— Во имя всех демонов Востока! — пробормотал он с чувством. — Они летят от нас. На запад! Мы должны направиться на запад и перехватить их!
Быстрым аллюром они поднялись из оврага и увидели колонну противника, удалявшуюся на северо-запад, казалось, прямо по следам Рольфа, который, очевидно, не мог полностью скрыться от рептилий. Абнер маневрировал между беглецами, которых он пытался догнать, и надоедливой, раздражающей горсткой людей, которые пытались задержать его.
Мевик все торопил своих людей.
— Колдун? — спросил он.
Лофорд, который скакал теперь в центре отряда, предоставил своей лошади самой выбирать дорогу, в то время как его большие голубые глаза всматривались в нечто далекое, что не было ни землей, ни небом, а пальцы шарили в сумке, которую он достал из заплечного мешка. Его огромное тело неловко подпрыгивало от быстрой скачки. Он достал из матерчатой сумки меньшую сумочку из кожи, затейливо и пестро раскрашенную, а из нее, в свою очередь, рыжеватую бечевку, заплетенную множеством странных узлов. Он отъехал на некоторое расстояние, с отсутствующим видом перебирая ее, затем внезапно, будто очнувшись, откашлялся и тем привлек к себе внимание остальных.
— Хм. При нынешнем положении дел и теперешней расстановке сил единственное, что я могу успешно сделать, это разбудить духа пустыни. Однако даже при самом большом везении это будет означать определенные трудности и даже опасность для нас самих. В худшем — что ж, стихия вполне может стать совсем неуправляемой.
Мевик качнул головой.
— Лучше попробуй. Наших мечей и стрел слишком мало, мы не можем стать между ними и Рольфом еще раз.
— Я все думаю, — вставил Чап, — насколько сильный колдун у н их. Я не хочу сказать, что нашего увальня легко победить, но констебль Востока безусловно должен быть хорошо подготовлен в этом отношении.
— Это, — невозмутимо сказал Лофорд, — мы достаточно скоро узнаем. А теперь дайте мне делать свое дело. Нет, не останавливайтесь. Только немного помолчите; я могу поднять вихрь даже сидя верхом на лошади, если нужно.
Пальцами, которые внезапно стали на редкость проворными, он наклонил маленькую кожаную сумочку, и из нее побежала тоненькая струйка обычного с виду песка, которая, падая, терялась позади них. Держа медленно опорожняющуюся сумочку в одной руке, Лофорд второй рукой и зубами стал тянуть в определенных местах мудрено завязанные узлы бечевки. Один за одним узлы ослабевали и распускались. Считая узлы по мере того, как они исчезали, Чап затаил дыхание.
— Нас всех заметет песком по самые уши, — пробормотал он. Но при этом не выразил никакого протеста; он явно призвал для этого весь свой героизм.
Искусство Лофорда быстро возымело действие. Глядя на северо-запад поверх вражеского отряда, Чап увидел, как песчаная почва встряхнула дюны, словно складку на покрывале, поднимаясь одной океанской волной, простирающейся слева направо насколько хватало глаз. Чап, который видел подобные вещи и раньше, знал, что на самом деле встала на дыбы вовсе не сама земля, а лишь песок на ее поверхности, поднятый сильнейшим порывом ветра; тем не менее он непроизвольно постарался попрочнее вдеть ноги в стремена.
Рептилии заметались, тревожно крича. От головы далекой восточной колонны всадников отделилась крошечная фигурка, с видимой уверенностью устремляясь навстречу приближающейся стене песка, которая там и сям принимала причудливые формы рук и челюстей. Должно быть, это был колдун констебля. Крошечная фигурка подняла руки, и Чап услышал, как Лофорд охнул, словно получил удар. Грузный маг повернул свою лошадь в сторону, озадаченно соскользнул с седла и опустился на одно колено, прикрыв глаза. Товарищи останавливались вокруг него.
— Ах, Арднех, — простонал Лофорд. — Арднех, помоги! Он собирается повернуть разбуженное мной против нас.
Скачущий галопом восточный колдун, похоже, не испытывал такого напряжения, как Лофорд. Легко держась в седле, он двигал вытянутыми руками вверх-вниз перед приближающейся волной; у наблюдающего за ним Чапа возникло ощущение огромной успокаивающей силы. Но почти с таким же успехом это могли бы быть бессильные жесты ребенка. Волна ветра и поднятого им грунта неотвратимо приблизилась и ударила. Секунду или две вокруг конного восточного мага сохранялся крошечный, не шире его распростертых рук, островок спокойствия, где воздух был спокойным и неподвижным благодаря сдерживающим заклинаниям. Но затем и маг, и охраняемый им островок исчезли; вал неудержимо накатился, протягивая свои чудовищные полуживые лапы к Абнеру и его пятидесяти людям.
С криком облегчения Лофорд с трудом поднялся на ноги. Затем край волны вихрей ветра и пыли обрушился на людей Запада. Чап ощутил уколы песчинок и удары мелких камешков, воздух вдруг завыл у него в ушах. И яркое солнце, и его друзья внезапно пропали, скрытые пришедшей в движение пустыней. Когда вокруг на мгновение прояснилось, он разглядел, что плотный волчок вихря сместился на несколько сот метров к северо-западу, как раз туда, где должны были находиться силы Абнера. Судя по всему, они все еще были там. Из кажущихся твердыми туч взбесившегося песка поодиночке выбирались восточные солдаты — верхом, на четвереньках, ползком; носились ослепленные и охваченные паникой лошади. Подобные вихри не убивали, по крайней мере, не сразу и не часто, но они безусловно могли сделать беспомощными любые человеческие силы, на которые обрушивались.
