Страница:
Утром 13 октября Хрущёв принял на своей даче министра Франции Г. Палевского. Франция стояла перед президентскими выборами, и Хрущёва занимал вопрос — выдвинет ли де Голль свою кандидатуру на следующий срок. Палевский, считавшийся близким другом де Голля, ответил уклончиво, но Хрущёв перебил его, заявив, что «настоящий политический деятель всегда борется до конца за свою власть». Хрущёв намеревался пригласить Палевского к обеду, но в это время Никиту Сергеевича позвали к телефону. Звонил Брежнев и передавал, что в Москве собрались члены ЦК и хотят провести Пленум с обсуждением предложений Хрущёва по сельскому хозяйству. Хрущёв выразил крайнее недовольство: «Это вопрос не срочный, к тому же я в отпуске, и вы могли бы подождать». Но Брежнев настаивал, к телефону подходил также и Р. Малиновский. Сопротивление Хрущёва оказалось сломленным только тогда, когда Брежнев сказал, что люди собрались и будут обсуждать намеченные вопросы без участия Хрущёва, если он не приедет. «Ладно, — сказал с раздражением Хрущёв, — присылайте самолёт».
Вместе с Хрущёвым в Москву вылетел и Микоян. На аэродроме в Москве Хрущёва встречал только председатель КГБ В. Е. Семичастный. Для Хрущёва и Микояна стало очевидным, что на Пленуме ЦК речь будет идти отнюдь не о структуре управления сельским хозяйством.
На заседании Президиума ЦК КПСС присутствовало 22 человека. Кроме членов и кандидатов в члены Президиума здесь находились министры СССР А. Громыко и Р. Малиновский, несколько секретарей обкомов.
Председательствовал на заседании сам Хрущёв, никакой стенограммы не велось. Обсуждение было бурным, резким, откровенным, временами очень грубым. Хрущёв решительно отвергал обвинения в свой адрес, он сам обвинял присутствующих членов Президиума в совершенных ошибках. В защиту Хрущёва выступил один Микоян, который заявил, что деятельность Хрущёва — это большой политический капитал партии, она не вправе так легко его расточать. Но Микояна не поддержал никто из присутствующих. Было очевидно — в том числе и для Хрущёва, — что Пленум ЦК КПСС, который в июне 1957 года поддержал его и отверг решение Президиума, на этот раз окажется не на стороне Хрущёва. Всё же среди 330 членов и кандидатов в члены ЦК у Хрущёва мог оказаться не один десяток сторонников, и обсуждение на Пленуме могло бы быть не очень гладким, — и члены Президиума ЦК стремились этого избежать. Однако убедить Хрущёва «добровольно» уйти в отставку не удалось, и заседание, начавшееся 13 октября, пришлось прервать поздно ночью для отдыха. Все разошлись по домам, условившись возобновить заседание утром 14 октября. Однако ночью Хрущёв позвонил Микояну, который также не ложился спать: «Если они не хотят меня, то пусть так и будет. Я не буду больше возражать».
На следующий день заседание Президиума ЦК продолжалось не более полутора часов. Первым секретарём ЦК КПСС было рекомендовано избрать Л. И. Брежнева, Председателем Совета Министров СССР — А. Н. Косыгина.
По свидетельству Мишеля Татю, ещё 31 октября 1963 года, когда Хрущёв принимал лидера французских социалистов Ги Молле, последний спросил его о новом поколении советских лидеров, которые могли бы наследовать власть Хрущёва. В своём ответе Хрущёв на первое место поставил Л. И. Брежнева, которого очень хвалил. Затем он назвал А. Н. Косыгина, которого хвалил за компетентность. Хрущёв назвал также Н. В. Подгорного. Мы видим, что Никита Сергеевич весьма точно назвал своих преемников, хотя он и не подозревал, что все эти перемены произойдут так скоро [106].
Во второй половине дня 14 октября в Кремле открылся Пленум ЦК КПСС, члены которого заранее прибыли в Москву со всех концов страны.
Заседание Пленума открыл Л. И. Брежнев. Председательствовал А. И. Микоян. Присутствовал на заседании и Хрущёв, который не проронил ни слова. Доклад на Пленуме сделал М. А. Суслов. В докладе не содержалось попытки проанализировать деятельность Хрущёва за 11 лет, подвести итоги или сделать выводы. Это был крайне поверхностный документ, в котором всё сводилось главным образом к перечислению личных недостатков или ошибок Хрущёва, причём наряду с серьёзными критическими замечаниями в докладе содержались и несущественные детали, мелкие придирки.
Суслов сказал, что Хрущёв допускал крупные ошибки в работе, в руководстве партией и правительством, принимал необдуманные, торопливые решения. В последние 2 — 3 года Хрущёв сосредоточил в своих руках всю полноту власти и стал ею злоупотреблять. Все достижения и успехи в стране он относил к личным заслугам, совершенно перестал считаться с членами Президиума, третировал их, оскорблял, не прислушивался к их мнению, постоянно поучал. Несмотря на неоднократность обращения к нему членов Президиума, он игнорировал их замечания.
В основном эти замечания были справедливыми. Но Хрущёв сосредоточил в своих руках всю полноту власти ещё 5 — 6 лет назад, и члены Президиума слишком мало обращались к нему с критическими замечаниями, а чаще поддакивали ему. Большую часть непродуманных и поспешных решений Хрущёв проводил всё же через Президиум и Пленум ЦК КПСС.
Как сказал Суслов, в печати все больше и больше писали о заслугах Хрущёва. За 1963 год в центральных газетах 120 раз помещался портрет Хрущёва, а за 9 месяцев 1964 года — 140 раз. Между тем даже портреты Сталина печатались 10 — 15 раз в год. Хрущёв окружил себя советниками из родственников и журналистов, к голосу которых он прислушивался больше, чем к голосу членов Президиума. Хрущёв часто ссылался на мнение своего сына Сергея и дочери Рады. Он втянул в политику всю семью. В печати и на радио его окружали подхалимы.
