Сабатино Москати. Цивилизации Древнего Востока

   Эта оккупация Египта продолжалась менее двадцати лет. Затем, столь же стремительно, как поднялась, Ассирия рухнула под ударом нового кризиса: с тыла на империю навалилось иранское племя мидов в союзе с возрождающейся мощью Вавилона. В 612 г. до н. э. Ниневия, столица Ассирии, была разрушена. Империя пала.
   За кризисом в Ассирии последовало возрождение Вавилона под властью халдейской династии – короткий стремительный эпизод. В начале VI в. до н. э. великий Навуходоносор вновь вступает на западную дорогу, разрушает Иерусалим и достигает египетской границы. Всего несколько лет назад мы вынуждены были за информацией о его военных предприятиях обращаться к чужеземным источникам, к царским надписям, представлявшим его, в лучших традициях его народа, за мирными трудами. Теперь ситуация изменилась: хроника, опубликованная Уайзманом в 1956 г., демонстрирует нам, что вавилоняне вели тщательные записи и войн тоже. Оказалось, что разительный контраст с ассирийцами основан был больше на ограниченности доступных материалов, нежели на реальных фактах. Тем не менее необходимо признать, что разница в акцентах действительно существует. Более того, в Вавилоне военные экспедиции нередко сочетаются с мирными трудами; иногда создается впечатление, что цель похода не победа над врагами, а сбор материала для храмов:

   По приказу моих владык Набу^[11] и Мардука я организовал поход моих войск в Ливан. Я принес в эту страну счастье, отовсюду выгнал моих врагов. Я собрал рассеянных жителей и вернул их в дома их; я сделал то, что не удавалось ни одному царю: я пробился через крутые горы, я рассек скалы, я открыл проходы и построил дорогу для перевозки кедров. Для господина моего Мардука я заставил могучие кедры, высокие и сильные, драгоценной красоты и великолепного темного качества, богатую добычу Ливана, плыть как тростинки по Арахту^[12] до самых земель Вавилонских. Я заставил обитателей Ливана жить в безопасности вместе и не позволил никому тревожить их.

   Сильное давление на Вавилон оказывает Иранская держава. В 538 г. персы под предводительством Кира вторгаются на его земли. На этом и заканчивается история древних месопотамских империй.

Религиозная структура

   Нигде, наверное, не проявилась так ярко взаимосвязь между шумерами и семитами, как в религиозных верованиях и обрядах. В вавилонском и ассирийском пантеонах мы вновь встречаем трех великих космических богов, которых видели у шумеров: это боги небес, воздуха и земли. Даже имена остаются прежними: Анну, Энлиль и Эа (Энки). Присутствует и звездная троица: Луна, Солнце и Венера – утренняя звезда. Но имена уже другие: Син, Шамаш и Иштар. Мы вправе спросить: ограничились ли изменения только лишь именами? Ответить на этот вопрос не так просто. Так, мы не можем исключить возможность того, что особый акцент на воинственности Иштар, в отличие от ее астрального облика, – результат влияния семитской части населения. Но ее статус богини плодородия остается неизменным, и ее по-прежнему связывают с юным богом Таммузом (адаптация шумерского имени Думузи), который ежегодно умирает и воскресает, символизируя собой увядание и возрождение растительности.
   Национальные боги выглядят иначе, поскольку по природе своей не могут переноситься с такой легкостью от одного народа к другому. И в Вавилоне, и в Ассирии есть свои боги, им воздают великие почести. Вавилонская династия Хаммурапи превыше всех почитает национального бога по имени Мардук, вследствие чего он сохраняет свое место во главе небесной иерархии и рассматривается как бог, создавший и упорядочивший Вселенную. В Ассирии национальный бог зовется так же, как его народ и столица: Ашур. Он обладает той же воинственностью и теми же характерными чертами, что и его народ.
   Более того, поскольку длительная религиозная жизнь по природе своей динамична, мы можем установить независимые верования иным путем; отличительные черты вавилонских и ассирийских религиозных верований следует искать не только в различии происхождения, но в этом динамическом качестве. Здесь появляются божественные существа, до той поры почти или совсем неизвестные, – к примеру, бог письма и мудрости Набу, исполняющий при высших богах роль слуги и секретаря. Некоторые боги относятся лишь к отдельным группам населения – таков, например,
   Адад, бог аморитов. Иногда их заимствуют у соседних народов – Амурру, бог запада. Кроме того, в иерархической структуре пантеона, которая по мере централизации государства становится все более подробной и сложной, многое определяется конкретными обстоятельствами: так, восхождение Мардука, которому приписывали даже атрибуты, положенные другим богам, было связано с политическим взлетом вавилонской династии.
 
