Короче говоря, Дину было безумно скучно. И, как обычно в такие моменты, появилась Бони. На этот раз она материализовалась из очередной волны на манер Афродиты Киприды — обнаженная и очаровательная.
— Привет, — сказала она, по-турецки усаживаясь рядом с Дином на россыпи гальки, — с тобой надо поболтать.
— Тебе надо со мной поболтать? Или мне надо с тобой поболтать?
Или Ларсену надо, чтобы ты в данный момент со мной поболтала?
— Мне надо поболтать с тобой, потому что у меня есть вопрос, а тебе надо поболтать со мной, потому что ты скучаешь, — немедленно уточнила Бони.
— И о чем тебе надо поболтать на этот раз? — спросил он.
— О любви, — ответила она.
— Ты имеешь в виду любовь мифологическую или физиологическую?
— Я имею в виду эмоциональный процесс, сопровождающий выбор полового партнера.
С определениями понятий у Бони всегда было сильно. Даже слишком сильно. Порой, для, казалось бы, вполне пристойных понятий, она вылавливала где-то в глубинах информатория такие толкования, что они шокировали бы даже профессионального продюсора порнофильмов. Иногда наоборот, для самых отвратительных и шокирующих явлений она находила определения, которые выглядели бы достаточно скромно даже с точки зрения редактора детской энциклопедии.
Большинство ее определений были чудовищно лаконичны. При этом каждое из них было всесторонне обосновано ссылками на соответствующие публикации и подкреплено практически безупречными логическими построениями.
Ларсен утверждал, что Бони просто находит самые непротиворечивые описания для достаточно расплывчатых человеческих понятий, но Дин всерьез подозревал, что ее нечеловеческий интеллект, воспринимающий любое действие как занимательную игру, вполне целенаправленно пробует свои способности в софистике и схоластике.
Определение, которое Бони только что дала любви, вполне укладывалось в эту версию. Для проформы Дин, разумеется, представил несколько возражений — и получил на них вполне исчерпывающие ответы.
Его версия о том, что предметом любви может являться не только потенциальный половой партнер, было разбито путем сравнительного анализа дюжины языков. Все иные значения слова «любовь», кроме обозначения эмоций, связанных с сексом, оказались неаутентичными, и таким образом, являлись всего лишь результатом смешения понятий вследствии бедности того или иного языка.
Тезис о том, что термин «любовь» может быть отнесен только к случаю добровольного выбора партнера, рассыпался при соприкосновении с элегантным логическим построением, доказывавшем, что сексуальный выбор осуществляется в рамках совокупности ритуальных и инстинктивных действий, где свобода воли практически отсутствует.
— Допустим, что в принципе ты права, — сдался наконец Дин, — и что из этого следует?
— Из этого следует, что я имею возможность тебя любить, — охотно ответила Бони.
Это было уже слишком. Само по себе перемещение сознания в виртуальное пространство было определенным испытанием психики. В сочетании с участием в межзвездной экспедиции это испытание представлялось достаточно суровым. Теперь к этому добавилась перспектива стать объектом половой любви вполне автономного виртуального создания, которое не только не являлось женщиной, но и вообще никогда не обладало человеческой природой.
— Как ты себе это представляешь? — поинтересовался он.
— Как отношения между мужчиной и женщиной, поскольку ты — мужчина, а я — женщина, — пояснила она.
Дин печально улыбнулся и покачал головой.
— Мы — два существа виртуальной природы. Я, в силу присущих моей конструкции стереотипов, повторяю форму своего прототипа — мужчины.
Ты, по неизвестной мне причине, приняла форму женщины. Точно также ты могла бы принять форму тележки, облака или чего угодно. Как, впрочем, это мог бы сделать и я.
— Не вижу в этом проблемы — заметила Бони, — известно множество игр в виртуальном пространстве, элементами которых является половой акт между виртуальными партнерами.
С одной стороны, это была чистая правда. Такие игры были известны и достаточно популярны среди студентов еще тогда, когда Дин учился в университете. С другой стороны, в этих играх ощущения воспринимались живыми игроками, а не их виртуальными проекциями.
— Ты не видишь проблемы, — сказал он, — а я не вижу игроков.
— Ты понимаешь под игроком биологический организм, погруженный в виртуализатор? — уточнила она, — в таком случае предлагаю определить функции этого биологического организма.
— У него одна-единственная функция: быть рецепиентом ощущений, — ответил Дин, — но, к сожалению, в этом он незаменим.
— Полагаю, что твое последнее утверждение ложно, — заметила Бони.
— Такие заявления принято доказывать, — ответил Дин.
Бони молча встала и осторожно пошла по мелководью, высматривая что-то на дне. Дин невольно любовался отточенностью и кошачьей грацией ее движений. В какой-то момент она быстро и, в то же время, плавно наклонилась и выхватила что-то из воды. В следующую секуду последовал меткий бросок и это что-то, пролетев по воздуху, шлепнулось Дину на колени.
Оно оказалось несуразной тварью, покрытой черным круглым хитиновым щитом размером с детскую ладонь, из-под которого во все стороны торчали колючие суставчатые лапки. Дина передернуло от отвращения.
— Что это за гадина? — ледяным голосом спросил он, брезгливо стряхивув царапающуюся мокрую тварь на землю.
— Вендийский пратрилобит Соколова-Келлера, — любезно проинформировала Бони, — появился в среднем докембрии. Считается предком всех современных членистоногих.
— И в это легко поверить, — добавил Дин, провожая взглядом предка членистоногих, неуклюже, но довольно резво отползающего обратно в море, из которого его так бесцеремонно извлекли, — правильно ли я понял, что эта очаровательная многоножка имеет какое-то отношение к нашему спору?
— Я привела ее в качестве экспериментального доказательства твоей способности испытывать достаточно разнообразные ощущения без всякого биологического тела.
— Ну, что ж, — медленно произнес он, — это еще не доказательство, но уже довольно серьезный аргумент. Над этим стоит поразмыслить. А ты многому научилась, Бони.
— Возможно, у меня просто хорошие учителя, — с улыбкой ответила она, — если ты не возражаешь, мы еще вернемся к этому разговору. Мне интересно.