Чап воскликнул:
— Ах, если бы нас было два десятка человек, чтобы напасть на них сейчас! — Но ни о каком нападении и схватке в сердце урагана не могло быть и речи, чтобы не попасть в ту же беду, что и противник, и Чап очень хорошо понимал, что его воинственное побуждение должно быть подавлено. Вместо этого Мевик воспользовался выигранным временем, чтобы снова очутиться со своими людьми между Рольфом и немного потрепанным врагом. Рептилии, пострадавшие от ударов вихря больше, чем любое наземное существо, были сметены с неба, и Мевик нашел у крутой зубчатой скалы место, где его люди могли рассчитывать остаться незамеченными, сумей рептилии вернуться, и откуда они могли бы нанести удар по констеблю, когда (и если) тот продолжил бы преследовать Рольфа.
Чап притаился вместе с остальными среди образующих навес скал, закутав лицо от песка плащом. Лофорд снова застонал.
— Теперь и они обратились к помощи более могучих сил, — пробормотал он.
Ветер внезапно утих и поднялся снова, после чего превратился в регулярные сильные порывы. Вглядываясь в небо над врагами, Чап увидел, что восточный колдун наконец смог вызвать какую-то действенную силу. Вихрь разбился на множество более мелких смерчей; каждый из них поднимал облако песка и пыли, но всем им не хватало целеустремленности и мощи, какими обладал единый могучий ураган. Он видел также, что Лофорд не сдавался. Множество смерчей плясали вокруг общего центра и, казалось, постоянно стремились снова слиться воедино.
— Ветер уже не такой сильный, чтобы мы не могли идти или скакать, — прокричал Мевик своим людям, заглушая вой ветра. — Посмотрим, может быть, нам удастся нанести еще один удар!
Абнер от урагана потерял двоих — один был надолго ослеплен песком, другой сошел с ума и мог только хныкать. День был уже в разгаре, когда констебль сумел снова организовать своих людей для похода, бросив безнадежно пострадавших и распределив их лошадей и полезное имущество среди оставшихся. Ветер теперь был как при вполне терпимой буре. Он подумал было разделить свои силы, чувствуя уверенность, что нигде поблизости нет превосходящих сил противника, но решил отказаться от этого, когда колдун заверил его, что ветер должен постепенно улечься.
Констебль бросил последний взгляд на свой сбившийся в кучу отряд (Чармиана, одетая, как солдат, и подобно остальным кутающаяся от песка, улыбнулась ему бодрой, восхитительной улыбкой; ну что ж, он не мог оставить ее в караван-сарае, не зная, когда сможет вернуться обратно) и дал сигнал снова двигаться вперед. Однако они прошли едва ли километр, когда с вершины высившегося впереди холма на них посыпались стрелы. Еще один человек был ранен. По приказу констебля сорок кавалеристов атаковали холм, но теперь его вершина была пуста, а овраги за пригорком обеспечивали укрытие для небольшого отряда и делали возможными последующие засады. Горн констебля протрубил отбой.
Они снова двигались на северо-запад. Первая рептилия, которая смогла вернуться к колонне между мощными порывами ветра, доложила, что впереди более ровная, травянистая местность, в которую непрерывно углубляются двое представителей Запада, а еще семеро остаются на месте между этими двумя и Абнером. Констебль проконсультировался с усталым колдуном, который укрепил его в мнении, что те двое беглецов, что находятся дальше, везут с собой камень огромной важности. Констебль стиснул зубы и в ярости помянул всех демонов. Он не ощущал ни малейшей уверенности в том, что получит драгоценность обратно. Хотя впереди оставался еще длинный летний день, солнце определенно уже миновало зенит.
Теперь прибыла рептилия-гонец от самого императора Востока, который со своей главной армией находился достаточно далеко к югу. Курьер привез ответ на срочное утреннее сообщение констебля двору о том, что похищенный предмет не только напоминает, но даже превосходит по размерам тот, что был использован при неудачной попытке нейтрализовать Арднеха. В ответе Оминора говорилось, что объект действительно имеет огромную важность и что констебль должен лично руководить попыткой вернуть его. Он должен сосредоточить поиски на северо-западе — исследования на высшем уровне убеждали, что искомый предмет увозят именно в том направлении. И еще — подкрепление будет послано как можно скорее. Первые — стая из сотни дополнительных рептилий — начали прибывать вскоре после курьера.
Запад, угрюмо подумал Абнер, тоже несомненно двинет подкрепление, и появится больше сотни птиц, чтобы досаждать ему ночью. Прибывающих рептилий он посылал на разведку местности далеко вперед, чтобы попытаться выяснить, куда направляются беглецы.
Прошло около получаса непрерывного продвижения вперед прежде, чем прилетела одна из рептилий, крича, что маленький западный отряд рассыпался цепью на вершине холма прямо перед ними.
— Семь человек? Хотел бы я, чтобы так они и поступили.
Подъехав немного ближе, Абнер увидел, что маневр противника был не таким глупым, как казалось. Склон был очень широк и слишком крут, чтобы всадники могли атаковать его по сыпучему песку. Они снова вынуждены были бы опасаться стрел, а достигнув вершины, обнаружили бы, что противник исчез. Но обход холма позволил бы противнику добиться успеха в попытке задержать их, ничего при этом не потеряв… Абнер быстро принял решение: его люди должны рассредоточиться и атаковать холм. Он готов был смириться с некоторыми потерями, лишь бы покончить с неприятелем; он потерял бы не так уж много времени; кроме того, имелась вероятность, что глупцы останутся на месте и примут бой.
