Бест подыскивать ангажементы, убедил их изменить поведение на сцене, то есть прекратить скандалить и есть на сцене, заставил составить часовую программу, состоящую из тщательно отрепетированных номеров.
Но самые значительные изменения Эпстайн внес в их одежду. 24 марта 1962 года, как раз перед выступлением на сцене Барнстонского женского колледжа, Брайан подарил каждому из участников ансамбля сшитый на заказ костюм из серого твида с узкими лацканами и галстук в тон костюму, что обошлось ему по 40 фунтов на каждого. С этого момента «Битлз» должны были одеваться и вести себя как профессиональные исполнители.
Леннону не нравились подобные перемены, и еще более они не понравились ему, когда группы типа «Роллинг стоунз» стали выходить ни сцену одетые так, как им хотелось, а их непринужденная манера поведения на сцене позволяла им добиваться почти такой же популярности, какой достигли «Битлз». Было что-то жалкое, немужское в четырех взрослых мужчинах, одетых одинаково, вплоть до ботинок «Челси» на высоком каблуке. Билл Уайман, бас-гитарист из «Роллинг стоунз», насмешливо замечал: «Четыре стереотипных парня, они выглядели абсолютно одинаково». Они были больше похожи на кукол Барби, чем на рокеров, и Джон Леннон, жизненным кредо которого было бунтарство, решил, что это наносит ущерб всему делу.
Маккартни был более послушным и ответственным. Когда Эпстайн предложил изменить внешний вид, Маккартни немедленно согласился и отклонил возражения остальных. Затем он набросал несколько эскизов костюмов с узкими лацканами, которые и были потом сшиты на заказ. Питер Браун вспоминал: «Полу очень хотелось добиться успеха, и он считал, что Брайан поступает правильно. В решении вопроса внешнего вида главная роль принадлежала Брайану, и, будучи аккуратным, послушным представителем среднего класса, Пол согласился с ним». Затем Пол убедил и Леннона.
Браун говорит: «Леннон с самого начала был противником подобного прилизывания, но согласился, потому что хотел стать звездой. Другая причина, по которой он пошел на это, состояла в том, что Джон, используя свое влияние на Брайана, мог прекратить это в любое время».
Как оказалось впоследствии, это был мастерский ход, но их звездный час наступил гораздо позже, чем они ожидали. Репутация Эпстайна как одного из крупнейших розничных торговцев грампластинками в северной Англии позволила ему договориться о прослушивании «Битлз» на одной из крупнейших фирм звукозаписи «Декка», но прослушивание все откладывалось, и Эпстайн понял, что, какой бы влиятельной фигурой он ни считался в Ливерпуле, в Лондоне он имел очень маленький вес.
Прослушивание было назначено на 1 января 1962 года, Нил Аспинол повез их в Лондон в своем фургоне. По дороге они заблудились и провели новогодний вечер, шляясь по лондонскому Уэст-Энду, где им предлагали марихуану, от которой они отказались. Прослушивание состоялось в студии фирмы «Декка» в Уэст-Хампстеде. Поскольку их старенький усилитель оказался нестандартным, «Битлз» пришлось при записи использовать незнакомую аппаратуру. Они повторили репертуар своих первых выступлений, состоявшихся в «Кайзеркеллере» восемнадцать месяцев назад, при этом сильно нервничали и чувствовали себя неуверенно.
Не помог и репертуар из пятнадцати песен, отобранных Эпстайном. Это был беспорядочный набор старых шлягеров типа «Red Sails in the Sunset» и «Besame Mucho», в котором оказались всего лишь три оригинальные композиции Леннон-Маккартни. Но это был последний раз, когда Леннон и Маккартни позволили Эпстайну вмешиваться в их музыкальные дела.
«Пол не мог исполнить ни одной песни, - вспоминал Аспинол. - Он слишком нервничал, и голос постоянно срывался».