— Не возражаю, — подтвердил он.
Бони кивнула и, нырнув в море, исчезла, будто растворившись в прозрачной спокойной воде.
Существа, судя по всему, занимались постройкой моста через пропасть. Вокруг громоздилась приличная куча разнообразных строительных материалов, а из скальной породы уже торчали две внушительного вида мачты.
— Привет, — сказала Бони, — что это здесь происходит?
— Развлекаюсь, — ответил Дин, — под влиянием твоего замечательного пратрилобита я выдумал себе игрушки и играю в них.
— Они милые, — заметила она, — а как они называются?
— Пока никак. Я хочу, чтобы ты придумала им название.
Бони пригляделась к ближайшему из игрушечных крабов. Как оказалось, его дискообразное тело было собрано из дюжины одинаковых сегментов. На каждом из сегментов имелся порт к которому была присоединена или суставчатая лапка, или фасеточный глаз, или длинный жесткий ус, или какой-то цилиндрический инструмент.
— Я бы назвала их химерами, — предложила она после некоторого раздумья, — так назывались мифические существа, склеенные из разных кусочков.
— Отлично, — согласился он, — пусть будут химеры.
— Я думаю, это не просто игрушки, — заметила Бони и рассеянно погладила одну из химер по гладкой спинке. Разноцветный маленький монстр мимоходом ощупал ее руку усиками и, видимо сочтя ее совершенно бесполезной, вернулся к своим химерским делам.
— Пройдет некоторое время и мы достигнем системы Барнарда, — сказал Дин, — как я понимаю, нам известно о ней значительно больше, чем в начале путешествия. Это так?
— На данный момент нам известны три объекта, обращающихся вокруг звезды Барнарда. Одна субзвезда типа Юпитера и две планеты марсианского типа с температурой поверхности в пределах от –100 до +100 градусов цельсия, — сообщила Бони.
— Итак, две планеты могут быть подробно исследованы, — подвел итог Дин, — причем, скорее всего, мы найдем на них не больше того, что полвека назад нашли на Марсе, и что дальше? Оставим все как есть и полетим обратно? Стоило ли делать так много, чтобы получить так мало?
— То есть, ты предлагаешь НЕ оставлять там все как есть?
— Верно. Я предлагаю основать там колонию.
Еще раз окинулв внимательным и цепким взглядом хлопочущих вокруг будущего моста химер, Бони высказала свое мнение:
— Простота конструкции. Модульность. Энергетическая автономность.
Взаимозаменяемость частей. Надежность. Возможность автоэволюции.
Достаточно мощный микрокомп, чтобы поместить туда чей-нибудь персональный интеллект. И достаточно малый размер, чтобы собрать на «Одиссее» несколько экземпляров. Я угадала?
— За одним исключением. Пока это, все-таки, игрушки. Чуть больше, чем просто идея.
Бони устроилась на площадке рядом с Дином и сказала, обращаясь то ли к нему, то ли к повисшему в бледном небе огромному тусклому красноватому солнцу:
— Теперь я знаю, что значит «экспансия». Это когда изменяют все, до чего могут дотянуться. И еще теперь я знаю, что такое "подарок".
Это когда тебе уступают право дать имя чему-то, чего раньше не было.
33. Эндшпиль (время не определено)
34. Игры с трупом (время не определено)
— Привет, — сказала она, по-турецки усаживаясь рядом с Дином на россыпи гальки, — с тобой надо поболтать.
— Тебе надо со мной поболтать? Или мне надо с тобой поболтать?
Или Ларсену надо, чтобы ты в данный момент со мной поболтала?
— Мне надо поболтать с тобой, потому что у меня есть вопрос, а тебе надо поболтать со мной, потому что ты скучаешь, — немедленно уточнила Бони.
— И о чем тебе надо поболтать на этот раз? — спросил он.
— О любви, — ответила она.
— Ты имеешь в виду любовь мифологическую или физиологическую?
— Я имею в виду эмоциональный процесс, сопровождающий выбор полового партнера.
С определениями понятий у Бони всегда было сильно. Даже слишком сильно. Порой, для, казалось бы, вполне пристойных понятий, она вылавливала где-то в глубинах информатория такие толкования, что они шокировали бы даже профессионального продюсора порнофильмов. Иногда наоборот, для самых отвратительных и шокирующих явлений она находила определения, которые выглядели бы достаточно скромно даже с точки зрения редактора детской энциклопедии.
Большинство ее определений были чудовищно лаконичны. При этом каждое из них было всесторонне обосновано ссылками на соответствующие публикации и подкреплено практически безупречными логическими построениями.
Ларсен утверждал, что Бони просто находит самые непротиворечивые описания для достаточно расплывчатых человеческих понятий, но Дин всерьез подозревал, что ее нечеловеческий интеллект, воспринимающий любое действие как занимательную игру, вполне целенаправленно пробует свои способности в софистике и схоластике.
Определение, которое Бони только что дала любви, вполне укладывалось в эту версию. Для проформы Дин, разумеется, представил несколько возражений — и получил на них вполне исчерпывающие ответы.
Его версия о том, что предметом любви может являться не только потенциальный половой партнер, было разбито путем сравнительного анализа дюжины языков. Все иные значения слова «любовь», кроме обозначения эмоций, связанных с сексом, оказались неаутентичными, и таким образом, являлись всего лишь результатом смешения понятий вследствии бедности того или иного языка.
Тезис о том, что термин «любовь» может быть отнесен только к случаю добровольного выбора партнера, рассыпался при соприкосновении с элегантным логическим построением, доказывавшем, что сексуальный выбор осуществляется в рамках совокупности ритуальных и инстинктивных действий, где свобода воли практически отсутствует.
— Допустим, что в принципе ты права, — сдался наконец Дин, — и что из этого следует?
— Из этого следует, что я имею возможность тебя любить, — охотно ответила Бони.
Это было уже слишком. Само по себе перемещение сознания в виртуальное пространство было определенным испытанием психики. В сочетании с участием в межзвездной экспедиции это испытание представлялось достаточно суровым. Теперь к этому добавилась перспектива стать объектом половой любви вполне автономного виртуального создания, которое не только не являлось женщиной, но и вообще никогда не обладало человеческой природой.
