Рыбаков Вячеслав. Доверие

   Тишина.
   - А как ты объяснишь, что вновь идет техника с минимальным персоналом, а не сто тысяч народу, как планировалось на второй рейс? отрывисто спросил Чанаргван.
   - Надо подумать.
   - Только идиоты не заподозрят, что с первым рейсом не все в порядке. А когда, прилетев на Терру, они застанут ее и впрямь вполне безлюдной, может, они и начнут работать, но уж экипаж звездолета наверняка вернется с вотумом недоверия. И если в наши-то дни начнется расследование...
   - Погоди, Чан, не горячись, - с досадой сказал Ринальдо. - Не напирай. Ты не в рубке. Объяснить всегда можно все. Надо только хорошенько придумать, что именно следует объяснять.
   - Все это чушь, - решительно сказал Чанаргван и адмиральским жестом разрезал воздух, как бы выметая своей большой ладонью слова Ринальдо с командного пункта флагмана. - Слюнтяйство. О том, что, делая двухнедельную паузу, мы убиваем почти полтора миллиона людей, которых успели вывезти бы за эти четырнадцать рейсов, ты помнишь?
   - Мы считаем на миллиарды, Чан, - мягко сказал Ринальдо. - Не надо маскировать свое стремление спасти лицо под заботу о людях, такое плохо кончается.
   - И этот человек имеет наглость всегда упрекать меня в черствости и прагматизме, - пробормотал Чанаргван. Подобного рода реплики он возмущенно выкрикивал; но сейчас сказал едва слышно и как-то виновато обернулся на сына. Взгляд Дахра его добил, и, поняв, что выглядит вконец раздавленным, Чанаргван выкрикнул, распаляя себя: - Я тебе не позволю! Ни одного дня не дам потерять!
   Ринальдо покачал головой, и щеки его, обвисшие и мягкие, дрябло заколебались, разевая и вновь захлопывая морщины. Ринальдо знал, что Чан станет возражать. И он как будто даже хотел, чтобы Чан уговорил его отказаться от его плана. Он не верил, что так быстро удастся выяснить причину. Он не верил, что за две недели удастся, не привлекая внимания, собрать и загрузить технику. И чем больше он думал, тем меньше ему хотелось хотя бы даже намекать на возможность неисправностей - потому что это сразу сбило бы даже тот нешибкий энтузиазм, который удалось накачать вокруг идеи массовой колонизации Терры. Получалось, что Чан был прав, когда лгал о триумфе. Получалось, что Ринальдо напрасно - то ли из непонимания, то ли из зависти, то ли из старых счетов - взъелся на Чанаргвана, гениально, в считанные секунды и в одиночку, нашедшего единственно верное решение в страшной ситуации. Это чувство сковывало Ринальдо, не давало настаивать. Он буквально ждал, что в ответ ему Чанаргван наконец выкрикнет: "Что бы я ни сделал, ты всегда усмотришь подлость!" - и хотя это была бы неправда, Ринальдо сам уже готов был подсказать эту реплику, которая разом разбила бы все его доводы.
   - Что ты предлагаешь? - спросил Ринальдо.
   - Ничего не менять. Старт завтра! Загрузим всю технику, что сможем собрать и переправить за сутки. Набьем до хруста. И так каждый день! В конце концов, что ты знаешь о грузоподъемности этих машин? Я ходил на них сто раз, а ты-ты ведь, кажется, вообще не покидал Земли? - подкусил он Ринальдо.
   - Да, - спокойно ответил тот, - мне же запретили.
   - Папа, - тихо сказал Дахр. И Чанаргван, и Ринальдо разом вздрогнули: сколько лет уже Дахр не обращался к отцу так. - Папа... Я был там. Терра прекрасная, щедрая планета земного типа, так мы и написали в заключении. Но не Земля. Пока. Под открытым небом, без синтезаторов...
   - Мальчик, - в тон ему ответил Чанаргван, и Ринальдо вздрогнул снова. - Речь идет об их жизни. Что бы ты предпочел, если бы тебя спросили? Победовать пару недель там или заживо гореть здесь?
   Дахр не ответил. Чанаргван несколько секунд пристально вглядывался в его стынущее лицо, а затем покивал то ли с пониманием, то ли с укоризной.
