Позже они еще немного поплавали, в этот раз вокруг скал, обследуя их. Выбрались на камни с другой стороны, но там солнце палило нещадно, и им пришлось быстренько нырнуть в воду. Мимо проскользнул небольшой косяк рыб, совсем рядом заколыхалась медуза. Вернувшись к своим полотенцам, молодые люди допили теплую кока-колу и еще немного посидели на камнях, болтая о всяких пустяках. Наконец Дэвид пристально взглянул на солнце и объявил, что пора возвращаться на яхту.
Судно, слава Богу, оказалось на месте, в целости и сохранности. Лиза тут же помчалась одеваться. Несмотря на крем, солнечная ванна в непосредственной близости от воды оказалась все же нелегким испытанием для ее светлой кожи. Ей было необходимо хотя бы срочно смыть соль. К тому времени, когда Лиза привела себя в порядок, оделась и вышла на палубу, яхта уже развернулась и устремилась вдоль берега. Дэвид поднял парус, и море с легкостью подхватило небольшое суденышко. Лиза присоединилась к Дэвиду на корме и с удовольствием взялась вместе с ним за штурвал.
– Сегодня большого веселья не получится, – пояснил Дэвид. – Ветер не тот.
Лиза слабо представляла себе, что такое «большое веселье», ей пока и этого было вполне достаточно. Подставляя лицо ветру, она впитывала свежий морской воздух и ощущала себя невесомой. Предоставив Дэвиду все технические проблемы, она бездумно отдалась движению, полностью отрешившись от всех мыслей.
Когда Дэвид убрал парус, включил мотор и направил яхту к берегу, Лиза даже немного огорчилась. Прогулка была такой прекрасной, дарила такое божественное ощущение легкости и покоя, что жаль было вновь спускаться на грешную землю. Только сейчас Лиза поняла, в каком постоянном напряжении жила, причем не один день или месяц, а целые годы. И она была искренне благодарна Дэвиду, что он, хоть и невольно, нашел способ дать ей полностью расслабиться и разрядиться.
Причалив к берегу у небольшого селения, Дэвид повел Лизу в местную тратторию. Названия в меню ей абсолютно ни о чем не говорили, и только после долгих объяснений ее спутника и молоденькой официантки она сумела, наконец, выбрать себе блюдо. Когда же его принесли, у Лизы глаза округлились от ужаса.
– Боже мой, Дэвид, это что, шутка? – возмущенно спросила она. – Одному человеку столько съесть просто не под силу! Это же порция на троих, не меньше!
– Мне грустно тебя огорчать, – покачал головой Дэвид, – но это порция на одного. И попробуй только не съесть – местный повар наложит на себя руки.
Веселые искорки, плясавшие в глазах Дэвида, мягко говоря, не вязались с его сокрушенным видом. Сердито хмурясь, Лиза с тяжелым вздохом взялась за вилку. Впрочем, ощущение того, что ее разыграли, пропало, стоило ей увидеть, какого размера блюдо принесли Дэвиду. При этом вид у него сделался довольный, как у кота, которому предложили миску сметаны.
– Отлично! – бодро заявил Дэвид. – Приступим. Вот увидишь, справиться с этой горой вкуснотищи будет гораздо проще, чем ты ожидала. Спешить нам некуда, сейчас начнется сиеста, а в сиесту здесь по улицам одни дураки разгуливают – на потеху местной публике. Допивай свое вино, и давай закажем другой сорт – тот больше подойдет под морепродукты.
К изумлению Лизы, Дэвид оказался прав. То ли после морской прогулки у нее разыгрался аппетит, то ли ассорти из даров моря оказалось уж очень вкусным, но постепенно ее тарелка стала пустеть. Гора раковин понемногу росла, и Лиза с наслаждением открывала для себя все новые деликатесы, половины названий которых она даже не знала. К ее глубокому удовлетворению, их не знал и Дэвид. Его осведомленность по части отдыха и жизни в Италии и собственное невежество уже начинали ее угнетать. Однако чувство справедливости заставило Лизу отогнать завистливые мысли.
– Ты поразительно хорошо знаешь Италию, – заметила она. – Наверное, часто сюда приезжаешь?
– Да, – кивнул Дэвид, вытирая руки салфеткой. – В первый раз я попал в эту страну, когда еще учился в колледже. Мы путешествовали автостопом от самого Рима, добрались сюда и здесь осели. Подрабатывали понемногу то тут, то там... Так я познакомился с Марио. Не могу сказать, что досконально исследовал всю Италию, но Лигурия – мой конек. Я в нее просто влюбился с первого взгляда. Горы, море... И потом, здесь все-таки север, и не так жарко, как в других местах... – Дэвид взял бокал и сделал глоток. Лигурия действительно была его излюбленным местом отдыха. Он часто приезжал сюда и после колледжа, привез молодую жену провести в этих местах медовый месяц. Барбара полностью разделяла его любовь к этому краю и сразу подружилась с Марио и его семьей. В последний раз она была здесь – уже с Джой – за несколько месяцев до их трагической гибели.
А потом... Дэвид несколько лет не мог заставить себя приехать сюда. Все это длилось до тех пор, пока два года назад Марио лично не явился в Англию. Совместными усилиями с Роджером и Памелой ему удалось заставить Дэвида вернуться в Лигурию, и после этого его поездки возобновились. Хотя каждый раз, когда они ездили по тем местам, куда он возил жену и дочурку, на Дэвида наваливалась боль и тоска. И только в этом году... Дэвид невольно вздрогнул и стиснул ножку бокала. В этом году тоска отступила. Он, конечно, все помнил, но это скорее была тихая грусть по тому, что ушло навсегда. Чувство потери рядом с Лизой внезапно притупилось. Это открытие, уже второе за сегодняшний день, потрясло Дэвида. Неужели он встретил женщину, с которой возможна новая жизнь?
Словно очнувшись, он перевел взгляд на Лизу. Она сидела очень спокойно, глядя на море и слегка покачивая свой бокал. Вид у нее был совершенно безмятежный. Белокурые полосы, казалось, переливались, как перламутр. Кожа, уже немного позолоченная солнцем, была почти прозрачной, и вообще создавалось впечатление, что напротив него сидит воздушная нимфа, готовая вот-вот раствориться в воздухе и исчезнуть.
Дэвид внезапно протянул руку и осторожно взял пальцы Лизы в свои, словно желая убедиться, что она – существо из плоти и крови. Его спутница повернула голову и улыбнулась тепло и солнечно, и Дэвид поднес ее пальцы к губам, а потом приложил нежную руку к своей щеке.