И здесь Суслов не договаривал по части самокритики. Портреты Сталина печатались в центральных газетах куда чаще, чем 10 — 15 раз в год. Хрущёв всё время ездил по стране, он более 40 раз побывал за границей, и все это, естественно, находило отражение в центральных газетах. Между тем Сталин почти никуда не выезжал из Москвы и Кремля. Суслов явно преувеличивал роль сына и дочери Хрущёва при решении серьёзных проблем. Практически они не имели никакого влияния на отца при решениях государственных дел. Верно, что в прессе и идеологических органах партии имелось немало подхалимов. Но это были, как правило, члены ЦК, а не случайные люди. Среди подхалимов можно было бы назвать и часть членов Президиума ЦК, которых продвинул сюда сам Хрущёв.
Суслов сказал далее, что ЦК снял зятя Хрущёва А. Аджубея с должности главного редактора «Известий» как подхалима и безответственного человека. Сославшись на слова Громыко, он заявил, что Аджубей стал вторым министром иностранных дел, причём стремился решать дела на уровне глав правительств и дезориентировал послов. Суслов рассказал, что Аджубей, будучи в ФРГ, неосторожно отозвался об Ульбрихте, а это вызвало скандал с ГДР, который с трудом удалось уладить.
Высказывания Суслова об Аджубее в основном справедливы. Аджубей появился в семье Хрущёвых ещё в 40-е годы. Он был способным журналистом и хорошо редактировал «Комсомольскую правду», а затем и «Известия». Нет ничего предосудительного и в том, что Хрущёв использовал своего зятя для неофициальных контактов в западных странах. На XXII съезде КПСС А. Аджубей стал членом ЦК.
Суслов очень критически высказался далее о разделении партийного руководства по производственному принципу. Эта реформа внесла путаницу в работу и стала началом как бы двух партий — рабочей и крестьянской.
Мы уже писали об ошибочности данной реформы. Но в конце 1962 года она не встретила возражений на Пленуме ЦК КПСС, её одобрил и сам Суслов.
Далее он резко отозвался о недавних предложениях Хрущёва по созданию специализированных управлений в сельском хозяйстве. «Записку» Хрущёва по этому поводу Президиум ЦК отозвал и обсуждение её отложил.
Хрущёв, как сказал Суслов, возомнил себя специалистом во всех областях: в сельском хозяйстве, дипломатии, науке, искусстве, — и всех поучал. Многие материалы, подготовленные аппаратом ЦК, Хрущёв публиковал под своим именем.
В первой части этих упрёков Суслов, несомненно, прав. Хрущёв не страдал недостатком скромности; так, например, американскому кукурузоводу Р. Гарсту при посещении его фермы Хрущёв сделал ряд замечаний, с которыми Гарст не мог согласиться. Но второй упрёк Суслова несправедлив. Многие послания и заявления Хрущёва действительно готовил аппарат ЦК, но это его прямая обязанность, и в действиях Хрущёва не имелось ничего предосудительного. Тот же Суслов, выступая на съездах компартий Запада и Востока, произносил речи, подготовленные для него аппаратом ЦК.
По свидетельству Суслова, рассылая членам Президиума «Записки», Хрущёв требовал письменных замечаний, отпуская для этого иногда лишь 45 — 50 минут. Никто из членов Президиума не мог составить за столь краткий срок письменных заключений, и заседания Президиума превращались в формальность.
Вероятно, такие случаи имели место, но как исключение. Хрущёв не мог лишить членов Президиума ЦК права голоса, хотя бывали такие ситуации, как, например, в дни Карибского кризиса, когда Хрущёв требовал от членов Президиума самого быстрого ответа на те или иные предложения. И если заседания Президиума ЦК становились формальностью, то ответственность за это лежала и на членах Президиума. Хрущёв действительно становился всё более капризен и нетерпим к критике, но возражать ему было не так опасно, как Сталину.
Суслов заявил, что Хрущёв так запутал управление промышленностью, создав госкомитеты, совнархозы СССР, ВСНХ СССР, что очень трудно все это распутать. Промышленность работает хуже, чем при прежних методах управления.
Этот упрёк Хрущёву, конечно, справедлив, хотя было бы неправильно делать одного Хрущёва ответственным и за плохую работу, и за плохое управление промышленностью.
Как сообщил Суслов, Хрущёв проводил неправильную политику в области ценообразования. Повышение цен на мясо, молочные продукты, некоторые промтовары ударило по материальному положению рабочих. Неправильную политику вёл Хрущёв и в отношении животноводства, в результате чего было вырезано много коров и стало поступать меньше мяса.
Суслов прав, обвиняя Хрущёва в ошибочной политике в области животноводства. Но если повышение цен на мясо и молочные продукты являлось ошибочным, то почему новые цены сохранились и после октябрьского Пленума? Почему повышение цен на многие промтовары происходило и в 60 — 70-е годы?
По свидетельству Суслова, Хрущёв был неосторожен в своих выступлениях. Так, например, в беседе с японскими парламентариями он заявил, что в СССР живут казахи, и в Китае, в Синьцзяне тоже есть казахи. И если среди них устроить референдум — хотят ли они остаться в Китае или отойти к СССР — и если они выскажутся за Советский Союз, то мы их присоединим. Суслов сказал, что эти слова были изъяты у нас прямо из типографского набора, а в Японии напечатаны, что вызвало протест со стороны Китая. Хотя разногласия с Китаем не снимаются, заявил Суслов, и мы будем обсуждать их на Совещании 26 компартий, тем не менее надо подчеркнуть, что на позицию китайцев влияло и поведение Хрущёва, который третировал представителей этого государства, а Мао Цзэдуна назвал однажды «старой калошей». И это стало известно китайскому руководителю. Бестактно вёл себя Хрущёв и в отношении Албании.
В данном случае Суслов не сделал никакого открытия. И в частных беседах, и в разговорах с корреспондентами и бизнесменами, и при встречах с главами государств, и с трибуны Хрущёв говорил с излишней откровенностью. Мы приводили немало примеров таких высказываний.
Стенограммы бесед Хрущёва тщательно выправлялись и затем одновременно публиковались как в западной, так и в советской печати. Неясно, — почему это правило не соблюдалось при публикации бесед Хрущёва с японскими парламентариями. Хрущёв вполне мог назвать Мао Цзэдуна в каком-либо частном разговоре «старой калошей». Но как эта фраза стала известна Мао Цзэдуну? Не имелось ли в этих случаях намеренной утечки информации?
