Так могут быть расшифрованы все приемы дрессировки.
И воспитание чистоплотности, и приучение к месту, и даже привязанность к хозяину – все это, в конечном счете, выработка нужных нам условных рефлексов.
Поразительный случай рассказал мне один зоолог.
В Аргентине с давних пор животноводов преследовал страшный бич – падеж овец, да какой, – уносивший за одну ночь тысячи овечьих жизней. Никаких признаков инфекционного заболевания ни разу обнаружить не удалось, а на теле павших животных всегда находили одно и то же – маленький порез, шерсть вокруг выстрижена или выщипана.
Наконец удалось установить, что губил овец особый вид летучих мышей-вампиров. Крылатый ночной хищник садился на овцу, выстригал шерсть и присасывался, выпивая зараз литр-полтора крови.
Климат в Аргентине теплый, овцы круглый год живут под открытым небом, в загонах. Как уберечься от вампиров? Требовалось повести с ними решительную борьбу. Но все попытки в этом направлении наталкивались на сопротивление самих пострадавших, владельцев овец. Никто никогда не видел, как вампир пьет кровь из овцы. Простые люди – скотоводы, пастухи-гаучо – не верили в существование хищника, который может проделывать это, и считали, что тут действует нечистая сила.
Аргентинское правительство решило создать научно-популярный фильм о вампирах, чтобы показать всему народу врага овец.
Пригласили режиссера. Но с первых же шагов он столкнулся с таким, казалось бы, непреодолимым препятствием: вампиры садились на свои жертвы лишь глубокой ночью, под покровом полной темноты, а для съемок нужен свет, надо включать прожектора. Казалось, все пропало, фильму не бывать.
Но режиссер не растерялся. Он стал «переучивать» мышей, изменять у них вековой инстинкт. И что же? Спустя полгода он мог приступить к съемкам. Летающие кровососы стали набрасываться на свою добычу именно тогда, когда зажигались прожектора. Картина была снята, и все овцеводы Аргентины увидели, кто губил их овец и причинял неисчислимые убытки.
Пример с мышами-вампирами – одно из ярчайших подтверждений действенности идей Павлова.
Тысячи и тысячи экспериментов проделал над собаками гениальный физиолог, чтобы выяснить и доказать законы, которым подчиняется психическая деятельность животных. Собаки были в его работе и главным подопытным материалом, и его союзниками. Их преданность и терпение немало помогли ученому. В благодарность за это в Колтушах, под Ленинградом, где протекла часть жизни ученого и где им были сделаны многие замечательные открытия, он поставил памятник собаке и начертал на нем следующие слова:
«Пусть собака, помощница и друг человека с доисторических времен, приносится в жертву науке, но наше достоинство обязывает нас, чтобы это происходило непременно и всегда без ненужного мучительства».
И второе:
«Собака благодаря ее давнему расположению к человеку, ее догадливости, терпению и послушанию, служит, даже с заметной радостью, многие годы, а иногда и всю свою жизнь, экспериментатору».
Зная учение о рефлексах, можно достигнуть высокого совершенства в дрессировке. Можно от передачи приказания словами перейти к жестам, и собака также будет отлично понимать вас, исполняя ваши желания по одному мановению руки. Можно добиться и многого другого, что иному неосведомленному человеку покажется просто чудом. Вся так изумляющая неискушенных людей понятливость и восприимчивость животных основана именно на условных рефлексах.
Я уже так привык к безупречному послушанию Джери, что даже гулял с ним без поводка по центральным улицам города. Сергей Александрович не раз предупреждал меня, чтоб я не слишком доверял Джери.
– Как бы идеально собака ни была обучена, – говорил он, – она всегда способна на неожиданные для вас действия, которые не сообразуются с человеческим разумом, и вы обязаны никогда не забывать об этом. Вы, ее хозяин, должны не только заставить собаку повиноваться, но и уметь предвидеть ее поступки.
Скоро мне пришлось вспомнить об этом предупреждении и раскаяться, что своевременно я не внял ему.
Мы с Джери возвращались с прогулки. Я шел по тротуару, Джери, немного поотстав, бежал по канаве рядом. Навстречу нам на полной скорости мчался трамвай. Увидя его, я, обычно осторожный, окликнул дога, чтобы он держался поближе к хозяину. Джери не спеша затрусил ко мне. И тут случилось неожиданное.
Испугался ли Джери чего-либо в открытых воротах ближнего дома или просто им овладело какое-то внезапное желание, но только он вдруг, как подброшенный пружиной, оказался на середине улицы, как раз между трамвайных рельсов. Трамвай несся прямо на него. А пес неподвижно стоял на линии и, повиливая хвостом, глупыми глазами смотрел в мою сторону.
С громким криком: «Ко мне, Джери, ко мне!», я бросился к нему. Это была непростительная ошибка, которая могла оказаться непоправимой. Если хочешь быстро подозвать собаку, никогда не следует самому бежать к ней; нужно сделать как раз наоборот – броситься прочь, и тогда она, увидев, что хозяин удаляется, немедленно последует за ним. Я же сделал обратное…
Я хотел взять щенка на поводок. Джери же, приняв мое движение за игру, отпрыгнул назад, прямо под ко леса трамвая.
Пронзительно взвизгнули тормоза. Отшатнувшись, я закрыл глаза рукой. Грохот пронесся мимо… Я стоял ни жив ни мертв, слыша только, как бешено колотится сердце, стесняя дыхание.
Открыл глаза – линия была чиста.
«Отбросило в канаву», – мелькнула мысль, и я бросился на другую сторону улицы. Но канава также была пуста.
Что такое?.. Я растерянно обвел взглядом улицу. Вокруг меня уже собиралась кучка любопытных.
– Да он убежал! – выкрикнул кто-то из ребят.
«Как убежал? Куда?..» Не разбирая дороги, я кинулся домой. В воротах чуть не сбил с ног мать. С испуганным лицом она спешила мне навстречу:
– Что с тобой?
Она решила, что случилось что-то со мной.
– Где Джери? – ответил я вопросом на вопрос.
– Дома Джери… Прибежал сам не свой. Как бешеный, схватил зубами дверь, оторвал планку… Я слышу, кто-то в двери ломится, бросилась открывать. Джери ворвался, едва не сшиб с ног… забился под стол, дрожит весь…
Ни уговоры, ни ласки не действовали на Джери, он отказывался выходить из-под стола. Грудь его ходила ходуном, его било, как в лихорадке, из пасти стекали потоки слюны и кровавой пены.