Он явно о чем-то вспомнил, догадалась Лиза, когда Дэвид внезапно замолчал, отпил глоток вина и стал пристально рассматривать свой бокал. На его лице появилось что-то вроде маски, так бывает с людьми, пережившими глубокое горе, которое накладывает отпечаток на всю их жизнь. Сколько бы времени ни прошло, горькие складки вокруг рта и опушенные уголки губ время от времени выдают их затаенную скорбь. А еще эта боль в глазах. Именно боль увидела Лиза, когда он взял ее за руку.
Она намеренно уставилась на море, делая вид, что целиком поглощена плеском волн. Любое неверное движение или невпопад произнесенное слово могли причинить Дэвиду новую боль, уж, ей ли этого не знать! И Лиза с трудом сдержала вздох облегчения, увидев, как страдание стало потихоньку уходить из его глаз, когда он прижал ее руку к своей щеке. Когда-нибудь Дэвид все ей расскажет, подумала она. Хотя может, после этой поездки они никогда больше не увидятся.
Лиза мягко отняла руку и постаралась завести разговор на нейтральную тему. Ее искренне удивило, что хотя траттория находилась на набережной, а терраса, на которой они расположились, была, по сути, у самого края тротуара, за все время, что они здесь сидели, мимо проехали от силы две-три машины. Дэвид тут же пустился в пространные разъяснения по поводу сиесты и того, как ее полагается проводить. Лиза слушала, задавала наводящие вопросы, делала какие-то замечания. Почему-то ей казалось важным, чтобы Дэвид сейчас как можно больше говорил, причем на самые отвлеченные темы.
Когда они покончили с обедом, Лиза взглянула на часы и с удивлением обнаружила, что они пробыли здесь больше двух часов. Расплатившись, Дэвид повел ее по набережной в небольшое кафе, которое, в отличие от крупных ресторанов, в часы сиесты было открыто. И там они еще немного посидели за кофе и десертом, прежде чем вернулись на яхту.
Путь назад показался Лизе очень коротким. Она уже строила планы, как лучше пронести вечер, когда Дэвид предложил прогулку по городу, а потом ужин в ресторане. При мысли об ужине Лизе стало не по себе. Она сомневалась, что до завтрашнего дня сможет проглотить хоть кусочек, но своими соображениями делиться не стала. Дэвиду надо было сделать несколько важных звонков, и, хотя он предложил Лизе поехать к нему в отель и там до вечера спокойно позагорать, она решительно воспротивилась. Ей тоже необходимо было отдохнуть, а заодно привести в порядок мысли и чувства. Последнее тревожило ее больше всего.
Лиза отказалась и от предложения Дэвида проводить ее до гостиницы. Договорившись встретиться в восемь часов на набережной, она поспешно направилась в свой номер.
Приняв душ и вымыв волосы, Лиза позвонила тетке, расспросила, как у них дела, коротко отчиталась о совершенной морской прогулке и, сославшись на то, что ей хочется немного поспать в сиесту, распрощалась. Диана, похоже, нисколько не удивилась нежеланию племянницы долго разговаривать. Она даже не задала ни одного вопроса и вообще во всем том, что касалось Дэвида, проявила крайнюю деликатность. Это насторожило Лизу.
Тетя знала ее слишком хорошо и, казалось, умела читать мысли на расстоянии. Вот и сейчас она понял, что Дэвид – это не просто случайное знакомство, и боялась... Чего? Сделать неверный ход?
Лиза резко дернула щеткой волосы и невольно поморщилась. Какие же все деликатные, просто противно! И она сама туда же. Ведь умирает от желания узнать, что там утаил от нее Дэвид, но ни за что не станет допытываться. Хотя любая другая женщина нашла бы способ вызвать любовника на откровенность. Половина ее неприятностей – от излишней деликатности, со вздохом подумала Лиза, заканчивая расчесывать волосы. Времени у нее оставалось достаточно. Отказавшись от идеи прогуляться по ближайшим магазинам, она забралась в постель и с наслаждением потянулась. Поскольку в последние дни ей так и не удалось толком выспаться, отдых казался ей верхом блаженства. И хотя Лиза была уверена, что ни за что не заснет, через минуту она уже провалилась в глубокий сон без сновидений.
9
Судно, слава Богу, оказалось на месте, в целости и сохранности. Лиза тут же помчалась одеваться. Несмотря на крем, солнечная ванна в непосредственной близости от воды оказалась все же нелегким испытанием для ее светлой кожи. Ей было необходимо хотя бы срочно смыть соль. К тому времени, когда Лиза привела себя в порядок, оделась и вышла на палубу, яхта уже развернулась и устремилась вдоль берега. Дэвид поднял парус, и море с легкостью подхватило небольшое суденышко. Лиза присоединилась к Дэвиду на корме и с удовольствием взялась вместе с ним за штурвал.
– Сегодня большого веселья не получится, – пояснил Дэвид. – Ветер не тот.
Лиза слабо представляла себе, что такое «большое веселье», ей пока и этого было вполне достаточно. Подставляя лицо ветру, она впитывала свежий морской воздух и ощущала себя невесомой. Предоставив Дэвиду все технические проблемы, она бездумно отдалась движению, полностью отрешившись от всех мыслей.
Когда Дэвид убрал парус, включил мотор и направил яхту к берегу, Лиза даже немного огорчилась. Прогулка была такой прекрасной, дарила такое божественное ощущение легкости и покоя, что жаль было вновь спускаться на грешную землю. Только сейчас Лиза поняла, в каком постоянном напряжении жила, причем не один день или месяц, а целые годы. И она была искренне благодарна Дэвиду, что он, хоть и невольно, нашел способ дать ей полностью расслабиться и разрядиться.
Причалив к берегу у небольшого селения, Дэвид повел Лизу в местную тратторию. Названия в меню ей абсолютно ни о чем не говорили, и только после долгих объяснений ее спутника и молоденькой официантки она сумела, наконец, выбрать себе блюдо. Когда же его принесли, у Лизы глаза округлились от ужаса.
– Боже мой, Дэвид, это что, шутка? – возмущенно спросила она. – Одному человеку столько съесть просто не под силу! Это же порция на троих, не меньше!
– Мне грустно тебя огорчать, – покачал головой Дэвид, – но это порция на одного. И попробуй только не съесть – местный повар наложит на себя руки.
