Страница:
Третий сын императора Павла Петровича и императрицы Марии Федоровны, Николай, родился по старому стилю 25 июня 1796 года. Царственная бабка Екатерина II, обрадованная появлением на свет внука, писала: «Сегодня в три часа утра мамаша родила громадного мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него бас, и кричит он удивительно; длиною он в аршин без двух вершков. А руки немного поменьше моих. В жизнь свою в первый раз я вижу такого рыцаря… Если он будет продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед этим колоссом…
Я стала бабушкой третьего внука, который по необыкновенной силе своей предназначен, кажется, также царствовать, хотя у него и есть два старшие брата»[33].
Слова Екатерины оказались пророческими.
Императрица-мать Мария Федоровна старалась хотя бы младших сыновей, Николая и Михаила, уберечь от излишнего увлечения военным делом. До 1813 года они ходили в гражданской одежде. Во время Отечественной войны 1812 года оба рвались в действующую армию, сражаться с захватчиками, но не получили разрешения.
Воспитателем великих князей Николая и Михаила с 1800 года был генерал М.И. Ламздорф. Выбор оказался неудачным. Человек неинтересный, жестокий, мелочно-придирчивый, помешанный на строгих наказаниях, Ламздорф не смог привить им интереса к наукам. Впоследствии сам Николай Павлович признавался в своей недостаточной образованности, говоря по тому или иному поводу: «Я этого не знаю, да и откуда мне знать с моим убогим образованием? В 18 лет я поступил на службу и с тех пор – прощай ученье! Я страстно люблю военную службу и предан ей душой и телом. С тех пор, как я нахожусь на нынешнем посту, я очень мало читаю… Если я и знаю что-то, то обязан этому беседам с умными и знающими людьми»[34].
Император Николай I. Худ. Д. Доу. 1820-е гг.
Государь с долей иронии над собой преуменьшал свои знания, которые в действительности были не меньше, чем у многих дворян, считавшихся образованными. Сверх этого Николай Павлович хорошо изучил математику, военно-инженерное и артиллерийское дело, несколько иностранных языков, и затем всю жизнь, как только мог, расширял свой кругозор, общаясь с самыми яркими, просвещенными, умными людьми своего времени. Только хорошее знание истории и экономики России позволяли ему проводить свои постепенные преобразования, которые заметно улучшили жизнь крестьян и снискали ему народную любовь.
Император Николай I. Итальянский барельеф. Кон. 1820-х гг.
В 1814 году, когда война уже заканчивалась, Николай с Михаилом были отпущены матерью в действующую армию и совершили свою первую поездку по Европе. В дальнейшем Николаю Павловичу довелось неоднократно путешествовать и по западным странам, и по разным областям России, пытливо вникая во все подробности жизни за границей и в своем Отечестве. В 1815 году состоялась помолвка великого князя Николая с той, которую он полюбил на всю жизнь, – с принцессой прусской Шарлоттой, дочерью короля Фридриха-Вильгельма III и королевы Луизы. В 1817 невеста великого князя прибыла в Россию и, приняв православие, получила имя Александры Федоровны. Вскоре состоялось бракосочетание, которое соединило двух любящих людей на долгую и счастливую совместную жизнь, – редкий пример среди династических браков.
Одновременно с семейной жизнью для Николая Павловича началась и действительная военная служба. Будучи великим князем, он всецело отдавал себя военному делу и семье. Аничков дворец в Петербурге на Невском проспекте был домом для молодой четы до того момента, как им суждено было стать императором и императрицей.
Император Николай I. Худ. В. Тимм. 1840 г.
Николай I, которого никто специально не готовил к нелегким царским обязанностям, относился к ним как к самой ответственной службе, и стал самым «военным» из русских царей. Служивший в 1840-х годах офицер, фамилия которого не сохранилась, оставил восторженные воспоминания о государе: «Каких только гвардейских мундиров не видел я за это время на Николае Павловиче, и все они шли к нему, что же касается до посадки его на коне, то такого молодца кавалериста, несмотря на его мощную, прямо богатырскую фигуру, редко можно было встретить. Государственные дела не допускали Николая Павловича заниматься не только исключительно, но даже лишний раз войсками и военными делами, тем не менее всякому бросалось в глаза, что он был военным по призванию, и совершенно доволен, когда, гарцуя на коне, объезжал свои войска или, стоя на месте, пропускал их мимо себя церемониальным маршем.
Николай Павлович любил окружать себя военными и всегда и во всем отдавал им предпочтение. Ни у одного из русских императоров не было столько флигель-адъютантов, свиты генерал-майоров и генерал-адъютантов, сколько у него, и ни у кого не было так много министров в военном мундире. Несомненно, что трех своих министров, носивших гражданские чины, он с удовольствием заменил бы военными, если бы нашел между сими последними специалистов, способных принять их портфели»[35].
Император Николай I. Акварель Л.И. Киля. 1836 г.
Историк начала ХХ века подчеркивает: «Николай Павлович прежде всего был воин. Он всегда увлекался военным делом, парадами, экзерцициями, маневрами. Да, эта особенность проходит заметной чертой через всю его жизнь. Его сроднили с военной сферой дисциплина и тот порядок, который господствовал в военной среде и коим он придавал особенно важное значение. Он любил то самопожертвование, то умение начальствовать и повиноваться, без коих нет воинского духа»[36].