Суслов рассказал членам Пленума и о некоторых ошибочных решениях Хрущёва в области внешней торговли. Так, например, в рамках совместной договорённости Польша построила авиационный завод для производства самолётов АН-2, и Советский Союз должен был приобрести 500 таких самолётов. Но Хрущёв отказался от покупки, заявив, что мы можем делать такие самолёты дешевле. Мы заказали Финляндии финские домики, для производства которых там построили специальный завод. Но Хрущёв отказался покупать эти домики. По словам Суслова, за 10 лет работы Хрущёв не только ни разу не принял министра внешней торговли Патоличева, но ни разу ему не позвонил.
Трудно оценивать перечисленные решения Хрущёва, не зная их мотивов и резонов. Странно, что Хрущёв и Патоличев никогда не встречались. Во многих зарубежных поездках Хрущёва сопровождал заместитель министра внешней торговли, т. е. того же Патоличева. Вопросами внешней торговли занимался один из первых заместителей Хрущёва А. И. Микоян, к которому Хрущёв относился с полным доверием. Можно предположить, что и сам Патоличев не особенно стремился попасть на приём к Хрущёву, если мог решать все свои проблемы с Микояном.
Из примеров самоуправства Хрущёва Суслов остановился на эпизоде с Тимирязевской академией. Узнав, что там работают учёные, не согласные с его сельскохозяйственными рекомендациями, Хрущёв решил выселить академию из Москвы, а её факультеты расселить по глубинке в разных местах. При этом он говорил: «Нечего им пахать по асфальту» Академия же насчитывает столетие своего существования в Москве. Суслов сказал, что члены Президиума ЦК не были согласны с Хрущёвым и под разными предлогами оттягивали переселение, создавая различные комиссии. Осуществлялся бюрократический саботаж. Когда, вернувшись из очередной поездки, Хрущёв узнал, что академия все ещё в Москве, то распорядился прекратить приём студентов: не было первого курса, потом второго. Многие видные учёные и преподаватели покинули академию. •
Эти обвинения совершенно справедливы. Если перевод министерств сельского хозяйства СССР и РСФСР на базу совхозов «Михайловское» и «Яхрома», расположенных в 100 — 120 километрах от Москвы, являлся явно ошибочным решением, то попытка разрушить Тимирязевскую академию могла служить примером нелепого самоуправства и самодурства.
Суслов подверг критике и многие из аспектов сельскохозяйственной политики Хрущёва. Выступая против чистых паров, Хрущёв снимал с работы директоров совхозов, которые оставляли в своих хозяйствах чистые пары, не считаясь с их доводами. Он хотел снять и секретаря ЦК КП Казахстана Кунаева, который защищал чистые пары. Хрущёв снял с поста министра сельского хозяйства Пысина, не дав никаких разъяснений на этот счёт членам Президиума ЦК. В последние годы он развернул ничем не оправданное наступление на приусадебные хозяйства колхозников. Он даже распорядился уменьшать и урезать приусадебные участки, что вызвало раздражение в деревне, так как отрезанные земли обычно ничем не засевались и зарастали бурьяном. Хрущёв защищал Лысенко, против которого выступали многие видные учёные. Он предложил Академии наук СССР открыть вакансию для избрания в академию друга Лысенко Н. Нуждина. На заседании Академии наук А. Д. Сахаров отвёл эту кандидатуру Лысенко выступил с грубой речью и позже сообщил об этом Никите Сергеевичу Хрущёв был разгневан и прямо заявил, что если Академия наук будет заниматься политикой, то «мы такую академию разгоним, нам она не нужна» Об этом стало известно в кругах академии.
Хрущёв осыпал упрёками Косыгина, когда тот интересовался положением зернового, хозяйства в Казахстане. Это расценивалось как вмешательство Косыгина в руководство сельским хозяйством, которое Хрущёв считал своей монополией. Во многих областях Хрущёв предлагал ликвидировать колхозы и создавать совхозы, мотивируя это нерентабельностью колхозов. Между тем, заявил Суслов, колхозы более рентабельны, чем совхозы.
Все эти замечания совершенно справедливы, и их список можно было бы значительно продолжить. Во многих областях и районах личное хозяйство колхозников и рабочих совхозов деградировало до уровня 1953 года.
В своём докладе Суслов дал пояснения по поводу того, как было присвоено Насеру и Амеру звание Героя Советского Союза, возложив ответственность только на Хрущёва. Хрущёв, по словам Суслова, был слишком щедр и неразборчив в своих обещаниях другим странам. В Ираке мы помогали строить железные дороги на 600 километров, тогда как в СССР годовое строительство железных дорог не превышает 600 километров. В Индонезии, где царит нищета, СССР построил огромный стадион. Бельмом на глазу была последняя поездка Хрущёва в Скандинавские страны со всей семьёй — с детьми, внуками, — их было 12 человек. Сатюков взял с собой дочь. В западной печати сообщалось, что это семейный пикник. Не чем иным, как путешествием со свитой, это назвать было нельзя. И все за государственный счёт.
Мы уже писали о присвоении звания Героя Советского Союза Насеру и Амеру. Хрущёв действительно бывал слишком щедр. Он, правда, убеждал Сукарно построить в Индонезии более важный объект, чем стадион. Но Сукарно нравилось произносить на стадионах речи. В поездку по Скандинавии Хрущёв взял не 12, а 6 своих родственников, но это также можно считать предосудительным. Оплата поездки производится стороной, которая приглашает гостей, и в этом отношении Хрущёв явно злоупотреблял гостеприимством Скандинавских стран.
Я опускаю далее ряд мелких придирок и замечаний, которые вообще вряд ли следовало упоминать на Пленуме. В заключение Суслов поставил вопрос: можно ли было раньше призвать Хрущёва к порядку? Члены Президиума это делали, предупреждали Хрущёва, но кроме грубого отпора и оскорблений ничего от него не слышали, хотя репрессий в отношении членов Президиума он не предпринимал. С живым культом бороться труднее, чем с мёртвым. Если Сталин уничтожал физически, то Хрущёв подавлял морально. В конце доклада Суслов сказал, что смещение Хрущёва — проявление не слабости, а смелости и силы, и это должно послужить уроком на будущее.