«Декка» отказала «Битлз» и предпочла им «Brian Poole and the Tremeloes». Эпстайн пришел в ярость и отправился к Дику Роу - начальнику отдела записи, который отвечал за поиск новых талантов. «Эти мальчики будут популярнее Элвиса», - напыщенно заявил Брайан. Роу снисходительно улыбнулся и выставил его. Та же картина повторилась и на фирмах «Филипс», «Хиз мастерз войс», «Пай» и «Колумбия». «Битлз» стали разочаровываться в своем менеджере, а Брайан потихоньку начал подумывать о том, чтобы бросить это дело и вернуться в Королевскую академию драматического искусства. По словам Питера Брауна, только желание находиться рядом с Джоном удержало его от этого шага.
«Он был буквально ослеплен Джоном, его взглядами, умом и даже жестокостью, - вспоминал один из близких к Эпстайну людей - Брайан порвал все свои прежние связи и тешил себя призрачной надеждой, что когда-нибудь сумеет добиться благосклонности Джона». Чтобы не дать угаснуть этой надежде, Эпстайн был вынужден целиком посвятить себя работе на «Битлз», но их последующий успех следует целиком отнести на счет таланта Маккартни, а не усилий Эпстайна.
В апреле «Битлз» снова поехали в Гамбург, на этот раз уже под руководством Эпстайна. Там их встретило известие о смерти Сатклиффа. Мать Сатклиффа передала тело сына медицинским экспертам, которые спустя два года окончательно установили, что причиной смерти явилась небольшая опухоль - следствие травмы черепа в результате удара по голове.
Брайан, как мог, утешил «Битлз», огорченных потерей друга, которого Эпстайн никогда не знал, и улетел назад в Англию, где снова начал обивать пороги фирм грамзаписи. Чтобы произвести лучшее впечатление на равнодушных к «Битлз» работников студий, Брайан переписал три песни Леннона-Маккартни с пленки, которую таскал с собой, на гибкую пластинку. Сделал он это в магазине фирмы «Хиз мастерз войс» на Оксфорд-стрит. Автором двух песен - «Love of the Loved» и «Like Dreamers Do» был Маккартни, и эти песни так понравились инженеру звукозаписи, что он посоветовал Эпстайну зайти в офис фирмы «Ардмор энд Бичвуд», являющейся дочерним отделением крупной компании EMI.
В «Ардмор энд Бичвуд» записи также понравились, и они в свою очередь посоветовали Эпстайну обратиться к Джорджу Мартину - главе отдела звукозаписи фирмы «Парлофон рекордз», которая тоже, являлась дочерним предприятием EMI. Это была удивительно нужная для обеих сторон по времени встреча. Эпстайн обошел уже все звукозаписывающие фирмы, а Мартин возглавлял компанию, находящуюся на грани закрытия.
Фирма EMI меньше всего уделяла внимания своей компании «Парлофон», которая постоянно была объектом насмешек частично из-за того, что выпускала пластинки с записями выступлений «Гунз» [«Гунз» - группа актеров-комиков, выступавших по радио в 60-е годы, отличалась своеобразным юмором на грани абсурда], а главным образом из-за малого выпуска действительно популярных пластинок. У компании был контракт с Адамом Фейтом, который щеголял укороченным вариантом прически «битлз» еще в то время, когда они сами носили прически «помпадур». Он записал несколько хитов, но затем его популярность упала. Другим певцом, сотрудничавшим с «Парлофон», был Шейн Фентон, но в течение следующего десятилетия в его карьере не наблюдалось заметных взлетов. Поэтому Мартин нуждался в клиентах, которые помогли бы ему сохранить марку фирмы и свою зарплату, которая составляла 1100 фунтов в год. В поисках талантов он даже обходил лондонские бары, но безуспешно. Именно в этот момент и подвернулся Эпстайн.
Эти два человека встретились на следующий после записи день - 9 мая. Мартин не пришел в восторг от того, что услышал на гибкой пластинке, записанной двадцать четыре часа назад. «Это было отвратительно, - вспоминал он. - Я понял, почему это не взяли другие». Однако Мартин оказался стеснен обстоятельствами, и ему уже не приходилось выбирать. «Я искал что-то, - признался он, - и решил рискнуть».
