Дмитрий Волкогонов при написании своей первой книги о Сталине «Триумф и трагедия», опубликованной в 1989 году, пользовался в основном Центральным партийным архивом, объединившимся с архивом Института Маркса – Ленина (ЦПА ИМЛ), Центральным архивом Министерства обороны (ЦАМО), Центральным государственным архивом Советской Армии (ЦГАСА) и некоторыми другими. При подготовке новой биографии Сталина, опубликованной в 1996 году, когда уже произошла реорганизация всех архивов, основным архивным источником для Волкогонова стал Российский центр хранения исторических документов новейшей истории (РЦХИДНИ), который объединил ЦПА ИМЛ со многими другими партийными архивами. В РЦХИДНИ документы с резолюцией Сталина или подписанные Сталиным оказались, если судить по новой книге Волкогонова, в двух фондах, 17 и 558, но это были все те же самые документы, которые уже были изучены Волкогоновым раньше. Все новые материалы о Сталине, которые Волкогонов смог обнаружить к 1996 году, хранились теперь в АПРФ, разрешение на работу в котором можно было получить только у руководителя Администрации Президента РФ. Авторы настоящей книги несколько раз пытались получить такое разрешение в 1994–1995 годах, когда руководителем Администрации Президента РФ был Сергей Филатов. Но каждый раз приходил отказ.
В Архиве Президента РФ были собраны документы секретного архива Политбюро, секретный архив «Особая папка» и часть архива бывшего КГБ. В этот же архив попали документы самого Сталина, например, несколько его записных книжек 1932–1934 годов, о которых мы уже упоминали. В связи с этим АПРФ так же, как и РЦХИДНИ, создал особый фонд Сталина, в котором в 1994 году хранилось более 3 700 дел. Однако большая часть этих дел представляла собой крайне малозначащие документы, единственной ценностью которых было лишь то, что они имели прямое отношение к Сталину. Это были мандаты для участия в съездах и конференциях, выданные Сталину, приветствия и поздравления, полученные Сталиным по случаю разных юбилеев, собственных и государственных, книги разных авторов, присланные Сталину с дарственными надписями их авторов. В архив Генерального штаба были переданы комплекты фронтовых карт с пометками Сталина. В РЦХИДНИ были переданы несколько киносценариев, содержащих пометки Сталина на полях. Всего, таким образом, из АПРФ было передано в разные фонды 1 445 дел[63]. Засекреченными и сохраняемыми в АПРФ осталось около 300 дел фонда Сталина. Характер этих дел невозможно определить, так как по ним не составлены даже списки-описи. Некоторые историки предполагают поэтому, что именно в этом фонде сосредоточены какие-то особо важные документы. Однако, как нам кажется, отсутствие описей и продолжающееся засекречивание этой коллекции документов Сталина, последней закрытой для историков, означает то, что никаких особо важных документов здесь нет. Не исключено, что в этом фонде находятся рукописи, заметки и некоторые письма Сталина, уцелевшие от разгрома, которому подверглись бумаги Сталина в его кабинетах, квартире и на его дачах.
Волкогонов, как мы отмечали, имевший доступ к материалам АПРФ, не смог обнаружить в нем принципиально важных документов для новой биографии Сталина. Однако он торопился. Его вторая, краткая, биография Сталина является лишь очень поверхностным дополнением к ранее изданной обширной четырехтомной биографии вождя «Триумф и трагедия». Как следует из самого заголовка этой книги Волкогонова, в создании которой участвовал, по существу, весь коллектив Института военной истории, директором которого Волкогонов был в 1980-е годы, автор ее стремился создать по общему балансу в основном положительный портрет Сталина. Генерал-полковник Волкогонов, имеющий военно-политическое образование, в 1970-е годы был начальником политического управления Советской Армии. В этот период он был отчасти сталинистом и автором многих книг, отражавших официальную точку зрения на место Сталина в советской истории. К концу жизни, страдая тяжелой болезнью, но имея теперь полный доступ к архивам, Волкогонов торопливо написал биографии всех семи советских лидеров от Ленина до Горбачева, отбирая преимущественно негативный материал и не стремясь к анализу и объективности.
Более обстоятельную, но также односторонне негативную новую биографию Сталина попытался написать Эдвард Радзинский, известный советский драматург. Эта книга, названная просто «Сталин», была издана в 1997 году, но автор во введении сообщает, что начал писать ее в 1969 году[64]. Радзинскому также был предоставлен доступ во все архивы, включая АПРФ. В библиографическом разделе книги Радзинский перечисляет те документы из разных архивов, которыми он воспользовался при написании биографии Сталина. В АПРФ в фонде Сталина Радзинский использовал 25 дел, из которых 20 относятся к семейным проблемам Сталина (переписка с матерью, письма жены Сталина Надежды Аллилуевой, сведения о сыне Сталина Якове Джугашвили, сведения о смерти Аллилуевой и другие) и уже были опубликованы самими работниками архива в форме брошюр или в журналах по истории. Другие пять дел также хорошо известны и опубликованы до выхода книги Радзинского. (Журналы регистрации посетителей И. В. Сталина, письма Сталина Молотову, письма Бухарина Сталину и письмо маршала Тухачевского Сталину о реконструкции Красной Армии.) Никаких принципиально новых сведений о Сталине книга Радзинского не содержит.