Знаменитая военная походка императора была увековечена писателем Н.С. Лесковым: «Голова прямо, грудь вперед, шаг маршевый, крупный и с наддачею, левая рука пригнута и держит пальцем за пуговицей мундира, а правая или указывает куда-нибудь повелительным жестом, или тихо, медленным движением, обозначает такт, соответственно шагу ноги»[37].
Император Николай I принимает рапорт от князя А.Я. Лобанова-Ростовского. Худ. А. Ладюрнер. 1830-е гг.
О том, с какой неприязнью Николай Павлович относился к штатским бездельникам и вольнодумцам, говорил следующий анекдот. Государь просматривал архитектурные проекты. На одном из них был для масштаба нарисован человек – штатский франт в широкополой шляпе, ярком сюртуке, цветистом жилете и клетчатых панталонах. Несчастный был уничтожен жирным крестом и гневной резолюцией: «Это что за республиканец?!» С тех пор на таких проектах рисовали только военных.
Сам государь признавался в причинах, по которым армия и военные люди вызывали его наибольшие симпатии и доверие: «Здесь, между солдатами, и посреди этой деятельности я чувствую себя совершенно счастливым. Здесь порядок, строгая законность, нет умничанья и противоречия, здесь все одно с другим сходится в совершенном согласии. Никто не отдает приказаний, пока сам не выучится повиноваться; никто без права друг перед другом не возвышается, все подчинено определенной цели, все имеет свое значение, и тот самый человек, который сегодня сделает по команде на караул, завтра идет на смерть за меня. Только здесь нет никаких фраз, нет лжи, которую видишь всюду. Здесь не поможет никакое притворство, потому что каждый должен рано или поздно показать, чего он стоит в виду опасности и смерти. Оттого мне так хорошо между этими людьми, и оттого у меня военное звание всегда будет в почете. В нем повсюду служба. И самый главный командир тоже несет службу. Всю жизнь человеческую я считаю не чем иным, как службой: всякий человек служит»[38].
Легендарно суровая дисциплина николаевской армии считалась главным условием порядка и безопасности государства, позволяла императору надеяться на беспрекословное подчинение, верность долгу и присяге, непоколебимую стойкость и самопожертвование своих войск. Русский солдат – в большинстве своем серьезный, послушный и набожный – был по своей природе монархистом, хотя и не знал этого слова. Для него не было на земле никого выше царя. Служба в гвардии была самой почетной, но и самой сложной. Здесь, на виду у императора, было больше шагистики и ружейных приемов, строже требования к форменной одежде, жестче регламентация всех служебных мелочей. Зато царь был здесь не абстрактной фигурой, а реальным, зримым земным отцом, который мог запросто поговорить с любым из солдат, расспросить о его нуждах, особенно при посещении своих любимых частей.
Унтер-офицер Л.-гв. Преображенского полка в 1833–1843 гг.
Знаменосец и тамбур-мажор Л.-гв. Преображенского полка. Литография Л. Белоусова. Ок. 1828–1833 гг.
Любимым полком гвардейской пехоты был у Николая I Л.-гв. Преображенский. В день восстания декабристов 1-й батальон полка первым выступил на Сенатскую площадь на стороне законного государя. Обладая великолепной памятью, император знал по именам всех солдат батальона, которых было 1000 человек, и говорил о них «мои детишки». Один из офицеров полка, Дмитрий Григорьевич Колокольцев, отмечал в своих воспоминаниях: «Его величество ежегодно, в день 14 декабря, вместе с императрицею, безо всякой свиты приезжал в казармы 1-го батальона, расположенного на Миллионной, рядом с дворцом…
Государь ко всем солдатам относился с необыкновенно милостивым вниманием и, обойдя каморы женатых, его величество не уезжал без того, чтобы не сделать в этот день какой-нибудь особой милости для какой-нибудь семьи солдата. А к нам, к обществу офицеров Преображенского полка, государь обращался с такими словами, которых не может не помнить каждый, кто только тогда имел честь служить в Преображенском полку. Его величество не преставал нам повторять, что нас он считает не иначе как своей семьей»[39].
В кавалерии для государя не было ничего ближе и роднее, чем Л.-гв. Конный полк, «моя старуха конная гвардия», как ласково приговаривал Николай Павлович. Конногвардейские вицмундиры и сюртуки были его любимой повседневной одеждой. Знаменитый памятник работы П.К. Клодта, стоящий вблизи Конногвардейского манежа и казарм, представляет собой скульптуру Николая I на коне, в парадной форме полка, в кирасе и каске с орлом.
Рядовой Л.-гв. Конного полка в 1838–1844 гг.
В день восстания декабристов Л.-гв. Конный полк, которым тогда командовал близкий друг Николая I Алексей Федорович Орлов, несколько раз атаковал мятежное каре. Полковой историограф Иван Васильевич Анненков, перечисляя многочисленные награды, полученные конногвардейцами за верность престолу, писал: «К ним присоединилась еще лестнейшая награда: особенная честь ежегодно, до 1841 года, в день 14 декабря, видеть особу государя императора в самом полку»[40].
Третьей любимой гвардейской частью для Николая I был Л.-гв. Саперный батальон, который в день восшествия его на престол защищал Зимний дворец. Один из его офицеров, Владимир Иванович Ден, писал: «…в Саперном батальоне в государе Николае Павловиче, со времен назначения его шефом (в 1818 году, 3 июля) привыкли видеть доброжелательного, чарующего своим милостивым обращением, начальника…»[41].
