Оставив Дениса на улице, Казарьянц спустился в полуподвал и взял пива. Затем он занял один из столиков посередине зала – так, чтобы его хорошо было видно – и стал не спеша потягивать мутноватый, невкусный напиток. Проторчав в баре около сорока минут, полковник расплатился и вышел. Как он ни старался, ему не удалось визуально вычислить агента Вахи – никто особенно не обращал внимания на тучного человека в сером костюме, сидящего в одиночестве за кружкой пива.
– Теперь будем ждать, – сказал Казарьянц, устраиваясь на переднем сиденье рядом с Денисом.
Ровно через час зазвонил мобильный.
– Какое у тебя дело? – спросил голос с кавказским акцентом, едва полковник нажал кнопку ответа.
– Нужна встреча.
– Хорошо. Завтра, в это же время, – собеседник дал отбой.
Аркаша Сычев решил меня убрать… Почему? Я ему надоел? Это не причина. А если предположить, что он задумал новый передел собственности по всей области и решил, в первую очередь, подмять под себя тех, кто ему пока не подчиняется? Тогда ему просто необходимо меня устранить, чтобы развязать себе руки. Ох, Аркаша, Аркаша!.. Однако не будем спешить с выводами. Рассмотрим другие варианты. Кто может желать моей смерти? Огородникова? Допустим. Но трудно себе представить, что она наняла для этого такого урода, как Ковш. Она, по-моему, вообще довольно брезгливо относится к уголовному элементу. Остается предположить, что у меня объявился неведомый, могущественный враг. Ничего, не будем паниковать. Всю жизнь меня что-нибудь, да выручало. Двум смертям не бывать. Прорвешься, Паша…
– Павел Игнатьевич, с вами хотят говорить, – пропела Неля.
– Переключи, – вздохнул Никулин.
Голос в трубке был с сильным южным акцентом.
– Павел Игнатьевич? Нам нужно увидеться.
– Кто вы такой? – резко спросил Никулин.
– Это не имеет значения. У меня есть информация, которую вы захотите купить.
– Послушайте, уважаемый!.. Ко мне в день звонят десятки людей, которые хотят что-то продать. В том числе и информацию. Я уже порядком устал от всего этого. До свиданья! – Никулин уже собирался было бросить трубку. Но человек на том конце остановил его.
– Москва, улица Крылова, дом 76, квартира 21. Лена Никулина.
– Что?!. – встрепенулся Павел Игнатьевич. – Повтори, что ты сказал!..
– Нам нужно увидеться. Прямо сейчас.
Павел Игнатьевич Никулин
Ситуация была глупой, невозможной. Но, тем не менее: я в дешевом летнем кафе, а напротив меня – здоровый небритый кавказец в легкой кожаной куртке, который утверждает, что в его руках – жизнь моей дочери.
– Вижу, что ты хочешь перегрызть мне глотку, – сказал он хриплым, прокуренным голосом – тем же самым, которым полчаса назад говорил со мной по телефону. – Не спеши. Я пришел как друг. Один человек заплатил нам, чтобы мы похитили твою дочь. А затем выманили тебя на переговоры. Но я считаю это недостойным делом. Потому и позвонил тебе. Дашь больше – и твоей дочери ничего не грозит, слово джигита.
– Слушай, джигит! Почему я должен тебе верить? И что, если я сдам тебя в милицию?
Кавказец покачал головой.
– Не вмешивай ментов. Арестуют меня – заказ выполнят другие. Они ждут моего звонка. Если я не позвоню в течение часа – девочку возьмут. Ее вывезут в Чечню, ты понимаешь?
Подонок был прав. Лена действительно была моим слабым местом.
– Сколько ты просишь, джигит?
– Немного. Пятьдесят тысяч.
– И это немного? Где я возьму такие «бабки»?
Он вновь покачал головой.
– Мы знаем, что у тебя есть намного больше. А тот человек платит сорок «кусков», чтобы мы выкрали твою дочь. Он очень зол на тебя. Ему не нужны твои деньги – он хочет тебя убить.
– Кто? – процедил я, готовый кинуться на него и задушить. Видимо, он понял что-то по моему выражению лица, потому что тут же показал пальцем на свой мобильник.
– Они ждут моего звонка.
– Хорошо, черт с тобой, джигит. Получишь ты свои баксы. Только при одном условии. Ты назовешь того, кто заказал похищение.
Кавказец в третий раз покачал головой. Оценивающе взглянул на моего телохранителя, который сидел за соседним столиком.
– Ты просишь невозможного. Сдать заказчика – это не по понятиям. За твои деньги я могу только снять заказ.
– Шестьдесят тысяч, – сказал я.
– Нет, – ответил кавказец. Чеченец, судя по акценту.
– Семьдесят.
И снова – он вертит своей башкой, показывая, что не согласен.
– Сто, – говорю я очень тихо. Но так, чтобы он услышал.
Пауза. Он отличный психолог, этот горец.
– Хорошо. Как только ты заплатишь – я назову имя.
– С собой у меня денег нет. Подождешь минут сорок?
На этот раз он кивает утвердительно.
– Встречаться будем не здесь. Я не хочу, чтобы ты привел ментов. Оставь номер сотового, я тебе перезвоню.
Я называю номер. И говорю напоследок:
– Отмени заказ.
Он встает, отходит шагов на десять и звонит кому-то с «трубы».
Спустя почти час я снова вижу его. Теперь уже не в кафе, а во дворе большого дома на окраине города. Двор выбран не случайно – в подобном месте очень трудно устроить засаду. Я передаю ему сумку с деньгами. Он открывает, выбирает наугад одну из пачек, проводит большим пальцем по срезу…
– Я жду имя, – напоминаю я.
Кавказец как-то странно улыбается.
– Вы, русские, думаете, что мы – дикий народ. Вас пугает кровная месть. А сами ведь тоже грызетесь друг с другом, как волки.
– Имя!.. – требую я, не сводя с него глаз.
Он застегивает «молнию» на сумке. И произносит – нехотя, брезгливо, будто сплевывает:
– Сычев…
Именно такая смерть и настигла Аркадия Александровича Сычева через два дня после того, как он справил свой сорок девятый день рождения. Исполнители отработали грамотно: сычевский джип «вели» от самой его дачи, передавая друг другу по рации время прохождения контрольных точек маршрута. Сами стрелки сидели в машине, рядом с перекрестком, где всё и произошло. Огонь был такой плотный, что не оставил сычевским телохранителям ни единого шанса. Вместе с хозяином приняли смерть водитель и двое охранников. Продырявленный джип занесло, и он врезался в витрину ближайшего магазина (который, к счастью, был закрыт в этот ранний час).