Самой лучшей и оригинальной, новой по концепции биографией Сталина, появившейся в последние годы, является книга Евгения Громова «Сталин. Власть и искусство», изданная в 1998 году[65]. Это действительно серьезный труд, написанный объективно и интересно, обстоятельно использующий архивные и опубликованные ранее материалы. Эта книга охватывает всю жизнь Сталина, но в ней отражена лишь одна сторона жизни и деятельности вождя: его роль в формировании советского искусства как отличного от того, которое тогда называли западным или «буржуазным» искусством. Сталин достаточно полно показан как молодой поэт, автор, редактор, жесткий цензор и судья качества театрального, кинематографического, музыкального и литературного искусства. Но в книге нет партийной борьбы 1920-х годов, коллективизации, индустриализации, террора, войны и других событий советской истории, в которых роль Сталина была более прямой и формирующей, чем, например, в музыке или балете. Евгений Громов ставил в своей книге другую задачу, и он с ней блестяще справился. В книге цитируется около тысячи источников, почти половина из них архивные. Но практически все архивные документы цитируются по нескольким фондам РЦХИДНИ. В книге нет ни одной ссылки на какие-либо дела АПРФ. Можно поэтому предположить, что либо автор не смог «пробиться» в этот пока еще не общедоступный архив, либо он просто не нашел в нем материалов для той темы, которой посвящена его книга.
В 1994 году по распоряжению Президента РФ был создан новый журнал «Вестник Архива Президента Российской Федерации». Этот журнал должен был публиковать аннотированные материалы АПРФ, которые подвергались постепенному рассекречиванию. «Вестник АПРФ» выходил как приложение к журналу «Источник», также вновь созданному и предназначенному для публикации материалов из других архивов, РЦХИДНИ, ГАРФ (Государственный архив РФ, бывший Центральный архив Октябрьской революции), архивов МИД, КГБ и т. п. В каждом из этих архивов были какие-то фонды Сталина, создававшиеся еще при его жизни. Главным редактором «Вестника АПРФ» стал А. В. Коротков, директор этого архива.
Журналы «Источник» и «Вестник АПРФ» опубликовали очень много интересных материалов по российской и советской истории, а также несколько любопытных документов о Сталине. Но это были материалы не из личного архива Сталина, хотя они имеют большую ценность для любого биографа Сталина. Наиболее важными из опубликованных являются мемуары-дневники В. А. Малышева, занимавшего с 1939 года пост наркома тяжелого машиностроения, а с 1941 года – наркома танковой промышленности[66]. Среди всех наркомов Малышев вызывался к Сталину в Кремль и на дачу наиболее часто, так как Сталин стремился в максимально быстрые сроки создать количественное и качественное превосходство по танкам над немецкой армией. В немецкой стратегии блицкрига танки играли главную роль. В период с 1939 по 1950 год Малышев разговаривал со Сталиным около 100 раз, и большая часть этих встреч происходила в период войны. Почти после каждой такой встречи или беседы по телефону Малышев делал записи в своем дневнике. Этот дневник дает хорошее представление о стиле руководящей работы Сталина, а также о тех усилиях, которые были необходимы, чтобы уже к концу 1942 года снабдить Красную Армию новыми моделями танков, обеспечивших в танковых сражениях победы над немецкими танковыми армадами в Сталинградской и Курской битвах. Курское танковое сражение в июле 1943 года было самым крупным в современной истории, около 4 ООО танков Красной Армии противостояли 3 ООО танкам немецкой армии. На поле сражения, продолжавшегося более недели, остались поврежденными или сгоревшими 2 900 немецких и 1 700 советских танков[67].
Наиболее интересными из документов о Сталине, опубликованных журналом «Источник», можно считать, по-видимому, воспоминания личного врача Сталина в период 1926–1944 годов И. В. Валединского[68].
С середины 1999 года издание журнала «Вестник Архива Президента Российской Федерации» было, однако, прекращено. Это, безусловно, связано с тем, что база интересных для историков материалов в АПРФ была ограниченной и в конечном итоге истощилась. То, что еще осталось, можно печатать и в других журналах, таких, как «Вопросы истории» или «Исторический архив». Именно в «Историческом архиве» в течение почти трех лет, с конца 1994 до начала 1997 года, публиковались исключительно ценные для историков списки посетителей кремлевского кабинета И. В. Сталина. Эти публикации были подготовлены на основе хранящихся именно в АПРФ журналов записи лиц, принятых Генсеком в 1924–1953 годах.
Оценивая фонды Сталина в разных архивах, можно почти с полной уверенностью утверждать, что переписка Сталина с матерью хранилась до 1953 года либо в кремлевской квартире Сталина, либо на его даче. Это были короткие письма Сталина матери, написанные на грузинском языке. После смерти матери Сталина Екатерины Джугашвили в 1937 году в Тбилиси письма сына, безусловно, были привезены в Москву грузинскими властями. Экспонировать их в уже существовавшем тогда музее Сталина в Гори без разрешения самого Сталина было нельзя, а письма были слишком краткими, состоявшими иногда лишь из одного-двух предложений. Также из квартиры Сталина попала в АПРФ переписка Сталина с женой Надеждой Аллилуевой, относящаяся к периодам отъездов Сталина на юг для лечения минеральными водами. Сталин обычно уезжал в отпуск один, оставляя жену с детьми на подмосковной даче или в кремлевской квартире. Это же можно сказать и о документах, касающихся нахождения сына Сталина, Якова, в немецком плену. Они были подготовлены в НКВД специально для отца в одном экземпляре. Хранящиеся в АПРФ несколько писем Сталину от Бухарина в 1937 году, незадолго до ареста Бухарина, находились в кремлевском кабинете Сталина. Из кремлевской канцелярии Сталина попал в АПРФ и «Журнал регистрации посетителей Генсека». Нигде в другом месте он просто не мог находиться.