Унтер-офицер и обер-офицер Л.-гв. Саперного батальона в 1826–1828 гг.
Любовь Николая I к законности, порядку, строгости и справедливости стали легендарными. Лично бывая на военных смотрах, в военных и гражданских учреждениях, в учебных заведениях, на строительстве оборонительных и других важных объектов, он всегда сопровождал свои замечания и разносы конкретными советами по исправлению ситуации. Государь поднимался в 7 часов, в 9 начинал принимать доклады, решать большие и малые государственные вопросы. Его рабочий день длился 16–18 часов. Замкнув все управление огромной империей на себя, он трудился, по собственному признанию, «как раб на галерах». Ненавидя бюрократическую чиновничью волокиту, он никогда не допускал проволочек у себя. Когда во время пожара во дворце граф А.Ф. Орлов спросил, не нужно ли вынести бумаги из его кабинета, его величество ответил: «У меня нет там никаких бумаг. Я оканчиваю свою работу изо дня в день и все мои решения и повеления тогда же передаю министрам, из кабинета надо взять только три портфеля, в которых собраны дорогие моему сердцу воспоминания»[42]. Приезжая с императрицей во дворец вечером, после театра или бала, император снова проходил в свой кабинет и работал до глубокой ночи.
Кабинет Николая I. Литография 1850-х гг.
По многочисленным свидетельствам современников, император Николай I вел самый здоровый и умеренный образ жизни, не курил и не выносил курения в своем присутствии. Оставаясь щедрым хлебосольным хозяином для гостей, он был непритязателен в пище, не любил деликатесов, его любимыми блюдами за домашним обедом были простые щи и гречневая каша. Он почти не пил спиртного, и во время зарубежных поездок на приемах он обычно просил заменить ему вино стаканом воды. Как самый набожный православный христианин, Николай Павлович не пропускал ни одного воскресного богослужения. Император много ходил пешком, занимался строевыми упражнениями с оружием, спал на жесткой кровати, укрываясь шинелью. Его распорядок был строгим и насыщенным.
Император Николай I и герцог Лейхтенбергский в санях в одну лошадь. Литография П.Т. Бориспольца. 1841 г.
Для отдыха Николай Павлович каждый день совершал прогулки по городу, утром и вечером ходил пешком, днем выезжал в экипаже, летом в открытой коляске, зимой в небольших санях, иногда с кучером, иногда управлял сам, а бывало, что садился на обычного городского извозчика. Особенно государь любил пешие прогулки по Петербургу. Русский император, могущественный повелитель необъятной Российской империи, один, без всякой охраны, пешком ходил по своей столице, среди народа, каждый раз в одно и то же время, привычными маршрутами, и никому не приходило в голову совершить на него покушение!
Николай I отличался огромным ростом – 2 аршина 14 вершков, что составляло 203,6 см. В отличие от своего далекого предка Петра Великого (прапрадеда), государь имел пропорциональное, соразмерное телосложение, что в сочетании с великолепной прямой осанкой делало его фигуру монументальной и величественной. Исполинский рост русского монарха уже сам по себе производил впечатление на окружающих, особенно на иностранцев, внушал трепет и почтение.
Император Николай I. Худ. Н.А. Майков. 1840 г.
Ему было приятно сравниться с самыми высокими и статными людьми России, из которых состояла 1-я гренадерская рота Л.-гв. Преображенского полка – Рота Его Величества. Офицер Колокольцев вспоминал: «Случалось иногда, что государь Николай Павлович лично делал проверку своей роты; сам становился в переднюю шеренгу своих гренадер, и, насколько я теперь припомнить могу, его величество оказывался 18-м или 19-м с правого фланга по ранжиру»[43].
Император Николай I и малолетний вел. кн. Константин Николаевич в Петергофе. Акварель Л.И. Киля. 1832 г.
Современник, впервые увидевший государя в 1828 году во время Турецкой войны, вспоминал: «Император Николай Павлович был тогда 32-х лет; высокого роста, сухощав, грудь имел широкую, руки несколько длинные, лицо продолговатое, чистое, лоб открытый, нос римский, рот умеренный, взгляд быстрый, голос звонкий, подходящий к тенору, но говорил несколько скороговоркой. Вообще он был очень строен и ловок. В движениях не было заметно ни надменной важности, ни ветреной торопливости, но была видна какая-то неподдельная строгость. Свежесть лица и все в нем высказывало железное здоровье и служило доказательством, что юность не была изнежена и жизнь сопровождалась трезвостью и умеренностью. В физическом отношении он был превосходнее всех мужчин из генералитета и офицеров, каких только я видел в армии, и могу сказать поистине, что в нашу просвещенную эпоху редкость видеть подобного человека в кругу аристократии»[44].
Другой офицер отмечает: «Голос у государя был необыкновенный. Когда он командовал, никакого усилия с его стороны не замечалось, крика не было слышно и ухо получало мягкое, приятное впечатление, но команда эта слышна была, как выражаются, за версту»[45].
Император обладал великолепным даром слова, его могучая живая русская речь могла остановить бунт, прекратить уныние, одушевить огромную человеческую массу.
Офицер Л.-гв. Егерского полка Г.В. Карцев с восторгом вспоминал: «Бывало, взглянет милостиво – за счастье почел бы отдать за него жизнь. В походе люди устали, еле плетутся: проедет государь, скажет слово, запляшут плясуны, зальются песни, забренчат бубны, и усталость забыта»[46].
