Страница:
Бабушка Акадза и говорит с опаской:
— Дома у меня беспокоятся. Можно мне теперь уйти?
— Что же поделаешь. Придется тебя отпустить. Возвращайся в деревню. Хочется мне чем-нибудь тебе отплатить. Подарю-ка я тебе отрез парчи. Это не простая материя. Сколько бы от нее ни отрезали кусков, на следующий день ее становится столько же, сколько и прежде.
А я прослежу за тем, чтобы у тебя и твоих соседей всего было вдоволь, отгоню прочь болезни и призову удачу, — сказала горная ведьма старушке, а затем позвала Гара.
— Гара, домчи бабушку до дома.
— Да я и пешком как-нибудь вернусь. В мои годы не годится летать по воздуху, словно молоденькой, — бабушка замахала руками, отказываясь. Но Гара подскочил к старушке, посадил ее к себе на спину и с радостным криком: «Закрывай глаза», — взлетел в воздух. Бабушка крепко зажмурилась. Летят они, только ветер в ушах звенит. Вдруг все стихло, видно, на землю опустились. Открыла бабушка глаза и видит перед собой родной дом.
— Гара, зайди в гости, отдохни, — сказала старушка, но, оглянувшись по сторонам, обнаружила, что Гара уже скрылся из виду.
Не успела старушка зайти в дом, как услышала, что раздаются оттуда странные звуки. Монахи читают сутры, словно о душе покойного молятся. Да к тому же чей-то плач слышен. Неужто и вправду кто-то умер? Старушка испугалась и вбежала в дом с криком:
— Кто умер?
А в доме все ее соседи собрались. Увидев старушку, соседи завопили: «Привидение! Дух покойной вернулся», — и стали метаться взад-вперед.
— Какое привидение! Это я — Акадза, только что вернулась домой.
— Не может быть! Бабушка Акадза живая вернулась! — тут все соседи принялись плакать от радости.
— А вот и гостинчик от горной ведьмы — отрез парчи, — с этими словами бабушка стала отрезать один кусок за другим и раздавать их соседям, пока не осталось ничего, кроме маленького лоскутка. Однако на следующий день маленький лоскуток, оставшийся у бабушки, вновь стал длинным отрезом, как и прежде.
Жители деревни стали шить из диковинной материи куртки хантэн и заплечные сумки. Радости их не было предела. С тех пор стала деревня жить счастливо, не зная ни нужды, ни болезней, как и обещала горная ведьма.
Уэмон и горная ведьма
В уезде Тоса, в деревне Хонгава, что возле реки Такэ-но кава, жил крестьянин по имени Уэмон. Был он силачом и малым не робкого десятка и как-то раз отправился именно туда, где обитала ведьма. Всего лишь за день он одной киркой вырубил в горе и обработал огнем поле, на котором можно посеять то проса. В те времена на участке, ширина и длина которого была тан, засевали сё проса. Потому участок, шириной и длиной по тё и тан считался огромным. И вот такое поле силач Уэмон выдолбил за один день обыкновенной киркой. Это удивило даже горную ведьму, которая, спрятавшись, подглядывала за
Принято считать, что горные ведьмы — это старые и страшные старухи, однако на самом деле и среди горных ведьм попадаются разные: как писаные молодые красавицы, так и ужасные старухи с всклокоченными волосами. Эта горная ведьма была самая обыкновенная, не слишком красивая, но и не уродина, поэтому Уэмон согласился взять ее в жены.
Так с тех пор Уэмон жил со своей женой — горной ведьмой, сеял просо и в деревню больше не возвращался. Просо в этих местах считалось главной пищей, поэтому больше Уэмону ничего было и не нужно. Супруги выжигали поле, чтобы потом сеять на нем просо, странным способом. Обычно крестьяне выбирали для этого солнечный день, а Уэмон с женой — самый дождливый, по четырем углам поля они разбрасывали колобки из вареного проса и поджигали, поле так ярко горело, что все окрестные горы пылали в огне. Сгорало все в округе: и трава, и деревья, Так они жили не тужили, но как-то раз захотелось Уэмону полакомиться морской рыбой. Перед завтраком он сказал жене:
— Пойду-ка я к морю, поймаю рыбы, — и хотел было выйти из дому, но жена его страшно рассердилась, ни за что не желая отпускать.
Тогда настала очередь Уэмона сердиться:
— Раз я сказал, что пойду, значит, ничто меня не остановит, — сказал он, отмахнувшись от нее. Тогда ведьма закричала ему вслед:
— Уэмон, вот теперь тебе конец, — и побежала в горы. Уэмон, ничего ей не ответив, продолжил путь к морю, но оступился и, упав со скалы, испустил дух.
С тех пор гору, на которой жила ведьма, стали называть Готосан — «Гора пяти то». Поговаривали, что однажды на поле Уэмона некий крестьянин посадил просо. Сколько ни кликала его горная ведьма, он не оборачивался и не отвечал ей. И в том году урожай выдался в пять раз обильнее, чем обычно. А кирка, которой Уэмон долбил гору, все еще хранится в его родной деревне.
Пастух и горная ведьма
Пора была холодная, уже и снег начал выпадать. Да к тому же и сумерки стали сгущаться над дорогой. У Сандзюро на душе кошки скребут, подгоняет свою корову, чтобы дотемна домой возвратиться. И тут услышал он, как кто-то кричит: «Эй, эй». И до того голос неприятный, что Сандзюро хотел, не медля ни секунды, пуститься наутек. Но корову бросить не может. Сколько ни бьет он ее по бокам, она идет медленно-медленно. А голос все ближе и ближе. Сандзюро застыл от страха, но все же пересилил себя и оглянулся. За ним, словно ветер, несется горная ведьма с всклокоченными волосами и ярко-красными губами.
— Ну, постой же, Сандзюро, погоди, — закричала она. — Угости меня хотя бы одной сушеной треской, — и протянула руки к поклаже Сандзюро.
Сандзюро бежит сам не свой от страха, корову подгоняет. Вытащил он сушеную треску и бросил ведьме. Ведьма проглотила ее и вновь бежит, руки вперед протягивает. Сандзюро тоже бежит без оглядки, бьет по бокам корову, да бросает сушеную треску ведьме, одну за другой, одну за другой. Наконец, швырнул он весь мешок с оставшейся треской, и пока ведьма ее подъедала, припустил пуще прежнего.
Но через некоторое время ведьма опять стала нагонять Сандзюро и на сей раз закричала страшным голосом:
— Сандзюро, постой, отдай мне свою корову.
Ничего не остается Сандзюро, как отдать свою корову ведьме. Душа ушла от страха в пятки, и он шмыгнул в густой лес.