В РЦХИДНИ большая часть фонда Сталина состоит из документов, которые, по-видимому, были переданы в ЦПА еще при жизни вождя. Но именно в этот архив была после смерти Сталина передана основная часть его библиотеки. (В марте 1999 года была проведена еще одна реорганизация архивов. РЦХИДНИ объединили с архивом молодежных организаций и преобразовали в Российский государственный архив социально-политической истории – РГАСПИ.)
Пропавшие фонды Сталина
В Архиве Президента РФ были собраны документы секретного архива Политбюро, секретный архив «Особая папка» и часть архива бывшего КГБ. В этот же архив попали документы самого Сталина, например, несколько его записных книжек 1932–1934 годов, о которых мы уже упоминали. В связи с этим АПРФ так же, как и РЦХИДНИ, создал особый фонд Сталина, в котором в 1994 году хранилось более 3 700 дел. Однако большая часть этих дел представляла собой крайне малозначащие документы, единственной ценностью которых было лишь то, что они имели прямое отношение к Сталину. Это были мандаты для участия в съездах и конференциях, выданные Сталину, приветствия и поздравления, полученные Сталиным по случаю разных юбилеев, собственных и государственных, книги разных авторов, присланные Сталину с дарственными надписями их авторов. В архив Генерального штаба были переданы комплекты фронтовых карт с пометками Сталина. В РЦХИДНИ были переданы несколько киносценариев, содержащих пометки Сталина на полях. Всего, таким образом, из АПРФ было передано в разные фонды 1 445 дел[63]. Засекреченными и сохраняемыми в АПРФ осталось около 300 дел фонда Сталина. Характер этих дел невозможно определить, так как по ним не составлены даже списки-описи. Некоторые историки предполагают поэтому, что именно в этом фонде сосредоточены какие-то особо важные документы. Однако, как нам кажется, отсутствие описей и продолжающееся засекречивание этой коллекции документов Сталина, последней закрытой для историков, означает то, что никаких особо важных документов здесь нет. Не исключено, что в этом фонде находятся рукописи, заметки и некоторые письма Сталина, уцелевшие от разгрома, которому подверглись бумаги Сталина в его кабинетах, квартире и на его дачах.
Волкогонов, как мы отмечали, имевший доступ к материалам АПРФ, не смог обнаружить в нем принципиально важных документов для новой биографии Сталина. Однако он торопился. Его вторая, краткая, биография Сталина является лишь очень поверхностным дополнением к ранее изданной обширной четырехтомной биографии вождя «Триумф и трагедия». Как следует из самого заголовка этой книги Волкогонова, в создании которой участвовал, по существу, весь коллектив Института военной истории, директором которого Волкогонов был в 1980-е годы, автор ее стремился создать по общему балансу в основном положительный портрет Сталина. Генерал-полковник Волкогонов, имеющий военно-политическое образование, в 1970-е годы был начальником политического управления Советской Армии. В этот период он был отчасти сталинистом и автором многих книг, отражавших официальную точку зрения на место Сталина в советской истории. К концу жизни, страдая тяжелой болезнью, но имея теперь полный доступ к архивам, Волкогонов торопливо написал биографии всех семи советских лидеров от Ленина до Горбачева, отбирая преимущественно негативный материал и не стремясь к анализу и объективности.
Более обстоятельную, но также односторонне негативную новую биографию Сталина попытался написать Эдвард Радзинский, известный советский драматург. Эта книга, названная просто «Сталин», была издана в 1997 году, но автор во введении сообщает, что начал писать ее в 1969 году[64]. Радзинскому также был предоставлен доступ во все архивы, включая АПРФ. В библиографическом разделе книги Радзинский перечисляет те документы из разных архивов, которыми он воспользовался при написании биографии Сталина. В АПРФ в фонде Сталина Радзинский использовал 25 дел, из которых 20 относятся к семейным проблемам Сталина (переписка с матерью, письма жены Сталина Надежды Аллилуевой, сведения о сыне Сталина Якове Джугашвили, сведения о смерти Аллилуевой и другие) и уже были опубликованы самими работниками архива в форме брошюр или в журналах по истории. Другие пять дел также хорошо известны и опубликованы до выхода книги Радзинского. (Журналы регистрации посетителей И. В. Сталина, письма Сталина Молотову, письма Бухарина Сталину и письмо маршала Тухачевского Сталину о реконструкции Красной Армии.) Никаких принципиально новых сведений о Сталине книга Радзинского не содержит.
Самой лучшей и оригинальной, новой по концепции биографией Сталина, появившейся в последние годы, является книга Евгения Громова «Сталин. Власть и искусство», изданная в 1998 году[65]. Это действительно серьезный труд, написанный объективно и интересно, обстоятельно использующий архивные и опубликованные ранее материалы. Эта книга охватывает всю жизнь Сталина, но в ней отражена лишь одна сторона жизни и деятельности вождя: его роль в формировании советского искусства как отличного от того, которое тогда называли западным или «буржуазным» искусством. Сталин достаточно полно показан как молодой поэт, автор, редактор, жесткий цензор и судья качества театрального, кинематографического, музыкального и литературного искусства. Но в книге нет партийной борьбы 1920-х годов, коллективизации, индустриализации, террора, войны и других событий советской истории, в которых роль Сталина была более прямой и формирующей, чем, например, в музыке или балете. Евгений Громов ставил в своей книге другую задачу, и он с ней блестяще справился. В книге цитируется около тысячи источников, почти половина из них архивные. Но практически все архивные документы цитируются по нескольким фондам РЦХИДНИ. В книге нет ни одной ссылки на какие-либо дела АПРФ. Можно поэтому предположить, что либо автор не смог «пробиться» в этот пока еще не общедоступный архив, либо он просто не нашел в нем материалов для той темы, которой посвящена его книга.
