Страница:
На веранде спинами к комнате сидели на коленях мужчина и женщина. Перед ними шеренгой располагались знатные особы; сбоку ожидали приказаний слуги.
— Как явствует из этих цифр, императорский бюджет на текущий год превышает суммы, выделенные бакуфу, — произнес кто-то. — Так как урезание расходов может отрицательно сказаться на образе жизни императора, мы предлагаем продать еще несколько стихотворений его высочества и тем пополнить бюджет.
— Он согласен, — ответила женщина. — Пусть придворный поэт сочинит стихи, император их подпишет.
Секретарь принялся усердно фиксировать распоряжение. Придворный подвел Рэйко к группе и сказал:
— Досточтимые отрекшийся император и Имперский совет, прошу простить меня за то, что прерываю вас.
Рэйко опустилась на колени и поклонилась.
— Супруга сёсакан-самы сёгуна прибыла навестить госпожу Дзёкио.
Экс-император Рэйгэн, развалившийся на нескольких подушках, устало вздохнул. Ему было около сорока лет. Рябое невыразительное лицо, дородное тело, полусонные глаза.
— Приветствую вас, — промямлил он равнодушно.
Рэйко пробормотала вежливый ответ и перевела взгляд на женщину.
— Очень хорошо, что вы пришли, досточтимая госпожа Сано, — сказала та.
В отличие от мужа Дзёкио сидела прямо и отчетливо изъяснялась прекрасно поставленным голосом. Будучи на несколько лет старше Рэйгэна, она сумела сохранить гладкую кожу, молодой блеск в глазах и длинные иссиня-черные волосы. Женщина отличалась классической красотой, свойственной уроженкам Мияко: стройная, длинноногая, с высокими круглыми бровями, изящно вылепленным носом и тонко очерченными губами. Впечатление классики дополняла прическа на гребнях. Под складками шелковой одежды угадывалось сильное тело; взгляд выдавал недюжинный ум, в манере соединять кончики пальцев белых рук, спокойно лежащих сейчас на столике красного дерева, чувствовалось завидное самообладание.
— Ваше внимание — незаслуженная честь для ничтожной женщины.
Потрясенная Рэйко, умозрительное представление которой о матери Томохито разбила действительность, как отражение в пруду — упавший камень, ответила:
— Очень благодарна за то, что вы соизволили принять меня.
— Дайте мне, пожалуйста, минуту, чтобы завершить дела, — сказала Дзёкио тоном человека, привыкшего к тому, что ему подчиняются, и обернулась к мужу: — Мой господин, вы ведь подпишете приказ придворному поэту?
— Что ж, если надо, подпишу.
Секретарь положил на столик бумагу. Дзёкио обмакнула в тушь нефритовую императорскую печать, подняла руку Рэйгэна, вложила в нее печать и опустила руку на бумагу. Секретарь забрал документ. По знаку Дзёкио придворные, поклонившись, ушли; слуги унесли Рэйгэна.
Рэйко следила за происходящим с восхищением. Она сама помогала мужу в работе, но оказывается, это не было верхом ума и смелости. Перед ней сидела женщина, которая не просто подменяла мужа на время, но полностью заменяла, думая и распоряжаясь вместо него.
Дзёкио приготовила ритуальный чай. Рэйко, сгоравшая от любопытства, позабыла о приличиях:
— Как получилось, что вы ведете дела, которые, как правило, находятся в компетенции мужчин?
Дзёкио налила чай в чашку Рэйко и взглянула на гостью с интересом. Атмосфера на веранде изменилась: исчезли светские рамки. Дзёкио откровенно ответила:
— Мой муж с отвращением относится к любым физическим и умственным упражнениям. Он женился на мне, ибо знал: я способна действовать за него. И я действовала. В конце концов даже минимальные обязанности стали ему не под силу, и он отрекся от трона. Однако наш сын пока не в состоянии управлять двором, поэтому я продолжаю вести дела. Двор принимает это как должное из уважения к моему мужу.
«Значит, нам обеим замужество помогло раскрыть таланты», — подумала Рэйко.
— Простите меня за дерзкий вопрос, — сказала она, — однако я первый раз встречаю женщину, которая что-то возглавляет.
— Не меньшей редкостью является и то, что жена чиновника из Эдо сопровождает мужа в Мияко, — ответила Дзёкио. — Не объясните ли цель своего путешествия?
Рэйко насторожилась: «Конечно, она знает о том, что Сано расследует смерть Левого министра Коноэ. Неужели догадалась об истинной цели моего визита?»
— Муж посчитал, что мне будет приятно увидеть прежнюю столицу.
— Понимаю, — кивнула Дзёкио, но в голосе прозвучало недоверие. — Каковы же ваши впечатления от Мияко?
— Я пока немногое видела, но город очень отличается от Эдо, — сказала Рэйко, обрадовавшись, что ее версию приняли без колебаний. — Меня особенно очаровал императорский дворец.
На губах Дзёкио мелькнула усмешка.
— Вы были бы другого мнения, проведи здесь всю жизнь.
— Вы никогда не выезжали из Мияко?
— Всего четыре раза, когда двор эвакуировался из-за пожаров. Вот уже шестнадцать лет я безвылазно сижу в императорской резиденции.
«Я сошла бы с ума», — подумала Рэйко.
— И вас это устраивает?
Дзёкио невозмутимо пожала плечами:
— Порой мне очень хочется поменять обстановку, завести более широкий круг знакомств, но и здесь хватает интересного. Дворец — это целый мир в миниатюре, со своими радостями и огорчениями.
— И преступлениями, — добавила Рэйко, пользуясь возможностью направить разговор в нужное русло.
— Значит, вам кое-что известно об убийстве, которое расследует ваш муж? — спокойно спросила Дзёкио.
Повисло напряженное молчание.
Рэйко ответила:
— Я знаю только, что Левый министр был убит при помощи «крика души» в Саду пруда. Муж не любит, когда я вмешиваюсь в его дела. А меня снедает любопытство. Вы общались с Левым министром?
— Естественно. — Дзёкио опустила чашку на столик и встала. — Давайте прогуляемся по парку.
Они спустились с веранды.
Дзёкио была выше Рэйко, она шла вперед стремительно, но плавно, Рэйко едва поспевала за ней. Дорожка вилась между деревьями, Дзёкио молчала. Рэйко предположила: «Наверное, она прервала разговор, желая обдумать, что означает мой интерес к убийству и как ей реагировать на мои расспросы. Она понимает, что сказанное ею станет известно Сано».
