– Даже лучше, чем вы предполагаете, – слегка улыбнулся начальник контрразведки. – Тем не менее такие вопросы не решаются с налету. Мне необходимо подумать, все взвесить. Не хотелось бы, знаете, поставить не на ту лошадку. Все-таки ставки уж слишком высоки.
   – Смотрите, господин капитан-лейтенант, не прогадайте. Нерешительность в конечном итоге может сыграть с вами злую шутку, – небрежным тоном проронил Яков. Приняв равнодушный вид, он хотел показать моряку, что не особенно нуждается в его услугах. И, не глядя на собеседника, добавил: – Я имею точные сведения, что в высших сферах торопят с окончанием этого дела. Как ни прискорбно, но опоздавшие рискуют увидеть лишь хвостовые огни пря мо перед ними ушедшего поезда.
   – Покорно благодарю за предупреждение. Вот что значит служить в столице. Простой офицер департамента боеприпасов, а посвящен во все тонкости политики, – произнес Жохов, старательно прикрывая иронию мнимым восхищением. – Уверяю вас, господин подполковник, я приму к сведению все ваши советы.
   – И тем самым окажете себе весьма ценную услугу, – высокомерно объявил Блюмкин, приняв лесть за чистую монету. – Жду ваш рапорт завтра, не позднее семи часов вечера. В противном случае, мне придется вычеркнуть вас из числа тех, кто реально претендует на взлет карьеры.
   – Искренне надеюсь, что я не дам Петрограду поводов для разочарований, – многозначительно произнес Жохов, перед тем как откланяться.
   Однако дальше события развивались так, что в обусловленное время назначенное рандеву не состоялось. Спустя два часа после разговора с начальником контрразведки Яков получил от Поволяева вызов на срочную встречу. Еще через час он сидел на террасе ресторана яхт-клуба, вместе со своим верным помощником.
   – Кажется, наконец-то удалось узнать, куда делся Шувалов, – возбужденно начал агент. – Сегодня утром мой человек из контрразведки сообщил о негаданно подслушанном разговоре. Шофер автомобиля, приписанного к отделу, жаловался, что с господином Жоховым ему нет ни сна, ни отдыха. В частности, упоминалась поездка на аэродром, случившаяся на следующую ночь после исчезновения поручика. Начальник контрразведки пробыл там довольно долго и уехал, лишь дождавшись подъема в воздух «Ильи Муромца», который улетел в Киев.
   – Вы клоните к тому… – начал догадываться комитетчик.
   – Вот именно! – перебил его Поволяев, распираемый торжеством. – Наш беглец улетел на этом воздушном корабле. Я побывал на аэродроме, расспросил кое-каких знакомых и все выяснил. Ближе к вечеру на штабном моторе туда привезли офицера с забинтованным лицом. Тем, кто интересовался, объяснили, что это летун, получивший ранение в катастрофе. Больше его никто не видел. А на борт «Муромца», кроме экипажа, поднялся армейский офицер. Из-за темноты его лица никто не разглядел. Утром аэроплан благополучно приземлился в Киеве. Но это еще не все!..
   – Неужели есть еще сюрпризы в запасе? – по-прежнему хмуро спросил Яков, размышляя над услышанным.
   – Новость номер два – по всей видимости, Шувалов сейчас в Москве! – выпалил Иван Александрович. – Согласно докладу господина Батурина мадемуазель впервые за последнее время повела себя необычно. Сегодня днем она в сильном волнении приехала на вокзал, потребовала билет на сегодняшний курьерский и устроила служащим скандал, поскольку ей ответили, что все билеты проданы. Множество свидетелей слышали, как девица кричала о необходимости срочно выехать в Москву. С большим трудом кассир уговорил ее приобрести билет на скорый поезд. Батурин пришел к выводу, что госпожа Щетинина получила известие от своего любовника. Только этим можно объяснить ее стремление как можно быстрее выехать в первопрестольную. Господин Батурин интересуется, надо ли ему продолжать наблюдение за объектом? В таком случае, следует его снабдить деньгами и дополнительными инструкциями.
   – Поступим следующим образом, – объявил Блюмкин, уже успевший принять решение. – Вы немедленно отправляетесь на вокзал и любой ценой достаете мне билет на этот поезд. К сожалению, события начали развиваться так, что мне необходимо лично выехать в Москву. Заодно присмотрю в пути за девицей. Вернусь через три дня. Господин Батурин пусть пока отдыхает, но до моего возвращения он не должен брать никаких новых дел. Вам все ясно?