— Как ты себе это представляешь? — поинтересовался он.
— Как отношения между мужчиной и женщиной, поскольку ты — мужчина, а я — женщина, — пояснила она.
Дин печально улыбнулся и покачал головой.
— Мы — два существа виртуальной природы. Я, в силу присущих моей конструкции стереотипов, повторяю форму своего прототипа — мужчины.
Ты, по неизвестной мне причине, приняла форму женщины. Точно также ты могла бы принять форму тележки, облака или чего угодно. Как, впрочем, это мог бы сделать и я.
— Не вижу в этом проблемы — заметила Бони, — известно множество игр в виртуальном пространстве, элементами которых является половой акт между виртуальными партнерами.
С одной стороны, это была чистая правда. Такие игры были известны и достаточно популярны среди студентов еще тогда, когда Дин учился в университете. С другой стороны, в этих играх ощущения воспринимались живыми игроками, а не их виртуальными проекциями.
— Ты не видишь проблемы, — сказал он, — а я не вижу игроков.
— Ты понимаешь под игроком биологический организм, погруженный в виртуализатор? — уточнила она, — в таком случае предлагаю определить функции этого биологического организма.
— У него одна-единственная функция: быть рецепиентом ощущений, — ответил Дин, — но, к сожалению, в этом он незаменим.
— Полагаю, что твое последнее утверждение ложно, — заметила Бони.
— Такие заявления принято доказывать, — ответил Дин.
Бони молча встала и осторожно пошла по мелководью, высматривая что-то на дне. Дин невольно любовался отточенностью и кошачьей грацией ее движений. В какой-то момент она быстро и, в то же время, плавно наклонилась и выхватила что-то из воды. В следующую секуду последовал меткий бросок и это что-то, пролетев по воздуху, шлепнулось Дину на колени.
Оно оказалось несуразной тварью, покрытой черным круглым хитиновым щитом размером с детскую ладонь, из-под которого во все стороны торчали колючие суставчатые лапки. Дина передернуло от отвращения.
— Что это за гадина? — ледяным голосом спросил он, брезгливо стряхивув царапающуюся мокрую тварь на землю.
— Вендийский пратрилобит Соколова-Келлера, — любезно проинформировала Бони, — появился в среднем докембрии. Считается предком всех современных членистоногих.
— И в это легко поверить, — добавил Дин, провожая взглядом предка членистоногих, неуклюже, но довольно резво отползающего обратно в море, из которого его так бесцеремонно извлекли, — правильно ли я понял, что эта очаровательная многоножка имеет какое-то отношение к нашему спору?
— Я привела ее в качестве экспериментального доказательства твоей способности испытывать достаточно разнообразные ощущения без всякого биологического тела.
— Ну, что ж, — медленно произнес он, — это еще не доказательство, но уже довольно серьезный аргумент. Над этим стоит поразмыслить. А ты многому научилась, Бони.
— Возможно, у меня просто хорошие учителя, — с улыбкой ответила она, — если ты не возражаешь, мы еще вернемся к этому разговору. Мне интересно.
— Не возражаю, — подтвердил он.
Бони кивнула и, нырнув в море, исчезла, будто растворившись в прозрачной спокойной воде.
* * *
Они вернулись к этому разговору через довольно непродолжительное время. Бони застала Дина лежащим на скальной площадке рядом с глубокой пропастью пятиметровой ширины. Покуривая сигару, он наблюдал за действиями трех довольно забавных разноцветных существ, похожих на крабов размером с блюдце.Существа, судя по всему, занимались постройкой моста через пропасть. Вокруг громоздилась приличная куча разнообразных строительных материалов, а из скальной породы уже торчали две внушительного вида мачты.
— Привет, — сказала Бони, — что это здесь происходит?
— Развлекаюсь, — ответил Дин, — под влиянием твоего замечательного пратрилобита я выдумал себе игрушки и играю в них.
— Они милые, — заметила она, — а как они называются?
— Пока никак. Я хочу, чтобы ты придумала им название.
Бони пригляделась к ближайшему из игрушечных крабов. Как оказалось, его дискообразное тело было собрано из дюжины одинаковых сегментов. На каждом из сегментов имелся порт к которому была присоединена или суставчатая лапка, или фасеточный глаз, или длинный жесткий ус, или какой-то цилиндрический инструмент.
— Я бы назвала их химерами, — предложила она после некоторого раздумья, — так назывались мифические существа, склеенные из разных кусочков.
— Отлично, — согласился он, — пусть будут химеры.
— Я думаю, это не просто игрушки, — заметила Бони и рассеянно погладила одну из химер по гладкой спинке. Разноцветный маленький монстр мимоходом ощупал ее руку усиками и, видимо сочтя ее совершенно бесполезной, вернулся к своим химерским делам.
— Пройдет некоторое время и мы достигнем системы Барнарда, — сказал Дин, — как я понимаю, нам известно о ней значительно больше, чем в начале путешествия. Это так?
— На данный момент нам известны три объекта, обращающихся вокруг звезды Барнарда. Одна субзвезда типа Юпитера и две планеты марсианского типа с температурой поверхности в пределах от –100 до +100 градусов цельсия, — сообщила Бони.
— Итак, две планеты могут быть подробно исследованы, — подвел итог Дин, — причем, скорее всего, мы найдем на них не больше того, что полвека назад нашли на Марсе, и что дальше? Оставим все как есть и полетим обратно? Стоило ли делать так много, чтобы получить так мало?
— То есть, ты предлагаешь НЕ оставлять там все как есть?
— Верно. Я предлагаю основать там колонию.
Еще раз окинулв внимательным и цепким взглядом хлопочущих вокруг будущего моста химер, Бони высказала свое мнение:
— Простота конструкции. Модульность. Энергетическая автономность.
Взаимозаменяемость частей. Надежность. Возможность автоэволюции.
Достаточно мощный микрокомп, чтобы поместить туда чей-нибудь персональный интеллект. И достаточно малый размер, чтобы собрать на «Одиссее» несколько экземпляров. Я угадала?