Изобразив досаду, Рэйко сказала:
— Простите. Мне не следовало касаться такой неприятной темы, как убийство. — «Я должна убедить ее, что не скажу Сано ни слова». — Муж очень рассердится, если выяснится, что я донимала вас вопросами, которые меня совершенно не касаются.
Дзёкио сбавила темп и взглянула на группку придворных, устроившихся для пикника на пригорке.
— Не нужно извиняться, — промолвила она.
«Видимо, пришла к выводу, что никакого вреда от обсуждения убийства быть не может», — решила Рэйко.
— Для меня это не было личной потерей. Я часто виделась с Левым министром Коноэ, когда он учил моего сына, и беседовала с ним об управлении делами дворца, но между нами не было дружеских отношений.
Рэйко не заметила какой-либо наигранности ни в ее тоне, ни в манере держаться, тем не менее она понимала, что внезапно возникшая между ними доверительность ничего не значит: «Как я ее обманываю, так и она меня может обмануть».
— Что за человек был Левый министр? — спросила Рэйко и на всякий случай уточнила: — Я никогда не была знакома с человеком, которого убили. Вообще не представляю, за что можно убить.
После секундной паузы Дзёкио ответила:
— Его больше уважали, чем любили. Под приятной внешностью и шармом обхождения таились эгоистичная душа и страстное властолюбие. Он не терпел возражений и никогда не признавал своих ошибок.
«М-да, — мысленно согласилась Рэйко, — подобные качества провоцируют насилие».
— Как же вы ладили с ним?
— Очень просто. — Они миновали увитое диким виноградом дерево, и лицо Дзёкио помрачнело. — Я иногда возражала против того, как он заправляет финансами двора и как обращается с моим сыном, но никогда не оспаривала его распоряжений.
«Характеристика, данная Коноэ, вполне приложима к ней самой, — отметила Рэйко. — Не столкнулись ли они по вопросу о контроле над двором? Если так, то Коноэ, похоже, одолел ее благодаря своему положению и полу. Не поквиталась ли она с ним в Саду пруда?»
— Левому министру не нравилось, что женщина пользуется влиянием при дворе?
— Он, скажем так, мирился с этим. Понимал, что это явление временное, и терпеливо ждал, когда император начнет управлять двором самостоятельно, а мои услуги станут не нужны.
Перед глазами Рэйко возникла картинка: Дзёкио руководит заседанием Имперского совета. «А ведь действительно, — подумала сыщица, — ее полномочия ограниченны. Жив Коноэ или нет, она все равно сойдет со сцены. Зачем ей смещать Левого министра?»
Они вышли к озеру. Дзёкио остановилась и пронзила спутницу острым взглядом. Рэйко невольно поежилась, словно лишилась одежд, стала прозрачной до донышка.
— Хотя времена изменились, политические игры по-прежнему жестоки, просто теперь придворные борются не за контроль над государством, а за должности и привилегии, — отчеканила Дзёкио. — У Левого министра было много врагов, включая представителей знати.
«Но они, как почти все во дворце, имеют алиби на ночь убийства», — подумала Рэйко.
— И кто же, по-вашему, его убил?
— Не имею понятия.
«Это вряд ли, — усомнилась Рэйко. — Наверняка у Дзёкио есть какие-то догадки».
— Личность, которая расправилась с Левым министром Коноэ, похоже, владеет техникой киаи.
— Да, похоже, он владеет, — задумчиво откликнулась Дзёкио.
— Вы сказали «он». — Рэйко поймала собеседницу на слове. — Значит, считаете, что убийца — мужчина?
Императрица пожала плечами:
— Мужчина волен ходить куда вздумается. Это мы, женщины, сидим под надзором.
Объяснение снимало подозрения как с нее, так и с Асагао. И еще с Томохито, который был постоянно окружен слугами и редко покидал пределы дворца. Получалось, Дзёкио ловко вывела из опасного круга близких ей людей.
— Кто в ту ночь мог оказаться в Саду пруда, кроме министра?
— Комоэ приказал всем держаться подальше от Сада. Не представляю, кто мог его ослушаться, Левый министр строго следил за дисциплиной и беспощадно карал провинившихся.
Хотела того Дзёкио или нет, но Рэйко поняла, что абсолютно все обитатели резиденции знали: в Саду министр будет совершенно один.
— Наверное, у него была назначена тайная встреча, — предположила она.
— Насколько мне известно, Левый министр никому не сообщил, зачем ему понадобился безлюдный Сад, — сказала Дзёкио, рассматривая круглые листья лотосов, плававшие по глади озера. — Я вообще не видела его в тот вечер. Было очень жарко, я никак не могла уснуть и вышла прогуляться вокруг летнего павильона, он находится к северу от Сада пруда. Я любовалась луной, когда раздался крик.
— Вы никого не встретили по дороге? — Рэйко понимала, что вопрос выдает ее с головой, но ей нужен был ответ.
— Нет. Мне хотелось побыть в одиночестве. Я даже слуг не предупредила, что иду гулять, и, разумеется, никого не взяла с собой.
«Так вот почему у нее отсутствует алиби», — сообразила Рэйко и почувствовала облегчение. Ей не хотелось, чтобы женщина, в которой она обнаружила родственную душу, оказалась убийцей.
Ход ее мыслей прервал спокойный голос Дзёкио:
— Столь подробное обсуждение кошмарного преступления довольно необычно для светского визита. Видимо, я не единственная жена, выполняющая обязанности своего мужа. Думаю, сёсакану нет нужды утруждать себя беседой со мной.
Рэйко было запротестовала:
— Что вы, разве я осмелилась бы... — но, услышав, как фальшиво звучит голос, стыдливо умолкла.
Дзёкио с видом старшей сестры кивнула:
— Довольно притворяться, досточтимая госпожа Сано. — Она рассмеялась, смех оказался низким и мелодичным. — Вы не единственная в этом мире, кем движут двусмысленные мотивы.
Рэйко насторожилась. «А не играла ли она со мной с самого начала? — обожгла мысль. — А не было ли у нее зловещей причины для того, чтобы радушно принять меня и прикинуться откровенной? А не исходила ли она сразу из того, что я передам разговор Сано? Не пыталась ли таким образом убедить Сано в своей невиновности? Уж не собирается ли через дружбу со мной манипулировать им? Все может быть. Женщина с таким умом и силой воли вполне способна овладеть приемами киаи».
Тишину отчуждения прервал хруст шагов на гравиевой дорожке. Подошедшая служанка поклонилась и сказала Дзёкио:
— Прошу прощения, его высочество отрекшийся император просит вас пожаловать к нему.