Не разбирая дороги, Сандзюро понесся по лесу, только ветер в ушах свистит, да ветки по лицу хлещут. Наконец, понял он, что вокруг такая тьма, что и кончика носа не видно. Остановился Сандзюро, а что дальше делать, не знает. И тут, вот удача, завидел Сандзюро вдалеке огонек. Подпрыгнул он от радости и вприпрыжку побежал на свет. Вбежал в дом, а там никого и нет. В доме грязь да пыль, но в очаге еще теплится огонь.
Осмотрелся Сандзюро, никого нет, забрался на чердак и заснул мертвым сном. Вдруг слышит, кто-то вернулся домой и говорит:
— Ну, наелась я досыта. Мешок трески съела, корову. Жаль, Сандзюро упустила.
Понял Сандзюро, что он в доме у той самой ведьмы. Сердце вновь ушло в пятки, задержал он дыхание, не шевельнется.
— Съем-ка я моти вместо Сандзюро, а потом и спать, — решила ведьма и уселась возле очага. А у Сандзюро вдруг от голода живот так подвело, хоть плачь. Губы сами собой сложились и прошептали: «Моти, моти».
— А, божество огня хочет отведать моти, поспешу-ка я с готовкой, сказала ведьма, приняв шепот Сандзюро за слова божества.
Разложив моти над огнем, ведьма задремала. А моти тем временем подрумянились со всех сторон, аж в носу защекотало от аромата. Не может больше Сандзюро терпеть. Оглянулся, нет ли чего подходящего поблизости, и увидел рядом с собой на чердаке тоненькую бамбуковую палочку. — То, что нужно, — решил Сандзюро, свесившись с чердака вниз головой, проткнул палочкой моти и поднял ее к себе наверх.
— Эх, горячо. Ох, какая вкуснотища. Но одной моти сыт не будешь.
Решил он съесть еще одну, а потом и еще одну, да так все моти и съел.
Проснулась ведьма и видит, что все моти съедены.
— Так-так. Пока я спала, божество огня полакомилось моими моти. Ну, что же теперь поделаешь. Пора спать. Где бы мне сегодня устроиться на ночлег, на чердаке или, может быть, в теплом котле?
Сандзюро зашептал:
Тем временем Сандзюро потихоньку спустился с чердака. Ведьма спала крепко и звучно храпела на весь дом. Тогда Сандзюро взял тяжелый камень, закрыл котел большой крышкой и придавил сверху камнем.
Ведьма проснулась и сонным голосом сказала:
— Что за шум? Птицы, не пойте, еще слишком рано. А Сандзюро тем временем набросал вокруг котла хвороста и двумя камешками высек огонь. Ведьма опять пробормотала:
— Что за шум? Птицы, не пойте, еще слишком рано. Огонь стал разгораться, и костер затрещал.
— Что за шум? Птицы не пойте, еще слишком рано, — вновь сказала ведьма, зевнула, а потом истошно завопила:
— Ой, ой, горячо! — но как она ни пыталась выбраться наружу, тяжелый камень накрепко придавил крышку. Так ведьма и погибла.
Когда Сандзюро рискнул, наконец, открыть крышку котла, он обнаружил там лишь огромного мертвого паука.
Жена, которая ничего не ела
Но однажды случилось вот что. В деревню пришла девушка несравненной красоты и сказала:
— Я могу работать и маковой росинки в рот не брать. Возьми меня в жены.
Жадина от всей души обрадовался и тут же ввел ее в свой дом женой. И правда, целый день жена хлопочет, работает, а в рот и маковой росинки не берет. Да к тому же стоит мужу подумать, например: «Вот бы сегодня поесть лапши-соба», вернется домой, а лапша уже стоит на столе, только подумает: «Вот бы жареной рыбы поесть», возвращается домой, а рыба уже над огнем дымится. Ну и счастье привалило!
Но радовался такой чудесной жене он недолго, стали закрадываться у него подозрения. И потому как-то раз он вышел из дома, сказав жене, что идет в горы, а сам тихонько вернулся и заглянул в окошко. Жена, ничего не подозревая, проворно вытащила огромный горшок, насыпала до краев риса и наготовила его столько, что целой семье не управиться. «Неужто, она все это съесть вздумала?» — только успел подумать муж, как жена разложила волосы на пробор, прямо посреди головы открылась широкая-преширокая щель, она навалила туда рису и сразу же прибрала волосы, как было, сделав вид, что и не ела вовсе. Муж, рассвирепев от мысли, что она могла объесть его дочиста, тут же влетел в дом и закричал: «Хорошо же ты меня дурачила!», и, не сходя с места, объявил о разводе, Но жена говорит в ответ, не могу, мол, уйти из дома мужа с пустыми руками, дай мне что-нибудь на память, вот хотя бы только что купленную бочку-фуро. Ладно, говорит муж, отдам ее тебе, а теперь уходи. А жена, выходя из дома, еще раз заглянула внутрь кадки.
— Смотри-ка, какая добротная кадка.
Муж тоже заглянул внутрь. А жена и говорит:
— Может быть, попробуешь хоть разочек влезть.
— Что ж, попробую, — сказал он, залез в кадку, расположился поудобнее. — Ничего не скажешь, отличная кадка.
И тут он пожалел о своем обещании и задумался, нет ли какого-нибудь способа избавиться от жены, не отдавая кадки. Сидит он в кадке, а жадность так и душит его, и вдруг крышка кадки над его головой плотно захлопнулась, и кадка, раскачиваясь, поднялась в воздух, словно взлетела. Муж удивился, стучит кулаками в крышку, кричит, бьется — ничего не получается. А жена, приняв облик чертовки, подхватила кадку с мужем и быстро, словно ветер, помчалась по горной дороге.
Муж устал стучать, сидит на дне и думает, в какую же переделку попал. Наконец, он почувствовал, как кадка шлепнулась о землю.
— Эй, я схватила человека, бегите сюда быстрее! — крикнула чертовка, сев на крышку кадки.
— Куда вы все подевались? Я вкусную человечинку принесла.
Чертовка положила тяжелые камни на крышку кадки и пошла искать чертей. Муж тем временем, собрав все свои силы, стал мало-помалу сдвигать крышку с места и, наконец, выбрался из кадки и побежал вниз по горной дороге. Добежал он до болота, поросшего полынью и ирисами, засел в нем и затаил дыхание. Через некоторое время набежала толпа чертей и чертовок, и с криками: «Человечьим духом пахнет!», — стали рыскать вокруг да около и, наконец, подошли к болоту, где прятался беглец.
— Эх, жаль, заросло здесь все полынью да ирисами. Ведь только дотронется черт до полыни или ириса, как тотчас растает, — запричитали черти и отправились восвояси несолоно хлебавши.
С тех пор в мае месяце на крыши домов люди стали класть полынь и ирисы, чтобы изгонять чертей.
