Ржига Богумил. Адам и Отька

   - Отка! Отка!
   Но Отка и головы не поворачивает, настолько она увлечена разговором с двумя девочками, которые крепко держат её за руки. Воспитательница замечает Адама, подходит к нему и говорит:
   - Отойди отсюда, она тебя не знает.
   - Да это же наша Отка, - пытается объяснить Адам.
   - Среди наших детей нет ни одной Отки... - говорит воспитательница и поворачивается спиной к Адаму, пропуская последних детей в дверь.
   Адам смотрит на воспитательницу, как бы пытаясь убедить её взглядом, что не может оставить здесь Отку, что должен взять её домой, что он как брат отвечает за сестру, но воспитательница тоже уходит. И Адам остаётся на улице в одиночестве.
   И что же теперь? Что же теперь делать? Адам знает, что нужно что-нибудь предпринять. Он входит в пустую прихожую и прислушивается. Весь дом словно лихорадит, до него долетают приглушённые голоса детей, какая-то сумятица звуков. Дети смеются, считают до пяти, кричат, поют, декламируют. Адам пытается прочитать висящие перед ним таблички, но, пожалуй, было бы лучше, если б он вообще не умел читать. Здесь одни запреты, приказы, предостережения. И если на самом деле делать всё так, как здесь написано, то уж лучше стать невидимым иль раствориться. Ведь оказывается, даже войти сюда он не имел права. Адам должен был признать, что в такой обстановке вести какие-либо переговоры и затруднительно и бесполезно. Придётся ему сходить за подкреплением - иначе этой крепости не одолеть и Отку отсюда не вызволить. Но за каким подкреплением? Откуда ждать помощи? Конечно, от пана Венцла.
   22
   Пан Венцл сразу же всё понял, едва взволнованный Адам заговорил. Сегодня, правда, пан Венцл был небритым больше, чем когда бы то ни было, но зато в его глазах так и мелькали весёлые маятнички.
   Он оставил свои часы спокойно отбивать время, оставил и своих заказчиков, и пошёл с Адамом в детский сад. Строгая воспитательница сначала не поверила ему, стала спрашивать, а не хулиган ли Адам. Но когда присмотрелась к девочкам в своей группе, то сразу нашла среди них Отку. И как только она не приметила её раньше, ведь Отка же верховодила. То она танцует с одним мальчиком, то милостиво позволит потанцевать с ней другому. А девчонки, те так и вьются вокруг неё. Одна суёт ей собачку, лишь бы только добиться её расположение, другая - белочку, третья - жёлтую птицу. Отка ничего не замечает. Лёгким движением руки она отказывается от всех игрушек.
   Воспитательница подошла к ней и за руку вытащила её в коридор. Отка как могла сопротивлялась. Но, увидев в коридоре пана Венцла и Адама, сразу же пришла в себя.
   - Пан Венцл, пан Венцл! - засмеялась она радостно.
   - Вот дожидаемся тебя, - приветливо говорит пан Венцл.
   - Адам, и ты здесь, - улыбнулась ему Отка, словно не замечая, что Адам хмурится.
   - Наш детский сад и так переполнен, - говорит строгая воспитательница. Но если вы хотите к нам сюда отдать Отку, то мы её возьмём, она нам подходит. Я даже перепутала её с Аполенкой, которая сегодня не явилась. Только ваша Отка стоит пяти таких Аполенок.
   "Да это мне известно", - хмуро подумал Адам.
   - Спасибо, спасибо, - говорит пан Венцл и растерянно оглядывается, боясь, как бы чего не раздавить. - Дети приехали сюда только в гости, они скоро должны вернуться обратно в деревню.
   - Ну этого я не знала, - отвечает строгая воспитательница и провожает детей вместе с паном Венцлом до порога.
   Потом дети идут уже одни, а за ними поднимается по лестнице пан Венцл. Отка идёт и строит рожицы и ещё что-то бормочет себе под нос.
   - Ты что рожи строишь? - спрашивает её Адам.
   - А может, я ещё играю.