Обрадованная Рэйко поспешно проговорила:
— Я не должна более злоупотреблять вашим гостеприимством. Пойду нанесу визит и выражу свое уважение досточтимой наложнице его величества.
Дзёкио кивком подтвердила, что ничего другого от Рэйко и не ожидала. Хозяйка и гостья обменялись поклонами. Дзёкио сказала:
— Благодарю вас за очень интересную беседу. Не навестите ли меня еще раз до отъезда из Мияко? Я была бы рада закрепить наше знакомство.
— Я тоже. Обязательно зайду.
И они расстались.
7
8
— Как явствует из этих цифр, императорский бюджет на текущий год превышает суммы, выделенные бакуфу, — произнес кто-то. — Так как урезание расходов может отрицательно сказаться на образе жизни императора, мы предлагаем продать еще несколько стихотворений его высочества и тем пополнить бюджет.
— Он согласен, — ответила женщина. — Пусть придворный поэт сочинит стихи, император их подпишет.
Секретарь принялся усердно фиксировать распоряжение. Придворный подвел Рэйко к группе и сказал:
— Досточтимые отрекшийся император и Имперский совет, прошу простить меня за то, что прерываю вас.
Рэйко опустилась на колени и поклонилась.
— Супруга сёсакан-самы сёгуна прибыла навестить госпожу Дзёкио.
Экс-император Рэйгэн, развалившийся на нескольких подушках, устало вздохнул. Ему было около сорока лет. Рябое невыразительное лицо, дородное тело, полусонные глаза.
— Приветствую вас, — промямлил он равнодушно.
Рэйко пробормотала вежливый ответ и перевела взгляд на женщину.
— Очень хорошо, что вы пришли, досточтимая госпожа Сано, — сказала та.
В отличие от мужа Дзёкио сидела прямо и отчетливо изъяснялась прекрасно поставленным голосом. Будучи на несколько лет старше Рэйгэна, она сумела сохранить гладкую кожу, молодой блеск в глазах и длинные иссиня-черные волосы. Женщина отличалась классической красотой, свойственной уроженкам Мияко: стройная, длинноногая, с высокими круглыми бровями, изящно вылепленным носом и тонко очерченными губами. Впечатление классики дополняла прическа на гребнях. Под складками шелковой одежды угадывалось сильное тело; взгляд выдавал недюжинный ум, в манере соединять кончики пальцев белых рук, спокойно лежащих сейчас на столике красного дерева, чувствовалось завидное самообладание.
— Ваше внимание — незаслуженная честь для ничтожной женщины.
Потрясенная Рэйко, умозрительное представление которой о матери Томохито разбила действительность, как отражение в пруду — упавший камень, ответила:
— Очень благодарна за то, что вы соизволили принять меня.
— Дайте мне, пожалуйста, минуту, чтобы завершить дела, — сказала Дзёкио тоном человека, привыкшего к тому, что ему подчиняются, и обернулась к мужу: — Мой господин, вы ведь подпишете приказ придворному поэту?
— Что ж, если надо, подпишу.
Секретарь положил на столик бумагу. Дзёкио обмакнула в тушь нефритовую императорскую печать, подняла руку Рэйгэна, вложила в нее печать и опустила руку на бумагу. Секретарь забрал документ. По знаку Дзёкио придворные, поклонившись, ушли; слуги унесли Рэйгэна.
Рэйко следила за происходящим с восхищением. Она сама помогала мужу в работе, но оказывается, это не было верхом ума и смелости. Перед ней сидела женщина, которая не просто подменяла мужа на время, но полностью заменяла, думая и распоряжаясь вместо него.
Дзёкио приготовила ритуальный чай. Рэйко, сгоравшая от любопытства, позабыла о приличиях:
— Как получилось, что вы ведете дела, которые, как правило, находятся в компетенции мужчин?
Дзёкио налила чай в чашку Рэйко и взглянула на гостью с интересом. Атмосфера на веранде изменилась: исчезли светские рамки. Дзёкио откровенно ответила:
— Мой муж с отвращением относится к любым физическим и умственным упражнениям. Он женился на мне, ибо знал: я способна действовать за него. И я действовала. В конце концов даже минимальные обязанности стали ему не под силу, и он отрекся от трона. Однако наш сын пока не в состоянии управлять двором, поэтому я продолжаю вести дела. Двор принимает это как должное из уважения к моему мужу.
«Значит, нам обеим замужество помогло раскрыть таланты», — подумала Рэйко.
— Простите меня за дерзкий вопрос, — сказала она, — однако я первый раз встречаю женщину, которая что-то возглавляет.
— Не меньшей редкостью является и то, что жена чиновника из Эдо сопровождает мужа в Мияко, — ответила Дзёкио. — Не объясните ли цель своего путешествия?
Рэйко насторожилась: «Конечно, она знает о том, что Сано расследует смерть Левого министра Коноэ. Неужели догадалась об истинной цели моего визита?»
— Муж посчитал, что мне будет приятно увидеть прежнюю столицу.
— Понимаю, — кивнула Дзёкио, но в голосе прозвучало недоверие. — Каковы же ваши впечатления от Мияко?
— Я пока немногое видела, но город очень отличается от Эдо, — сказала Рэйко, обрадовавшись, что ее версию приняли без колебаний. — Меня особенно очаровал императорский дворец.
На губах Дзёкио мелькнула усмешка.
— Вы были бы другого мнения, проведи здесь всю жизнь.
— Вы никогда не выезжали из Мияко?
— Всего четыре раза, когда двор эвакуировался из-за пожаров. Вот уже шестнадцать лет я безвылазно сижу в императорской резиденции.
«Я сошла бы с ума», — подумала Рэйко.
— И вас это устраивает?
Дзёкио невозмутимо пожала плечами:
— Порой мне очень хочется поменять обстановку, завести более широкий круг знакомств, но и здесь хватает интересного. Дворец — это целый мир в миниатюре, со своими радостями и огорчениями.
— И преступлениями, — добавила Рэйко, пользуясь возможностью направить разговор в нужное русло.
— Значит, вам кое-что известно об убийстве, которое расследует ваш муж? — спокойно спросила Дзёкио.
Повисло напряженное молчание.
Рэйко ответила:
— Я знаю только, что Левый министр был убит при помощи «крика души» в Саду пруда. Муж не любит, когда я вмешиваюсь в его дела. А меня снедает любопытство. Вы общались с Левым министром?
— Естественно. — Дзёкио опустила чашку на столик и встала. — Давайте прогуляемся по парку.
Они спустились с веранды.