Схватка произошла так, как он и ожидал, только стрелы посыпались вниз несколько гуще, чем он рассчитывал, так что на склоне остались четверо людей Абнера. Когда же они добрались до гребня, противник уже ушел, лишь один лежал на песке с восточной стрелой, торчащей из головы.
В любом случае за этим холмом начиналась более ровная местность; докучливый враг будет вынужден держаться на почтительном расстоянии. Абнер разглядел в отдалении шестерых всадников, которые словно приглашали его следовать за ними. Над ними (на безопасной высоте) в небе кружилось и кричало множество рептилий. Однако его колдун указывал несколько иное направление; туда и двинул Абнер своих всадников.
Времени до наступления ночи оставалось еще довольно много, но оно неостановимо иссякало. Начали возвращаться рептилии, высланные далеко вперед; они утверждали, что они не смогли обнаружить ни поселений, ни строений, ничего, что могло бы походить на конечную цель беглецов. Трава там выше и гуще, доложили рептилии, и все больше деревьев. А значит, много мест, где с приходом темноты могли залечь двуногие существа, и снова найти их утром было бы не просто. Как далеко вперед успели уйти беглецы? На несколько километров. Трудно было сказать точно; чувство горизонтального расстояния у рептилий, как и у всяких птиц, оставляло желать лучшего.
Абнер заставил своих всадников двигаться быстрым шагом, хотя и люди и животные устали. У него было ощущение, что он выигрывает. Отсутствие холмов заставляло их шестерых противников искать себе другое место для привала. Они держались в полукилометре впереди Абнера на открытой местности, и на некоторое время, похоже, были лишены возможности что-либо предпринять.
Когда уже казалось, что день в конечном счете заканчивается хорошо, налетел еще один порыв ветра, поднявший еще одну стену пыли — ее неожиданное появление сказало о новом вмешательстве западной магии. Но этот ветер доставлял слишком мало неудобства, чтобы огорчить восточных солдат; он был гораздо более слабым (или, возможно, не таким ощутимым), как вихрь в пустыне. Этот зародился в травянистом море, лежащем впереди, на границе с пустыней. Он не ослеплял, не нес песка и камней и не угрожал убить жаром.
Колдун Абнера, сидя в седле, снова принялся за дело, размахивая зажатыми в руках амулетами. Добился ли он какого-либо успеха, судить было трудно; подобный ветер, похоже, не был способен причинить какой-либо серьезный вред. Констебль попытался припомнить отличительные особенности вихрей в прериях — к ним он отнес это явление. Насколько он помнил, сумрак, склоненная трава и естественный ветер были тремя компонентами таких вихрей, но было и еще что-то, нечто, чего он никак не мог вспомнить до конца. Его знания в этой области магии были весьма поверхностными и получены в далеком прошлом.
Они оставили пустыню позади и продвигались по первым травянистым участкам, когда он вспомнил самый главный отличительный признак вихря в прерии: собственно расстояние.
Теперь, когда он сообразил присмотреться внимательней, его глаза подсказали ему, что происходит. Под ногами лошадей травянистый покров растягивался в направлении их движения, словно оптическая иллюзия наоборот. Требовалось три шага для того, чтобы покрыть расстояние, для которого в нормальных условиях хватило бы и двух.
Констебль окриком подозвал к себе мага, вытащил беднягу из седла и раз шесть со злостью плашмя ударил его мечом.
— Болван! Болтун! Ты что, не мог сказать мне, что происходит? Или тебе не хватает ума самому заметить это? — У него было искушение пустить в ход острый край клинка, но он был не готов остаться без помощи колдуна перед лицом врага.
— Ах, пощадите, господин! — закричал избитый колдун. — Мне противостоят силы, с которыми я никогда не сталкивался раньше.
Чармиана выехала вперед со своего места в тылу маленькой колонны и, видя, что констебль бросил на нее взгляд, но не приказал сразу же вернуться обратно, решилась вмешаться. Обращаясь к несчастному колдуну, она произнесла:
— Тебе противостоит толстый увалень из провинции, человек, с которым я встречалась и знаю, что он почти бездарь по сравнению с тем, каков должен быть колдун моего господина констебля. Моему господину констеблю и в самом деле плохо служат.
— Говорю же, в этом не моя вина, — выкрикнул маг. Он упал на колени перед сидящим в седле констеблем, а колонна тем временем остановилась позади них.
— Кто победил тебя? Какая могучая сила? — грозно потребовал ответа констебль. — Если ты не можешь сказать мне даже этого, то почему бы мне не считать тебя болтуном или слабоумным невеждой?
— Я не знаю, что или кто! — Глаза колдуна стали совершенно дикими. — Я не понял даже того, что побежден, пока ваша милость не ударили меня, поскольку… поскольку мне действительно следует благодарить судьбу, что я вообще уцелел.
Выражение лица Чармианы менялось по мере того, как она слушала, и теперь она положила руку на руку Абнера.
— Погоди, мой доблестный повелитель, будь так любезен. В словах этого человека может быть доля истины. Среди наших врагов есть один достаточно сильный и неуловимый, чтобы застать врасплох подобным образом большинство колдунов.
— Действительно. — Гнев Абнера быстро превратился в трезвый расчет. К этому времени он понял, что Чармиана умна или, вернее, что она могла быть умна, если это соответствовало ее интересам; к тому же она близко сталкивалась с Арднехом в прошлом. — Что еще ты можешь сказать мне по этому поводу?
Она посмотрела на Абнера с явным желанием угодить ему.
— Прямо сейчас — довольно мало, мой господин. Позволь мне немного поговорить с этим парнем, когда мы отправимся дальше, и, быть может, я смогу узнать что-нибудь достойное твоего внимания.
