Ржига Богумил. Адам и Отька

   Пан Венцл теперь пытается внушить Адаму, что иногда поневоле всё складывается к лучшему: лучше некоторых людей не помнить, чем помнить, а некоторых хоть узнавать, да не замечать. "Что правда, то правда", - думает Адам и вспоминает о Ежке Альтмане из Выкани. Да и с Шарой, собственно, дело обстоит так же.
   Отка тем временем осматривает ресторан. На стенах картины из жизни старой Праги, люди за соседним столом тихо едят, слышно только, как звенят приборы.
   - Кашлять здесь можно? - спрашивает Отка пана Венцла.
   - Можно.
   - А говорить надо шёпотом?
   - Нет, можно и погромче.
   - Но кричать ведь тоже ни к чему, - говорит Адам. который слегка завидует Отке, что ей сегодня так везло. Правда, Адам тоже, наверное, мог бы познакомиться с незнакомыми людьми, если бы этого захотел по-настоящему. Но зачем? Вот уж совершенно не обязательно! Когда понадобится, тогда он и познакомится.
   Официант наливает им в тарелку суп. Суп так вкусно пахнет, от него идёт пар. Отка берёт в руки ложку и счастливо улыбается.
   - Никто-никто на свете не знает, где мы сейчас находимся, - говорит Отка. - Ни тётя, ни мама.
   - И ни один человек в Выкане, - продолжает Адам.
   - И не знают, что мы сидим сейчас за столом.
   - И нас обслуживают официанты.
   - Вас тоже, пан Венцл.
   - Да, да, - улыбается пан Венцл.
   - И мы едим суп.
   - И ещё смеёмся.
   - А вы тоже смеётесь, пан Венцл?
   - Да, тоже смеюсь, - соглашается пан Венцл, он действительно рад, что опять смеётся.
   - И что. мы будем есть... что же мы будем ещё есть?
   - Жаркое из телятины.
   - И нам понравится?
   - А что вам здесь на Граде больше всего понравилось?.. - спрашивает Адам.
   - Всё понравилось, - отвечает Отка без раздумий.
   - Всё, - соглашается часовщик Венцл, как будто сегодня видит Пражский град впервые... - Ты запомни это посещение, Отка, - добавляет он через минуту.
   Отка молча кивает, потому что у неё набит рот.
   30
   Отка оставляет Адама в кухне, а сама отправляется в автолавку. Это здесь рядом, в двух шагах, нужно только перейти улицу, всегда оживлённую и весёлую. Минуту Отка раздумывает: закрыть ей глаза и быстро перебежать или лучше дождаться, когда остановятся машины. Отка - девочка деревенская, сметливая, и что-то ей говорит, что надо подождать. И она ждёт, а потом переходит. И вот она стоит в автолавке, разглядывает молодого продавца, которому она должна передать билет в кино от барышни Терезы. Она сразу же узнаёт его по описанию Терезы. Да, это тот самый молодой человек, волосы у него спадают на лоб. Сам весь зарос, и весь вид действительно выражает торопливость. Он начинает кивать раньше, чем покупатель кончает говорить. Отка рассматривает его, стоя у касс. В эту минуту и он замечает девочку.
   - Ты кого-нибудь ищешь? - спрашивает он.
   - Вас, - отвечает Отка.
   - Серьёзно?
   - Я принесла вам билет в кино.
   - Вот это хорошо. Мне три дня как хочется сходить в кино.
   - А вы знаете, от кого билет?
   - Нет, не знаю.
   - От одной барышни.
   - А как я её узнаю?
   - Она будет сидеть в кино рядом с вами.
   - Слева или справа?
   - Справа, - осторожно говорит Отка, потому что эту подробность она как-то упустила из виду.
   - Ну смотри, чтобы была справа.
   - Лучше вы запомните, что у неё серебряные волосы.
   - Серебряные волосы я люблю, - смеётся молодой продавец. - Но откуда ты знаешь, что этот билет надо отдать именно мне?
   - Да ведь барышня Тереза говорила о вас.
   - И что же, она назвала тебе моё имя?
   - Да, - кивает головой Отка, но спохватывается, потому что никакого имени барышня Тереза вообще-то не называла.