   К скорому поезду Севастополь – Петроград Блюмкин подошел за пять минут до отправления. До этого он с полчаса бродил среди вокзальной суеты, пока окончательно не убедился, что никто не проявил к нему повышенного интереса. Заметив, что большие часы на фасаде вокзала показывают одиннадцать, Яков поднялся в вагон второго класса. Проходя на свое место, он заметил краем глаза, что Аглая Щетинина, как и положено, сидит в соседнем купе.
   После краткой увертюры, безупречно исполненной станционным колоколом, свистком обер-кондуктора и паровозным гудком, перекрывая радостный хор пассажиров и провожающих, поезд привычным крещендо повел свою партию в исполнении дорожной симфонии. Когда под победный гудок локомотива хвостовые вагоны прогрохотали мимо семафора, на перроне оставались только двое мужчин, одетых носильщиками, а также милицейский унтер-офицер, с подозрением поглядывавший в их сторону. Не обращая внимания на представителя власти, носильщики закурили и вразвалку двинулись на привокзальную площадь. Милиционер хотел было идти за ними, но из-за лени передумал – он и так весь вечер провел на ногах, поэтому предпочел отправиться в дежурку.
   Тем временем подозрительная парочка дошла до автомобиля, стоявшего с погашенными огнями в тени одного из домов.
   – Что-то вы долго, ребята, – раздался из темноты голос Сомова. – Все благополучно?
   – Лучше не бывает, – отозвался один из носильщиков. – Объект уехал на поезде. Поскольку из вещей у него был лишь портфель, нашими услугами он не воспользовался.
   – Но высматривал нас долго, – добавил другой, – Мы успели все руки отмотать, таская пассажирам вещи. Правда, кое-что заработали, так что можно в пивную зайти.
   – А завтра вместо наблюдения будете носами клевать? – с наигранной строгостью спросил прапорщик. – Знаю я вас!
   – Да когда такое было?! – хором запротестовали агенты. – Разве мы хоть раз подвели?
   – Ладно, шучу, – весело сказал Сомов. – Давайте-ка, быстро верните маскарадные костюмы дежурному по станции и возвращайтесь. Отвезу вас, куда скажете. Ничего не попишешь – заслужили. Проводили господина Туленинова по высшему разряду.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

   – Я считаю, подготовительная фаза операции прошла успешно и мы можем приступать к активным действиям, – сделал заключение Шувалов, окончив чтение донесений. – Неделя не пропала даром – у нас есть вполне достаточное представление по всем трем объектам. Затраченное время полностью окупилось, а ваши люди, Иван Леонтьевич, поработали на славу.
   – Есть еще порох в пороховницах у моих ветеранов, – довольно ответил тот. – А не только песок, как могут подумать некоторые, глядя со стороны. Они думают, царские опричники давно вышли в тираж – ан нет! Молодым еще фору дадут.
   Хвалебная тирада относилась к бывшим сослуживцам Вельяминова по охранному отделению, до февраля служившим в Летучем отряде. Оперативники из этого подразделения действительно считались асами слежки. В случае необходимости филеров Летучего отряда посылали во все концы Российской империи для разгрома самых опасных революционных и террористических групп. Когда свергли царя и вчерашние подпольщики, вроде Бориса Савинкова, превратились в крупных правительственных чиновников, бывшие служащие политической полиции оказались на положении изгоев. Многие из них влачили довольно жалкое существование, поэтому на предложение Ивана Леонтьевича за хорошую плату тряхнуть стариной практически все ответили согласием.
   Отставной сыщик предпочел единолично общаться со своими людьми. Техники шведско-бельгийской телефонной компании без проволочек установили у него в кабинете аппарат новейшего образца. Вельяминову оставалось только записывать донесения и давать новые задания. Агенты наружного наблюдения составили распорядок дня господина Калитникова, выяснили приблизительный круг его знакомых, пригляделись к прислуге и высказали соображения по ее вербовке. Такую же работу они проделали по отношению к редактору (он же издатель) «Коммерческого вестника» Полосухину и адресату телеграммы из Севастополя Лебедеву, за исключением того, что у последнего из фигурантов прислуги не было.