— Пусть будет так. — Свирепым жестом Абнер приказал маленькой колонне возобновить движение — две трети скорости было лучше, чем никакая — а затем, скривившись, достал из седельной сумки бумагу и неохотно приготовился послать Вуду сообщение с просьбой о помощи.
У Чармианы теперь появилась прекрасная причина ехать сразу за колдуном, шепотом ведя с ним разговор, из которого никто не смог бы подслушать ни слова.
— Итак, мужлан, — начала она холодным повелительным тоном. — Я спасла тебя от наказания, которое ты заслужил. Если хочешь, чтобы я оставалась твоим другом, ты должен в свою очередь сделать для меня одну простую вещь.
Колдун посмотрел на нее с опаской и недоверием.
— Я ваш вечный должник, прекрасная госпожа. Что я могу для вас сделать?
— Это может показаться несущественным моему господину констеблю, и я не стала его беспокоить, но между тем это весьма важно для меня. — Она начала объяснять.
Она не успела сказать много. Колдун принялся трясти головой и ломать пальцы, пытаясь остановить ее.
— Нет, нет. Если бы было возможно наложить заклинание и обрушить какое-нибудь несчастье на этих двоих, что убегают от нас, я бы сделал это давным-давно. Это первое, чего потребовал от меня констебль, прежде чем пуститься в погоню за ними. Но это не так просто сделать. Условия во многих отношениях не подходящие…
— Мне почти или даже совсем не интересно причинить вред мужчине, — перебила Чармиана. — Речь идет о девчонке, Кэтрин, которая предала меня. — Ее голос сделался еще тише; ярость заставляла его дрожать, словно натянутый канат. — Это она дала им возможность захватить меня врасплох. Я видела, как она ликующе ухмылялась в момент свершения ее маленькой мести… что ж, я собираюсь доказать ей, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я должна это сделать, и я это сделаю. Найди мне способ отомстить этой девчонке, и я щедро вознагражу тебя. — Она повернулась в седле и увидела, что колдун пожирает ее глазами, словно у него не оставалось иного выбора, кроме как повиноваться ее желанию. — Но откажись сделать это, и я скажу констеблю нечто такое, что обрушит на тебя весь его гнев; он и так висит над твоей головой, словно качающаяся скала, и нужно только слегка подтолкнуть, чтобы он обрушился. Я скажу, что вовсе не Арднех победил тебя, а какая-нибудь рядовая сила.
— Это был Арднех или равный ему. Иначе не может быть.
Чармиана притворилась, что не слышала.
Маг — в настоящее время он вообще не пользовался никаким именем, вещь отнюдь не исключительная среди людей его звания, — некоторое время скакал молча, искоса поглядывая на женщину, которая ехала рядом с ним, оценивая ее со всех точек зрения.
— Нет, нет, — произнес он снова. — Нет способа, которым я мог бы с такого расстояния подвергнуть эту служанку тем мукам, о которых ты думаешь. У нас нет ни ее волоса, ни обрезка ногтя, ничего, принадлежавшего ей, — ведь так? Думаю, нет. Даже относительно слабое проклятие потребовало бы… Нет, нет никакой возможности.
Но Чармиана быстро поймала его на слове.
— Потребовало бы чего?
Безымянный маг, очевидно, раскаялся в своей начатой и не законченной фразе, что бы это ни было. И как только он мог совершить такую глупую ошибку?
— Несговорчивый дурак, тебе придется сказать мне, рано или поздно.
Вообразим себе безбрежное бурное море энергии, из которого человек может надеяться зачерпнуть через тайный источник, не вполне безопасно, но все же питая оправданную надежду, что с ним не приключится никакое непоправимое несчастье, поскольку и он сам, и некоторые другие успешно проделывали это в прошлом. Безымянный быстро, с чувством обреченности, припомнил тайные слоги запретного Имени. Вуду было известно это имя, и Оминору, конечно, тоже; и еще четверым или пятерым из высшего совета Востока. На него даже намекали редко — Безымянный слышал, как Вуд сделал это только однажды, в день визита Арднеха в столицу.
Чармиана подзадорила:
— Похоже, эта твоя сила — или что это такое — ничего не стоит, раз ею нельзя воспользоваться. — И продолжила: — Помни, я сказала то, что думала, — это касается и обещания, и угрозы.
Безымянный поверил.
— Ладно. Посмотрим. Я попытаюсь сделать, что возможно.
Весь остаток дня констебль преследовал свою добычу, но недостаточно преуспел в этом. Когда наступили сумерки, ветер стих и вихрь пропал; но ночь принадлежала Западу, и Абнер неохотно отдал приказ разбить лагерь и выставить усиленные караулы.
6. АРДНЕХ
Быстрым аллюром они поднялись из оврага и увидели колонну противника, удалявшуюся на северо-запад, казалось, прямо по следам Рольфа, который, очевидно, не мог полностью скрыться от рептилий. Абнер маневрировал между беглецами, которых он пытался догнать, и надоедливой, раздражающей горсткой людей, которые пытались задержать его.
Мевик все торопил своих людей.
— Колдун? — спросил он.
Лофорд, который скакал теперь в центре отряда, предоставил своей лошади самой выбирать дорогу, в то время как его большие голубые глаза всматривались в нечто далекое, что не было ни землей, ни небом, а пальцы шарили в сумке, которую он достал из заплечного мешка. Его огромное тело неловко подпрыгивало от быстрой скачки. Он достал из матерчатой сумки меньшую сумочку из кожи, затейливо и пестро раскрашенную, а из нее, в свою очередь, рыжеватую бечевку, заплетенную множеством странных узлов. Он отъехал на некоторое расстояние, с отсутствующим видом перебирая ее, затем внезапно, будто очнувшись, откашлялся и тем привлек к себе внимание остальных.