   И зачем она всё-таки сказала неправду? Да разве это её вина? Нет, виноват сам продавец. Он всё время задавал такие глупые вопросы, что Отка даже устала. Потому и стала соглашаться со всем подряд. А поправиться не пришлось продавца позвали покупатели. Отка возвращается. Она очень рада, что уже отдала билет, но волнуется, как вся эта история кончится.
   31
   На Петршин ребята идут через старый монастырский сад. Пробираются туда по разрушенной стене, и в этом саду, где порядка до сих пор больше, чем беспорядка, сразу же начинают чувствовать себя как дома. Так уж в этих монастырских садах бывает: яблони и груши стоят стройными рядами, кое-где виднеются дисциплинированные птички на ветке, везде широкие дорожки, уже забывшие о монашеских сандалиях, трава, на траве ручные ужи, море сорняка, но воздух, как нигде, совсем деревенский. В согретом солнцем воздухе парит оса. Отка убегает от неё. Оса негодующе жужжит, но потом, словно опомнившись, улетает дальше. Каким ей кажется мир? Таким же радостным и приветливым, как и этим двум ребятишкам?
   - А кто больнее жалит? - спрашивает Отка. - Пчела или оса?
   - Оса, - отвечает Адам и вдруг замечает три мальчишеские фигуры, появившиеся на дороге.
   Адам тут же забывает о деревьях, траве и обо всём на свете. Он не ошибся: средний мальчишка - жгучий брюнет с бледным лицом - Шара. Сомнений нет - Шара, Адам начинает дышать медленно, а соображать быстро. Что ему делать?
   Пока ясно одно - как эта встреча должна кончиться. И всё же нужно позаботиться о достойном начале. Прежде всего пару слов надо сказать Отке, которая пока ничего и не подозревает.
   - Отка, - говорит придушенным голосом Адам, - это Шара, - и показывает подбородком на среднего.
   Отка пугается, бледнеет, но сразу же всё понимает.
   - Дай-ка ему разок!
   - Это я знаю. А ты следи за двумя другими.
   - Это он запер тебя в подвале?
   - Он, негодяй.
   - И он угрожал тебе по телефону?
   - Он.
   - Ну, припомни ему.
   - Держись сзади! - тихо отвечает Адам. От злости в ушах у Адама начинает звенеть, пальцы разжимаются и сжимаются, но больше всего меняются от злости его глаза. Адам смотрит на Шару в упор. От дружелюбия не осталось и тени, глаза выражают одно лишь презрение. А вскоре лишь вызов и враждебность. Теперь, пожалуй, можно и начинать.
   Адам собрал все свои силы. И те, которые он приобрёл в упражнениях с дядиными гантелями, и прежние, приобретённые во время колки дров и во время бега с препятствиями. Адам так остро ощущает несправедливость и обиду, что он обязательно должен что-то делать. Не обязательно, конечно, всегда драться, но на этот раз драться надо, потому что иначе нельзя. Конечно, он немного побаивается, но страх сидит где-то так глубоко, что его совершенно и не видать.
   Шара останавливается в пяти шагах от Адама и тоже смотрит на него в упор. Адам замечает, что Шара ещё больше побелел и ещё больше почернел. И глаза у него точно такие, как и думал Адам: дерзкие и вызывающие. Оба других мальчика остаются сзади.
   - Ну что, хочешь драться? - спрашивает Шара насмешливым голосом.
   - Да, драться, - говорит Адам и в эту минуту понимает: что начать должен он.
   И должен победить Шару. И, стискивая зубы, прищуривая глаза, весь напрягшись, Адам кидается на врага. С быстротой молнии он обхватывает Шару и бросает на землю. Но в это же время его бьют по голове и по ногам. Пока что Адам боли не чувствует. Но странное дело: на земле Шара оказывается не один, Адам падает вместе с ним. Наверху то Адам, то Шара. В этом чернявом мальчишке скрыта какая-то невидимая сила. Он крепкий, как брусок, и ловкий, как угорь. Удары так и сыплются, оба мальчика тяжело дышат, голые ноги мелькают на солнце. Товарищи Шары затаив дыхание смотрят на драку. Им больше хочется смотреть и не вмешиваться - такая хорошая, настоящая драка. Зато Отка бегает вокруг как злая белка, которую выгнали из норы. Сначала она не знает, как бы ей вмешаться и помочь Адаму. Но вдруг её осеняет: она выжидает момент, когда у обоих мальчишек ноги неподвижны, потому что они действуют руками, - и кусает Шару в ногу, кусает изо всех сил, так, чтобы было больно. Шара пугается и начинает кричать. От его крика пугается и Адам. Оба мальчика, как по приказу, перестают драться. Медленно поднимаются они с земли, и каждый идёт своей дорогой. К Шаре присоединяются два других мальчишки, а к Адаму Отка.