Я осмотрел его повреждения. Атласная шкура была покрыта многочисленными ссадинами, на боку кровоточила рваная рана, но кости были все целы.
Как он спасся, я не представляю. Ясно было одно, что трамвай тащил его, но каким-то образом Джери удалось вырваться из-под колес.
Может быть, его огромный рост и необыкновенная для собаки физическая сила помогли ему избежать верной смерти.
Я долго не мог успокоиться. Ведь это была моя вина, только я несу ответственность за случившееся! Своей неосмотрительностью едва не погубил Джери. Этот случай на всю жизнь научил меня осторожности.
Джери скоро поправился, дрожь прошла, раны затянулись, но долгое время оставался слепой страх перед громкими неожиданными шумами. Особенно он стал бояться грозы. Пришлось тщательно следить за тем, чтобы больше ничто не могло испугать щенка, и тогда он постепенно забыл бы перенесенное потрясение.
Вначале я избегал водить его по шумным улицам, потом, когда убедился, что страх его начал уменьшаться, исподволь, постепенно снова принялся приучать щенка и к шуму толпы, и к грохоту трамваев. Первое время Джери вздрагивал от каждого резкого звука, поджимал хвост и стремился убежать; я ободрял его, гладил, угощал лакомством. С течением времени вспышки трусости проявлялись все реже и, наконец, исчезли совсем. Джери стал снова прежним Джери, смелым и спокойным псом, на которого я вполне мог положиться в любое время дня и ночи.
Можно было опасаться, что болезнь вернется, когда по программе дрессировки начнется приучение к выстрелам, но этого не случилось. Испуг у Джери прошел совсем; только грозы он продолжал бояться до конца своих дней.
ДЖЕРИ КОНЧАЕТ УЧЕБУ
ПЕРВАЯ ПРОБА
И воспитание чистоплотности, и приучение к месту, и даже привязанность к хозяину – все это, в конечном счете, выработка нужных нам условных рефлексов.
Поразительный случай рассказал мне один зоолог.
В Аргентине с давних пор животноводов преследовал страшный бич – падеж овец, да какой, – уносивший за одну ночь тысячи овечьих жизней. Никаких признаков инфекционного заболевания ни разу обнаружить не удалось, а на теле павших животных всегда находили одно и то же – маленький порез, шерсть вокруг выстрижена или выщипана.
Наконец удалось установить, что губил овец особый вид летучих мышей-вампиров. Крылатый ночной хищник садился на овцу, выстригал шерсть и присасывался, выпивая зараз литр-полтора крови.
Климат в Аргентине теплый, овцы круглый год живут под открытым небом, в загонах. Как уберечься от вампиров? Требовалось повести с ними решительную борьбу. Но все попытки в этом направлении наталкивались на сопротивление самих пострадавших, владельцев овец. Никто никогда не видел, как вампир пьет кровь из овцы. Простые люди – скотоводы, пастухи-гаучо – не верили в существование хищника, который может проделывать это, и считали, что тут действует нечистая сила.
Аргентинское правительство решило создать научно-популярный фильм о вампирах, чтобы показать всему народу врага овец.
Пригласили режиссера. Но с первых же шагов он столкнулся с таким, казалось бы, непреодолимым препятствием: вампиры садились на свои жертвы лишь глубокой ночью, под покровом полной темноты, а для съемок нужен свет, надо включать прожектора. Казалось, все пропало, фильму не бывать.
Но режиссер не растерялся. Он стал «переучивать» мышей, изменять у них вековой инстинкт. И что же? Спустя полгода он мог приступить к съемкам. Летающие кровососы стали набрасываться на свою добычу именно тогда, когда зажигались прожектора. Картина была снята, и все овцеводы Аргентины увидели, кто губил их овец и причинял неисчислимые убытки.
Пример с мышами-вампирами – одно из ярчайших подтверждений действенности идей Павлова.
Тысячи и тысячи экспериментов проделал над собаками гениальный физиолог, чтобы выяснить и доказать законы, которым подчиняется психическая деятельность животных. Собаки были в его работе и главным подопытным материалом, и его союзниками. Их преданность и терпение немало помогли ученому. В благодарность за это в Колтушах, под Ленинградом, где протекла часть жизни ученого и где им были сделаны многие замечательные открытия, он поставил памятник собаке и начертал на нем следующие слова:
«Пусть собака, помощница и друг человека с доисторических времен, приносится в жертву науке, но наше достоинство обязывает нас, чтобы это происходило непременно и всегда без ненужного мучительства».
И второе:
«Собака благодаря ее давнему расположению к человеку, ее догадливости, терпению и послушанию, служит, даже с заметной радостью, многие годы, а иногда и всю свою жизнь, экспериментатору».
Зная учение о рефлексах, можно достигнуть высокого совершенства в дрессировке. Можно от передачи приказания словами перейти к жестам, и собака также будет отлично понимать вас, исполняя ваши желания по одному мановению руки. Можно добиться и многого другого, что иному неосведомленному человеку покажется просто чудом. Вся так изумляющая неискушенных людей понятливость и восприимчивость животных основана именно на условных рефлексах.
Я уже так привык к безупречному послушанию Джери, что даже гулял с ним без поводка по центральным улицам города. Сергей Александрович не раз предупреждал меня, чтоб я не слишком доверял Джери.
– Как бы идеально собака ни была обучена, – говорил он, – она всегда способна на неожиданные для вас действия, которые не сообразуются с человеческим разумом, и вы обязаны никогда не забывать об этом. Вы, ее хозяин, должны не только заставить собаку повиноваться, но и уметь предвидеть ее поступки.
Скоро мне пришлось вспомнить об этом предупреждении и раскаяться, что своевременно я не внял ему.
Мы с Джери возвращались с прогулки. Я шел по тротуару, Джери, немного поотстав, бежал по канаве рядом. Навстречу нам на полной скорости мчался трамвай. Увидя его, я, обычно осторожный, окликнул дога, чтобы он держался поближе к хозяину. Джери не спеша затрусил ко мне. И тут случилось неожиданное.
Испугался ли Джери чего-либо в открытых воротах ближнего дома или просто им овладело какое-то внезапное желание, но только он вдруг, как подброшенный пружиной, оказался на середине улицы, как раз между трамвайных рельсов. Трамвай несся прямо на него. А пес неподвижно стоял на линии и, повиливая хвостом, глупыми глазами смотрел в мою сторону.