   - То-то, - проговорил он. - Нет вопросов. И, в конце концов, мы же их не в пещеры ссылаем. Что-то удастся втиснуть, я же сказал. Понемногу перебросим все и восстановим баланс. Месяца за два, за три. Но не терять ни дня. Я не хочу чувствовать себя убийцей.
   Уверенность и пафос вернулись к нему окончательно, слишком быстро вернулись, и только это, только эмоциональное, даже вкусовое, неприятие настораживало Ринальдо. Но слов не было. Он не знал, что возразить.
   - А причины катастрофы? - спросил он.
   Чанаргван яростно ударил ладонью по столу. И Ринальдо показалось, что Чанаргван ждал этого вопроса, что мышцы его руки, приготовившись к ответу, были заранее напряжены, - так скоро раздался громовый, веский треск после того, как отзвучал тихий голос.
   - Не будь смешным! Это же аннигиляция, я тебе говорю. Данные о полной предстартовой проверке и о ходе старта у тебя в столе - все было в порядке. Иначе и быть не могло. А теперь даже с наперсток газа не осталось. Комиссия будет копошиться полгода, чтобы записать в протоколе: авария произошла вследствие некоторых нарушений технологического режима гиперсветовых силовых узлов. Это мы и без комиссии знаем, потому что следящие системы старт-зоны точно привязали момент взрыва к моменту включения запалов, а больше мы не узнаем ничего! Но я скажу тебе другое, он угрожающе выбросил в сторону Ринальдо палец. - Машины - не люди. Они надежны. Если какой-то осел за пультом не справился с переходом в надпространство, не машину следует винить! Вспомни. Когда под тобой взорвался тренажер, не он был виноват, а ты! Твоя паршивая реакция!
   Чанаргван умолк, но казалось, что широкий мрак кабинета еще звучал несколько секунд, рассасывая его трубный голос в мякоти портьер. И тогда Ринальдо сказал:
   - А если снова?
   - Перестань! Ты не понимаешь. Все будет в порядке. Я знаю эти машины, - в голосе Чанаргвана прозвучала нежность, - я сам их испытывал когда-то, сам принимал первый образец... Они безотказны, Ринальдо. Дважды одна глупость не повторяется. Ну? Хватит воду в ступе толочь, время дорого. За сутки надо много успеть.
   - Мне это как-то не нравится, - сказал Ринальдо.
   - Ты согласен или нет? - закипая, спросил Чанаргван.
   Ринальдо поднял голову со сцепленных кулаков. На лбу его долго таяло белое продавленное пятно.
   - Нет, - спокойно ответил он наконец. - Что дальше?
   - Так, - ровно и угрожающе проговорил Чанаргван. - Что конкретно ты предлагаешь?
   Ринальдо пожал плечами.
   - Надо подумать.
   Чанаргван вскочил и, сжав губы, забегал от стены к стене. Дахр болезненно следил, как его отец - в развевающихся свободных брюках и затянутой застежками рубахе, громадный, похожий на льва, оттопырив брезгливую адмиральскую челюсть, мечется по кабинету, взбивая воздух позади себя.
   - Успокойся, дружище, - попросил Ринальдо.
   - Что мне, философствовать сейчас с тобой?
   Ринальдо улыбнулся половиной лица.
   - Удостой.
   - Я не могу без тебя решать такое, - сказал Чанаргван после паузы.
   - Понимаю, - кивнул Ринальдо.
   - Ты просто издеваешься надо мной! Ты уже решился!
   - Это ты уже решился. Не надо делать вид, будто мое мнение для тебя сейчас чего-то стоит.
   - Вот как ты заговорил, - Чанаргван остановился прямо перед ним. Что бы я ни сделал, ты всегда усмотришь подлость!
   Ринальдо улыбнулся. Он ждал этих слов с начала спора.
   - Но я все равно буду делать! Я делатель! А ты - говорун!
   - Отдай приказ, делатель.
   - Ах, приказ! Ринальдо, мне и без того надоело слышать: ты не в рубке, ты не в рубке... А я люблю быть в рубке!
   - Председателем Комиссии по колонизации тебя назначил Совет, - будто извиняясь, напомнил Ринальдо.
   - Знаю...