   - Ну ты ему и врезал! - торжествует Отка.
   - Он мне тоже! - по-деловому замечает Адам.
   - Прокопу мы ничего не скажем.
   - А зачем ему знать?
   - Тебе не больно?
   - Да вроде нет.
   - Может, тебе умыться? - говорит Отка и идёт с Адамом вниз к пруду.
   Вода после драки - великолепная вещь. Она сразу освежает. Адам отряхивает свою рубашку и разглаживает брюки. Постепенно у него и в голове, и в сердце всё успокаивается - так что на дороге к Петршину снова появляется обычный спокойный Адам. Отка - та успокаивается не сразу, она всё ещё думает о драке.
   32
   Им приходится пройти через немалые испытания, прежде чем они попадают наверх, на одиннадцатый этаж. Сначала они звонят, нажимая кнопку. В ответ раздаётся хриплый голос. Ни Адаму, ни Отке и в голову не приходит, что они должны общаться с этим голосом. Голос замолкает. Дети ждут, но безрезультатно. Немного посовещавшись, они звонят снова. Снова из шкафчика над их головой раздаётся голос, только более сердитый. Наконец Отке приходит в голову крикнуть: "Прокоп!"
   Голос умолкает, и снова - ничего. Но потом слышится звук лифта, двери открываются, и в них появляется Прокоп.
   - Адам, - кричит этот толстяк Прокоп, - Отка!
   - Почему ты нам не открывал?
   - Откуда же я знал, что это вы? Вам надо было ответить, сказать в телефон, это, мол, мы, Адам и Отка.
   - Всюду нужно говорить, кто мы, - вздыхает Адам.
   - Вы здесь не в деревне, вы в Праге, - говорит им двоюродный брат Прокоп и поднимает их в лифте наверх.
   Прокопа они хорошо знают, ведь он бывает у них в деревне, и им давно известно, что он страшный хвастун. Сам слушает всегда вполуха, но очень любит говорить: "Это я уже давно знаю", "Это не ново". Хотя на самом-то деле это и не всегда так. И всё не перестаёт повторять, что он, мол, самый умный в классе. А кроме того, у Прокопа на руках часы с секундной стрелкой. Завидует ли ему Адам? Пожалуй, нет. Но он тоже хотел бы иметь такие часы. О родителях Прокоп говорит с каким-то равнодушным выражением, будто ему до них нет никакого дела. А уж этого Адаму с Откой никак не понять. Что бы они сами без родителей делали? Правда, родителей Прокопа обычно не бывает дома, и чаще всего Прокоп остаётся дома один, но разве это даёт ему право так мало считаться с родителями?
   И на этот раз Прокоп дома один. Прежде всего он показывает Адаму с Откой вид из окна. Вернее, из трёх огромных окон. На Белую гору1, на Прагу и снова на Прагу. Город необозрим, людей совсем не видать. Они где-то там далеко внизу, торопятся, толкая друг друга, совсем незаметные, хотя на них и светит ослепительное августовское солнце. Оно светит всем вместе, а не каждому в отдельности, как иногда людям кажется. Освещает всю-всю Прагу и ещё дальше зелёные горизонты. Отка кажется себе птицей, только что вылетевшей из гнезда. А Адам спрашивает, как Прага выглядит отсюда ночью.
   - Знаешь, сколько ночей я глядел на Прагу! - говорит Прокоп. (Похоже, что всю жизнь он только этим и занимался.)
   - Но ты скажи, какая Прага ночью?
   - Ты спрашиваешь о каких ночах - светлых или тёмных?