   - Отка, тебя там как будто подменили.
   - Ты что, - испугалась Отка, - посмотри на меня как следует! Да разве я не такая, как раньше? Не узнаёшь меня? Думаешь, это совсем не я?
   - Да нет, ты.
   - Так чего же ты тогда не смеёшься? Разве что-нибудь случилось? Мне здесь всё понравилось, жаль, что у нас нет такого детского сада в Выкане.
   - Ты как кошка: сразу везде приживаешься. А чего ты там всё-таки делала?
   - Да они мне всё давали какие-то игрушки, а я всё бросала.
   - И пела ты там тоже?
   - Нет, только рот открывала.
   - Подождите, дети, подождите, - говорит старый часовщик. Он останавливается и прислушивается к уличному репродуктору.
   Дети тоже хотят услышать, что заинтересовало пана Венцла. Но ничего не слышат.
   - Мне кажется, это вас разыскивают. Адам Крал и Отка Кралова - это ведь о вас?
   - Значит, тётя проснулась, - испугался Адам. Теперь им ничего не оставалось, как бежать побыстрее домой. Одна ступенька, вторая, третья... девятая, и вот они уже на своей улице. Пан Венцл так быстро не может. Одолев несколько ступеней, он останавливается и думает, как жаль, что он всё больше стареет.
   23
   Такой тёти они ещё не видывали! Она выглядела по меньшей мере как дракон. Глаза горят, и извергает она громы и молнии.
   - Сначала я обмётывала петли... Дети ни слова.
   - Потом я складывала бельё...
   Дети ни гугу.
   - Потом я уже и обед сварила. Дети опустили глаза.
   - А потом я позвонила в милицию. Детям хочется провалиться сквозь землю.
   - Наконец я вынуждена была искать вас по радио. Дальше молчать уже нельзя. Сначала это поняла Отка.
   - Тётя, ты знаешь, во всём виновата я. Просто я заблудилась.
   Но и Адама будто бы кто кольнул. Он тоже промолчать не может.
   - Тётя, во всём виноват я, это я не смотрел за Откой.
   - И куда же ты забрела? - в голосе тёти уже заметно любопытство.
   - В детский сад.
   - А ты не врёшь? Правду говоришь?
   - Честное слово, правду.
   - Тётя, честное слово.
   - Ну и ну, чтобы ребёнок сам забрёл в детский сад! Тётины строгие глаза изучают детей, так и впиваются в них взглядом. Кажется, они действительно не врут. Жаль, нет возможности заглянуть в их души. Дети не чувствуют себя виноватыми и, наверное, на самом деле не виноваты, но тёте всё же пришлось их ждать и беспокоиться. Поэтому она и рассердилась.
   Оказывается, они заблудились. Обидеть её, конечно, они не хотели. Тётя счастлива, что так хорошо всё кончилось, она ведь своих племянников очень любит. Отка догадывается, что гроза уже миновала, и потихоньку улыбается.
   - Ты что смеёшься, когда я сержусь? - взрывается опять тётка.
   И Отка понимает, что улыбается она не ко времени, и всё же находит выход из положения.
   - Тётя, а ты не знаешь, что мы тебе принесли!
   - Конечно, не знаю.
   - Адам даст тебе правый, а я левый.
   - Ну, что же это такое?
   - А это для Влади.
   - Для Влади, - смеётся наконец и тётка. Дети вытаскивают белые ботиночки, Отка левый, Адам правый. Они похожи как близнецы. Тётя видит не только ботиночки, она видит в них уже и ножки своего сыночка. Сначала в них он будет лежать, а потом и ходить. Её малыш.
   Тётя вдруг становится очень красивая и очень счастливая, хотя всего лишь минуту назад была такая несчастная. Ну что ей с этими детьми делать? Прежде всего их, конечно, надо накормить.