   - Там считали, что во главе нужен крупный специалист по космонавтике, практик...
   - Знаю!
   - Будь моя воля...
   - Да знаю я! Ты согласен?
   - С чем?
   - С моим планом! - он осекся, увидев, что Ринальдо улыбнулся снова. Так. Улыбаешься. Знаешь, что это значит? - спросил он с угрозой.
   - Что?
   - Что по существу сказать тебе нечего.
   - Чанаргван, - позвал Ринальдо безнадежно. - Меня победить - это не самое главное сегодня. Остынь. Надо подумать.
   - Надо решать, - ответил Чанаргван и, резко повернувшись, пошел из кабинета. У двери обернулся. - Надо спасать людей. Я в рубке, понял? Ответственность на мне. А ты, - он презрительно скривил сочные коричневые губы, - ты философствуй всласть.
   Ушел.
   Навалилась тишина и загустела среди портьер.
   - Еще попить? - нерешительно спросил Дахр.
   - Пожалуй.
   Удивительно нелепыми и немощными казались их голоса.
   Дахр принес сок. Сел напротив Ринальдо и приник к бокалу; кадык его, острый и раздвоенный, запрыгал вверх-вниз, готовясь, казалось, пропороть тонкую смуглую кожу. Потом встал и зачем-то надел куртку отца, затянулся на все ее бесчисленные застежки и сразу стал похож на некоего межзвездного корсара из подростковой телепередачи.
   - Хорош, - одобрительно сказал Ринальдо.
   - Я полечу с ними, - сказал Дахр. - Меня уважают. Мне верят молодые. Я сам объясню им на Терре, я умею, ты знаешь.
   Ринальдо знал.
   - Ты сошел с ума, - сказал он. - Ты...
   - Я полечу именно сейчас, - настойчиво сказал Дахр. - Именно завтра.
   - Дурачок! - крикнул Ринальдо, старчески надрывая голос. - Неужели ты думаешь, что никто, кроме тебя, не сумеет! Именно вот ты, кто мне так нужен... - Дахр глядел непреклонно. - Дурачок... - медленно прошептал Ринальдо.
   - Им там будет очень трудно. А ведь это мы их послали. Ты, отец, и... получается, что и я, раз я слышал и ничего другого не смог сказать. Но вы не можете быть с ними. А я могу.
   - Ох, подожди, Дахр, - умоляюще сказал Ринальдо. - Подождите вы все. Ведь случилось событие из ряда вон. А вы оба рветесь героически его забыть и, как ни в чем не бывало, начать с нуля. Но ведь произошло же! Надо подумать.
   - Ринальдо. Ты же знаешь, сутки промедления - сто тысяч жизней. Да, нам будет очень трудно на Терре без техники, но мы справимся. Справимся, Ринальдо, не бойся.
   - О, господи... Ты хоть слышишь меня, Дахр?
   - Я слышу, а ты? Ведь другого выхода нет. Ты согласен?
   - Нет! - бессильно закричал Ринальдо. - Не согласен!! Что? Теперь не полетишь?
   С едва слышным шелестом раздвинулась дверь, и голос секретаря сказал:
   - Радиограмма на ваше имя, товарищ заместитель председателя комиссии.
   - От кого? - тихо спросил Ринальдо.
   - От председателя комиссии.
   - Дайте.
   Чжуэр подошел почти неслышно - только поскрипывали ремни его любимого, застегнутого наглухо комбинезона. Подал бланк Ринальдо, тот распечатал. Трепещущие буквы нехотя склеились в слова: "Зачем ты послал Дахра? Никогда не прощу". Ринальдо выронил бланк на стол, стоявший вплотную к прозрачной стене диспетчерской. Ему хотелось завыть и покатиться по полу. Но не было сил. Он только закрыл глаза. Чжуэр мимолетно скользнул взглядом по неприкрытым строкам.
   - Он вам очень мешает, - мягко, с едва уловимым оттенком вопроса произнес он. Ринальдо молчал. - Он вас просто замучил.
   - Я сам себя замучил, - прошелестел Ринальдо. - Я все время чувствую себя виноватым.
   - Виноватым за что? - неподдельно удивился Чжуэр.
   - За все. За взрыв. За то, что Дахра не удержал. За то, что Чанаргвана не удержал... не поддержал... и не переубедил...