В 1994 году по распоряжению Президента РФ был создан новый журнал «Вестник Архива Президента Российской Федерации». Этот журнал должен был публиковать аннотированные материалы АПРФ, которые подвергались постепенному рассекречиванию. «Вестник АПРФ» выходил как приложение к журналу «Источник», также вновь созданному и предназначенному для публикации материалов из других архивов, РЦХИДНИ, ГАРФ (Государственный архив РФ, бывший Центральный архив Октябрьской революции), архивов МИД, КГБ и т. п. В каждом из этих архивов были какие-то фонды Сталина, создававшиеся еще при его жизни. Главным редактором «Вестника АПРФ» стал А. В. Коротков, директор этого архива.
Журналы «Источник» и «Вестник АПРФ» опубликовали очень много интересных материалов по российской и советской истории, а также несколько любопытных документов о Сталине. Но это были материалы не из личного архива Сталина, хотя они имеют большую ценность для любого биографа Сталина. Наиболее важными из опубликованных являются мемуары-дневники В. А. Малышева, занимавшего с 1939 года пост наркома тяжелого машиностроения, а с 1941 года – наркома танковой промышленности[66]. Среди всех наркомов Малышев вызывался к Сталину в Кремль и на дачу наиболее часто, так как Сталин стремился в максимально быстрые сроки создать количественное и качественное превосходство по танкам над немецкой армией. В немецкой стратегии блицкрига танки играли главную роль. В период с 1939 по 1950 год Малышев разговаривал со Сталиным около 100 раз, и большая часть этих встреч происходила в период войны. Почти после каждой такой встречи или беседы по телефону Малышев делал записи в своем дневнике. Этот дневник дает хорошее представление о стиле руководящей работы Сталина, а также о тех усилиях, которые были необходимы, чтобы уже к концу 1942 года снабдить Красную Армию новыми моделями танков, обеспечивших в танковых сражениях победы над немецкими танковыми армадами в Сталинградской и Курской битвах. Курское танковое сражение в июле 1943 года было самым крупным в современной истории, около 4 ООО танков Красной Армии противостояли 3 ООО танкам немецкой армии. На поле сражения, продолжавшегося более недели, остались поврежденными или сгоревшими 2 900 немецких и 1 700 советских танков[67].
Наиболее интересными из документов о Сталине, опубликованных журналом «Источник», можно считать, по-видимому, воспоминания личного врача Сталина в период 1926–1944 годов И. В. Валединского[68].
С середины 1999 года издание журнала «Вестник Архива Президента Российской Федерации» было, однако, прекращено. Это, безусловно, связано с тем, что база интересных для историков материалов в АПРФ была ограниченной и в конечном итоге истощилась. То, что еще осталось, можно печатать и в других журналах, таких, как «Вопросы истории» или «Исторический архив». Именно в «Историческом архиве» в течение почти трех лет, с конца 1994 до начала 1997 года, публиковались исключительно ценные для историков списки посетителей кремлевского кабинета И. В. Сталина. Эти публикации были подготовлены на основе хранящихся именно в АПРФ журналов записи лиц, принятых Генсеком в 1924–1953 годах.
Оценивая фонды Сталина в разных архивах, можно почти с полной уверенностью утверждать, что переписка Сталина с матерью хранилась до 1953 года либо в кремлевской квартире Сталина, либо на его даче. Это были короткие письма Сталина матери, написанные на грузинском языке. После смерти матери Сталина Екатерины Джугашвили в 1937 году в Тбилиси письма сына, безусловно, были привезены в Москву грузинскими властями. Экспонировать их в уже существовавшем тогда музее Сталина в Гори без разрешения самого Сталина было нельзя, а письма были слишком краткими, состоявшими иногда лишь из одного-двух предложений. Также из квартиры Сталина попала в АПРФ переписка Сталина с женой Надеждой Аллилуевой, относящаяся к периодам отъездов Сталина на юг для лечения минеральными водами. Сталин обычно уезжал в отпуск один, оставляя жену с детьми на подмосковной даче или в кремлевской квартире. Это же можно сказать и о документах, касающихся нахождения сына Сталина, Якова, в немецком плену. Они были подготовлены в НКВД специально для отца в одном экземпляре. Хранящиеся в АПРФ несколько писем Сталину от Бухарина в 1937 году, незадолго до ареста Бухарина, находились в кремлевском кабинете Сталина. Из кремлевской канцелярии Сталина попал в АПРФ и «Журнал регистрации посетителей Генсека». Нигде в другом месте он просто не мог находиться.
В РЦХИДНИ большая часть фонда Сталина состоит из документов, которые, по-видимому, были переданы в ЦПА еще при жизни вождя. Но именно в этот архив была после смерти Сталина передана основная часть его библиотеки. (В марте 1999 года была проведена еще одна реорганизация архивов. РЦХИДНИ объединили с архивом молодежных организаций и преобразовали в Российский государственный архив социально-политической истории – РГАСПИ.)
Пропавшие фонды Сталина
Известный советский поэт-сатирик Демьян Бедный был в течение многих лет фаворитом Сталина, «поэтом партии». Неожиданно в августе 1938 года «пролетарского» поэта исключили из ВКП(б) и даже из Союза советских писателей. Это было сделано по личной директиве Сталина, но о причинах немилости вождя ни Демьян Бедный, ни его друзья не догадывались. Один из друзей поэта, Иван Тройский, бывший в 1930-е годы сначала редактором «Известий ВЦИК», а затем редактором «Нового мира», в своих воспоминаниях пишет, что во время встречи со Сталиным и «беседы с глазу на глаз он [Сталин] объяснил, в чем дело. Достал из сейфа тетрадочку. В ней были записаны довольно нелестные замечания об обитателях Кремля. Я заметил, что почерк не Демьяна. Сталин ответил, что высказывания подвыпившего поэта записаны неким журналистом»[69]. Этот эпизод лишний раз подтверждает распространенное среди исследователей деятельности Сталина мнение о том, что он имел собственную, не зависимую от НКВД, сеть секретных осведомителей. Сталин, как человек исключительно подозрительный и недоверчивый, хотел иметь максимальный объем сведений, часто личного характера, о тех людях, с которыми ему необходимо было встречаться или общаться. Если намечался кандидат на тот или иной ответственный пост, то Сталин запрашивал «досье» на этого кандидата в НКВД.