Рассказ о том, как была съедена горная ведьма
И тут он услышал, как в зарослях кто-то зашевелился, и оттуда вышла старуха. Подойдя к мальчику, старуха улыбнулась и сказала:
— Мальчик, я младшая сестра матери мужа старшей сестры твоего отца. Сегодня вечером я наварю много сладких каштанов, обязательно приходи на угощение.
Мальчик очень удивился, и так и сяк прикинул, кем же приходится ему старуха, но запутался, так ничего и не поняв. Как бы ни было, она ему вроде бабушки, ну а если так, почему бы и не принять приглашение. Так они и договорились. Старуха опять улыбнулась, да и пошла прочь.
Кондзо обрадовался и, сломя голову, скорее побежал в храм. Вернулся и рассказал обо всем настоятелю.
— Все это выдумки. Это наверняка была горная ведьма, так что идти тебе нельзя. Не ходи.
— Но ведь бабушка приветливо мне улыбалась и все уговаривала, приходи да приходи, говорила. Обещала наварить много сладких каштанов.
— Но ведь она мне приходится бабушкой. А если она и вправду горная ведьма, я от нее убегу. Позвольте мне пойти, — попросил мальчик.
— Ну ладно, если уж так хочешь идти, иди. Я дам тебе амулеты «о-мамори», попадешь в беду, они тебя выручат, сказал настоятель и, достав из ящика три амулета, протянул их мальчику.
— Тогда, настоятель, я пойду, — сказал мальчик и с радостью направился в горы.
— Бабушка, бабушка, это я — Кондзо, пришел поесть каштанов, откройте дверь, — с этими словами он постучался в дом.
— А, пришел. Хорошо, что пришел. Проходи, проходи, — старуха обрадовалась и проводила мальчика в дом.
— Наварила я тебе огромную кастрюлю сладких каштанов. Ешь, сколько душе угодно.
Мальчик сел перед кастрюлей, ел, ел, да так наелся, что живот вот-вот лопнет. И спать ему захотелось, глаза сами собой закрываются.
— Ну что, понравилось? А теперь и поспать не мешает, — сказала старуха и уложила мальчика спать в соседней комнате. Кондзо лег и тотчас же заснул глубоким сном.
Посреди ночи по крыше застучали капли дождя. Мальчик проснулся, оглянулся по сторонам и подумал: «Неужто я и впрямь заснул в доме у горной ведьмы?» — и тут стук падающих капель превратился в слова:
Кондзо задрожал мелкой дрожью и думает, как бы ему немедленно сбежать.
— Бабушка, мне по-маленькому захотелось, — сказал он и хотел выбежать наружу.
— Что, Кондзо! Обмануть меня вздумал. Сбежать хочешь, — ведьма тотчас же вскочила на ноги и привязала его поясом — «оби».
— Вот теперь иди, — и подтолкнула его в спину. Кондзо, волоча за собой пояс, вошел в уборную, а там быстро снял пояс и привязал его к столбу. Вслед за тем он вытащил амулет, полученный от настоятеля, и прикрепил его к тому же столбу со словами:
— Амулет, амулет, стань мною, — а сам тем временем быстро побежал прочь. Ведьма, почуяв недоброе оттого, что Кондзо слишком долго нет, дернула посильнее пояс и
Ведьма опять было принялась чернить зубы, но, почувствовав неладное, опять спрашивает: — Кондзо, вышел уже?
Сколько раз повторяла она свой вопрос, столько раз слышала один и тот же ответ. Наконец ведьма, рассвирепев, закричала:
— Обмануть меня вздумал? А ну выходи! — и что было сил рванула пояс, выдернула столб и поняла, что человеческим голосом отвечает ей амулет. Ведьма подскочила на месте и с криком выбежала на улицу. Смотрит, а Кондзо уже так далеко, что кажется не больше бобового зернышка. Горная ведьма с криком:
— Кондзо, стой! — понеслась, словно ветер, протягивая к Кондзо руки. А Кондзо бежит изо всех сил. Вытащил он второй амулет и бросил себе за спину со словами:
— Амулет, амулет, стань здесь широкой рекой. И прямо на глазах появилась широкая река, несущая бурные воды.
— Что это за река? — закричала ведьма, но, не медля, прыгнула в воду и поплыла. А тем временем Кондзо, не помня себя, бежал дальше. Ведьма перебралась на другой берег и со страшным криком: «Кондзо, стой!» бросилась ему вдогонку. Кондзо бросил третий амулет и закричал:
— Амулет, амулет, стань здесь огромной горой. И тут же за спиной Кондзо выросла огромная песчаная гора.
— Что это за гора? — закричала ведьма и стала забираться на нее, однако песок под ногами ползет вниз, поднимется ведьма вверх на два шага и тут же сползет, никак вперед не продвинуться. Ведьма, скрежеща зубами, все-таки перебралась через гору и снова бежит за Кондзо.
— Настоятель, настоятель, откройте дверь! За мной по пятам гонится горная ведьма! — с плачем стучит Кондзо в дверь.
— А не обманываешь ли ты меня, настоятель?
Ведьма ворвалась в храм и стала рыскать по углам. Настоятель уселся подле очага и сказал:
— Подожди его здесь. А пока съешь рисовую лепешку-моти, — и с этими словами начал жарить лепешки.
— Так и быть, лакомство твое я съем, — сказала ведьма, почувствовав, что голод совсем одолел ее, села возле жаровни и начала есть.
Настоятель не спеша жарит моти и, между делом, спрашивает:
— Ведьма, а не покажешь ли мне, как ты умеешь превращаться?
— Покажу. А во что мне превратиться?
— Для начала во что-нибудь огромное. Можешь превратиться в большущее чудовище?
— На, смотри, я превращаюсь.
И распевая: «Ввысь, ввысь, ввысь, ввысь», — стала прямо на глазах расти, пока не уткнулась головой в потолок, и тогда согнулась в три погибели, широко раскрыла красный рот, вот-вот проглотит настоятеля.
— Ну, — говорит он ей, — нехитрая штука. А вот в натто превратиться наверняка не сможешь.
— Натто?
— Да, ведь не сможешь превратиться в маленькое бобовое зернышко?
— Запросто смогу превратиться.
И распевая: «Вниз, вниз, вниз, вниз», — стала уменьшаться прямо на глазах и в конце концов превратилась в бобовое зернышко.
— До чего же удивительное превращение, — сказал настоятель, завернул бобовое зернышко в лепешку, облизнулся и съел его.
Приятного аппетита.