Узнав из криминальных сводок о гибели Сычева, Казарьянц не смог сдержать своих эмоций. Он достал из шкафа бутылку коньяку и вызвал к себе в кабинет Зою.
– Сегодня у нас есть повод, радость моя, – сказал полковник, разливая дорогой напиток в пузатые рюмки.
– Собирайся, – с порога велел Павел Игнатьевич. – Едем домой.
– То есть как?.. – опешила Лена. – А…Учеба?
– Плюнь на учебу. Я куплю всех твоих профессоров, и они тебе поставят «отлично». Собирай вещи, у нас мало времени.
– Но, пап, я не могу…так. Ты хоть объясни, в чем дело, почему такая спешка?
– Потом. Сейчас – делай то, что я говорю. Ребята тебе помогут.
– Хорошо, но мне нужно позвонить, – сдалась Лена.
– Исключено, – отрезал Никулин. – Четверть часа тебе хватит?
Лена Никулина
Как безумная, я покидала в чемодан какие-то вещи. Больше всего меня угнетало то, что я не могу позвонить Андрею. По выражению лица папы (которое и в обычное время приветливым никак не назовешь) я догадалась, что что-то стряслось. Расспрашивать было бесполезно. Может быть, потом, когда все будет позади, он и снизойдет до объяснений. Но не сейчас.
Один из его амбалов помог мне и легко, как пушинку, снес чемодан вниз с пятого этажа. Я вышла следом за ним и сразу узнала отцовский джип. Мы сели в него и понеслись по ночным улицам Москвы. Вскоре мы покинули пределы Кольца и выехали на трассу, соединяющую столицу с моим родным городом…
– Мам, Лена исчезла, – сказал он Оксане, едва та вернулась домой из офиса.
– Что значит «исчезла»? – не поняла та.
– Ну, ее телефон не отвечает.
– И что? Мало ли, может, она гуляет с подругой…
– Ма, да нет у нее таких подруг, с которыми бы она гуляла целый день до одиннадцати вечера и при этом ни разу не позвонила мне!
– Ты уверен?
– Да, уверен! – Андрей начинал уже злиться. – Я прямо сейчас поеду к ней и там буду ее ждать!
– Успокойся, – сказала Оксана. – Никуда тебе ехать не нужно, тем более, сейчас, на ночь глядя. Завтра с утра еще раз позвонишь своей Лене, и она, я думаю, будет дома.
– Ты просто пытаешься уговорить меня, мама!
– Конечно, пытаюсь. Поверь мне, мои проблемы гораздо серьезней твоих, но я и то никогда не принимаю решений на скорую руку. Кстати, дядя Саша не звонил?
– Нет! – резко ответил Андрей и скрылся у себя в комнате.
Оксана Огородникова
Эх, Андрюшка, Андрюшка… Знал бы ты, сколько вокруг разочарований… На каждом шагу тебя обманывают, предают. Тебе не звонят, а когда звонишь ты – не берут трубку… Это нормально, из этого вся жизнь состоит. Когда я узнала, что умер Слава Климович, я подумала, что у меня из-под ног уходит земля. Но ничего, выжила. Научилась жить без Климовича. И вот теперь ушел еще один близкий человек. Хотя он и жил далеко, я всегда знала, что он где-то есть, и я могу услышать его характерный, немного как будто простуженный голос, просто сняв трубку. А еще раньше, когда я поняла, что мы с твоим отцом никогда не сможем быть вместе – разве не стало это ударом судьбы?..
Лена, конечно, очаровательная девушка, но наверняка не единственная на твоем жизненном пути, малыш. Да и потом, что ты знал о ней? Каковы были ее намерения? Юношеская любовь прекрасна, спору нет. Но она проходит. И нет от нее никакого другого лекарства, кроме времени. Обжигалась, сама знаю…
Россия, областной центр
На похороны Сычева съехался весь цвет областного криминального мира. Немало было делегатов и из других регионов. Кортеж из «мерсов», БМВ и «линкольнов» растянулся на пару сотен метров. Как водится, оперативники из местного УВД вели съемку скрытой камерой. Конечно же, прислал своих агентов и Казарьянц. Немного позже, просматривая в своем рабочем кабинете видеозапись, он несколько раз останавливал пленку и вглядывался в лицо неприметного, невысокого мужчины, который шел за гробом в первом ряду, а затем сказал на кладбище прощальную речь.
Человека, который так заинтересовал полковника ФСБ, звали Козырь. Долгое время он был шефом службы безопасности у Сычева, а затем, с помощью Аркадия Александровича, создал и собственную, небольшую группировку, являвшуюся, по сути, еще одним звеном структуры, целиком подконтрольной покойному ныне «авторитету».
Глава одиннадцатая
– Теперь будем ждать, – сказал Казарьянц, устраиваясь на переднем сиденье рядом с Денисом.
Ровно через час зазвонил мобильный.
– Какое у тебя дело? – спросил голос с кавказским акцентом, едва полковник нажал кнопку ответа.
– Нужна встреча.
– Хорошо. Завтра, в это же время, – собеседник дал отбой.
* * *
Павел Игнатьевич НикулинАркаша Сычев решил меня убрать… Почему? Я ему надоел? Это не причина. А если предположить, что он задумал новый передел собственности по всей области и решил, в первую очередь, подмять под себя тех, кто ему пока не подчиняется? Тогда ему просто необходимо меня устранить, чтобы развязать себе руки. Ох, Аркаша, Аркаша!.. Однако не будем спешить с выводами. Рассмотрим другие варианты. Кто может желать моей смерти? Огородникова? Допустим. Но трудно себе представить, что она наняла для этого такого урода, как Ковш. Она, по-моему, вообще довольно брезгливо относится к уголовному элементу. Остается предположить, что у меня объявился неведомый, могущественный враг. Ничего, не будем паниковать. Всю жизнь меня что-нибудь, да выручало. Двум смертям не бывать. Прорвешься, Паша…
* * *
Тонко запищал телефон внутренней связи.– Павел Игнатьевич, с вами хотят говорить, – пропела Неля.
– Переключи, – вздохнул Никулин.
Голос в трубке был с сильным южным акцентом.
– Павел Игнатьевич? Нам нужно увидеться.
– Кто вы такой? – резко спросил Никулин.