Дзёкио была выше Рэйко, она шла вперед стремительно, но плавно, Рэйко едва поспевала за ней. Дорожка вилась между деревьями, Дзёкио молчала. Рэйко предположила: «Наверное, она прервала разговор, желая обдумать, что означает мой интерес к убийству и как ей реагировать на мои расспросы. Она понимает, что сказанное ею станет известно Сано».
Изобразив досаду, Рэйко сказала:
— Простите. Мне не следовало касаться такой неприятной темы, как убийство. — «Я должна убедить ее, что не скажу Сано ни слова». — Муж очень рассердится, если выяснится, что я донимала вас вопросами, которые меня совершенно не касаются.
Дзёкио сбавила темп и взглянула на группку придворных, устроившихся для пикника на пригорке.
— Не нужно извиняться, — промолвила она.
«Видимо, пришла к выводу, что никакого вреда от обсуждения убийства быть не может», — решила Рэйко.
— Для меня это не было личной потерей. Я часто виделась с Левым министром Коноэ, когда он учил моего сына, и беседовала с ним об управлении делами дворца, но между нами не было дружеских отношений.
Рэйко не заметила какой-либо наигранности ни в ее тоне, ни в манере держаться, тем не менее она понимала, что внезапно возникшая между ними доверительность ничего не значит: «Как я ее обманываю, так и она меня может обмануть».
— Что за человек был Левый министр? — спросила Рэйко и на всякий случай уточнила: — Я никогда не была знакома с человеком, которого убили. Вообще не представляю, за что можно убить.
После секундной паузы Дзёкио ответила:
— Его больше уважали, чем любили. Под приятной внешностью и шармом обхождения таились эгоистичная душа и страстное властолюбие. Он не терпел возражений и никогда не признавал своих ошибок.
«М-да, — мысленно согласилась Рэйко, — подобные качества провоцируют насилие».
— Как же вы ладили с ним?
— Очень просто. — Они миновали увитое диким виноградом дерево, и лицо Дзёкио помрачнело. — Я иногда возражала против того, как он заправляет финансами двора и как обращается с моим сыном, но никогда не оспаривала его распоряжений.
«Характеристика, данная Коноэ, вполне приложима к ней самой, — отметила Рэйко. — Не столкнулись ли они по вопросу о контроле над двором? Если так, то Коноэ, похоже, одолел ее благодаря своему положению и полу. Не поквиталась ли она с ним в Саду пруда?»
— Левому министру не нравилось, что женщина пользуется влиянием при дворе?
— Он, скажем так, мирился с этим. Понимал, что это явление временное, и терпеливо ждал, когда император начнет управлять двором самостоятельно, а мои услуги станут не нужны.
Перед глазами Рэйко возникла картинка: Дзёкио руководит заседанием Имперского совета. «А ведь действительно, — подумала сыщица, — ее полномочия ограниченны. Жив Коноэ или нет, она все равно сойдет со сцены. Зачем ей смещать Левого министра?»
Они вышли к озеру. Дзёкио остановилась и пронзила спутницу острым взглядом. Рэйко невольно поежилась, словно лишилась одежд, стала прозрачной до донышка.
— Хотя времена изменились, политические игры по-прежнему жестоки, просто теперь придворные борются не за контроль над государством, а за должности и привилегии, — отчеканила Дзёкио. — У Левого министра было много врагов, включая представителей знати.
«Но они, как почти все во дворце, имеют алиби на ночь убийства», — подумала Рэйко.
— И кто же, по-вашему, его убил?
— Не имею понятия.
«Это вряд ли, — усомнилась Рэйко. — Наверняка у Дзёкио есть какие-то догадки».
— Личность, которая расправилась с Левым министром Коноэ, похоже, владеет техникой киаи.
— Да, похоже, он владеет, — задумчиво откликнулась Дзёкио.
— Вы сказали «он». — Рэйко поймала собеседницу на слове. — Значит, считаете, что убийца — мужчина?
Императрица пожала плечами:
— Мужчина волен ходить куда вздумается. Это мы, женщины, сидим под надзором.
Объяснение снимало подозрения как с нее, так и с Асагао. И еще с Томохито, который был постоянно окружен слугами и редко покидал пределы дворца. Получалось, Дзёкио ловко вывела из опасного круга близких ей людей.
— Кто в ту ночь мог оказаться в Саду пруда, кроме министра?
— Комоэ приказал всем держаться подальше от Сада. Не представляю, кто мог его ослушаться, Левый министр строго следил за дисциплиной и беспощадно карал провинившихся.
Хотела того Дзёкио или нет, но Рэйко поняла, что абсолютно все обитатели резиденции знали: в Саду министр будет совершенно один.
— Наверное, у него была назначена тайная встреча, — предположила она.
— Насколько мне известно, Левый министр никому не сообщил, зачем ему понадобился безлюдный Сад, — сказала Дзёкио, рассматривая круглые листья лотосов, плававшие по глади озера. — Я вообще не видела его в тот вечер. Было очень жарко, я никак не могла уснуть и вышла прогуляться вокруг летнего павильона, он находится к северу от Сада пруда. Я любовалась луной, когда раздался крик.
— Вы никого не встретили по дороге? — Рэйко понимала, что вопрос выдает ее с головой, но ей нужен был ответ.
— Нет. Мне хотелось побыть в одиночестве. Я даже слуг не предупредила, что иду гулять, и, разумеется, никого не взяла с собой.
«Так вот почему у нее отсутствует алиби», — сообразила Рэйко и почувствовала облегчение. Ей не хотелось, чтобы женщина, в которой она обнаружила родственную душу, оказалась убийцей.
Ход ее мыслей прервал спокойный голос Дзёкио:
— Столь подробное обсуждение кошмарного преступления довольно необычно для светского визита. Видимо, я не единственная жена, выполняющая обязанности своего мужа. Думаю, сёсакану нет нужды утруждать себя беседой со мной.
Рэйко было запротестовала:
— Что вы, разве я осмелилась бы... — но, услышав, как фальшиво звучит голос, стыдливо умолкла.
Дзёкио с видом старшей сестры кивнула:
— Довольно притворяться, досточтимая госпожа Сано. — Она рассмеялась, смех оказался низким и мелодичным. — Вы не единственная в этом мире, кем движут двусмысленные мотивы.
Рэйко насторожилась. «А не играла ли она со мной с самого начала? — обожгла мысль. — А не было ли у нее зловещей причины для того, чтобы радушно принять меня и прикинуться откровенной? А не исходила ли она сразу из того, что я передам разговор Сано? Не пыталась ли таким образом убедить Сано в своей невиновности? Уж не собирается ли через дружбу со мной манипулировать им? Все может быть. Женщина с таким умом и силой воли вполне способна овладеть приемами киаи».