Черт, утонувший в море
Черти, как известно, существа огромные. А этот был просто гигантом. У черта был сын-чертенок, еще совсем малыш. Он всегда путался под ногами у отца, бегал вокруг, рискуя упасть. Чертенок то ластится к отцу, то щекочет его, а отец поднимет малыша на руки, раз — и бросит через горы в соседнюю долину. Чертенок с криками приземлится в соседней долине. А потом машет рукой, зовет отца: «Сюда, иди сюда». Огромный черт одним прыжком перелетит к чертенку и бросает его снова и снова, летать малыша учит.
Дело это не из легких, чертенок утомится, сядет на шею черту, и тот отправляется в полет, собирая по пути огромные камни. Пролетит, приземлится и схватит камень. Так он летает и хватает. А некоторые камни до того похожи на лица людей, что чертенок кричит от восторга и болтает усталыми ножками.
Черт-отец и чертенок пересекают долину за долиной. Черт хватает огромные утесы и взлетает высоко в небо. Так в играх и забавах проводят они время.
Вот однажды черт-отец с малышом спустились вниз по реке Китагава, затем пролетели вдоль реки Анаути и, в конце концов, приземлились в ее устье.
Только они решили отдохнуть, как неожиданно появился старик, он еле-еле плелся и тащил за руку внука. Старик остановился, разрыл мотыгой землю, в яму закопал глиняный горшок и посадил дерево сакаки, посмотрел на небо, приложил горсть земли ко лбу и молитвенно сложил руки. Внук, подражая деду, тоже сложил свои маленькие ручонки. Черт с удивлением посмотрел на них сверху вниз и спросил:
— Дед, что ты делаешь?
Старик, услышав в небе над головой громовой голос, от испуга втянул голову в плечи и с опаской посмотрел вверх. Задирает он голову все выше и выше, никого и ничего не видно, задрал голову так высоко, что шею заломило, и наконец увидел черта. Старик еще больше съежился и задрожал мелкой дрожью.
— Дед, что ты делаешь?
— Э… — только и смог промолвить испуганный старик, а когда, наконец, обрел дар речи, рассказал вот что. Живет он в рыбачьей деревушке неподалеку, в бухте Курэ. Как-то море разбушевалось и унесло одного из его домашних, потом другого, потом третьего, и теперь остались они вдвоем с внуком. И вот чтобы усмирить божеств и защитить себя и внука, старик набил глиняный горшок морской травой, рисовыми лепешками, зерном и бобами, закопал его в землю и возносит молитвы. Послушав рассказ старика, черт взобрался на горную кручу и приставил ладонь к глазам. Всматривался, всматривался он в даль, но не увидел ничего, кроме искрящегося на солнце голубого моря.
— Вон то море штормило?
— Да. Теперь-то на море тихо. Но когда море волнуется, из глубины накатываются широкие и высокие волны, они поглощают и корабли, и людей. Но если на пути им встретится хотя бы один малюсенький островок, он разрезает волны, они сразу успокаиваются, и все заканчивается. Черт никак не мог выкинуть из головы этого старика. Никто не знает, не ведает, сколько утекло воды с того дня, но однажды случилось вот что. Проснулся черт как-то утром, протер глаза, слышит, бушует страшный ураган. Деревья в горах сгибаются, словно сорная трава, дождь льет, будто водопад, горные утесы со страшным шумом раскалываются и падают вниз.
И в этот миг черт вспомнил старика с внуком, тех, что вознося молитвы, закопали в лесу горшок. С рычанием черт поднялся на ноги. Схватил огромный, как гора, камень, лежавший у входа в его жилище, — раз, два, три, — раскачал его как следует, поднял и с криком бросил. Чертенок испугался и заплакал: «Папа!» — однако черт ничего не ответил ему, схватил еще один огромный, как скала, камень и давай его раскачивать. Вся земля затряслась, одна за другой с шумом повалились громадные криптомерии, в обхват, а то и в два толщиной. Черт поднатужился, поднапружился и с криком бросил второй камень, и полетел он со страшным свистом. Чертенок опять расплакался: «Папа!» Черт прикрикнул на него: «Не плачь!» — взял длинную железную палку и проткнул оба камня, словно клецки данго на палочке. «Папа!» — снова закричал малыш. И тогда черт ласково обратился к чертенку.
— Папа собирается в рыбачий поселок. А ты жди меня здесь.
— Нет, я тоже хочу пойти, — сказал малыш и сделал шаг вперед. Огромная слеза покатилась по его щеке и упала на землю. И черт, не в силах отказать малышу, сказал:
— Ладно, если хочешь, пойдем, только садись на камень.
Посадив чертенка на камень, черт собрался с силами и, перевалив через плечо палку с нанизанными огромными камнями, стал спускаться с горы. Однако каким бы силачом ни был огромный черт, тащить два камня размером с две горы — дело непростое, и потому шел он медленно-медленно. Идет черт из последних сил, вот-вот упадет, но все равно шаг за шагом продолжает свой путь. Тело пылает у него, словно огонь, и капли дождя, попадая на него, шипят и превращаются в пар. И так ему тяжело, что в глазах темнеет. Наконец, он остановился на широкой равнине, опустил камни каждый размером с гору на землю и тяжело вздохнул.
Огромной, как шесть стволов сосен, ручищей стер он с лица пот и капли дождя и, протерев свои огромные глазищи, посмотрел на море. Темное море разбушевалось не на шутку. А на берегу малюсенькие человечки, привязав серпы к концам бамбуковых палок, кричат, повернувшись лицом к морю, трясут, машут серпами, суетятся. «Наверное, люди так прогоняют шторм», — подумал черт. Однако волны поднимаются все выше и выше, почти до самого неба, а потом с оглушительным ревом накатываются на берег. Травяные хижины, словно боясь шторма, дрожат, вот-вот упадут, и унесет их в море. А люди все кричат, с воплями бьют в деревянные доски, размахивают бамбуковыми палками с серпами на концах. И среди этой толпы черт наконец-то заметил дедушку и внука.
— Дома у меня беспокоятся. Можно мне теперь уйти?
— Что же поделаешь. Придется тебя отпустить. Возвращайся в деревню. Хочется мне чем-нибудь тебе отплатить. Подарю-ка я тебе отрез парчи. Это не простая материя. Сколько бы от нее ни отрезали кусков, на следующий день ее становится столько же, сколько и прежде.
А я прослежу за тем, чтобы у тебя и твоих соседей всего было вдоволь, отгоню прочь болезни и призову удачу, — сказала горная ведьма старушке, а затем позвала Гара.
— Гара, домчи бабушку до дома.
— Да я и пешком как-нибудь вернусь. В мои годы не годится летать по воздуху, словно молоденькой, — бабушка замахала руками, отказываясь. Но Гара подскочил к старушке, посадил ее к себе на спину и с радостным криком: «Закрывай глаза», — взлетел в воздух. Бабушка крепко зажмурилась. Летят они, только ветер в ушах звенит. Вдруг все стихло, видно, на землю опустились. Открыла бабушка глаза и видит перед собой родной дом.