– Это не имеет значения. У меня есть информация, которую вы захотите купить.
– Послушайте, уважаемый!.. Ко мне в день звонят десятки людей, которые хотят что-то продать. В том числе и информацию. Я уже порядком устал от всего этого. До свиданья! – Никулин уже собирался было бросить трубку. Но человек на том конце остановил его.
– Москва, улица Крылова, дом 76, квартира 21. Лена Никулина.
– Что?!. – встрепенулся Павел Игнатьевич. – Повтори, что ты сказал!..
– Нам нужно увидеться. Прямо сейчас.
Павел Игнатьевич Никулин
Ситуация была глупой, невозможной. Но, тем не менее: я в дешевом летнем кафе, а напротив меня – здоровый небритый кавказец в легкой кожаной куртке, который утверждает, что в его руках – жизнь моей дочери.
– Вижу, что ты хочешь перегрызть мне глотку, – сказал он хриплым, прокуренным голосом – тем же самым, которым полчаса назад говорил со мной по телефону. – Не спеши. Я пришел как друг. Один человек заплатил нам, чтобы мы похитили твою дочь. А затем выманили тебя на переговоры. Но я считаю это недостойным делом. Потому и позвонил тебе. Дашь больше – и твоей дочери ничего не грозит, слово джигита.
– Слушай, джигит! Почему я должен тебе верить? И что, если я сдам тебя в милицию?
Кавказец покачал головой.
– Не вмешивай ментов. Арестуют меня – заказ выполнят другие. Они ждут моего звонка. Если я не позвоню в течение часа – девочку возьмут. Ее вывезут в Чечню, ты понимаешь?
Подонок был прав. Лена действительно была моим слабым местом.
– Сколько ты просишь, джигит?
– Немного. Пятьдесят тысяч.
– И это немного? Где я возьму такие «бабки»?
Он вновь покачал головой.
– Мы знаем, что у тебя есть намного больше. А тот человек платит сорок «кусков», чтобы мы выкрали твою дочь. Он очень зол на тебя. Ему не нужны твои деньги – он хочет тебя убить.
– Кто? – процедил я, готовый кинуться на него и задушить. Видимо, он понял что-то по моему выражению лица, потому что тут же показал пальцем на свой мобильник.
– Они ждут моего звонка.
– Хорошо, черт с тобой, джигит. Получишь ты свои баксы. Только при одном условии. Ты назовешь того, кто заказал похищение.
Кавказец в третий раз покачал головой. Оценивающе взглянул на моего телохранителя, который сидел за соседним столиком.
– Ты просишь невозможного. Сдать заказчика – это не по понятиям. За твои деньги я могу только снять заказ.
– Шестьдесят тысяч, – сказал я.
– Нет, – ответил кавказец. Чеченец, судя по акценту.
– Семьдесят.
И снова – он вертит своей башкой, показывая, что не согласен.
– Сто, – говорю я очень тихо. Но так, чтобы он услышал.
Пауза. Он отличный психолог, этот горец.
– Хорошо. Как только ты заплатишь – я назову имя.
– С собой у меня денег нет. Подождешь минут сорок?
На этот раз он кивает утвердительно.
– Встречаться будем не здесь. Я не хочу, чтобы ты привел ментов. Оставь номер сотового, я тебе перезвоню.
Я называю номер. И говорю напоследок:
– Отмени заказ.
Он встает, отходит шагов на десять и звонит кому-то с «трубы».
Спустя почти час я снова вижу его. Теперь уже не в кафе, а во дворе большого дома на окраине города. Двор выбран не случайно – в подобном месте очень трудно устроить засаду. Я передаю ему сумку с деньгами. Он открывает, выбирает наугад одну из пачек, проводит большим пальцем по срезу…
– Я жду имя, – напоминаю я.
Кавказец как-то странно улыбается.
– Вы, русские, думаете, что мы – дикий народ. Вас пугает кровная месть. А сами ведь тоже грызетесь друг с другом, как волки.
– Имя!.. – требую я, не сводя с него глаз.
Он застегивает «молнию» на сумке. И произносит – нехотя, брезгливо, будто сплевывает:
– Сычев…
* * *
Нормальная бандитская смерть – это не в постели, в окружении докторов и под аккомпанемент плачущей родни. И не от отравления несвежей колбасой. Нормальная бандитская смерть – это когда едущий на полном ходу джип с тонированными стеклами расстреливают на перекрестке в четыре ствола.Именно такая смерть и настигла Аркадия Александровича Сычева через два дня после того, как он справил свой сорок девятый день рождения. Исполнители отработали грамотно: сычевский джип «вели» от самой его дачи, передавая друг другу по рации время прохождения контрольных точек маршрута. Сами стрелки сидели в машине, рядом с перекрестком, где всё и произошло. Огонь был такой плотный, что не оставил сычевским телохранителям ни единого шанса. Вместе с хозяином приняли смерть водитель и двое охранников. Продырявленный джип занесло, и он врезался в витрину ближайшего магазина (который, к счастью, был закрыт в этот ранний час).
Узнав из криминальных сводок о гибели Сычева, Казарьянц не смог сдержать своих эмоций. Он достал из шкафа бутылку коньяку и вызвал к себе в кабинет Зою.
– Сегодня у нас есть повод, радость моя, – сказал полковник, разливая дорогой напиток в пузатые рюмки.
* * *
Лена открыла дверь и увидела на пороге своего отца. И с ним – двух дюжих телохранителей.– Собирайся, – с порога велел Павел Игнатьевич. – Едем домой.
– То есть как?.. – опешила Лена. – А…Учеба?
– Плюнь на учебу. Я куплю всех твоих профессоров, и они тебе поставят «отлично». Собирай вещи, у нас мало времени.
– Но, пап, я не могу…так. Ты хоть объясни, в чем дело, почему такая спешка?
– Потом. Сейчас – делай то, что я говорю. Ребята тебе помогут.
– Хорошо, но мне нужно позвонить, – сдалась Лена.
– Исключено, – отрезал Никулин. – Четверть часа тебе хватит?
Лена Никулина
Как безумная, я покидала в чемодан какие-то вещи. Больше всего меня угнетало то, что я не могу позвонить Андрею. По выражению лица папы (которое и в обычное время приветливым никак не назовешь) я догадалась, что что-то стряслось. Расспрашивать было бесполезно. Может быть, потом, когда все будет позади, он и снизойдет до объяснений. Но не сейчас.