Во время доклада Суслова члены ЦК нередко выкрикивали реплики, направленные против Хрущёва и свидетельствовавшие о накопившемся раздражении. Когда Суслов сказал, что дело шло к культу Хрущёва, из зала выкрикнули: «Он давно культ». Суслов сказал, что, судя по репликам, Пленум одобряет решение Президиума и поэтому нет необходимости открывать прения. Решение было принято единогласно в следующей формулировке: Н. С. Хрущёв освобождается от своих постов в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья. Было принято ещё одно решение: не допускать впредь совмещения в одном лице должности Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР.
Избранный Первым секретарём ЦК КПСС Л. И. Брежнев сказал в краткой речи, что незачем омрачать и без того тяжёлое положение. Он рекомендовал поэтому на партийных собраниях и совещаниях вопроса об освобождении Хрущёва подробно не обсуждать, а на собраниях беспартийных говорить лишь то, что будет опубликовано в газетах. Брежнев просил не торопить ЦК в принятии мер. Постепенно ЦК все выправит. В первую очередь будут объединены партийные органы в областях. Дальше будет проведено упорядочение структуры хозяйственного управления. Будет увеличен рыночный фонд на продукты питания, хороший урожай 1964 года позволяет это сделать. Будет перестроена система ценообразования и приняты меры к повышению материального уровня народа. Площадь посевов на целине будет сокращена.
Английский учёный, писатель и журналист Марк Френкланд писал в своей книге «Хрущёв» в 1965 году «Пленум ЦК проголосовал против Хрущёва, хотя, безусловно, он имел какую-то поддержку В некотором смысле это был его лучший час ещё 10 лет назад никто не мог предположить, что преемник Сталина может быть устранён таким простым и мягким методом, как простое голосование» [107]
Но то же самое сказал и сам Никита Сергеевич. Вернувшись вечером домой, в квартиру на Староконюшенном переулке Арбата, он бросил портфель в угол и сказал:
«Ну вот, теперь я в отставке. Может быть, самое главное из того, что я сделал, заключается в том, что они могли меня снять простым голосованием, тогда как Сталин велел бы их всех арестовать»
Эпилог. Н. С. Хрущёв на пенсии
Вместе с Хрущёвым в Москву вылетел и Микоян. На аэродроме в Москве Хрущёва встречал только председатель КГБ В. Е. Семичастный. Для Хрущёва и Микояна стало очевидным, что на Пленуме ЦК речь будет идти отнюдь не о структуре управления сельским хозяйством.
На заседании Президиума ЦК КПСС присутствовало 22 человека. Кроме членов и кандидатов в члены Президиума здесь находились министры СССР А. Громыко и Р. Малиновский, несколько секретарей обкомов.
Председательствовал на заседании сам Хрущёв, никакой стенограммы не велось. Обсуждение было бурным, резким, откровенным, временами очень грубым. Хрущёв решительно отвергал обвинения в свой адрес, он сам обвинял присутствующих членов Президиума в совершенных ошибках. В защиту Хрущёва выступил один Микоян, который заявил, что деятельность Хрущёва — это большой политический капитал партии, она не вправе так легко его расточать. Но Микояна не поддержал никто из присутствующих. Было очевидно — в том числе и для Хрущёва, — что Пленум ЦК КПСС, который в июне 1957 года поддержал его и отверг решение Президиума, на этот раз окажется не на стороне Хрущёва. Всё же среди 330 членов и кандидатов в члены ЦК у Хрущёва мог оказаться не один десяток сторонников, и обсуждение на Пленуме могло бы быть не очень гладким, — и члены Президиума ЦК стремились этого избежать. Однако убедить Хрущёва «добровольно» уйти в отставку не удалось, и заседание, начавшееся 13 октября, пришлось прервать поздно ночью для отдыха. Все разошлись по домам, условившись возобновить заседание утром 14 октября. Однако ночью Хрущёв позвонил Микояну, который также не ложился спать: «Если они не хотят меня, то пусть так и будет. Я не буду больше возражать».
На следующий день заседание Президиума ЦК продолжалось не более полутора часов. Первым секретарём ЦК КПСС было рекомендовано избрать Л. И. Брежнева, Председателем Совета Министров СССР — А. Н. Косыгина.
По свидетельству Мишеля Татю, ещё 31 октября 1963 года, когда Хрущёв принимал лидера французских социалистов Ги Молле, последний спросил его о новом поколении советских лидеров, которые могли бы наследовать власть Хрущёва. В своём ответе Хрущёв на первое место поставил Л. И. Брежнева, которого очень хвалил. Затем он назвал А. Н. Косыгина, которого хвалил за компетентность. Хрущёв назвал также Н. В. Подгорного. Мы видим, что Никита Сергеевич весьма точно назвал своих преемников, хотя он и не подозревал, что все эти перемены произойдут так скоро [106].
Во второй половине дня 14 октября в Кремле открылся Пленум ЦК КПСС, члены которого заранее прибыли в Москву со всех концов страны.
Заседание Пленума открыл Л. И. Брежнев. Председательствовал А. И. Микоян. Присутствовал на заседании и Хрущёв, который не проронил ни слова. Доклад на Пленуме сделал М. А. Суслов. В докладе не содержалось попытки проанализировать деятельность Хрущёва за 11 лет, подвести итоги или сделать выводы. Это был крайне поверхностный документ, в котором всё сводилось главным образом к перечислению личных недостатков или ошибок Хрущёва, причём наряду с серьёзными критическими замечаниями в докладе содержались и несущественные детали, мелкие придирки.
Суслов сказал, что Хрущёв допускал крупные ошибки в работе, в руководстве партией и правительством, принимал необдуманные, торопливые решения. В последние 2 — 3 года Хрущёв сосредоточил в своих руках всю полноту власти и стал ею злоупотреблять. Все достижения и успехи в стране он относил к личным заслугам, совершенно перестал считаться с членами Президиума, третировал их, оскорблял, не прислушивался к их мнению, постоянно поучал. Несмотря на неоднократность обращения к нему членов Президиума, он игнорировал их замечания.
В основном эти замечания были справедливыми. Но Хрущёв сосредоточил в своих руках всю полноту власти ещё 5 — 6 лет назад, и члены Президиума слишком мало обращались к нему с критическими замечаниями, а чаще поддакивали ему. Большую часть непродуманных и поспешных решений Хрущёв проводил всё же через Президиум и Пленум ЦК КПСС.