Веселые искорки, плясавшие в глазах Дэвида, мягко говоря, не вязались с его сокрушенным видом. Сердито хмурясь, Лиза с тяжелым вздохом взялась за вилку. Впрочем, ощущение того, что ее разыграли, пропало, стоило ей увидеть, какого размера блюдо принесли Дэвиду. При этом вид у него сделался довольный, как у кота, которому предложили миску сметаны.
– Отлично! – бодро заявил Дэвид. – Приступим. Вот увидишь, справиться с этой горой вкуснотищи будет гораздо проще, чем ты ожидала. Спешить нам некуда, сейчас начнется сиеста, а в сиесту здесь по улицам одни дураки разгуливают – на потеху местной публике. Допивай свое вино, и давай закажем другой сорт – тот больше подойдет под морепродукты.
К изумлению Лизы, Дэвид оказался прав. То ли после морской прогулки у нее разыгрался аппетит, то ли ассорти из даров моря оказалось уж очень вкусным, но постепенно ее тарелка стала пустеть. Гора раковин понемногу росла, и Лиза с наслаждением открывала для себя все новые деликатесы, половины названий которых она даже не знала. К ее глубокому удовлетворению, их не знал и Дэвид. Его осведомленность по части отдыха и жизни в Италии и собственное невежество уже начинали ее угнетать. Однако чувство справедливости заставило Лизу отогнать завистливые мысли.
– Ты поразительно хорошо знаешь Италию, – заметила она. – Наверное, часто сюда приезжаешь?
– Да, – кивнул Дэвид, вытирая руки салфеткой. – В первый раз я попал в эту страну, когда еще учился в колледже. Мы путешествовали автостопом от самого Рима, добрались сюда и здесь осели. Подрабатывали понемногу то тут, то там... Так я познакомился с Марио. Не могу сказать, что досконально исследовал всю Италию, но Лигурия – мой конек. Я в нее просто влюбился с первого взгляда. Горы, море... И потом, здесь все-таки север, и не так жарко, как в других местах... – Дэвид взял бокал и сделал глоток. Лигурия действительно была его излюбленным местом отдыха. Он часто приезжал сюда и после колледжа, привез молодую жену провести в этих местах медовый месяц. Барбара полностью разделяла его любовь к этому краю и сразу подружилась с Марио и его семьей. В последний раз она была здесь – уже с Джой – за несколько месяцев до их трагической гибели.
А потом... Дэвид несколько лет не мог заставить себя приехать сюда. Все это длилось до тех пор, пока два года назад Марио лично не явился в Англию. Совместными усилиями с Роджером и Памелой ему удалось заставить Дэвида вернуться в Лигурию, и после этого его поездки возобновились. Хотя каждый раз, когда они ездили по тем местам, куда он возил жену и дочурку, на Дэвида наваливалась боль и тоска. И только в этом году... Дэвид невольно вздрогнул и стиснул ножку бокала. В этом году тоска отступила. Он, конечно, все помнил, но это скорее была тихая грусть по тому, что ушло навсегда. Чувство потери рядом с Лизой внезапно притупилось. Это открытие, уже второе за сегодняшний день, потрясло Дэвида. Неужели он встретил женщину, с которой возможна новая жизнь?
Словно очнувшись, он перевел взгляд на Лизу. Она сидела очень спокойно, глядя на море и слегка покачивая свой бокал. Вид у нее был совершенно безмятежный. Белокурые полосы, казалось, переливались, как перламутр. Кожа, уже немного позолоченная солнцем, была почти прозрачной, и вообще создавалось впечатление, что напротив него сидит воздушная нимфа, готовая вот-вот раствориться в воздухе и исчезнуть.
Дэвид внезапно протянул руку и осторожно взял пальцы Лизы в свои, словно желая убедиться, что она – существо из плоти и крови. Его спутница повернула голову и улыбнулась тепло и солнечно, и Дэвид поднес ее пальцы к губам, а потом приложил нежную руку к своей щеке.
Он явно о чем-то вспомнил, догадалась Лиза, когда Дэвид внезапно замолчал, отпил глоток вина и стал пристально рассматривать свой бокал. На его лице появилось что-то вроде маски, так бывает с людьми, пережившими глубокое горе, которое накладывает отпечаток на всю их жизнь. Сколько бы времени ни прошло, горькие складки вокруг рта и опушенные уголки губ время от времени выдают их затаенную скорбь. А еще эта боль в глазах. Именно боль увидела Лиза, когда он взял ее за руку.
Она намеренно уставилась на море, делая вид, что целиком поглощена плеском волн. Любое неверное движение или невпопад произнесенное слово могли причинить Дэвиду новую боль, уж, ей ли этого не знать! И Лиза с трудом сдержала вздох облегчения, увидев, как страдание стало потихоньку уходить из его глаз, когда он прижал ее руку к своей щеке. Когда-нибудь Дэвид все ей расскажет, подумала она. Хотя может, после этой поездки они никогда больше не увидятся.
Лиза мягко отняла руку и постаралась завести разговор на нейтральную тему. Ее искренне удивило, что хотя траттория находилась на набережной, а терраса, на которой они расположились, была, по сути, у самого края тротуара, за все время, что они здесь сидели, мимо проехали от силы две-три машины. Дэвид тут же пустился в пространные разъяснения по поводу сиесты и того, как ее полагается проводить. Лиза слушала, задавала наводящие вопросы, делала какие-то замечания. Почему-то ей казалось важным, чтобы Дэвид сейчас как можно больше говорил, причем на самые отвлеченные темы.
Когда они покончили с обедом, Лиза взглянула на часы и с удивлением обнаружила, что они пробыли здесь больше двух часов. Расплатившись, Дэвид повел ее по набережной в небольшое кафе, которое, в отличие от крупных ресторанов, в часы сиесты было открыто. И там они еще немного посидели за кофе и десертом, прежде чем вернулись на яхту.
Путь назад показался Лизе очень коротким. Она уже строила планы, как лучше пронести вечер, когда Дэвид предложил прогулку по городу, а потом ужин в ресторане. При мысли об ужине Лизе стало не по себе. Она сомневалась, что до завтрашнего дня сможет проглотить хоть кусочек, но своими соображениями делиться не стала. Дэвиду надо было сделать несколько важных звонков, и, хотя он предложил Лизе поехать к нему в отель и там до вечера спокойно позагорать, она решительно воспротивилась. Ей тоже необходимо было отдохнуть, а заодно привести в порядок мысли и чувства. Последнее тревожило ее больше всего.
Лиза отказалась и от предложения Дэвида проводить ее до гостиницы. Договорившись встретиться в восемь часов на набережной, она поспешно направилась в свой номер.