— За одним исключением. Пока это, все-таки, игрушки. Чуть больше, чем просто идея.
Бони устроилась на площадке рядом с Дином и сказала, обращаясь то ли к нему, то ли к повисшему в бледном небе огромному тусклому красноватому солнцу:
— Теперь я знаю, что значит «экспансия». Это когда изменяют все, до чего могут дотянуться. И еще теперь я знаю, что такое "подарок".
Это когда тебе уступают право дать имя чему-то, чего раньше не было.
33. Эндшпиль (время не определено)
… У атолла не было имени, по крайней мере, в настоящее время.
Когда-то, возможно, здесь жили люди и он как-то назывался. Теперь люди здесь не жили. Здесь жили фишки. Фишка Снорри, фишка Нкона, определенное количество фишек спецперсонала.
Периодически появлялась фишка Журо с несколькими фишками экспертов и происходил процесс коллективной работы над проектом.
Некоторую часть суток фишка Снорри и фишка Нкона плавали в прозрачной воде лагуны, ныряли за ракушками, гуляли по миниатюрным джунглям и занимались любовью в различных подходящих для этого местах.
Остальную часть суток, за исключением перерывов на еду, сон и игру в покер, фишка Снорри находилась в виртуализаторе и это называлось индивидуальной работой над проектом.
Все это время две фишки спецперсонала наблюдали за происходящим в виртуальном мире через присоединенные мониторы, на которые дополнительно, на всякий случай, выводились автоматически сканируемые параметры сердечной и мозговой деятельности виртуального путешественника.
Сначала спецы прилагали все усилия, чтобы понять значение наблюдаемого процесса, а затем у них наступила обычная в таких случаях эмоциональная усталость, а наблюдение свелось к механической фиксации видимых событий двумя наблюдателями.
Проект, тем временем, продвигался в соответствии с графиком.
Уже были проведены первые телеинтервью и появились первые статьи в прессе. Была анонсирована "концепция доктора Снорри" — и вызвала необходимый общественный резонанс.
Уже состоялась первая и, по настоянию мистера Журо, единственная личная встреча с журналистами. И это мероприятие, которое, несмотря на все мыслимые меры безопасности, спецы считали наиболее рискованным этапом проекта, прошло без единого сбоя.
Все облегченно вздохнули и, как это всегда бывает в подобных случаях, наступил момент общей релаксации.
Именно этот момент Дин выбрал для того, чтобы завершить многоходовую комбинации, которую он незаметно начал разыгрывать еще на борту "Тени мечты".
Комбинация была построена на том обстоятельстве, которое до конца осознавал только Дин: доска была гораздо шире, чем это могло показаться, и за ее видимыми границами тоже были поля, на которые можно было поставить свою фишку, и действовали игроки, чьи ходы до поры никто, кроме Дина, не принимал в расчет.
Таким образом, фишка Дина, казалось бы прижатая к краю доски, на самом деле имела практически свободный путь для отступления.
Оставалось лишь сделать один последний ход.
Через мониторы можно было видно, как Дин посетил объект, уже известный спецам и атрибутированный как "лабиринт стекляных шаров".
Там он забрал четыре стеклянных шара, что тоже было в порядке вещей, хотя спецы так и не разобрались, для чего эти шары и берет ли Дин каждый раз те же шары, которые вернул перед окончанием путешествия, или какие-то другие.
Следующим пунктом был также известный объект под кодовым названием "безумный планетарий". Там Дин провел около получаса и перекинулся несколькими непонятными фразами с какими-то серыми личностями, вероятно обсуждая окружающую картину, похожую на звездное небо, за исключением того, что звезды здесь были разноцветными и подвижными, а между ними летали яркие бабочки.
Третьим пунктом стал объект "поле Микки-мауса", где Дин встретился со Снорри-2 и какой-то девушкой. На объекте также присутствовали два бегемота — зеленый самец и оранжевая самка, похожие на персонажей объемной мультипликации. Бегемоты старательно занимались любовью, а Дин, Снорри-2 и неизвестная девушка оживленно обсуждали какие-то непонятные аспекты этого процесса.
Наконец Дин, видимо подводя итог дискуссии, сказал:
— По-моему, неплохо.
— Вот то-то же, — произнес Снорри-2 и тут же спросил — а что у тебя?
— Вполне, — ответил Дин, демонстрируя четыре стеклянных шара.
Снорри-2 кивнул и обратился к девушке с коротким предложением:
— Сделай жабаку и позови Ларсена.
Девушка кивнула и объект трансформировался в нечто новое, больше всего похожее на внутреннюю поверхность коллоссальной зеркальной сферы, где находились теперь уже четверо, вернее даже пятеро. Новым фигурантом был Томас Ларсен, он же Тлар, в сопровождении странного четвероногого существа, похожего не то на жабу размером с крупную собаку, не то на крупную толстую собаку, покрытую жабьей шкурой.
— Ну что, — спросил он, — будем сбрасывать балласт?
— Ага, — сказал Дин.
Собако-жаба прыгнула…
Что происходило следующие несколько часов никому достоверно не известно. Реконструкция происшедшего начинается с картины, которую рано утром обнаружила Айша.
В креслах у мониторов сидели два конвульсивно подергивающихся человеческих тела, еще вечером представлявшие собой сотрудников спецперсонала. Иногда эти тела издавали слабые нечленораздельные звуки. В помещении стоял сильный запах человеческих испражнений.
Третье тело, еще вечером принадлежавшее Динвалду Снорри, находилось в виртуализаторе в виде трупа в стадии вполне завершившегося окоченения. На его лице застыла глумливая ухмылка.
Ни Айша, ни появившиеся несколькими минутами позже медэксперты, не смогли обнаружить причины впадения спецов в состояние, определяемое как глубокая общая дисфункция нервной системы.
Точно также им не удалось установить причину смерти Динвалда Снорри.
Единственное, что они сделали — это уложили два живых тела на койки под капельницы, а одно мертвое — в морозильную камеру.
Примерно через час прибыл мистер Журо со странным типом в форме капитана первого ранга, который устроил разнос всем до последнего спеца, и неким военно-медицинским светилом, которое достаточно быстро прояснило ситуацию.