С громким криком: «Ко мне, Джери, ко мне!», я бросился к нему. Это была непростительная ошибка, которая могла оказаться непоправимой. Если хочешь быстро подозвать собаку, никогда не следует самому бежать к ней; нужно сделать как раз наоборот – броситься прочь, и тогда она, увидев, что хозяин удаляется, немедленно последует за ним. Я же сделал обратное…
Я хотел взять щенка на поводок. Джери же, приняв мое движение за игру, отпрыгнул назад, прямо под ко леса трамвая.
Пронзительно взвизгнули тормоза. Отшатнувшись, я закрыл глаза рукой. Грохот пронесся мимо… Я стоял ни жив ни мертв, слыша только, как бешено колотится сердце, стесняя дыхание.
Открыл глаза – линия была чиста.
«Отбросило в канаву», – мелькнула мысль, и я бросился на другую сторону улицы. Но канава также была пуста.
Что такое?.. Я растерянно обвел взглядом улицу. Вокруг меня уже собиралась кучка любопытных.
– Да он убежал! – выкрикнул кто-то из ребят.
«Как убежал? Куда?..» Не разбирая дороги, я кинулся домой. В воротах чуть не сбил с ног мать. С испуганным лицом она спешила мне навстречу:
– Что с тобой?
Она решила, что случилось что-то со мной.
– Где Джери? – ответил я вопросом на вопрос.
– Дома Джери… Прибежал сам не свой. Как бешеный, схватил зубами дверь, оторвал планку… Я слышу, кто-то в двери ломится, бросилась открывать. Джери ворвался, едва не сшиб с ног… забился под стол, дрожит весь…
Ни уговоры, ни ласки не действовали на Джери, он отказывался выходить из-под стола. Грудь его ходила ходуном, его било, как в лихорадке, из пасти стекали потоки слюны и кровавой пены.
Я осмотрел его повреждения. Атласная шкура была покрыта многочисленными ссадинами, на боку кровоточила рваная рана, но кости были все целы.
Как он спасся, я не представляю. Ясно было одно, что трамвай тащил его, но каким-то образом Джери удалось вырваться из-под колес.
Может быть, его огромный рост и необыкновенная для собаки физическая сила помогли ему избежать верной смерти.
Я долго не мог успокоиться. Ведь это была моя вина, только я несу ответственность за случившееся! Своей неосмотрительностью едва не погубил Джери. Этот случай на всю жизнь научил меня осторожности.
Джери скоро поправился, дрожь прошла, раны затянулись, но долгое время оставался слепой страх перед громкими неожиданными шумами. Особенно он стал бояться грозы. Пришлось тщательно следить за тем, чтобы больше ничто не могло испугать щенка, и тогда он постепенно забыл бы перенесенное потрясение.
Вначале я избегал водить его по шумным улицам, потом, когда убедился, что страх его начал уменьшаться, исподволь, постепенно снова принялся приучать щенка и к шуму толпы, и к грохоту трамваев. Первое время Джери вздрагивал от каждого резкого звука, поджимал хвост и стремился убежать; я ободрял его, гладил, угощал лакомством. С течением времени вспышки трусости проявлялись все реже и, наконец, исчезли совсем. Джери стал снова прежним Джери, смелым и спокойным псом, на которого я вполне мог положиться в любое время дня и ночи.
Можно было опасаться, что болезнь вернется, когда по программе дрессировки начнется приучение к выстрелам, но этого не случилось. Испуг у Джери прошел совсем; только грозы он продолжал бояться до конца своих дней.
ДЖЕРИ КОНЧАЕТ УЧЕБУ
– Бойтесь ошибок дрессировки. Не спешите, не нервничайте, никогда не выходите из терпения. Помните, что некоторые ошибки воспитания остаются у собаки на всю жизнь или выправляются с большим трудом.
Так говорил мне Сергей Александрович. Мы возвращались с площадки, где начальник клуба принимал от нас зачеты по дрессировке. Тот, чей пес безошибочно выполнил все приказания, считался сдавшим зачет и мог переходить к следующей, более сложной программе обучения.
– Я хочу рассказать вам об одном случае, когда мне пришлось входить в клетки к собакам, отработанным по караульной службе. Я работал тогда в одном военном питомнике. Подбор животных там был безупречный, но, понаблюдав за их поведением, увидел, что дрессировка их содержит один очень существенный недостаток. Сказал об этом вожатым. Ну, они, конечно, на дыбы, инструктора тоже. Как доказать свою правоту? А доказать необходимо. Я заявил, что войду в вольеры к собакам, хотя они не знали меня. И я вошел.
– И они не растерзали вас?
– Как видите, – улыбнулся Сергей Александрович, – хотя собаки были очень злобные, превосходные экземпляры для караульной службы. Кавказские овчарки (а вы знаете, что это за звери!), несколько наших городских, два или три добермана… Ошибка в дрессировке их была чрезвычайно серьезная, ее полезно знать каждому собаководу. Их тренировали на человека, который, приближаясь к ним, делает какие-то подозрительные движения.
Он либо крался, как вор, либо, наоборот, размахивал руками, кричал, еще издали оповещая о своем появлении. А на спокойно идущего человека собак не тренировали. И, когда я спокойно, но решительно вошел в клетку, они спасовали. Это оказалось для них неожиданностью. Вот почему так важно приучить собаку ко всяким случайностям. Они растерялись одна за другой… Только три не пустили меня к себе. Из тридцати трех!
Я с восхищением смотрел на Сергея Александровича. Хотя он и утверждал, что все это «очень просто», не всякий мог бы решиться повторить то же самое.
– А почему все-таки обязательно надо было входить в клетки?
– Как же! Представьте, что этих собак поставили бы на пост. И вот нашелся бы злоумышленник, который сделал бы то же, что сделал я. Представляете, к каким бы это могло привести последствиям?
Такие разговоры происходили у нас часто. Мы много беседовали после того случая, когда Джери чуть не погиб под колесами трамвая из-за моей оплошности; Сергей Александрович сказал тогда:
– Первая ваша ошибка заключается в том, что вы предоставили ему свободу там, где этого нельзя было делать. Вторая – вы уже говорили о ней, – что вы неправильно реагировали на появление опасности. Но есть еще и третья…
– Третья?
– Да. Вы слишком понадеялись на себя, на свои успехи в дрессировке. Вы решили, что Джери теперь нечто вроде заводного автомата в ваших руках. И возмездие не замедлило явиться. Хорошо, что оно оказалось не чересчур жестоким.
Сергей Александрович был очень хорошим учителем, и, может быть, поэтому мой Джери делал такие быстрые успехи в дрессировке. Однако был на моей душе грех, в котором теперь, когда прошли годы и Джери давно уже нет в живых, я хочу признаться перед читателем.