   Зато узнали, что в доме на Задней аллее Петровского парка, куда почтальон доставил зашифрованную депешу, обитали не просто любители чистого воздуха. Пятеро молодых людей, на лето снявших жилье у госпожи Асякритовой, явно стремились оградить себя от любопытства посторонних, для чего неукоснительно соблюдали правила конспирации. Если кто-то из них отправлялся в город по делам, то пока добирался до остановки трамвая (маршрут 29 – от Петровского парка до Каланчевки и обратно), обязательно несколько раз проверялся на наличие «хвоста».
   Да и само расположение лома идеально подходило для скрытного проживания группы заговорщиков. Соседом слева был полуглухой старик, интересовавшийся лишь своим садом; с правой стороны к участку примыкал пустырь, буйно заросший лопухами и гигантским борщевиком. Позади дома имелась целая сеть тропинок, позволявших легко пробраться на параллельную улицу – Верхнюю Масловку, а прямо напротив раскинулся парк. В случае опасности можно было без труда затеряться в лабиринте дорожек, проложенных среди настоящей лесной чащобы.
   Внимание Шувалова привлекла последняя сводка наблюдений за «дачниками», как для удобства окрестили жильцов дома близ Петровского парка. Вчера днем к ним в калитку постучал человек, который с трудом стоял на ногах и внешне походил на пьяного. Однако его не прогнали, а после короткого разговора впустили в дом. Через некоторое время один из заговорщиков (наблюдателями присвоена кличка Карась) вышел, а спустя два часа вернулся на извозчике в сопровождении ранее неизвестного молодого человека. Позже установили, что это был студент Медико-хирургической академии Постников, проходивший практику в Солдатёнковской больнице. На том же извозчике, поджидавшем седоков около часа, медик был доставлен обратно в лечебницу. С ним выехал другой жилец (кличка Грузин), который отпустил пролетку в начале Староконюшенного переулка и приступил к наблюдению за особняком Калитникова, изображая лотошника – торговца папиросами.
   На следующее утро к нему присоединился Карась, раздобывший пролетку и преобразившийся в извозчика. С того момента они на пару следуют повсюду за коммерсантом. Создается впечатление, что «дачники» подыскивают благоприятный момент для нападения на Калитникова.
   – Если это так, – сказал Петр, – нам необходимо срочно отправиться в Петровский парк для того, чтобы серьезно потолковать с ними. Если удастся договориться о совместных действиях, получим союзников. Если нет – вспугнем их и не дадим тронуть фигуранта. Пока мы не получим от Павлуши документы, следует оберегать его от всех неприятностей. К тому же, я полагаю, что незнакомец, которому оказали медицинскую помощь, может оказаться беглым матросом с «Демократии». У него должны быть очень веские причины, чтобы полумертвым сбежать из госпиталя и, заметьте, в таком состоянии проехать без малого полторы тысячи верст. А вдруг он решил раскрыть товарищам причину взрыва, известную ему одному? Нет, без разговора с ним не обойтись.
   – Больно гладко все получается, – покачал головой Вельяминов. – Даже сомнение берет.
   – Я согласен с Иваном Леонтьевичем, – подал голос Малютин. – Ты стремишься выдать желаемое за действительное. Наши подопечные могут оказаться обычными бандитами, которые готовят налет на богатого человека. А все остальное – просто совпадения.
   – Ну, насчет налетов тебе видней, – беззлобно поддел Юрия поручик. – Только в любом случае времени на раздумья у нас не осталось, поскольку с ними надо разобраться как можно скорее. Двое сейчас следят за Калитниковым. следовательно, в доме остались четверо, один из которых болен. Предлагаю немедленно отправиться в Петровский парк и захватить их врасплох. Судя по донесениям, еще кто-то каждый день отлучается по делам, к примеру за провизией. Либо мы дождемся его и проникнем в дом вместе с ним, либо просто войдем под благовидным предлогом. Используя фактор внезапности, возьмем дачников на прицел. При необходимости повяжем для обстоятельного разговора.
   – Говоря «мы», не имел ли ты в виду, что я вместе с тобой должен лезть в подозрительный дом? – небрежно спросил Малютин. – Или под рукой есть другой сумасшедший, готовый принять участие в этой авантюре?
   – Честно говоря, я считал, что некоторым отставным офицерам будет полезно слегка попрактиковаться в оперативной работе, – в тон ему ответил Петр. – Не все же время отдавать фланированию по улицам и бесцеремонному разглядыванию барышень. Но если это нарушает твои планы, я готов поехать в Петровский парк один, а потом рассказать, как все прошло.