Русских и иностранцев поражало его свободное владение языками – немецким, французским и английским, глубокие знания и грамотные суждения о самых разных предметах. При этом он правильно говорил по-русски, выгодно отличаясь от высшей аристократии, которая общалась на смеси французского и русского. Пушкин в 1834 году записал в дневнике: «В воскресенье на бале, в концертной, государь долго со мною разговаривал; он говорит очень хорошо, не смешивая обоих языков, не делая обыкновенных ошибок и употребляя настоящие выражения»[47].
Император Николай I. Гравюра по оригиналу Ф. Крюгера. 1830-е гг.
Человек прямой, честный и открытый, Николай Павлович запомнился современникам своим выражением лица. Даже в веселые минуты в его глазах видели затаенную грусть, происходящую от тяжелого бремени огромной власти и ответственности за всю Россию. Позднейший историк А.М. Зайончковский, синтезируя многочисленные воспоминания, пишет: «Безграничная доброта и любовь к своему народу, нежность любящего отца наравне с непоколебимой твердостью карающего судьи, врожденная доверчивость и привитая печальным опытом подозрительность, присущая ему простота сердечного человека и величие монарха, словом, все обуревавшие его душу хорошие и дурные чувства с одинаковой силой отражались на его прекрасном лице»[48].
Николай I считался одним из самых красивых и обаятельных мужчин своего времени. Античная правильность лица, голубые глаза, величественная наружность и движения, большая внутренняя сила, непреклонная воля в достижении целей, властный и неотразимый взгляд, благородные манеры, умение хорошо танцевать и вести беседу всю жизнь делали Николая Павловича весьма привлекательным для женщин. Даже провинциальные дамы и девицы, которые никогда не имели счастья лично пообщаться с обожаемым императором, были влюблены в него по портретам. Петербургские красавицы тем более не могли оставаться равнодушными к его мужскому обаянию и сильной личности.
Слухи и сплетни высшего света приписывали Николаю I всевозможные любовные истории, называли имена фрейлин и придворных дам, бывших якобы фаворитками его величества. Но никаких доказательств супружеской неверности государя никто и никогда не представил – все оставалось на уровне домыслов. В атмосфере повсеместных интриг и измен верность Николая Павловича своей супруге казалась странной тем дамам, которые пытались флиртовать с ним, и тем, которые это наблюдали, обсуждали, и придумывали продолжения.
Императрица Александра Федоровна. Худ. К. Рейхель
Французские пасквили времен Крымской войны, подхваченные демократической общественностью как проявления свободной западной мысли, изображали русского императора тираном во всех отношениях, безграничным хозяином и собственником всего, что ему подвластно, в том числе и всех приглянувшихся ему женщин. Эти фантазии, не подкрепленные ничем, кроме ненависти воюющей страны к России и ее монарху, взяли на вооружение целые поколения российских либералов и революционеров, а вслед за ними – советских историков.
Даже дореволюционные русские историки, писавшие о Николае I с уважением, попали в эту ловушку. В их трудах встречаются фразы, что государь имел фавориток, но имел их как частное лицо, и ни одна из них не могла влиять на его политику.
В действительности Николай I был порядочным человеком и образцовым семьянином. Однажды полюбив Александру Федоровну, сочетавшись с ней браком, он любил ее всю жизнь, сохраняя верность и рыцарскую преданность. Он был по-настоящему счастлив в семье, рядом с любящей женой, окруженный многочисленным потомством. Вслед за старшим сыном, наследником, которого нарекли Александром, родились три дочери – Мария, Ольга и Александра, которые по праву считались одними из самых образованных принцесс Европы, за ними еще три сына – Константин, Николай и Михаил. Все они были с детства окружены родительской любовью, получили великолепное образование и воспитание. Николай Павлович старался уберечь их от принуждения, которому сам подвергался в детстве, привить чувство ответственности и высокие моральные принципы.
Лица, близко знавшие государя, наблюдавшие его изо дня в день в течение многих лет, подчеркивали, что Николай I как человек публичный, очень занятой, почти все свое время проводивший на людях, даже теоретически не мог иметь времени ни на какие романы. Уединялся он только с императрицей. Злые языки даже его привязанность к Александре Федоровне пытались истолковать превратно, как проявление деспотизма сильной личности по отношению к слабому существу. Им не могло прийти в голову, что это просто настоящая любовь, верность и благородство. Императрица была слаба здоровьем, и император всеми силами ее оберегал, во время ее недомоганий бросал дела и мчался к ней, чтобы самому ухаживать, постоянно проявлял самую нежную заботу. В вопросах морали и супружеской верности Николай Павлович и Александра Федоровна всегда были солидарны и преданы друг другу.
Императрица Александра Федоровна с дочерьми Марией, Ольгой и Александрой. 1830-е гг.
После восстания декабристов и трех войн Николай I, уже окончательно утвердившийся в народном сознании как государь законный, сильный, честный, любимый своими поданными, имел случай проявить свое мужество и почувствовать народную признательность в испытании, когда против него был не заговор и не вражеская армия, а разбушевавшаяся стихия.