Все было хорошо, во всем Джери был чудесным, послушным, умницей псом, и только от одной дурной привычки я никак не мог отучить его.
Впервые это проявилось, когда ему было около полугода. Однажды, оставшись один дома, он сорвал с вешалки в прихожей вое висевшие там вещи) свалил их в кучу, а сверху улегся сам. Шло время, щенок превратился в крупную собаку, прежний глупыш вырастал в умное, преданное животное: он уже давно перестал грызть и царапать вещи, очень был чистоплотен и только с одной страстью он не мог расстаться. Частенько, вернувшись днем с рынка, мать заставала картину: на полу ворох одежды, а на ней – Джери. У всех шуб и пальто были оборваны вешалки; мать пришивала-пришивала и бросила. Все это было очень неприятно. И вот однажды, когда Джери в пятнадцатый или двадцатый раз оборвал все петли на верхней одежде, я жестоко выпорол его. Хлыста я не держал в доме, я драл его ременным поводком. Джери жалобно смотрел на меня, и я скоро опомнился и бросил поводок.
Но, когда назавтра история повторилась, я пришел в неистовство. Я забыл все, чему учил меня добрейший Сергей Александрович и что сам уже не раз проповедовал молодым собаководам. Я схватил толстую цепь и принялся с яростью полосовать собаку. Джери забился в угол, в глазах его была боль.
Мой славный ласковый пес! Как я презирал потом себя за то, что истязал тебя; никто вовремя не остановил мою руку. Джери был моей первой собакой, и на его долю выпало испытать на себе все мои ошибки. Я краснею, когда вспоминаю эту сцену в прихожей, эти умоляющие Джеркины глаза и цепь, со свистом рассекающую воздух… Пусть читающие эти строки не повторят моей ошибки. Никогда не делайте этого! Действуйте настойчивостью, повседневным, заботливым, терпеливым вниманием, но не физическим насилием. В вашем доме не должно быть даже предмета, которым можно нанести удар.
А как же все-таки удалось отучить Джери от его дурной привычки? Да никак. Отучать не пришлось. Все прошло само, когда Джери стал старше.
Между тем на площадке был закончен основной курс дрессировки, обязательный для всех собак, – так называемый общий курс, и я перешел к обучению Джери специальным приемам. По его росту, силе и злобности ему была назначена караульная служба,
С волнением начинал я этот новый этап в работе с собакой. Кончились дни щенячества Джери, начиналась более суровая пора. Он переходил полностью на режим взрослого пса.
Учебу начали с охраны вещей. Помню, как я впервые привязал Джери на цепь у изгороди в отдаленном углу площадки… Обычно в таких случаях цепь пристегивается не к ошейнику, а к шлейке – особой ременной упряжи, которая крестом охватывает грудь и спину собаки. Когда собака будет рваться на цепи, то шлейка не врежется в шею, как ошейник.
Но по Джеркиному росту шлейки не нашлось. Пришлось удовлетвориться широким мягким ошейником, удобно охватывавшим шею дога. Я положил перед ним свою фуражку и носовой платок и, настойчиво твердя ему: «Охраняй, охраняй!» – отошел в сторону.
Из-за прикрытия показался Шестаков в костюме «дразнилы»– толстых сапогах и брезентовом, простеганном на вате плаще. Специальный костюм предохранял инструктора от возможных покусов.
Джери сразу же заметил приближающуюся фигуру и стал с интересом следить за ней.
«Дразнила» – именно такова была в эту минуту роль Шестакова – старался не делать никаких резких движений, чтобы не возбудить подозрения собаки. Его задачей было взять вещи у дога. Обязанность четвероногого сторожа – не отдать их.
Вот уже протянулась рука в брезентовом ватнике… Джери с любопытством потянулся, чтобы понюхать руку, как вдруг неожиданно получил сильный щелчок по носу. Дог сразу обозлился. Выкатив налитые кровью глаза и оскалив пасть, он с рычанием бросился на обидчика. Цепь не пустила его, однако «дразнила» отскочил, потом вновь стал тянуться к вещам и, изловчившись, опять чувствительно щелкнул собаку по черному носу.
Дог свирепел все больше. Он прыгал на цепи, стараясь схватить человека. Ошейник так врезался ему в шею, что, казалось, вот-вот отрежет голову собаки. Клочья пены стекали по ощеренной пасти при каждом рывке животного и разбрызгивались по сторонам.
Когда дог дошел до неистовства, Шестаков бросился бежать. Он изображал, что испугался. А Джери еще долго не мог успокоиться и все рычал и. лаял в ту сторону, куда скрылся его враг.
После нескольких повторений дог уже прекрасно знал, что нужно делать, когда перед ним кладут вещи и говорят: «Охраняй!»
Чтобы избежать ошибки, допущенной когда-то в питомнике караульных собак, о которой рассказывал нам Сергей Александрович, мы испытывали Джери по-разному. Шестаков – «дразнила» – менял свою тактику: то он подходил с громкими криками, размахивая руками, то, наоборот, крался неслышно, то подходил совершенно спокойно, с решительным видом. Но Джери отлично стерег горку вещей и больше не поддавался на обман, был насторожен и бдителен.
Меняли мы также и «дразнилу» и костюм «дразнилы», так как собаки привыкают к одному человеку и к его одежде.
Затем перешли к следующему приему. Как и раньше, «дразнила» тянется к вещам, пес опять неистовствует. И вот в ту минуту, когда Шестаков пускается бежать, я с командой «Фасс!», что значит «Рви, лови, кусай!», спускаю беснующуюся собаку с цепи. Это называется «задержание преступника».
Несколько могучих прыжков–и дог уже за спиной беглеца. Двухметровый прыжок – и белые, как из слоновой кости, клыки, в каждом из которых около трех сантиметров длины, впились в брезент между лопатками человека. Джери метил схватить за шею, да ухватился немного ниже. От сильного толчка – в Джери добрых три пуда! – инструктор ничком валится на землю, стараясь защитить лицо от разъяренной собаки.
Когда я подбегаю к ним, Джери с остервенением треплет одежду задержанного. Я командую: «Фу!» – Джери отпускает поверженного врага, я поощрительно глажу собаку. Будьте спокойны, теперь пес узнал свою силу!
Шестаков поднимается с земли, откидывает с головы капюшон и, вытирая вспотевший лоб, улыбаясь, говорит:
– Ну и здоров, черт! Хорошо на задержание будет работать! С первого раза вон как берет! – и показывает ватник: на нем большие дыры от клыков Джери.