   - О тёмных.
   - О, знаю о каких. Такие ночи ты даже в Выкане не видел.
   - Ну, скажи, - говорит Отка.
   - Ты только послушай меня. Здесь ночь тёмная, как уголь, на небе ни звезды, тихо, как в костёле. И кажется, будто солнце никогда и не выйдет. Если в Праге вдруг погаснут все огни, будет очень страшно. Да, здесь ночи пострашнее, чем у вас.
   - Может быть, - говорит Адам, - но здесь не летают летучие мыши.
   - И не скулят собаки.
   - И хорьки не отправляются на охоту.
   - И нет здесь у вас ёжика.
   А потом дети рассказывают Прокопу, что они уже видели и пережили в Праге. Но о самом сильном своём переживании Адам молчит, потому что он не уверен, что с Шарой теперь всё кончено, что он победил его и все счёты сведены. И всё-таки имя Шары невольно вылетает у него. Наверное, это происходит потому, что Адам всё ещё не забыл о Шаре.
   - Шара? - удивляется Прокоп. - Ты знаешь Шару?
   - А ты что, тоже его знаешь?
   - Как же его не знать? Это начальник отряда ПЗВ.
   - А что такое ПЗВ? - спрашивает Отка.
   - Ну, отгадай.
   - Отряд помощи зубному врачу.
   - Отгадай ты, Адам!
   - Подразделение зловредных вредителей.
   - Нет.
   - Ну сдаёмся.
   - Отряд противозапретных вывесок. Его отряд собирает все вывески, на которых запреты, как, например: "По газонам не ходить", и склад таких вывесок находится в монастырском саду.
   "Ну, пожалуй, это занятный отряд", - думает Адам. Хочет он иметь что-нибудь общее с таким отрядом? Да, пожалуй, хочет, потому что и он не любит запреты. Только если б в этом отряде начальником был, конечно, не Шара!
   - А умеет Шара драться?
   - Ещё как!
   - А ты уже с ним дрался?
   - Да, всё уже позади, - смеётся Прокоп. "Ну, у меня тоже позади, - думает Адам. - Только что вот у меня впереди?"
   33
   Вечером дети врываются к пану Венцлу. Их привлекают его многочисленные часы, развешанные по стенам. Нежный и звонкий их перезвон. Не думайте, что они явились узнать, сколько времени. Тот, кто попадает к пану Венцлу, о времени не думает. Часы здесь поставлены так, чтобы они не мешали друг другу. Все часы бьют по очереди. Например, когда они бьют семь часов, то перезвон продолжается три четверти часа. Восемь отбивают тоже три четверти часа. И среди этих удивительных часов живёт одинокий пан Венцл. Отке его немного жаль, а Адам наверняка подружился бы с ним, если бы пану Венцлу было лет на пятьдесят поменьше. Сегодня дети хотят пригласить его к себе, чтобы было повеселее, раз уж им надо сидеть дома. Но пан Венцл отказывается.
   - Вы что, любите быть один? - удивляется Отка. Её в дрожь приводит только мысль о том, что ей пришлось бы оставаться одной.
   - Я уже так привык. Ем, когда мне хочется есть, сплю, когда мне хочется спать, а в остальное время работаю.
   - А на часы даже и не смотрите?
   - Только как на механизмы, я их очень люблю и могу ими заниматься целыми днями. Но знать, сколько времени, мне не надо. Меня это не интересует.
   - Значит, и время у вас бежит медленно.
   - Да, времени у меня хватает.
   - Ну, очень хорошо, - смеётся Отка. - Значит, мы вас не задерживаем.
   - Да, сейчас ни у кого нет времени на детей, только у меня есть. Но вот у меня нет детей.
   Пан Венцл улыбается, по нему никак не видно, чтобы он отвык от детей.
   - А как же мы?
   - Но вы-то здесь всего на несколько дней.
   - А почему всё-таки вы не хотите зайти к нам?
   - Потому что пани Сукова меня не любит.
   - А её нет дома.
   - Именно потому и нельзя, что её нет дома. Если бы она была дома, я бы охотно пришёл.