Как показывают реальные «портреты» окружения Сталина, для вождя личная преданность того или иного работника была намного важнее его морального уровня. Наличие у партийного или государственного функционера моральных недостатков, известных Сталину, позволяло ему достаточно легко манипулировать человеком, полностью подчиняя его своей воле. Именно благодаря этому в сталинском Политбюро уже к начале 1930-х годов были в основном послушные исполнители, хотя и не лишенные ума и организаторских способностей.
В. В. Куйбышев, член Политбюро и Председатель Госплана СНК СССР, был в 1930-е годы, до своей смерти в 1935 году, одним из наиболее преданных Сталину политиков. Однако когда, находясь в отъезде в сентябре 1933 года, Сталин узнал, что В. М. Молотов, Председатель СНК, которого он обычно оставлял руководить и партийными делами, намерен уехать в отпуск, Сталин пишет ему срочное письмо, в котором, в частности, говорится: «Разве трудно понять, что нельзя надолго оставлять ПБ и СНК на Куйбышева (он может запить) и Кагановича»[70]. Смерть Куйбышева в 1935 году от белой горячки во время запоя была приписана в последующем намеренному отравлению его врачами, так как медицинское заключение о причинах смерти было так или иначе сфальсифицировано.
Лев Троцкий в статье «За стенами Кремля», опубликованной в 1938 году в эмигрантском журнале «Бюллетень оппозиции», утверждает, что Сталин имел в своем распоряжении достаточно компрометирующих данных на М. И. Калинина и К. Е. Ворошилова, чтобы их шантажировать, добиваясь полного послушания. Калинин, ставший после смерти Я. М. Свердлова в 1919 году Председателем ЦИК, то есть формальным главой СССР, был в составе Политбюро представителем интересов крестьянства. Как пишет Троцкий, Калинин в первые годы своего председательства в ЦИК вел себя очень скромно. «Но со временем и под влиянием формальной власти он приобрел рутину “государственного человека” и перестал робеть перед профессорами, артистами и особенно артистками. Мало посвященный в закулисную сторону жизни Кремля, я узнал о новом образе жизни Калинина с большим запозданием и притом из совершенно неожиданного источника. В одном из советских юмористических журналов появилась, кажется в 1925 году, карикатура, изображавшая – трудно поверить! – главу государства в очень интимной обстановке. Сходство не оставляло места никаким сомнениям. К тому же в тексте, очень разнузданном по стилю, Калинин назван был инициалами М. И. Я не верил своим глазам. “Что это такое?” – спрашивал я некоторых близких мне людей, в том числе Серебрякова. “Это Сталин дает последнее предупреждение Калинину”. – “Но по какому поводу?” – “Конечно, не потому, что оберегает его нравственность. Должно быть, Калинин в чем-то упирается”»[71].
После такого «предупреждения» Калинин, по словам Троцкого, перестал упираться и постепенно стал полностью послушен воле Сталина, подписывая в форме указов любой его проект. Указы Центрального Исполнительного Комитета СССР имели силу закона и подписывались председателем и секретарем. Секретарем ЦИК много лет был друг Сталина А. С. Енукидзе, которого он держал под полным контролем. Чтобы такой указ-закон вступил в силу, было достаточно этих двух подписей. Формально считалось, что закон принят голосованием всех членов Президиума ЦИК, но на практике согласие большинства членов Президиума ЦИК получали телефонным опросом. Телефонный опрос был обычным методом принятия и указов Президиума Верховного Совета СССР, и этот быстрый способ преобразования директив Сталина в законодательные акты обеспечивался Калининым.
Троцкий также утверждал, что к 1928 году ему стало известно, что «у Сталина есть особый архив, в котором собраны документы, улики, порочащие слухи против всех без исключения видных советских деятелей. В 1929 году во время открытого разрыва с правыми членами Политбюро, Бухариным, Рыковым и Томским, Сталину удалось удержать на своей стороне Калинина и Ворошилова только угрозой порочащих разоблачений»[72].
Как способ, гарантирующий политику полную послушность подчиненных, эта «технология власти» достаточно широко распространена. Группа секретных осведомителей Сталина могла быть очень небольшой. Важным для такой группы был доступ к любым архивам и возможность подкупа и угроз для сбора информации среди обслуживающего персонала кремлевской элиты и работников охраны этой же элиты. По воспоминаниям бывшего личного секретаря Сталина Бориса Бажанова, бежавшего за границу через Туркестан и Персию в 1928 году, в 1920-е годы двое из личных секретарей-помощников Сталина, Григорий Каннер и Лев Мехлис, были главными организаторами этой осведомительной сети[73]. Каннер был расстрелян в 1937 году. Очевидно, он слишком много знал. Мехлис оставался доверенным человеком Сталина до своей смерти в феврале 1953 года, а в 1930–1937 годах занимал ключевой для Сталина пост редактора «Правды».