Так говорил мне Сергей Александрович. Мы возвращались с площадки, где начальник клуба принимал от нас зачеты по дрессировке. Тот, чей пес безошибочно выполнил все приказания, считался сдавшим зачет и мог переходить к следующей, более сложной программе обучения.
– Я хочу рассказать вам об одном случае, когда мне пришлось входить в клетки к собакам, отработанным по караульной службе. Я работал тогда в одном военном питомнике. Подбор животных там был безупречный, но, понаблюдав за их поведением, увидел, что дрессировка их содержит один очень существенный недостаток. Сказал об этом вожатым. Ну, они, конечно, на дыбы, инструктора тоже. Как доказать свою правоту? А доказать необходимо. Я заявил, что войду в вольеры к собакам, хотя они не знали меня. И я вошел.
– И они не растерзали вас?
– Как видите, – улыбнулся Сергей Александрович, – хотя собаки были очень злобные, превосходные экземпляры для караульной службы. Кавказские овчарки (а вы знаете, что это за звери!), несколько наших городских, два или три добермана… Ошибка в дрессировке их была чрезвычайно серьезная, ее полезно знать каждому собаководу. Их тренировали на человека, который, приближаясь к ним, делает какие-то подозрительные движения.
Он либо крался, как вор, либо, наоборот, размахивал руками, кричал, еще издали оповещая о своем появлении. А на спокойно идущего человека собак не тренировали. И, когда я спокойно, но решительно вошел в клетку, они спасовали. Это оказалось для них неожиданностью. Вот почему так важно приучить собаку ко всяким случайностям. Они растерялись одна за другой… Только три не пустили меня к себе. Из тридцати трех!
Я с восхищением смотрел на Сергея Александровича. Хотя он и утверждал, что все это «очень просто», не всякий мог бы решиться повторить то же самое.
– А почему все-таки обязательно надо было входить в клетки?
– Как же! Представьте, что этих собак поставили бы на пост. И вот нашелся бы злоумышленник, который сделал бы то же, что сделал я. Представляете, к каким бы это могло привести последствиям?
Такие разговоры происходили у нас часто. Мы много беседовали после того случая, когда Джери чуть не погиб под колесами трамвая из-за моей оплошности; Сергей Александрович сказал тогда:
– Первая ваша ошибка заключается в том, что вы предоставили ему свободу там, где этого нельзя было делать. Вторая – вы уже говорили о ней, – что вы неправильно реагировали на появление опасности. Но есть еще и третья…
– Третья?
– Да. Вы слишком понадеялись на себя, на свои успехи в дрессировке. Вы решили, что Джери теперь нечто вроде заводного автомата в ваших руках. И возмездие не замедлило явиться. Хорошо, что оно оказалось не чересчур жестоким.
Сергей Александрович был очень хорошим учителем, и, может быть, поэтому мой Джери делал такие быстрые успехи в дрессировке. Однако был на моей душе грех, в котором теперь, когда прошли годы и Джери давно уже нет в живых, я хочу признаться перед читателем.
Все было хорошо, во всем Джери был чудесным, послушным, умницей псом, и только от одной дурной привычки я никак не мог отучить его.
Впервые это проявилось, когда ему было около полугода. Однажды, оставшись один дома, он сорвал с вешалки в прихожей вое висевшие там вещи) свалил их в кучу, а сверху улегся сам. Шло время, щенок превратился в крупную собаку, прежний глупыш вырастал в умное, преданное животное: он уже давно перестал грызть и царапать вещи, очень был чистоплотен и только с одной страстью он не мог расстаться. Частенько, вернувшись днем с рынка, мать заставала картину: на полу ворох одежды, а на ней – Джери. У всех шуб и пальто были оборваны вешалки; мать пришивала-пришивала и бросила. Все это было очень неприятно. И вот однажды, когда Джери в пятнадцатый или двадцатый раз оборвал все петли на верхней одежде, я жестоко выпорол его. Хлыста я не держал в доме, я драл его ременным поводком. Джери жалобно смотрел на меня, и я скоро опомнился и бросил поводок.
Но, когда назавтра история повторилась, я пришел в неистовство. Я забыл все, чему учил меня добрейший Сергей Александрович и что сам уже не раз проповедовал молодым собаководам. Я схватил толстую цепь и принялся с яростью полосовать собаку. Джери забился в угол, в глазах его была боль.
Мой славный ласковый пес! Как я презирал потом себя за то, что истязал тебя; никто вовремя не остановил мою руку. Джери был моей первой собакой, и на его долю выпало испытать на себе все мои ошибки. Я краснею, когда вспоминаю эту сцену в прихожей, эти умоляющие Джеркины глаза и цепь, со свистом рассекающую воздух… Пусть читающие эти строки не повторят моей ошибки. Никогда не делайте этого! Действуйте настойчивостью, повседневным, заботливым, терпеливым вниманием, но не физическим насилием. В вашем доме не должно быть даже предмета, которым можно нанести удар.
А как же все-таки удалось отучить Джери от его дурной привычки? Да никак. Отучать не пришлось. Все прошло само, когда Джери стал старше.
Между тем на площадке был закончен основной курс дрессировки, обязательный для всех собак, – так называемый общий курс, и я перешел к обучению Джери специальным приемам. По его росту, силе и злобности ему была назначена караульная служба,
С волнением начинал я этот новый этап в работе с собакой. Кончились дни щенячества Джери, начиналась более суровая пора. Он переходил полностью на режим взрослого пса.
Учебу начали с охраны вещей. Помню, как я впервые привязал Джери на цепь у изгороди в отдаленном углу площадки… Обычно в таких случаях цепь пристегивается не к ошейнику, а к шлейке – особой ременной упряжи, которая крестом охватывает грудь и спину собаки. Когда собака будет рваться на цепи, то шлейка не врежется в шею, как ошейник.
Но по Джеркиному росту шлейки не нашлось. Пришлось удовлетвориться широким мягким ошейником, удобно охватывавшим шею дога. Я положил перед ним свою фуражку и носовой платок и, настойчиво твердя ему: «Охраняй, охраняй!» – отошел в сторону.
Из-за прикрытия показался Шестаков в костюме «дразнилы»– толстых сапогах и брезентовом, простеганном на вате плаще. Специальный костюм предохранял инструктора от возможных покусов.
Джери сразу же заметил приближающуюся фигуру и стал с интересом следить за ней.
«Дразнила» – именно такова была в эту минуту роль Шестакова – старался не делать никаких резких движений, чтобы не возбудить подозрения собаки. Его задачей было взять вещи у дога. Обязанность четвероногого сторожа – не отдать их.