Приняв душ и вымыв волосы, Лиза позвонила тетке, расспросила, как у них дела, коротко отчиталась о совершенной морской прогулке и, сославшись на то, что ей хочется немного поспать в сиесту, распрощалась. Диана, похоже, нисколько не удивилась нежеланию племянницы долго разговаривать. Она даже не задала ни одного вопроса и вообще во всем том, что касалось Дэвида, проявила крайнюю деликатность. Это насторожило Лизу.
Тетя знала ее слишком хорошо и, казалось, умела читать мысли на расстоянии. Вот и сейчас она понял, что Дэвид – это не просто случайное знакомство, и боялась... Чего? Сделать неверный ход?
Лиза резко дернула щеткой волосы и невольно поморщилась. Какие же все деликатные, просто противно! И она сама туда же. Ведь умирает от желания узнать, что там утаил от нее Дэвид, но ни за что не станет допытываться. Хотя любая другая женщина нашла бы способ вызвать любовника на откровенность. Половина ее неприятностей – от излишней деликатности, со вздохом подумала Лиза, заканчивая расчесывать волосы. Времени у нее оставалось достаточно. Отказавшись от идеи прогуляться по ближайшим магазинам, она забралась в постель и с наслаждением потянулась. Поскольку в последние дни ей так и не удалось толком выспаться, отдых казался ей верхом блаженства. И хотя Лиза была уверена, что ни за что не заснет, через минуту она уже провалилась в глубокий сон без сновидений.
9
Телефонный звонок вырвал Лизу из блаженного отдыха, и в первую секунду она даже не поняла, где находится. Неужели опоздала на работу? А где же Эми? И тетя Диана?
Телефон продолжал трезвонить. Открыв глаза, Лиза, наконец, сориентировалась и, все еще плохо соображая, сняла трубку.
– Лиза? – Голос Дэвида звучал не очень уверенно.
– Да, – тупо отозвалась она, в растерянности не зная, что еще сказать. Где же часы, чтоб они провалились? Неужели уже восемь? Вроде непохоже.
– Извини, я не вовремя? Ты хорошо себя чувствуешь? – В тоне мужчины зазвучали тревожные нотки.
Лиза, зажав трубку ладонью, прочистила горло.
– Все замечательно, – заверила она Дэвида. – Банально уснула, вот и все. Последние дни были на редкость суматошные, и я почти не спала, – пояснила она.
– Слава Богу, – с облегчением отозвался Дэвид. – А то я испугался, вдруг ты обгорела на солнце или простудилась.
– Простудилась? В такую жару? Ты шутишь!
– К сожалению, нет, – отозвался Дэвид. – Как раз в такую жару при смене климата можно запросто простудиться. Но будем надеяться, что с тобой такого не произойдет. Я уже освободился и хотел предложить встретиться до восьми. Как ты смотришь на то, что я заеду за тобой минут через десять?
– Двадцать, – уточнила Лиза. – Не забудь, мне надо еще одеться. И вот еще что: ужинать я еще не готова.
– Я и не предлагаю сейчас ужинать, – смеясь, успокоил ее Дэвид. – Просто хотел, чтобы мы посидели у нас на террасе, потом прогулялись. А там решим...
– Хорошо, – согласилась Лиза. – Через двадцать минут буду готова.
Выпрыгнув из кровати, она подбежала к шкафу и принялась перебирать свою одежду. Вечером на террасе роскошного отеля надо выглядеть понаряднее. Подумав, Лиза остановилась на бледно-голубом шелковом платье, которое купила перед отъездом в порыве мгновенного умопомешательства и была уверена, что надеть ей его здесь не придется. Короткое, оставлявшее открытыми колени, с расклешенной юбкой, глубоким вырезом на спине и декольте, демонстрировавшим ложбинку между грудей, платье было, пожалуй, слишком откровенным, чтобы разгуливать в нем вечером по южному городу без спутника. Зато для данного случая подходило идеально. Лиза ни за что бы себе в этом не призналась, но сегодня ей хотелось выглядеть соблазнительно, чего прежде никогда не случалось.
Она выбрала серебряные босоножки на очень высоком каблуке, подчеркивавшие ее стройные длинные ноги, которые, кстати, утром немного загорели, и их уже было не так стыдно демонстрировать на курорте. Волосы она расчесала и оставила в свободном полете, забросив на спину, в уши вдела бирюзовые сережки и занялась макияжем. Чуть-чуть потемнее тени на веках, чуть больше, чем обычно, туши на ресницы, а вместо помады – блеск для губ, делавший их более объемными и чувственными.
Лиза критически оглядела свое отражение в зеркале и осталась довольна. Не так сильно накрашена, чтобы выглядеть вульгарной, но одновременно более женственна и уже не так похожа на худенькую школьницу. Подумав, Лиза брызнула духами в ложбинку между грудей. На ум ей сразу пришла избитая формула: брызни духами туда, где ты хочешь, чтобы тебя поцеловали, и она покраснела.
Лиза весь день гнала от себя воспоминания о близости с Дэвидом, но сейчас по ее телу пробежала дрожь предвкушения. Не зря же он зовет ее к себе в отель. Пусть это было и банально, и просто неприлично, но Лиза знала: если он предложит ей подняться в номер, она отказываться не станет. А там будь что будет! Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного с мужчиной, и пусть даже это просто курортный роман, она мечтает вновь оказаться в его объятиях.
Дэвид был точен. Когда Лиза спустилась вниз, тот в темно-синих легких брюках и белой рубашке с короткими рукавами уже ждал ее в фойе. Его одежда смотрелась весьма элегантно и как нельзя лучше подходила для летнего вечера. Лизе захотелось зажмуриться. Неужели этот великолепный мужчина принадлежал ей всего несколько часов назад?
Дэвид окинул ее наряд восхищенным взглядом.
– Ты великолепна! И как тебе удается преображаться по несколько раз за день? – искренне удивился он, предлагая ей опереться на свою руку.
Лиза с улыбкой продела руку в сгиб его локтя. Какое все-таки блаженство чувствовать себя желанной. Она заметила восхищение и нечто более откровенное в глазах обслуживающего персонала и мужчин, сидевших в фойе.
– Все мне завидуют, – шепнул ей Дэвид, выводя ее на улицу.
Он оставил машину рядом с входом в свой отель и велел не отгонять на стоянку, из чего Лиза заключила, что его планы весьма разнообразны. Дэвид повел Лизу через отделанное мрамором внушительное фойе на террасу, освещенную лучами заходящего солнца. Выбрав укромный уголок, он усадил молодую женщину и заказал коктейли: виски со льдом для себя и «дай-кири» для Лизы.