   Помимо качественных различий, религиозные документальные материалы, оставленные нам Вавилоном и Ассирией, различаются – помимо всего прочего и в первую очередь – по количеству. Не следует забывать, что семитские тексты намного превосходят шумерские как по количеству, так и по возможности интерпретаций. Вследствие этого мы имеем гораздо более обширную и подробную картину религиозной жизни; категории, на которые во времена шумеров можно отыскать лишь туманные намеки, приобретают более четкие очертания и более внятные характеристики.
   Одновременно с верой в богов бытует не менее искренняя вера в демонов. Это зловредные духи – как правило, души тех умерших, кто не был надлежащим образом погребен. У них частью человеческие, частью животные тела. Подобно призракам наших собственных легенд, чаще всего они появляются в темных пустынных местах. Хуже того, они обладают властью делаться невидимыми и облекаться в самые разные формы. Поэтому избежать встречи с ними невозможно. Вот как сказано об этом в одном тексте:

 
Двери и засовы их не останавливают;
Высокие стены и толстые стены они проходят, как волны;
Они прыгают из дома в дом…
Под дверями они проползают подобно змеям.
 

   Характерной чертой месопотамского религиозного мировоззрения (и не только его, следует заметить) является то, что все беды и несчастья, выпадающие на долю человечества, приписываются действиям демонов. Вот, к примеру, описание демона, называемого Ашакку, носителя одной из болезней, которых больше всего боялись люди Междуречья, – а именно головной боли:

 
Злобный Ашакку появляется подобно урагану,
Облаченный в сияние, он наполняет собой широкую землю,
Обернутый в жуткий шум, он распространяет ужас,
Он бродит по путям, он заваливает дороги;
Он стоит рядом с человеком, и никто его не видит,
Он сидит рядом с человеком и остается незамеченным;
Когда он входит в дом, никто не знает его замыслов,
Он выходит из дома по-прежнему незамеченным.
 

   В свою очередь, демоническое вмешательство рассматривается как наказание человеку за грехи его. Подобные идеи встречаются и в более поздние исторические периоды; но для религии Древней Месопотамии характерно представление о том, что даже добрые дела не обязательно уберегут человека от демонов: всегда существует вероятность, что демон завладеет телом человека в результате заклятия – или просто по ошибке.
   Так что демонов необходимо изгонять. Эта задача поручена целому жреческому сословию, которое в своей деятельности прибегает к самым разным методам. Вот пример заклинания против демонов:

 
Ты не должен приближаться к моему телу,
Ты не должен идти впереди меня,
Ты не должен следовать за мной,
Где я останавливаюсь, ты не должен останавливаться,
 Где я нахожусь, ты не должен сидеть,
В мой дом ты не должен входить,
Мой кров ты не должен тревожить,
Ты не должен ставить свою ногу в отпечаток моей ноги,
Куда я иду, ты не должен идти,
Куда я вхожу, ты не должен входить.
 

   Эту формулу дополняет тщательно разработанный ритуал; религия здесь идет рука об руку с магией, привлекается и медицина. Одна из надписей предписывает от головной боли следующее средство:

   Когда солнце возвращается в свою обитель, накрой голову свою одеждой и накрой также дикий огурец, который сам по себе вырос в пустыне. Затем окружи его кругом из муки. На следующее утро перед рассветом сорви его и возьми его корень. Затем возьми руно яловой козы и повяжи его на голову больному, повяжи его на шею больному, чтобы боль головная, угнездившаяся в его теле, вышла из него и не могла вернуться, как солома, разметанная ветром. Да изгонят из тебя демона небеса! Да изгонит из тебя демона земля!