   - Что вы говорите такое?
   - А раз я считаю себя виноватым... все тоже считают виноватым меня.
   - Он вас замучил, - жестко, почти хищно сказал Чжуэр.
   - Он мой старый друг.
   - Он мешает делу. А вы не настаиваете в Совете, чтобы его убрали.
   - Вот видите, опять я виноват... Все, Чжуэр. Давайте не будем об этом больше.
   - Он погубит дело, - сказал Чжуэр, послушно идя к двери. Ринальдо молча поднялся, и Чжуэр, не говоря более ни слова, вышел.
   С верхнего этажа Ринальдо смотрел на кашу голов, медленно ползущую к катерам, - нескончаемую, шумную... Впрочем, о шуме он мог лишь догадываться. В диспетчерской космопорта было тихо. Ринальдо стоял у стеклянной стены и все надеялся углядеть в двухстах метрах внизу чужого сына, но это было невозможно. И, когда катера поплыли к синеве, Ринальдо понял, что плачет. Последний близкий человек покидал планету - несчастную, исстрадавшуюся планету, которой снова фатально не везло. Ринальдо оставался совершенно один. Он отвернулся от космодрома и стал смотреть сквозь противоположную стену на лес, в котором, наверное, так славно бродить одному, или с сыном... или с женой и сыном... "Когда я последний раз был в лесу?" - подумал Ринальдо и попытался вспомнить, но получилось так давно, что он опять повернулся к бескрайней серой плоскости взлетного поля. Толпа редела. Катера, словно воздушные шары, продолжали быстро всплывать. Ринальдо уставился на один и провожал его взглядом, пока тот не пропал с глаз. Тогда он вернулся к столу, сел и стал просто ждать.
   ПАССАЖИРЫ
   - Мой отец улетел вчера, - оживленно говорила Галка, оглядываясь по сторонам с любопытством. - Мы прилетим, а он уже меня ждет, представляешь? Думает, я одна. А нас двое!
   Гжесь вымученно улыбался. Ему было ни до чего после прощания с родителями. Галка оторвалась от созерцания салона и коридоров лайнера, по которым они проходили, и взглянула на него.
   - Ой, прости, - упавшим голосом прошептала она.
   - Ничего, ничего, я слушаю, - рука Гжеся была мягкой и безвольной, будто мертвой. Галка погладила большим пальцем тыльную сторону его ладони, и он ответил тем же - но лишь благодарно, не жарко. Галка тихонько вздохнула.
   Они вошли в ее каюту. Гжесь поставил в углу небольшой Галкин саквояж и замер в нерешительности, продолжая рассеянно держать ее руку в своей. Галка молчала, ждала.
   - Ты... - сказал Гжесь. Она сразу напряглась, но больше он ничего не успел сказать.
   - Внимание! - раздалось с потолка. - Просьба ко всем пассажирам приготовиться к переходу в надпространство. В центральных салонах ваших секторов найдите нейтрализационную камеру, индекс которой совпадает с индексом вашей каюты и вашего жетона. Переход будет осуществлен ровно в шестнадцать часов.
   - Идем? - спросил Гжесь. Она кивнула.
   - Ой, мама! - Гжесь уставился на человека, шедшего по коридору мимо открытой двери каюты. - Смотри! Это же Дикки!
   Они встретились, как два вихря.
   - Ты как здесь?! - кричал Гжесь, приплясывая вокруг друга.
   - Дикки! - визжала Галка и чмокала его в обе щеки.
   - Да тише вы! - важно отвечал Дикки, не стараясь отбиться от поцелуев, что было в какой-то степени изменой принципам. Но в такой день можно слегка поступиться принципами. - Я на нелегальном положении, загробным шепотом произнес он, и Гжесь с Галкой остолбенели.
   - На чем? - Гжесь переспросил с ужасом и завистью, потому что такое он слышал доселе лишь в старом кино и в кино о старых временах, а чтобы можно было с полным правом применить к себе эти великолепные, наполненные героизмом и гордостью слова - такого ему не доводилось встречать.
   - Пока вы миловались на бережку, я еще ночью подкопался под биоблокиратор и прошел под лучом, а потом мне зверски повезло: какая-то тетка в последний момент сдрейфила лететь, я ее приметил и под шумок выклянчил жетон.