Причина была общей для всех троих пострадавших: глубокий шок, вызванный крайним испугом или иной кратковременной экстремальной нагрузкой на центральную нервную систему. Светило припомнило несколько подробно описанных примеров подобного шока и поинтересовалось, чем занимались пострадавшие и не баловались ли они ЛСД-подобными препаратами.
Услышав об экскурсиях пострадавших в виртуальные миры, светило пришло в состояние крайней задумчивости, а узнав о наличии контрольных записей мониторов, выразило желание немедленно их просмотреть, причем с соблюдением довольно странных на первый взгляд мер безопасности.
После короткой и ожесточенной словесной перепалки между светилом, мистером Журо и каперангом, решение о просмотре было принято.
Когда-то, возможно, здесь жили люди и он как-то назывался. Теперь люди здесь не жили. Здесь жили фишки. Фишка Снорри, фишка Нкона, определенное количество фишек спецперсонала.
Периодически появлялась фишка Журо с несколькими фишками экспертов и происходил процесс коллективной работы над проектом.
Некоторую часть суток фишка Снорри и фишка Нкона плавали в прозрачной воде лагуны, ныряли за ракушками, гуляли по миниатюрным джунглям и занимались любовью в различных подходящих для этого местах.
Остальную часть суток, за исключением перерывов на еду, сон и игру в покер, фишка Снорри находилась в виртуализаторе и это называлось индивидуальной работой над проектом.
Все это время две фишки спецперсонала наблюдали за происходящим в виртуальном мире через присоединенные мониторы, на которые дополнительно, на всякий случай, выводились автоматически сканируемые параметры сердечной и мозговой деятельности виртуального путешественника.
Сначала спецы прилагали все усилия, чтобы понять значение наблюдаемого процесса, а затем у них наступила обычная в таких случаях эмоциональная усталость, а наблюдение свелось к механической фиксации видимых событий двумя наблюдателями.
Проект, тем временем, продвигался в соответствии с графиком.
Уже были проведены первые телеинтервью и появились первые статьи в прессе. Была анонсирована "концепция доктора Снорри" — и вызвала необходимый общественный резонанс.
Уже состоялась первая и, по настоянию мистера Журо, единственная личная встреча с журналистами. И это мероприятие, которое, несмотря на все мыслимые меры безопасности, спецы считали наиболее рискованным этапом проекта, прошло без единого сбоя.
Все облегченно вздохнули и, как это всегда бывает в подобных случаях, наступил момент общей релаксации.
Именно этот момент Дин выбрал для того, чтобы завершить многоходовую комбинации, которую он незаметно начал разыгрывать еще на борту "Тени мечты".
Комбинация была построена на том обстоятельстве, которое до конца осознавал только Дин: доска была гораздо шире, чем это могло показаться, и за ее видимыми границами тоже были поля, на которые можно было поставить свою фишку, и действовали игроки, чьи ходы до поры никто, кроме Дина, не принимал в расчет.
Таким образом, фишка Дина, казалось бы прижатая к краю доски, на самом деле имела практически свободный путь для отступления.
Оставалось лишь сделать один последний ход.
* * *
В тот поздний вечер все шло как обычно. Айша отправилась спать, спецы включили свои мониторы, а Дин отправился в очередное виртуальное путешествие.Через мониторы можно было видно, как Дин посетил объект, уже известный спецам и атрибутированный как "лабиринт стекляных шаров".
Там он забрал четыре стеклянных шара, что тоже было в порядке вещей, хотя спецы так и не разобрались, для чего эти шары и берет ли Дин каждый раз те же шары, которые вернул перед окончанием путешествия, или какие-то другие.
Следующим пунктом был также известный объект под кодовым названием "безумный планетарий". Там Дин провел около получаса и перекинулся несколькими непонятными фразами с какими-то серыми личностями, вероятно обсуждая окружающую картину, похожую на звездное небо, за исключением того, что звезды здесь были разноцветными и подвижными, а между ними летали яркие бабочки.
Третьим пунктом стал объект "поле Микки-мауса", где Дин встретился со Снорри-2 и какой-то девушкой. На объекте также присутствовали два бегемота — зеленый самец и оранжевая самка, похожие на персонажей объемной мультипликации. Бегемоты старательно занимались любовью, а Дин, Снорри-2 и неизвестная девушка оживленно обсуждали какие-то непонятные аспекты этого процесса.
Наконец Дин, видимо подводя итог дискуссии, сказал:
— По-моему, неплохо.
— Вот то-то же, — произнес Снорри-2 и тут же спросил — а что у тебя?
— Вполне, — ответил Дин, демонстрируя четыре стеклянных шара.
Снорри-2 кивнул и обратился к девушке с коротким предложением:
— Сделай жабаку и позови Ларсена.
Девушка кивнула и объект трансформировался в нечто новое, больше всего похожее на внутреннюю поверхность коллоссальной зеркальной сферы, где находились теперь уже четверо, вернее даже пятеро. Новым фигурантом был Томас Ларсен, он же Тлар, в сопровождении странного четвероногого существа, похожего не то на жабу размером с крупную собаку, не то на крупную толстую собаку, покрытую жабьей шкурой.
— Ну что, — спросил он, — будем сбрасывать балласт?
— Ага, — сказал Дин.
Собако-жаба прыгнула…
Что происходило следующие несколько часов никому достоверно не известно. Реконструкция происшедшего начинается с картины, которую рано утром обнаружила Айша.
В креслах у мониторов сидели два конвульсивно подергивающихся человеческих тела, еще вечером представлявшие собой сотрудников спецперсонала. Иногда эти тела издавали слабые нечленораздельные звуки. В помещении стоял сильный запах человеческих испражнений.
Третье тело, еще вечером принадлежавшее Динвалду Снорри, находилось в виртуализаторе в виде трупа в стадии вполне завершившегося окоченения. На его лице застыла глумливая ухмылка.
Ни Айша, ни появившиеся несколькими минутами позже медэксперты, не смогли обнаружить причины впадения спецов в состояние, определяемое как глубокая общая дисфункция нервной системы.