   Один из самых значительных вавилонско-ассирийских ритуалов – замена больного человека каким-нибудь животным. Чтобы обмануть демонов, это животное кладут сначала сверху на пациента; демоны переходят в это животное, и человек избавляется от них. Указания к этому ритуалу выглядят так:

   Возьми молочного поросенка и положи его вровень с головой больного. Вырви его сердце и положи его сверху на сердце больного. Обрызгай постель по бокам его кровью. Разруби поросенка на части и положи части его на члены больного. Затем очисти человека чистой водой… Предложи вместо него молочного поросенка. Пусть плоть его будет как плоть больного, кровь как кровь больного!

   Тексты, имеющие отношение к магии, поражают своим количеством. То же можно сказать о текстах, посвященных гаданию, что представляет еще одну сторону религиозной жизни. Гаданием и предсказаниями занимался отдельный класс жрецов.
   Самый распространенный метод гадания основывался на внимательном изучении печени животных. Найдено огромное количество глиняных моделей печени, на каждой из которых тщательно отмечены различные части и подписано значение каждой из них. Но знамения тогда видели практически во всем. Вот, к примеру, некоторые приметы, связанные с собаками:

   Если собака встанет на пути человека: ему вскоре встретится препятствие.
   Если собака встанет сбоку от человека: покровительство богов пребудет с ним.
   Если собака ляжет на постель человека: на него обрушится гнев богов.
   Если собака ляжет на его стуле: его жену вслед за ним ожидают бедствия…
   Если белая собака войдет в храм: основание этого храма будет прочным.
   Если черная собака войдет в храм: основание этого храма не будет прочным.
   Если коричневая собака войдет в храм: храм этот ожидает процветание.
   Если желтая собака войдет в храм: храм этот ожидает процветание.
   Если пестрая собака войдет в храм: храм этот ожидает милость богов.

   Муравьи тоже имеют значение. К примеру, если у ворот города появляются муравьи, то их количество и направление движения указывают на судьбу этого города. Даже по собственным страданиям больной может сделать вывод о том, что ждет его в будущем.

   Если у него болит нерв слева на губе: у него будет хороший сын.
   Если болит нерв на левой ступне: он разбогатеет.

   И так далее: нарыв на лбу указывает на опасность; нарыв на нижней губе справа – бедность; слева – богатство. Подобные вещи перечисляются в сотнях текстов, что указывает на жгучий интерес народа к этой стороне религиозной жизни.
   Пророчества внесли немалый вклад в успех науки, которая сделала остальной мир должником Вавилона, а именно астрономии. Положение звезд в момент рождения ребенка, их движение и совпадения, даже точный оттенок их свечения рассматривались как указания на будущее ребенка – и потому усердно изучались. На верхушках храмовых башен устраивались обсерватории, и астрономы тщательно фиксировали движение звезд; они умели даже предсказывать затмения. Вместе с астрономией и в связи с ней развивалась математика – ведь без нее невозможны точные измерения и вычисления. Вавилоняне умели пользоваться всеми четырьмя правилами арифметики, умели возводить в степень, извлекать корни и решать уравнения; в геометрии они умели измерять площади и объемы. Но вся эта научная деятельность имела очень ограниченные масштабы, поскольку подчинялась требованиям религии и прорицания будущего. Поэтому астрономия и астрология совершенно не различались между собой.

   Если луна закрывает Юпитер: в течение следующего года умрет царь или случится затмение Луны и Солнца…
   Если кажется, что Юпитер входит в центр луны: цены в стране будут низкими.
   Если Юпитер выходит из-за луны: страну ожидают волнения…
   Если Марс виден в месяце Таммуза: постели воинов будут пустовать.
   Если Меркурий лежит к северу: будут трупы; царь Аккада вторгнется в чужую страну.
   Если Марс приближается к Близнецам: царь умрет, и будет вражда.