Один из его амбалов помог мне и легко, как пушинку, снес чемодан вниз с пятого этажа. Я вышла следом за ним и сразу узнала отцовский джип. Мы сели в него и понеслись по ночным улицам Москвы. Вскоре мы покинули пределы Кольца и выехали на трассу, соединяющую столицу с моим родным городом…
* * *
Андрей ждал звонка Лены два дня. И только потом позвонил сам. Трубку не брали. Андрей ощутил смутное беспокойство и звонил уже каждые полчаса. Пока, наконец, не понял, что ему никто не ответит…– Мам, Лена исчезла, – сказал он Оксане, едва та вернулась домой из офиса.
– Что значит «исчезла»? – не поняла та.
– Ну, ее телефон не отвечает.
– И что? Мало ли, может, она гуляет с подругой…
– Ма, да нет у нее таких подруг, с которыми бы она гуляла целый день до одиннадцати вечера и при этом ни разу не позвонила мне!
– Ты уверен?
– Да, уверен! – Андрей начинал уже злиться. – Я прямо сейчас поеду к ней и там буду ее ждать!
– Успокойся, – сказала Оксана. – Никуда тебе ехать не нужно, тем более, сейчас, на ночь глядя. Завтра с утра еще раз позвонишь своей Лене, и она, я думаю, будет дома.
– Ты просто пытаешься уговорить меня, мама!
– Конечно, пытаюсь. Поверь мне, мои проблемы гораздо серьезней твоих, но я и то никогда не принимаю решений на скорую руку. Кстати, дядя Саша не звонил?
– Нет! – резко ответил Андрей и скрылся у себя в комнате.
Оксана Огородникова
Эх, Андрюшка, Андрюшка… Знал бы ты, сколько вокруг разочарований… На каждом шагу тебя обманывают, предают. Тебе не звонят, а когда звонишь ты – не берут трубку… Это нормально, из этого вся жизнь состоит. Когда я узнала, что умер Слава Климович, я подумала, что у меня из-под ног уходит земля. Но ничего, выжила. Научилась жить без Климовича. И вот теперь ушел еще один близкий человек. Хотя он и жил далеко, я всегда знала, что он где-то есть, и я могу услышать его характерный, немного как будто простуженный голос, просто сняв трубку. А еще раньше, когда я поняла, что мы с твоим отцом никогда не сможем быть вместе – разве не стало это ударом судьбы?..
Лена, конечно, очаровательная девушка, но наверняка не единственная на твоем жизненном пути, малыш. Да и потом, что ты знал о ней? Каковы были ее намерения? Юношеская любовь прекрасна, спору нет. Но она проходит. И нет от нее никакого другого лекарства, кроме времени. Обжигалась, сама знаю…
Россия, областной центр
На похороны Сычева съехался весь цвет областного криминального мира. Немало было делегатов и из других регионов. Кортеж из «мерсов», БМВ и «линкольнов» растянулся на пару сотен метров. Как водится, оперативники из местного УВД вели съемку скрытой камерой. Конечно же, прислал своих агентов и Казарьянц. Немного позже, просматривая в своем рабочем кабинете видеозапись, он несколько раз останавливал пленку и вглядывался в лицо неприметного, невысокого мужчины, который шел за гробом в первом ряду, а затем сказал на кладбище прощальную речь.
Человека, который так заинтересовал полковника ФСБ, звали Козырь. Долгое время он был шефом службы безопасности у Сычева, а затем, с помощью Аркадия Александровича, создал и собственную, небольшую группировку, являвшуюся, по сути, еще одним звеном структуры, целиком подконтрольной покойному ныне «авторитету».
Глава одиннадцатая
Россия, лето 2003 года
Казарьянц понимал, что, хотя ему и удалось, согласно договору с Вахой, выключить из игры такую опасную фигуру, как Сычев – остается еще не менее, а может, даже и более опасный и изворотливый Никулин; а, значит, контракт выполнен только лишь наполовину и есть смысл подумать, как браться за оставшуюся часть работы. Кроме того, Ваха (через посредника) упоминал и об Огородниковой. Правда, он не настаивал на ее физическом устранении. Но настойчиво указывал, что ее влияние в области все еще слишком велико, и с этим надо тоже что-то делать.
Леон Ованесович устроился в своем любимом кресле. Открыл шкатулку с шахматными фигурами. Поставил на доску белого ферзя, а рядом – двух королей. Затем сильным щелчком снес с доски одного из них, черного. Немного подумав, движением левой ладони сбросил и две другие фигуры…
Набрав номер сотового телефона Никулина, Жуковский долго ждал, пока ему ответят.
– Слушаю! – раздался, наконец, в трубке резкий голос Павла Игнатьевича.
– Здравствуйте, господин Никулин!
– А-а, это вы, господин художник… Что у вас ко мне?
– Есть информация по интересующему вас вопросу. Завтра я буду в вашем городе. Вы можете уделить мне время?
– Не более получаса. Да и то в том случае, если ваша информация действительно чего-нибудь стоит, в чем я сомневаюсь.
– Ваши сомнения излишни.
– Поглядим. Жду вас у себя в офисе ровно в три. И не опаздывайте – в половине четвертого меня уже не будет.
Встав с кровати, он натянул брюки и прошел на кухню. И в очередной раз посетовал, что трахается Жанночка хорошо, а вот хозяйка – никакая: со вчерашнего ужина (который готовил сам Носков) осталась гора немытой посуды. Сварив себе кофе, Носков бегло просмотрел лежащую тут же газету. Ничего интересного там не было – всё те же пожары-войны-наводнения, что и всегда. Сам не зная, зачем он это делает (видимо, из чистого любопытства) Носков потянулся к жанночкиной сумочке – секретарша вчера приехала к нему сразу после работы и оставила сей предмет своего гардероба на кухонном стуле. Так, пудра, косметика, презервативы – это все понятно. А вот эти листочки?.. похоже на… Да, это и в самом деле ксерокопии документов из кабинета владелицы «ОКО». Ничего сверхважного, но всё же… Что ж это получается?..
Носков понимающе ухмыльнулся. Так вот, оказывается, кто «сливает» время от времени информацию Никулину! То-то же Павел Игнатьевич так успешно в последнее время стал теснить их компанию на областном уровне, да и в Москве успел кое-что напортить!.. Ну, Жанночка, ну крыса! Ничего. Носков тебе покажет…
Сложив все обратно в сумочку, Носков оставил себе лишь ксерокопии. Жанночка, в его рубашке и босиком, вышла из спальни.
– С добрым утром, – вяло сказала она.