Тишину отчуждения прервал хруст шагов на гравиевой дорожке. Подошедшая служанка поклонилась и сказала Дзёкио:
— Прошу прощения, его высочество отрекшийся император просит вас пожаловать к нему.
Обрадованная Рэйко поспешно проговорила:
— Я не должна более злоупотреблять вашим гостеприимством. Пойду нанесу визит и выражу свое уважение досточтимой наложнице его величества.
Дзёкио кивком подтвердила, что ничего другого от Рэйко и не ожидала. Хозяйка и гостья обменялись поклонами. Дзёкио сказала:
— Благодарю вас за очень интересную беседу. Не навестите ли меня еще раз до отъезда из Мияко? Я была бы рада закрепить наше знакомство.
— Я тоже. Обязательно зайду.
И они расстались.
7
За стенами Павильона пурпурного дракона раздался не то свист, не то визг.
— Момо-тян! — воскликнул император. — Войди.
Открылась боковая дверь. Появился небольшого роста худощавый молодой человек, вероятно, на несколько лет старше императора. Он приблизился к трону прыгающей походкой, роняя с губ неразборчивые звуки и, словно конь, вскидывая голову. Придворные потупились; закаменевшие лица выразили отвращение, которое обычно вызывает уродство. По дороге во дворец Хосина предупредил, что Момодзоно — «домашняя собачка императора». Сано воспринял эти слова как злую шутку и оказался не готов к ужасному зрелищу. Он оторопел.
— Мой кузен принц Момодзоно, — сказал император.
Правый министр Исидзё прошептал на ухо Сано:
— Принц — безнадежный идиот, он не осознает, что делает.
Но министр ошибался: Момодзоно пытался контролировать себя, например, сжимал челюсти, стараясь удержать непроизвольные выкрики. От титанических усилий зрачки постоянно двигались, тонкое бледное лицо обильно покрывал пот.
Сев на колени подле императора, принц поклонился; левая рука рефлекторно дернулась вверх, он правой с явным трудом опустил ее.
— Момо-тян, это сёсакан Сано. — Томохито бросил на Исидзё и других сановников лукавый взгляд. — Он хочет выяснить, кто убил Левого министра Коноэ.
— Про-о-ошу располагать мной, — невнятно произнес принц и несколько раз непроизвольно взвизгнул. — Тысяча извинений!
— Вы вместе обнаружили тело Левого министра Коноэ? — обратился Сано к императору, не решаясь даже взглянуть на его кузена.
Правый министр Исидзё, почувствовав настроение сёсакана, сказал:
— Ваше величество, может быть, присутствие принца Момодзоно не является столь уж необходимым? — В вежливом тоне сквозило раздражение. — Вы сами в состоянии ответить на вопросы следователя.
— А давайте спросим у Момо-тяна, — предложил улыбаясь император и повернулся к кузену: — Ты хочешь остаться?
— Да, по-о-ожалуйста! — Принц захлопал в ладоши. Судя по выражению преданности на лице и мольбе в голосе, «собачка» обожала хозяина.
В Сано проснулась жалость. Он прочел в часто мигающих скорбных глазах Момодзоно стыд: несчастный понимал, насколько он отвратителен.
Скрестив на груди руки, Томохито оглядел подданных:
— Тот, кому мой кузен не по душе, может уйти.
Никто не шелохнулся. Исидзё еле слышно прошептал Сано:
— Прошу простить за неудобство.
— Ничего страшного, — откликнулся Сано.
Он хорошо представлял, насколько придворным досадно, что их ставят на одну доску с идиотом.
— Расскажите, при каких обстоятельствах вы обнаружили тело Левого министра Коноэ? — попросил он молодых людей.
Пока Момодзоно повизгивал и тряс головой, Томохито ответил:
— Мы услышали крик в Саду и отправились посмотреть, что случилось. Мы обнаружили Левого министра на острове, около павильона.
— Больше в Саду вы никого не заметили?
— Все при-и-ишли после нас, — сказал Момодзоно.
— А до того? — поинтересовался Сано, удивившись внезапно отчетливой дикции принца.
— Не думаю, — покачал головой Томохито. — Впрочем, было темно, да и некогда было нам озираться по сторонам.
— Вы ничего не слышали?
— Мы слышали, как бе-е-егают и кричат люди, — сказал Момодзоно, кривя губы.
«А ведь принц вовсе не идиот, — понял Сано. — Недаром возвращает разговор к „людям“, соображает, какой вывод можно сделать из того обстоятельства, что именно он и Томохито нашли Левого министра Коноэ».
— Ну хорошо, весь двор собрался в Саду. Императрица Дзёкио была там, ваше величество?
— Да, — с нетерпением в голосе ответил Томохито.
— А ваша наложница?
— Вам же сказал Момо-тян: пришли все.
Сано рассчитывал, что Рэйко удастся выяснить маршруты передвижения Дзёкио и Асагао в злосчастную ночь. Не исключено, что одна из этих женщин сначала убила Коноэ, а затем присоединилась к сановной толпе. То же самое можно было предположить и в отношении Томохито с Момодзоно, тем более что они первыми добрались до Коноэ. Чего проще — убить человека и притвориться, будто нашел труп!
— Где вы находились до того, как прибежали в Сад?
— В Учебном зале, — ответил император и беспокойно задвигал руками.
— Что вы там делали?
— Играли в стрелки. — Томохито принялся изучать ногти.
— В полночь? Почему так поздно?
Томохито откусил заусенцы и бестрепетно выдержал взгляд Сано.
— Какая разница? Захотелось!
— Ваш кузен тоже играл? — уточнил Сано, вообразив, как принц Момодзоно яростно мечет стрелки мимо мишени.
— Да. Ну, я имею в виду, Момо-тян наблюдал за моей игрой. У меня было несколько прекрасных бросков.
— Кто-нибудь еще присутствовал в зале?
— Нет. Но мы были там. Оба.
Враждебный тон императора позволил Сано усомниться в услышанном. Настораживала и безмятежность Момодзоно. Кузены определенно скрывали правду. Сано подумал было, не надавить ли на них, но отказался от опасной мысли.