— Хм. При нынешнем положении дел и теперешней расстановке сил единственное, что я могу успешно сделать, это разбудить духа пустыни. Однако даже при самом большом везении это будет означать определенные трудности и даже опасность для нас самих. В худшем — что ж, стихия вполне может стать совсем неуправляемой.
Мевик качнул головой.
— Лучше попробуй. Наших мечей и стрел слишком мало, мы не можем стать между ними и Рольфом еще раз.
— Я все думаю, — вставил Чап, — насколько сильный колдун у н их. Я не хочу сказать, что нашего увальня легко победить, но констебль Востока безусловно должен быть хорошо подготовлен в этом отношении.
— Это, — невозмутимо сказал Лофорд, — мы достаточно скоро узнаем. А теперь дайте мне делать свое дело. Нет, не останавливайтесь. Только немного помолчите; я могу поднять вихрь даже сидя верхом на лошади, если нужно.
Пальцами, которые внезапно стали на редкость проворными, он наклонил маленькую кожаную сумочку, и из нее побежала тоненькая струйка обычного с виду песка, которая, падая, терялась позади них. Держа медленно опорожняющуюся сумочку в одной руке, Лофорд второй рукой и зубами стал тянуть в определенных местах мудрено завязанные узлы бечевки. Один за одним узлы ослабевали и распускались. Считая узлы по мере того, как они исчезали, Чап затаил дыхание.
— Нас всех заметет песком по самые уши, — пробормотал он. Но при этом не выразил никакого протеста; он явно призвал для этого весь свой героизм.
Искусство Лофорда быстро возымело действие. Глядя на северо-запад поверх вражеского отряда, Чап увидел, как песчаная почва встряхнула дюны, словно складку на покрывале, поднимаясь одной океанской волной, простирающейся слева направо насколько хватало глаз. Чап, который видел подобные вещи и раньше, знал, что на самом деле встала на дыбы вовсе не сама земля, а лишь песок на ее поверхности, поднятый сильнейшим порывом ветра; тем не менее он непроизвольно постарался попрочнее вдеть ноги в стремена.
Рептилии заметались, тревожно крича. От головы далекой восточной колонны всадников отделилась крошечная фигурка, с видимой уверенностью устремляясь навстречу приближающейся стене песка, которая там и сям принимала причудливые формы рук и челюстей. Должно быть, это был колдун констебля. Крошечная фигурка подняла руки, и Чап услышал, как Лофорд охнул, словно получил удар. Грузный маг повернул свою лошадь в сторону, озадаченно соскользнул с седла и опустился на одно колено, прикрыв глаза. Товарищи останавливались вокруг него.
— Ах, Арднех, — простонал Лофорд. — Арднех, помоги! Он собирается повернуть разбуженное мной против нас.
Скачущий галопом восточный колдун, похоже, не испытывал такого напряжения, как Лофорд. Легко держась в седле, он двигал вытянутыми руками вверх-вниз перед приближающейся волной; у наблюдающего за ним Чапа возникло ощущение огромной успокаивающей силы. Но почти с таким же успехом это могли бы быть бессильные жесты ребенка. Волна ветра и поднятого им грунта неотвратимо приблизилась и ударила. Секунду или две вокруг конного восточного мага сохранялся крошечный, не шире его распростертых рук, островок спокойствия, где воздух был спокойным и неподвижным благодаря сдерживающим заклинаниям. Но затем и маг, и охраняемый им островок исчезли; вал неудержимо накатился, протягивая свои чудовищные полуживые лапы к Абнеру и его пятидесяти людям.
С криком облегчения Лофорд с трудом поднялся на ноги. Затем край волны вихрей ветра и пыли обрушился на людей Запада. Чап ощутил уколы песчинок и удары мелких камешков, воздух вдруг завыл у него в ушах. И яркое солнце, и его друзья внезапно пропали, скрытые пришедшей в движение пустыней. Когда вокруг на мгновение прояснилось, он разглядел, что плотный волчок вихря сместился на несколько сот метров к северо-западу, как раз туда, где должны были находиться силы Абнера. Судя по всему, они все еще были там. Из кажущихся твердыми туч взбесившегося песка поодиночке выбирались восточные солдаты — верхом, на четвереньках, ползком; носились ослепленные и охваченные паникой лошади. Подобные вихри не убивали, по крайней мере, не сразу и не часто, но они безусловно могли сделать беспомощными любые человеческие силы, на которые обрушивались.
Чап воскликнул:
— Ах, если бы нас было два десятка человек, чтобы напасть на них сейчас! — Но ни о каком нападении и схватке в сердце урагана не могло быть и речи, чтобы не попасть в ту же беду, что и противник, и Чап очень хорошо понимал, что его воинственное побуждение должно быть подавлено. Вместо этого Мевик воспользовался выигранным временем, чтобы снова очутиться со своими людьми между Рольфом и немного потрепанным врагом. Рептилии, пострадавшие от ударов вихря больше, чем любое наземное существо, были сметены с неба, и Мевик нашел у крутой зубчатой скалы место, где его люди могли рассчитывать остаться незамеченными, сумей рептилии вернуться, и откуда они могли бы нанести удар по констеблю, когда (и если) тот продолжил бы преследовать Рольфа.
Чап притаился вместе с остальными среди образующих навес скал, закутав лицо от песка плащом. Лофорд снова застонал.
— Теперь и они обратились к помощи более могучих сил, — пробормотал он.
