Руа Жюль. Штурман

   - Знаешь, - сказала ему женщина, - твой портсигар так и не нашли.
   Адмирал толкнул дверь, не постучав. Командир эскадры кончал подписывать бумаги, которые подавал ему помощник. Перевернув очередной листок, он быстро прочитывал, слегка нахмурившись и чуть шевеля губами, потом выводил на странице замысловатую роспись.
   - Привет, Адмирал, - сказал он.
   - Привет, шеф.
   С командиром эскадры Адмирал держался запросто. В свое время оба служили капитанами в одной части, а потом Люсьен "пробился", как выражался Адмирал, кривя при этом губы. Люсьен был честолюбив. Многие считали, что настойчивость у него заменяла способности, а умение приспосабливаться в свою очередь заменяло настойчивость. Ладить с начальством он был большой мастер, и это смешило Адмирала, который, как бык, всегда шел напролом, "Вот вам и результат, - говорил обычно Адмирал, когда удивлялись тому, что он все еще капитан. - Мне не хватает гибкости". При этом он держался с Люсьеном как равный с равным и открыто смеялся над глупостями, которые тот делал.
   Выждав, пока командир эскадры торжественно захлопнул папку рапортов и приказов и отпустил помощника, Адмирал прямо приступил к делу.
   - Я пришел поговорить насчет Рипо.
   Командир эскадры нахмурил брови и прищурился.
   - Ты хорошо знаешь Рипо? - спросил он.
   - С тех пор как мы здесь, я вижусь с ним каждый день. Он отличный малый.
   - Он поступил с Ромером не оченьто красиво, - сказал командир эскадры.
   - Брось шутить! - со злой усмешкой воскликнул Адмирал. - Каждый из нас знал, что Ромер сломает себе шею. Парень он был хороший, но пилот никудышный, в своем экипаже не пользовался никаким авторитетом, да и экипаж не большего стоил. Так что... Нечего играть словами, - продолжал он, усевшись напротив командира эскадры верхом на стуле. - Самто ты полетел бы штурманом с Ромером?
   - Будь я штурман...
   - Ты согласился бы летать под началом Ромера? - вспылил Адмирал. Ромер не умел точно держать курс., Он расстроился изза этой истории, впрочем, было от чего, - добавил он со смехом.
   - С хорошим штурманом... - начал командир эскадры.
   - Это Ромеру не помогло бы. В одном можешь быть уверен: к себе в экипаж я бы Ромера не взял ни за что. Даже стрелком.
   - Ты вечно перегибаешь палку, - сказал командир эскадры.
   - Нет, - возразил Адмирал. - Это ты, это вы все перегибаете палку, наказывая Рипо. Он всегда был на хорошем счету. За ним двадцать два вылета, и его не в чем было упрекнуть. Не виноват же он в том, что машины столкнулись и он при этом уцелел. Эта история у кого угодно отобьет охоту лететь с Ромером, самому накликать на себя несчастье.
   - Что ни говори, он отказался лететь, - сказал командир эскадры.
   - Нет, - бросил Адмирал и встал. - Он был нездоров, я сам видел. Он на ногах не стоял. Он не сказал, что отказывается лететь, а зря: ты отвечал бы за то, что раньше не отстранил Ромера от полетов. Тебя бы спросили, как ты мог позволить летать такому экипажу. Еще ладно бы экипаж, но самолет! Ты думаешь, RAF, настолько богаты, что могут гробить свои машины, доверяя их сапожникам вроде Ромера? На месте Рипо я отказался бы. Может, я очутился бы за решеткой, но уж ты бы эскадрой больше не командовал.
   - Ну, ну... - пробормотал командир эскадры.
   - Послушай, - сказал Адмирал. - Есть только один способ покончить с этой историей. Оставь Рипо в покое.
   - Нет, - ответил командир эскадры, положив перед собой линейку. - Как бы там ни было, он должен подписать определение. Это дело принципа.
   Адмирал расхохотался ему в лицо.
   - Какого такого принципа, Люсьен? - тихо спросил он.
   - Дисциплины.