Вертя в руках бокал, она рассеянно рассматривала цветы, повсюду рассаженные или расставленные в кадках, белую лестницу, спускавшуюся к подъемнику, доставлявшему отдыхающих на пляж, который в этот час был уже закрыт.
Дэвид тоже смотрел в сторону, ибо всякий раз, когда он переводил взгляд на Лизу, его словно магнитом притягивали ее обнаженные плечи и ложбинка между грудей. Сквозь тонкую ткань платья угадывались ее соски, и Дэвид с трудом удерживался от желания протянуть руку и обвести хоть один из них большим пальцем. Желание стремительно нарастало, и он в отчаянии ломал голову, стараясь придумать предлог, чтобы пригласить Лизу в номер. Был, конечно, риск, что она откажется, но если так... что ж, тогда все будет ясно.
Разговор не клеился. Каждый был поглощен своими переживаниями. Напряжение росло, и Лиза уже начала теряться в догадках. К коктейлю они почти не притронулись, и...
– Я, кажется, оставил в номере свой мобильный, – внезапно произнес Дэвид странно глухим голосом. – А у меня намечен еще один важный звонок, я о нем вспомнил только сейчас. Может, поднимешься со мной в номер или... – Он неловко замолчал.
Возникла пауза, Дэвид поднял глаза на Лизу, и та еле заметно кивнула. Оба одновременно поднялись и на деревянных ногах направились к лифту. В лифте Дэвид нашарил руку Лизы, и ее пальцы крепко переплелись с его собственными. Его охватило чувство облегчения и благодарности. Она все правильно поняла! И так же, как он, сгорает от желания снова быть с ним. Милая женщина простила ему неуклюжую ложь насчет мобильника, который он, кстати, выключил и нарочно оставил в номере, не желая, чтобы его донимали звонками.
У дверей номера Дэвид, пропустив Лизу вперед, повесил снаружи табличку «Просьба не беспокоить». Привести ее сюда стоило ему большого линейного напряжения, и рисковать непрошеным вторжением он не собирался. Отель – это, конечно, избито и непристойно, но сейчас сей факт его почти не волновал. Он хотел быть с этой женщиной, а на все остальное ему было наплевать.
Лиза находилась в ванной, где сосредоточенно мыла руки. Дэвид тем временем вынул из мини бара банку с кока-колой и сделал большой глоток, чувствуя, как пересохло у него в горле. Его гостья вошла в комнату и остановилась рядом с кроватью, рассматривая помещение. Дэвид медленно подошел к ней, заключил в объятия и стал покрывать легкими поцелуями ее лоб, щеки, веки, волосы.
Лиза замерла, поскольку никак не ожидала от него такой нежности, и сейчас купалась в лучах исходившего от него тепла. Ее руки сами собой обвились вокруг его пояса, большие пальцы проникли под ремень. Она подставляла его поцелуям лицо, шею, плечи, чувствуя, как его руки плавно скользят вдоль ее спины: одна вверх, другая вниз. Дэвид спустил с ее плеч одну бретельку за другой, одновременно расстегивая молнию на платье. Через мгновение оно с еле слышным шорохом упало к ногам Лизы.
Ее пальцы затеребили пуговицы его рубашки, а он все продолжал покрывать поцелуями ее плечи, медленно-медленно спускаясь вниз к груди. Наконец Лиза справилась с пуговицами, и его рубашка полетела в сторону, Дэвид с силой прижал к себе женщину, так, что пряжка его ремня врезалась ей живот. Зато, каким блаженством было ощущать его обнаженную грудь. Жесткая поросль щекотала ее соски, усиливая наслаждение.
Дэвид подхватил Лизу на руки и, отбросив покрывало, уложил на кровать. В считанные минуты он освободился от остатков одежды и лег рядом. Медленно, головокружительно медленно он стал покрывать поцелуями ее тело, ведя губами от груди к животу и ниже – к заветной впадинке, все еще прикрытой тонким кружевом трусиков. Он стал целовать ее сквозь кружево, одновременно его рука проникла между ее бедер и, оттянув тонкую ткань, принялась исследовать жаркое лоно. Лиза выгнулась дугой, задыхаясь от наслаждения, а ласки мужчины становились все настойчивее, интимнее. Он умело и уверенно возбуждал ее, попеременно лаская то ее грудь, то губы, пока Лиза не взмолилась о пощаде.
Ей было даровано долгожданное блаженство. Тонкая ткань была сорвана, и он соединился с ней, трепещущей от предвкушения. Их тела стали медленно двигаться в едином ритме, то нараставшем, то вдруг замедлявшемся. Дэвид постепенно подводил Лизу к самому краю бездны и в последний момент отступал, дразня и отказывая в желанном освобождении. У Лизы не было никакого опыта в любовной игре, но она отзывалась на ласки мужчины с готовностью, трогающей его до глубины души и одновременно усиливающей возбуждение.
Когда, наконец, наступил долгожданный момент экстаза, и перед глазами Лизы поплыли радужные круги, она судорожно обхватила руками Дэвида, цепляясь за него как за последнюю соломинку, и он с силой прижал ее к себе. Весь мир куда-то рухнул, перестал существовать, и они остались парить в невесомости, ощущая лишь друг друга и свое слияние...
В этот вечер перед сном Лиза звонить тете не стала. У нее было такое чувство, словно она сплошной комок страсти, и каждый, кто ее увидит или услышит, мгновенно догадается, как именно она провела вечер. Она даже в фойе гостиницы хотела проскользнуть незаметно, но вовремя сообразила, что это было бы верхом глупости. Все равно, что повесить на грудь табличку «Я только что занималась любовью». В конце концов, кому какое дело! Она счастлива, и все! И Лиза гордо прошествовала мимо портье и дежурного, одарив их ослепительной улыбкой.
В последующую неделю отдых превратился для Лизы в сплошную идиллию, где не было места ни страхам, ни волнениям, ни раздумьям. Поклявшись себе получать удовольствие от каждой минуты, она упорно гнала от себя любые неприятные мысли. Например, о том, что им было очень интересно общаться друг с другом, но разговор никогда не заходил о личном. Они болтали о чем угодно: об искусстве, архитектуре, книгах, увлечениях, о его работе, о ее работе. Но ни разу ни Лиза, ни Дэвид не заговаривали о своих семьях. Никаких детских воспоминаний, упоминаний о родителях, детях, родственниках.