   24
   Поближе к вечеру вернулся пан Сук, дядя выканских детей, то есть муж их тёти. Высокий, красивый, и всё на нём аккуратное и красивое. Форма голубая, лоб высокий, а усы придают лицу какую-то особую прелесть. Дядя - пилот гражданской авиации, но походка у него и вся выправка военного человека. Наверное, потому, что он долгое время находился на военной службе. Адам так и чувствует, что он всегда ко всему готов: управлять машиной, управлять самолётом, в одну минуту рассердиться или как следует рассмеяться. Тётя всегда считала его немного легкомысленным, но кто знает, правда это или нет.
   Отка, попав в его объятия, тут же стала упрекать, где это он так долго был?
   - Где я был? Да в Египте.
   - А это далеко?
   - За морем.
   - А что ты там видел?
   - Ты спрашиваешь, что я видел в Каире, на улице?
   - Да.
   - Ну представь себе такую картину: один продаёт хлебные лепёшки на палке и что-то кричит, другой гонит осла и кричит ещё громче, третий нахваливает свои сырные лепёшки и отгоняет мух...
   - А что делаешь ты?
   - А я покупаю финики у одного мальчика, у которого глаза будто тарелки.
   - Для меня?
   - Для тебя и для Адама.
   - А где они?
   - В сумке.
   - Я тебе верю, - засмеялась Отка, - а ещё скажи, как по-египетски будет пять.
   - Ты хочешь сказать по-арабски?
   - Да.
   - Хамза.
   - Вот это здорово! - ликует Отка. - Я теперь в деревне буду кричать "хамза-хамза", и никто не поймёт, что это пять.
   - Кроме меня, - говорит Адам и старается заполучить своего дядю пилота Сука для себя. Ему так хочется расспросить о его работе, что он весь дрожит от нетерпения. Отка немножко поговорила, и хватит. Пусть уступит место ему.
   - Дядя, а управлять самолётом трудно?
   - Когда умеешь - нетрудно.
   - А на что приходится обращать внимание?
   - Нужно всё время знать, где находишься.
   - И всё?
   - Нужно знать, что наверху, а что внизу, где свет, а где тьма. Где можно сделать посадку, а где нет.
   - А бывает так, что тебе не хочется лететь?
   - Бывает.
   - Когда?
   - Когда у нас самолёт пустой.
   - Понятно, - сказал Адам. Но что всё-таки дядя имеет в виду? Наверное, дядя любит возить пассажиров и больше всего любит, когда самолёт набит битком. Что ж, Адаму это нравится и он поступал бы так же. Остаётся, правда, ещё один вопрос.
   - А ты никогда но падал?
   - Ещё нет, - ответил дядя спокойно.
   - Не смейте вообще об этом говорить! - кричит тётя, которая вроде и не слушает, а всё слышит. Хотя и находится сейчас на кухне.
   Через две минуты она приходит и уводит дядю в соседнюю комнату. Там дядя будет есть, а тётя рассказывать ему главные новости последних дней. Тётю Египет уже давно не интересует, теперь её больше интересует коляска, детское приданое и ожидаемый мальчик. Её мужа это тоже интересует. Он говорит об этом, даже набив себе рот. Но ведь когда человек ест, он всё равно может думать и радоваться тоже.
   25
   Дядя переодевается в гражданское платье и хочет повести детей осмотреть новое здание аэропорта в Рузине. Ничего подобного они ещё не видели. Всё здание из стекла. Сказочный аэропорт. Но почему дядя переодевается, снимает лётную форму? "Чтобы меня на аэродроме не узнали", - смеётся дядя и приглаживает рукой усы. Он хочет в обществе своих деревенских родственников выглядеть как можно лучше. А скоро он станет отцом, и тогда придётся ему следить за своей внешностью ещё больше.
   В красную автомашину они садятся только втроём. Тётя остаётся дома. Аэродром она уже видела, кроме того, ей нужно собираться в дорогу. Куда тётя собирается? Отка хотела было спросить, но не посмела, побоялась выглядеть слишком любопытной.