— Гара, зайди в гости, отдохни, — сказала старушка, но, оглянувшись по сторонам, обнаружила, что Гара уже скрылся из виду.
Не успела старушка зайти в дом, как услышала, что раздаются оттуда странные звуки. Монахи читают сутры, словно о душе покойного молятся. Да к тому же чей-то плач слышен. Неужто и вправду кто-то умер? Старушка испугалась и вбежала в дом с криком:
— Кто умер?
А в доме все ее соседи собрались. Увидев старушку, соседи завопили: «Привидение! Дух покойной вернулся», — и стали метаться взад-вперед.
— Какое привидение! Это я — Акадза, только что вернулась домой.
— Не может быть! Бабушка Акадза живая вернулась! — тут все соседи принялись плакать от радости.
— А вот и гостинчик от горной ведьмы — отрез парчи, — с этими словами бабушка стала отрезать один кусок за другим и раздавать их соседям, пока не осталось ничего, кроме маленького лоскутка. Однако на следующий день маленький лоскуток, оставшийся у бабушки, вновь стал длинным отрезом, как и прежде.
Жители деревни стали шить из диковинной материи куртки хантэн и заплечные сумки. Радости их не было предела. С тех пор стала деревня жить счастливо, не зная ни нужды, ни болезней, как и обещала горная ведьма.
Уэмон и горная ведьма
(Префектура Коти)
На севере префектуры Коти жила-была горная ведьма. Стоило ей завидеть в горах путника, как она подкрадывалась к нему сзади и окликала. Если путник от неожиданности оборачивался, то он лишался жизни, а если, преодолев страх, продолжал идти, сколько бы раз ни позвала его ведьма, то урожай на его поле в том году выдавался на славу.В уезде Тоса, в деревне Хонгава, что возле реки Такэ-но кава, жил крестьянин по имени Уэмон. Был он силачом и малым не робкого десятка и как-то раз отправился именно туда, где обитала ведьма. Всего лишь за день он одной киркой вырубил в горе и обработал огнем поле, на котором можно посеять то проса. В те времена на участке, ширина и длина которого была тан, засевали сё проса. Потому участок, шириной и длиной по тё и тан считался огромным. И вот такое поле силач Уэмон выдолбил за один день обыкновенной киркой. Это удивило даже горную ведьму, которая, спрятавшись, подглядывала за
Принято считать, что горные ведьмы — это старые и страшные старухи, однако на самом деле и среди горных ведьм попадаются разные: как писаные молодые красавицы, так и ужасные старухи с всклокоченными волосами. Эта горная ведьма была самая обыкновенная, не слишком красивая, но и не уродина, поэтому Уэмон согласился взять ее в жены.
Так с тех пор Уэмон жил со своей женой — горной ведьмой, сеял просо и в деревню больше не возвращался. Просо в этих местах считалось главной пищей, поэтому больше Уэмону ничего было и не нужно. Супруги выжигали поле, чтобы потом сеять на нем просо, странным способом. Обычно крестьяне выбирали для этого солнечный день, а Уэмон с женой — самый дождливый, по четырем углам поля они разбрасывали колобки из вареного проса и поджигали, поле так ярко горело, что все окрестные горы пылали в огне. Сгорало все в округе: и трава, и деревья, Так они жили не тужили, но как-то раз захотелось Уэмону полакомиться морской рыбой. Перед завтраком он сказал жене:
— Пойду-ка я к морю, поймаю рыбы, — и хотел было выйти из дому, но жена его страшно рассердилась, ни за что не желая отпускать.
Тогда настала очередь Уэмона сердиться:
— Раз я сказал, что пойду, значит, ничто меня не остановит, — сказал он, отмахнувшись от нее. Тогда ведьма закричала ему вслед:
— Уэмон, вот теперь тебе конец, — и побежала в горы. Уэмон, ничего ей не ответив, продолжил путь к морю, но оступился и, упав со скалы, испустил дух.
С тех пор гору, на которой жила ведьма, стали называть Готосан — «Гора пяти то». Поговаривали, что однажды на поле Уэмона некий крестьянин посадил просо. Сколько ни кликала его горная ведьма, он не оборачивался и не отвечал ей. И в том году урожай выдался в пять раз обильнее, чем обычно. А кирка, которой Уэмон долбил гору, все еще хранится в его родной деревне.
Пастух и горная ведьма
(Район Тюбу)
В старые времена в одной местности жил пастух по имени Сандзюро. Как-то раз шел Сандзюро по горной тропе, погрузив мешок с сушеной треской на свою корову.Пора была холодная, уже и снег начал выпадать. Да к тому же и сумерки стали сгущаться над дорогой. У Сандзюро на душе кошки скребут, подгоняет свою корову, чтобы дотемна домой возвратиться. И тут услышал он, как кто-то кричит: «Эй, эй». И до того голос неприятный, что Сандзюро хотел, не медля ни секунды, пуститься наутек. Но корову бросить не может. Сколько ни бьет он ее по бокам, она идет медленно-медленно. А голос все ближе и ближе. Сандзюро застыл от страха, но все же пересилил себя и оглянулся. За ним, словно ветер, несется горная ведьма с всклокоченными волосами и ярко-красными губами.
— Ну, постой же, Сандзюро, погоди, — закричала она. — Угости меня хотя бы одной сушеной треской, — и протянула руки к поклаже Сандзюро.
Сандзюро бежит сам не свой от страха, корову подгоняет. Вытащил он сушеную треску и бросил ведьме. Ведьма проглотила ее и вновь бежит, руки вперед протягивает. Сандзюро тоже бежит без оглядки, бьет по бокам корову, да бросает сушеную треску ведьме, одну за другой, одну за другой. Наконец, швырнул он весь мешок с оставшейся треской, и пока ведьма ее подъедала, припустил пуще прежнего.
Но через некоторое время ведьма опять стала нагонять Сандзюро и на сей раз закричала страшным голосом:
— Сандзюро, постой, отдай мне свою корову.
Ничего не остается Сандзюро, как отдать свою корову ведьме. Душа ушла от страха в пятки, и он шмыгнул в густой лес.
Не разбирая дороги, Сандзюро понесся по лесу, только ветер в ушах свистит, да ветки по лицу хлещут. Наконец, понял он, что вокруг такая тьма, что и кончика носа не видно. Остановился Сандзюро, а что дальше делать, не знает. И тут, вот удача, завидел Сандзюро вдалеке огонек. Подпрыгнул он от радости и вприпрыжку побежал на свет. Вбежал в дом, а там никого и нет. В доме грязь да пыль, но в очаге еще теплится огонь.