И еще одна тема, казалось, была запретной – Роджер и Памела. Дэвид не интересовался и тем, как они дружили, ни тем, почему расстались. Для Лизы это было колоссальным облегчением. Еще несколько дней – и у нее будет возможность хоть до конца своих дней копаться в воспоминаниях, анализировать, перебирать каждую мелочь. A пока она просто радовалась жизни.
Дэвид, естественно, тоже обратил внимание на некоторую однобокость их общения. О Лизе он знал только то, что рассказывали кузен и его жена. При нем они также строили догадки и о неожиданном разрыве. Получалось, что их брак стал для Лизы большой трагедией, ведь она с детства была влюблена в Роджера.
Кстати, Дэвиду это толкование показалось неубедительным: они столько лет дружили втроем, и Лиза прекрасно знала, что ее подруга и Роджер неминуемо поженятся. Однако Памела со свойственной ей чуткостью возразила, что одно дело – знать, что это когда-нибудь произойдет, и совсем другое – присутствовать на свадьбе в качестве подружки невесты.
Дэвид тогда просто пожал плечами. Эта история его не слишком заинтересовала. Мало ли кого из школьных друзей разбросало по жизни! Однако теперь, когда Лиза стала для него не абстрактной фигурой из жизни его родственников, а реальной, даже слишком реальной женщиной, он в мыслях снова и снова возвращался к рассказам Памелы. И нестыковка в ее рассуждениях становилась ему все яснее.
Тот факт, что Лиза за все время, которое они проводили вместе, практически ни разу не обмолвилась о друзьях детства, которым они были обязаны своим знакомством, лишь усиливал подозрения. Дэвид гнал от себя эти мысли, но все равно терзался. Спрашивать напрямик он не решался, тем более что давно заметил: стоило только подобраться к какой-нибудь запретной теме, как глаза Лизы становились прозрачными, и она замыкалась в себе. А ему их отношения уже стали слишком дороги, и он отчаянно боялся их испортить.
С другой стороны, у него ведь тоже был свой скелет в шкафу, и Лиза об этом догадывалась. Он понял это по ее деликатному поведению в тот день, в траттории, и по тому, как тщательно она обходила тему его прежних посещений Италии. В принципе Дэвид уже готов был ей все рассказать, но обстановка ленивой беззаботности и безоблачного счастья не располагала к подобного рода признаниям. И Дэвид со вздохом принял их неписаные правила игры. Пусть все идет само собой, вернутся домой, тогда и поговорят.
Впрочем, и на этот счет у него тоже были сомнении. Лиза ни словом не обмолвилась о том, что будет делать по возвращении, или о том, что их пути могут пересечься в Англии. Это было, пожалуй, больнее всего. Словно у нее там совсем другая жизнь, где новым лицам нет места. Может, она замужем? Дэвид терялся в догадках. Она отдавалась ему со страстью, действительно чем-то похожей на отчаяние. Но поскольку Дэвид немного разбирался в этих вопросах, он предположил, что у нее просто очень давно не было физической близости с мужчиной.
И что самое печальное – его терзала ревность. Он сам не знал, к кому ревнует: к какому-то абстрактному существу, которому была отдана та часть ее души, которую Лиза закрывала от него. Хоть эта мысль была сродни безумию, Дэвид понимал, что без этой женщины его жизнь станет пустой и бессмысленной. Она была ему нужна, он это чувствовал с той минуты, как увидел ее впервые – на стоянке автомашин. Это была судьба, иначе с чего бы его вдруг понесло пешком в город, причем совершенно без всякой цели. Он встретил ее, и она была нужна ему целиком – без всяких оговорок.
Он сдержал обещание и отвез Лизу во Флоренцию и в Пизу. Геную и ее окрестности они облазили вдоль и поперек. Душа архитектора здесь просто пела, и Лиза откровенно наслаждалась памятниками и городскими пейзажами. Она брала с собой блокнот и некое подобие миниатюрного этюдника, делала зарисовки и какие-то записи. И хотя Дэвид посмеивался над тем, что она и на отдыхе не может забыть о работе, в его душе росло восхищение ее увлеченностью своим делом и ее талантом, ибо не надо было быть специалистом, чтобы не отметить ее тонкое чутье и безупречный вкус.
Телефон продолжал трезвонить. Открыв глаза, Лиза, наконец, сориентировалась и, все еще плохо соображая, сняла трубку.
– Лиза? – Голос Дэвида звучал не очень уверенно.
– Да, – тупо отозвалась она, в растерянности не зная, что еще сказать. Где же часы, чтоб они провалились? Неужели уже восемь? Вроде непохоже.
– Извини, я не вовремя? Ты хорошо себя чувствуешь? – В тоне мужчины зазвучали тревожные нотки.
Лиза, зажав трубку ладонью, прочистила горло.
– Все замечательно, – заверила она Дэвида. – Банально уснула, вот и все. Последние дни были на редкость суматошные, и я почти не спала, – пояснила она.
– Слава Богу, – с облегчением отозвался Дэвид. – А то я испугался, вдруг ты обгорела на солнце или простудилась.
– Простудилась? В такую жару? Ты шутишь!
– К сожалению, нет, – отозвался Дэвид. – Как раз в такую жару при смене климата можно запросто простудиться. Но будем надеяться, что с тобой такого не произойдет. Я уже освободился и хотел предложить встретиться до восьми. Как ты смотришь на то, что я заеду за тобой минут через десять?
– Двадцать, – уточнила Лиза. – Не забудь, мне надо еще одеться. И вот еще что: ужинать я еще не готова.
– Я и не предлагаю сейчас ужинать, – смеясь, успокоил ее Дэвид. – Просто хотел, чтобы мы посидели у нас на террасе, потом прогулялись. А там решим...
– Хорошо, – согласилась Лиза. – Через двадцать минут буду готова.
Выпрыгнув из кровати, она подбежала к шкафу и принялась перебирать свою одежду. Вечером на террасе роскошного отеля надо выглядеть понаряднее. Подумав, Лиза остановилась на бледно-голубом шелковом платье, которое купила перед отъездом в порыве мгновенного умопомешательства и была уверена, что надеть ей его здесь не придется. Короткое, оставлявшее открытыми колени, с расклешенной юбкой, глубоким вырезом на спине и декольте, демонстрировавшим ложбинку между грудей, платье было, пожалуй, слишком откровенным, чтобы разгуливать в нем вечером по южному городу без спутника. Зато для данного случая подходило идеально. Лиза ни за что бы себе в этом не призналась, но сегодня ей хотелось выглядеть соблазнительно, чего прежде никогда не случалось.