   Была у вавилонян и пророческая литература, связанная с гаданием и предсказаниями. Прежде чем выступать в военный поход, царь обязательно консультировался с оракулом и корректировал свое поведение в зависимости от полученного предсказания. К примеру, ассирийский царь Асархаддон получил одобрение своим планам в следующем послании:

   Асархаддон, царь многих стран, не бойся!.. Я великая госпожа, я Иштар из Арбелы, уничтожившая всех твоих врагов перед тобой. Какие из слов, сказанных мною тебе, не исполнились? Я Иштар из Арбелы, я буду ждать твоих врагов в засаде и передам их в твои руки. Я, Иштар из Арбелы, буду идти впереди тебя и позади тебя. Не бойся!..
   Асархаддон, не бойся! Я, бог Бел, говорю с тобой. Балки твоего сердца я укрепляю, подобно твоей матери, которая дала тебе жизнь. Шестьдесят великих богов стоят рядом со мной и защищают тебя. Бог Син – стоит от тебя по правую руку, бог Шамаш – по левую. Шестьдесят великих богов выстроились вокруг тебя, готовые к битве.

   Вавилонская и ассирийская ритуальная практика чрезвычайно разнообразна и очень полно документирована. Подробнейшие многословные описания безошибочно указывают на тенденцию к формализму и одновременно на доминирующую роль, которую играют религиозные обряды в повседневной жизни. Как мы уже видели, жречество разделено на несколько отдельных категорий, продолжающих и развивающих те, что существовали уже у шумеров. Религиозный календарь повторяет шумерские священные сезоны, тоже с некоторым развитием и дополнениями. День Нового года – по-прежнему центральная точка религиозного года, и празднование Нового года в Вавилоне, подробное описание которого у нас имеется, подчеркивает природу празднования. Двенадцать дней подряд в святилищах идут ритуальные очистительные обряды, жертвоприношения и молитвы; главное событие праздника – клятва царя богам, великолепная процессия с множеством статуй и гадание о судьбе страны на следующий год; судьбу эту боги решают именно в этот период. Основой жизни по-прежнему является древняя шумерская концепция порядка; предугадывание событий заранее – обязательное условие того, что жизнь и дальше будет идти своим чередом. Но вавилонский Новый год несет в себе и другой, более древний смысл: празднование воскрешения Мардука – выражение первобытного культа, связанного с жизненным циклом земли. Так, одновременно с постоянным добавлением новых религиозных элементов сохраняются и обретают новую жизнь и древние черты.
   Описание великолепных вавилонских праздников может создать у нас совершенно неверное представление о религии, высшим выражением которой они являются. По этим описаниям можно представить себе народ, спокойно и радостно возделывающий свою плодородную землю и почитающий своих богов-покровителей. Но мы не должны забывать о громадном количестве магических и пророческих текстов, о непрерывных и таких ненадежных попытках предвидеть судьбу, внушающую суеверный страх, и повлиять на нее, избежать всевозможных бед, которые угрожают всякому существованию. Мы должны помнить о мрачной перспективе жалкой жизни за гробом, когда душа будет вынуждена скитаться устало в поисках памяти о себе. Для вавилонян, как и для шумеров, вера в загробную жизнь никак не связана с воздаянием за добро и зло, совершенные в этой жизни. Обитель мертвых расположена под землей и окутана мраком. Тамошние обитатели влачат жалкое существование, едят пыль и пьют грязную воду. Только приношения живых могут иногда облегчить их существование; а когда живые забывают о мертвых или – еще хуже – если их тела остаются непохороненными, то мертвые беспокойно бродят вокруг и возвращаются в виде демонов, чтобы досаждать живым.
   Так что религиозная жизнь вавилонян в основе своей чрезвычайно мрачна. Нет никакой гарантии, что человек сможет избежать нападения зла; нет никакой надежды на то, что когда-нибудь зло будет окончательно побеждено, а добро восторжествует; нет веры в то, что добрые дела будут вознаграждены в другой жизни. Это настоящая трагедия для цивилизации, которая при всем том была очень крупной и мощной. Мы увидим, как трагедия эта отражалась в темах обширной и успешной литературы, которая раз за разом задается вопросом и не видит на него ответа: какой смысл имеет сегодняшний день и какова природа грядущего?

