Как ни странно, романы Йокнапатофского цикла и
ВПблизки по жанру. Недаром и то и другое в критике часто называют
сага, то есть – в широком смысле – сказание: ведь и у Фолкнера, и у Милна, как мы старались показать в предыдущей статье, объектом рассказа являются не сами события, но рассказ об этих событиях. При этом речевая деятельность становится лишь предметом внимательного наблюдения и анализа, но не эксперимента, как у Пруста, Джойса и в определенном смысле у Кэрролла.
Наконец, Фолкнера и ВПроднит нечто неуловимое в интонации, чего мы не беремся объяснить, но что мы попытались передать в переводе. Удалось это или нет, судить читателю.
На формальном уровне «фолкнеризация» текста (разумеется, все сказанное не следует понимать слишком буквально) выразилось, в частности, в одном грамматико-синтаксическом приеме, который в определенном смысле стал ключевым. Этот прием заключался во введении в грамматику, милновских повестей отсутствующего там praesens historicum, что позволило при помощи игры на соотношении двух грамматических времен добиться эффекта большей стереоскопичности текста и его большей стилистической весомости. Кстати, во многом это было и компенсацией отсутствия в русской грамматике формального соотношения между перфектом и имперфектом. С идеей фолкнеровской стилистики связано и единственное крупное отступление от оригинала: вместо длинных милновских названий глав мы дали короткие «фолкнеровские» – «Пчела», «Нора», «Woozle» и т. д.
4. Собственные имена
5. Стихи
Winnie Пух. Ей
[1]
Интродукция
[2]
Глава 1. Пчёлы
Глава II. Нора
Наконец, Фолкнера и ВПроднит нечто неуловимое в интонации, чего мы не беремся объяснить, но что мы попытались передать в переводе. Удалось это или нет, судить читателю.
На формальном уровне «фолкнеризация» текста (разумеется, все сказанное не следует понимать слишком буквально) выразилось, в частности, в одном грамматико-синтаксическом приеме, который в определенном смысле стал ключевым. Этот прием заключался во введении в грамматику, милновских повестей отсутствующего там praesens historicum, что позволило при помощи игры на соотношении двух грамматических времен добиться эффекта большей стереоскопичности текста и его большей стилистической весомости. Кстати, во многом это было и компенсацией отсутствия в русской грамматике формального соотношения между перфектом и имперфектом. С идеей фолкнеровской стилистики связано и единственное крупное отступление от оригинала: вместо длинных милновских названий глав мы дали короткие «фолкнеровские» – «Пчела», «Нора», «Woozle» и т. д.
4. Собственные имена
Следующим шагом на пути к реализации аналитического перевода явилась выработка принципов отношения к языковой игре и собственным именам. Языковая игра имеет в
ВПне столь большое значение, как в «Алисе». При переводе мы придерживались следующего правила. Там, где русскоязычная аналогия напрашивалась или ее нетрудно было найти, мы переводили на русский. В иных случаях мы оставляли английский вариант и комментировали его. Это коснулось прежде всего имен «индивидных концептов», виртуальных существ – таких, как Heffalump или Woozle. Важность слова Heffalump проанализирована нами в предыдущей статье. Здесь мы остановимся подробнее на Woozl'e.
Если перевести его на русский язык, как сделал Заходер – Буки и Бяки, – то получается забавно, но пропадает эффект загадочности, а главное, семантическая глубина. Слово Woozle, которое ничего не значит, обладает тем не менее богатой коннотативной сферой. Это прежде всего puzzle (загадка); weasel (ласка – животное); далее, по мнению составителей книги [ Milne 1983], bamboozle (обманывать, мистифицировать); waddle (ходить, переваливаясь); waul (кричать, мяукать); whale (нечто огромное, колоссальное); wheeze (тяжелое дыхание, хрип); whelp (детеныш, отродье); whezz (свист, жужжание); wild (дикий, буйный, необузданный); wolf (волк); wool (шерсть). В результате, если суммировать эти семантические составляющие, получится следующее: «нечто загадочное, обманчивое, ходящее вразвалочку, с тяжелым дыханием; огромное, кричащее или мяукающее; покрытое шерстью; дикое; может быть, детеныш волка или ласки». Это описание как нельзя более подходит к тому, что, вероятно, себе представляли Пух и Поросенок, когда говорили про «настоящего» Woozl'a. Теперь подставим на их место Буку и Бяку и увидим, какой жалкий получается эффект.
По тем же или сходным принципам мы сохранили в тексте некоторые английские слова или фразы, иногда даже оставляя их без комментария в силу их тривиальности (например, A Happy Birthday!или How do you do!) или же, давая перевод в комментарии. Роль этих слов и выражений – напоминать время от времени читателю, в какой языковой среде он находится.
Примерно теми же принципами мы руководствовались при переводе имен главных героев.
Имя Winnie-the-Pooh по-русски должно звучать приблизительно как Уинни-де-Пу. Конечно, так Винни Пуха никто не узнает. Между тем, действительно, последняя буква в слове Pooh не произносится, поэтому оно все время рифмуется с who или do. Имя Winnie – женское. Для восприятия Пуха очень важна его андрогинная основа (Кристофера Робина Милна в детстве тоже одевали в одежду для девочек). Это соответствует двуприродности Пуха, который, с одной стороны, обыкновенный игрушечный медвежонок, а с другой – настоящий медведь, находящийся в таинственных и одному Кристоферу Робину доступных недрах Лондонского зоопарка (см. Интродукцию к книге первой и комментарий 6). Однако гипокористика Winnie от Winifred в русском языке не стала привычным обозначением англо-американского женского полуимени, как Мэгги от Маргарет или Бетси от Элизабет. «Винни» не читается по-русски как имя девочки. Поэтому мы решили оставить новому Винни Пуху его первую часть английской и в дальнейшем называем его Winnie Пух. Слово the, которое ставится перед прозвищами типа Великий, Грозный, Справедливый и т. п., в данном случае нам пришлось элиминировать, иначе мы должны были бы назвать нашего персонажа Winnie Пухский, что представлялось неорганичным.
Имя Пятачок кажется нам слишком слащавым, мы поменяли его на более суровое Поросенок (одно из значений слова Piglet). Высвободив слово пятачок, мы смогли теперь его применять по назначению. Например: «А затем он подумал: „Ладно, даже если я на Луне, вряд ли имеет смысл все время лежать, уткнувшись пятачком в землю“».