Осмотрелся Сандзюро, никого нет, забрался на чердак и заснул мертвым сном. Вдруг слышит, кто-то вернулся домой и говорит:
— Ну, наелась я досыта. Мешок трески съела, корову. Жаль, Сандзюро упустила.
Понял Сандзюро, что он в доме у той самой ведьмы. Сердце вновь ушло в пятки, задержал он дыхание, не шевельнется.
— Съем-ка я моти вместо Сандзюро, а потом и спать, — решила ведьма и уселась возле очага. А у Сандзюро вдруг от голода живот так подвело, хоть плачь. Губы сами собой сложились и прошептали: «Моти, моти».
— А, божество огня хочет отведать моти, поспешу-ка я с готовкой, сказала ведьма, приняв шепот Сандзюро за слова божества.
Разложив моти над огнем, ведьма задремала. А моти тем временем подрумянились со всех сторон, аж в носу защекотало от аромата. Не может больше Сандзюро терпеть. Оглянулся, нет ли чего подходящего поблизости, и увидел рядом с собой на чердаке тоненькую бамбуковую палочку. — То, что нужно, — решил Сандзюро, свесившись с чердака вниз головой, проткнул палочкой моти и поднял ее к себе наверх.
— Эх, горячо. Ох, какая вкуснотища. Но одной моти сыт не будешь.
Решил он съесть еще одну, а потом и еще одну, да так все моти и съел.
Проснулась ведьма и видит, что все моти съедены.
— Так-так. Пока я спала, божество огня полакомилось моими моти. Ну, что же теперь поделаешь. Пора спать. Где бы мне сегодня устроиться на ночлег, на чердаке или, может быть, в теплом котле?
Сандзюро зашептал:
Тем временем Сандзюро потихоньку спустился с чердака. Ведьма спала крепко и звучно храпела на весь дом. Тогда Сандзюро взял тяжелый камень, закрыл котел большой крышкой и придавил сверху камнем.
Ведьма проснулась и сонным голосом сказала:
— Что за шум? Птицы, не пойте, еще слишком рано. А Сандзюро тем временем набросал вокруг котла хвороста и двумя камешками высек огонь. Ведьма опять пробормотала:
— Что за шум? Птицы, не пойте, еще слишком рано. Огонь стал разгораться, и костер затрещал.
— Что за шум? Птицы не пойте, еще слишком рано, — вновь сказала ведьма, зевнула, а потом истошно завопила:
— Ой, ой, горячо! — но как она ни пыталась выбраться наружу, тяжелый камень накрепко придавил крышку. Так ведьма и погибла.
Когда Сандзюро рискнул, наконец, открыть крышку котла, он обнаружил там лишь огромного мертвого паука.
Жена, которая ничего не ела
(Район Тюбу)
Давным-давно в одной деревне жил жадный молодой парень. Настала ему пора брать в дом жену. Но жадность его не знала границ, хочу, говорит, жену, чтобы и маковой росинки в рот не брала. Идет время, а жены, которая бы ничего не ела, ему никак не сыскать.Но однажды случилось вот что. В деревню пришла девушка несравненной красоты и сказала:
— Я могу работать и маковой росинки в рот не брать. Возьми меня в жены.
Жадина от всей души обрадовался и тут же ввел ее в свой дом женой. И правда, целый день жена хлопочет, работает, а в рот и маковой росинки не берет. Да к тому же стоит мужу подумать, например: «Вот бы сегодня поесть лапши-соба», вернется домой, а лапша уже стоит на столе, только подумает: «Вот бы жареной рыбы поесть», возвращается домой, а рыба уже над огнем дымится. Ну и счастье привалило!
Но радовался такой чудесной жене он недолго, стали закрадываться у него подозрения. И потому как-то раз он вышел из дома, сказав жене, что идет в горы, а сам тихонько вернулся и заглянул в окошко. Жена, ничего не подозревая, проворно вытащила огромный горшок, насыпала до краев риса и наготовила его столько, что целой семье не управиться. «Неужто, она все это съесть вздумала?» — только успел подумать муж, как жена разложила волосы на пробор, прямо посреди головы открылась широкая-преширокая щель, она навалила туда рису и сразу же прибрала волосы, как было, сделав вид, что и не ела вовсе. Муж, рассвирепев от мысли, что она могла объесть его дочиста, тут же влетел в дом и закричал: «Хорошо же ты меня дурачила!», и, не сходя с места, объявил о разводе, Но жена говорит в ответ, не могу, мол, уйти из дома мужа с пустыми руками, дай мне что-нибудь на память, вот хотя бы только что купленную бочку-фуро. Ладно, говорит муж, отдам ее тебе, а теперь уходи. А жена, выходя из дома, еще раз заглянула внутрь кадки.
— Смотри-ка, какая добротная кадка.
Муж тоже заглянул внутрь. А жена и говорит:
— Может быть, попробуешь хоть разочек влезть.
— Что ж, попробую, — сказал он, залез в кадку, расположился поудобнее. — Ничего не скажешь, отличная кадка.
И тут он пожалел о своем обещании и задумался, нет ли какого-нибудь способа избавиться от жены, не отдавая кадки. Сидит он в кадке, а жадность так и душит его, и вдруг крышка кадки над его головой плотно захлопнулась, и кадка, раскачиваясь, поднялась в воздух, словно взлетела. Муж удивился, стучит кулаками в крышку, кричит, бьется — ничего не получается. А жена, приняв облик чертовки, подхватила кадку с мужем и быстро, словно ветер, помчалась по горной дороге.
Муж устал стучать, сидит на дне и думает, в какую же переделку попал. Наконец, он почувствовал, как кадка шлепнулась о землю.
— Эй, я схватила человека, бегите сюда быстрее! — крикнула чертовка, сев на крышку кадки.
— Куда вы все подевались? Я вкусную человечинку принесла.
Чертовка положила тяжелые камни на крышку кадки и пошла искать чертей. Муж тем временем, собрав все свои силы, стал мало-помалу сдвигать крышку с места и, наконец, выбрался из кадки и побежал вниз по горной дороге. Добежал он до болота, поросшего полынью и ирисами, засел в нем и затаил дыхание. Через некоторое время набежала толпа чертей и чертовок, и с криками: «Человечьим духом пахнет!», — стали рыскать вокруг да около и, наконец, подошли к болоту, где прятался беглец.
— Эх, жаль, заросло здесь все полынью да ирисами. Ведь только дотронется черт до полыни или ириса, как тотчас растает, — запричитали черти и отправились восвояси несолоно хлебавши.
С тех пор в мае месяце на крыши домов люди стали класть полынь и ирисы, чтобы изгонять чертей.