   - Потому что он лейтенант, а ты майор? Уверяю тебя, прав Рипо, а не ты, хотя он только лейтенант. Оставь, - повторил он. - Это было хорошо в мирное время. Впрочем, он подпишет твое определение, просто чтобы доставить мне удовольствие, если ты сразу же порвешь бумагу у него на глазах. Вот что я тебе предлагаю. А потом предложу и еще коечто.
   - Ты не представляешь себе, что такое командовать эскадрой.
   - Конечно, - сказал Адмирал. - Я не слишком ловок.
   - Не в этом дело. Я наложил на Рипо взыскание. Нужно, чтобы знали, что оно исполняется.
   - Он уже четыре дня под арестом, и никто не видел его в столовой.
   - Если узнают, что я разорвал взыскание, никто не станет мне подчиняться.
   - Да нет, ничего подобного, - проворчал Адмирал. - Надеюсь, ты не воображаешь, что мы бомбим Рур ради того, чтобы сделать приятное начальству? Мы летим, потому что это нужно, вот и все. И еще потому,
   что хотим этого.
   - Ты ведь многого не знаешь, - совсем тихо сказал командир эскадры. Вчера был у меня один пилот - имени его я тебе не назову. Когда он возвращается с задания, он не видит посадочных огней. Он говорит, что все плывет у него перед глазами. Что ты об этом думаешь?
   - Что ж, возможно, это правда. Если это тот, о ком я думаю, я, кажется, знаю, о чем идет речь. Уж, конечно, посадочные огни видишь в первую очередь. Каждый радуется возвращению.
   - Ну и что бы ты сделал?
   - На его месте или на твоем?
   - На моем, - сказал командир эскадры.
   - Очень просто. Я сказал бы этому пилоту: "Вы прошли медицинское освидетельствование, зрение у вас отличное. Так что постарайтесь видеть посадочные огни, иначе сломаете себе шею".
   - Я так и сказал, - поспешно проговорил командир эскадры.
   - Ну вот, видишь, не так это трудно. И потом не все пилоты такие, хотя с каждым, да и со мной тоже, случается, что пропадает охота тянуть эту лямку. И с тобой, наверное.
   - Чтото не помню, - сказал командир эскадры, машинально приподнимая пепельницу.
   - Не помнишь? Мне тебя жаль. После этого становишься спокойнее, как молодой пес после чумки. Да что там говорить, может, ты об этом и не догадываешься, но в какой еще армии найдешь таких пилотов, как твои?
   - Конечно. Но все же... Что еще ты хотел мне предложить?
   - Слушай, - сказал Адмирал, внезапно становясь серьезным. - Мой штурман устал. Ты просишь, чтобы я полетел в следующий раз, хотя и не моя очередь. Я согласен, но при одном условии: ты даешь мне второго штурмана, и я беру Рипо. Когда мы вернемся, ты вызовешь его к себе. Ты немного поорешь на него - ради принципа, как ты говоришь, - а потом у него на глазах порвешь определение.
   - Я не против, - сказал командир эскадры, потирая щеку, - но есть одна сложность. Я ввел в курс дела командира базы. Понимаешь, когда Рипо отказался подписаться, я не знал, как поступить. И я не уверен, пойдет ли на это командир базы.
   - Это уж твоя забота. Объясни ему, что с этим покончено, что лучше не поднимать истории, и дело в шляпе.
   - Я не против, - повторил командир эскадры. - Ты действительно доверяешь Рипо?
   - Как самому себе, и хотел бы, чтобы он стал моим штурманом: парень он уравновешенный и крепкий, а мой штурман нервничает. Дай мне ею на один раз, и все устроится.
   - Договорились.
   - Вот и отлично, - сказал Адмирал, поднимаясь. - Я сам этим займусь. Привет, шеф.
   VI
   Адмирал вышел, насвистывая. Он сел на велосипед и покатил к домикам. Накрапывало. Втянув голову в плечи, Адмирал нажимал на педали, и шрам, который не закрывала пилотка, белел на его лбу. "Проклятая страна, бормотал он. - Выйти нельзя без плаща..." Но он был доволен, Люсьен уступил, не зная, как выпутаться из этой истории. Товарищей, которые встречались на пути, Адмирал приветствовал громким ворчанием.