   Отка заявляет, что сядет только с дядей, потому что сзади, мол, она боится. И Адам спокойно отправляется на заднее сиденье. Они сразу попадают в беспорядочную вереницу машин. Но дядя прекрасно управляет, и вскоре они почти выбираются из толчеи. Пешеходы уступают дорогу, дядя тормозит и снова повышает скорость. Адам весь в напряжении. Отка молчит. Дядя смеётся. Небольшое приключение, ничего не поделаешь.
   Они оставляют машину около здания аэропорта. Здание великолепное, из стекла и стали. Мир открывается до самого неба, и человек здесь становится птицей. Но по сравнению с деревней здесь будто в самом воздухе разлито напряжение. Стеклянные двери распахиваются сами, дети не успевают до них и дотронуться. Они замирают, словно громом поражённые. Как это возможно? Неужели стеклянные двери сами знают, что они втроём хотят пройти? Дети немного успокаиваются только тогда, когда убеждаются, что стеклянные двери так открываются перед каждым.
   В огромном здании аэропорта ребятишки чувствуют себя маленькими и беспомощными. Правда, с ними дядя, который здесь не чужой. И пожалуй, даже один из самых главных. Ведь их дядя - капитан авиации. Адаму явно льстит положение их дяди, и он спрашивает:
   - Дядя, а что ты здесь можешь приказать?
   - Ничего.
   - Почему ничего? - не понимает Адам.
   - Да потому, что я не в форме.
   - Ну ведь ты и без формы капитан.
   - А во-вторых, потому, что теперь я полечу только через четыре дня.
   - Ну и ну! - покачивает головой Адам.
   Дядя сегодня на аэродроме такой же обычный человек, как и они, деревенские ребята. Даже не верится. Но, наверное, всё-таки правда, потому что на капитана Сука никто не обращает никакого внимания. А ведь в аэропорту полно людей. Одни, сразу видно, уже завзятые путешественники, другие - какие-то уж слишком беспокойные, все хотят как можно скорее улететь, а третьи - просто зеваки. Кроме того, по аэропорту бегает уйма служащих. Дел для них здесь полно. Кому-то нужна информация, кому-то купить билет, кому-то билет продать, кроме того, таможня, газеты, багаж, аэропорт нужно подметать, убирать... У киоска с лимонадом Отка вдруг видит барышню Терезу, и ей сразу нестерпимо хочется пить.
   Дядя подводит ребят к киоску с лимонадом, а барышня Тереза делает знак, что хочет, мол, что-то сказать. Отка тоже в ответ моргает глазами, что, мол, поняла.
   Дядя подводит ребят к балюстраде. Что они здесь видят? Аэродром с серыми бетонированными дорожками, которые ведут куда-то далеко-далеко, в непроглядные просторы. Там один самолёт поднимается, а другой, наоборот, садится. Другие прируливают к зданию аэропорта. Моторы ревут ужасающе. А между самолётами снуют машины: автобусы, грузовики, тележки с багажом. Толчея, в которой явно есть какой-то свой внутренний порядок, хотя на первый взгляд его и не понять. Наступает небольшой перерыв, неожиданная тишина, и поэтому ребята слышат, как радио вызывает капитана Сука в администрацию. Дядя качает головой и говорит детям:
   - Встретимся через четверть часа на этом же месте, - и показывает пальцем на полосочку, вымощенную ярко-бежевыми камнями.
   В эту минуту Отка начинает действовать. Она приказывает Адаму:
   - Ты иди за мной и делай вид, будто ты меня не знаешь. И следи, чтобы я не потерялась.
   - Ты что опять придумала? - настораживается Адам. Он не верит больше Отке, та и вправду может потеряться.
   Отка бежит к киоску с лимонадом и шепчется там с Терезой. Адам вспоминает, что они встречали эту барышню дома, около лифта, но сам к ней не подходит. Отка возвращается и велит Адаму спрятать билет в кино. Адам видит, что Отка снова вдруг начинает из себя воображать невесть что. Она вертится, крутится, строит глазки, будто ей все пятнадцать. Ладно, ладно, думает Адам, но о билете в кино даже и не спрашивает. К чему ему быть любопытным? Что он, девчонка? Проходит несколько минут, и Адам с Откой уже стоят на условленном месте террасы. Дядя приходит и говорит детям:
   - Всё-таки увидели меня, хоть я и переоделся в штатское.