Имя осла Eeyore мы «перевели» как И-Ё, придав ему некоторую отстраненность, а его носителю – облик китайского мудреца.
Owl из Совы стал Сычом (живет в лесу один, как сыч), что вернуло ему законный английский мужской род. Таким образом, из «дам» осталась только Канга (вариант, более близкий к английскому произношению этого слова) со своим Бэби (вместо Крошки) Ру. Tigger мы транслитеровали буквально – как Тиггер (по ассоциации с nigger, так как Тиггер в определенном смысле цветной).
Кролик и Кристофер Робин остались без изменений.
Если перевести его на русский язык, как сделал Заходер – Буки и Бяки, – то получается забавно, но пропадает эффект загадочности, а главное, семантическая глубина. Слово Woozle, которое ничего не значит, обладает тем не менее богатой коннотативной сферой. Это прежде всего puzzle (загадка); weasel (ласка – животное); далее, по мнению составителей книги [ Milne 1983], bamboozle (обманывать, мистифицировать); waddle (ходить, переваливаясь); waul (кричать, мяукать); whale (нечто огромное, колоссальное); wheeze (тяжелое дыхание, хрип); whelp (детеныш, отродье); whezz (свист, жужжание); wild (дикий, буйный, необузданный); wolf (волк); wool (шерсть). В результате, если суммировать эти семантические составляющие, получится следующее: «нечто загадочное, обманчивое, ходящее вразвалочку, с тяжелым дыханием; огромное, кричащее или мяукающее; покрытое шерстью; дикое; может быть, детеныш волка или ласки». Это описание как нельзя более подходит к тому, что, вероятно, себе представляли Пух и Поросенок, когда говорили про «настоящего» Woozl'a. Теперь подставим на их место Буку и Бяку и увидим, какой жалкий получается эффект.
По тем же или сходным принципам мы сохранили в тексте некоторые английские слова или фразы, иногда даже оставляя их без комментария в силу их тривиальности (например, A Happy Birthday!или How do you do!) или же, давая перевод в комментарии. Роль этих слов и выражений – напоминать время от времени читателю, в какой языковой среде он находится.
Примерно теми же принципами мы руководствовались при переводе имен главных героев.
Имя Winnie-the-Pooh по-русски должно звучать приблизительно как Уинни-де-Пу. Конечно, так Винни Пуха никто не узнает. Между тем, действительно, последняя буква в слове Pooh не произносится, поэтому оно все время рифмуется с who или do. Имя Winnie – женское. Для восприятия Пуха очень важна его андрогинная основа (Кристофера Робина Милна в детстве тоже одевали в одежду для девочек). Это соответствует двуприродности Пуха, который, с одной стороны, обыкновенный игрушечный медвежонок, а с другой – настоящий медведь, находящийся в таинственных и одному Кристоферу Робину доступных недрах Лондонского зоопарка (см. Интродукцию к книге первой и комментарий 6). Однако гипокористика Winnie от Winifred в русском языке не стала привычным обозначением англо-американского женского полуимени, как Мэгги от Маргарет или Бетси от Элизабет. «Винни» не читается по-русски как имя девочки. Поэтому мы решили оставить новому Винни Пуху его первую часть английской и в дальнейшем называем его Winnie Пух. Слово the, которое ставится перед прозвищами типа Великий, Грозный, Справедливый и т. п., в данном случае нам пришлось элиминировать, иначе мы должны были бы назвать нашего персонажа Winnie Пухский, что представлялось неорганичным.
Имя Пятачок кажется нам слишком слащавым, мы поменяли его на более суровое Поросенок (одно из значений слова Piglet). Высвободив слово пятачок, мы смогли теперь его применять по назначению. Например: «А затем он подумал: „Ладно, даже если я на Луне, вряд ли имеет смысл все время лежать, уткнувшись пятачком в землю“».
Имя осла Eeyore мы «перевели» как И-Ё, придав ему некоторую отстраненность, а его носителю – облик китайского мудреца.
Owl из Совы стал Сычом (живет в лесу один, как сыч), что вернуло ему законный английский мужской род. Таким образом, из «дам» осталась только Канга (вариант, более близкий к английскому произношению этого слова) со своим Бэби (вместо Крошки) Ру. Tigger мы транслитеровали буквально – как Тиггер (по ассоциации с nigger, так как Тиггер в определенном смысле цветной).
Кролик и Кристофер Робин остались без изменений.
5. Стихи
В соответствии с принципами аналитического перевода, строго говоря, здесь следовало давать литературный подстрочник и оригинал в комментариях. Мы пошли по более рискованному пути, исходя из положения о том, что поэзия – это дверь в иные возможные миры и здесь Медведь Пух, инспирированный Бог Знает Кем, начинает знать и понимать Вещи, которые ему в его повседневной речевой деятельности недоступны. Это рассуждение позволило нам придать виннипуховской поэзии (а заодно и всему переводу) заметный (и желательный) постмодернистский оттенок.
Говоря конкретно, мы поступали следующим образом. Там, где более важным казался формальный метрический план, мы сохраняли метрику за счет большей вольности лексико-семантического плана. В тех случаях, где, как нам казалось, семантика была важнее, мы варьировали метрику. Мы переводили Виннипуховы стихи русскими стихотворными размерами с русскими метрико-семантическими аллюзиями. Наиболее интересные случаи мы прокомментировали. Поэтому, если читатель в ямбах, хореях, амфибрахиях, гексаметрах и танках Winnie Пуха услышит реминисценции из Пушкина, Лермонтова, Ахматовой или Высоцкого, пусть не удивляется: в Настоящей Поэзии Все Возможно.
Как заканчивал свою книгу Кристофер Милн: «Я склонен думать, что Пух понял. Надеюсь, что теперь поймут и остальные» [ Milne 1976:169]. Мы тоже на это надеемся.
Говоря конкретно, мы поступали следующим образом. Там, где более важным казался формальный метрический план, мы сохраняли метрику за счет большей вольности лексико-семантического плана. В тех случаях, где, как нам казалось, семантика была важнее, мы варьировали метрику. Мы переводили Виннипуховы стихи русскими стихотворными размерами с русскими метрико-семантическими аллюзиями. Наиболее интересные случаи мы прокомментировали. Поэтому, если читатель в ямбах, хореях, амфибрахиях, гексаметрах и танках Winnie Пуха услышит реминисценции из Пушкина, Лермонтова, Ахматовой или Высоцкого, пусть не удивляется: в Настоящей Поэзии Все Возможно.