Вот уже протянулась рука в брезентовом ватнике… Джери с любопытством потянулся, чтобы понюхать руку, как вдруг неожиданно получил сильный щелчок по носу. Дог сразу обозлился. Выкатив налитые кровью глаза и оскалив пасть, он с рычанием бросился на обидчика. Цепь не пустила его, однако «дразнила» отскочил, потом вновь стал тянуться к вещам и, изловчившись, опять чувствительно щелкнул собаку по черному носу.
Дог свирепел все больше. Он прыгал на цепи, стараясь схватить человека. Ошейник так врезался ему в шею, что, казалось, вот-вот отрежет голову собаки. Клочья пены стекали по ощеренной пасти при каждом рывке животного и разбрызгивались по сторонам.
Когда дог дошел до неистовства, Шестаков бросился бежать. Он изображал, что испугался. А Джери еще долго не мог успокоиться и все рычал и. лаял в ту сторону, куда скрылся его враг.
После нескольких повторений дог уже прекрасно знал, что нужно делать, когда перед ним кладут вещи и говорят: «Охраняй!»
Чтобы избежать ошибки, допущенной когда-то в питомнике караульных собак, о которой рассказывал нам Сергей Александрович, мы испытывали Джери по-разному. Шестаков – «дразнила» – менял свою тактику: то он подходил с громкими криками, размахивая руками, то, наоборот, крался неслышно, то подходил совершенно спокойно, с решительным видом. Но Джери отлично стерег горку вещей и больше не поддавался на обман, был насторожен и бдителен.
Меняли мы также и «дразнилу» и костюм «дразнилы», так как собаки привыкают к одному человеку и к его одежде.
Затем перешли к следующему приему. Как и раньше, «дразнила» тянется к вещам, пес опять неистовствует. И вот в ту минуту, когда Шестаков пускается бежать, я с командой «Фасс!», что значит «Рви, лови, кусай!», спускаю беснующуюся собаку с цепи. Это называется «задержание преступника».
Несколько могучих прыжков–и дог уже за спиной беглеца. Двухметровый прыжок – и белые, как из слоновой кости, клыки, в каждом из которых около трех сантиметров длины, впились в брезент между лопатками человека. Джери метил схватить за шею, да ухватился немного ниже. От сильного толчка – в Джери добрых три пуда! – инструктор ничком валится на землю, стараясь защитить лицо от разъяренной собаки.
Когда я подбегаю к ним, Джери с остервенением треплет одежду задержанного. Я командую: «Фу!» – Джери отпускает поверженного врага, я поощрительно глажу собаку. Будьте спокойны, теперь пес узнал свою силу!
Шестаков поднимается с земли, откидывает с головы капюшон и, вытирая вспотевший лоб, улыбаясь, говорит:
– Ну и здоров, черт! Хорошо на задержание будет работать! С первого раза вон как берет! – и показывает ватник: на нем большие дыры от клыков Джери.
ПЕРВАЯ ПРОБА
Уже не раз я имел возможность убедиться, как ловко Джери задерживает «преступника». Но подчас мне все-таки не верилось, что вот так же, как и на дрессировочной площадке, он сумеет изловить настоящего злоумышленника. Я сомневался, хотя и не признавался в этом никому, в храбрости дога. А вдруг он испугается, когда встретится с настоящим врагом?
Еще больше сомневались в этом мои родные. Они даже не скрывали этого.
– Вояка! – любовно подшучивали они над Джеркой. – А случись что, так и хвост подожмешь! А?
Не выдержав, поделился своими сомнениями с Сергеем Александровичем. Неожиданно он предложил:
– Хотите, можно испытать его?
– Каким образом?
– Недавно мы организовали службу охраны в одном крупном складе. Там работают наши собаки. Можно поставить на пост Джери и инсценировать нападение… Не возражаете?
Я, конечно, не возражал.
Сказано – сделано. В один из вечеров, захватив с собой Джери, отправился по указанному мне адресу. Склады занимали обширную территорию, обнесенную высоким забором; внутри двора тянулись один за другим длинные деревянные корпуса под железными крышами, на каменных фундаментах, с наглухо закрытыми дверями.
Еще издали до меня донесся собачий лай: четвероногих сторожей разводили по своим постам. В группе вожатых стояли Сергей Александрович и Шестаков. Тут же находились комендант территории и несколько человек вахтерской охраны.
– Ага, прибыли! – приветствовал меня начальник клуба. – Поставить на пятый пост! – распорядился он, показывая на Джери.
– Мы пошли в дальний конец двора. Там находился самый отдаленный и несколько обособленный от других пост № 5.
Я прицепил Джери на длинную цепь, верхний конец которой соединялся с роликом, катавшимся по длинному толстому проводу, порвать его не смогла бы даже самая. сильная собака. Этот провод, или, как называли его, трос, тянулся вдоль стены склада на всем ее протяжении, и, таким образом, четвероногий караульный, охраняющий склад, мог свободно бегать от одного его угла до другого.
У меня немного сжалось сердце, когда я, оставив Джери одного, зашагал в сопровождении Шестакова обратно. Пес, натянув цепь, просительно и как бы недоумевая смотрел мне вслед.
Раздался характерный скользящий звук – это колесико покатилось по проволоке. Джери метнулся от него в сторону, но над головой загремело еще сильнее. Догу хотелось последовать за хозяином, но он помнил приказ «Охраняй»; кроме того, его удерживала цепь. Помотавшись туда-сюда и убедившись, наконец, что уйти невозможно, Джери постепенно затих, освоился и, сев на задние лапы, с видом терпеливого ожидания стал смотреть в ту сторону, где скрылся его дорогой хозяин.
– Пошли, – тронул меня за рукав Шестаков.
Мы стояли за углом склада, и я осторожно, стараясь остаться незамеченным, наблюдал за Джери.
– Предоставьте его самому себе, так лучше. Не беспокойтесь, он за себя постоит! – И Шестаков улыбнулся мне своей обычной широкой и приветливой улыбкой.
Неторопливо тянулся вечер. Мы сидели в помещении вахтерской охраны и вели мирную беседу. Сергей Александрович курил. Стемнело. В полуоткрытые двери время от времени доносились голоса собак.
– Пожалуй, пора, Григорий Сергеич, – сказал Сергей Александрович, взглянув на часы, и вопросительно посмотрел на инструктора.
– Можно, – с готовностью согласился тот. – Посмотрим, как ваш Джери теперь покажет себя. Это не дрессировочная площадка! Там он на мне хорошо напрактиковался! – сказал он, кинув в мою сторону свою белозубую улыбку.