Она выбрала серебряные босоножки на очень высоком каблуке, подчеркивавшие ее стройные длинные ноги, которые, кстати, утром немного загорели, и их уже было не так стыдно демонстрировать на курорте. Волосы она расчесала и оставила в свободном полете, забросив на спину, в уши вдела бирюзовые сережки и занялась макияжем. Чуть-чуть потемнее тени на веках, чуть больше, чем обычно, туши на ресницы, а вместо помады – блеск для губ, делавший их более объемными и чувственными.
Лиза критически оглядела свое отражение в зеркале и осталась довольна. Не так сильно накрашена, чтобы выглядеть вульгарной, но одновременно более женственна и уже не так похожа на худенькую школьницу. Подумав, Лиза брызнула духами в ложбинку между грудей. На ум ей сразу пришла избитая формула: брызни духами туда, где ты хочешь, чтобы тебя поцеловали, и она покраснела.
Лиза весь день гнала от себя воспоминания о близости с Дэвидом, но сейчас по ее телу пробежала дрожь предвкушения. Не зря же он зовет ее к себе в отель. Пусть это было и банально, и просто неприлично, но Лиза знала: если он предложит ей подняться в номер, она отказываться не станет. А там будь что будет! Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного с мужчиной, и пусть даже это просто курортный роман, она мечтает вновь оказаться в его объятиях.
Дэвид был точен. Когда Лиза спустилась вниз, тот в темно-синих легких брюках и белой рубашке с короткими рукавами уже ждал ее в фойе. Его одежда смотрелась весьма элегантно и как нельзя лучше подходила для летнего вечера. Лизе захотелось зажмуриться. Неужели этот великолепный мужчина принадлежал ей всего несколько часов назад?
Дэвид окинул ее наряд восхищенным взглядом.
– Ты великолепна! И как тебе удается преображаться по несколько раз за день? – искренне удивился он, предлагая ей опереться на свою руку.
Лиза с улыбкой продела руку в сгиб его локтя. Какое все-таки блаженство чувствовать себя желанной. Она заметила восхищение и нечто более откровенное в глазах обслуживающего персонала и мужчин, сидевших в фойе.
– Все мне завидуют, – шепнул ей Дэвид, выводя ее на улицу.
Он оставил машину рядом с входом в свой отель и велел не отгонять на стоянку, из чего Лиза заключила, что его планы весьма разнообразны. Дэвид повел Лизу через отделанное мрамором внушительное фойе на террасу, освещенную лучами заходящего солнца. Выбрав укромный уголок, он усадил молодую женщину и заказал коктейли: виски со льдом для себя и «дай-кири» для Лизы.
Вертя в руках бокал, она рассеянно рассматривала цветы, повсюду рассаженные или расставленные в кадках, белую лестницу, спускавшуюся к подъемнику, доставлявшему отдыхающих на пляж, который в этот час был уже закрыт.
Дэвид тоже смотрел в сторону, ибо всякий раз, когда он переводил взгляд на Лизу, его словно магнитом притягивали ее обнаженные плечи и ложбинка между грудей. Сквозь тонкую ткань платья угадывались ее соски, и Дэвид с трудом удерживался от желания протянуть руку и обвести хоть один из них большим пальцем. Желание стремительно нарастало, и он в отчаянии ломал голову, стараясь придумать предлог, чтобы пригласить Лизу в номер. Был, конечно, риск, что она откажется, но если так... что ж, тогда все будет ясно.
Разговор не клеился. Каждый был поглощен своими переживаниями. Напряжение росло, и Лиза уже начала теряться в догадках. К коктейлю они почти не притронулись, и...
– Я, кажется, оставил в номере свой мобильный, – внезапно произнес Дэвид странно глухим голосом. – А у меня намечен еще один важный звонок, я о нем вспомнил только сейчас. Может, поднимешься со мной в номер или... – Он неловко замолчал.
Возникла пауза, Дэвид поднял глаза на Лизу, и та еле заметно кивнула. Оба одновременно поднялись и на деревянных ногах направились к лифту. В лифте Дэвид нашарил руку Лизы, и ее пальцы крепко переплелись с его собственными. Его охватило чувство облегчения и благодарности. Она все правильно поняла! И так же, как он, сгорает от желания снова быть с ним. Милая женщина простила ему неуклюжую ложь насчет мобильника, который он, кстати, выключил и нарочно оставил в номере, не желая, чтобы его донимали звонками.
У дверей номера Дэвид, пропустив Лизу вперед, повесил снаружи табличку «Просьба не беспокоить». Привести ее сюда стоило ему большого линейного напряжения, и рисковать непрошеным вторжением он не собирался. Отель – это, конечно, избито и непристойно, но сейчас сей факт его почти не волновал. Он хотел быть с этой женщиной, а на все остальное ему было наплевать.
Лиза находилась в ванной, где сосредоточенно мыла руки. Дэвид тем временем вынул из мини бара банку с кока-колой и сделал большой глоток, чувствуя, как пересохло у него в горле. Его гостья вошла в комнату и остановилась рядом с кроватью, рассматривая помещение. Дэвид медленно подошел к ней, заключил в объятия и стал покрывать легкими поцелуями ее лоб, щеки, веки, волосы.
Лиза замерла, поскольку никак не ожидала от него такой нежности, и сейчас купалась в лучах исходившего от него тепла. Ее руки сами собой обвились вокруг его пояса, большие пальцы проникли под ремень. Она подставляла его поцелуям лицо, шею, плечи, чувствуя, как его руки плавно скользят вдоль ее спины: одна вверх, другая вниз. Дэвид спустил с ее плеч одну бретельку за другой, одновременно расстегивая молнию на платье. Через мгновение оно с еле слышным шорохом упало к ногам Лизы.
Ее пальцы затеребили пуговицы его рубашки, а он все продолжал покрывать поцелуями ее плечи, медленно-медленно спускаясь вниз к груди. Наконец Лиза справилась с пуговицами, и его рубашка полетела в сторону, Дэвид с силой прижал к себе женщину, так, что пряжка его ремня врезалась ей живот. Зато, каким блаженством было ощущать его обнаженную грудь. Жесткая поросль щекотала ее соски, усиливая наслаждение.
Дэвид подхватил Лизу на руки и, отбросив покрывало, уложил на кровать. В считанные минуты он освободился от остатков одежды и лег рядом. Медленно, головокружительно медленно он стал покрывать поцелуями ее тело, ведя губами от груди к животу и ниже – к заветной впадинке, все еще прикрытой тонким кружевом трусиков. Он стал целовать ее сквозь кружево, одновременно его рука проникла между ее бедер и, оттянув тонкую ткань, принялась исследовать жаркое лоно. Лиза выгнулась дугой, задыхаясь от наслаждения, а ласки мужчины становились все настойчивее, интимнее. Он умело и уверенно возбуждал ее, попеременно лаская то ее грудь, то губы, пока Лиза не взмолилась о пощаде.