Как заканчивал свою книгу Кристофер Милн: «Я склонен думать, что Пух понял. Надеюсь, что теперь поймут и остальные» [ Milne 1976:169]. Мы тоже на это надеемся.
Winnie Пух. Ей
[1]
Рука об руку мы идем, Кристофер Робин и я, Чтоб положить эту книгу тебе на колени. Скажи, ты удивлена?
Скажи, она тебе нравится? Скажи, это ведь как раз то, чего ты хотела? Потому что она твоя – Потому что мы тебя любим.
Скажи, она тебе нравится? Скажи, это ведь как раз то, чего ты хотела? Потому что она твоя – Потому что мы тебя любим.
Интродукция
[2]
Если вам приходилось читать другую книгу о Кристофере Робине
[3], то, может, вы вспомните, что у него когда-то был лебедь (или он был когда-то у лебедя, теперь уже не припомню точно, кто у кого был) и что он называл этого лебедя Пух
[4]. Было это давно, и, когда лебедь ушел от нас, мы его имя оставили себе, поскольку мы считали, что оно лебедю больше не понадобится. Ладно, а когда Эдуард Бэр
[5]сказал, что ему, мол, нравятся все захватывающие имена, то Кристофер Робин как-то пораскинул мозгами и решил его назвать Winnie Пух. Так он и стал называться. Ладно, поскольку я объяснил, как обстояло дело с Пухом, теперь объясню все остальное.
Лондон такой город, что в нем нельзя долго прожить и не пойти в Зоопарк. Бывают люди, которые начинают осматривать Зоопарк с самого начала, которое называется WAYIN (ВХОДНАПРАВО), а потом быстро-быстро, так быстро, как только могут, пробегают все клетки, пока не подойдут к последней, которая называется WAYOUT (ВЫХОД НАЛЕВО). Но настоящие посетители сразу идут к своим любимым животным и подолгу возле них остаются. И вот когда Кристофер Робин идет в Зоопарк, он сразу проходит к тому месту, где живут Белые Медведи и что-то шепчет третьему сторожу слева, и тогда двери открываются, и мы пробираемся сквозь темные проходы и поднимаемся по крутым лестницам, пока наконец не попадаем к особой клетке. И клетка открывается, и оттуда спешит кто-то коричневый и меховой, и с радостным криком «О, Медведь!» Кристофер Робин бросается ему в объятья.
Теперь этого медведя зовут Winnie, что само по себе показывает, насколько хорошо такое имя подходит к медведю, но при этом забавно, что мы уже не можем вспомнить: Winnie назвали потом Пухом или Пуха назвали потом Winnie. Одно время мы знали, но теперь забыли.
Я как раз дописал до этого места, когда выглянул Поросенок и говорит своим писклявым голоском: «А как же Я?» «Мой дорогой Поросенок», говорю, «да вся книга о тебе». «Но она же о Пухе», пищит он. Видите, что творится. Он завидует, думает, что Большая Интродукция целиком принадлежит Пуху. Конечно, Пух – любимчик, бесполезно это отрицать, но Поросенок годится во многих хороших делах, которые Пуху приходится пропускать. Потому что ты не можешь взять Пуха в школу так, чтобы никто об этом не узнал, а Поросенок такой маленький, что помещается в кармане, где его очень удобно чувствовать, когда ты не вполне уверен, сколько будет дважды семь – двенадцать или двадцать два. Иногда он вылезает и заглядывает в чернильницу, и в этом плане он гораздо в большей мере охвачен образованием, чем Пух, но Пух не берет в голову. У кого-то есть мозги, у кого-то нет, так уж устроено.
А теперь все другие говорят: «А как же Мы?» Так что, может, лучше всего перестать писать Интродукцию и приступить к самой книге.
А.А.М.
Лондон такой город, что в нем нельзя долго прожить и не пойти в Зоопарк. Бывают люди, которые начинают осматривать Зоопарк с самого начала, которое называется WAYIN (ВХОДНАПРАВО), а потом быстро-быстро, так быстро, как только могут, пробегают все клетки, пока не подойдут к последней, которая называется WAYOUT (ВЫХОД НАЛЕВО). Но настоящие посетители сразу идут к своим любимым животным и подолгу возле них остаются. И вот когда Кристофер Робин идет в Зоопарк, он сразу проходит к тому месту, где живут Белые Медведи и что-то шепчет третьему сторожу слева, и тогда двери открываются, и мы пробираемся сквозь темные проходы и поднимаемся по крутым лестницам, пока наконец не попадаем к особой клетке. И клетка открывается, и оттуда спешит кто-то коричневый и меховой, и с радостным криком «О, Медведь!» Кристофер Робин бросается ему в объятья.
Теперь этого медведя зовут Winnie, что само по себе показывает, насколько хорошо такое имя подходит к медведю, но при этом забавно, что мы уже не можем вспомнить: Winnie назвали потом Пухом или Пуха назвали потом Winnie. Одно время мы знали, но теперь забыли.
Я как раз дописал до этого места, когда выглянул Поросенок и говорит своим писклявым голоском: «А как же Я?» «Мой дорогой Поросенок», говорю, «да вся книга о тебе». «Но она же о Пухе», пищит он. Видите, что творится. Он завидует, думает, что Большая Интродукция целиком принадлежит Пуху. Конечно, Пух – любимчик, бесполезно это отрицать, но Поросенок годится во многих хороших делах, которые Пуху приходится пропускать. Потому что ты не можешь взять Пуха в школу так, чтобы никто об этом не узнал, а Поросенок такой маленький, что помещается в кармане, где его очень удобно чувствовать, когда ты не вполне уверен, сколько будет дважды семь – двенадцать или двадцать два. Иногда он вылезает и заглядывает в чернильницу, и в этом плане он гораздо в большей мере охвачен образованием, чем Пух, но Пух не берет в голову. У кого-то есть мозги, у кого-то нет, так уж устроено.
А теперь все другие говорят: «А как же Мы?» Так что, может, лучше всего перестать писать Интродукцию и приступить к самой книге.
А.А.М.