– С добрым утром, киска, – усмехнулся Носков. – Как спалось?
– Спасибо, нормально. Что это у тебя в руках?
– Это ты мне скажи. Как к тебе в сумочку попали копии наших текущих расходов?
– Ты что, рылся в моей…? Да как ты посмел?!
– Потише, детка. Я люблю, когда ты кричишь – но только во время секса, ты поняла? Так у тебя есть объяснение?
– Разумеется, – она уже овладела собой. – Оксана Кирилловна вчера попросила меня захватить эти бумажки с собой домой и поработать с ними на выходные.
– Правда? Не делай из меня идиота! Сколько тебе платит Никулин? Учитывая твое жмотство, уверен, что ты обошлась ему недорого. Или я неправ?
– Да ты просто свинья, Носков. Тощая волосатая свинья!
Он поднялся.
– Верно, киска. Но знаешь, что для тебя самое плохое? То, что тебе придется спать с этой свиньей и дальше, причем уже бесплатно! Пусть тебе платит Никулин, он ведь побогаче, чем я. А моей платой тебе будет молчание. Можешь и дальше шпионить, если будешь ласковой со мной! – Носков грубо схватил Жанночку за запястья и поволок в ванную…
Александр Жуковский
Без пяти три я уже был в приемной никулинского кабинета. Секретарша (я уже знал, что зовут ее Неля) улыбнулась и разрешила мне войти.
Павел Игнатьевич был, как и в прошлый раз, сух и неприветлив.
– Говорите, с чем пришли, – велел он, едва я опустился на стул.
– Огородникова собирается начать на вас серьезную атаку.
– Конкретнее.
– Она будет просить большие кредиты в Европе, под новый проект. Если ей удастся получить средства, она развернет в вашей области строительство гостиничного комплекса. Только в этот раз вы ей помешать не сможете: все будет проводиться через третьих лиц, через подставные фирмы. И при этом – никакой видимой связи с ее компанией.
– А причем же здесь атака на меня?
– Поясню, это несложно. Часть прибыли – разумеется, после отдачи кредитов – она направит на создание специальных мелких банковских структур. Которые, в свою очередь, начнут кредитовать предпринимателей на очень выгодных условиях. То есть, вы потеряете львиную долю клиентов. А там и до банкротства недалеко…
– Ну, эта информация недорого стоит, – скроил он кислую мину. – Если то, о чем вы говорите, и произойдет, то на это уйдут годы. Чтобы добиться права на строительство гостиницы, Огородниковой придется дать крупную взятку. Плюс эти европейские кредиты… Нет, не верю. Скорее она сама обанкротится на этом проекте.
– Тогда у меня в запасе есть джокер, – сказал я.
– Терпеть не могу карты. Что вы хотите сказать?
– К Огородниковой специально приезжал из вашего города один тип… С фээсбэшным удостоверением. Беседовали о вас, между прочим.
– У вас есть запись разговора?
– Конечно, нет. Но его содержание мне известно.
Никулин поерзал на своем кресле.
– Вы либо держите меня за полного дурака, Жуковский, либо сами являетесь глупцом. Почему это я должен вам верить на слово? С какой стати?
– Не хотите – не верьте. Я не настаиваю. Но только этот полковник из Конторы – его фамилия Казарьянц – убедительно просил Огородникову, чтобы она с вами встретилась лично. И вскоре она вам позвонит. Тогда вы мне поверите?
– Может быть. Я проверю вашу информацию. Если все точно – получите свои пару тысяч долларов. Кстати, какой ваш мотив на самом деле? Неужели деньги?
– Вообще-то это вас не касается, но, так и быть, скажу. Я, как и вы, в рядах недоброжелателей Оксаны Кирилловны. Ваш мотив мне неизвестен. А мой – отвергнутая любовь. Я много лет добивался этой женщины. А она твердила, что мы должны остаться друзьями. Теперь пусть платит за свою недальновидность.
– И она вас пока не раскусила? Все еще считает вас другом?
– Думаю, что да. Я посвящен во все ее тайны. А также и в то, что вы – ее главный враг. Поэтому я здесь и предлагаю вам свою помощь. А деньги… Что ж, деньги мне тоже не помешают. И как, кстати, вы собираетесь перепроверять мою информацию?
– А вот это уже вас не касается. Все, вы свободны. Позвоните через неделю.
Москва, 2003й год
Андрей не находил себе места. Он провел у подъезда дома, где жила Лена, почти сутки напролет, но она так и не объявилась. Андрей готов был предположить самое худшее. Бродя по улицам, он только иногда останавливался, чтобы посидеть в парке на скамеечке, передохнуть, а затем продолжать идти… Внезапно тонко пискнул его мобильник – пришло текстовое сообщение. Прочтя его, Андрей чуть не запрыгал от радости посреди толпы.
« Отец приехал за мной и забрал меня домой. Надеюсь, что временно. Жди вестей. Целую, люблю. Лена».
Но, поразмыслив, юноша пришел к выводу, что радость его – преждевременна. Да, с Леной всё в порядке, и это хорошо, но как ее теперь увидеть? Из очень скупых рассказов девушки об отце Андрей сделал вывод, что это жесткий и своевольный человек, живущий только разумом, а не эмоциями.
«Надо посоветоваться с мамой, – решил Андрей. – У нее опыта побольше.»
– Что желаете? – улыбнулся парень по ту сторону, который до этого с безучастным видом протирал стаканы.
– Холодного пива. И… позови сюда Козыря.
Лицо у парня вытянулось; он налил пива в высокий бокал, поставил его перед посетителем и исчез за деревянной дверкой, ведущей в глубь заведения. А через минуту из-за дверки появился уже другой человек – рослый, широкоплечий и бритоголовый, с тонким шрамом над левой бровью.
– Эт ты, что ль, Козыря спрашивал?
– Ну, я, – подтвердил Казарьянц и отхлебнул пива.
– Так идем, – сказал бритоголовый, кивая на дверь.
Они двинулись по полутемному, узкому коридору, причем бритоголовый шел все время сзади. Свернули направо, спустились немного вниз. Тут бритоголовый придержал гостя за локоть.
– Пришли.
Казарьянц хотел переступить порог комнаты.
– Постой, – сопровождающий быстро обыскал его и вынул из кобуры служебный пистолет.
– Пока у меня побудет, не возражаешь?
В комнате Казарьянц увидел двоих. И обоих узнал. По фотографиям.