17 декабря 1837 года вечером в Зимнем дворце начался пожар. Причиной послужил огонь, вырвавшийся из отдушины дымовой трубы. Труба эта проходила внутри здания вблизи деревянной перегородки. По ней огонь добрался до стропил, связанных с потолочной системой, захватил большое пространство и начал стремительно распространяться по дворцу. Императору доложили о пожаре, когда он находился в театре. Николай Павлович немедленно прибыл в Зимний и первым делом распорядился вывезти детей в Аничков дворец. Вместе с министром Двора князем П.М. Волконским, поражая спутника своей смелостью, государь прошел по горящим и задымленным залам, над которыми уже горели карнизы и чердаки, грозя обвалом потолочных балок. Дойдя до залов, не тронутых огнем, он приказал полкам Л.-гв. Преображенскому и Павловскому и командам Гоф-интендантского ведомства выносить мебель и прочие вещи, и складывать на Дворцовой площади. Солдаты с большим энтузиазмом бросались в огонь и спасали царское добро. На помощь преображенцам и павловцам, которые были расквартированы ближе всего к дворцу и потому успели на пожар первыми, подходили другие гвардейские полки и присоединялись к работам. На площади им помогал сбежавшийся народ.
Я стала бабушкой третьего внука, который по необыкновенной силе своей предназначен, кажется, также царствовать, хотя у него и есть два старшие брата»[33].
Слова Екатерины оказались пророческими.
Императрица-мать Мария Федоровна старалась хотя бы младших сыновей, Николая и Михаила, уберечь от излишнего увлечения военным делом. До 1813 года они ходили в гражданской одежде. Во время Отечественной войны 1812 года оба рвались в действующую армию, сражаться с захватчиками, но не получили разрешения.
Воспитателем великих князей Николая и Михаила с 1800 года был генерал М.И. Ламздорф. Выбор оказался неудачным. Человек неинтересный, жестокий, мелочно-придирчивый, помешанный на строгих наказаниях, Ламздорф не смог привить им интереса к наукам. Впоследствии сам Николай Павлович признавался в своей недостаточной образованности, говоря по тому или иному поводу: «Я этого не знаю, да и откуда мне знать с моим убогим образованием? В 18 лет я поступил на службу и с тех пор – прощай ученье! Я страстно люблю военную службу и предан ей душой и телом. С тех пор, как я нахожусь на нынешнем посту, я очень мало читаю… Если я и знаю что-то, то обязан этому беседам с умными и знающими людьми»[34].
Государь с долей иронии над собой преуменьшал свои знания, которые в действительности были не меньше, чем у многих дворян, считавшихся образованными. Сверх этого Николай Павлович хорошо изучил математику, военно-инженерное и артиллерийское дело, несколько иностранных языков, и затем всю жизнь, как только мог, расширял свой кругозор, общаясь с самыми яркими, просвещенными, умными людьми своего времени. Только хорошее знание истории и экономики России позволяли ему проводить свои постепенные преобразования, которые заметно улучшили жизнь крестьян и снискали ему народную любовь.
В 1814 году, когда война уже заканчивалась, Николай с Михаилом были отпущены матерью в действующую армию и совершили свою первую поездку по Европе. В дальнейшем Николаю Павловичу довелось неоднократно путешествовать и по западным странам, и по разным областям России, пытливо вникая во все подробности жизни за границей и в своем Отечестве. В 1815 году состоялась помолвка великого князя Николая с той, которую он полюбил на всю жизнь, – с принцессой прусской Шарлоттой, дочерью короля Фридриха-Вильгельма III и королевы Луизы. В 1817 невеста великого князя прибыла в Россию и, приняв православие, получила имя Александры Федоровны. Вскоре состоялось бракосочетание, которое соединило двух любящих людей на долгую и счастливую совместную жизнь, – редкий пример среди династических браков.
Одновременно с семейной жизнью для Николая Павловича началась и действительная военная служба. Будучи великим князем, он всецело отдавал себя военному делу и семье. Аничков дворец в Петербурге на Невском проспекте был домом для молодой четы до того момента, как им суждено было стать императором и императрицей.
Николай I, которого никто специально не готовил к нелегким царским обязанностям, относился к ним как к самой ответственной службе, и стал самым «военным» из русских царей. Служивший в 1840-х годах офицер, фамилия которого не сохранилась, оставил восторженные воспоминания о государе: «Каких только гвардейских мундиров не видел я за это время на Николае Павловиче, и все они шли к нему, что же касается до посадки его на коне, то такого молодца кавалериста, несмотря на его мощную, прямо богатырскую фигуру, редко можно было встретить. Государственные дела не допускали Николая Павловича заниматься не только исключительно, но даже лишний раз войсками и военными делами, тем не менее всякому бросалось в глаза, что он был военным по призванию, и совершенно доволен, когда, гарцуя на коне, объезжал свои войска или, стоя на месте, пропускал их мимо себя церемониальным маршем.
Николай Павлович любил окружать себя военными и всегда и во всем отдавал им предпочтение. Ни у одного из русских императоров не было столько флигель-адъютантов, свиты генерал-майоров и генерал-адъютантов, сколько у него, и ни у кого не было так много министров в военном мундире. Несомненно, что трех своих министров, носивших гражданские чины, он с удовольствием заменил бы военными, если бы нашел между сими последними специалистов, способных принять их портфели»[35].
Историк начала ХХ века подчеркивает: «Николай Павлович прежде всего был воин. Он всегда увлекался военным делом, парадами, экзерцициями, маневрами. Да, эта особенность проходит заметной чертой через всю его жизнь. Его сроднили с военной сферой дисциплина и тот порядок, который господствовал в военной среде и коим он придавал особенно важное значение. Он любил то самопожертвование, то умение начальствовать и повиноваться, без коих нет воинского духа»[36].