В последующем осведомительская сеть Сталина работала в основном через так называемый Секретный отдел ЦК, переименованный в Особый сектор ЦК в 1934 году. С 1930 по 1952 год бессменным заведующим этим отделом был А. Н. Поскребышев. Он был одним из наиболее преданных Сталину людей, но и его преданность цементировалась шаткостью политического основания. Жена Поскребышева была арестована, так как являлась родной сестрой жены сына Троцкого. Самого Поскребышева «обеспечили» через НКВД новой женой.
По линии НКВД Сталин получал интересующую его информацию через начальника своей личной охраны генерала Н. С. Власика, который одновременно был также и начальником охранной службы НКВД. Рядовые охранники и шоферы других членов Политбюро находились в подчинении у Власика. Он стал охранником Сталина еще со времен Гражданской войны. У Власика были проблемы и с женщинами, и с деньгами, но Сталин ему все прощал до 1952 года.
Ключевые фигуры в репрессивном аппарате Сталина – Генрих Ягода, Николай Ежов и Лаврентий Берия – также имели достаточно темное прошлое (в период до 1920 года) и моральные проблемы, обусловленные доказанной к настоящему времени сексуальной патологией. Сталин выдвинул этих людей на высшие посты в НКВД не потому, что он ничего об этом не знал, а потому, что понимал: именно это сделает их послушными исполнителями любых преступных акций. По сравнению с должностными преступлениями, сексуальные не добавляли слишком много к вынесенному по отношению к этим палачам историческому приговору.
Выбор людей для организации массового террора не мог проводиться по моральным критериям. Такое же объяснение историки сталинских репрессий дают и полной послушности воле Сталина в период террора Генерального прокурора СССР Андрея Вышинского. Вышинский до 1921 года был членом меньшевистской фракции в РСДРП. Он начал работу как юрист еще в 1913 году и был прокурором-меньшевиком уже в период Временного правительства Керенского. Имелись сведения о том, что летом 1917 года он выписывал в Москве ордера на аресты большевиков[74]. После победы большевиков в октябре 1917 года было достаточно оснований для того, чтобы обвинить Вышинского в контрреволюционной деятельности. Однако Сталин, знавший Вышинского с 1908 года, когда они вместе оказались в бакинской тюрьме[75], обеспечивал ему алиби. Такое же алиби Сталин обеспечивал и Берии по поводу его службы в контрразведке в независимом Азербайджане в 1918–1920 годах. Была создана легенда о том, что Берия был там в качестве секретного агента от бакинской организации большевиков.
А. Авторханов в книге «Технология власти», изданной в 1976 году, ссылаясь на слухи и неидентифицированные источники, приводит некоторые детали подобного морального шантажа, которые обеспечивали Сталину «преданность» некоторых высших партийных и государственных чиновников. Согласно этим данным, Андрей Андреев, верный Сталину член Политбюро с 1926 по 1952 год (в 1926–1932 годах кандидат в члены ПБ), до 1917 года был меньшевиком и «оборонцем» (то есть поддерживал участие России в войне), а после революции был уличен в растрате денег одного из профсоюзов[76].
Для наиболее близких к Сталину в 1952 году членов Политбюро, Маленкова, Берии и Хрущева, не могла быть секретом эта технология создания полной лояльности вождю. Они сами были прочно привязаны к нему мафиозным принципом круговой поруки и тайными «досье», которые, в чем они были уверены, имелись в распоряжении Сталина. Берия в период его работы в НКВД Грузии и в НКВД СССР сам участвовал в обеспечении Сталина подобной информацией. Маленков, бывший в 1934–1939 годах заведующим отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), также по характеру своей работы должен был не только формировать подобные «досье», но и активно использовать их для решения судьбы того или иного ответственного работника. Маленков в этот период не был ни членом, ни кандидатом в члены ЦК ВКП(б), но его роль в репрессиях 1930-х годов была ключевой. Сталин наделил Маленкова в этот период чрезвычайными правами, и он часто вместе с Ежовым составлял планы репрессивных кампаний в республиках и областях СССР. Маленков был как бы представителем партийного аппарата в НКВД. После войны именно Маленков и Берия организовали в 1949–1950 годах репрессивные кампании в Ленинграде и в Москве, завершившиеся физической ликвидацией члена Политбюро Н. А. Вознесенского, секретаря ЦК ВКП(б) А. А. Кузнецова и большого числа ответственных партийных работников Ленинграда. Хрущев также был не пассивным, а активным участником репрессивных кампаний 1930-х и 1940-х годов. В 1935–1938 годах он руководил репрессиями в Москве и как первый секретарь МК и МГК был членом «московской тройки», утверждавшей смертные приговоры по представлениям НКВД. После назначения на пост первого секретаря ЦК КП(б) Украины в 1938 году Хрущев руководил репрессивными кампаниями и депортациями из западных областей Украины, присоединенных к СССР в 1939 году. Борьба с украинским национализмом была особенно беспощадной в 1944–1949 годах.
Активное участие Маленкова, Берии и Хрущева в репрессиях, часто по собственной инициативе и в связи с собственной борьбой за власть, было, безусловно, широко отражено во многих документах архива НКВД-МВД, секретных архивах Политбюро, в архивах украинского Политбюро и во многих закрытых областных архивах. Но все эти архивы не могли серьезно беспокоить соратников Сталина, так как никто не предлагал их рассекречивать. Их судьба не была срочным делом, привязанным к смерти Сталина. Сверхгорячей проблемой в начале марта 1953 года была только судьба личного архива Сталина. Полная безнаказанность решений о возможной ликвидации хотя бы части личного архива Сталина обеспечивалась тем, что к этому времени ни одна из ветвей власти, и прежде всего Генпрокуратура, МГБ, МВД и Министерство обороны, не была заинтересована в предании огласке и изучении тех документов, которые могли в нем находиться. Лишь широкие народные массы, загипнотизированные культом личности Сталина, были уверены, что дело Сталина должно развиваться согласно каким-то им самим созданным предначертаниям, что Сталин оставил какие-то «заветы» или «политическое завещание». Решение о добавлении отдела Сталина Институту Маркса – Энгельса – Ленина было принято именно с учетом этих настроений.