   - Все улажено, - сказал он штурману, потирая руки у печки.
   - Как?
   - Это уж мое дело. Увидишь. Улажено, и все.
   - Спасибо, - сказал штурман. - Ты хороший товарищ. Очень трудно было?
   - Люсьен немного поупрямился, - ответил Адмирал, - но я привел койкакие аргументы личного порядка и вправил ему мозги. Нет, - закричал он, - видел ты этих господ? Они вздумали объяснять нам, что мы испытываем, когда летим на своих машинах в это пекло! Слышал бы ты, как они читают мораль. Потише, ягнятки мои! Я спросил у Люсьена, как бы он чувствовал себя в штурманской кабине под началом у Ромера. Со мной он хитрить не посмел. Слишком хорошо я его знаю и слишком давно. Как облупленного, ясно? И всегда сумею поставить на место. Раз я здесь, он не посмеет приставать к тебе. Все улажено, - повторил он.
   - Спасибо, - ответил штурман, протягивая Адмиралу пачку сигарет. Если бы тебя здесь не было, я, пожалуй, и не выкрутился бы. Но все равно я бы защищался.
   - Эх, - вырвалось у Адмирала, - если б я был на месте Люсьена, если б я командовал эскадрой, будь уверен, уж я нашел бы общий язык с ребятами.
   - Верю. Но, увы, не ты командуешь.
   - Когданибудь буду. Тогда заживем.
   - Жаль, - сказал штурман. - Жаль, что я этого не увижу...
   - Почему не увидишь?
   - Уж слишком это было бы прекрасно. Я был бы счастлив служить под твоим началом, Адмирал.
   - Так будет, штурман. Послушай, - продолжал Адмирал уже другим тоном. - Люсьен рассказал мне об одном пилоте, который не видит посадочных огней. Догадываешься, кто это?
   - Да, - немного подумав, ответил штурман. - Но что значит не видит?
   - Огни плывут у него перед глазами, и он не знает, как приземляться.
   - Он устал. Может, стоит отстранить его от поле тов.
   - Нет. Если его отстранят, он никогда уже не наберется мужества снова сесть в самолет. Он пропал.
   - Еще один, с которым я не хотел бы летать, - сказал штурман. - Разве что, - добавил он, - разве что ему попросту плохо без друга. Может быть, в этом все дело.
   - Меня удивляет, - сказал Адмирал, - твоя мания все объяснять на свой лад. Он боится - вот и все. Просто дрейфит.
   - А тебе не кажется, что он слишком много размышляет? Чтобы, возвращаясь из Рура, хорошо видеть посадочные огни, нужно разучиться видеть все остальное. Или же нужна чьято поддержка. Ты вот помог мне. Кто знает, что было бы теперь со мной без тебя. Я ведь не отказываюсь летать и бомбить врага, но хочу, чтобы от меня этого требовали повежливей. Когда у меня не будет такого друга, как ты, мне останется одно - исчезнуть.
   - Молчи, - сказал Адмирал. - А свою девочку ты уже забыл?
   - Я не забыл ее, - ответил штурман, - но заменить все она не может. И летаю я не с ней, а с вами. Она
   тоже коечто значит, но это совсем другое. Когда не хватает женщин, друзья служат вам утешением, но если нет друзей...
   - ... женщины не могут быть утешением. Ты это хотел сказать?
   - Примерно.
   - Эх, - сказал Адмирал, - как все сложно! Но я об этом не думаю.
   - Везет же тебе. Во всяком случае, этот парень мне нравится, - сказал штурман. - Нравится потому, что вы все на него ополчились, даже ты. Постарайся хоть немного понять. Какие у него отношения с экипажем? Стоящие они ребята или молокососы?
   - Не знаю.
   - Ну вот, - воскликнул штурман. - Не знаешь. А надо бы знать. Через неделю все будут сторониться его как прокаженного. Можно его спасти или нет?
   - Не думаю, - сказал Адмирал.
   - Ты не пробовал.
   - Он уже на мушке, как куропатка, - сказал Адмирал, делая вид, что целится из ружья. - Продержится еще немного - и готов. Я не первого такого вижу.