Как сказал Суслов, в печати все больше и больше писали о заслугах Хрущёва. За 1963 год в центральных газетах 120 раз помещался портрет Хрущёва, а за 9 месяцев 1964 года — 140 раз. Между тем даже портреты Сталина печатались 10 — 15 раз в год. Хрущёв окружил себя советниками из родственников и журналистов, к голосу которых он прислушивался больше, чем к голосу членов Президиума. Хрущёв часто ссылался на мнение своего сына Сергея и дочери Рады. Он втянул в политику всю семью. В печати и на радио его окружали подхалимы.
И здесь Суслов не договаривал по части самокритики. Портреты Сталина печатались в центральных газетах куда чаще, чем 10 — 15 раз в год. Хрущёв всё время ездил по стране, он более 40 раз побывал за границей, и все это, естественно, находило отражение в центральных газетах. Между тем Сталин почти никуда не выезжал из Москвы и Кремля. Суслов явно преувеличивал роль сына и дочери Хрущёва при решении серьёзных проблем. Практически они не имели никакого влияния на отца при решениях государственных дел. Верно, что в прессе и идеологических органах партии имелось немало подхалимов. Но это были, как правило, члены ЦК, а не случайные люди. Среди подхалимов можно было бы назвать и часть членов Президиума ЦК, которых продвинул сюда сам Хрущёв.
Суслов сказал далее, что ЦК снял зятя Хрущёва А. Аджубея с должности главного редактора «Известий» как подхалима и безответственного человека. Сославшись на слова Громыко, он заявил, что Аджубей стал вторым министром иностранных дел, причём стремился решать дела на уровне глав правительств и дезориентировал послов. Суслов рассказал, что Аджубей, будучи в ФРГ, неосторожно отозвался об Ульбрихте, а это вызвало скандал с ГДР, который с трудом удалось уладить.
Высказывания Суслова об Аджубее в основном справедливы. Аджубей появился в семье Хрущёвых ещё в 40-е годы. Он был способным журналистом и хорошо редактировал «Комсомольскую правду», а затем и «Известия». Нет ничего предосудительного и в том, что Хрущёв использовал своего зятя для неофициальных контактов в западных странах. На XXII съезде КПСС А. Аджубей стал членом ЦК.
Суслов очень критически высказался далее о разделении партийного руководства по производственному принципу. Эта реформа внесла путаницу в работу и стала началом как бы двух партий — рабочей и крестьянской.
Мы уже писали об ошибочности данной реформы. Но в конце 1962 года она не встретила возражений на Пленуме ЦК КПСС, её одобрил и сам Суслов.
Далее он резко отозвался о недавних предложениях Хрущёва по созданию специализированных управлений в сельском хозяйстве. «Записку» Хрущёва по этому поводу Президиум ЦК отозвал и обсуждение её отложил.
Хрущёв, как сказал Суслов, возомнил себя специалистом во всех областях: в сельском хозяйстве, дипломатии, науке, искусстве, — и всех поучал. Многие материалы, подготовленные аппаратом ЦК, Хрущёв публиковал под своим именем.
В первой части этих упрёков Суслов, несомненно, прав. Хрущёв не страдал недостатком скромности; так, например, американскому кукурузоводу Р. Гарсту при посещении его фермы Хрущёв сделал ряд замечаний, с которыми Гарст не мог согласиться. Но второй упрёк Суслова несправедлив. Многие послания и заявления Хрущёва действительно готовил аппарат ЦК, но это его прямая обязанность, и в действиях Хрущёва не имелось ничего предосудительного. Тот же Суслов, выступая на съездах компартий Запада и Востока, произносил речи, подготовленные для него аппаратом ЦК.
По свидетельству Суслова, рассылая членам Президиума «Записки», Хрущёв требовал письменных замечаний, отпуская для этого иногда лишь 45 — 50 минут. Никто из членов Президиума не мог составить за столь краткий срок письменных заключений, и заседания Президиума превращались в формальность.
Вероятно, такие случаи имели место, но как исключение. Хрущёв не мог лишить членов Президиума ЦК права голоса, хотя бывали такие ситуации, как, например, в дни Карибского кризиса, когда Хрущёв требовал от членов Президиума самого быстрого ответа на те или иные предложения. И если заседания Президиума ЦК становились формальностью, то ответственность за это лежала и на членах Президиума. Хрущёв действительно становился всё более капризен и нетерпим к критике, но возражать ему было не так опасно, как Сталину.
Суслов заявил, что Хрущёв так запутал управление промышленностью, создав госкомитеты, совнархозы СССР, ВСНХ СССР, что очень трудно все это распутать. Промышленность работает хуже, чем при прежних методах управления.
Этот упрёк Хрущёву, конечно, справедлив, хотя было бы неправильно делать одного Хрущёва ответственным и за плохую работу, и за плохое управление промышленностью.
Как сообщил Суслов, Хрущёв проводил неправильную политику в области ценообразования. Повышение цен на мясо, молочные продукты, некоторые промтовары ударило по материальному положению рабочих. Неправильную политику вёл Хрущёв и в отношении животноводства, в результате чего было вырезано много коров и стало поступать меньше мяса.
Суслов прав, обвиняя Хрущёва в ошибочной политике в области животноводства. Но если повышение цен на мясо и молочные продукты являлось ошибочным, то почему новые цены сохранились и после октябрьского Пленума? Почему повышение цен на многие промтовары происходило и в 60 — 70-е годы?
По свидетельству Суслова, Хрущёв был неосторожен в своих выступлениях. Так, например, в беседе с японскими парламентариями он заявил, что в СССР живут казахи, и в Китае, в Синьцзяне тоже есть казахи. И если среди них устроить референдум — хотят ли они остаться в Китае или отойти к СССР — и если они выскажутся за Советский Союз, то мы их присоединим. Суслов сказал, что эти слова были изъяты у нас прямо из типографского набора, а в Японии напечатаны, что вызвало протест со стороны Китая. Хотя разногласия с Китаем не снимаются, заявил Суслов, и мы будем обсуждать их на Совещании 26 компартий, тем не менее надо подчеркнуть, что на позицию китайцев влияло и поведение Хрущёва, который третировал представителей этого государства, а Мао Цзэдуна назвал однажды «старой калошей». И это стало известно китайскому руководителю. Бестактно вёл себя Хрущёв и в отношении Албании.