Знаменитая военная походка императора была увековечена писателем Н.С. Лесковым: «Голова прямо, грудь вперед, шаг маршевый, крупный и с наддачею, левая рука пригнута и держит пальцем за пуговицей мундира, а правая или указывает куда-нибудь повелительным жестом, или тихо, медленным движением, обозначает такт, соответственно шагу ноги»[37].
О том, с какой неприязнью Николай Павлович относился к штатским бездельникам и вольнодумцам, говорил следующий анекдот. Государь просматривал архитектурные проекты. На одном из них был для масштаба нарисован человек – штатский франт в широкополой шляпе, ярком сюртуке, цветистом жилете и клетчатых панталонах. Несчастный был уничтожен жирным крестом и гневной резолюцией: «Это что за республиканец?!» С тех пор на таких проектах рисовали только военных.
Сам государь признавался в причинах, по которым армия и военные люди вызывали его наибольшие симпатии и доверие: «Здесь, между солдатами, и посреди этой деятельности я чувствую себя совершенно счастливым. Здесь порядок, строгая законность, нет умничанья и противоречия, здесь все одно с другим сходится в совершенном согласии. Никто не отдает приказаний, пока сам не выучится повиноваться; никто без права друг перед другом не возвышается, все подчинено определенной цели, все имеет свое значение, и тот самый человек, который сегодня сделает по команде на караул, завтра идет на смерть за меня. Только здесь нет никаких фраз, нет лжи, которую видишь всюду. Здесь не поможет никакое притворство, потому что каждый должен рано или поздно показать, чего он стоит в виду опасности и смерти. Оттого мне так хорошо между этими людьми, и оттого у меня военное звание всегда будет в почете. В нем повсюду служба. И самый главный командир тоже несет службу. Всю жизнь человеческую я считаю не чем иным, как службой: всякий человек служит»[38].
Легендарно суровая дисциплина николаевской армии считалась главным условием порядка и безопасности государства, позволяла императору надеяться на беспрекословное подчинение, верность долгу и присяге, непоколебимую стойкость и самопожертвование своих войск. Русский солдат – в большинстве своем серьезный, послушный и набожный – был по своей природе монархистом, хотя и не знал этого слова. Для него не было на земле никого выше царя. Служба в гвардии была самой почетной, но и самой сложной. Здесь, на виду у императора, было больше шагистики и ружейных приемов, строже требования к форменной одежде, жестче регламентация всех служебных мелочей. Зато царь был здесь не абстрактной фигурой, а реальным, зримым земным отцом, который мог запросто поговорить с любым из солдат, расспросить о его нуждах, особенно при посещении своих любимых частей.
Любимым полком гвардейской пехоты был у Николая I Л.-гв. Преображенский. В день восстания декабристов 1-й батальон полка первым выступил на Сенатскую площадь на стороне законного государя. Обладая великолепной памятью, император знал по именам всех солдат батальона, которых было 1000 человек, и говорил о них «мои детишки». Один из офицеров полка, Дмитрий Григорьевич Колокольцев, отмечал в своих воспоминаниях: «Его величество ежегодно, в день 14 декабря, вместе с императрицею, безо всякой свиты приезжал в казармы 1-го батальона, расположенного на Миллионной, рядом с дворцом…
Государь ко всем солдатам относился с необыкновенно милостивым вниманием и, обойдя каморы женатых, его величество не уезжал без того, чтобы не сделать в этот день какой-нибудь особой милости для какой-нибудь семьи солдата. А к нам, к обществу офицеров Преображенского полка, государь обращался с такими словами, которых не может не помнить каждый, кто только тогда имел честь служить в Преображенском полку. Его величество не преставал нам повторять, что нас он считает не иначе как своей семьей»[39].
В кавалерии для государя не было ничего ближе и роднее, чем Л.-гв. Конный полк, «моя старуха конная гвардия», как ласково приговаривал Николай Павлович. Конногвардейские вицмундиры и сюртуки были его любимой повседневной одеждой. Знаменитый памятник работы П.К. Клодта, стоящий вблизи Конногвардейского манежа и казарм, представляет собой скульптуру Николая I на коне, в парадной форме полка, в кирасе и каске с орлом.
В день восстания декабристов Л.-гв. Конный полк, которым тогда командовал близкий друг Николая I Алексей Федорович Орлов, несколько раз атаковал мятежное каре. Полковой историограф Иван Васильевич Анненков, перечисляя многочисленные награды, полученные конногвардейцами за верность престолу, писал: «К ним присоединилась еще лестнейшая награда: особенная честь ежегодно, до 1841 года, в день 14 декабря, видеть особу государя императора в самом полку»[40].
Третьей любимой гвардейской частью для Николая I был Л.-гв. Саперный батальон, который в день восшествия его на престол защищал Зимний дворец. Один из его офицеров, Владимир Иванович Ден, писал: «…в Саперном батальоне в государе Николае Павловиче, со времен назначения его шефом (в 1818 году, 3 июля) привыкли видеть доброжелательного, чарующего своим милостивым обращением, начальника…»[41].