Ветер внезапно утих и поднялся снова, после чего превратился в регулярные сильные порывы. Вглядываясь в небо над врагами, Чап увидел, что восточный колдун наконец смог вызвать какую-то действенную силу. Вихрь разбился на множество более мелких смерчей; каждый из них поднимал облако песка и пыли, но всем им не хватало целеустремленности и мощи, какими обладал единый могучий ураган. Он видел также, что Лофорд не сдавался. Множество смерчей плясали вокруг общего центра и, казалось, постоянно стремились снова слиться воедино.
— Ветер уже не такой сильный, чтобы мы не могли идти или скакать, — прокричал Мевик своим людям, заглушая вой ветра. — Посмотрим, может быть, нам удастся нанести еще один удар!
Абнер от урагана потерял двоих — один был надолго ослеплен песком, другой сошел с ума и мог только хныкать. День был уже в разгаре, когда констебль сумел снова организовать своих людей для похода, бросив безнадежно пострадавших и распределив их лошадей и полезное имущество среди оставшихся. Ветер теперь был как при вполне терпимой буре. Он подумал было разделить свои силы, чувствуя уверенность, что нигде поблизости нет превосходящих сил противника, но решил отказаться от этого, когда колдун заверил его, что ветер должен постепенно улечься.
Констебль бросил последний взгляд на свой сбившийся в кучу отряд (Чармиана, одетая, как солдат, и подобно остальным кутающаяся от песка, улыбнулась ему бодрой, восхитительной улыбкой; ну что ж, он не мог оставить ее в караван-сарае, не зная, когда сможет вернуться обратно) и дал сигнал снова двигаться вперед. Однако они прошли едва ли километр, когда с вершины высившегося впереди холма на них посыпались стрелы. Еще один человек был ранен. По приказу констебля сорок кавалеристов атаковали холм, но теперь его вершина была пуста, а овраги за пригорком обеспечивали укрытие для небольшого отряда и делали возможными последующие засады. Горн констебля протрубил отбой.
Они снова двигались на северо-запад. Первая рептилия, которая смогла вернуться к колонне между мощными порывами ветра, доложила, что впереди более ровная, травянистая местность, в которую непрерывно углубляются двое представителей Запада, а еще семеро остаются на месте между этими двумя и Абнером. Констебль проконсультировался с усталым колдуном, который укрепил его в мнении, что те двое беглецов, что находятся дальше, везут с собой камень огромной важности. Констебль стиснул зубы и в ярости помянул всех демонов. Он не ощущал ни малейшей уверенности в том, что получит драгоценность обратно. Хотя впереди оставался еще длинный летний день, солнце определенно уже миновало зенит.
Теперь прибыла рептилия-гонец от самого императора Востока, который со своей главной армией находился достаточно далеко к югу. Курьер привез ответ на срочное утреннее сообщение констебля двору о том, что похищенный предмет не только напоминает, но даже превосходит по размерам тот, что был использован при неудачной попытке нейтрализовать Арднеха. В ответе Оминора говорилось, что объект действительно имеет огромную важность и что констебль должен лично руководить попыткой вернуть его. Он должен сосредоточить поиски на северо-западе — исследования на высшем уровне убеждали, что искомый предмет увозят именно в том направлении. И еще — подкрепление будет послано как можно скорее. Первые — стая из сотни дополнительных рептилий — начали прибывать вскоре после курьера.
Запад, угрюмо подумал Абнер, тоже несомненно двинет подкрепление, и появится больше сотни птиц, чтобы досаждать ему ночью. Прибывающих рептилий он посылал на разведку местности далеко вперед, чтобы попытаться выяснить, куда направляются беглецы.
Прошло около получаса непрерывного продвижения вперед прежде, чем прилетела одна из рептилий, крича, что маленький западный отряд рассыпался цепью на вершине холма прямо перед ними.
— Семь человек? Хотел бы я, чтобы так они и поступили.
Подъехав немного ближе, Абнер увидел, что маневр противника был не таким глупым, как казалось. Склон был очень широк и слишком крут, чтобы всадники могли атаковать его по сыпучему песку. Они снова вынуждены были бы опасаться стрел, а достигнув вершины, обнаружили бы, что противник исчез. Но обход холма позволил бы противнику добиться успеха в попытке задержать их, ничего при этом не потеряв… Абнер быстро принял решение: его люди должны рассредоточиться и атаковать холм. Он готов был смириться с некоторыми потерями, лишь бы покончить с неприятелем; он потерял бы не так уж много времени; кроме того, имелась вероятность, что глупцы останутся на месте и примут бой.
Схватка произошла так, как он и ожидал, только стрелы посыпались вниз несколько гуще, чем он рассчитывал, так что на склоне остались четверо людей Абнера. Когда же они добрались до гребня, противник уже ушел, лишь один лежал на песке с восточной стрелой, торчащей из головы.
В любом случае за этим холмом начиналась более ровная местность; докучливый враг будет вынужден держаться на почтительном расстоянии. Абнер разглядел в отдалении шестерых всадников, которые словно приглашали его следовать за ними. Над ними (на безопасной высоте) в небе кружилось и кричало множество рептилий. Однако его колдун указывал несколько иное направление; туда и двинул Абнер своих всадников.
Времени до наступления ночи оставалось еще довольно много, но оно неостановимо иссякало. Начали возвращаться рептилии, высланные далеко вперед; они утверждали, что они не смогли обнаружить ни поселений, ни строений, ничего, что могло бы походить на конечную цель беглецов. Трава там выше и гуще, доложили рептилии, и все больше деревьев. А значит, много мест, где с приходом темноты могли залечь двуногие существа, и снова найти их утром было бы не просто. Как далеко вперед успели уйти беглецы? На несколько километров. Трудно было сказать точно; чувство горизонтального расстояния у рептилий, как и у всяких птиц, оставляло желать лучшего.