   - А зачем тебя вызывали?
   - Переменили маршрут. Через три дня я должен лететь в Конакри.
   - Вот видишь, дядя, - говорит Адам, очень довольный, - без тебя всё-таки не могут обойтись. Некому лететь в Конакри.
   26
   Вечером дети быстро отправляются спать, но сон не приходит. Да это и понятно, после такого беспокойного шумного дня. Они ведь знакомились с Прагой и побывали даже в аэропорту. Для того чтобы детям уснуть, им требуется вспомнить что-то очень привычное, что-то совершенно домашнее, чтобы они успокоились.
   - Ты помнишь, Адам?
   - Что?
   - Как мы с Азором подбирались к беличьему гнезду.
   - К тому дубу у леса?
   - Ну да. Ох, тогда я и есть хотела!
   - Помню.
   - А какая тогда была погода?
   - Страшный ветер.
   - Да-да, помню. Азор тогда упал с первой же ветки.
   - И заскулил.
   - Он ведь почти как человек.
   - А наша кошка тоже.
   - Как охота погладить Азора!
   - А я бы лучше погладил кошку.
   И дети поглаживают одеяло, а это значит, что они скоро уснут. Адам почти уже совсем спит, а Отка только начинает дремать. Её гложет одна забота. Может, и зря, но всё-таки гложет.
   - Адам?
   - Чего тебе?
   - Ты думаешь, Владя будет больше, чем наш Яхимек?
   - Как же он может быть больше, когда он ещё не родился?
   - А может, будет лучше нашего Яхимки?
   - Ну, скажешь тоже! - рассердился Адам и даже приподнял голову. - Разве может быть кто-нибудь лучше нашего Яхимки?
   - Конечно, нет, - вздыхает Отка и засыпает. Адам думает, а ведь Отка умная девочка, во всяком случае для своих шести лет умная. Ну конечно, с ним, Адамом, ей пока не сравниться. Адам уже знает, как люди на свете живут. Не только дети, но и взрослые. Он всегда представляет себе, что бы сказал или сделал отец или дядя Сук на его месте, и потому он почти не ошибается. Эти мысли успокаивают Адама, он доволен сам собой и наконец засыпает.
   27
   Утром квартира Суковых выглядит как после землетрясения. Вся одежда на спинках стульев, все шкафы раскрыты, ящики выдвинуты, ковры перевёрнуты, кругом какие-то свёртки с едой и раскрытые чемоданы. Тётка бегает по квартире не останавливаясь, она волнуется, а рядом вышагивает хладнокровный дядя. Оба выглядят совершенно иначе, чем всегда. Отка их буквально не узнаёт. И Адам замечает в них что-то новое, только не знает что. Отке кажется, что тётя помолодела лет на десять. На ней короткая юбка и красивая кофта. Губы накрашены ярче, чем всегда, лицо покрыто кремом, и волосы причёсаны по-модному. И голос у неё стал немножко выше и мягче, как это бывает у молодых людей. Да и дядя тоже переменился, и немало. Он даже сбрил усы. И вообще, побрился так усердно и тщательно, что не видно ни одного волоска. На это обратил внимание и Адам и подумал: к чему бы всё это?
   Размышляя дальше, Адам должен был признать, что бритый дядя гораздо моложе, чем дядя с усами, и вид у него более весёлый. Да, вместе с усами у него исчезло с лица печальное выражение. Так что в глубине души Адам одобрил этот поступок дяди. У самого Адама усы ещё не растут. Но если вдруг начнут расти, он сразу же будет их брить. Зачем ему в свои десять или даже в одиннадцать лет выглядеть как дедушка? Тётя наконец зовёт детей на кухню.
   - Итак, дети... - начинает она торжественно и на миг замолкает.
   Дети чувствуют торжественность минуты и смотрят ей в рот.
   - Сегодня мы станем родителями.