Глава 1. Пчёлы
Это – Эдуард Бэр, в данный момент спускающийся по лестнице, –
bump, bump, bump, – затылочной частью своей головы, позади Кристофера Робина. Это, насколько он знает, единственный способ спускаться вниз; правда, иногда он чувствует, что на самом деле можно найти другой способ, если только остановиться, перестать на секунду делать
bumpи сосредоточиться. А иногда ему кажется, что, возможно, иного пути нет. Тем не менее, он уже внизу и рад с вами познакомиться. Winnie Пух.
Когда я впервые услышал его имя, я сказал, точно так же, как вы теперь собирались сказать: «Но я думал, он мальчик?»
«Ну да», говорит Кристофер Робин.
«Тогда ты не можешь называть его Winnie» [8].
«Не могу».
«Но ты сказал…»
«Его зовут Winnie- ther-Пуx. Ты что, не знаешь, что значит ther?» [9]
«А, да, теперь да», быстро говорю я и, надеюсь, вы тоже, потому что других объяснений все равно больше не будет.
Иногда Winnie Пуху нравится игра – спуск по лестнице, – а порой он любит тихо посидеть перед камином и послушать истории.
В тот вечер…
«Как насчет истории», говорит Кристофер Робин.
«Насчет какой истории?», говорю.
«Не может ли твоя светлость рассказать Winnie Пуху одну?»
«Может, и может», говорю, «а какого рода истории ему нравятся?»
«О нем самом. Потому что он ведь у нас тот еще Медведь!»
«О, понимаю!»
«Так что не могла бы твоя светлость?»
«Попробую», говорю.
Итак, я попробовал.
Однажды, давным-давно, вероятно, в прошлую Пятницу, жил-был Winnie Пух, жил он в Лесу сам по себе под именем Сандерс.
«Что значит „под именем“?», говорит Кристофер Робин.
«Это значит, что имя было написано у него на двери золотыми буквами, а он под ним жил».
«Winnie Пух в этом не вполне уверен», говорит Кристофер Робин.
«Все нормально», говорит ворчливый голос. «Тогда я продолжаю», говорю.
Однажды во время прогулки по Лесу он подошел к открытому месту на середине Леса, а в середине этого места стояло огромное дубовое дерево и с верхушки дерева раздавалось громкое гудение.
Пух сел у подножья дерева, положил голову на лапы и стал думать.
Прежде всего он сказал себе: «Это гудение что-то да значит. Нельзя просто вот так гудеть, гудеть и гудеть без всякого смысла. Если оттуда раздается гудение, значит, это кто-то гудит, и я знаю только одну причину, которая заставила бы меня гудеть, – это если бы я был пчелой».
Он еще довольно долго размышлял и после этого сказал: «А единственный резон быть пчелой, который я знаю, состоит в том, чтобы делать мед».
И тогда он встал и сказал: «А единственный резон делать мед состоит в том, чтобы я мог его есть». Итак, он начал карабкаться на дерево.
Он лез, и лез, и лез, и по мере того, как он лез, он пел самому себе небольшую песню. Там было примерно так:
Crack!
«Ох, на помощь!», сказал Пух, скользнув по ветке на десять футов вниз.
«Если бы я только не…», сказал он, подпрыгнув на следующей ветке двадцатью футами ниже.
«Дело в том, что…», объяснил он, переворачиваясь и врезаясь в другую ветку тридцатью футами ниже, «что я имел в виду…»
«Конечно, это было с моей стороны…», заметил он, быстро скатываясь по шести последним веткам.
«Полагаю, что все это от того…», решил он и попрощался с последней веткой, перевернулся три раза в воздухе и грациозно свалился в куст утёсника, «все это происходит от слишком большой любви к меду. Ох, на помощь!»
Он выполз из куста утёсника, вынул колючки из носу и снова задумался. И первый человек, о котором он подумал, был Кристофер Робин.
(«Неужели обо мне», говорит Кристофер Робин благоговейным шепотом, с трудом отваживаясь в это поверить.
«О тебе».
Кристофер Робин ничего не говорит, только глаза у него становятся большие-пребольшие, а лицо делается пунцовым.)
Итак, Winnie Пух отправился к своему другу Кристоферу Робину, который жил за зеленой дверью на другом конце леса.
«Доброе утро, Кристофер Робин», говорит.
«Доброе утро, Winnie-ther-Пух», говорит Кристофер Робин.
«Я вот думаю, нет ли у тебя такой вещи, как воздушный шар?»
«Воздушный шар?»
«Да, я только что иду и говорю себе, проходя мимо твоего дома: „Вот интересно, есть ли у Кристофера Робина такая вещь, как воздушный шар?“»
«Зачем тебе воздушный шар?», говоришь ты.
Тут Winnie Пух огляделся, не подслушивает ли их кто, и говорит замогильным шепотом: «Мед!»
«Но ты не можешь достать мед при помощи воздушного шара».
«Ямогу», говорит Пух.
Ладно, тут как раз случилось, что ты был за день до этого на вечеринке в доме своего друга Поросенка и там дарили воздушные шарики. Тебе достался большой зеленый шар, а один из друзей-и-родственников Кролика получил большой синий; но он не смог его получить, так как был на самом деле еще слишком молодым, чтобы ходить на вечеринки; и тогда ты принес домой и зеленый, и синий.
«Какой выбираешь?» спрашиваешь ты у Пуха.
Тот обхватил голову лапами и глубоко задумался.
«Ведь тут какое дело», говорит. «Когда идешь за медом с воздушным шаром, самое главное не дать пчелам понять, что ты пришел. Теперь смотри, если у тебя зеленый шар, они могут подумать, что это просто часть леса, и тебя не заметят, а если у тебя синий шар, то они могут подумать, что это часть неба, и опять-таки тебя не заметят. И вот вопрос: что на что больше похоже?»
«А если они тебязаметят под шаром?», спрашиваешь ты.
«Могут заметить, а могут и нет», говорит Winnie Пух, «о пчелах ничего нельзя сказать заранее». Он подумал с минуту и говорит: «Я попробую выглядеть небольшой черной тучей. Это их собьет с толку».
«Тогда тебе лучше взять синий шар», говоришь ты. Ну, и вопрос был решен.