Ей было даровано долгожданное блаженство. Тонкая ткань была сорвана, и он соединился с ней, трепещущей от предвкушения. Их тела стали медленно двигаться в едином ритме, то нараставшем, то вдруг замедлявшемся. Дэвид постепенно подводил Лизу к самому краю бездны и в последний момент отступал, дразня и отказывая в желанном освобождении. У Лизы не было никакого опыта в любовной игре, но она отзывалась на ласки мужчины с готовностью, трогающей его до глубины души и одновременно усиливающей возбуждение.
Когда, наконец, наступил долгожданный момент экстаза, и перед глазами Лизы поплыли радужные круги, она судорожно обхватила руками Дэвида, цепляясь за него как за последнюю соломинку, и он с силой прижал ее к себе. Весь мир куда-то рухнул, перестал существовать, и они остались парить в невесомости, ощущая лишь друг друга и свое слияние...
В этот вечер перед сном Лиза звонить тете не стала. У нее было такое чувство, словно она сплошной комок страсти, и каждый, кто ее увидит или услышит, мгновенно догадается, как именно она провела вечер. Она даже в фойе гостиницы хотела проскользнуть незаметно, но вовремя сообразила, что это было бы верхом глупости. Все равно, что повесить на грудь табличку «Я только что занималась любовью». В конце концов, кому какое дело! Она счастлива, и все! И Лиза гордо прошествовала мимо портье и дежурного, одарив их ослепительной улыбкой.
В последующую неделю отдых превратился для Лизы в сплошную идиллию, где не было места ни страхам, ни волнениям, ни раздумьям. Поклявшись себе получать удовольствие от каждой минуты, она упорно гнала от себя любые неприятные мысли. Например, о том, что им было очень интересно общаться друг с другом, но разговор никогда не заходил о личном. Они болтали о чем угодно: об искусстве, архитектуре, книгах, увлечениях, о его работе, о ее работе. Но ни разу ни Лиза, ни Дэвид не заговаривали о своих семьях. Никаких детских воспоминаний, упоминаний о родителях, детях, родственниках.
И еще одна тема, казалось, была запретной – Роджер и Памела. Дэвид не интересовался и тем, как они дружили, ни тем, почему расстались. Для Лизы это было колоссальным облегчением. Еще несколько дней – и у нее будет возможность хоть до конца своих дней копаться в воспоминаниях, анализировать, перебирать каждую мелочь. A пока она просто радовалась жизни.
Дэвид, естественно, тоже обратил внимание на некоторую однобокость их общения. О Лизе он знал только то, что рассказывали кузен и его жена. При нем они также строили догадки и о неожиданном разрыве. Получалось, что их брак стал для Лизы большой трагедией, ведь она с детства была влюблена в Роджера.
Кстати, Дэвиду это толкование показалось неубедительным: они столько лет дружили втроем, и Лиза прекрасно знала, что ее подруга и Роджер неминуемо поженятся. Однако Памела со свойственной ей чуткостью возразила, что одно дело – знать, что это когда-нибудь произойдет, и совсем другое – присутствовать на свадьбе в качестве подружки невесты.
Дэвид тогда просто пожал плечами. Эта история его не слишком заинтересовала. Мало ли кого из школьных друзей разбросало по жизни! Однако теперь, когда Лиза стала для него не абстрактной фигурой из жизни его родственников, а реальной, даже слишком реальной женщиной, он в мыслях снова и снова возвращался к рассказам Памелы. И нестыковка в ее рассуждениях становилась ему все яснее.
Тот факт, что Лиза за все время, которое они проводили вместе, практически ни разу не обмолвилась о друзьях детства, которым они были обязаны своим знакомством, лишь усиливал подозрения. Дэвид гнал от себя эти мысли, но все равно терзался. Спрашивать напрямик он не решался, тем более что давно заметил: стоило только подобраться к какой-нибудь запретной теме, как глаза Лизы становились прозрачными, и она замыкалась в себе. А ему их отношения уже стали слишком дороги, и он отчаянно боялся их испортить.
С другой стороны, у него ведь тоже был свой скелет в шкафу, и Лиза об этом догадывалась. Он понял это по ее деликатному поведению в тот день, в траттории, и по тому, как тщательно она обходила тему его прежних посещений Италии. В принципе Дэвид уже готов был ей все рассказать, но обстановка ленивой беззаботности и безоблачного счастья не располагала к подобного рода признаниям. И Дэвид со вздохом принял их неписаные правила игры. Пусть все идет само собой, вернутся домой, тогда и поговорят.
Впрочем, и на этот счет у него тоже были сомнении. Лиза ни словом не обмолвилась о том, что будет делать по возвращении, или о том, что их пути могут пересечься в Англии. Это было, пожалуй, больнее всего. Словно у нее там совсем другая жизнь, где новым лицам нет места. Может, она замужем? Дэвид терялся в догадках. Она отдавалась ему со страстью, действительно чем-то похожей на отчаяние. Но поскольку Дэвид немного разбирался в этих вопросах, он предположил, что у нее просто очень давно не было физической близости с мужчиной.
И что самое печальное – его терзала ревность. Он сам не знал, к кому ревнует: к какому-то абстрактному существу, которому была отдана та часть ее души, которую Лиза закрывала от него. Хоть эта мысль была сродни безумию, Дэвид понимал, что без этой женщины его жизнь станет пустой и бессмысленной. Она была ему нужна, он это чувствовал с той минуты, как увидел ее впервые – на стоянке автомашин. Это была судьба, иначе с чего бы его вдруг понесло пешком в город, причем совершенно без всякой цели. Он встретил ее, и она была нужна ему целиком – без всяких оговорок.
Он сдержал обещание и отвез Лизу во Флоренцию и в Пизу. Геную и ее окрестности они облазили вдоль и поперек. Душа архитектора здесь просто пела, и Лиза откровенно наслаждалась памятниками и городскими пейзажами. Она брала с собой блокнот и некое подобие миниатюрного этюдника, делала зарисовки и какие-то записи. И хотя Дэвид посмеивался над тем, что она и на отдыхе не может забыть о работе, в его душе росло восхищение ее увлеченностью своим делом и ее талантом, ибо не надо было быть специалистом, чтобы не отметить ее тонкое чутье и безупречный вкус.