– Я – Козырь. Чего надо? – произнес один – невзрачный мужчина лет сорока пяти. Только теперь Казарьянц разглядел, что на столе перед сидящими – карты.
– Дело есть, – сказал полковник. – Два слова наедине.
– Скажи сначала, кто таков.
– Полковник Казарьянц, областное управление ФСБ.
– Вот как? Полковник? А может, генерал? – усмехнулся Козырь. – И что же понадобилось товарищам из столь важной организации от бедного Козыря?
– Ничего. Наоборот, я вам хочу оказать услугу.
– Уже интересно, – Козырь достал что-то из кармана. Раздался негромкий щелчок. В полумраке блеснуло узкое лезвие. – С каких это пор Контора нам услуги оказывает?
– Вы хотите знать, кто и почему заказал Сычева?
– Сыча? А ты знаешь, полковник?
– Да, – уверенно проговорил Казарьянц.
– Так, братва – выйдите на минутку, – велел Козырь. – Мне тут с гражданином полковником покалякать надо…
Ленинград, 1973й год
Вид начальника отдела по работе с иностранными делегациями не предвещал ничего хорошего.
– Я понимаю, капитан Никулин, что вас специально командировали к нам из Москвы. Но и вы нас поймите. Если они обнаружат слежку, то будет большой скандал. Да и зачем это надо? В этой группе – одни журналисты, я точно знаю…
– Извините, Владимир Алексеевич, но я выполняю приказ. Вы можете созвониться с моим руководством и…
– Ладно, ладно, Никулин. Работайте, раз уж приехали. Что вам для этого нужно?
– Все как обычно. Машина со спецоборудованием, группа поддержки.
– Сколько человек? – хмуро спросил начотдела.
– Я думаю, двоих хватит. Если что, потом подключим еще – по ходу дела.
Павел Игнатьевич Никулин
Я всю жизнь старался делать все так, чтобы иметь выбор, сохранять контроль над ситуацией. Тогда, в Ленинграде, мне казалось, что задание мое пустяковое, что все дело – в терпении, и никаких подводных камней на моем пути встретиться не должно.
Я ошибался – и, может быть, единственный раз в жизни так крупно. Я начал операцию очень хорошо; как и наметил, «случайно» вступил в контакт с этой француженкой, Элен. Она представляла довольно популярную в Европе газету и, кроме того, входила в состав нескольких правозащитных организаций, вела переписку с бывшими диссидентами, осевшими за пределами СССР. А я выдавал себя за идейного борца против режима, члена тайной группы, которая якобы готовит для передачи на Запад документы, изобличающие советский строй. Вначале она не поверила. Но – меня учили говорить с людьми так, чтобы в конце концов они начинали верить. К тому же (я знал это) Элен была одинока после развода с мужем, а мне разрешили использовать в своей работе все методы, вплоть до личных контактов… Что ж, я не преминул воспользоваться этим разрешением своего начальства. Тем паче, что мой французский был весьма хорош…
Конечной целью всей операции было выявление каналов переправки в страны Западной Европы материалов, порочащих нашу действительность. О том, что такие материалы постоянно идут к нашим оппонентам, мы были осведомлены. Элен проявила интерес к якобы имеющимся у меня бумагам, и мы договорились, что я передам их ей за день до ее отъезда из Москвы. К тому времени мы уже, конечно, переспали. Я, признаться, ощущал некоторую неловкость, зная, что мои коллеги внимательнейшим образом, и не один раз, прослушивали все то, что происходило в номере гостиницы, где жила Элен. Однако старался забыть об этой чепухе и заставлял себя думать о повышении, которое мне было обещано в случае удачного исхода дела.
Итак, «бумаги» были подготовлены. И я понес их Элен. Едва я переступил порог ее номера, как следом ворвались мои коллеги —"страшные агенты Кей-джи-би" во главе с начальником спецотдела Ерохиным, моим старым знакомым. Естественно, что я был «схвачен», и меня прямо на месте начали «допрашивать» с пристрастием. Элен, конечно же, закатила им истерику. На четырех языках она кричала о нарушении прав человека, о том, что в СССР попираются демократические свободы. Но Ерохин, не слушая ее, продолжал играть в «злого следователя». Обзывал меня шпионом, грязным наймитом ЦРУ и время от времени давал мне оплеуху, матерясь при этом на чем свет стоит. И это, в конце концов, добило мою бедную француженку. Она согласилась рассказать, кому и как поступают материалы. Назвала адреса двух человек в Москве, которые более-менее регулярно дают данные, интересующие определенные круги на Западе. Назвала телефон посредника в Германии, через руки которого проходят все материалы.
Казарьянц понимал, что, хотя ему и удалось, согласно договору с Вахой, выключить из игры такую опасную фигуру, как Сычев – остается еще не менее, а может, даже и более опасный и изворотливый Никулин; а, значит, контракт выполнен только лишь наполовину и есть смысл подумать, как браться за оставшуюся часть работы. Кроме того, Ваха (через посредника) упоминал и об Огородниковой. Правда, он не настаивал на ее физическом устранении. Но настойчиво указывал, что ее влияние в области все еще слишком велико, и с этим надо тоже что-то делать.
Леон Ованесович устроился в своем любимом кресле. Открыл шкатулку с шахматными фигурами. Поставил на доску белого ферзя, а рядом – двух королей. Затем сильным щелчком снес с доски одного из них, черного. Немного подумав, движением левой ладони сбросил и две другие фигуры…
Набрав номер сотового телефона Никулина, Жуковский долго ждал, пока ему ответят.
– Слушаю! – раздался, наконец, в трубке резкий голос Павла Игнатьевича.
– Здравствуйте, господин Никулин!
– А-а, это вы, господин художник… Что у вас ко мне?
– Есть информация по интересующему вас вопросу. Завтра я буду в вашем городе. Вы можете уделить мне время?
– Не более получаса. Да и то в том случае, если ваша информация действительно чего-нибудь стоит, в чем я сомневаюсь.
– Ваши сомнения излишни.
– Поглядим. Жду вас у себя в офисе ровно в три. И не опаздывайте – в половине четвертого меня уже не будет.