Рассказ о том, как была съедена горная ведьма
(Район Тохоку)
Случилось это давным-давно. В одном горном храме жили настоятель и мальчик-послушник Кондзо. Как-то раз Кондзо отправился в горы собирать каштаны. Чем дальше он шел, тем крупнее становились каштаны. Мальчик, сам не свой от радости, все собирал и собирал каштаны, как вдруг заметил, что забрел в такую глухомань, где ни разу прежде и не бывал.И тут он услышал, как в зарослях кто-то зашевелился, и оттуда вышла старуха. Подойдя к мальчику, старуха улыбнулась и сказала:
— Мальчик, я младшая сестра матери мужа старшей сестры твоего отца. Сегодня вечером я наварю много сладких каштанов, обязательно приходи на угощение.
Мальчик очень удивился, и так и сяк прикинул, кем же приходится ему старуха, но запутался, так ничего и не поняв. Как бы ни было, она ему вроде бабушки, ну а если так, почему бы и не принять приглашение. Так они и договорились. Старуха опять улыбнулась, да и пошла прочь.
Кондзо обрадовался и, сломя голову, скорее побежал в храм. Вернулся и рассказал обо всем настоятелю.
— Все это выдумки. Это наверняка была горная ведьма, так что идти тебе нельзя. Не ходи.
— Но ведь бабушка приветливо мне улыбалась и все уговаривала, приходи да приходи, говорила. Обещала наварить много сладких каштанов.
— Но ведь она мне приходится бабушкой. А если она и вправду горная ведьма, я от нее убегу. Позвольте мне пойти, — попросил мальчик.
— Ну ладно, если уж так хочешь идти, иди. Я дам тебе амулеты «о-мамори», попадешь в беду, они тебя выручат, сказал настоятель и, достав из ящика три амулета, протянул их мальчику.
— Тогда, настоятель, я пойду, — сказал мальчик и с радостью направился в горы.
— Бабушка, бабушка, это я — Кондзо, пришел поесть каштанов, откройте дверь, — с этими словами он постучался в дом.
— А, пришел. Хорошо, что пришел. Проходи, проходи, — старуха обрадовалась и проводила мальчика в дом.
— Наварила я тебе огромную кастрюлю сладких каштанов. Ешь, сколько душе угодно.
Мальчик сел перед кастрюлей, ел, ел, да так наелся, что живот вот-вот лопнет. И спать ему захотелось, глаза сами собой закрываются.
— Ну что, понравилось? А теперь и поспать не мешает, — сказала старуха и уложила мальчика спать в соседней комнате. Кондзо лег и тотчас же заснул глубоким сном.
Посреди ночи по крыше застучали капли дождя. Мальчик проснулся, оглянулся по сторонам и подумал: «Неужто я и впрямь заснул в доме у горной ведьмы?» — и тут стук падающих капель превратился в слова:
Кондзо испугался, сон как рукой сняло, заглянул он к старухе, а она, приговаривая:
Кондзо, беги через оконце, кап-кап,
Кондзо, беги через оконце, кап-кап.
откинула назад волосы, открыла красный рот и принялась чернить зубы. И вдруг глаза ее заблестели, как огонь, рот раскрылся до ушей, и превратилась она в страшную горную ведьму.
Обманула Кондзо-дурачка, спит-поспит, ха-ха-ха.
Обманула Кондзо-дурачка, спит-поспит, ха-ха-ха, —
Кондзо задрожал мелкой дрожью и думает, как бы ему немедленно сбежать.
— Бабушка, мне по-маленькому захотелось, — сказал он и хотел выбежать наружу.
— Что, Кондзо! Обмануть меня вздумал. Сбежать хочешь, — ведьма тотчас же вскочила на ноги и привязала его поясом — «оби».
— Вот теперь иди, — и подтолкнула его в спину. Кондзо, волоча за собой пояс, вошел в уборную, а там быстро снял пояс и привязал его к столбу. Вслед за тем он вытащил амулет, полученный от настоятеля, и прикрепил его к тому же столбу со словами:
— Амулет, амулет, стань мною, — а сам тем временем быстро побежал прочь. Ведьма, почуяв недоброе оттого, что Кондзо слишком долго нет, дернула посильнее пояс и
Ведьма опять было принялась чернить зубы, но, почувствовав неладное, опять спрашивает: — Кондзо, вышел уже?
Сколько раз повторяла она свой вопрос, столько раз слышала один и тот же ответ. Наконец ведьма, рассвирепев, закричала:
— Обмануть меня вздумал? А ну выходи! — и что было сил рванула пояс, выдернула столб и поняла, что человеческим голосом отвечает ей амулет. Ведьма подскочила на месте и с криком выбежала на улицу. Смотрит, а Кондзо уже так далеко, что кажется не больше бобового зернышка. Горная ведьма с криком:
— Кондзо, стой! — понеслась, словно ветер, протягивая к Кондзо руки. А Кондзо бежит изо всех сил. Вытащил он второй амулет и бросил себе за спину со словами:
— Амулет, амулет, стань здесь широкой рекой. И прямо на глазах появилась широкая река, несущая бурные воды.
— Что это за река? — закричала ведьма, но, не медля, прыгнула в воду и поплыла. А тем временем Кондзо, не помня себя, бежал дальше. Ведьма перебралась на другой берег и со страшным криком: «Кондзо, стой!» бросилась ему вдогонку. Кондзо бросил третий амулет и закричал:
— Амулет, амулет, стань здесь огромной горой. И тут же за спиной Кондзо выросла огромная песчаная гора.
— Что это за гора? — закричала ведьма и стала забираться на нее, однако песок под ногами ползет вниз, поднимется ведьма вверх на два шага и тут же сползет, никак вперед не продвинуться. Ведьма, скрежеща зубами, все-таки перебралась через гору и снова бежит за Кондзо.
— Настоятель, настоятель, откройте дверь! За мной по пятам гонится горная ведьма! — с плачем стучит Кондзо в дверь.
— А не обманываешь ли ты меня, настоятель?
Ведьма ворвалась в храм и стала рыскать по углам. Настоятель уселся подле очага и сказал:
— Подожди его здесь. А пока съешь рисовую лепешку-моти, — и с этими словами начал жарить лепешки.
— Так и быть, лакомство твое я съем, — сказала ведьма, почувствовав, что голод совсем одолел ее, села возле жаровни и начала есть.
Настоятель не спеша жарит моти и, между делом, спрашивает:
— Ведьма, а не покажешь ли мне, как ты умеешь превращаться?
— Покажу. А во что мне превратиться?
— Для начала во что-нибудь огромное. Можешь превратиться в большущее чудовище?
— На, смотри, я превращаюсь.
И распевая: «Ввысь, ввысь, ввысь, ввысь», — стала прямо на глазах расти, пока не уткнулась головой в потолок, и тогда согнулась в три погибели, широко раскрыла красный рот, вот-вот проглотит настоятеля.