   - Ай да ты!
   - Да уж я такой, - самодовольно ответил Дикки.
   - И как это я в тебя до сих пор не влюбилась?
   - А вы все чувствуете, что я сам по себе. Вы в тех влюбляетесь, кто с вами сю-сю, му-сю-сю, а мне некогда, я дело лечу делать!
   - У, Бармалей какой!
   - Дикки, я тебя опять вызову!
   - Ах, Гжесь, он ведь прав, я его прощаю... Как же здорово все устроилось!
   - Вместе!
   - Опять вместе, ребята! Меня, меня благодарите, ручки мои лобызайте золотые...
   - А чего, я готовая...
   - Галка, не смей, возревную!
   - А вы знаете, что нашим рейсом летит Дахр? Я его видел сам. В седьмом секторе, кажется, его каюта. Ей-богу, у нас будут какие-то особые задачи!
   - Уважаемые пассажиры! До перехода остается десять минут. Просим вас занять места.
   - Ребята, - сказал во мраке и тесноте голос Галки из переговорного устройства. - Слышите, ребята? Я волнуюсь ужасно...
   - Ерундень, - раздался солидный голос Дикки. - Глупая ты женщина. Мы вместе и мы летим на Терру. Не волноваться надо, а буйно ликовать!
   Капитан звездолета нажал кнопку стартера, и двенадцатикилометровый корабль на несколько секунд запылал, словно маленькая звезда.
   РИНАЛЬДО
   Диск солнца коснулся иззубренной кромки леса. Ринальдо смотрел прямо на этот диск. Глаза слезились. Но он смотрел слепыми от сверкания, ненавидящими глазами, хотя животворное мертвое солнце не было виновато ни в чем.
   Раздвинулись двери диспетчерской, и голос Чжуэра сказал:
   - Шифрограмма на ваше имя.
   - Положите на стол, - ответил Ринальдо, не оборачиваясь. Ему было все равно. Дахр улетел, и теперь на этой планете некого стало спасать.
   Раздались осторожные шаги и шелест.
   - Срочная, - предупредил Чжуэр.
   Долг пересилил. Не отрывая глаз от медленно опрокидывающегося за шипастый горизонт светила, Ринальдо спросил:
   - Откуда?
   - Из Координационного центра, от Астахова.
   - Что там?
   - Зашифровано вашим шифром.
   Чжуэр выжидательно замер. Он знал, что Ринальдо будет читать сейчас. Он работал с Ринальдо не первый год.
   - Дайте, - Ринальдо выставил ладонь у себя над головой. Чжуэр вложил в нее бланк. - Ага, спасибо.
   Порывшись у себя в карманах, Ринальдо вынул дешифратор и наложил толстую прозрачную пластину на чистый, безупречно белый бланк. После секундной паузы как бы где-то в глубине пластины проступили слова, и от этих слов можно было умирать молча или с коротким предсмертным криком: "Координационный центр - Комиссии. При включении нейтринных запалов звездолет аннигилировал".
   МЭЛОР
   - Ну, ладно, - сказал Костя, - уже ночи первый час. Пойду я. Но повторно прошу: не обижайся на шефа за вчерашнюю критику. Я поговорил с ребятами... большинство, в общем, считает, что он перехватил. Давайте будем любить друг друга и не будем нервничать друг друга, - он улыбнулся, поднимаясь с краешка дивана, на котором сидел. - Отчего бы тебе не возобновить прекрасную привычку убирать ложе по утрам?
   - Хлопотно, - застенчиво улыбнулся Мэлор в ответ. - Вечером же все равно обратно стелить.
   - М-да... А Бекки что же не следит за порядком?
   - Ну, Бекки... ей тоже дел хватает. Вот мы тут сидим с тобой, приятно беседуем, а она сегодняшний материал обрабатывает.
   Костя всплеснул руками.
   - Эксплуататор! Завтра, что ли, не поспеете?
   - Завтра еще не скоро, - пробормотал Мэлор, и в этот миг дверь растворилась, выплеснув из коридора в сиреневый сумрак каюты короткий вал света.
   - Привет! - удивленно, но обрадованно сказала Бекки Косте. - Опять полуночничаете?