* * *
Носков зевнул, с удовольствием потянулся и присел на постели. Покосился на тихо посапывающую рядом Жанночку. Он знал, конечно, что она спит с ним не по любви, а из-за денег: он был не в ее вкусе. Но ему было наплевать; главное, что он мог обладать этим прекрасным телом и получать от маленькой, стройной большеглазой секретарши все, что ему было угодно. Он использовал ее патологическую жадность, чтобы услаждать свою плоть. Впрочем, Носков про себя полагал, что Жанночка тоже имеет свою порцию наслаждения, судя по ее истошным воплям во время их постельных упражнений. Либо же, думал референт Оксаны Кирилловны, она хорошая актриса, и тогда тем более честно отрабатывает свой небольшой гонорар.Встав с кровати, он натянул брюки и прошел на кухню. И в очередной раз посетовал, что трахается Жанночка хорошо, а вот хозяйка – никакая: со вчерашнего ужина (который готовил сам Носков) осталась гора немытой посуды. Сварив себе кофе, Носков бегло просмотрел лежащую тут же газету. Ничего интересного там не было – всё те же пожары-войны-наводнения, что и всегда. Сам не зная, зачем он это делает (видимо, из чистого любопытства) Носков потянулся к жанночкиной сумочке – секретарша вчера приехала к нему сразу после работы и оставила сей предмет своего гардероба на кухонном стуле. Так, пудра, косметика, презервативы – это все понятно. А вот эти листочки?.. похоже на… Да, это и в самом деле ксерокопии документов из кабинета владелицы «ОКО». Ничего сверхважного, но всё же… Что ж это получается?..
Носков понимающе ухмыльнулся. Так вот, оказывается, кто «сливает» время от времени информацию Никулину! То-то же Павел Игнатьевич так успешно в последнее время стал теснить их компанию на областном уровне, да и в Москве успел кое-что напортить!.. Ну, Жанночка, ну крыса! Ничего. Носков тебе покажет…
Сложив все обратно в сумочку, Носков оставил себе лишь ксерокопии. Жанночка, в его рубашке и босиком, вышла из спальни.
– С добрым утром, – вяло сказала она.
– С добрым утром, киска, – усмехнулся Носков. – Как спалось?
– Спасибо, нормально. Что это у тебя в руках?
– Это ты мне скажи. Как к тебе в сумочку попали копии наших текущих расходов?
– Ты что, рылся в моей…? Да как ты посмел?!
– Потише, детка. Я люблю, когда ты кричишь – но только во время секса, ты поняла? Так у тебя есть объяснение?
– Разумеется, – она уже овладела собой. – Оксана Кирилловна вчера попросила меня захватить эти бумажки с собой домой и поработать с ними на выходные.
– Правда? Не делай из меня идиота! Сколько тебе платит Никулин? Учитывая твое жмотство, уверен, что ты обошлась ему недорого. Или я неправ?
– Да ты просто свинья, Носков. Тощая волосатая свинья!
Он поднялся.
– Верно, киска. Но знаешь, что для тебя самое плохое? То, что тебе придется спать с этой свиньей и дальше, причем уже бесплатно! Пусть тебе платит Никулин, он ведь побогаче, чем я. А моей платой тебе будет молчание. Можешь и дальше шпионить, если будешь ласковой со мной! – Носков грубо схватил Жанночку за запястья и поволок в ванную…
Александр Жуковский
Без пяти три я уже был в приемной никулинского кабинета. Секретарша (я уже знал, что зовут ее Неля) улыбнулась и разрешила мне войти.
Павел Игнатьевич был, как и в прошлый раз, сух и неприветлив.
– Говорите, с чем пришли, – велел он, едва я опустился на стул.
– Огородникова собирается начать на вас серьезную атаку.
– Конкретнее.
– Она будет просить большие кредиты в Европе, под новый проект. Если ей удастся получить средства, она развернет в вашей области строительство гостиничного комплекса. Только в этот раз вы ей помешать не сможете: все будет проводиться через третьих лиц, через подставные фирмы. И при этом – никакой видимой связи с ее компанией.
– А причем же здесь атака на меня?
– Поясню, это несложно. Часть прибыли – разумеется, после отдачи кредитов – она направит на создание специальных мелких банковских структур. Которые, в свою очередь, начнут кредитовать предпринимателей на очень выгодных условиях. То есть, вы потеряете львиную долю клиентов. А там и до банкротства недалеко…
– Ну, эта информация недорого стоит, – скроил он кислую мину. – Если то, о чем вы говорите, и произойдет, то на это уйдут годы. Чтобы добиться права на строительство гостиницы, Огородниковой придется дать крупную взятку. Плюс эти европейские кредиты… Нет, не верю. Скорее она сама обанкротится на этом проекте.
– Тогда у меня в запасе есть джокер, – сказал я.
– Терпеть не могу карты. Что вы хотите сказать?
– К Огородниковой специально приезжал из вашего города один тип… С фээсбэшным удостоверением. Беседовали о вас, между прочим.
– У вас есть запись разговора?
– Конечно, нет. Но его содержание мне известно.
Никулин поерзал на своем кресле.
– Вы либо держите меня за полного дурака, Жуковский, либо сами являетесь глупцом. Почему это я должен вам верить на слово? С какой стати?
– Не хотите – не верьте. Я не настаиваю. Но только этот полковник из Конторы – его фамилия Казарьянц – убедительно просил Огородникову, чтобы она с вами встретилась лично. И вскоре она вам позвонит. Тогда вы мне поверите?
– Может быть. Я проверю вашу информацию. Если все точно – получите свои пару тысяч долларов. Кстати, какой ваш мотив на самом деле? Неужели деньги?
– Вообще-то это вас не касается, но, так и быть, скажу. Я, как и вы, в рядах недоброжелателей Оксаны Кирилловны. Ваш мотив мне неизвестен. А мой – отвергнутая любовь. Я много лет добивался этой женщины. А она твердила, что мы должны остаться друзьями. Теперь пусть платит за свою недальновидность.
– И она вас пока не раскусила? Все еще считает вас другом?
– Думаю, что да. Я посвящен во все ее тайны. А также и в то, что вы – ее главный враг. Поэтому я здесь и предлагаю вам свою помощь. А деньги… Что ж, деньги мне тоже не помешают. И как, кстати, вы собираетесь перепроверять мою информацию?
– А вот это уже вас не касается. Все, вы свободны. Позвоните через неделю.
Москва, 2003й год
Андрей не находил себе места. Он провел у подъезда дома, где жила Лена, почти сутки напролет, но она так и не объявилась. Андрей готов был предположить самое худшее. Бродя по улицам, он только иногда останавливался, чтобы посидеть в парке на скамеечке, передохнуть, а затем продолжать идти… Внезапно тонко пискнул его мобильник – пришло текстовое сообщение. Прочтя его, Андрей чуть не запрыгал от радости посреди толпы.