Он мог предсказать, каковы будут последствия, если правда выплывет наружу. У императора и принца одно алиби на двоих. Разрушь он это алиби, Томохито обвинит его в клевете. Императорский суд поддержит суверена, правительство встанет на сторону Сано, и разразится конфликт между бакуфу и двором. Император Томохито объявит существующий режим незаконным, чиновники перестанут исполнять свои обязанности, и в стране начнется хаос. Недовольное население взбунтуется. Даймё с радостью воспользуются ситуацией и пойдут войной друг на друга за право сформировать новое правительство. Страна, как столетия назад, погрузится в пучину междоусобиц.
— Мне надоели ваши вопросы, — капризно заявил Томохито, а Момодзоно взвизгнул и дернулся всем телом. — Вы удовлетворены наконец?
Сано поклонился:
— Благодарю, ваше величество, на сегодня все.
Покинув павильон, Сано, ёрики Хосина и Правый министр Исидзё остановились на белой площадке.
— Вы собирались встретиться с госпожой Дзёкио и госпожой Асагао, — сказал Исидзё. — Мне проводить вас к ним?
— Не нужно, — ответил Сано, предпочитая сначала узнать, что выяснила Рэйко. — Я бы хотел осмотреть учебный зал и поговорить с личными слугами его величества.
Возможно, кто-то подтвердит алиби императора и принца, в противном случае придется... Нет! Пусть уж лучше убийцей окажется либо мать Томохито, либо его наложница.
— Меня, с вашего позволения, проводит ёрики Хосина.
Исидзё после небольшой заминки поинтересовался:
— К другим знатным особам у вас будут вопросы?
— Пока нет. Большое спасибо за помощь.
Лицо Правого министра превратилось в непроницаемую маску; он отвесил прощальный поклон. У Сано возникло чувство, что какая-то чрезвычайно важная деталь в расследовании им упущена.
— Момо-тян! — воскликнул император. — Войди.
Открылась боковая дверь. Появился небольшого роста худощавый молодой человек, вероятно, на несколько лет старше императора. Он приблизился к трону прыгающей походкой, роняя с губ неразборчивые звуки и, словно конь, вскидывая голову. Придворные потупились; закаменевшие лица выразили отвращение, которое обычно вызывает уродство. По дороге во дворец Хосина предупредил, что Момодзоно — «домашняя собачка императора». Сано воспринял эти слова как злую шутку и оказался не готов к ужасному зрелищу. Он оторопел.
— Мой кузен принц Момодзоно, — сказал император.
Правый министр Исидзё прошептал на ухо Сано:
— Принц — безнадежный идиот, он не осознает, что делает.
Но министр ошибался: Момодзоно пытался контролировать себя, например, сжимал челюсти, стараясь удержать непроизвольные выкрики. От титанических усилий зрачки постоянно двигались, тонкое бледное лицо обильно покрывал пот.
Сев на колени подле императора, принц поклонился; левая рука рефлекторно дернулась вверх, он правой с явным трудом опустил ее.
— Момо-тян, это сёсакан Сано. — Томохито бросил на Исидзё и других сановников лукавый взгляд. — Он хочет выяснить, кто убил Левого министра Коноэ.
— Про-о-ошу располагать мной, — невнятно произнес принц и несколько раз непроизвольно взвизгнул. — Тысяча извинений!
— Вы вместе обнаружили тело Левого министра Коноэ? — обратился Сано к императору, не решаясь даже взглянуть на его кузена.
Правый министр Исидзё, почувствовав настроение сёсакана, сказал:
— Ваше величество, может быть, присутствие принца Момодзоно не является столь уж необходимым? — В вежливом тоне сквозило раздражение. — Вы сами в состоянии ответить на вопросы следователя.
— А давайте спросим у Момо-тяна, — предложил улыбаясь император и повернулся к кузену: — Ты хочешь остаться?
— Да, по-о-ожалуйста! — Принц захлопал в ладоши. Судя по выражению преданности на лице и мольбе в голосе, «собачка» обожала хозяина.
В Сано проснулась жалость. Он прочел в часто мигающих скорбных глазах Момодзоно стыд: несчастный понимал, насколько он отвратителен.
Скрестив на груди руки, Томохито оглядел подданных:
— Тот, кому мой кузен не по душе, может уйти.
Никто не шелохнулся. Исидзё еле слышно прошептал Сано:
— Прошу простить за неудобство.
— Ничего страшного, — откликнулся Сано.
Он хорошо представлял, насколько придворным досадно, что их ставят на одну доску с идиотом.
— Расскажите, при каких обстоятельствах вы обнаружили тело Левого министра Коноэ? — попросил он молодых людей.
Пока Момодзоно повизгивал и тряс головой, Томохито ответил:
— Мы услышали крик в Саду и отправились посмотреть, что случилось. Мы обнаружили Левого министра на острове, около павильона.
— Больше в Саду вы никого не заметили?
— Все при-и-ишли после нас, — сказал Момодзоно.
— А до того? — поинтересовался Сано, удивившись внезапно отчетливой дикции принца.
— Не думаю, — покачал головой Томохито. — Впрочем, было темно, да и некогда было нам озираться по сторонам.
— Вы ничего не слышали?
— Мы слышали, как бе-е-егают и кричат люди, — сказал Момодзоно, кривя губы.
«А ведь принц вовсе не идиот, — понял Сано. — Недаром возвращает разговор к „людям“, соображает, какой вывод можно сделать из того обстоятельства, что именно он и Томохито нашли Левого министра Коноэ».
— Ну хорошо, весь двор собрался в Саду. Императрица Дзёкио была там, ваше величество?
— Да, — с нетерпением в голосе ответил Томохито.
— А ваша наложница?
— Вам же сказал Момо-тян: пришли все.
Сано рассчитывал, что Рэйко удастся выяснить маршруты передвижения Дзёкио и Асагао в злосчастную ночь. Не исключено, что одна из этих женщин сначала убила Коноэ, а затем присоединилась к сановной толпе. То же самое можно было предположить и в отношении Томохито с Момодзоно, тем более что они первыми добрались до Коноэ. Чего проще — убить человека и притвориться, будто нашел труп!
— Где вы находились до того, как прибежали в Сад?
— В Учебном зале, — ответил император и беспокойно задвигал руками.
— Что вы там делали?
— Играли в стрелки. — Томохито принялся изучать ногти.
— В полночь? Почему так поздно?
Томохито откусил заусенцы и бестрепетно выдержал взгляд Сано.
— Какая разница? Захотелось!
— Ваш кузен тоже играл? — уточнил Сано, вообразив, как принц Момодзоно яростно мечет стрелки мимо мишени.
— Да. Ну, я имею в виду, Момо-тян наблюдал за моей игрой. У меня было несколько прекрасных бросков.