   С первого дня знакомства между молодыми людьми установились дружеские отношения. Они легко перешли на «ты» и часто в разговорах допускали взаимное подтрунивание. Побывав у Голиафа, Малютин тотчас захотел брать уроки джиу-джитсу. Теперь молодые люди каждое утро сходились в гимнастическом зале, неразлучно проводили в хлопотах весь день, собирая информацию о вражеском стане, и расставались только на ночь. Вместе с потерей места «секретаря» Юрий лишился права проживать в доме Гучкова. Чтобы быть поближе к штабу, Малютин поселился возле Варварских ворот в гостинице «Деловой двор».
   – Пошутили, и хватит, – сказал Иван Леонтьевич, напуская на себя сердитый вид. – Послушайте лучше, какую штуку я придумал. Пустяк, а сможет вас выручить в трудную минуту.
   После необходимых приготовлений молодые люди забрались в черный «рено» и велели шоферу ехать в Петровский парк. В ответ они услышали затейливое ругательство, конец которого заглушил взревевший мотор. Автомобиль тронулся, а Петр в который раз порадовался тому обстоятельству, что снова окружен людьми, проверенными прошлыми испытаниями. Например, телефон в доме Калитникова прослушивали, сменяя друг друга, Илюшка Трапезников и Фома Каллистратович. За рулем машины, мчавшей офицеров, сидел «шофер-гонщик» (как он любил представляться), носивший странную фамилию Фе. Сочетание с именем Федор породило его прозвище – Фефе. Узнав из газет, в каком деле ему довелось участвовать, он страшно возгордился, поэтому новое предложение о сотрудничестве вызвало в нем самый горячий отклик. Шувалов тоже был рад полученному от Фефе согласию – на случай погони или побега в распоряжении группы было надежное транспортное средство.
   Петр попросил остановить автомобиль, едва они миновали мост через каскад прудов, и к нужному дому пошли пешком. Дойдя до ворот, над которыми была прибита табличка с номером 12, поручик толкнул калитку, но она оказалась заперта. Пришлось довольно долго стучать, прежде чем в доме хлопнула дверь, а минуту спустя распахнулась и калитка. На пороге, загораживая проход во двор, встал высокий узкогрудый парень (кличка Жердь, согласно донесениям), хмуро оглядел незваных гостей, спросил подозрительно:
   – Ну, чего надо?
   – Видите ли, мы разыскиваем доктора Вейзеля. Он недавно сюда переехал. Вот только бумажка с адресом побывала в воде, – пояснил Шувалов, показывая листок, зажатый в руке. – Название улицы еще можно прочесть, а номер дома никак. Вы нам не поможете?
   – Нет, не знаю такого, – отрезал парень, тряхнув длинными неухоженными волосами. – Спросите в другом месте.
   – Тогда позвольте моему товарищу напиться воды, – попросил Петр. – У него сломана рука, а на жаре он совсем скис. Боюсь, не доведу до врача.
   Подпольщик еще более неприязненно посмотрел на Малютина. Тот стоял, привалившись к воротам и старательно поддерживая левой правую руку, щедро обмотанную бинтом. Просьба поручика явно не понравилась любителю конспирации. Он растерянно посмотрел в сторону дома, словно надеясь получить указание, как поступить, но, сообразив, что решение зависит от него, нехотя отступил в сторону, буркнул, почти не разжимая губ:
   – Ладно, заходите.
   Лязгнув засовом калитки, парень поплелся следом за офицерами, которые бодро устремились в дом. Поднявшись на веранду, они через настежь распахнутые двери вошли в просторную комнату, служившую, судя по обилию кресел, гостиной. Петр не успел оглядеться, как почувствовал, что ему в позвоночник уперся какой-то твердый предмет. Судя по напряженной позе Малютина, он испытал то же самое. Незнакомый голос за спиной властно произнес:
   – Стоять тихо! Руки вверх!
   Сочтя, что время для самоубийства еще не настало, молодые люди безропотно подчинились, хотя Юрий позволил себе сделать это наполовину. Он взметнул левую руку, а правую оставил покоиться на перевязи из черной косынки. Пока Жердь неумело освобождал карманы пленников от содержимого, человек за спиной Петра продолжал разговор.
   – Поручик Шувалов, если не ошибаюсь? – спросил он уверенно.
   – Да, это я. Мы встречались? – удивился контрразведчик.