Ладно, вы оба пошли с синим шаром, и ты взял с собой свое ружье, просто на всякий случай, как ты всегда делаешь, a Winnie Пух наведался в самое грязное место в Лесу, которое он только знал, и так вывалялся в грязи, что стал совершенно черным. И когда шар надули и он стал большим пребольшим, ты и Пух придерживали его за веревочку, и ты вдруг как отпустишь его – и Медведь Пух грациозно взлетел под небеса и остановился аккурат на уровне верхушки дерева, приблизительно в двадцати футах от него.
Тут ты как заорешь: «Ура-а-а!»
A Winnie Пух тебе сверху кричит: «На что я похож?»
«Ты похож», говоришь ты, «на Медведя, держащего воздушный шар».
«Да нет», говорит Пух несколько тревожно, «а на небольшую черную тучу в синем небе?»
«Не очень сильно».
«А, ну, может, отсюда это выглядит по-другому. И потом, как я уже говорил, о пчелах заранее ничего не скажешь».
Не было ветра, который прибил бы его ближе к дереву, так он и висит: видит мед, чует его, а достать не может.
Спустя некоторое время он зовет тебя.
«Кристофер Робин!», говорит он громким шепотом.
«Хэлло».
«Я думаю, пчелы что-то заподозрили!»
«Что именно?»
«Не знаю. Но что-то мне подсказывает, что они стали подозрительны!»
«Может, они думают, что ты пришел за их медом?»
«Может, и так. О пчелах заранее ничего не скажешь».
Следует непродолжительное молчание, и потом он зовет тебя опять:
«Кристофер Робин!»
«Да?»
«У тебя дома есть зонтик?»
«Думаю, есть».
«Я бы хотел, чтобы ты поглядывал на меня время от времени и говорил: „Тц-тц-тц, похоже на дождь“. Я думаю, если бы ты так сделал, это бы помогло обмануть пчел».
Ладно, ты про себя посмеялся, мол, «глупый старый Медведь!», но вслух ничего не сказал, уж очень ты его любил, и идешь себе домой за зонтиком.
«О, где ты там!», зовет Пух, как только ты возвращаешься к дереву. «Я в тревоге, так как я сделал открытие, что пчелы теперь определенно Подозрительны».
«Мне зонтик раскрыть?», говоришь ты.
«Да, но подожди минутку. Надо быть практичными. Самое главное, сбить с толку Королевскую Пчелу. Ты видишь снизу Королевскую Пчелу?»
«Нет».
«Жаль. Ладно, теперь, если ты прогуливаешься с зонтиком, говори: „Тц-тц-тц, похоже на дождь“, а я сделаю то, что в моих силах, – спою небольшую Песнь Тучи, какую может петь туча… Начали!»
Итак, пока ты ходишь туда-сюда и интересуешься, не пахнет ли дождем, Winnie Пух поет свою Песнь:
«Кристофер – Оу – Робин», – зовет туча.
«Да?»
«Я только что подумал и пришел к важному заключению. Это пчелы не того сорта».
«В самом деле?»
«Совершенно не того сорта. Поэтому я склонен думать, они и мед делают не того сорта, как ты думаешь?»
«Кто бы мог подумать?»
«Да. Так что я думаю, надо мне спускаться».
«Как?», спрашиваешь ты.
Winnie Пух об этом еще не думал. Если он выпустит веревку, он упадет – bump! – и ему это явно придется не по вкусу. Итак, он долго думает и затем говорит:
«Кристофер Робин, ты должен прострелить шар из ружья. Ты взял ружье?»
«Конечно, взял», говоришь ты, «но если я его прострелю, это его испортит».
«А если ты этого не сделаешь», говорит Пух, «мне придется отпустить веревку, и это меня испортит».
Когда он так повернул вопрос, ты видишь, что дело серьезное, тщательно прицеливаешься в шар и стреляешь.
«Оу!», говорит Пух.
«Я что, промахнулся?», спрашиваешь ты.
«Ты не то чтобы промахнулся», говорит Пух, «но ты промахнулся в шар».
«Извини, старик», говоришь ты и опять стреляешь и на этот раз попадаешь в шар. Воздух выходит из него, и Winnie Пух приземляется. Но его руки, онемевшие от держания шара, долгое время так и остаются торчать вверх, целую неделю, и, какая бы муха его ни укусила или просто ни села ему на нос, он должен был ее сдувать. И я думаю – хоть я и не уверен в этом – вот почему его всегда звали Пух.
«Это конец рассказа?», спросил Кристофер Робин.
«Конец этого. Есть другие».
«Про Пуха и Меня?»
«И про Поросенка, и Кролика, и всех-всех. Ты что, не помнишь?»
«Я-то помню, но потом, когда я пытаюсь вспомнить, то забываю».
«Помнишь тот день, когда Пух и Поросенок пытались поймать Heffalump'a?»
«Они ведь его не поймали?»
«Нет».
«Пух не может, потому что у него совсем нет мозгов. А я поймал его?»
«Это входит в рассказ».
Кристофер Робин кивнул.
«Я-то помню», говорит, «только Пух не очень-то. Вот он и любит, когда ему рассказывают по новой. Потому что тогда это действительно рассказ, а не одно воспоминание».
«Вот и мнетак показалось», говорю.
Кристофер Робин глубоко вздыхает, берет своего медведя за ногу и выходит из комнаты, волоча Пуха за собой. В двери он поворачивается и говорит:
«Придешь посмотреть, как я принимаю ванну?»
«Может быть», говорю.
«Я ему не повредил, когда попал в него?»
«Нисколечко».
Он кивает и выходит, и через минуту я слышу Winnie Пуха – bump, bump, bump, – поднимающегося вслед за ним по лестнице.
Когда я впервые услышал его имя, я сказал, точно так же, как вы теперь собирались сказать: «Но я думал, он мальчик?»
«Ну да», говорит Кристофер Робин.
«Тогда ты не можешь называть его Winnie» [8].
«Не могу».
«Но ты сказал…»
«Его зовут Winnie- ther-Пуx. Ты что, не знаешь, что значит ther?» [9]
«А, да, теперь да», быстро говорю я и, надеюсь, вы тоже, потому что других объяснений все равно больше не будет.
Иногда Winnie Пуху нравится игра – спуск по лестнице, – а порой он любит тихо посидеть перед камином и послушать истории.
В тот вечер…
«Как насчет истории», говорит Кристофер Робин.
«Насчет какой истории?», говорю.
«Не может ли твоя светлость рассказать Winnie Пуху одну?»
«Может, и может», говорю, «а какого рода истории ему нравятся?»