Точно также им не удалось установить причину смерти Динвалда Снорри.
Единственное, что они сделали — это уложили два живых тела на койки под капельницы, а одно мертвое — в морозильную камеру.
Примерно через час прибыл мистер Журо со странным типом в форме капитана первого ранга, который устроил разнос всем до последнего спеца, и неким военно-медицинским светилом, которое достаточно быстро прояснило ситуацию.
Причина была общей для всех троих пострадавших: глубокий шок, вызванный крайним испугом или иной кратковременной экстремальной нагрузкой на центральную нервную систему. Светило припомнило несколько подробно описанных примеров подобного шока и поинтересовалось, чем занимались пострадавшие и не баловались ли они ЛСД-подобными препаратами.
Услышав об экскурсиях пострадавших в виртуальные миры, светило пришло в состояние крайней задумчивости, а узнав о наличии контрольных записей мониторов, выразило желание немедленно их просмотреть, причем с соблюдением довольно странных на первый взгляд мер безопасности.
После короткой и ожесточенной словесной перепалки между светилом, мистером Журо и каперангом, решение о просмотре было принято.
34. Игры с трупом (время не определено)
…Собако-жаба прыгнула, одновременно превращаясь в бесформенный, но в то же время, каким-то странным образом структурированный, поток ярких разноцветных пятен, напоминавших большие пульсирующие в полете капли краски, на поверхности которых вспыхивали солнечные блики. Это превращение сопровождалось отвратительным визгом, как будто по стеклу царапали дюжиной разнокалиберных металлических предметов — от булавки до плотницкого гвоздя.
Светило мгновенно нажало на «стоп» и, рассматривая застывшую на экране картинку, принялось набивать трубку, одновременно бурча себе под нос: "доктор Ксандопуло называет эту штуку "зов пустоты", а доктор Голдбергер — "взгляд василиска", и пожалуй, второе название нравится мне больше, потому что…"
— Черт меня побери, — перебил его каперанг, — мне глубоко плевать, как называется эта хреновина, я хочу знать что это такое!
— Кое-кого черт уже побрал, — проворчало обиженное светило, набив наконец трубку и теперь сосредоточенно ее раскуривая, — а что это такое еще предстоит разобраться. Надеюсь, вам известно, что человек получает около 95 % информации посредством зрения и еще почти 5 % — посредством слуха, поэтому, перехватив оба этих канала, можно практически полностью взять под контроль эволюции человеческой психики. Нечто подобное делает обычный гипнотизер с помощью качающегося на нитке зеркальца и определенного звукового фона. В данном случае эта технология доведена почти до совершенства.
— Бред, — раздраженно заявил каперанг, — какие-то кляксы и поросячий визг не могут превратить здорового человека в парализованного идиота, а тем более — в покойника.
— Хотите, персонально для вас включим воспроизведение этой записи, и если через четверть часа вы сможете повторить эти слова, или издать любые другие звуки помимо мяукания, блеяния и мычания, я готов съесть свою шляпу, — спокойно ответило светило.
— Я бы не стал проверять, сэр, — осторожно заметил Журо.
— Ладно, — согласился каперанг, — давайте пропустим эту часть записи и посмотрим, что там дальше.
… Внутри зеркальной сферы ничего не изменилось. Собако-жаба, приняв свой исходный вид, улеглась у ног девушки.
— И это — все? — спросил Дин, осматриваясь по сторонам.
— Проверь, — предложил Снорри-2.
На секунду изображение исчезло, а затем появиолсь вновь.
— Так просто, — задумчиво произнес Дин, — я даже не почуствовал, как это произошло.
— Это естественно, — заметил Ларсен, — у человека просто отсутствует механизм восприятия подобных процессов.
— И что теперь? — спросил Дин.
— Жду приглашения в ваши владения, — улыбнувшись, ответил Ларсен.
— Ну, что ж, — сказал Дин и, взвесив в руке первый стеклянный шар, метнул его в окружающую зеркальную поверхность. Зеркальная сфера лопнула с мелодичным звоном и на ее месте возник безымянный атолл.
Теперь собеседники стояли в самой верхней его точке. С одной стороны от них катил свои бесконечные валы Великий океан, с другой раскинулась уютная лагуна.
Дин достал второй шар и зашвырнул его в далеко в океан.
Коснувшись волн, шар растекся и превратился в изящный линейный рейдер, на борту которого четко выделялось называние: "Тень мечты".
Третий шар полетел куда-то к линии горизонта и через минуту там выросла клубящаяся стена тумана.
— А это что? — поинтересовался Снорри-2.
— Земля Виктории, — ответил Дин, — я решил, что нам не помешает небольшой кусочек Антарктиды. А теперь завершающий штрих.
Дин повернулся в сторону лагуны и бросил четвертый шар. На мгновение над волнами мелькнуло серебристое облачко, тут же сгустившееся в фигурку темнокожей девушки, плывущую классическим кролем.
— Айша? — коротко спросил Снорри-2 и Дин утвердительно кивнул в ответ.
Возникшую паузу разрядил Ларсен.
— Надеюсь, кто-нибудь из вас озаботился созданием места, где можно выпить чего-нибудь прохладительного? — спросил он.
— Минуту, — сказал Снорри-2 и, порывшись в боковом кармане, извлек оттуда очередной стеклянный шар, — у меня тут есть "Братец кролик". Можно его поставить на берегу вон у той скалы.
— Валяй, — согласился Дин.
Снорри-2 прицелился и метнул шар. Через мгновение на берегу выросла старинная каменная башня, увенчанная похожей цыганскую шляпу пластиковой крышей, над которой торчали огромные кроличьи уши.
Вся компания неторопливо направилась в сторону башни. Впереди вразвалочку бежала собако-жаба, иногда поднимая умилительно-уродливую морду к небу, как будто собиралась завыть на невидимую луну.
В какой-то момент она действительно остановилась, надулась и издала протяжный, тоскливый вой.
— Ну вот, — сказал Ларсен, обращаясь к Дину, — согласно последним данным, с медицинской точки зрения, ты теперь совершенно безоговорочный покойник. Так что можно прервать сеанс связи с атоллом.