Они заключили соглашение, и Эпстайн помчался на почту, чтобы отправить две телеграммы. Одна, адресованная в газету «Мерсийский бит», гласила: «Заключил контракт для «Битлз» на запись пластинок с фирмой EMI под маркой «Парлофон». Первая запись назначена на 6 июня». Вторая телеграмма направлялась в Гамбург «Битлз»: «Ребята, поздравляю. EMI предлагает записать вас. Пожалуйста, подготовьте новые песни».
Согласно официальной истории ансамбля «Битлз», Эпстайн несколько опередил события, так как на 6 июня была назначена не запись, а только прослушивание, но на самом деле компания «Парлофон» согласилась на запись, даже не видя участников ансамбля. 2 июня «Битлз» вернулись из Гамбурга, а через два дня приехали в Лондон и заключили контракт с фирмой EMI, поэтому, когда они впервые появились в студии звукозаписи, расположенной на улице Эбби-Роуд в лондонском предместье Сент-Джонз-Вуд, они уже считались ансамблем, законно нанятым компанией «Парлофон» для записи грампластинок. Понятно, что Мартин был в отчаянном положении, но в таком же положении был тогда и Эпстайн, поэтому контракт, который он заключил для своих «мальчиков», был самым худшим, который мог когда-либо заключить менеджер.
Компания «Парлофон» обязалась выпускать четыре пластинки в год, при этом «Битлз» полагался смехотворный доход в 1 пенни с каждой проданной пластинки, что, по словам Мартина, составляло «громадную сумму на пятерых». Мартин, который, по его же словам, «прошел хорошую школу промывания мозгов» в EMI, при составлении контракта предусмотрел ежегодное повышение дохода от реализации пластинок на 1 фартинг в течение пяти лет. Он говорил: «Такая система годовых премиальных означала, что они в течение пяти лет будут связаны с EMI. При такой системе их доход с продажи пластинок к концу пятилетнего срока составил бы 2 пенни с пластинки. Эпстайна, который никогда не мог сдать экзамены по математике и собирался стать модельером, ловко надули ребята из большого города». Именно этот контракт заметно ухудшил в дальнейшем отношения между Маккартни и Эпстайном и значительно повлиял на поведение Пола во время будущих финансовых сделок.
Однако летом 1962 года «Битлз» были еще слишком неопытны, чтобы возражать против текста контракта. Их устраивало уже то, что после нескольких лет изнурительной работы и несбыточных мечтаний у них появился контракт на выпуск их пластинок. А в лице Мартина они увидели человека, который сразу разделил их веру в собственный талант и имел возможность что-то сделать для них.
«Они были нахальными, но с большим чувством юмора, - говорил Мартин. - Мне это нравилось. Я знал, что в них есть искра Божья». Ярким примером такого чувства юмора послужил ответ Харрисона на вопрос Мартина, который спросил: «Вас что-нибудь не устраивает?» - на что Харрисон ответил ему: «Да. Для начала ваш галстук».
Такая шутливая непочтительность стала отличительной чертой «Битлз», хотя Маккартни никогда не придавал этому особого значения. «Как и все уличные мальчишки, мы называли это просто остротами, - говорит Пол, - ведь 50-е годы как раз и были этим знаменательны, и подобные шутки очень поощрялись, во всяком случае, в Ливерпуле».
В тот день подобная острота могла бы и не вызвать восторга. Харрисон вспоминал, что после его ответа все остальные стали уверять Мартина, что им все здесь нравится и они хотят записывать пластинки. Но Мартин тоже обладал чувством юмора, и инцидент был исчерпан.
Однако возникли музыкальные проблемы. Сначала Мартин хотел, чтобы их записи представляли собой выступление певца в сопровождении ансамбля на манер Клиффа Ричарда и группы «Шедоуз», а солистом должен был быть самый симпатичный из них - Пол Маккартни. «К счастью для меня и для всего мира, я на это не согласился, - говорил Маккартни и тут же добавлял: - Да и Джону это бы не понравилось».