— Кто-нибудь еще присутствовал в зале?
— Нет. Но мы были там. Оба.
Враждебный тон императора позволил Сано усомниться в услышанном. Настораживала и безмятежность Момодзоно. Кузены определенно скрывали правду. Сано подумал было, не надавить ли на них, но отказался от опасной мысли.
Он мог предсказать, каковы будут последствия, если правда выплывет наружу. У императора и принца одно алиби на двоих. Разрушь он это алиби, Томохито обвинит его в клевете. Императорский суд поддержит суверена, правительство встанет на сторону Сано, и разразится конфликт между бакуфу и двором. Император Томохито объявит существующий режим незаконным, чиновники перестанут исполнять свои обязанности, и в стране начнется хаос. Недовольное население взбунтуется. Даймё с радостью воспользуются ситуацией и пойдут войной друг на друга за право сформировать новое правительство. Страна, как столетия назад, погрузится в пучину междоусобиц.
— Мне надоели ваши вопросы, — капризно заявил Томохито, а Момодзоно взвизгнул и дернулся всем телом. — Вы удовлетворены наконец?
Сано поклонился:
— Благодарю, ваше величество, на сегодня все.
Покинув павильон, Сано, ёрики Хосина и Правый министр Исидзё остановились на белой площадке.
— Вы собирались встретиться с госпожой Дзёкио и госпожой Асагао, — сказал Исидзё. — Мне проводить вас к ним?
— Не нужно, — ответил Сано, предпочитая сначала узнать, что выяснила Рэйко. — Я бы хотел осмотреть учебный зал и поговорить с личными слугами его величества.
Возможно, кто-то подтвердит алиби императора и принца, в противном случае придется... Нет! Пусть уж лучше убийцей окажется либо мать Томохито, либо его наложница.
— Меня, с вашего позволения, проводит ёрики Хосина.
Исидзё после небольшой заминки поинтересовался:
— К другим знатным особам у вас будут вопросы?
— Пока нет. Большое спасибо за помощь.
Лицо Правого министра превратилось в непроницаемую маску; он отвесил прощальный поклон. У Сано возникло чувство, что какая-то чрезвычайно важная деталь в расследовании им упущена.
8
Виллу императорской наложницы окружали сосны, ветлы, красные тополя и живописные кустарники. Пожилой дворецкий вел Рэйко по красивым дорожкам; в теплом неподвижном воздухе звучали смех и музыка.
— У ее высочества Главной императорской наложницы веселятся друзья, — сказал дворецкий. — Она приглашает вас присоединиться к компании.
Боковые пристройки к дому образовывали двор. Лозы дикого винограда, яркие от пурпурных цветов, оплетали ажурные решетки окон. Во дворе на помосте под балдахином, боком к большому экрану, на котором был изображен залитый лунным светом лес, стояли молодая женщина и мужчина. На ней было дорогое кимоно из малинового шелка, на нем — хлопчатобумажное кимоно и соломенные сандалии. Чуть в стороне три музыканта играли на традиционных инструментах театра кабуки — флейте, самисэне и погремушке. Люди в придворных одеждах сидели на коленях на подушках перед импровизированной сценой и наблюдали за разворачивавшимся спектаклем.
— Пришло нам время умереть! — с утрированной страстью продекламировал мужчина, схватив партнершу за руки.
Женщина, всхлипывая, запричитала:
— Пусть в этом мире нам не довелось быть вместе, но в ином мы станем мужем и женой.
Парочка, припав друг к другу, побрела сквозь воображаемый лес к керамическому горшку с огромным кустистым бамбуком.
Рэйко узнала «Самоубийство в Камакуре». Пьеса, излагающая правдивую историю проститутки и горшечника, разлученных общественным мнением, шла на театральных подмостках Эдо и некоторое время пользовалась популярностью. Поверх голов зрителей Рэйко с удивлением наблюдала, как зрелищем, предназначенным для черни, наслаждаются придворные.
— Это досточтимая госпожа Асагао, — тихо проговорил дворецкий, кивнув на женщину, исполнявшую роль проститутки.
Удивление Рэйко возросло, когда она хорошенько разглядела императорскую наложницу. Асагао было немного за двадцать. Сложная прическа, нашпигованная цветами, круглое лупоглазое лицо, веки, закрашенные тушью, нарумяненные щеки... Какая низкая вульгарность при высоком статусе!
Актер, игравший возлюбленного, имел мелкие черты лица и ладно скроенную фигуру. Он подвел Асагао к горшку и вскричал:
— Пусть смерть придет к нам в тени этих бамбуковых зарослей!
Он пал на колени, и Асагао фальшиво запела нежным голосом:
Нам не пришлось познать
Ни дня покоя...
Вместо этого — одни лишь муки несчастной любви.
Она засеменила по сцене, жеманно вихляя крутыми бедрами, обтянутыми кимоно.
Убей меня своими руками,
Освободи меня от этой муки,
А потом соединись со мной на небесах!
Упав на колени перед актером, она зарыдала и взмолилась:
— Пожалуйста, обними меня напоследок!
Они обнялись: актер принялся гладить Асагао, та начала отвечать на ласки. Они явно наслаждались друг другом. Бесстыдный пыл смутил Рэйко.
Актер выхватил из-за пояса кимоно деревянный кинжал:
— Вот залог того, что наши души будут вечно вместе!
— Я готова. Не медли! — Госпожа Асагао закрыла глаза и выпрямилась.
Рыдая, актер «вонзил» кинжал ей в грудь. Она вскрикнула, упала и забилась, изображая предсмертные конвульсии. Он обнимал ее, пока стоны и судороги не затихли. Потом воскликнул:
— О любимая, иду за тобой! — и «воткнул» кинжал в свою грудь.
Зрители одобрительно зашумели и зааплодировали. Обреченная парочка немного полежала, встала и, смеясь, поклонилась. Тут Асагао заметила новое лицо; ее глаза загорелись. Она спрыгнула с помоста и засеменила к Рэйко.
— Досточтимая госпожа Сано! Я так рада встретиться с вами! — выпалила она.
Дворецкий, услышав: «Вы можете быть свободны!» — удалился.
Асагао рассмеялась, взгляд записной кокетки оценивающе скользнул по Рэйко.
— Чудесно, что вы попали прямо к нашему спектаклю. Что вы скажете о моей игре?
— В жизни не видела ничего подобного, — нашла Рэйко золотую середину между лестью и честностью.