Там уже и так сняли про нас целое кино.
— Окей, — сказал Дин, — но сначала я хочу, как вежливый человек, сказать несколько слов в качестве "до свидания" тем, кто будет смотреть это кино. Во-первых, мне очень жаль, что так вышло, но вы должны понимать, что наше с вами соглашение было чуть-чуть неравноправным и слегка недобровольным. Так что, я имел моральное право на маленькую военную хитрость.
Во-вторых, учитывая, что соглашение, все же, имело место, я готов продолжать наше сотрудничество, но разумеется, с учетом несколько изменившихся обстоятельств.
И последнее. Связаться со мной можно по любому из каналов глобалнет, которые я использовал в течении сегодняшнего сеанса, а также по моей трубке. Запишите, пожалуйста, номер.
Дин продиктовал номер и на этом запись кончилась.
— Это какая-то дьявольщина! — ошарашенно произнес каперанг, — так он умер или нет?
Мистер Журо молча включил конференц-связь и набрал номер.
Послышался мелодичный гудок, а затем знакомый голос ответил:
— Хелло, я слушаю.
— С кем я разговариваю? — спросил Журо.
— Разумеется, со мной. Или вы уже не верите собственным ушам?
— Мне надоел этот цирк, — заявил каперанг, — кто вы, черт побери, такой?
— Я — Динвалд Снорри, эсквайр, — ответил голос, — а вы, как я догадываюсь, крупная шишка, что, впрочем, не повод хамить по телефону приличным людям.
— Дин, это правда ты? — тихо спросила Айша.
— Да, милая. Это правда я.
— И этот … твой мир… насколько он настоящий?
— Думаю, примерно на столько же, на сколько любой другой.
— Но откуда в этом мире я? Там, в лагуне? Это — тоже настоящее?
— В той степени, в которой могут быть настоящими мои воспоминания о тебе. У нас с тобой все было настоящее, правда, милая?
— И до нее можно дотронуться, можно поцеловать, можно любить ее?
— Сложный вопрос, — задумчиво сказал он, — полагаю, что скорее да, чем нет…
— Кончайте эту лирику! — перебил каперанг, — Снорри, если вы живы и просто дурачите нас, то…
— То у меня это неплохо получается, — закончил Дин, — особенно классно я научился покрываться трупными пятнами.
— Доктор Снорри, сейчас не лучший момент для упражнений в остроумии, — спокойно сказал Журо, — давайте лучше сообразим, как нам выйти из сложившейся ситуации.
— Воскреснуть я, как вы догадываетесь, уже не могу. Все остальные конструктивные предложения принимаются.
— И на том спасибо. Только ваша смерть уже сама по себе требует основательной коррекции проекта.
— А кто из посторонних видел мою смерть? — спросил Дин.
— В общем-то никто, — согласился Журо, — остается труп. Труп, если вы не возражаете, скормим акулам или что-нибудь в этом роде.
— У меня другая идея. Мы отправим его моим друзьям.
— Вы шутите. Ваши друзья что, живут на необитаемом острове?
— Нет. Еще дальше.
— Ладно, это чисто технический вопрос. А ваши телеинтервью? Мы собирались снимать их здесь же, на атолле, а теперь вас здесь нет и надо переделывать всю программу.
— Протрите глаза и еще раз посмотрите мою последнюю, как вы могли заметить, посмертную, запись, — предложил Дин, — тот самый я на том самом атолле.
— Дьявол! — сказал Журо, — хитрый дьявол!
— Что за ерунду вы здесь затеяли? — холодно поинтересовался каперанг.
— Просто технические детали, сэр, — быстро сказал Журо, — в сущности, ничего особенного не произошло.
— Это вы называете "НИЧЕГО"?
— Ну, почти ничего. Сейчас я все объясню.
С этими словами Журо быстро направился к двери, увлекая за собой каперанга. Айша осталась одна в помещении.
Светило мгновенно нажало на «стоп» и, рассматривая застывшую на экране картинку, принялось набивать трубку, одновременно бурча себе под нос: "доктор Ксандопуло называет эту штуку "зов пустоты", а доктор Голдбергер — "взгляд василиска", и пожалуй, второе название нравится мне больше, потому что…"
— Черт меня побери, — перебил его каперанг, — мне глубоко плевать, как называется эта хреновина, я хочу знать что это такое!
— Кое-кого черт уже побрал, — проворчало обиженное светило, набив наконец трубку и теперь сосредоточенно ее раскуривая, — а что это такое еще предстоит разобраться. Надеюсь, вам известно, что человек получает около 95 % информации посредством зрения и еще почти 5 % — посредством слуха, поэтому, перехватив оба этих канала, можно практически полностью взять под контроль эволюции человеческой психики. Нечто подобное делает обычный гипнотизер с помощью качающегося на нитке зеркальца и определенного звукового фона. В данном случае эта технология доведена почти до совершенства.
— Бред, — раздраженно заявил каперанг, — какие-то кляксы и поросячий визг не могут превратить здорового человека в парализованного идиота, а тем более — в покойника.
— Хотите, персонально для вас включим воспроизведение этой записи, и если через четверть часа вы сможете повторить эти слова, или издать любые другие звуки помимо мяукания, блеяния и мычания, я готов съесть свою шляпу, — спокойно ответило светило.
— Я бы не стал проверять, сэр, — осторожно заметил Журо.
— Ладно, — согласился каперанг, — давайте пропустим эту часть записи и посмотрим, что там дальше.
… Внутри зеркальной сферы ничего не изменилось. Собако-жаба, приняв свой исходный вид, улеглась у ног девушки.
— И это — все? — спросил Дин, осматриваясь по сторонам.
— Проверь, — предложил Снорри-2.
На секунду изображение исчезло, а затем появиолсь вновь.
— Так просто, — задумчиво произнес Дин, — я даже не почуствовал, как это произошло.
— Это естественно, — заметил Ларсен, — у человека просто отсутствует механизм восприятия подобных процессов.
— И что теперь? — спросил Дин.
— Жду приглашения в ваши владения, — улыбнувшись, ответил Ларсен.