   Концы толстых рулонов, пестрых от чисел и многоярусных формул, свешивались, покачиваясь, с ее рук. Мэлор вожделенно сглотнул.
   - Привет, коли не шутишь. С чем пожаловала-то?
   - Ни с чем, ребята. Результат прежний, - со вздохом ответила она. В ее голосе так и слышалось: вы уж не бейте меня за это. - Вот, - жалобно сказала она и, как фокусница, начала поспешными зигзагами расшвыривать на пол ленту, наспех всматриваясь в то, что пробегало у нее между пальцами. Расшвыряла метров семь, остановилась, протянула Мэлору. Тот замотал головой:
   - Да верю я!
   - Засим я, пожалуй, откланяюсь, - сказал Костя негромко. - Не горюй, Мэл.
   Он нерешительно потоптался, опять разгладил примявшееся под ним покрывало и вдруг, нырнув лицом во всклокоченные рулоны, поцеловал руку Бекки. Она, заулыбавшись, попыталась ему помочь, как-то выпростав ладонь из колышущихся витков, и уронила один рулон - тот мягким, но увесистым комом рухнул вниз и, чуть подпрыгнув на полу, замер.
   - Наверно, забыл уж, какого цвета глаза у жены, - укоризненно сказал Костя.
   - Карие, карие, - пробормотал Мэлор, с отсутствующим видом глядя на лежащий рулон. Бекки засмеялась и показала Косте язык. Костя хмыкнул.
   - Вот, ей-богу, имеем связь, но не ловим, - вдруг внятно проговорил Мэлор. - Пространственные деформации имеют не ту структуру, что мы ожидали по большой теории. Смех и слезы - переселение началось вслепую. Куда спешат? Загорелось вдруг. Не понимаю я их... Завтра третий корабль пойдет, сто тыщ народу, уверены, что их встретят на готовеньком, - а если там заминка какая-то?
   - Ну, разумеется, - проворчал Костя. - Твоих прозрений не подождали. Ох, Мэл...
   - Но ведь это дело дней! - воскликнул Мэлор. - Надо еще чуть подумать. Я же чувствую - вот-вот что-то сдвинется в мозгу...
   - Если так пойдет - у тебя там и впрямь сдвинется.
   - А, тебе бы только шутки шутить.
   - Мэл, - осторожно спросила Бекки, - ты из-за этого и не просился?
   - Ну, в общем, - сразу сникнув, буркнул Мэлор.
   Пусть всегда так и знает, подумал он. Она же не терпит, чтобы из-за нее кто-то чем-то жертвовал. Да и разве это жертва? Сдалась мне эта Терра без нее!
   Но в душе он все время ощущал: сдалась.
   Стало тихо.
   - Ну, я пошел, - сказал опять Костя. - Доброй ночи.
   Столб света прыгнул из коридора и выпрыгнул обратно.
   - Кофе согреть? - спросила Бекки.
   - Да нет, какой уж кофе. Спать пора.
   - Давай, - сразу согласилась она и стала краснеть. Пошел второй месяц, как они жили вместе, - и все равно краснела. Мэлор отпихнул ногой рулон и шагнул к Бекки. Рулон, шелестя, петляя и разматываясь, укатился к двери.
   - Ей-богу, из-за этого, Бекки, - убеждающе сказал Мэлор. - Ведь моя же установка была на очереди, ты подумай... Я же чувствую, что прав... и ты чувствуешь, правда?
   Она взяла его ладонь свободной рукой и, по-котеночьи щурясь, потерлась об нее горящим лицом.
   РИНАЛЬДО
   Долгие годы индустрия планеты ориентировалась на переселение. Разработаны были принципы гиперсветовой коммуникации. Построены и испытаны корабли, они продолжают создаваться - молниеносные города, способные перебрасывать на другой край Галактики до ста тысяч людей за рейс. Найдена землеподобная планета. И теперь, когда вот уже, вот уже спасение, когда казалось - успели все-таки и близок был блаженный миг расслабления, счастливого отдыха от трудов, вдвойне невыносимых оттого, что о них и о их смысле непозволительно говорить вслух... Что это? Почему, за что?
   Ведь гибель...