Двусмысленный комплимент вызвал у Асагао счастливый смех:
— Мой скромный талант едва ли заслуживает такой оценки! Да еще от вас, которую наверняка развлекали лучшие артисты Японии. О, как бы мне хотелось тоже увидеть их! — Пухлые губы мило надулись. — Мы буквально заперты в этом дворце и вынуждены довольствоваться собственными маленькими представлениями, но мы стараемся следовать классическим образцам. Декорации выполнены одним из лучших придворных художников. Он оформил и мой костюм. — Она сделала па. — Мне идет?
— Да, вы выглядите великолепно, — сказала Рэйко.
Кимоно и вправду было произведением искусства, хотя от цвета потемнее и фасона попроще Асагао казалась бы стройнее.
— О, благодарю вас! Вы очень добры. — Асагао поправила прическу и обратилась к зрителям: — Познакомьтесь с нашей гостьей из Эдо.
Придворные и фрейлины окружили Рэйко, улыбаясь, кланяясь и приветствуя. Представив их, Асагао с видом собственницы положила руку на плечо актера:
— Это господин Годзё. Он один из секретарей императора.
Парочка обменялась интимными взглядами. Асагао сделала большие глаза и воскликнула:
— Мне только что пришла в голову изумительная мысль! Госпожа Сано должна принять участие в нашем спектакле.
— У ее высочества Главной императорской наложницы веселятся друзья, — сказал дворецкий. — Она приглашает вас присоединиться к компании.
Боковые пристройки к дому образовывали двор. Лозы дикого винограда, яркие от пурпурных цветов, оплетали ажурные решетки окон. Во дворе на помосте под балдахином, боком к большому экрану, на котором был изображен залитый лунным светом лес, стояли молодая женщина и мужчина. На ней было дорогое кимоно из малинового шелка, на нем — хлопчатобумажное кимоно и соломенные сандалии. Чуть в стороне три музыканта играли на традиционных инструментах театра кабуки — флейте, самисэне и погремушке. Люди в придворных одеждах сидели на коленях на подушках перед импровизированной сценой и наблюдали за разворачивавшимся спектаклем.
— Пришло нам время умереть! — с утрированной страстью продекламировал мужчина, схватив партнершу за руки.
Женщина, всхлипывая, запричитала:
— Пусть в этом мире нам не довелось быть вместе, но в ином мы станем мужем и женой.
Парочка, припав друг к другу, побрела сквозь воображаемый лес к керамическому горшку с огромным кустистым бамбуком.
Рэйко узнала «Самоубийство в Камакуре». Пьеса, излагающая правдивую историю проститутки и горшечника, разлученных общественным мнением, шла на театральных подмостках Эдо и некоторое время пользовалась популярностью. Поверх голов зрителей Рэйко с удивлением наблюдала, как зрелищем, предназначенным для черни, наслаждаются придворные.
— Это досточтимая госпожа Асагао, — тихо проговорил дворецкий, кивнув на женщину, исполнявшую роль проститутки.
Удивление Рэйко возросло, когда она хорошенько разглядела императорскую наложницу. Асагао было немного за двадцать. Сложная прическа, нашпигованная цветами, круглое лупоглазое лицо, веки, закрашенные тушью, нарумяненные щеки... Какая низкая вульгарность при высоком статусе!
Актер, игравший возлюбленного, имел мелкие черты лица и ладно скроенную фигуру. Он подвел Асагао к горшку и вскричал:
— Пусть смерть придет к нам в тени этих бамбуковых зарослей!
Он пал на колени, и Асагао фальшиво запела нежным голосом:
Нам не пришлось познать
Ни дня покоя...
Вместо этого — одни лишь муки несчастной любви.
Она засеменила по сцене, жеманно вихляя крутыми бедрами, обтянутыми кимоно.
Убей меня своими руками,
Освободи меня от этой муки,
А потом соединись со мной на небесах!
Упав на колени перед актером, она зарыдала и взмолилась:
— Пожалуйста, обними меня напоследок!
Они обнялись: актер принялся гладить Асагао, та начала отвечать на ласки. Они явно наслаждались друг другом. Бесстыдный пыл смутил Рэйко.
Актер выхватил из-за пояса кимоно деревянный кинжал:
— Вот залог того, что наши души будут вечно вместе!
— Я готова. Не медли! — Госпожа Асагао закрыла глаза и выпрямилась.
Рыдая, актер «вонзил» кинжал ей в грудь. Она вскрикнула, упала и забилась, изображая предсмертные конвульсии. Он обнимал ее, пока стоны и судороги не затихли. Потом воскликнул:
— О любимая, иду за тобой! — и «воткнул» кинжал в свою грудь.
Зрители одобрительно зашумели и зааплодировали. Обреченная парочка немного полежала, встала и, смеясь, поклонилась. Тут Асагао заметила новое лицо; ее глаза загорелись. Она спрыгнула с помоста и засеменила к Рэйко.
— Досточтимая госпожа Сано! Я так рада встретиться с вами! — выпалила она.
Дворецкий, услышав: «Вы можете быть свободны!» — удалился.
Асагао рассмеялась, взгляд записной кокетки оценивающе скользнул по Рэйко.
— Чудесно, что вы попали прямо к нашему спектаклю. Что вы скажете о моей игре?
— В жизни не видела ничего подобного, — нашла Рэйко золотую середину между лестью и честностью.
Двусмысленный комплимент вызвал у Асагао счастливый смех:
— Мой скромный талант едва ли заслуживает такой оценки! Да еще от вас, которую наверняка развлекали лучшие артисты Японии. О, как бы мне хотелось тоже увидеть их! — Пухлые губы мило надулись. — Мы буквально заперты в этом дворце и вынуждены довольствоваться собственными маленькими представлениями, но мы стараемся следовать классическим образцам. Декорации выполнены одним из лучших придворных художников. Он оформил и мой костюм. — Она сделала па. — Мне идет?
— Да, вы выглядите великолепно, — сказала Рэйко.
Кимоно и вправду было произведением искусства, хотя от цвета потемнее и фасона попроще Асагао казалась бы стройнее.
— О, благодарю вас! Вы очень добры. — Асагао поправила прическу и обратилась к зрителям: — Познакомьтесь с нашей гостьей из Эдо.
Придворные и фрейлины окружили Рэйко, улыбаясь, кланяясь и приветствуя. Представив их, Асагао с видом собственницы положила руку на плечо актера:
— Это господин Годзё. Он один из секретарей императора.
Парочка обменялась интимными взглядами. Асагао сделала большие глаза и воскликнула:
— Мне только что пришла в голову изумительная мысль! Госпожа Сано должна принять участие в нашем спектакле.