   - Ну что ж, - сказал штурман, - возьму его на себя. Он летит сегодня?
   - Сегодня не будет полетов, - сказал Адмирал. - Видел, какая погода? Верхушки деревьев словно в вате.
   - Пойду поговорю с ним.
   - Не этого я для тебя добивался, - сказал Адмирал. - Но поговори, если хочешь. Увидишь, я прав, Ромер и тот был меньше отмечен.
   - Ты тоже отмечен. Посмотри на себя.
   - О, я совсем другое дело, - сказал Адмирал, погладив свой шрам.
   Штурман поднялся и вышел вместе с Адмиралом. Туман быстро окутал все вокруг. Он укрывал землю и приглушал все звуки. Точно сквозь запотевшие стекла, смутно угадывались круглые спины соседних бараков. Штурман вздохнул свободнее. Сегодня вечером тревоги но будет, и огромные машины RAF замрут, точно доменные печи, оставшиеся без кокса. На несколько часов летчики смогут располагать своим временем. В сумерках они шумными толпами покинут соседние базы и кто в автобусах, кто на велосипедах ринутся в ближайший городок. Будут распивать пиво и виски в барах и сходят в кино, чтобы отпраздновать передышку.
   - Я тебя покидаю, - сказал Адмирал. - Пока. Штурман повернулся к нему и следил, как медленно растворяется в тумане силуэт Адмирала. У Адмирала на душе тоже было легко. Он тихонько мурлыкал. Верно, думал: "И на том спасибо..." Штурман в нерешительности бродил среди домиков, пока наконец не увидел на одной из дверей визитную карточку пилота, которого искал. Он постучал. Пилот был дома и писал письмо. В комнате было очень жарко, и он сидел без куртки.
   - Я тебе помешал?
   - Нет, - ответил пилот, - напротив. Входи. Рад тебя видеть. Садись.
   - В такую погоду чувствуешь себя спокойнее. Ты никуда не собираешься?
   - Нет, - сказал пилот. - Сочиняю письмо жене, хотя не знаю, доходят ли вообще до нее мои письма. Я посылаю их через Красный Крест, которому иногда удается доставить письма на материк, но особых иллюзий я не питаю. А временами я начинаю бояться, как бы там не узнали, что я здесь, и не стали мстить семье. И все же не писать я не могу и стараюсь завуалировать все, как умею. Это нелегко.
   Пилот спрашивал себя, зачем пришел к нему штурман. Они были мало знакомы и, встречаясь в столовой, обменивались незначительными фразами. Пилот был высокого роста, его коротко остриженные светлые волосы начинали лысеть на макушке. До войны он был инженером. Школу пилотажа он прошел в Англии. У него было красивое лицо, грустное и усталое, и блуждающий взгляд.
   - Это твоя жена? - спросил штурман, показывая на фотографию, стоящую на столе. Взгляд пилота загорелся.
   - Знаешь, мы почти никогда не расставались. А если назначали свидание, я становился в сторонке, поджидая ее. Когда она подходила, я следил за ней взглядом, оценивая, точно чужую женщину, и говорил себе:
   "Она самая красивая, и она твоя жена. Тебе повезло". И тогда подходил к ней.
   - Ты и теперь так же любишь ее, - сказал штурман.
   - Я не могу себе представить жизнь без нее. А ты, - спросил пилот, ты разве не любишь свою жену?
   - Да у меня никого нет, - сказал штурман.
   - Мне жаль тебя.
   - Не стоит. Мне кажется, я чувствую себя менее несчастным, чем ты. Скорее, мне повезло.
   - Да, во время этой катастрофы.
   - Пожалуй, так.
   - Ты будешь еще летать?
   - Да, - сказал штурман. - Поэтому я и зашел к тебе. Я хотел бы летать с тобой.
   Пилот удивленно посмотрел на него:
   - У меня ведь есть штурман.
   - Просто мне пришла в голову эта мысль.
   - Спасибо, - сказал пилот. - Любой командир был бы счастлив, что такой парень, как ты, захотел летать с ним. И все же, - добавил он, отвернувшись, - меня удивило бы, если б тебе это разрешили. В штабе меня не считают хорошим пилотом.