   Ринальдо на ощупь сунул руку в карман и вытащил ампулу с лекарством, приложил к тыльной стороне ладони, нажал на донышко. Лекарство с легким зудом пронизало кожу.
   Удушье отпустило почти сразу. Ринальдо осторожно впустил воздух в легкие. Смог увидеть, как Астахов тревожно смотрит на него, перегнувшись через стол.
   - Позвать врача? - спросил он опасливо.
   - Нет, нет, - Ринальдо попытался улыбнуться. - Пустяки. Уже все. Спасибо, Валя.
   Врача... Хоть об пол черепом бейся.
   Адмирал молчит и безнадежно глядит в стену. Ему худо. Ведь не кто иной, как он кричал вчера: я знаю эти машины! Он забыл, что когда вторгается непредсказуемое, конкретные знания пасуют. А неконкретное, вкусовое неприятие не доказывается... почему-то. И адмиралу теперь худо. Настало время этических абстракций - оно всегда возвещает о своем приходе катастрофой, перед которой пасуют конкретные знания, - и он, страдая, ждет, что скажет Ринальдо, который болтает, но выручает: в детстве, когда знойный мальчик не успевал с уроками, потому что надо было целоваться с девочками или драться с другими мальчиками; в Школе астронавигации, когда знаменитый курсант до одури бесился на тренажере, выковывая мужское тело предельными нагрузками, дрессируя себя до полного автоматизма реакций, уводя в неразмышляющий инстинкт каждое движение каждой мышцы и каждой мысли...
   И Валя Астахов, друг настоящий, а не рабовладелец от дружбы, единомышленник на вторых ролях, тоже ждет с какой-то потусторонней надеждой; будто можно сейчас встать и сказать: "Нет, в радио вкралась ошибка, корабли целы, я точно знаю". И оба поверят, вот что страшно. Поверят сущей чепухе, ведь правда настолько нелепа и жестока, что нет у сознания возможности принять ее, вместить ее, приноровить ее к дальнейшей жизни. Вернее, приноровить к ней дальнейшую жизнь. Какая уж тут дальнейшая жизнь...
   Ну а мне-то от кого ждать спасительной лжи? Спасительной... Спасительная ложь уже была вчера, когда Чанаргван победно трубил в эфир. Хватит. Ринальдо изо всех сил стиснул голову ладонями, но это не помогло. Правды не было. Выхода не было. Смысл правды - давать выход и спасение; а когда нет выхода, правда ничем не лучше лжи. Спасения не было, все катилось в тартарары, и никому он, так привыкший помогать, помочь не мог на сей раз, оттого что он не бог, он всего лишь координатор усилий человечества, а возможности человечества конечны. Исчезающе, пренебрежительно малы по сравнению с той задачей, которую навалила на него природа.
   - Послушайте, - вдруг глухо произнес Чанаргван. - А это не диверсия?
   Ринальдо увидел, как глаза Астахова, устремленные на него, наполнились серой жутью; и так тошно ему стало, когда он понял, что Валя сразу поверил в этот бред, как бы страшный, отверзающий пропасть, намекающий на неведомого и жестокого врага, но на деле - упрощающий мир до структуры детской страшилки. Тут в троллейбус вошли мертвец и два скелета, и мертвец отнял у мамы ее зонтик...
   - Паранойя - плохой советчик, - сказал Ринальдо.
   - Но это все объясняет, по крайней мере, - неуверенно возразил Астахов.
   - Предположение наличия бога, как известно, еще две тысячи лет назад объяснило все и навсегда, - устало парировал Ринальдо. - Неисповедимы пути - и шабаш. Я уж не говорю о том, как удачно объясняет факт восходов и закатов предположение о вращении известного Солнца вокруг известной Земли.
   - Демагог, - с ненавистью процедил Чанаргван.
   - Кто этим станет заниматься? - немощно выкрикнул Ринальдо.
   - Те, кто голосовал против колонизации Терры, - быстро ответил Чанаргван. - У них даже были сторонники в низовых, неинформированных звеньях Совета, если помнишь. Нет, серьезно! - Идея его увлекла. - На всякий случай я провел бы негласное расследование.
   - Ты и впрямь не в своем уме.
   - Ну хотя бы какой-то маньяк... новый Герострат, - пробормотал Астахов. Он почти молил.