Но когда дело коснулось техники записи, «Битлз» были вынуждены прислушиваться к тому, о чем им говорил Мартин. Он был экспертом, а они исполнителями. Мартин вспоминал: «Сначала они очень нуждались во мне, потому что ничего не знали в этом деле, и при постановке звучания следовали моим указаниям». Но даже тогда у них уже были свои определенные условия. Первая запись прошла удачно, они записали песни Маккартни «PS I Love You» и «Love Me Do», Леннона «Ask Why» и неувядающую «Besame Mucho», но для выпуска пластинки качество записи было недостаточно хорошим. Когда в сентябре они снова пришли на Эбби-Роуд, Мартин захотел, чтобы они записали песню известного поп-композитора Митча Мюррея «How Do You Do It», но «Битлз» отказались, чем вызвали недовольство Мартина (впоследствии другая ливерпульская группа «Gerry and the Pacemakers» заняла с этой песней первое место в хит-параде). Он сказал: «Эта песня может сделать название «Битлз» таким же популярным в стране, как «Харпик» [«Харпик» - фирменное название порошка для чистки сантехники]. Когда сможете сами написать такую песню, я ее запишу».
Но Леннон и Маккартни твердо стояли на своем. Они хотели записывать только свои собственные песни, и песня Митча Мюррея так и не прозвучала в их исполнении. Пол говорил: «Мы ненавидели эту песню и не хотели ее исполнять. Мы чувствовали, что у нас есть свой стиль, стиль «Битлз», который знали в Гамбурге и Ливерпуле. Когда мы приехали в Лондон, у нас не было желания взбудоражить его, превратившись в одну из забойных групп, но при этом пожертвовав собственным стилем. Мы понимали, что «How Do You Do It» была одной из лучших песен, и Джордж настаивал на ее записи, но мы хотели исполнять только свои песни. Мы сказали, что будем жить и умирать с песней «Love Me Do», хотя понимали, что она менее привлекательна, но идти нам надо было своим путем. Ведь мы старались сохранить собственное лицо».
Больше всех на этом настаивал Пол. Он писал песни с четырнадцати дет и был убежден, что они звучат совсем не хуже других. К тому же эти две песни «Love Me Do» и «PS I Love You», которые они хотели записать как «Леннон-Маккартни», были написаны Полом.
Обозначение авторства песен «Леннон-Маккартни» было выбрано для удобства обоих авторов. Мартин подчеркивал, что они никогда не представляли собой команду типа «Роджерс энд Харт», а «просто были авторами песен, в чем-то помогавшими друг другу». Поначалу более продуктивным из них в этой области был Маккартни, он мог писать песни буквально по заказу. «Я просто очень удачлив, - говорит Пол. - У меня дар. Если вы предложите мне прямо сейчас написать мелодию, я выйду на пять минут и гарантирую, что вернусь назад с новой мелодией».
«Он может стать первоклассным халтурщиком, - говорил Мартин и добавлял: - Я не думаю, что он сильно гордится этим». Но рядом с ним был Леннон, который обрывал Пола и часто добавлял в его песни слова, очищающие их от банальности и дающие им определенную направленность. Это был знаменательный процесс, и, даже не подозревая этого, они зачастую приближались к эталону гениального содружества. Один из них предлагал ряд аккордов, другой что-то добавлял, и затем все проигрывалось снова и снова, пока не рождалась готовая песня. Джон и Пол считали, что при такой системе справедливо было делить авторство.
Сначала Маккартни хотел, чтобы его имя стояло первым, но потом его убедили, что Леннон-Маккартни звучит лучше. Именно здесь проявились первые признаки конкуренции между ними, но это была здоровая и продуктивная конкуренция, результатом которой явился величайший в истории поп-музыки сборник песен. По словам Мартина, Маккартни все время «старался быть лучше, особенно он старался сравняться в таланте с Джоном в плане написания стихов к песням». Пол также вел тщательный учет того, чьи песни записывались (что делал и Леннон), и никогда не стремился протолкнуть вперед свои собственные. И в те безоблачные дни, до того как проявилось различие их талантов и стилей, именно простые мелодии Маккартни привлекли внимание Мартина.
Нельзя сказать, что Мартину действительно нравились песни «Love Me Do» или «PS I Love You». Мелодии песен он считал банальными, а стихи Маккартни типа «люби меня, ты знаешь, что я люблю тебя» - примитивными. Он говорил, что те первые песни были «просто ужасными». По его словам, он выбрал «Love Me Do» для стороны «А» их первого сингла только потому, что она была лучшей из предложенных. Однако существовала еще одна проблема, требующая решения, - извечная проблема ударника.