   Дети не понимают; почему пан Венцл такой упрямый, но долго об этом не раздумывают, не ломают голову. Отка вспоминает, что она ещё хотела потрогать разрисованный маятник. Она теперь дотрагивается до него и долго потом смотрит на свой палец. А Адама интересуют часы, похожие на куранты. Эти часы показывают не только часы и минуты, не только секунды, но и весь календарь, определяя каждый день. Показывают восход и заход солнца и даже определяют положение луны. Детям даже кажется, что пан Венцл вовсе и не часовщик, а звездочёт или астроном.
   34
   В десять дети стараются уснуть, но это им плохо удаётся. Отка почему-то время от времени дрожит, а у Адама засыпают руки, ноги, засыпает и живот, и грудь, и плечи, а голова никак не хочет уснуть. Он никак не может забыть о сегодняшней драке! Какую же великую ошибку он совершил, когда не наступил ногами на грудь Шары!
   - Мне как-то холодно, - жалуется Отка.
   - Тебе вовсе не холодно, просто ты тоскуешь.
   - А ты что-нибудь расскажи, может, я и согреюсь.
   - Вспоминай, если хочешь, вместе со мной о Ежке.
   - Ладно, давай.
   - Вот это противник! Он никогда за спиной обо мне ничего плохого не говорит. Обзывает только, когда мы встречаемся.
   - А как он тебя подкарауливает! Но, правда, кричит, когда собирается камнями бросаться. Чтоб ты спрятался!
   - Он дерётся только честно. И ни разу не напал на меня сзади, ни разу не подставил мне ножку.
   - А потом вам всегда обоим попадало: Ежке от пана Альтмана, а тебе от нашего отца.
   - Вот именно. Поэтому мы и не забываемся, - говорит Адам и чувствует, что так оно и есть на самом деле.
   Ежка Альтман - противник для него совершенно ясный. Адам его хорошо знает и понимает, чего можно от него ждать. А потому испытывает к нему даже что-то вроде симпатии, хотя ему всё время приходится за ним следить и думать, как бы в чём не промазать. Как бы тот его не опередил в этом состязании силы. Шара же для него совершенно непонятен. Адам не знает ни его характера, ни его друзей. Не знает даже, есть ли у него отец? В общем, он ничего не знает про Шару. Есть ли вообще кто-нибудь, кого он должен слушаться? Поэтому он должен быть готовым ко всему - и к честной драке, и к коварству. Вот Адам и не может уснуть. И ему очень хочется домой. Он чувствует себя здесь чужим.
   - Адам! - зовёт опять Отка.
   - Чего тебе?
   - Знаешь, о чём я думаю?
   - Нет.
   - Тётя поехала за ребёночком на Мораву, правда?
   - Да, она же нам об этом сказала.
   - А мы с тобой тоже с Моравы?
   - Да ты что! Мы из нашей деревни.
   - А ты откуда знаешь?
   - Я помню, как ты народилась. Очень хорошо помню! - Ну, я рада. А как ты народился, тоже помнишь?
   - Про себя нет.
   - Ну вот видишь!
   - Но мне даже и в голову не приходило, что я с Моравы.
   - Всё может быть. У тебя светлые волосы, а у меня нет.
   - Ну, мы дома спросим.
   - Правда, - Отка уже зевает, - придётся дома спросить.
   35
   Утро дети почти проспали. И просыпались они медленно. Где они? В Выкане? В Праге? Если бы они были на Выкане, то их встречало бы свежее утро, роса, а в Праге в окно светит только солнце. Кто знает, бывает ли когда-нибудь в Праге роса? Чтобы убрать постели, ребята выдумывают игру. Они говорят себе, что диваны - это огромные черепахи, которые задыхаются под одеялами. Громко крича, они сбрасывают их и убирают. Черепахи освобождены! Отка сразу же превращается в укротительницу. Вот она оживляет кресло, и оно становится львом. Оживляет ковёр, и он летит, как цапля, оживляет стеллажи с книгами, и вот перед нами слон, который любит читать, стул превращается в собаку, африканская маска и египетский бюст ещё во что-то. Дети вдруг замечают обстановку в квартире, а раньше они не обращали на неё никакого внимания. Теперь всё кажется им живым.
   - Ну, вот мы уже всё и прибрали, - смеётся Отка.