   – Я вас видел однажды, – тут же пояснил незнакомец. – Мне вас показала одна наша общая знакомая. Вы ей тогда помогли выпутаться из сложной ситуации, в которую она попала по моей вине. Благодарите бога, что я считаю вас своим должником, иначе наша беседа была бы гораздо короче.
   – Так, значит, я имею честь разговаривать с самим господином Железняковым, – догадался поручик.
   – Здесь нет господ, кроме вас двоих – наших пленных, – зло перебил его анархист. Но тут же смягчился: – Хотя, действительно, не называть же вам меня товарищем. Ладно, обращайтесь ко мне просто по имени – Анатолий.
   – Прекрасно, Анатолий, – сказал Шувалов. – Если обыск закончился, может быть, вы позволите нам присесть.
   – Больше у них ничего нет, – объявил Жердь, видимо, отвечая на вопросительный взгляд вожака. Парень сложил свою добычу на маленький столик, стоявший возле кресла, а сам отошел к окну и принялся внимательно наблюдать за улицей.
   – Добро, можете сесть на диван, – разрешил Железняков.
   Он подождал, пока гости займут указанные места, сунул пистолет в карман, опустился в глубокое кресло, стоявшее справа от них. Другой анархист (кличка Бугай – действительна, здоровенный парень) остался стоять возле дверей; продолжая сжимать в побелевшей руке огромный маузер. Он зло буравил глазами пришельцев, словно перед ним находились самые смертельные враги. От него исходила такая ненависть, что Петр чувствовал себя совсем неуютно. Судя по тому, как ерзал Малютин, штабс-капитан испытывал сходные ощущения.
   – Так, зачем вы сюда забрели? – спросил Анатолий, закончив перебирать вещи, извлеченные из карманов офицеров. – Неужели контрразведка работает совместно с кобелями?
   – Простите, с кем? – не понял Шувалов.
   – С кобелями. Так в народе зовут псов из комитета общественной безопасности, – пояснил Железняков. – Неужели не слышали?
   – Нет, не доводилось – ни слышать, ни сотрудничать с представителями упомянутой организации. Опять же, если бы это убежище стало известно комитетчикам, в ваши ворота стучали бы не два мирных человека, а ручные бомбы, открывающие дорогу роте милиционеров. Поверьте, мы не имеем никакого отношения к комитету.
   – Что же вы скромничаете, поручик, – усмехнулся вожак анархистов. – Я наводил о вас справки и наслышан о том, как вы задали жару этой сволочи. Примите мою искреннюю благодарность. А может, вы пришли предложить нам свои услуги? Ведь не станете вы и дальше утверждать, что, имея в карманах заряженные браунинги, зашли случайно в поисках выдуманного доктора?
   При этих словах маузер в руках верзилы вздрогнул, и зрачок дула уставился прямо в лицо поручику.
   – Здесь вы, Анатолий, тоже ошиблись, – спокойно сказал Петр. – Доктор Вейзель действительно живет на этой улице, только в самом ее конце. Но прежде, чем я расскажу о цели нашего визита, вы можете гарантировать, что ваш товарищ не откроет стрельбу без вашей команды? Я бы почувствовал себя спокойнее, если бы он хотя бы опустил пистолет. Вы же убедились, что мы без оружия, так зачем это ненужное давление на психику собеседников?
   Железняков с минуту колебался, пристально всматриваясь в безмятежные лица пленников, потом все-таки отдал распоряжение Бугаю:
   – Слушай, братишка, дуй наверх и посмотри вокруг как следует. Вдруг в кильватере у этих гавриков еще кто-нибудь приплыл. Если что заметишь, крикнешь полундру. Не беспокойся, мы с Васьком их устережем. Я свистну в случае чего.
   Детина глубоко вздохнул, нехотя снял маузер с боевого взвода, так и не сказав ни слова, протопал вглубь дома. Судя по звуку тяжелых шагов, он полез на чердак. Жердь, достав из-за пояса большой пистолет, занял позицию у дверей. «Вот так штука, – подумал Шувалов, – юнец вооружен кольтом. Этот шпалер весит больше килограмма, при стрельбе дает сильную отдачу, поэтому требует очень сильной руки. Лопух, вроде нашего стража, из кольта не попадет в цель даже с близкого расстояния. Что же, наши шансы растут». Судя по чуть заметному толчку локтем перевязанной руки, Малютин это тоже заметил и пришел к такому же мнению.