Пит работал с ансамблем уже два года. «Я был с ними в самые трудные времена», - с горечью подчеркивал Пит. А теперь, когда в судьбе ансамбля наметился поворот к лучшему, дверь в ансамбль была для него закрыта. Но почему? На этот счет существует несколько предположений, но истина, наверное, состоит в единстве всех этих предположений.
Бест никогда в действительности не был частью «семьи «Битлз». Его пригласили в группу в силу необходимости, накануне первой поездки в Гамбург, и Пит так и не прижился в ансамбле. Он продолжал зачесывать волосы назад, не принимал таблетки, как это делали остальные. «Он действительно был сам по себе», - вспоминала Астрид. Существовала проблема и с его мастерством. Джордж Мартин считал его не очень хорошим ударником, этой же точки зрения придерживался и Пол. Однажды Мартин сказал Эпстайну: «Этот ударник не очень хорош, при таком ударнике ухудшается общая картина». Эти слова только подтвердили всегдашнюю убежденность в этом Пола.
Джим Маккартни как-то предупредил Беста, что не стоит концентрировать на себе все внимание публики, поскольку это «слишком эгоистично» с его стороны. Но Пол не считает, что Беста уволили за то, что он был симпатичным и пользовался большим успехом. Мона Бест была все же другого мнения, она настаивала на том, что ее сын - самый популярный член ансамбля и остальных это якобы злило. «Они выгнали его просто из зависти, так как именно мастерство Пита определило их успех».
Джон Леннон рассказывал фотографу Гарри Бенсону, который поехал в США с «Битлз» по поручению газеты «Дейли экспресс» и вскоре стал одним из лучших американских фотографов, что они были утомлены Моной Бест, пытавшейся руководить группой и направлять их деятельность. И, чтобы избавиться от нее, они вынуждены были избавиться от ее сына.
Нил Аспинол винил во всем Харрисона. Харрисон был самым младшим из трех основных участников ансамбля, он горячо восхищался Ринго, подружился с ним и хотел, чтобы тот играл в ансамбле. Среди «Битлз» царило единодушие, в котором не находилось места для Пита. По словам Ринго, «Джордж был главным инициатором моего приема в группу, потому что ему нравилась моя игра».
Спенсер Мейсон говорит, что это была работа Брайана Эпстайна. «Брайану нравился Пит, и он стал его домогаться. Однажды Эпстайн посадил Беста в свой новенький «форд-зодиак» и предложил ему провести ночь в гостинице, но Пит настоял на том, чтобы Брайан отвез его домой. С тех пор Брайан невзлюбил его. Конечно, игра Ринго отличалась большой строгостью, но строгость Беста как мужчины привела к тому, что Эпстайн выгнал его».
Эпстайн настаивал на том, что ему всегда нравился Бест. «Он был очень симпатичным, его ожидало большое будущее, и я очень расстроился, когда однажды вечером трое «Битлз» пришли ко мне и сказали, что не хотят выступать с Бестом».
Эпстайн пригласил Беста к себе в кабинет во вторник утром 16 августа. «Он был очень встревожен, - вспоминает Бест. - Он все крутил вокруг да около и, наконец решившись, сказал: «Пит, у меня для тебя плохая новость. Ребята хотят вместо тебя взять Ринго». В качестве извинения он привел мнение Джорджа Мартина об игре Ринго. «Но если я был не очень хорошим ударником, то почему продержался в ансамбле два с половиной года? Почему они не взяли другого ударника после нашего первого возвращения в Ливерпуль? Почему Ринго не попросился в ансамбль тогда, а сделал это спустя два года, когда мы были на пути к успеху?» Ответ на этот печальный вопрос заключается в том, что «Битлз» всегда испытывали трудности с ударником. Найти его было довольно трудно, а удержать еще труднее, но Пит не собирался уходить, и «Битлз» держали его до момента подписания контракта, согласно которому участники ансамбля не имели права уходить из ансамбля и переходить в другой.