Абнер заставил своих всадников двигаться быстрым шагом, хотя и люди и животные устали. У него было ощущение, что он выигрывает. Отсутствие холмов заставляло их шестерых противников искать себе другое место для привала. Они держались в полукилометре впереди Абнера на открытой местности, и на некоторое время, похоже, были лишены возможности что-либо предпринять.
Когда уже казалось, что день в конечном счете заканчивается хорошо, налетел еще один порыв ветра, поднявший еще одну стену пыли — ее неожиданное появление сказало о новом вмешательстве западной магии. Но этот ветер доставлял слишком мало неудобства, чтобы огорчить восточных солдат; он был гораздо более слабым (или, возможно, не таким ощутимым), как вихрь в пустыне. Этот зародился в травянистом море, лежащем впереди, на границе с пустыней. Он не ослеплял, не нес песка и камней и не угрожал убить жаром.
Колдун Абнера, сидя в седле, снова принялся за дело, размахивая зажатыми в руках амулетами. Добился ли он какого-либо успеха, судить было трудно; подобный ветер, похоже, не был способен причинить какой-либо серьезный вред. Констебль попытался припомнить отличительные особенности вихрей в прериях — к ним он отнес это явление. Насколько он помнил, сумрак, склоненная трава и естественный ветер были тремя компонентами таких вихрей, но было и еще что-то, нечто, чего он никак не мог вспомнить до конца. Его знания в этой области магии были весьма поверхностными и получены в далеком прошлом.
Они оставили пустыню позади и продвигались по первым травянистым участкам, когда он вспомнил самый главный отличительный признак вихря в прерии: собственно расстояние.
Теперь, когда он сообразил присмотреться внимательней, его глаза подсказали ему, что происходит. Под ногами лошадей травянистый покров растягивался в направлении их движения, словно оптическая иллюзия наоборот. Требовалось три шага для того, чтобы покрыть расстояние, для которого в нормальных условиях хватило бы и двух.
Констебль окриком подозвал к себе мага, вытащил беднягу из седла и раз шесть со злостью плашмя ударил его мечом.
— Болван! Болтун! Ты что, не мог сказать мне, что происходит? Или тебе не хватает ума самому заметить это? — У него было искушение пустить в ход острый край клинка, но он был не готов остаться без помощи колдуна перед лицом врага.
— Ах, пощадите, господин! — закричал избитый колдун. — Мне противостоят силы, с которыми я никогда не сталкивался раньше.
Чармиана выехала вперед со своего места в тылу маленькой колонны и, видя, что констебль бросил на нее взгляд, но не приказал сразу же вернуться обратно, решилась вмешаться. Обращаясь к несчастному колдуну, она произнесла:
— Тебе противостоит толстый увалень из провинции, человек, с которым я встречалась и знаю, что он почти бездарь по сравнению с тем, каков должен быть колдун моего господина констебля. Моему господину констеблю и в самом деле плохо служат.
— Говорю же, в этом не моя вина, — выкрикнул маг. Он упал на колени перед сидящим в седле констеблем, а колонна тем временем остановилась позади них.
— Кто победил тебя? Какая могучая сила? — грозно потребовал ответа констебль. — Если ты не можешь сказать мне даже этого, то почему бы мне не считать тебя болтуном или слабоумным невеждой?
— Я не знаю, что или кто! — Глаза колдуна стали совершенно дикими. — Я не понял даже того, что побежден, пока ваша милость не ударили меня, поскольку… поскольку мне действительно следует благодарить судьбу, что я вообще уцелел.
Выражение лица Чармианы менялось по мере того, как она слушала, и теперь она положила руку на руку Абнера.
— Погоди, мой доблестный повелитель, будь так любезен. В словах этого человека может быть доля истины. Среди наших врагов есть один достаточно сильный и неуловимый, чтобы застать врасплох подобным образом большинство колдунов.
— Действительно. — Гнев Абнера быстро превратился в трезвый расчет. К этому времени он понял, что Чармиана умна или, вернее, что она могла быть умна, если это соответствовало ее интересам; к тому же она близко сталкивалась с Арднехом в прошлом. — Что еще ты можешь сказать мне по этому поводу?
Она посмотрела на Абнера с явным желанием угодить ему.
— Прямо сейчас — довольно мало, мой господин. Позволь мне немного поговорить с этим парнем, когда мы отправимся дальше, и, быть может, я смогу узнать что-нибудь достойное твоего внимания.
— Пусть будет так. — Свирепым жестом Абнер приказал маленькой колонне возобновить движение — две трети скорости было лучше, чем никакая — а затем, скривившись, достал из седельной сумки бумагу и неохотно приготовился послать Вуду сообщение с просьбой о помощи.
У Чармианы теперь появилась прекрасная причина ехать сразу за колдуном, шепотом ведя с ним разговор, из которого никто не смог бы подслушать ни слова.
— Итак, мужлан, — начала она холодным повелительным тоном. — Я спасла тебя от наказания, которое ты заслужил. Если хочешь, чтобы я оставалась твоим другом, ты должен в свою очередь сделать для меня одну простую вещь.
Колдун посмотрел на нее с опаской и недоверием.
— Я ваш вечный должник, прекрасная госпожа. Что я могу для вас сделать?
— Это может показаться несущественным моему господину констеблю, и я не стала его беспокоить, но между тем это весьма важно для меня. — Она начала объяснять.
Она не успела сказать много. Колдун принялся трясти головой и ломать пальцы, пытаясь остановить ее.