Любовь Николая I к законности, порядку, строгости и справедливости стали легендарными. Лично бывая на военных смотрах, в военных и гражданских учреждениях, в учебных заведениях, на строительстве оборонительных и других важных объектов, он всегда сопровождал свои замечания и разносы конкретными советами по исправлению ситуации. Государь поднимался в 7 часов, в 9 начинал принимать доклады, решать большие и малые государственные вопросы. Его рабочий день длился 16–18 часов. Замкнув все управление огромной империей на себя, он трудился, по собственному признанию, «как раб на галерах». Ненавидя бюрократическую чиновничью волокиту, он никогда не допускал проволочек у себя. Когда во время пожара во дворце граф А.Ф. Орлов спросил, не нужно ли вынести бумаги из его кабинета, его величество ответил: «У меня нет там никаких бумаг. Я оканчиваю свою работу изо дня в день и все мои решения и повеления тогда же передаю министрам, из кабинета надо взять только три портфеля, в которых собраны дорогие моему сердцу воспоминания»[42]. Приезжая с императрицей во дворец вечером, после театра или бала, император снова проходил в свой кабинет и работал до глубокой ночи.
По многочисленным свидетельствам современников, император Николай I вел самый здоровый и умеренный образ жизни, не курил и не выносил курения в своем присутствии. Оставаясь щедрым хлебосольным хозяином для гостей, он был непритязателен в пище, не любил деликатесов, его любимыми блюдами за домашним обедом были простые щи и гречневая каша. Он почти не пил спиртного, и во время зарубежных поездок на приемах он обычно просил заменить ему вино стаканом воды. Как самый набожный православный христианин, Николай Павлович не пропускал ни одного воскресного богослужения. Император много ходил пешком, занимался строевыми упражнениями с оружием, спал на жесткой кровати, укрываясь шинелью. Его распорядок был строгим и насыщенным.
Для отдыха Николай Павлович каждый день совершал прогулки по городу, утром и вечером ходил пешком, днем выезжал в экипаже, летом в открытой коляске, зимой в небольших санях, иногда с кучером, иногда управлял сам, а бывало, что садился на обычного городского извозчика. Особенно государь любил пешие прогулки по Петербургу. Русский император, могущественный повелитель необъятной Российской империи, один, без всякой охраны, пешком ходил по своей столице, среди народа, каждый раз в одно и то же время, привычными маршрутами, и никому не приходило в голову совершить на него покушение!
Николай I отличался огромным ростом – 2 аршина 14 вершков, что составляло 203,6 см. В отличие от своего далекого предка Петра Великого (прапрадеда), государь имел пропорциональное, соразмерное телосложение, что в сочетании с великолепной прямой осанкой делало его фигуру монументальной и величественной. Исполинский рост русского монарха уже сам по себе производил впечатление на окружающих, особенно на иностранцев, внушал трепет и почтение.
Ему было приятно сравниться с самыми высокими и статными людьми России, из которых состояла 1-я гренадерская рота Л.-гв. Преображенского полка – Рота Его Величества. Офицер Колокольцев вспоминал: «Случалось иногда, что государь Николай Павлович лично делал проверку своей роты; сам становился в переднюю шеренгу своих гренадер, и, насколько я теперь припомнить могу, его величество оказывался 18-м или 19-м с правого фланга по ранжиру»[43].
Современник, впервые увидевший государя в 1828 году во время Турецкой войны, вспоминал: «Император Николай Павлович был тогда 32-х лет; высокого роста, сухощав, грудь имел широкую, руки несколько длинные, лицо продолговатое, чистое, лоб открытый, нос римский, рот умеренный, взгляд быстрый, голос звонкий, подходящий к тенору, но говорил несколько скороговоркой. Вообще он был очень строен и ловок. В движениях не было заметно ни надменной важности, ни ветреной торопливости, но была видна какая-то неподдельная строгость. Свежесть лица и все в нем высказывало железное здоровье и служило доказательством, что юность не была изнежена и жизнь сопровождалась трезвостью и умеренностью. В физическом отношении он был превосходнее всех мужчин из генералитета и офицеров, каких только я видел в армии, и могу сказать поистине, что в нашу просвещенную эпоху редкость видеть подобного человека в кругу аристократии»[44].
Другой офицер отмечает: «Голос у государя был необыкновенный. Когда он командовал, никакого усилия с его стороны не замечалось, крика не было слышно и ухо получало мягкое, приятное впечатление, но команда эта слышна была, как выражаются, за версту»[45].
Император обладал великолепным даром слова, его могучая живая русская речь могла остановить бунт, прекратить уныние, одушевить огромную человеческую массу.
Офицер Л.-гв. Егерского полка Г.В. Карцев с восторгом вспоминал: «Бывало, взглянет милостиво – за счастье почел бы отдать за него жизнь. В походе люди устали, еле плетутся: проедет государь, скажет слово, запляшут плясуны, зальются песни, забренчат бубны, и усталость забыта»[46].
Русских и иностранцев поражало его свободное владение языками – немецким, французским и английским, глубокие знания и грамотные суждения о самых разных предметах. При этом он правильно говорил по-русски, выгодно отличаясь от высшей аристократии, которая общалась на смеси французского и русского. Пушкин в 1834 году записал в дневнике: «В воскресенье на бале, в концертной, государь долго со мною разговаривал; он говорит очень хорошо, не смешивая обоих языков, не делая обыкновенных ошибок и употребляя настоящие выражения»[47].