Литературные жанры

   Вавилонская и ассирийская литература охватывает широкий и насыщенный спектр вопросов, включая фундаментальные проблемы человечества и их решение в рамках преобладающей религии. По крайней мере, это можно сказать наверняка. В отношении сюжетной оригинальности, обсуждения и решения проблем мы вновь сталкиваемся с вечным вопросом месопотамской цивилизации – учитывая тот дополнительный фактор, что зависимость вавилонской и ассирийской культуры от шумерской можно лучше всего оценить и проверить именно на примере литературы. Нас не должна удивлять уже знакомая анонимность авторов, то же старательное подражание древним образцам и, вследствие этого, уменьшение исторической перспективы – короче говоря, то же коллективное и практичное искусство, отражающее религию и светскую власть.
   Так что нам достаточно будет рассмотреть знакомое уже культурное пространство и, распределив новый материал по прежним категориям, отметить, где возможно, вклад, сделанный семитскими пришельцами.
 
   В жанре мифологической поэзии мы видим одну поэму непреходящего значения – ведь рассказывается в ней о сотворении мира. Называется она по первым словам Энума элиш («Когда наверху»). Сюжет поэмы, вероятно, базируется на шумерских источниках, но единство ей придает восхваление Мардука, бога 1-й вавилонской династии; оригинальная версия поэмы, вероятно, восходит к периоду этой династии – началу 2-го тысячелетия до н. э. Текст, очень длинный и хорошо сохранившийся, рассказывает о конфликте между первобытным хаосом, олицетворением которого выступает богиня Тиамат, и космическим порядком, который воплощает в себе бог Мардук. Борьба между ними описана в одном из самых убедительных и значимых эпических описаний, дошедших до нас.

 
Он лук избрал оружием в битве,
Изготовил стрелы, тетиву приладил.
Булаву схватил он своею десницей,
Лук и колчан на боку повесил.
Выпустил молнию перед собою,
Сверкающим пламенем наполнил тело.
Он сделал сеть: уловить изнутри Тиамат,
Он четыре ветра поставил, ничто из нее чтоб не вышло…
Взревела, вверх взвиваясь, Тиамат,
От подножья до верха сотряслась ее туша:
Чары швыряет, заклинанья бормочет.
А боги к сраженью оружие точат.
Друг на друга пошли Тиамат и Мардук, из богов он
мудрейший,
Ринулись в битву, сошлись в сраженье.
Сеть Владыка раскинул, сетью ее опутал.
Злой Вихрь, что был позади, он пустил пред собою,
Пасть Тиамат раскрыла – поглотить его хочет,
Он вогнал в нее Вихрь – сомкнуть губы она не может.
Ей буйные ветры заполнили чрево,
Ее тело раздулось, ее пасть раскрылась.
Он пустил стрелу и рассек ей чрево,
Он нутро ей взрезал, завладел ее сердцем.
Ее он осилил, ей жизнь оборвал он.
 

   Бог-победитель делит тело мертвой богини надвое: из одной половины он делает небо, из второй землю. Это выражение и хороший пример ментальности Древнего Востока: слияние божественной персоны и космической стихии, причем и то и другое питает одна и та же жизнь, – ведь Тиамат одновременно и богиня, и часть Вселенной.
   С устроения неба и земли Мардук начал свой акт творения; следует отметить, что это творение в шумерском и аккадском смысле этого слова. Это не производство совершенно новой материи, но упорядочение мира и преобразование его из хаоса в космос. Вообще, эта концепция пронизывает всю остальную часть поэмы, где после сотворения неба и земли следует описание происхождения звезд:

 
Он устроил стоянки богам великим.
Звезды-планеты, подобья богов, он сделал.
Он год разделил – начертил рисунок:
Двенадцать месяцев звездных расставил он по три.
Когда ж начертил он на небе рисунок дней года,
Закрепил он стоянку Неберу, дабы центр указать всем звездам.
Никто бы не погрешил, не стал бы небрежен!
По сторонам Неберу он сделал стоянки Энлилю и Эйе.
С обеих небесных сторон открыл он ворота.
Он затворы поставил справа и слева.
 