   - И теперь тётя может приехать вместе с Владей.
   - Но мы ведь ещё не наигрались, - жалуется Отка. - Придумай что-нибудь.
   Адам думает, думает, затем берёт ключ, который нашёл вчера, и говорит:
   - Пани, я продаю ключ.
   - Сколько стоит?
   - Сто семнадцать крон.
   - Слишком много, я до ста семнадцати, может, и недосчитаю.
   - Ну, тогда семнадцать крон.
   - Ну что же это за ключ, который стоит семнадцать крон?!
   - Он открывает все замки в дверях, в воротах, замки висячие и патентованные, стальные и никелированные.
   - Простите, но вы не читаете газет.
   - Как то есть не читаю, когда я читаю?
   - А там было написано, что с сегодняшнего дня все замки должны быть открыты. Ключей больше вообще не потребуется.
   - Отка, я сейчас тебя стукну, - говорит весело Адам и нечаянно смотрит в окно.
   Улыбка с его лица немедленно исчезает, потому что у табачной лавки, где продаются также и газеты, он видит сцену, которая сильно его волнует. Приземистая женщина даёт там подзатыльник черноволосому мальчику. А потом ещё один подзатыльник. Наконец она бросает ему пачку газет. Мальчик поднимает их и бежит по тротуару. Вот он уже затерялся в толпе.
   Ничего в этом нет особенного. Мать приучает к порядку своего сына. Но только ведь это не просто какой-то там мальчик, а его смертный враг - Шара.
   - Куда ты уставился? - спрашивает Отка и тоже подходит к окну.
   - Никуда, - отвечает Адам вдруг обрадованно. Наконец-то он хоть что-то знает о Шаре. Это - мальчишка, как любой другой, и, значит, дома ему тоже достаётся.
   - Адам, я тебя стукну, - заявляет Отка, и по её сверкающим глазам видно, что она так и собирается сделать.
   36
   Тереза вызывает Отку в коридор и громким шёпотом рассказывает ей, что было вчера в кино. Она беспокойно оглядывается, до сих пор негодуя и сердясь. Да ничего хорошего не было! Лучше бы уж он не встретился на её жизненном пути! И зачем только она влюбилась? Что, собственно, случилось? Да этот её герой в кино слишком громко смеялся, когда никто вообще не смеялся. Люди оглядывались на него, и Тереза прекрасно понимает, что они думали. Как можно смеяться, когда на экране не происходит ничего смешного? Ну разве можно ей с таким встречаться? Нет, нельзя. Даже если бы он был писаным красавцем, и разве можно за такого выйти замуж? Нет, и думать об этом не стоит.
   - Барышня Тереза...
   Тереза вопросительно смотрит на Отку. Серебряные волосы её слегка поблёскивают.
   - А вы не могли заткнуть уши?
   - Сначала я делала вид, что этого смеха я не слышу. Но потом чем дальше, тем больше я его слышала.
   - А забыть нельзя?
   - Всю ночь я хотела забыть об этом смехе, специально даже не спала, но ничего не получилось. Так ничего и не получилось. Всё время я слышала его смех.
   - Тогда, наверно, ничего не поделаешь, - уступает Отка.
   - Ничего не поделаешь. До сих пор я думала, что у меня у самой не хватает образования. Но по сравнению с ним я очень даже образованная. Отка, ты слушаешь меня?
   - Слушаю.
   - Ну что ж мне теперь делать? - говорит барышня Тереза несчастным голосом.
   Она смотрит на Отку и вдруг видит перед собой маленькую девчушку, которая ещё как следует и расти не начала. Видит детское личико, ещё совсем беззаботное. Тереза вдруг опомнилась: и кому это она всё говорит? Кому жалуется? Тон её меняется:
   - Вот это анекдот, не правда ли? Мальчик смеётся, а сам не знает над чем.
   - А я тоже очень люблю смеяться, - признаётся Отка.
   - Ну давай посмеёмся вместе, - говорит Тереза и смеётся так, что их слышно на четвёртом этаже. И Отка смеётся вместе с ней, смеётся звонким прерывистым смехом, будто сыплются монеты.