«О нем самом. Потому что он ведь у нас тот еще Медведь!»
«О, понимаю!»
«Так что не могла бы твоя светлость?»
«Попробую», говорю.
Итак, я попробовал.
Однажды, давным-давно, вероятно, в прошлую Пятницу, жил-был Winnie Пух, жил он в Лесу сам по себе под именем Сандерс.
«Что значит „под именем“?», говорит Кристофер Робин.
«Это значит, что имя было написано у него на двери золотыми буквами, а он под ним жил».
«Winnie Пух в этом не вполне уверен», говорит Кристофер Робин.
«Все нормально», говорит ворчливый голос. «Тогда я продолжаю», говорю.
Однажды во время прогулки по Лесу он подошел к открытому месту на середине Леса, а в середине этого места стояло огромное дубовое дерево и с верхушки дерева раздавалось громкое гудение.
Пух сел у подножья дерева, положил голову на лапы и стал думать.
Прежде всего он сказал себе: «Это гудение что-то да значит. Нельзя просто вот так гудеть, гудеть и гудеть без всякого смысла. Если оттуда раздается гудение, значит, это кто-то гудит, и я знаю только одну причину, которая заставила бы меня гудеть, – это если бы я был пчелой».
Он еще довольно долго размышлял и после этого сказал: «А единственный резон быть пчелой, который я знаю, состоит в том, чтобы делать мед».
И тогда он встал и сказал: «А единственный резон делать мед состоит в том, чтобы я мог его есть». Итак, он начал карабкаться на дерево.
Он лез, и лез, и лез, и по мере того, как он лез, он пел самому себе небольшую песню. Там было примерно так:
Затем он вскарабкался немного дальше… и еще немного дальше… и затем еще немного дальше. Но в это время он придумал уже другую песню:
Не забавно ли?
Медведю подавай мед.
Зачем он ему! [10]
К тому времени он начал уставать, потому-то он и пел ЖАЛОБНУЮ ПЕСНЮ. Он уже был бы почти на месте, если бы только успел встать вон на ту ветку…
Забавно, что будь мы, Медведи, Пчелой,
То мы бы спилили деревья пилой.
И, лакомым медом влекомы,
Не лазали б так далеко мы.
Тогда бы Пчела (а она же Медведь!),
Уставши все время летать и гудеть,
Построила тихо берлогу
И в ней бы жила понемногу [11].
Crack!
«Ох, на помощь!», сказал Пух, скользнув по ветке на десять футов вниз.
«Если бы я только не…», сказал он, подпрыгнув на следующей ветке двадцатью футами ниже.
«Дело в том, что…», объяснил он, переворачиваясь и врезаясь в другую ветку тридцатью футами ниже, «что я имел в виду…»
«Конечно, это было с моей стороны…», заметил он, быстро скатываясь по шести последним веткам.
«Полагаю, что все это от того…», решил он и попрощался с последней веткой, перевернулся три раза в воздухе и грациозно свалился в куст утёсника, «все это происходит от слишком большой любви к меду. Ох, на помощь!»
Он выполз из куста утёсника, вынул колючки из носу и снова задумался. И первый человек, о котором он подумал, был Кристофер Робин.
(«Неужели обо мне», говорит Кристофер Робин благоговейным шепотом, с трудом отваживаясь в это поверить.
«О тебе».
Кристофер Робин ничего не говорит, только глаза у него становятся большие-пребольшие, а лицо делается пунцовым.)
Итак, Winnie Пух отправился к своему другу Кристоферу Робину, который жил за зеленой дверью на другом конце леса.
«Доброе утро, Кристофер Робин», говорит.
«Доброе утро, Winnie-ther-Пух», говорит Кристофер Робин.
«Я вот думаю, нет ли у тебя такой вещи, как воздушный шар?»
«Воздушный шар?»
«Да, я только что иду и говорю себе, проходя мимо твоего дома: „Вот интересно, есть ли у Кристофера Робина такая вещь, как воздушный шар?“»
«Зачем тебе воздушный шар?», говоришь ты.
Тут Winnie Пух огляделся, не подслушивает ли их кто, и говорит замогильным шепотом: «Мед!»
«Но ты не можешь достать мед при помощи воздушного шара».
«Ямогу», говорит Пух.
Ладно, тут как раз случилось, что ты был за день до этого на вечеринке в доме своего друга Поросенка и там дарили воздушные шарики. Тебе достался большой зеленый шар, а один из друзей-и-родственников Кролика получил большой синий; но он не смог его получить, так как был на самом деле еще слишком молодым, чтобы ходить на вечеринки; и тогда ты принес домой и зеленый, и синий.
«Какой выбираешь?» спрашиваешь ты у Пуха.
Тот обхватил голову лапами и глубоко задумался.
«Ведь тут какое дело», говорит. «Когда идешь за медом с воздушным шаром, самое главное не дать пчелам понять, что ты пришел. Теперь смотри, если у тебя зеленый шар, они могут подумать, что это просто часть леса, и тебя не заметят, а если у тебя синий шар, то они могут подумать, что это часть неба, и опять-таки тебя не заметят. И вот вопрос: что на что больше похоже?»
«А если они тебязаметят под шаром?», спрашиваешь ты.
«Могут заметить, а могут и нет», говорит Winnie Пух, «о пчелах ничего нельзя сказать заранее». Он подумал с минуту и говорит: «Я попробую выглядеть небольшой черной тучей. Это их собьет с толку».
«Тогда тебе лучше взять синий шар», говоришь ты. Ну, и вопрос был решен.
Ладно, вы оба пошли с синим шаром, и ты взял с собой свое ружье, просто на всякий случай, как ты всегда делаешь, a Winnie Пух наведался в самое грязное место в Лесу, которое он только знал, и так вывалялся в грязи, что стал совершенно черным. И когда шар надули и он стал большим пребольшим, ты и Пух придерживали его за веревочку, и ты вдруг как отпустишь его – и Медведь Пух грациозно взлетел под небеса и остановился аккурат на уровне верхушки дерева, приблизительно в двадцати футах от него.
Тут ты как заорешь: «Ура-а-а!»
A Winnie Пух тебе сверху кричит: «На что я похож?»
«Ты похож», говоришь ты, «на Медведя, держащего воздушный шар».
«Да нет», говорит Пух несколько тревожно, «а на небольшую черную тучу в синем небе?»