   Итак, акт творения заключается в придании формы и упорядочении. От звезд повествование переходит к растениям и животным (по крайней мере, так считается, поскольку эта часть текста повреждена) и, наконец, к человеку. Предназначение человека, сама причина его создания, формулируется очень четко. Это важная причина: человек призван служить богам. Поэма заканчивается триумфом всепобеждающего Мардука, которого остальные боги возносят на вершину небесной иерархии. Таким образом, попутно вавилонская династия получила восхваление собственного бога в традиционном сюжете. Но можно сказать и еще кое-что: конфликт между хаосом и космосом – всего лишь иное прочтение годичного цикла Вселенной, благодаря которому природа, побежденная зимними бурями, оживает и расцветает вновь. Так древний восточный миф находит новое выражение, оживает и начинает восприниматься как реальность. Декламируя эту поэму каждый Новый год, вавилоняне выражали свою веру в обновление Природы; жизнь придет на смену смерти, а порядок, приравниваемый к существованию, сменит хаос, синонимичный несуществованию.
   Следуя от одного полюса божественной мифологии к другому, от легенд, связанных с началом вещей, к тем, в которых говорится о загробном существовании, мы обнаруживаем в аккадской форме уже знакомую поэму о нисхождении Инанны (теперь Иштар) в нижний мир. Нет смысла долго говорить о ней, достаточно упомянуть, что это пример характерной переработки древних сюжетов, которую мы уже обсуждали. Вместо этого мы рассмотрим еще один миф о нижнем мире, до тех пор известный только в семитском варианте, хотя шумерский прототип его, возможно, еще появится. Мы имеем в виду миф о Нергале и Эрешки-галь. Последнее божество мы уже встречали в шумерской мифологии в роли богини нижнего мира. В поэме говорится, что Эрешкигаль, которой дела не позволяют появиться на пире богов, должна прислать туда вместо себя своего слугу. Она так и делает, причем поручает ему увлечь с собой в нижний мир всякого бога, который не поднимется в почтении ему навстречу. Бог Нергал отказывается приветствовать его стоя – и попадает в нижний мир; но, оказавшись там, он набрасывается на стражников и побеждает их, а затем набрасывается и на саму богиню:

 
В ее жилище он схватил Эрешкигаль
За волосы и стащил ее с трона
На землю, чтоб отрубить главу ей.
«Не убивай меня, брат мой! Дай мне вымолвить
слово!» Как услышал Нергал, опустил свои руки.
Она плачет, рыдает.
«Ты – супруг мой! Я – твоя супруга!
Да возьмешь ты
Царство всей Земли Обширной! Я вложу таблицы
Судеб в твои руки! Господин – ты!
Я – госпожа!» Как услышал Нергал эти речи ее,
Схватил, расцеловал, утер ее слезы.
«Все, что ни пожелаешь, с месяцев тех прошедших
И доныне – так!»
 

   Судя по всему, этот миф призван оправдать воцарение Нергала в нижнем мире. Ничего не может быть естественнее: описанная здесь процедура обычна для всего Древнего мира.
 