   37
   Почтальон подаёт Отке голубоватый конверт с разноцветной красно-сине-белой каймой. Чудесный конверт! И кроме того, это письмо спешное, доставленное авиапочтой из самой Югославии.
   - Это от наших, - ликует Отка, когда почтальон объясняет ей, сколь редкое письмо он вручает ей.
   Только вот конверт надписан на имя пана Владимира Сука, так что Отке с Адамом придётся сдержать своё любопытство, пока пан Сук не вернётся с Моравы. К счастью, ждать недолго, вот-вот они уже должны приехать. Но Отке просто письма мало, ей хочется чего-то ещё. Она любит письма вручать. Отка спрашивает почтальона, а нет ли какого письма для барышни Терезы. Оказывается, нет. Но у почтальона имеется какое-то официальное уведомление для пана Венцла. Отка довольна и этим. Но уведомлением завладевает Адам и сразу же отправляется в мастерскую к пану Венцлу. Адаму такое поручение очень кстати, потому что ему надо срочно поговорить с паном Венцлом.
   Пан Венцл, едва взглянув на уведомление, кладёт его на край своего стола под металлическую гирьку. Там таких писем много. Настольная лампа бросает резкий свет на детали разобранного будильника, который пай Венцл сейчас ремонтирует. Вокруг лежат мелкие инструменты, сейчас пан Венцл возьмёт их в руки и начнёт ремонт.
   Адам снова спрашивает пана Венцла о Шаре. И тот подтверждает предположение Адама. Да, мать у Шары вдова, она работает в табачном киоске, где продаются и газеты, в двух шагах от мастерской пана Венцла, старается держать мальчика в ежовых рукавицах, но удержать не может. Мальчик очень упрямый и делает что хочет. Пан Венцл уже натерпелся от него. Как? Да вот однажды Шара принёс в мастерскую чинить часы, которые нашёл где-то на свалке, но при этом всё хотел украсть у него табличку: "Не трогайте маятники". Подумать только, ну зачем ему понадобилась такая табличка! Адам улыбается во весь рот, он очень обрадован этим рассказом. Шаг за шагом он открывает загадки Шары. Сначала ему казалось, что этот мальчишка даже не мальчишка, а какой-то злой дух, связанный с подземельем. Потом он понял, что всё гораздо проще. Шара ест, пьёт и спит, как любой другой мальчишка. И как и все, ходит в школу, учит уроки, разносит газеты, моет посуду. И его мать, когда ей захочется, может побить его. Короче говоря, это обыкновенный мальчишка, хотя, может быть, он и отличается от других упорством, упрямством, изобретательностью, силой и ловкостью. Это Адам признаёт, в этом он сам убедился.
   - Пан Венцл, - говорит Адам и смотрит на старого мастера с просьбой в глаза.
   - Тебе чего?
   - А вы не могли бы подарить мне эту вывеску?
   - Бери, она мне уже давно не нужна.
   - Но Шаре-то вы её не отдали.
   - Потому что он хотел её взять сам, а тебе могу и отдать.
   - Спасибо вам.
   - Я даже не спрашиваю, что ты с ней будешь делать, потому что делать с ней, на мой взгляд, нечего.
   - Ну, это я уж придумаю.
   - Ну хорошо, придумывай, - кивает головой старый часовщик.
   38
   Настоящий базар и непередаваемая суматоха воцаряются в доме Суковых как только те привозят Владю. Квартира перевёрнута вверх ногами, возгласы приветствия, шум, разбросанная одежда. Крик малыша. Проходит некоторое время, прежде чем ребята привыкают к этому внезапному беспорядку.
   - Очень хорошо, что вы дома, - кричит тётя, - не придётся искать вас по радио!
   - Зачем же снова искать? - отвечает с достоинством Отка.
   Волосы у тёти теперь растрёпаны, от причёски ничего не осталось, но лицо сияет так, будто она выиграла миллион.
   - Пойдите взгляните на Владю, - предлагает тётя.
   - Да, посмотрите на Владю, - приглашает детей и дядя. И он весёлый, хотя глаза у него усталые.
   Но что дети видят? Малыша со сморщенным личиком, о котором ничего ещё сказать нельзя. Он даже и на ребёнка пока не похож.