   - Я знаю, - сказал штурман. - В штабе мало что понимают.
   - Ты в курсе? Штурман кивнул.
   - В курсе того, что со мной?
   - Слышал отАдмирала, - сказал штурман. - Люсьен рассказал ему, что ты плохо видишь посадочные огни.
   - Уже?
   Пилот резко отодвинул стол и шагнул к штурману. От волнения его красивое лицо, за минуту до этого такое оживленное, потемнело.
   - Значит, всем это известно? - спросил он в отчаянии. - И все будут на меня коситься? Ты же знаешь ребят, - продолжал он. - В столовой перед яичницей с беконом и кружкой пива, пока не объявлена тревога, они строят из себя великих героев. Послушать их - они никогда не знали страха. Может показаться, что все они отчаянные вояки, рвутся вперед под барабанный бой и не думают ни о чем, кроме наград. А я вот думаю о своей жене и хочу вернуться к ней. С огнями у меня это случалось дважды. В первый раз я не придал этому особого значения. Я подумал, что стоит густой туман. Но когда я приземлился и заговорил о тумане, весь экипаж посмотрел на меня так, словно я сообщил, что по дороге мы встретили далайламу. "Какой туман?" удивились они. Я молчал. Я чувствовал, что тут чтото неладно, вспомнил, что туман был какойто странный, и решил, что просто устал. В другой раз я из осторожности обратился ко второму пилоту. Спросил, хорошо ли он видит огни. Он сказал, что видит. Я попросил его подсказывать мне и кружил почти вслепую, пока вдруг не увидел прямо перед собой посадочную полосу, точно ночью после долгой дороги возник передо мной столичный проспект.
   - Ты был у врача?
   - Хотел было сходить, но потом передумал.
   - Он отличный малый, - сказал штурман.
   - Может, - ответил пилот, - но я засомневался. Просто для очистки совести я рассказал об этом Люсьену, о нем ведь хорошо отзываются. Я подумал, может, и с ним такое бывало и он сумеет дать мне совет.
   - Вот уж ему доверяться не стоило, - сказал штурман. - Он тоже из тех, что "с барабанным боем".
   - Я понял это слишком поздно. Он так посмотрел на меня, точно я признался ему, что зарезал собственных родителей. Потом он прикрыл глаза, словно а смотреть не мог на такое ничтожество, и негромко, но резко бросил: "Постарайтесь видеть посадочные огни, иначе сломаете себе шею. Меня все это мало касается". Что ты на это скажешь?
   - Ничего, - ответил штурман. - Люсьен дал мне семь суток ареста за то, что я отказался лететь с Ромером. Если бы Адмирал не вмешался, история зашла бы далеко.
   - Ты не хотел лететь с Ромером?
   - Я только что перед этим прыгнул с парашютом, Мне не хотелось сразу же начинать все сначала.
   - Эх, Ромер! - сказал пилот, барабаня карандашом по столу. - Может, он тоже не видел огней.
   - Это вещи разные, - поспешно сказал штурман. - Когда внизу посадочные огни, ты спасен. Достаточно внимательно следить за соседними машинами, кружить, не удаляясь от полосы, и никого не заденешь. Не так уж трудно. В эти минуты мне в своей кабине нечего делать. Я тебе помогу.
   - Я был бы рад, - сказал пилот. - Я бы хотел, чтобы ты был рядом, и уверен, что тогда снова буду видеть огни. Но ведь тебе ни за что не разрешат летать со мной.
   - Как знать. У меня пока нет экипажа. Если я попрошу об этом Люсьена, возможно, он согласится.
   - Тогда попробуй, - сказал пилот. - Я буду счастлив взять тебя в свой экипаж, а ты проконтролируешь моего штурмана. Я никогда ничего не говорил, чтобы не повредить ему, но он допустил несколько серьезных ошибок. Както ночью он чуть было не спутал объект.
   - Можешь на меня рассчитывать, - сказал штурман, пожимая ему руку. И главное, не пиши жене, что устал. Если хочешь, просто напиши ей, что у тебя есть друг.