Близость ночи, незнакомая обстановка, непривычное состояние какого-то ожидания – все это настраивала меня на тревожный, нетерпеливый лад. Представлял себе состояние моего Джери, оставшегося без хозяина, в чужом месте, с громыхающей привязью над головой и со всеми таинственными запахами и звуками ночи, так обостряющей все органы чувств собаки.
Шестаков ушел, чтобы, переодевшись в уже знакомый нам ватный костюм «штатного» злоумышленника и подкравшись к моему Джери, разыграть целый спектакль с мнимым нападением на пост № 5. Помедлив несколько минут, поднялись и мы.
Не успели мы в сопровождении коменданта охраны выйти из помещения, как до нас донесся рассерженный лай собаки – я сразу узнал грозный рык моего питомца – и вслед за тем крик боли. Кто-то громко вопил и звал на помощь.
– Там что-то случилось, – торопливо произнес Сергей Александрович. – Неужели оплошал Шестаков? Да нет, не похоже на него.
Мы бегом бросились к месту происшествия, откуда продолжали нестись рычание дога и отчаянные мольбы о помощи. Вокруг нас раздавался лай собак, бряцание цепей и тарахтение колесиков, катящихся по тросу. Вся территория складов, казалось, ожила и шумела. На территории хозяйства были сосредоточены большие материальные ценности, и не мудрено, что они тщательно охранялись.
Вот и склад № 5. Мы повернули за угол. В сумраке ночи что-то темное барахталось у дверей склада. Слышалось остервенелое урчанье собаки, чьи-то полузадушенные хрипы…
– Шестаков! – крикнул Сергей Александрович.
– Есть! – отозвался голос инструктора. – Держите вашу собаку, а то она совсем ходу не дает!
Схватив Джери за ошейник, я стал оттаскивать его в сторону. Шестаков поднялся, отряхиваясь, молодцеватый, как всегда, несмотря на грузный костюм «дразнилы», но кто-то второй, жалобно стеная, продолжал копошиться на земле.
– Что тут у вас случилось? Кто это? – быстро сыпал вопросами Сергей Александрович.
– Товарищ начальник, задержали нарушителя! – отрапортовал Шестаков.
– Какого нарушителя?! – Мы все опешили.
– А который сюда забрался. Полагаю, что вор. А ну-ка, вставай, приятель! Нечего притворяться, живой еще!
С земли начало подниматься что-то неуклюжее, громадное…
– Вставай, вставай! – торопил Шестаков.
Это был человек неопределенных лет, в затасканной поддевке, которая от знакомства с зубами Джери превратилась в лоскутья.
Когда он поднялся во весь рост, мы невольно ахнули: перед нами стоял здоровенный детина, на голову выше любого из нас, но весь какой-то измятый и грязный. Во всем его облике было что-то жалкое и отталкивающее одновременно, а в узеньких запрятавшихся глазах горел недобрый огонек.
Неизвестный растерянно щурился и мигал от яркого света фонарей, которые навели на него, и переминался с ноги на ногу, не переставая охать и стенать.
– Ты кто такой? – строго спросил комендант охраны, выступая вперед. – Как сюда попал?
– Ох, собака!..
– Не охай. Говори спасибо, что жив остался!
– Расскажите, как вы его обнаружили? – обратился Сергей Александрович к Шестакову.
В нескольких словах Шестаков нарисовал картину того, что произошло до нас. Он приближался к посту Джери, когда внезапно услышал, как и мы, лай и крики.
Поняв, что собака схватила кого-то, инструктор бросился спасать звавшего на помощь человека и подоспел вовремя. Джери уже успел подмять неизвестного под себя.
– Эге, да он не с пустыми руками шел! – сказал один из вахтеров, подоспевший вслед за нами к месту происшествия, и, нагнувшись, поднял с земли топор.
– Понятно, – многозначительно произнес комендант и грозно посмотрел на задержанного.
Под тяжестью этой улики тот опустил голову, а я, глядя на остро отточенное оружие, невольно привлек Джери ближе к себе, ощутив запоздалый страх за его жизнь.
Забегая вперед, можно объяснить, кем оказался неожиданный ночной посетитель. Года за два до описываемого события его выгнали из колхоза за враждебную агитацию и пьянство. Кулацкий прихвостень и лодырь, он не пожелал взяться за честный труд и, перебираясь с места на место, переезжая из одного города в другой, занимался кражами. Все это стало известно потом, здесь же на месте поимки он признался, что хотел взломать дверь склада и совершить хищение. С этой целью еще засветло («загодя», как он выразился) он выломал доску в заборе, приставил ее, чтобы дыру не заметила охрана, и затем, дождавшись темноты, с топором в руках проник на территорию. Он нарочно выбрал самый дальний склад в расчете, что там ему удастся осуществить свой замысел, и сразу же попал в лапы моего Джери. От страха и неожиданности топор выпал из рук взломщика, и сам он оказался в весьма жалком положении.
Еще больше сомневались в этом мои родные. Они даже не скрывали этого.
– Вояка! – любовно подшучивали они над Джеркой. – А случись что, так и хвост подожмешь! А?
Не выдержав, поделился своими сомнениями с Сергеем Александровичем. Неожиданно он предложил:
– Хотите, можно испытать его?
– Каким образом?
– Недавно мы организовали службу охраны в одном крупном складе. Там работают наши собаки. Можно поставить на пост Джери и инсценировать нападение… Не возражаете?
Я, конечно, не возражал.
Сказано – сделано. В один из вечеров, захватив с собой Джери, отправился по указанному мне адресу. Склады занимали обширную территорию, обнесенную высоким забором; внутри двора тянулись один за другим длинные деревянные корпуса под железными крышами, на каменных фундаментах, с наглухо закрытыми дверями.
Еще издали до меня донесся собачий лай: четвероногих сторожей разводили по своим постам. В группе вожатых стояли Сергей Александрович и Шестаков. Тут же находились комендант территории и несколько человек вахтерской охраны.
– Ага, прибыли! – приветствовал меня начальник клуба. – Поставить на пятый пост! – распорядился он, показывая на Джери.
– Мы пошли в дальний конец двора. Там находился самый отдаленный и несколько обособленный от других пост № 5.
Я прицепил Джери на длинную цепь, верхний конец которой соединялся с роликом, катавшимся по длинному толстому проводу, порвать его не смогла бы даже самая. сильная собака. Этот провод, или, как называли его, трос, тянулся вдоль стены склада на всем ее протяжении, и, таким образом, четвероногий караульный, охраняющий склад, мог свободно бегать от одного его угла до другого.