   – Ну, теперь, поручик, ты готов сказать, каким ветром тебя сюда занесло? – спросил Железняков, испытующе глядя на Петра. – Да еще в компании с переодетым офицером, который почему-то все время молчит?
   – Мой спутник в нужное время скажет свое слово, потерпите немного, – ответил Шувалов, стараясь выглядеть совсем беззаботным. – Мне же хотелось от вас, во-первых, узнать некоторые подробности гибели линкора «Демократия», а во-вторых, посоветовать воздержаться на неделю-другую от нападения на господина Калитникова, поскольку данный субъект прежде всего нужен мне. Кроме того, вертясь вокруг него, ваши люди сильно рискуют попасть в поле зрения того самого учреждения, с которым у вас большие нелады.
   Парень у дверей, не сдержавшись, вскрикнул, сделал шаг вперед, но под грозным взглядом вожака вернулся на место. Убедившись, что порядок восстановлен, Железняков сказал с угрозой:
   – Такая осведомленность в наших делах может сильно повредить здоровью. Колись, офицер, до сердцевины, откуда все вызнал. Иначе амба вам обоим! Стоит мне свистнуть Молчуну, как он спустится и наделает из вас котлет. Белую кость наш братишка на дух не переносит, поэтому от вас одно мокрое место останется. Изуродует почище трамвая, так что сами попросите пристрелить…
   – Насколько я понимаю, разговора по-хорошему у нас не выйдет, – констатировал Петр. – Хорошо, вы увидите бумаги, где изложены упомянутые мною сведения. Мне только надо снять пиджак – они зашиты под подкладку. Вы позволите?..
   Шувалов, не дожидаясь ответа, встал с дивана, скинул пиджак, вывернул подкладкой наружу. Держа его в руках, он обратился к Жерди:
   – Вот только чем бы шов подпороть? У тебя есть ножик? Я бы…
   Не договорив, поручик с силой бросил пиджак парню в лицо. Тот инстинктивно поднял руки и вскрикнул от пронзительной боли – подскочивший Петр от души пнул его носком штиблета под колено. Тут же умелый удар по запястью заставил анархиста выронить пистолет, а сильный тычок «под ложечку» – сложиться пополам. Одновременно раздался приглушенный выстрел. Железняков замер, почувствовав, как рядом с левым ухом в обшивку кресла ударила пуля, и со злостью уставился на Юрия. У Малютина дымились бинты на «сломанной» руке, но он не отводил от анархиста спрятанного под ними револьвера. Следом Шувалов направил в лицо громадное дуло кольта, подхваченного с пола.
   – Не шевелись, руки держи на коленях! Тогда ты и твои друзья уйдете отсюда живыми, – грозно прошептал поручик Анатолию. А напарнику приказал: – Юра, к дверям! Попрет Бугай, стреляй по ногам!
   Но Малютин раньше команды, подхватив со столика свой пистолет, уже занял позицию. Попутно он пнул Ваську, продолжавшего пребывать в согнутом состоянии, и парнишка отлетел к дивану. Прислушиваясь к тишине в доме. Юрий принялся лихорадочно освобождать руку от тлеющих бинтов. Когда последние витки упали на пол и туда же последовали три номера «Всемирной иллюстрации», имитировавших гипс, Железняков увидел, что под повязкой был спрятан маленький никелированный револьвер. Штабс-капитан переложил его в левую руку, а в правую взял браунинг. Минуты текли, однако третий анархист вниз не спускался.
   – Просигналь ему, чтобы сюда пришел, – негромко велел Петр Железнякову, выразительно махнув кольтом.
   – Можешь меня пристрелить, гад, Но я братишку выманивать к вам не стану, – пыша злобой, ответил тот. – Давай, кончай со мной, а потом попробуй выйти из дома. Жаль, не увижу, как Молчун наделает тебе дырок.
   – Погоди отпевать себя, – поморщился Шувалов. – Я же сказал, что мне нужны сведения, а не ваши жизни. Давай, Анатолий, договоримся: ты отвечаешь на мои вопросы, а я всех вас отпускаю. Даю честное слово! Если себя не жалко, то хотя бы о товарищах подумай. Вон, Васька твой – совсем сосунок. Ему бы жить и жить… Ну как, будет у нас диалог?
   – Да пошли вы, псы корниловские… – презрительно сплюнул бывший матрос и разразился длинной матерной руладой, называемой на флоте «большим загибом».