Человек прямой, честный и открытый, Николай Павлович запомнился современникам своим выражением лица. Даже в веселые минуты в его глазах видели затаенную грусть, происходящую от тяжелого бремени огромной власти и ответственности за всю Россию. Позднейший историк А.М. Зайончковский, синтезируя многочисленные воспоминания, пишет: «Безграничная доброта и любовь к своему народу, нежность любящего отца наравне с непоколебимой твердостью карающего судьи, врожденная доверчивость и привитая печальным опытом подозрительность, присущая ему простота сердечного человека и величие монарха, словом, все обуревавшие его душу хорошие и дурные чувства с одинаковой силой отражались на его прекрасном лице»[48].
Николай I считался одним из самых красивых и обаятельных мужчин своего времени. Античная правильность лица, голубые глаза, величественная наружность и движения, большая внутренняя сила, непреклонная воля в достижении целей, властный и неотразимый взгляд, благородные манеры, умение хорошо танцевать и вести беседу всю жизнь делали Николая Павловича весьма привлекательным для женщин. Даже провинциальные дамы и девицы, которые никогда не имели счастья лично пообщаться с обожаемым императором, были влюблены в него по портретам. Петербургские красавицы тем более не могли оставаться равнодушными к его мужскому обаянию и сильной личности.
Слухи и сплетни высшего света приписывали Николаю I всевозможные любовные истории, называли имена фрейлин и придворных дам, бывших якобы фаворитками его величества. Но никаких доказательств супружеской неверности государя никто и никогда не представил – все оставалось на уровне домыслов. В атмосфере повсеместных интриг и измен верность Николая Павловича своей супруге казалась странной тем дамам, которые пытались флиртовать с ним, и тем, которые это наблюдали, обсуждали, и придумывали продолжения.
Французские пасквили времен Крымской войны, подхваченные демократической общественностью как проявления свободной западной мысли, изображали русского императора тираном во всех отношениях, безграничным хозяином и собственником всего, что ему подвластно, в том числе и всех приглянувшихся ему женщин. Эти фантазии, не подкрепленные ничем, кроме ненависти воюющей страны к России и ее монарху, взяли на вооружение целые поколения российских либералов и революционеров, а вслед за ними – советских историков.
Даже дореволюционные русские историки, писавшие о Николае I с уважением, попали в эту ловушку. В их трудах встречаются фразы, что государь имел фавориток, но имел их как частное лицо, и ни одна из них не могла влиять на его политику.
В действительности Николай I был порядочным человеком и образцовым семьянином. Однажды полюбив Александру Федоровну, сочетавшись с ней браком, он любил ее всю жизнь, сохраняя верность и рыцарскую преданность. Он был по-настоящему счастлив в семье, рядом с любящей женой, окруженный многочисленным потомством. Вслед за старшим сыном, наследником, которого нарекли Александром, родились три дочери – Мария, Ольга и Александра, которые по праву считались одними из самых образованных принцесс Европы, за ними еще три сына – Константин, Николай и Михаил. Все они были с детства окружены родительской любовью, получили великолепное образование и воспитание. Николай Павлович старался уберечь их от принуждения, которому сам подвергался в детстве, привить чувство ответственности и высокие моральные принципы.
Лица, близко знавшие государя, наблюдавшие его изо дня в день в течение многих лет, подчеркивали, что Николай I как человек публичный, очень занятой, почти все свое время проводивший на людях, даже теоретически не мог иметь времени ни на какие романы. Уединялся он только с императрицей. Злые языки даже его привязанность к Александре Федоровне пытались истолковать превратно, как проявление деспотизма сильной личности по отношению к слабому существу. Им не могло прийти в голову, что это просто настоящая любовь, верность и благородство. Императрица была слаба здоровьем, и император всеми силами ее оберегал, во время ее недомоганий бросал дела и мчался к ней, чтобы самому ухаживать, постоянно проявлял самую нежную заботу. В вопросах морали и супружеской верности Николай Павлович и Александра Федоровна всегда были солидарны и преданы друг другу.
После восстания декабристов и трех войн Николай I, уже окончательно утвердившийся в народном сознании как государь законный, сильный, честный, любимый своими поданными, имел случай проявить свое мужество и почувствовать народную признательность в испытании, когда против него был не заговор и не вражеская армия, а разбушевавшаяся стихия.
17 декабря 1837 года вечером в Зимнем дворце начался пожар. Причиной послужил огонь, вырвавшийся из отдушины дымовой трубы. Труба эта проходила внутри здания вблизи деревянной перегородки. По ней огонь добрался до стропил, связанных с потолочной системой, захватил большое пространство и начал стремительно распространяться по дворцу. Императору доложили о пожаре, когда он находился в театре. Николай Павлович немедленно прибыл в Зимний и первым делом распорядился вывезти детей в Аничков дворец. Вместе с министром Двора князем П.М. Волконским, поражая спутника своей смелостью, государь прошел по горящим и задымленным залам, над которыми уже горели карнизы и чердаки, грозя обвалом потолочных балок. Дойдя до залов, не тронутых огнем, он приказал полкам Л.-гв. Преображенскому и Павловскому и командам Гоф-интендантского ведомства выносить мебель и прочие вещи, и складывать на Дворцовой площади. Солдаты с большим энтузиазмом бросались в огонь и спасали царское добро. На помощь преображенцам и павловцам, которые были расквартированы ближе всего к дворцу и потому успели на пожар первыми, подходили другие гвардейские полки и присоединялись к работам. На площади им помогал сбежавшийся народ.