   - Как мама, ты красивее, чем когда была просто нашей тётей, - дипломатично замечает Отка. Глаза у неё светятся будто у ласочки, и она гладит тётку по руке.
   - Дяде это тоже идёт, - добавляет Адам.
   - Мы поедем с отцом на Мораву и вернёмся завтра с нашим ребёночком.
   - На Мораву? - удивилась Отка.
   - На Мораву? - не меньше удивился Адам.
   - Одна мама уступает нам своего сыночка. У неё уже пятеро детей, и своего шестого она отдаёт нам.
   - Пятеро детей для одной семьи хватает, - рассуждает Отка.
   - Владя будет нашим приёмным сыном, но он об этом не узнает, вы должны мне сейчас пообещать, что никогда об этом ему не скажете.
   - Ну, тётя, это же разумеется само собой, - успокаивает её Адам.
   - А я лучше об этом вообще забуду, - говорит Отка.
   - Что ж, это ещё лучше, - соглашается тётка. - Мы его привезём и тут же все сразу забудем, что он с Моравы. С самого начала он будет наш.
   - А что нам делать, пока вы не вернётесь? - интересуется Адам.
   - Можете пойти и посмотреть Пражский град.
   - Вот было бы здорово!
   - А можете сходить к Прокопу на Петршин, - говорит тётка. Прокоп двоюродный брат детей из Выкани.
   - Но смотрите не заблудитесь и не попадите под машину, вы ведь знаете, какое здесь движение.
   - Да, мы уже видели, - соглашается Отка.
   - Но мы уже привыкли, - смеётся Адам.
   - И смотрите, чтобы ни один из вас не потерялся.
   - Мне больше не хочется теряться, - заявляет Отка.
   - И мне тоже.
   - Еда в холодильнике, постели останутся разостланными, окна оставьте открытыми. Вы ведь знаете: кран надо закрывать, не открывайте газ, в квартиру никого не впускайте. Ясно?
   - Ну хватит договариваться, - говорит дядя. - Тётя, на старт!
   - Тётя, на старт! - повторяет Адам.
   - Тётя, на старт! - смеётся Отка.
   28
   Пан Венцл в Пражский град детей одних не отпустил. Как такое им могло прийти в голову! Вот он закончит с часами, вставит колесико, чтобы оно не потерялось, и пойдёт с ними. В Пражский град он ходит часто и всё им там покажет.
   - Хорошо, - согласились дети.
   Адам смотрит на его ловкие пальцы и говорит:
   - Пан Венцл, вы, наверное, здорово разбираетесь в часах!
   - Ты думаешь? - смеётся пан Венцл.
   - А что вы ещё умеете?
   - Да больше ничего.
   - Ну, наверное, ещё что-нибудь умеете.
   - Умею жить в городе.
   - А что это значит?
   - Это значит: помнить лица и уметь знакомиться.
   - Но это мы в деревне тоже умеем, - говорит Отка. Она не видит в этом ничего особенного.
   - Ну, я не знаю, - говорит старый часовщик. - Может быть, и умеете, но докажите мне это здесь, в Праге.
   - Попробуем, Адам?
   - Ну давай, - соглашается Адам.
   Они идут пешком через Погоржелец, и с Градчанской площади перед ними открывается Пражский град.
   Чехи строили свой кремль в течение тысячелетия. Здесь увековечены труд и фантазия давних художников и ремесленников. Ворота, кованая решётка, мощёный двор, остроконечные крыши храма святого Витта, стрелы башен храма святого Иржи. Дети сразу же поняли, что это и есть Пражский град. Тут уж не ошибёшься.
   Только вот Отку больше, чем ворота в Пражский град, интересуют солдаты, которые здесь стоят. На глазах у них чёрные очки, и стоят они совершенно неподвижно. Может, не моргают даже. А ведь должны были бы, потому что без сомнения они живые. И вот Отка решает с одним из них познакомиться поближе. Она покажет сейчас пану Венцлу, на что способна девочка из Выкани. Отка подходит к солдату, осматривает его с головы до ног, от синей фуражки до вычищенных ботинок, и говорит:
   - Ты куда смотришь? Солдат ни слова.