В данном случае Суслов не сделал никакого открытия. И в частных беседах, и в разговорах с корреспондентами и бизнесменами, и при встречах с главами государств, и с трибуны Хрущёв говорил с излишней откровенностью. Мы приводили немало примеров таких высказываний.
Стенограммы бесед Хрущёва тщательно выправлялись и затем одновременно публиковались как в западной, так и в советской печати. Неясно, — почему это правило не соблюдалось при публикации бесед Хрущёва с японскими парламентариями. Хрущёв вполне мог назвать Мао Цзэдуна в каком-либо частном разговоре «старой калошей». Но как эта фраза стала известна Мао Цзэдуну? Не имелось ли в этих случаях намеренной утечки информации?
Суслов рассказал членам Пленума и о некоторых ошибочных решениях Хрущёва в области внешней торговли. Так, например, в рамках совместной договорённости Польша построила авиационный завод для производства самолётов АН-2, и Советский Союз должен был приобрести 500 таких самолётов. Но Хрущёв отказался от покупки, заявив, что мы можем делать такие самолёты дешевле. Мы заказали Финляндии финские домики, для производства которых там построили специальный завод. Но Хрущёв отказался покупать эти домики. По словам Суслова, за 10 лет работы Хрущёв не только ни разу не принял министра внешней торговли Патоличева, но ни разу ему не позвонил.
Трудно оценивать перечисленные решения Хрущёва, не зная их мотивов и резонов. Странно, что Хрущёв и Патоличев никогда не встречались. Во многих зарубежных поездках Хрущёва сопровождал заместитель министра внешней торговли, т. е. того же Патоличева. Вопросами внешней торговли занимался один из первых заместителей Хрущёва А. И. Микоян, к которому Хрущёв относился с полным доверием. Можно предположить, что и сам Патоличев не особенно стремился попасть на приём к Хрущёву, если мог решать все свои проблемы с Микояном.
Из примеров самоуправства Хрущёва Суслов остановился на эпизоде с Тимирязевской академией. Узнав, что там работают учёные, не согласные с его сельскохозяйственными рекомендациями, Хрущёв решил выселить академию из Москвы, а её факультеты расселить по глубинке в разных местах. При этом он говорил: «Нечего им пахать по асфальту» Академия же насчитывает столетие своего существования в Москве. Суслов сказал, что члены Президиума ЦК не были согласны с Хрущёвым и под разными предлогами оттягивали переселение, создавая различные комиссии. Осуществлялся бюрократический саботаж. Когда, вернувшись из очередной поездки, Хрущёв узнал, что академия все ещё в Москве, то распорядился прекратить приём студентов: не было первого курса, потом второго. Многие видные учёные и преподаватели покинули академию. •
Эти обвинения совершенно справедливы. Если перевод министерств сельского хозяйства СССР и РСФСР на базу совхозов «Михайловское» и «Яхрома», расположенных в 100 — 120 километрах от Москвы, являлся явно ошибочным решением, то попытка разрушить Тимирязевскую академию могла служить примером нелепого самоуправства и самодурства.
Суслов подверг критике и многие из аспектов сельскохозяйственной политики Хрущёва. Выступая против чистых паров, Хрущёв снимал с работы директоров совхозов, которые оставляли в своих хозяйствах чистые пары, не считаясь с их доводами. Он хотел снять и секретаря ЦК КП Казахстана Кунаева, который защищал чистые пары. Хрущёв снял с поста министра сельского хозяйства Пысина, не дав никаких разъяснений на этот счёт членам Президиума ЦК. В последние годы он развернул ничем не оправданное наступление на приусадебные хозяйства колхозников. Он даже распорядился уменьшать и урезать приусадебные участки, что вызвало раздражение в деревне, так как отрезанные земли обычно ничем не засевались и зарастали бурьяном. Хрущёв защищал Лысенко, против которого выступали многие видные учёные. Он предложил Академии наук СССР открыть вакансию для избрания в академию друга Лысенко Н. Нуждина. На заседании Академии наук А. Д. Сахаров отвёл эту кандидатуру Лысенко выступил с грубой речью и позже сообщил об этом Никите Сергеевичу Хрущёв был разгневан и прямо заявил, что если Академия наук будет заниматься политикой, то «мы такую академию разгоним, нам она не нужна» Об этом стало известно в кругах академии.
Хрущёв осыпал упрёками Косыгина, когда тот интересовался положением зернового, хозяйства в Казахстане. Это расценивалось как вмешательство Косыгина в руководство сельским хозяйством, которое Хрущёв считал своей монополией. Во многих областях Хрущёв предлагал ликвидировать колхозы и создавать совхозы, мотивируя это нерентабельностью колхозов. Между тем, заявил Суслов, колхозы более рентабельны, чем совхозы.
Все эти замечания совершенно справедливы, и их список можно было бы значительно продолжить. Во многих областях и районах личное хозяйство колхозников и рабочих совхозов деградировало до уровня 1953 года.
В своём докладе Суслов дал пояснения по поводу того, как было присвоено Насеру и Амеру звание Героя Советского Союза, возложив ответственность только на Хрущёва. Хрущёв, по словам Суслова, был слишком щедр и неразборчив в своих обещаниях другим странам. В Ираке мы помогали строить железные дороги на 600 километров, тогда как в СССР годовое строительство железных дорог не превышает 600 километров. В Индонезии, где царит нищета, СССР построил огромный стадион. Бельмом на глазу была последняя поездка Хрущёва в Скандинавские страны со всей семьёй — с детьми, внуками, — их было 12 человек. Сатюков взял с собой дочь. В западной печати сообщалось, что это семейный пикник. Не чем иным, как путешествием со свитой, это назвать было нельзя. И все за государственный счёт.
Мы уже писали о присвоении звания Героя Советского Союза Насеру и Амеру. Хрущёв действительно бывал слишком щедр. Он, правда, убеждал Сукарно построить в Индонезии более важный объект, чем стадион. Но Сукарно нравилось произносить на стадионах речи. В поездку по Скандинавии Хрущёв взял не 12, а 6 своих родственников, но это также можно считать предосудительным. Оплата поездки производится стороной, которая приглашает гостей, и в этом отношении Хрущёв явно злоупотреблял гостеприимством Скандинавских стран.