У меня немного сжалось сердце, когда я, оставив Джери одного, зашагал в сопровождении Шестакова обратно. Пес, натянув цепь, просительно и как бы недоумевая смотрел мне вслед.
Раздался характерный скользящий звук – это колесико покатилось по проволоке. Джери метнулся от него в сторону, но над головой загремело еще сильнее. Догу хотелось последовать за хозяином, но он помнил приказ «Охраняй»; кроме того, его удерживала цепь. Помотавшись туда-сюда и убедившись, наконец, что уйти невозможно, Джери постепенно затих, освоился и, сев на задние лапы, с видом терпеливого ожидания стал смотреть в ту сторону, где скрылся его дорогой хозяин.
– Пошли, – тронул меня за рукав Шестаков.
Мы стояли за углом склада, и я осторожно, стараясь остаться незамеченным, наблюдал за Джери.
– Предоставьте его самому себе, так лучше. Не беспокойтесь, он за себя постоит! – И Шестаков улыбнулся мне своей обычной широкой и приветливой улыбкой.
Неторопливо тянулся вечер. Мы сидели в помещении вахтерской охраны и вели мирную беседу. Сергей Александрович курил. Стемнело. В полуоткрытые двери время от времени доносились голоса собак.
– Пожалуй, пора, Григорий Сергеич, – сказал Сергей Александрович, взглянув на часы, и вопросительно посмотрел на инструктора.
– Можно, – с готовностью согласился тот. – Посмотрим, как ваш Джери теперь покажет себя. Это не дрессировочная площадка! Там он на мне хорошо напрактиковался! – сказал он, кинув в мою сторону свою белозубую улыбку.
Близость ночи, незнакомая обстановка, непривычное состояние какого-то ожидания – все это настраивала меня на тревожный, нетерпеливый лад. Представлял себе состояние моего Джери, оставшегося без хозяина, в чужом месте, с громыхающей привязью над головой и со всеми таинственными запахами и звуками ночи, так обостряющей все органы чувств собаки.
Шестаков ушел, чтобы, переодевшись в уже знакомый нам ватный костюм «штатного» злоумышленника и подкравшись к моему Джери, разыграть целый спектакль с мнимым нападением на пост № 5. Помедлив несколько минут, поднялись и мы.
Не успели мы в сопровождении коменданта охраны выйти из помещения, как до нас донесся рассерженный лай собаки – я сразу узнал грозный рык моего питомца – и вслед за тем крик боли. Кто-то громко вопил и звал на помощь.
– Там что-то случилось, – торопливо произнес Сергей Александрович. – Неужели оплошал Шестаков? Да нет, не похоже на него.
Мы бегом бросились к месту происшествия, откуда продолжали нестись рычание дога и отчаянные мольбы о помощи. Вокруг нас раздавался лай собак, бряцание цепей и тарахтение колесиков, катящихся по тросу. Вся территория складов, казалось, ожила и шумела. На территории хозяйства были сосредоточены большие материальные ценности, и не мудрено, что они тщательно охранялись.
Вот и склад № 5. Мы повернули за угол. В сумраке ночи что-то темное барахталось у дверей склада. Слышалось остервенелое урчанье собаки, чьи-то полузадушенные хрипы…
– Шестаков! – крикнул Сергей Александрович.
– Есть! – отозвался голос инструктора. – Держите вашу собаку, а то она совсем ходу не дает!
Схватив Джери за ошейник, я стал оттаскивать его в сторону. Шестаков поднялся, отряхиваясь, молодцеватый, как всегда, несмотря на грузный костюм «дразнилы», но кто-то второй, жалобно стеная, продолжал копошиться на земле.
– Что тут у вас случилось? Кто это? – быстро сыпал вопросами Сергей Александрович.
– Товарищ начальник, задержали нарушителя! – отрапортовал Шестаков.
– Какого нарушителя?! – Мы все опешили.
– А который сюда забрался. Полагаю, что вор. А ну-ка, вставай, приятель! Нечего притворяться, живой еще!
С земли начало подниматься что-то неуклюжее, громадное…
– Вставай, вставай! – торопил Шестаков.
Это был человек неопределенных лет, в затасканной поддевке, которая от знакомства с зубами Джери превратилась в лоскутья.
Когда он поднялся во весь рост, мы невольно ахнули: перед нами стоял здоровенный детина, на голову выше любого из нас, но весь какой-то измятый и грязный. Во всем его облике было что-то жалкое и отталкивающее одновременно, а в узеньких запрятавшихся глазах горел недобрый огонек.
Неизвестный растерянно щурился и мигал от яркого света фонарей, которые навели на него, и переминался с ноги на ногу, не переставая охать и стенать.
– Ты кто такой? – строго спросил комендант охраны, выступая вперед. – Как сюда попал?
– Ох, собака!..
– Не охай. Говори спасибо, что жив остался!
– Расскажите, как вы его обнаружили? – обратился Сергей Александрович к Шестакову.
В нескольких словах Шестаков нарисовал картину того, что произошло до нас. Он приближался к посту Джери, когда внезапно услышал, как и мы, лай и крики.
Поняв, что собака схватила кого-то, инструктор бросился спасать звавшего на помощь человека и подоспел вовремя. Джери уже успел подмять неизвестного под себя.
– Эге, да он не с пустыми руками шел! – сказал один из вахтеров, подоспевший вслед за нами к месту происшествия, и, нагнувшись, поднял с земли топор.
– Понятно, – многозначительно произнес комендант и грозно посмотрел на задержанного.
Под тяжестью этой улики тот опустил голову, а я, глядя на остро отточенное оружие, невольно привлек Джери ближе к себе, ощутив запоздалый страх за его жизнь.
Забегая вперед, можно объяснить, кем оказался неожиданный ночной посетитель. Года за два до описываемого события его выгнали из колхоза за враждебную агитацию и пьянство. Кулацкий прихвостень и лодырь, он не пожелал взяться за честный труд и, перебираясь с места на место, переезжая из одного города в другой, занимался кражами. Все это стало известно потом, здесь же на месте поимки он признался, что хотел взломать дверь склада и совершить хищение. С этой целью еще засветло («загодя», как он выразился) он выломал доску в заборе, приставил ее, чтобы дыру не заметила охрана, и затем, дождавшись темноты, с топором в руках проник на территорию. Он нарочно выбрал самый дальний склад в расчете, что там ему удастся осуществить свой замысел, и сразу же попал в лапы моего Джери. От страха и неожиданности топор выпал из рук взломщика, и сам он оказался в весьма жалком положении.