   - Ты что, не видишь меня? Солдат опять молчит, не улыбнётся.
   - Да посмотри получше, я здесь, перед тобой.
   Солдат и бровью не ведёт, стоит будто статуя. Отка, разочарованная, возвращается к Адаму и к пану Венцлу. Она убеждена, что всему виной чёрные очки. Ведь солдат ничего не видит через них, и потому Отке не удалось с ним познакомиться. Пан Венцл вздыхает, а Адам смеётся. "Вот глупый, - думает Отка, - и чего он смеётся". И даже наступает ему на ногу. Адам незаметно для пана Венцла даёт ей подзатыльник.
   Потом они идут дальше. В другом дворе часовенка и чудесный фонтан. В третьем дворе перед ними вырастает храм святого Витта. Ребята задирают голову, чтобы увидеть его остроконечные башни. И как только удалось всё это построить? Отка ещё интересуется; не вьют ли там наверху свои гнёзда ласточки? Адам, тот считает, что скорее уж летучие мыши. Отка снова делает попытку с кем-то познакомиться. На этот раз с белокурой женщиной, которая ей понравилась. Только женщина почему-то отвечает на незнакомом языке, и Отка её не понимает. Теперь Отка начинает верить, что завести знакомство в Праге не так легко, как ей казалось.
   Мимо них проходит долговязый мальчишка и исчезает под аркой, ведущей на другой двор. Адам вздрагивает. Мальчишка с бледным лицом и чёрными волосами. Шара? Да, наверное, это он. У Адама с быстротой молнии мелькает мысль, что сегодня утром он не брался за гантели. Но он тут же успокаивается: разве он не набрался сил вчера во время вчерашней тренировки?
   - Подождите меня, - говорит он пану Венцлу и Отке. - Я сейчас вернусь.
   - Что случилось?
   - Да я увидел здесь одного знакомого.
   - Адам хорошо запоминает лица, - замечает пан Венцл, и Отку это замечание задевает. Пан Венцл, правда, не сказал, что Отка лиц не запоминает и в Праге не может ни с кем познакомиться, но и в похвале Адаму она чувствует намёк на свою неловкость.
   Только пан Венцл, оказывается, неправ. Адам догоняет мальчишку, загораживает ему дорогу, но едва тот ему бросает: "А ну, отойди", как Адам сразу же отходит. Это вовсе не Шара, а совсем другой мальчик, и вовсе даже не похож на него. Адам возвращается ни с чем, явно раздосадованный. Всем всё ясно. Всё написано у него на лице. Но Адам всё-таки вслух признаётся в своей ошибке: вместо знакомого он остановил незнакомого.
   - Да не расстраивайся, - успокаивает его Отка, - здесь всё по-другому. Не так, как у нас на Выкани. А больше всего мне нравится, что на Граде все ходят пешком.
   - Да, конечно, - ворчит Адам.
   - Дети, пойдёмте, мы ещё ничего как следует не осмотрели, - говорит пан Венцл и ведёт детей в храм святого Витта.
   29
   Когда ребята так находились, что у них заболели ноги, пан Венцл повёл их в ресторан. Ресторан этот назывался "Викарка". И нигде ещё им так хорошо не сиделось, как именно там, хотя стулья в ресторане были деревянными и жёсткими. Ребята были страшно довольны прогулкой по Пражскому граду, они побывали всюду, куда только можно было заглянуть. И все люди, с которыми Отка потом заговаривала, были к ней внимательны, отвечали ей.
   - Ну что, пан Венцл, разве этого мало?
   - Не мало, не мало, - кивнул пан Венцл и хотел было погладить себе бороду. Только сегодня он сбрил её и потому погладил голый подбородок.
   Адама пану Венцлу пришлось всё-таки утешать, потому что Адам в Пражском граде так никого и не встретил. И ни с кем не познакомился, хотя пытался это сделать, чтобы доказать, что он может вести себя как заправский пражанин. Встретил только одного Шару, да и тот оказался не Шарой.