«Не очень сильно».
«А, ну, может, отсюда это выглядит по-другому. И потом, как я уже говорил, о пчелах заранее ничего не скажешь».
Не было ветра, который прибил бы его ближе к дереву, так он и висит: видит мед, чует его, а достать не может.
Спустя некоторое время он зовет тебя.
«Кристофер Робин!», говорит он громким шепотом.
«Хэлло».
«Я думаю, пчелы что-то заподозрили!»
«Что именно?»
«Не знаю. Но что-то мне подсказывает, что они стали подозрительны!»
«Может, они думают, что ты пришел за их медом?»
«Может, и так. О пчелах заранее ничего не скажешь».
Следует непродолжительное молчание, и потом он зовет тебя опять:
«Кристофер Робин!»
«Да?»
«У тебя дома есть зонтик?»
«Думаю, есть».
«Я бы хотел, чтобы ты поглядывал на меня время от времени и говорил: „Тц-тц-тц, похоже на дождь“. Я думаю, если бы ты так сделал, это бы помогло обмануть пчел».
Ладно, ты про себя посмеялся, мол, «глупый старый Медведь!», но вслух ничего не сказал, уж очень ты его любил, и идешь себе домой за зонтиком.
«О, где ты там!», зовет Пух, как только ты возвращаешься к дереву. «Я в тревоге, так как я сделал открытие, что пчелы теперь определенно Подозрительны».
«Мне зонтик раскрыть?», говоришь ты.
«Да, но подожди минутку. Надо быть практичными. Самое главное, сбить с толку Королевскую Пчелу. Ты видишь снизу Королевскую Пчелу?»
«Нет».
«Жаль. Ладно, теперь, если ты прогуливаешься с зонтиком, говори: „Тц-тц-тц, похоже на дождь“, а я сделаю то, что в моих силах, – спою небольшую Песнь Тучи, какую может петь туча… Начали!»
Итак, пока ты ходишь туда-сюда и интересуешься, не пахнет ли дождем, Winnie Пух поет свою Песнь:
А пчелы гудят себе и гудят все так же подозрительно. Некоторые из них даже покидают на время свои гнезда и облетают вокруг тучи, и, как раз когда начался второй куплет, одна пчела взяла да и села ненадолго туче на нос и сразу опять улетела.
Сладко спит на небе Туча
В Голубом Краю!
Я тебе погромче песню
Завсегда спою.
«Сладко спать мне, Черной Туче,
В Голубом Краю!»
Горделивой черной тучей
Завсегда лететь [12].
«Кристофер – Оу – Робин», – зовет туча.
«Да?»
«Я только что подумал и пришел к важному заключению. Это пчелы не того сорта».
«В самом деле?»
«Совершенно не того сорта. Поэтому я склонен думать, они и мед делают не того сорта, как ты думаешь?»
«Кто бы мог подумать?»
«Да. Так что я думаю, надо мне спускаться».
«Как?», спрашиваешь ты.
Winnie Пух об этом еще не думал. Если он выпустит веревку, он упадет – bump! – и ему это явно придется не по вкусу. Итак, он долго думает и затем говорит:
«Кристофер Робин, ты должен прострелить шар из ружья. Ты взял ружье?»
«Конечно, взял», говоришь ты, «но если я его прострелю, это его испортит».
«А если ты этого не сделаешь», говорит Пух, «мне придется отпустить веревку, и это меня испортит».
Когда он так повернул вопрос, ты видишь, что дело серьезное, тщательно прицеливаешься в шар и стреляешь.
«Оу!», говорит Пух.
«Я что, промахнулся?», спрашиваешь ты.
«Ты не то чтобы промахнулся», говорит Пух, «но ты промахнулся в шар».
«Извини, старик», говоришь ты и опять стреляешь и на этот раз попадаешь в шар. Воздух выходит из него, и Winnie Пух приземляется. Но его руки, онемевшие от держания шара, долгое время так и остаются торчать вверх, целую неделю, и, какая бы муха его ни укусила или просто ни села ему на нос, он должен был ее сдувать. И я думаю – хоть я и не уверен в этом – вот почему его всегда звали Пух.
«Это конец рассказа?», спросил Кристофер Робин.
«Конец этого. Есть другие».
«Про Пуха и Меня?»
«И про Поросенка, и Кролика, и всех-всех. Ты что, не помнишь?»
«Я-то помню, но потом, когда я пытаюсь вспомнить, то забываю».
«Помнишь тот день, когда Пух и Поросенок пытались поймать Heffalump'a?»
«Они ведь его не поймали?»
«Нет».
«Пух не может, потому что у него совсем нет мозгов. А я поймал его?»
«Это входит в рассказ».
Кристофер Робин кивнул.
«Я-то помню», говорит, «только Пух не очень-то. Вот он и любит, когда ему рассказывают по новой. Потому что тогда это действительно рассказ, а не одно воспоминание».
«Вот и мнетак показалось», говорю.
Кристофер Робин глубоко вздыхает, берет своего медведя за ногу и выходит из комнаты, волоча Пуха за собой. В двери он поворачивается и говорит:
«Придешь посмотреть, как я принимаю ванну?»
«Может быть», говорю.
«Я ему не повредил, когда попал в него?»
«Нисколечко».
Он кивает и выходит, и через минуту я слышу Winnie Пуха – bump, bump, bump, – поднимающегося вслед за ним по лестнице.
Глава II. Нора
Эдуард Бэр, более известный своим друзьям как Winnie Пух, или просто Пух для краткости, однажды, громко хмыкая про себя, гулял по Лесу. Не далее как сегодня утром он сочинил небольшую Хмыкалку
[14]. Произошло это во время утренних Упражнений от Тучности, глядя на себя в зеркало:
Tra-la-la, tra-la-la, потягиваясь во всю мочь; и далее Tra-la-la, tra-la-la-ox, на помощь, - la, пытаясь нагнуться до полу. После завтрака он несколько раз повторил ее про себя, пока не вызубрил всю наизусть, и теперь он ее хмыкал уже должным образом. Она звучала примерно так:
«Так-так!», говорит Пух ( Rum-tum-tum-tiddle-um). «Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то дыра – это Кролик», говорит, «а Кролик – это Компания», говорит, «а Компания – это Еда и Послушай-Как-Я-Хмыкаю и все такое. Rum-tum-tum-tiddle-um».