   - Как это? - спросил пилот.
   - Вот так. Встретил его на остановке автобуса - вот и все.
   В этот вечер штурман обедал в столовой. Народу было немного. Адмирал не появлялся. Штурман взял пустую тарелку и, как обычно, подошел к раздатчикам, потом сел за свободный столик, чтобы не стеснять товарищей, которые, переговариваясь, усаживались за другие столики. В огромном зале с железными потолочными балками, пропитанном запахами кухни, стоял неумолчный гул голосов. Занавески на окнах были задернуты. Люди подходили с тарелками к буфету, потом возвращались за столики. Несколько офицеров уже в летной форме быстро проглотили свой обед и исчезли. Наверное, Адмирал уехал в город и сидел гденибудь в баре, забыв о лагере.
   Атмосфера, царившая сейчас в столовой, была совсем не та, что перед вылетом, когда летчики старались не встречаться взглядом с соседями, сдерживая нервную зевоту. Большинство спокойно ело безвкусную пищу, к которой никто не мог привыкнуть; штурман тоже без всякого удовольствия жевал неизменное мясо в соусе и вареные овощи. Он уже почти кончил обед, когда к нему подсел молодой бомбардир.
   - Вечно одно и то же, - проворчал бомбардир, ставя тарелку на стол.
   - Да, вечно, - повторил штурман.
   Бомбардир прибыл сюда около месяца назад. Он вырядился в battledress', изпод которой нелепо выглядывали рубашка и пояс, но штурман смотрел на него с дружеской снисходительностью.
   - Приятно, когда вечер в твоем распоряжении. Собираешься развлечься?
   - Бабенки, которых встречаешь в pubs2, меня не вдохновляют, - ответил бомбардир.
   - Терпение, - улыбаясь, сказалштурман. - Это вопрос нескольких месяцев. Потом вернешься во Францию и, может быть, еще пожалеешь об этом времени. Знаешь, сейчас здесь, пожалуй, лучше, чем там. Еда, конечно, скверная, но всетаки она есть.
   Впрочем, у бомбардира был превосходный аппетит. Он быстро покончил с супом и, отодвинув тарелку, набросился на мясо. Он жевал с остервенением, и белокурые усики шевелились над губой.
   - Ты не побоялся сесть рядом со мной? - спросил штурман.
   - А что такое?
   - Мне кажется, после гибели Ромера меня избегают.
   - Да ну, - сказал бомбардир, - об этом уже забыли. Во всяком случае, меня никогда не интересовало, почему ты с ним не полетел. Я знаю только, что ты прыгнул с парашютом; надеюсь, мне никогда не придется этого делать. На счету у меня только пять вылетов, и с меня вполне достаточно. А у тебя?
   ' Летная форма (англ.).
   s Пивные (англ.}.
   - Двадцать два.
   - Двадцать два, - произнес бомбардир таким топом, словно и не надеялся когданибудь достигнуть такой фантастической цифры. - К парням вроде тебя я отношусь с большим уважением.
   - Спасибо. Наверстаешь, не бойся. И как знать? Когда после тридцати или тридцати пяти вылетов тебя отпустят как выполнившего свой долг перед объединенными нациями, ты еще останешься на сверхсрочную.
   - Как знать? - повторил бомбардир и фыркнул. Штурман направился к выходу, но в холле встретил командира эскадры. Он отдал честь и попросил разрешения обратиться.
   - Слушаю вас.
   - Господин майор, - сказал штурман, - я прошу вас разрешить мне летать с Лебоном.
   Так звали пилота, который не видел посадочных огней.
   - Зачем?
   - Думаю, смогу ему помочь. И кроме того, так я снова войду в форму.
   - Но экипаж Лебона укомплектован полностью.
   - Я мог бы летать вторым штурманом.
   - У меня были другие планы на ваш счет, - сказал командир эскадры, но что ж, согласен. Завтра вы будете в приказе.
   Командир эскадры хотел было идти, но вдруг повернулся к штурману.
   - Доброй ночи, - сказал он, протягивая ему руку.