Как показывают реальные «портреты» окружения Сталина, для вождя личная преданность того или иного работника была намного важнее его морального уровня. Наличие у партийного или государственного функционера моральных недостатков, известных Сталину, позволяло ему достаточно легко манипулировать человеком, полностью подчиняя его своей воле. Именно благодаря этому в сталинском Политбюро уже к начале 1930-х годов были в основном послушные исполнители, хотя и не лишенные ума и организаторских способностей.
В. В. Куйбышев, член Политбюро и Председатель Госплана СНК СССР, был в 1930-е годы, до своей смерти в 1935 году, одним из наиболее преданных Сталину политиков. Однако когда, находясь в отъезде в сентябре 1933 года, Сталин узнал, что В. М. Молотов, Председатель СНК, которого он обычно оставлял руководить и партийными делами, намерен уехать в отпуск, Сталин пишет ему срочное письмо, в котором, в частности, говорится: «Разве трудно понять, что нельзя надолго оставлять ПБ и СНК на Куйбышева (он может запить) и Кагановича»[70]. Смерть Куйбышева в 1935 году от белой горячки во время запоя была приписана в последующем намеренному отравлению его врачами, так как медицинское заключение о причинах смерти было так или иначе сфальсифицировано.
Лев Троцкий в статье «За стенами Кремля», опубликованной в 1938 году в эмигрантском журнале «Бюллетень оппозиции», утверждает, что Сталин имел в своем распоряжении достаточно компрометирующих данных на М. И. Калинина и К. Е. Ворошилова, чтобы их шантажировать, добиваясь полного послушания. Калинин, ставший после смерти Я. М. Свердлова в 1919 году Председателем ЦИК, то есть формальным главой СССР, был в составе Политбюро представителем интересов крестьянства. Как пишет Троцкий, Калинин в первые годы своего председательства в ЦИК вел себя очень скромно. «Но со временем и под влиянием формальной власти он приобрел рутину “государственного человека” и перестал робеть перед профессорами, артистами и особенно артистками. Мало посвященный в закулисную сторону жизни Кремля, я узнал о новом образе жизни Калинина с большим запозданием и притом из совершенно неожиданного источника. В одном из советских юмористических журналов появилась, кажется в 1925 году, карикатура, изображавшая – трудно поверить! – главу государства в очень интимной обстановке. Сходство не оставляло места никаким сомнениям. К тому же в тексте, очень разнузданном по стилю, Калинин назван был инициалами М. И. Я не верил своим глазам. “Что это такое?” – спрашивал я некоторых близких мне людей, в том числе Серебрякова. “Это Сталин дает последнее предупреждение Калинину”. – “Но по какому поводу?” – “Конечно, не потому, что оберегает его нравственность. Должно быть, Калинин в чем-то упирается”»[71].
После такого «предупреждения» Калинин, по словам Троцкого, перестал упираться и постепенно стал полностью послушен воле Сталина, подписывая в форме указов любой его проект. Указы Центрального Исполнительного Комитета СССР имели силу закона и подписывались председателем и секретарем. Секретарем ЦИК много лет был друг Сталина А. С. Енукидзе, которого он держал под полным контролем. Чтобы такой указ-закон вступил в силу, было достаточно этих двух подписей. Формально считалось, что закон принят голосованием всех членов Президиума ЦИК, но на практике согласие большинства членов Президиума ЦИК получали телефонным опросом. Телефонный опрос был обычным методом принятия и указов Президиума Верховного Совета СССР, и этот быстрый способ преобразования директив Сталина в законодательные акты обеспечивался Калининым.
Троцкий также утверждал, что к 1928 году ему стало известно, что «у Сталина есть особый архив, в котором собраны документы, улики, порочащие слухи против всех без исключения видных советских деятелей. В 1929 году во время открытого разрыва с правыми членами Политбюро, Бухариным, Рыковым и Томским, Сталину удалось удержать на своей стороне Калинина и Ворошилова только угрозой порочащих разоблачений»[72].
Как способ, гарантирующий политику полную послушность подчиненных, эта «технология власти» достаточно широко распространена. Группа секретных осведомителей Сталина могла быть очень небольшой. Важным для такой группы был доступ к любым архивам и возможность подкупа и угроз для сбора информации среди обслуживающего персонала кремлевской элиты и работников охраны этой же элиты. По воспоминаниям бывшего личного секретаря Сталина Бориса Бажанова, бежавшего за границу через Туркестан и Персию в 1928 году, в 1920-е годы двое из личных секретарей-помощников Сталина, Григорий Каннер и Лев Мехлис, были главными организаторами этой осведомительной сети[73]. Каннер был расстрелян в 1937 году. Очевидно, он слишком много знал. Мехлис оставался доверенным человеком Сталина до своей смерти в феврале 1953 года, а в 1930–1937 годах занимал ключевой для Сталина пост редактора «Правды».
В последующем осведомительская сеть Сталина работала в основном через так называемый Секретный отдел ЦК, переименованный в Особый сектор ЦК в 1934 году. С 1930 по 1952 год бессменным заведующим этим отделом был А. Н. Поскребышев. Он был одним из наиболее преданных Сталину людей, но и его преданность цементировалась шаткостью политического основания. Жена Поскребышева была арестована, так как являлась родной сестрой жены сына Троцкого. Самого Поскребышева «обеспечили» через НКВД новой женой.