— Ну, — говорит он ей, — нехитрая штука. А вот в натто превратиться наверняка не сможешь.
— Натто?
— Да, ведь не сможешь превратиться в маленькое бобовое зернышко?
— Запросто смогу превратиться.
И распевая: «Вниз, вниз, вниз, вниз», — стала уменьшаться прямо на глазах и в конце концов превратилась в бобовое зернышко.
— До чего же удивительное превращение, — сказал настоятель, завернул бобовое зернышко в лепешку, облизнулся и съел его.
Приятного аппетита.
Черт, утонувший в море
(Префектура Коти)
На острове Сикоку жил-был черт. Рассказывают, что жил он в Оокагэ, неподалеку от вершины горы Куроисосан.Черти, как известно, существа огромные. А этот был просто гигантом. У черта был сын-чертенок, еще совсем малыш. Он всегда путался под ногами у отца, бегал вокруг, рискуя упасть. Чертенок то ластится к отцу, то щекочет его, а отец поднимет малыша на руки, раз — и бросит через горы в соседнюю долину. Чертенок с криками приземлится в соседней долине. А потом машет рукой, зовет отца: «Сюда, иди сюда». Огромный черт одним прыжком перелетит к чертенку и бросает его снова и снова, летать малыша учит.
Дело это не из легких, чертенок утомится, сядет на шею черту, и тот отправляется в полет, собирая по пути огромные камни. Пролетит, приземлится и схватит камень. Так он летает и хватает. А некоторые камни до того похожи на лица людей, что чертенок кричит от восторга и болтает усталыми ножками.
Черт-отец и чертенок пересекают долину за долиной. Черт хватает огромные утесы и взлетает высоко в небо. Так в играх и забавах проводят они время.
Вот однажды черт-отец с малышом спустились вниз по реке Китагава, затем пролетели вдоль реки Анаути и, в конце концов, приземлились в ее устье.
Только они решили отдохнуть, как неожиданно появился старик, он еле-еле плелся и тащил за руку внука. Старик остановился, разрыл мотыгой землю, в яму закопал глиняный горшок и посадил дерево сакаки, посмотрел на небо, приложил горсть земли ко лбу и молитвенно сложил руки. Внук, подражая деду, тоже сложил свои маленькие ручонки. Черт с удивлением посмотрел на них сверху вниз и спросил:
— Дед, что ты делаешь?
Старик, услышав в небе над головой громовой голос, от испуга втянул голову в плечи и с опаской посмотрел вверх. Задирает он голову все выше и выше, никого и ничего не видно, задрал голову так высоко, что шею заломило, и наконец увидел черта. Старик еще больше съежился и задрожал мелкой дрожью.
— Дед, что ты делаешь?
— Э… — только и смог промолвить испуганный старик, а когда, наконец, обрел дар речи, рассказал вот что. Живет он в рыбачьей деревушке неподалеку, в бухте Курэ. Как-то море разбушевалось и унесло одного из его домашних, потом другого, потом третьего, и теперь остались они вдвоем с внуком. И вот чтобы усмирить божеств и защитить себя и внука, старик набил глиняный горшок морской травой, рисовыми лепешками, зерном и бобами, закопал его в землю и возносит молитвы. Послушав рассказ старика, черт взобрался на горную кручу и приставил ладонь к глазам. Всматривался, всматривался он в даль, но не увидел ничего, кроме искрящегося на солнце голубого моря.
— Вон то море штормило?
— Да. Теперь-то на море тихо. Но когда море волнуется, из глубины накатываются широкие и высокие волны, они поглощают и корабли, и людей. Но если на пути им встретится хотя бы один малюсенький островок, он разрезает волны, они сразу успокаиваются, и все заканчивается. Черт никак не мог выкинуть из головы этого старика. Никто не знает, не ведает, сколько утекло воды с того дня, но однажды случилось вот что. Проснулся черт как-то утром, протер глаза, слышит, бушует страшный ураган. Деревья в горах сгибаются, словно сорная трава, дождь льет, будто водопад, горные утесы со страшным шумом раскалываются и падают вниз.
И в этот миг черт вспомнил старика с внуком, тех, что вознося молитвы, закопали в лесу горшок. С рычанием черт поднялся на ноги. Схватил огромный, как гора, камень, лежавший у входа в его жилище, — раз, два, три, — раскачал его как следует, поднял и с криком бросил. Чертенок испугался и заплакал: «Папа!» — однако черт ничего не ответил ему, схватил еще один огромный, как скала, камень и давай его раскачивать. Вся земля затряслась, одна за другой с шумом повалились громадные криптомерии, в обхват, а то и в два толщиной. Черт поднатужился, поднапружился и с криком бросил второй камень, и полетел он со страшным свистом. Чертенок опять расплакался: «Папа!» Черт прикрикнул на него: «Не плачь!» — взял длинную железную палку и проткнул оба камня, словно клецки данго на палочке. «Папа!» — снова закричал малыш. И тогда черт ласково обратился к чертенку.
— Папа собирается в рыбачий поселок. А ты жди меня здесь.
— Нет, я тоже хочу пойти, — сказал малыш и сделал шаг вперед. Огромная слеза покатилась по его щеке и упала на землю. И черт, не в силах отказать малышу, сказал:
— Ладно, если хочешь, пойдем, только садись на камень.
Посадив чертенка на камень, черт собрался с силами и, перевалив через плечо палку с нанизанными огромными камнями, стал спускаться с горы. Однако каким бы силачом ни был огромный черт, тащить два камня размером с две горы — дело непростое, и потому шел он медленно-медленно. Идет черт из последних сил, вот-вот упадет, но все равно шаг за шагом продолжает свой путь. Тело пылает у него, словно огонь, и капли дождя, попадая на него, шипят и превращаются в пар. И так ему тяжело, что в глазах темнеет. Наконец, он остановился на широкой равнине, опустил камни каждый размером с гору на землю и тяжело вздохнул.
Огромной, как шесть стволов сосен, ручищей стер он с лица пот и капли дождя и, протерев свои огромные глазищи, посмотрел на море. Темное море разбушевалось не на шутку. А на берегу малюсенькие человечки, привязав серпы к концам бамбуковых палок, кричат, повернувшись лицом к морю, трясут, машут серпами, суетятся. «Наверное, люди так прогоняют шторм», — подумал черт. Однако волны поднимаются все выше и выше, почти до самого неба, а потом с оглушительным ревом накатываются на берег. Травяные хижины, словно боясь шторма, дрожат, вот-вот упадут, и унесет их в море. А люди все кричат, с воплями бьют в деревянные доски, размахивают бамбуковыми палками с серпами на концах. И среди этой толпы черт наконец-то заметил дедушку и внука.