Тогда он просунул голову в дыру и заорал: «Дома есть кто?»
Из дыры раздался сдавленный шум, кто-то беспокойно завозился, и затем все стихло.
«Я говорю „Дома есть кто?“», очень громко заорал Пух.
«Нет!», говорит голос и после этого добавляет:
«Совершенно необязательно было так вопить. Я и в первый раз прекрасно тебя слышал» [16].
«Черт возьми!», говорит Пух. «Неужели там вообще никого нет?»
«Никого».
Winnie Пух вытащил голову из дыры и слегка поразмыслил. И ход его мыслей был примерно таков: «Там должен кто-то быть, потому что кто-то должен был сказать„Никого“» [17].
Он сунул голову обратно в дыру и говорит:
«Хэлло, это ты, что ли, Кролик?»
«Нет», говорит Кролик чужим голосом.
«Но это же Кролика голос?»
«Мне так не кажется», говорит Кролик, «во всяком случае, я его не имел в виду».
«О!», говорит Пух.
Он вытаскивает голову из дыры, и ему приходит в голову другая мысль, и он сует голову обратно в дыру и говорит:
«Ладно, а вы не будете так добры сказать мне, где Кролик?»
«Он пошел повидать своего друга Пуха-Медведя, он его лучший друг».
«Так это же Я!», говорит Медведь, весьма сбитый с толку.
«Какого рода Я?»
«Пух-Медведь».
«А вы уверены?», говорит Кролик, еще более сбитый с толку.
«Я совершенно, совершенно уверен», говорит Пух.
«Ну ладно, тогда входи».
Итак, Пух проталкивался, и проталкивался, и проталкивался в нору и наконец оказался внутри.
«Ты был совершенно прав», говорит Кролик, оглядев его. «Это действительно ты. Рад тебя видеть».
«А кто это был, как ты думал?»
«Ладно, я просто не был уверен. Знаешь ведь, как у нас в Лесу. Нельзя пускать к себе кого попало. Надо быть настороже. Как насчет того, чтобы перекусить чего-нибудь?»
Пух всегда не прочь чего-нибудь перехватить в районе одиннадцати часов утра, поэтому он с радостью наблюдает, как Кролик расставляет тарелки и кружки, и когда Кролик сказал: «Тебе меду или сгущенного молока на хлеб?», он настолько взволнован, что говорит: «И того, и другого», но потом, чтобы не казаться жадным, добавляет: «Но о хлебе, пожалуйста, не беспокойся». И после этого на протяжении долгого времени он вообще ничего не говорит… пока наконец, хмыкая довольно-таки липким голосом, он не встает, дружески жмет Кролику лапу и говорит, что должен идти.
Tra-la-la, tra-la-la, потягиваясь во всю мочь; и далее Tra-la-la, tra-la-la-ox, на помощь, - la, пытаясь нагнуться до полу. После завтрака он несколько раз повторил ее про себя, пока не вызубрил всю наизусть, и теперь он ее хмыкал уже должным образом. Она звучала примерно так:
Ладно, он, значит, хмыкает себе Хмыкалку и весело гуляет по Лесу, размышляя, что бы он делал, если бы он был не он, а кто-то еще, но вдруг он попадает на песчаный откос и обнаруживает в нем большую Дыру [15].
Rum-tum-tiddle-um-tum. Tiddle-iddle, tiddle-iddle, Tiddle-iddle, tiddle-iddle, Rum-tum-tum-tiddle-um.
«Так-так!», говорит Пух ( Rum-tum-tum-tiddle-um). «Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то дыра – это Кролик», говорит, «а Кролик – это Компания», говорит, «а Компания – это Еда и Послушай-Как-Я-Хмыкаю и все такое. Rum-tum-tum-tiddle-um».
Тогда он просунул голову в дыру и заорал: «Дома есть кто?»
Из дыры раздался сдавленный шум, кто-то беспокойно завозился, и затем все стихло.
«Я говорю „Дома есть кто?“», очень громко заорал Пух.
«Нет!», говорит голос и после этого добавляет:
«Совершенно необязательно было так вопить. Я и в первый раз прекрасно тебя слышал» [16].
«Черт возьми!», говорит Пух. «Неужели там вообще никого нет?»
«Никого».
Winnie Пух вытащил голову из дыры и слегка поразмыслил. И ход его мыслей был примерно таков: «Там должен кто-то быть, потому что кто-то должен был сказать„Никого“» [17].
Он сунул голову обратно в дыру и говорит:
«Хэлло, это ты, что ли, Кролик?»
«Нет», говорит Кролик чужим голосом.
«Но это же Кролика голос?»
«Мне так не кажется», говорит Кролик, «во всяком случае, я его не имел в виду».
«О!», говорит Пух.
Он вытаскивает голову из дыры, и ему приходит в голову другая мысль, и он сует голову обратно в дыру и говорит:
«Ладно, а вы не будете так добры сказать мне, где Кролик?»
«Он пошел повидать своего друга Пуха-Медведя, он его лучший друг».
«Так это же Я!», говорит Медведь, весьма сбитый с толку.
«Какого рода Я?»
«Пух-Медведь».
«А вы уверены?», говорит Кролик, еще более сбитый с толку.
«Я совершенно, совершенно уверен», говорит Пух.
«Ну ладно, тогда входи».
Итак, Пух проталкивался, и проталкивался, и проталкивался в нору и наконец оказался внутри.
«Ты был совершенно прав», говорит Кролик, оглядев его. «Это действительно ты. Рад тебя видеть».
«А кто это был, как ты думал?»
«Ладно, я просто не был уверен. Знаешь ведь, как у нас в Лесу. Нельзя пускать к себе кого попало. Надо быть настороже. Как насчет того, чтобы перекусить чего-нибудь?»
Пух всегда не прочь чего-нибудь перехватить в районе одиннадцати часов утра, поэтому он с радостью наблюдает, как Кролик расставляет тарелки и кружки, и когда Кролик сказал: «Тебе меду или сгущенного молока на хлеб?», он настолько взволнован, что говорит: «И того, и другого», но потом, чтобы не казаться жадным, добавляет: «Но о хлебе, пожалуйста, не беспокойся». И после этого на протяжении долгого времени он вообще ничего не говорит… пока наконец, хмыкая довольно-таки липким голосом, он не встает, дружески жмет Кролику лапу и говорит, что должен идти.