   Опасаясь, как бы он не передумал, штурман почти выбежал из холла и поспешно зашагал к домикам. Потом он пошел медленней. "В конце концов, думал он, - я, сам того не подозревая, сумел все уладить. Я хочу летать с Лебоном, и Люсьен, который считает, что с ним опасно связываться, пожимает мне руку... Опасно связываться... - повторил он. - Как легко они умеют осуждать! И с какой уверенностью судят!.."
   Когда штурман постучался к пилоту, тот собирался идти обедать.
   - Все в порядке, - сказал штурман. - Я видел Люсьена. Он согласен. Завтра я лечу с тобой.
   - Он разрешил? - спросил пилот, словно не верил собственным ушам.
   - Я полечу вторым штурманом, но буду делать все, что ты потребуешь.
   - Ладно, - сказал пилот. - Посмотрим. Спасибо. Ты молодец.
   - Это ты оказал мне услугу, согласившись лететь со мной. Благодаря тебе Люсьен, наверное, порвет мое взыскание.
   - А, - сказал пилот и помрачнел, - понимаю. Ведь то, на что ты идешь, - дело опасное.
   - Идиот! - закричал штурман. - Ты не так меня понял. Брось выдумывать. Просто никому, кроме меня, не пришло в голову тебе помочь, вот и все. Когда я узнал, что тебя бросили на произвол судьбы, я пришел к тебе, чтобы не чувствовать себя одиноким. Это ты меня спасешь, а у меня и так все улажено благодаря Адмиралу.
   Пилот, стоявший перед штурманом, был выше его почти на голову, и штурман смотрел на него с восхищением. Как могло случиться, что такой богатырь не видит посадочных огней? Куртка трещала у него в плечах, от него исходило ощущение необыкновенной силы и уравновешенности. Но если поймать его взгляд, становится не по себе. Он старался не смотреть на собеседника, а когда случайно встречался с ним глазами, тотчас отводил их, словно боялся выдать какуюто тайну.
   - Предупреди экипаж, - сказал штурман. - Если ты скажешь им, что мне делают одолжение, чтобы я снова вошел в колею, ребята будут польщены. Я не хочу, чтобы твой штурман думал, что я собираюсь его контролировать. Кстати, как его фамилия?
   - Везер.
   - Ну так вот, скажи Везеру, что, пожалуй, он тоже должен будет мне помочь. Но в воздухе поступай как знаешь. Ты хозяин, и я буду подчиняться тебе.
   - До завтра, - сказал пилот. - И главное, - тихо добавил он, - не беспокойся. Я увижу огни.
   - Неважно, - ответил штурман. - Спокойной ночи.
   VII
   Штурман с Везером подошли к самолету как раз в тот момент, когда заработал первый мотор. Прогноз направления ветра трижды менялся, и каждый раз приходилось заново пересчитывать курсы. Штурман с трудом взобрался в машину и сел на одну из скамеечек за кабиной пилота, там, где перед взлетом размещались те, кто ничем не был занят, чтобы не перегружать носовую часть.
   Взревели один за другим четыре мотора, их рокот слился в один оглушительный рев, и огромная машина задрожала всем корпусом. Штурман положил между ног парашют и зеленый планшет с картами и вздохнул. Каждый раз в эту минуту он начинал думать, не совершил ли он ошибки при вычислении курсов; и он знал, что в полете все время будет рассчитывать их заново и только потом передавать пилоту. Но пока что делать ему было нечего, и долгий церемониал взлета давал ему несколько минут передышки.
   Взлет был делом пилотов и механика. Они следили за температурой, давлением и счетчиком оборотов. Принимать решения не входило в обязанности штурмана. Согласно инструкции, он обычно подключался к связи, чтобы слышать, о чем говорят пилоты; но на этот раз он снял шлем с укрепленными в нем наушниками и микрофоном и провел ладонью по вспотевшему лицу. Везер сидел напротив, рядом с бомбардиром, и рылся в своем планшете - наверное, искал карандаш. В экипаже у Лебона были, пожалуй, славные ребята, но штурман еще не успел приглядеться к ним. Бомбардиром оказался тот самый паренек со светлыми усиками, которого штурман встретил накануне в столовой во время обеда. Везер был уроженец Лотарингии. Свои