   Среди поэм, посвященных героям, мы вновь обнаруживаем в центре событий Гильгамеша – только теперь он обряжен в семитские одежды. Кроме того, здесь есть четкая связь между различными эпизодами и последовательность, чего откровенно не хватает в шумерских источниках. И конечно, здесь имеются эпизоды, которые – по крайней мере, в настоящий момент – представляются новыми в этой истории.
   Гильгамеш, герой, все видевший и знающий тайну мудрости, шествует от подвига к подвигу. Сама богиня Иштар проникается восхищением и предлагает ему стать ее возлюбленным. Следующий диалог воплощает в себе литературную тему, которую можно найти и в других восточных мифологиях. Человеку предлагают поднять его до уровня богов, а он отказывается, потому что знает: это невозможно, а попытка может привести лишь к несчастьям:

 
Давай, Гильгамеш, будь мне супругом,
Зрелость тела в дар подари мне!
Ты лишь будешь мне мужем, я буду женою!
Приготовлю для тебя золотую колесницу,
С золотыми колесами, с янтарными рогами,
А впрягут в нее бури – могучих мулов.
Войди в наш дом в благоухании кедра!
Как входить ты в дом наш станешь,
И порог и престол да целуют твои ноги,
Да преклонят колени государи, цари и владыки,
Да несут тебе данью дар холмов и равнины…
 

   Богиня подробно описывает счастливые перспективы, которые откроются перед героем. Но он хорошо знает, что у этой картины есть и другая сторона: Иштар ветрена и скоро оставит его. Поэтому он отвечает:

 
Зачем ты хочешь, чтоб я взял тебя в жены?
Я дам тебе платьев, елея для тела,
Я дам тебе мяса в пропитанье и в пищу,
Накормлю я тебя хлебом, достойным богини,
Вином напою, достойным царицы,
Твое жилище пышно украшу,
Твои амбары зерном засыплю,
Твои кумиры одену в одежды, —
Но в жены себе тебя не возьму я!
Ты – жаровня, что гаснет в холод,
Черная дверь, что не держит ветра и бури,
Дворец, обвалившийся на голову герою…
Какого супруга ты любила вечно,
Какую славу тебе возносят?
Давай перечислю, с кем ты блудила!..
И льва ты любила, совершенного силой, —
Семь и семь ему ты вырыла ловушек.
И коня ты любила, славного в битве, —
Кнут, узду и плеть ты ему судила,
Семь поприщ скакать ты ему судила…
И еще ты любила пастуха-козопаса,
Что тебе постоянно носил зольные хлебцы,
Каждый день сосунков тебе резал;
Ты его ударила, превратила в волка, —
Гоняют его свои же подпаски,
И собаки его за ляжки кусают…
И со мной, полюбив, ты так же поступишь!
 

   Трагедия героя в том, что он не может избежать смерти. Во всех подвигах это знание преследует и мучит его. Мы уже видели, что именно эта тема доминирует в шумерском тексте поэмы; теперь мы видим то же и в семитском тексте. Чувства героя выражены поразительными образными стихами:

 
Гильгамеш! Куда ты стремишься?
Жизни, что ищешь, не найдешь ты!
Боги, когда создавали человека, —
Смерть они определили человеку, —
Жизнь в своих руках удержали.
Ты же, Гильгамеш, насыщай желудок,
Днем и ночью да будешь ты весел,
Праздник справляй ежедневно,
Днем и ночью играй и пляши ты!
Светлы да будут твои одежды,
Волосы чисты, водой омывайся,
Гляди, как дитя твою руку держит,
Своими объятьями радуй подругу —
Только в этом дело человека!
 

   И еще:

 
Разве навеки мы строим домы?
Разве навеки ставим печати?
Разве навеки делятся братья?
Разве навеки ненависть в людях?
Разве навеки река несет полые воды?
Стрекозой навсегда ль обернется личинка?
Взора, что вынес бы взоры Солнца,
С давних времен еще не бывало:
Пленный и мертвый друг с другом схожи —
Не смерти ли образ они являют?^[13]
 

   Возвышенный тон этого описания человеческих несчастий придает поэме о Гильгамеше жизненность, которую мы могли бы счесть почти современной, и ставит ее в первый ряд богатой и обширной вавилоно-ассирийской литературы.
 
   Кроме мифов о богах и героях в этой литературе присутствует и богатая лирическая поэзия, где полностью доминируют религиозные темы. Как и у шумеров, преобладают здесь гимны с восхвалением богов и правителей. Так, в гимне солнечному богу Шамашу говорится:

 
Шамаш, суд небес и земли,
господин преисподних и горних,