Я опускаю далее ряд мелких придирок и замечаний, которые вообще вряд ли следовало упоминать на Пленуме. В заключение Суслов поставил вопрос: можно ли было раньше призвать Хрущёва к порядку? Члены Президиума это делали, предупреждали Хрущёва, но кроме грубого отпора и оскорблений ничего от него не слышали, хотя репрессий в отношении членов Президиума он не предпринимал. С живым культом бороться труднее, чем с мёртвым. Если Сталин уничтожал физически, то Хрущёв подавлял морально. В конце доклада Суслов сказал, что смещение Хрущёва — проявление не слабости, а смелости и силы, и это должно послужить уроком на будущее.
Во время доклада Суслова члены ЦК нередко выкрикивали реплики, направленные против Хрущёва и свидетельствовавшие о накопившемся раздражении. Когда Суслов сказал, что дело шло к культу Хрущёва, из зала выкрикнули: «Он давно культ». Суслов сказал, что, судя по репликам, Пленум одобряет решение Президиума и поэтому нет необходимости открывать прения. Решение было принято единогласно в следующей формулировке: Н. С. Хрущёв освобождается от своих постов в связи с преклонным возрастом и состоянием здоровья. Было принято ещё одно решение: не допускать впредь совмещения в одном лице должности Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР.
Избранный Первым секретарём ЦК КПСС Л. И. Брежнев сказал в краткой речи, что незачем омрачать и без того тяжёлое положение. Он рекомендовал поэтому на партийных собраниях и совещаниях вопроса об освобождении Хрущёва подробно не обсуждать, а на собраниях беспартийных говорить лишь то, что будет опубликовано в газетах. Брежнев просил не торопить ЦК в принятии мер. Постепенно ЦК все выправит. В первую очередь будут объединены партийные органы в областях. Дальше будет проведено упорядочение структуры хозяйственного управления. Будет увеличен рыночный фонд на продукты питания, хороший урожай 1964 года позволяет это сделать. Будет перестроена система ценообразования и приняты меры к повышению материального уровня народа. Площадь посевов на целине будет сокращена.
Английский учёный, писатель и журналист Марк Френкланд писал в своей книге «Хрущёв» в 1965 году «Пленум ЦК проголосовал против Хрущёва, хотя, безусловно, он имел какую-то поддержку В некотором смысле это был его лучший час ещё 10 лет назад никто не мог предположить, что преемник Сталина может быть устранён таким простым и мягким методом, как простое голосование» [107]
Но то же самое сказал и сам Никита Сергеевич. Вернувшись вечером домой, в квартиру на Староконюшенном переулке Арбата, он бросил портфель в угол и сказал:
«Ну вот, теперь я в отставке. Может быть, самое главное из того, что я сделал, заключается в том, что они могли меня снять простым голосованием, тогда как Сталин велел бы их всех арестовать»
Эпилог. Н. С. Хрущёв на пенсии
На следующий день после Пленума ЦК Хрущёв уехал из Москвы на дачу, где собрались почти все его родственники. Ещё в 1953 году Никита Сергеевич поселился в большом и удобном доме вУсово. Но Хрущёву не нравился этот дом, и семья Хрущёва переехала на государственную дачу, которую прежде занимала семья Молотова. Это был большой, но плохо спроектированный дом.
В первые недели после отставки Хрущёв находился в состоянии шока.
В свои 70 лет он оставался человеком громадной энергии и железного здоровья. Он привык напряжённо трудиться по 14 16 часов в сутки. И вдруг, как всадник, несущийся на полном скаку, он был выброшен из седла своими же ещё недавно лояльными и послушными помощниками. Хрущёв не скрывал своей растерянности.
Недавно всесильный диктатор, он часами неподвижно сидел в кресле Иногда на его глазах можно было увидеть слезы. Когда в одной из московских школ директор спросил из любопытства: «Что делает Никита Сергеевич?» — мальчик ответил: «Дедушка плачет».
Но Хрущёв был слишком сильной личностью, чтобы долго пребывать в бездействии. Постепенно он стал читать газеты и журналы и узнавать о переменах, последовавших за его отставкой. Большую часть этих перемен он отказывался комментировать, например восстановление единых обкомов, отмену многих ограничений для приусадебных участков, позднее ликвидацию совнархозов и восстановление отраслевых министерств. Он никогда, даже с родными, ничего не говорил о своих преемниках — ни хорошего, ни дурного. В конце концов, если использовать американский политический жаргон, это была его собственная «команда».
В первые месяцы никто, кроме родных, не посещал Хрущёва.
Его падение было встречено в стране с удивительным спокойствием, во многих случаях даже с облегчением. Однако на Западе и в некоторых коммунистических партиях Хрущёв оставался популярной фигурой, и отдельные государственные деятели или лидеры партий, приезжая в Москву, выражали желание встретиться с Никитой Сергеевичем. Им говорили обычно, что Хрущёв болен, но это нельзя было повторять бесконечно. Надо было как-то решать вопрос о постоянном статусе для отставного премьера. Имелись разные проекты, но Хрущёв отклонял их и отказывался встречаться с кем-либо из членов Политбюро. В первые дни и недели он разговаривал по телефону только с Микояном, но затем и эта связь прервалась.
В начале 1965 года семье Хрущёва предложили освободить бывшую дачу Молотова. Недалеко от посёлка Петрово-Дальнее (москвичи приезжают в этот район автобусом от станции метро «Сокол») Хрущёву отвели более скромную дачу, которую построил когда-то для своей семьи И. Акулов, видный деятель партии, друг М. И. Калинина, долгое время занимавший поёт Генерального прокурора: СССР. В годы сталинских репрессий Акулова расстреляли, и его дача с тех пор сменила многих хозяев. Конечно, она намного уступала всем прежним резиденциям Хрущёва. Но у неё имелось важное для Никиты Сергеевича достоинство — большой земельный участок.
Весь дачный посёлок в Петрово-Дальнем был окружён большим забором. Но в проходной дежурили пожилые вахтёрши, миновать которых не стоило большого труда. Каждая дача, однако, имела и свой забор. Поэтому при входе на дачу Хрущёва появилась ещё одна проходная. Для охраны экс-премьера было выделено небольшое подразделение войск МВД — КГБ. Несколько человек непрерывно дежурили у дома Хрущёва; охрана сопровождала его и во время прогулок по окрестным местам и лесу, где он собирал грибы. Хрущёв вёл с молодыми работниками охраны долгие разговоры, нередко лишь эти люди составляли круг его собеседников.