По линии НКВД Сталин получал интересующую его информацию через начальника своей личной охраны генерала Н. С. Власика, который одновременно был также и начальником охранной службы НКВД. Рядовые охранники и шоферы других членов Политбюро находились в подчинении у Власика. Он стал охранником Сталина еще со времен Гражданской войны. У Власика были проблемы и с женщинами, и с деньгами, но Сталин ему все прощал до 1952 года.
Ключевые фигуры в репрессивном аппарате Сталина – Генрих Ягода, Николай Ежов и Лаврентий Берия – также имели достаточно темное прошлое (в период до 1920 года) и моральные проблемы, обусловленные доказанной к настоящему времени сексуальной патологией. Сталин выдвинул этих людей на высшие посты в НКВД не потому, что он ничего об этом не знал, а потому, что понимал: именно это сделает их послушными исполнителями любых преступных акций. По сравнению с должностными преступлениями, сексуальные не добавляли слишком много к вынесенному по отношению к этим палачам историческому приговору.
Выбор людей для организации массового террора не мог проводиться по моральным критериям. Такое же объяснение историки сталинских репрессий дают и полной послушности воле Сталина в период террора Генерального прокурора СССР Андрея Вышинского. Вышинский до 1921 года был членом меньшевистской фракции в РСДРП. Он начал работу как юрист еще в 1913 году и был прокурором-меньшевиком уже в период Временного правительства Керенского. Имелись сведения о том, что летом 1917 года он выписывал в Москве ордера на аресты большевиков[74]. После победы большевиков в октябре 1917 года было достаточно оснований для того, чтобы обвинить Вышинского в контрреволюционной деятельности. Однако Сталин, знавший Вышинского с 1908 года, когда они вместе оказались в бакинской тюрьме[75], обеспечивал ему алиби. Такое же алиби Сталин обеспечивал и Берии по поводу его службы в контрразведке в независимом Азербайджане в 1918–1920 годах. Была создана легенда о том, что Берия был там в качестве секретного агента от бакинской организации большевиков.
А. Авторханов в книге «Технология власти», изданной в 1976 году, ссылаясь на слухи и неидентифицированные источники, приводит некоторые детали подобного морального шантажа, которые обеспечивали Сталину «преданность» некоторых высших партийных и государственных чиновников. Согласно этим данным, Андрей Андреев, верный Сталину член Политбюро с 1926 по 1952 год (в 1926–1932 годах кандидат в члены ПБ), до 1917 года был меньшевиком и «оборонцем» (то есть поддерживал участие России в войне), а после революции был уличен в растрате денег одного из профсоюзов[76].
Для наиболее близких к Сталину в 1952 году членов Политбюро, Маленкова, Берии и Хрущева, не могла быть секретом эта технология создания полной лояльности вождю. Они сами были прочно привязаны к нему мафиозным принципом круговой поруки и тайными «досье», которые, в чем они были уверены, имелись в распоряжении Сталина. Берия в период его работы в НКВД Грузии и в НКВД СССР сам участвовал в обеспечении Сталина подобной информацией. Маленков, бывший в 1934–1939 годах заведующим отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б), также по характеру своей работы должен был не только формировать подобные «досье», но и активно использовать их для решения судьбы того или иного ответственного работника. Маленков в этот период не был ни членом, ни кандидатом в члены ЦК ВКП(б), но его роль в репрессиях 1930-х годов была ключевой. Сталин наделил Маленкова в этот период чрезвычайными правами, и он часто вместе с Ежовым составлял планы репрессивных кампаний в республиках и областях СССР. Маленков был как бы представителем партийного аппарата в НКВД. После войны именно Маленков и Берия организовали в 1949–1950 годах репрессивные кампании в Ленинграде и в Москве, завершившиеся физической ликвидацией члена Политбюро Н. А. Вознесенского, секретаря ЦК ВКП(б) А. А. Кузнецова и большого числа ответственных партийных работников Ленинграда. Хрущев также был не пассивным, а активным участником репрессивных кампаний 1930-х и 1940-х годов. В 1935–1938 годах он руководил репрессиями в Москве и как первый секретарь МК и МГК был членом «московской тройки», утверждавшей смертные приговоры по представлениям НКВД. После назначения на пост первого секретаря ЦК КП(б) Украины в 1938 году Хрущев руководил репрессивными кампаниями и депортациями из западных областей Украины, присоединенных к СССР в 1939 году. Борьба с украинским национализмом была особенно беспощадной в 1944–1949 годах.
Активное участие Маленкова, Берии и Хрущева в репрессиях, часто по собственной инициативе и в связи с собственной борьбой за власть, было, безусловно, широко отражено во многих документах архива НКВД-МВД, секретных архивах Политбюро, в архивах украинского Политбюро и во многих закрытых областных архивах. Но все эти архивы не могли серьезно беспокоить соратников Сталина, так как никто не предлагал их рассекречивать. Их судьба не была срочным делом, привязанным к смерти Сталина. Сверхгорячей проблемой в начале марта 1953 года была только судьба личного архива Сталина. Полная безнаказанность решений о возможной ликвидации хотя бы части личного архива Сталина обеспечивалась тем, что к этому времени ни одна из ветвей власти, и прежде всего Генпрокуратура, МГБ, МВД и Министерство обороны, не была заинтересована в предании огласке и изучении тех документов, которые могли в нем находиться. Лишь широкие народные массы, загипнотизированные культом личности Сталина, были уверены, что дело Сталина должно развиваться согласно каким-то им самим созданным предначертаниям, что Сталин оставил какие-то «заветы» или «политическое завещание». Решение о добавлении отдела Сталина Институту Маркса – Энгельса – Ленина было принято именно с учетом этих настроений.