« Отец приехал за мной и забрал меня домой. Надеюсь, что временно. Жди вестей. Целую, люблю. Лена».
Но, поразмыслив, юноша пришел к выводу, что радость его – преждевременна. Да, с Леной всё в порядке, и это хорошо, но как ее теперь увидеть? Из очень скупых рассказов девушки об отце Андрей сделал вывод, что это жесткий и своевольный человек, живущий только разумом, а не эмоциями.
«Надо посоветоваться с мамой, – решил Андрей. – У нее опыта побольше.»
* * *
Выехав на своей «Ниве» за городскую черту, Казарьянц остановился у придорожного заведения со странным названием «Синий Дельфин». Вошел в пустой зал, приблизился к барной стойке.– Что желаете? – улыбнулся парень по ту сторону, который до этого с безучастным видом протирал стаканы.
– Холодного пива. И… позови сюда Козыря.
Лицо у парня вытянулось; он налил пива в высокий бокал, поставил его перед посетителем и исчез за деревянной дверкой, ведущей в глубь заведения. А через минуту из-за дверки появился уже другой человек – рослый, широкоплечий и бритоголовый, с тонким шрамом над левой бровью.
– Эт ты, что ль, Козыря спрашивал?
– Ну, я, – подтвердил Казарьянц и отхлебнул пива.
– Так идем, – сказал бритоголовый, кивая на дверь.
Они двинулись по полутемному, узкому коридору, причем бритоголовый шел все время сзади. Свернули направо, спустились немного вниз. Тут бритоголовый придержал гостя за локоть.
– Пришли.
Казарьянц хотел переступить порог комнаты.
– Постой, – сопровождающий быстро обыскал его и вынул из кобуры служебный пистолет.
– Пока у меня побудет, не возражаешь?
В комнате Казарьянц увидел двоих. И обоих узнал. По фотографиям.
– Я – Козырь. Чего надо? – произнес один – невзрачный мужчина лет сорока пяти. Только теперь Казарьянц разглядел, что на столе перед сидящими – карты.
– Дело есть, – сказал полковник. – Два слова наедине.
– Скажи сначала, кто таков.
– Полковник Казарьянц, областное управление ФСБ.
– Вот как? Полковник? А может, генерал? – усмехнулся Козырь. – И что же понадобилось товарищам из столь важной организации от бедного Козыря?
– Ничего. Наоборот, я вам хочу оказать услугу.
– Уже интересно, – Козырь достал что-то из кармана. Раздался негромкий щелчок. В полумраке блеснуло узкое лезвие. – С каких это пор Контора нам услуги оказывает?
– Вы хотите знать, кто и почему заказал Сычева?
– Сыча? А ты знаешь, полковник?
– Да, – уверенно проговорил Казарьянц.
– Так, братва – выйдите на минутку, – велел Козырь. – Мне тут с гражданином полковником покалякать надо…
Ленинград, 1973й год
Вид начальника отдела по работе с иностранными делегациями не предвещал ничего хорошего.
– Я понимаю, капитан Никулин, что вас специально командировали к нам из Москвы. Но и вы нас поймите. Если они обнаружат слежку, то будет большой скандал. Да и зачем это надо? В этой группе – одни журналисты, я точно знаю…
– Извините, Владимир Алексеевич, но я выполняю приказ. Вы можете созвониться с моим руководством и…
– Ладно, ладно, Никулин. Работайте, раз уж приехали. Что вам для этого нужно?
– Все как обычно. Машина со спецоборудованием, группа поддержки.
– Сколько человек? – хмуро спросил начотдела.
– Я думаю, двоих хватит. Если что, потом подключим еще – по ходу дела.
Павел Игнатьевич Никулин
Я всю жизнь старался делать все так, чтобы иметь выбор, сохранять контроль над ситуацией. Тогда, в Ленинграде, мне казалось, что задание мое пустяковое, что все дело – в терпении, и никаких подводных камней на моем пути встретиться не должно.
Я ошибался – и, может быть, единственный раз в жизни так крупно. Я начал операцию очень хорошо; как и наметил, «случайно» вступил в контакт с этой француженкой, Элен. Она представляла довольно популярную в Европе газету и, кроме того, входила в состав нескольких правозащитных организаций, вела переписку с бывшими диссидентами, осевшими за пределами СССР. А я выдавал себя за идейного борца против режима, члена тайной группы, которая якобы готовит для передачи на Запад документы, изобличающие советский строй. Вначале она не поверила. Но – меня учили говорить с людьми так, чтобы в конце концов они начинали верить. К тому же (я знал это) Элен была одинока после развода с мужем, а мне разрешили использовать в своей работе все методы, вплоть до личных контактов… Что ж, я не преминул воспользоваться этим разрешением своего начальства. Тем паче, что мой французский был весьма хорош…
Конечной целью всей операции было выявление каналов переправки в страны Западной Европы материалов, порочащих нашу действительность. О том, что такие материалы постоянно идут к нашим оппонентам, мы были осведомлены. Элен проявила интерес к якобы имеющимся у меня бумагам, и мы договорились, что я передам их ей за день до ее отъезда из Москвы. К тому времени мы уже, конечно, переспали. Я, признаться, ощущал некоторую неловкость, зная, что мои коллеги внимательнейшим образом, и не один раз, прослушивали все то, что происходило в номере гостиницы, где жила Элен. Однако старался забыть об этой чепухе и заставлял себя думать о повышении, которое мне было обещано в случае удачного исхода дела.
Итак, «бумаги» были подготовлены. И я понес их Элен. Едва я переступил порог ее номера, как следом ворвались мои коллеги —"страшные агенты Кей-джи-би" во главе с начальником спецотдела Ерохиным, моим старым знакомым. Естественно, что я был «схвачен», и меня прямо на месте начали «допрашивать» с пристрастием. Элен, конечно же, закатила им истерику. На четырех языках она кричала о нарушении прав человека, о том, что в СССР попираются демократические свободы. Но Ерохин, не слушая ее, продолжал играть в «злого следователя». Обзывал меня шпионом, грязным наймитом ЦРУ и время от времени давал мне оплеуху, матерясь при этом на чем свет стоит. И это, в конце концов, добило мою бедную француженку. Она согласилась рассказать, кому и как поступают материалы. Назвала адреса двух человек в Москве, которые более-менее регулярно дают данные, интересующие определенные круги на Западе. Назвала телефон посредника в Германии, через руки которого проходят все материалы.