Хрущёву определили персональную пенсию в 400 рублей в месяц, что было не так уж много, учитывая его недавнее положение в стране. За Хрущёвым сохранялось право пользоваться медицинскими услугами Кремлёвской больницы и специальным пайком. В его распоряжении имелась машина — просторный старый ЗИЛ с частным номером. Кроме дачи, за семьёй Хрущёва сохранялась большая квартира на Арбате. Но он не любил этой квартиры. Приезжая по делам в Москву, за несколько лет ни одного раза не остался ночевать в своей городской квартире.
Хрущёв быстро перестал думать о возвращении к руководству и со временем все меньше сожалел об утраченной власти. Но он сожалел о некоторых своих действиях или, скорее, о бездействии во многих ситуациях. Он сожалел о том, что не довёл до конца дело партийных реабилитаций и не отменил приговоры по процессам 1936 — 1938 годов, а отправил в архив выводы специальных комиссий. Очень сожалел Хрущёв о громких идеологических кампаниях 1962 — 1963 годов против абстракционистов и во всём этом обвинял Ильичева. «Ему (Ильичеву. — Р. М.)нужен был пропуск в Политбюро», — говорил Хрущёв. Вместе с родными на дачу приезжали иногда и художники, среди них и те, кого Хрущёв когда-то распекал в Манеже. Теперь Он подолгу и спокойно разговаривал с ними. Он был очень тронут, когда Эрнст Неизвестный прислал ему в подарок книгу Достоевского «Преступление и наказание» со своими оригинальными иллюстрациями.
В первые недели после отставки Хрущёв находился в состоянии шока.
В свои 70 лет он оставался человеком громадной энергии и железного здоровья. Он привык напряжённо трудиться по 14 16 часов в сутки. И вдруг, как всадник, несущийся на полном скаку, он был выброшен из седла своими же ещё недавно лояльными и послушными помощниками. Хрущёв не скрывал своей растерянности.
Недавно всесильный диктатор, он часами неподвижно сидел в кресле Иногда на его глазах можно было увидеть слезы. Когда в одной из московских школ директор спросил из любопытства: «Что делает Никита Сергеевич?» — мальчик ответил: «Дедушка плачет».
Но Хрущёв был слишком сильной личностью, чтобы долго пребывать в бездействии. Постепенно он стал читать газеты и журналы и узнавать о переменах, последовавших за его отставкой. Большую часть этих перемен он отказывался комментировать, например восстановление единых обкомов, отмену многих ограничений для приусадебных участков, позднее ликвидацию совнархозов и восстановление отраслевых министерств. Он никогда, даже с родными, ничего не говорил о своих преемниках — ни хорошего, ни дурного. В конце концов, если использовать американский политический жаргон, это была его собственная «команда».
В первые месяцы никто, кроме родных, не посещал Хрущёва.
Его падение было встречено в стране с удивительным спокойствием, во многих случаях даже с облегчением. Однако на Западе и в некоторых коммунистических партиях Хрущёв оставался популярной фигурой, и отдельные государственные деятели или лидеры партий, приезжая в Москву, выражали желание встретиться с Никитой Сергеевичем. Им говорили обычно, что Хрущёв болен, но это нельзя было повторять бесконечно. Надо было как-то решать вопрос о постоянном статусе для отставного премьера. Имелись разные проекты, но Хрущёв отклонял их и отказывался встречаться с кем-либо из членов Политбюро. В первые дни и недели он разговаривал по телефону только с Микояном, но затем и эта связь прервалась.
В начале 1965 года семье Хрущёва предложили освободить бывшую дачу Молотова. Недалеко от посёлка Петрово-Дальнее (москвичи приезжают в этот район автобусом от станции метро «Сокол») Хрущёву отвели более скромную дачу, которую построил когда-то для своей семьи И. Акулов, видный деятель партии, друг М. И. Калинина, долгое время занимавший поёт Генерального прокурора: СССР. В годы сталинских репрессий Акулова расстреляли, и его дача с тех пор сменила многих хозяев. Конечно, она намного уступала всем прежним резиденциям Хрущёва. Но у неё имелось важное для Никиты Сергеевича достоинство — большой земельный участок.
Весь дачный посёлок в Петрово-Дальнем был окружён большим забором. Но в проходной дежурили пожилые вахтёрши, миновать которых не стоило большого труда. Каждая дача, однако, имела и свой забор. Поэтому при входе на дачу Хрущёва появилась ещё одна проходная. Для охраны экс-премьера было выделено небольшое подразделение войск МВД — КГБ. Несколько человек непрерывно дежурили у дома Хрущёва; охрана сопровождала его и во время прогулок по окрестным местам и лесу, где он собирал грибы. Хрущёв вёл с молодыми работниками охраны долгие разговоры, нередко лишь эти люди составляли круг его собеседников.
Хрущёву определили персональную пенсию в 400 рублей в месяц, что было не так уж много, учитывая его недавнее положение в стране. За Хрущёвым сохранялось право пользоваться медицинскими услугами Кремлёвской больницы и специальным пайком. В его распоряжении имелась машина — просторный старый ЗИЛ с частным номером. Кроме дачи, за семьёй Хрущёва сохранялась большая квартира на Арбате. Но он не любил этой квартиры. Приезжая по делам в Москву, за несколько лет ни одного раза не остался ночевать в своей городской квартире.
Хрущёв быстро перестал думать о возвращении к руководству и со временем все меньше сожалел об утраченной власти. Но он сожалел о некоторых своих действиях или, скорее, о бездействии во многих ситуациях. Он сожалел о том, что не довёл до конца дело партийных реабилитаций и не отменил приговоры по процессам 1936 — 1938 годов, а отправил в архив выводы специальных комиссий. Очень сожалел Хрущёв о громких идеологических кампаниях 1962 — 1963 годов против абстракционистов и во всём этом обвинял Ильичева. «Ему (Ильичеву. — Р. М.)нужен был пропуск в Политбюро», — говорил Хрущёв. Вместе с родными на дачу приезжали иногда и художники, среди них и те, кого Хрущёв когда-то распекал в Манеже. Теперь Он подолгу и спокойно разговаривал с ними. Он был очень тронут, когда Эрнст Неизвестный прислал ему в подарок книгу Достоевского «Преступление и наказание» со своими оригинальными иллюстрациями.