— Ну, что ж, — сказал Дин и, взвесив в руке первый стеклянный шар, метнул его в окружающую зеркальную поверхность. Зеркальная сфера лопнула с мелодичным звоном и на ее месте возник безымянный атолл.
Теперь собеседники стояли в самой верхней его точке. С одной стороны от них катил свои бесконечные валы Великий океан, с другой раскинулась уютная лагуна.
Дин достал второй шар и зашвырнул его в далеко в океан.
Коснувшись волн, шар растекся и превратился в изящный линейный рейдер, на борту которого четко выделялось называние: "Тень мечты".
Третий шар полетел куда-то к линии горизонта и через минуту там выросла клубящаяся стена тумана.
— А это что? — поинтересовался Снорри-2.
— Земля Виктории, — ответил Дин, — я решил, что нам не помешает небольшой кусочек Антарктиды. А теперь завершающий штрих.
Дин повернулся в сторону лагуны и бросил четвертый шар. На мгновение над волнами мелькнуло серебристое облачко, тут же сгустившееся в фигурку темнокожей девушки, плывущую классическим кролем.
— Айша? — коротко спросил Снорри-2 и Дин утвердительно кивнул в ответ.
Возникшую паузу разрядил Ларсен.
— Надеюсь, кто-нибудь из вас озаботился созданием места, где можно выпить чего-нибудь прохладительного? — спросил он.
— Минуту, — сказал Снорри-2 и, порывшись в боковом кармане, извлек оттуда очередной стеклянный шар, — у меня тут есть "Братец кролик". Можно его поставить на берегу вон у той скалы.
— Валяй, — согласился Дин.
Снорри-2 прицелился и метнул шар. Через мгновение на берегу выросла старинная каменная башня, увенчанная похожей цыганскую шляпу пластиковой крышей, над которой торчали огромные кроличьи уши.
Вся компания неторопливо направилась в сторону башни. Впереди вразвалочку бежала собако-жаба, иногда поднимая умилительно-уродливую морду к небу, как будто собиралась завыть на невидимую луну.
В какой-то момент она действительно остановилась, надулась и издала протяжный, тоскливый вой.
— Ну вот, — сказал Ларсен, обращаясь к Дину, — согласно последним данным, с медицинской точки зрения, ты теперь совершенно безоговорочный покойник. Так что можно прервать сеанс связи с атоллом.
Там уже и так сняли про нас целое кино.
— Окей, — сказал Дин, — но сначала я хочу, как вежливый человек, сказать несколько слов в качестве "до свидания" тем, кто будет смотреть это кино. Во-первых, мне очень жаль, что так вышло, но вы должны понимать, что наше с вами соглашение было чуть-чуть неравноправным и слегка недобровольным. Так что, я имел моральное право на маленькую военную хитрость.
Во-вторых, учитывая, что соглашение, все же, имело место, я готов продолжать наше сотрудничество, но разумеется, с учетом несколько изменившихся обстоятельств.
И последнее. Связаться со мной можно по любому из каналов глобалнет, которые я использовал в течении сегодняшнего сеанса, а также по моей трубке. Запишите, пожалуйста, номер.
Дин продиктовал номер и на этом запись кончилась.
— Это какая-то дьявольщина! — ошарашенно произнес каперанг, — так он умер или нет?
Мистер Журо молча включил конференц-связь и набрал номер.
Послышался мелодичный гудок, а затем знакомый голос ответил:
— Хелло, я слушаю.
— С кем я разговариваю? — спросил Журо.
— Разумеется, со мной. Или вы уже не верите собственным ушам?
— Мне надоел этот цирк, — заявил каперанг, — кто вы, черт побери, такой?
— Я — Динвалд Снорри, эсквайр, — ответил голос, — а вы, как я догадываюсь, крупная шишка, что, впрочем, не повод хамить по телефону приличным людям.
— Дин, это правда ты? — тихо спросила Айша.
— Да, милая. Это правда я.
— И этот … твой мир… насколько он настоящий?
— Думаю, примерно на столько же, на сколько любой другой.
— Но откуда в этом мире я? Там, в лагуне? Это — тоже настоящее?
— В той степени, в которой могут быть настоящими мои воспоминания о тебе. У нас с тобой все было настоящее, правда, милая?
— И до нее можно дотронуться, можно поцеловать, можно любить ее?
— Сложный вопрос, — задумчиво сказал он, — полагаю, что скорее да, чем нет…
— Кончайте эту лирику! — перебил каперанг, — Снорри, если вы живы и просто дурачите нас, то…
— То у меня это неплохо получается, — закончил Дин, — особенно классно я научился покрываться трупными пятнами.
— Доктор Снорри, сейчас не лучший момент для упражнений в остроумии, — спокойно сказал Журо, — давайте лучше сообразим, как нам выйти из сложившейся ситуации.
— Воскреснуть я, как вы догадываетесь, уже не могу. Все остальные конструктивные предложения принимаются.
— И на том спасибо. Только ваша смерть уже сама по себе требует основательной коррекции проекта.
— А кто из посторонних видел мою смерть? — спросил Дин.
— В общем-то никто, — согласился Журо, — остается труп. Труп, если вы не возражаете, скормим акулам или что-нибудь в этом роде.
— У меня другая идея. Мы отправим его моим друзьям.
— Вы шутите. Ваши друзья что, живут на необитаемом острове?
— Нет. Еще дальше.
— Ладно, это чисто технический вопрос. А ваши телеинтервью? Мы собирались снимать их здесь же, на атолле, а теперь вас здесь нет и надо переделывать всю программу.
— Протрите глаза и еще раз посмотрите мою последнюю, как вы могли заметить, посмертную, запись, — предложил Дин, — тот самый я на том самом атолле.
— Дьявол! — сказал Журо, — хитрый дьявол!
— Что за ерунду вы здесь затеяли? — холодно поинтересовался каперанг.
— Просто технические детали, сэр, — быстро сказал Журо, — в сущности, ничего особенного не произошло.
— Это вы называете "НИЧЕГО"?
— Ну, почти ничего. Сейчас я все объясню.
С этими словами Журо быстро направился к двери, увлекая за собой каперанга. Айша осталась одна в помещении.