— Нет, нет. Если бы было возможно наложить заклинание и обрушить какое-нибудь несчастье на этих двоих, что убегают от нас, я бы сделал это давным-давно. Это первое, чего потребовал от меня констебль, прежде чем пуститься в погоню за ними. Но это не так просто сделать. Условия во многих отношениях не подходящие…
— Мне почти или даже совсем не интересно причинить вред мужчине, — перебила Чармиана. — Речь идет о девчонке, Кэтрин, которая предала меня. — Ее голос сделался еще тише; ярость заставляла его дрожать, словно натянутый канат. — Это она дала им возможность захватить меня врасплох. Я видела, как она ликующе ухмылялась в момент свершения ее маленькой мести… что ж, я собираюсь доказать ей, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я должна это сделать, и я это сделаю. Найди мне способ отомстить этой девчонке, и я щедро вознагражу тебя. — Она повернулась в седле и увидела, что колдун пожирает ее глазами, словно у него не оставалось иного выбора, кроме как повиноваться ее желанию. — Но откажись сделать это, и я скажу констеблю нечто такое, что обрушит на тебя весь его гнев; он и так висит над твоей головой, словно качающаяся скала, и нужно только слегка подтолкнуть, чтобы он обрушился. Я скажу, что вовсе не Арднех победил тебя, а какая-нибудь рядовая сила.
— Это был Арднех или равный ему. Иначе не может быть.
Чармиана притворилась, что не слышала.
Маг — в настоящее время он вообще не пользовался никаким именем, вещь отнюдь не исключительная среди людей его звания, — некоторое время скакал молча, искоса поглядывая на женщину, которая ехала рядом с ним, оценивая ее со всех точек зрения.
— Нет, нет, — произнес он снова. — Нет способа, которым я мог бы с такого расстояния подвергнуть эту служанку тем мукам, о которых ты думаешь. У нас нет ни ее волоса, ни обрезка ногтя, ничего, принадлежавшего ей, — ведь так? Думаю, нет. Даже относительно слабое проклятие потребовало бы… Нет, нет никакой возможности.
Но Чармиана быстро поймала его на слове.
— Потребовало бы чего?
Безымянный маг, очевидно, раскаялся в своей начатой и не законченной фразе, что бы это ни было. И как только он мог совершить такую глупую ошибку?
— Несговорчивый дурак, тебе придется сказать мне, рано или поздно.
Вообразим себе безбрежное бурное море энергии, из которого человек может надеяться зачерпнуть через тайный источник, не вполне безопасно, но все же питая оправданную надежду, что с ним не приключится никакое непоправимое несчастье, поскольку и он сам, и некоторые другие успешно проделывали это в прошлом. Безымянный быстро, с чувством обреченности, припомнил тайные слоги запретного Имени. Вуду было известно это имя, и Оминору, конечно, тоже; и еще четверым или пятерым из высшего совета Востока. На него даже намекали редко — Безымянный слышал, как Вуд сделал это только однажды, в день визита Арднеха в столицу.
Чармиана подзадорила:
— Похоже, эта твоя сила — или что это такое — ничего не стоит, раз ею нельзя воспользоваться. — И продолжила: — Помни, я сказала то, что думала, — это касается и обещания, и угрозы.
Безымянный поверил.
— Ладно. Посмотрим. Я попытаюсь сделать, что возможно.
Весь остаток дня констебль преследовал свою добычу, но недостаточно преуспел в этом. Когда наступили сумерки, ветер стих и вихрь пропал; но ночь принадлежала Западу, и Абнер неохотно отдал приказ разбить лагерь и выставить усиленные караулы.
6. АРДНЕХ
Рольф говорил:
— Ты сама сказала мне, что твой жених с Океанских островов, скорее всего, к этому времени обвенчался с кем-нибудь другим. Так почему бы тебе не подойти и не сесть рядом со мной?
Снова было утро, второе с начала их бегства. Птица укрылась неподалеку, среди деревьев, где его — или ее, Рольф не был уверен — теперь практически не было видно. Поговорив с птицей, Кэтрин и Рольф вздремнули и напились свежей проточной воды.
Теперь она смотрела на него, едва сдерживая улыбку.
— Что, есть какой-то военный вопрос, который ты хочешь обсудить со мной? — Кэтрин стояла на коленях на поросшем травой берегу, пытаясь разглядеть в воде свое лицо. Синяк у нее на скуле постепенно сходил, но его цвет стал, пожалуй, еще неприглядней, чем раньше, изменившись с пурпурного на зеленоватый.
— Ладно… — Он раскинул руки. — Мы могли бы начать и с военных секретов. Ты находишься на расстоянии по меньшей мере четырех метров от меня; орать военные тайны через такое пространство — значит рисковать тем, что враг сможет подслушать. — Он огляделся с преувеличенной осторожностью. Кэтрин едва не расхохоталась.
Они находились в маленькой роще, разделенной потоком надвое. Выглядывая из тени деревьев, Рольф видел окрестные поля и поросшие травой пологие холмы, перемежавшиеся с другими рощицами или одинокими деревьями. Это могли быть остатки исчезающего леса или борющиеся форпосты нового.
Рольф сидел, прислонившись спиной к поваленному дереву, глядя на поток, который был здесь шириной около шести-восьми метров и очень мелким. Правой рукой он похлопал по гладкой траве рядом с собой, показывая Кэтрин, где он приглашает ее сесть.
Она закончила разглядывать свое отражение в воде, но тем не менее не подошла ближе.
— Не знаю, ваша милость, обязана ли я делать это. Хотя подозреваю, что теперь вы мой командир, и если я не подчинюсь вашим приказам, то рискую попасть в военный трибунал.
Облачко раздражения пробежало по лицу Рольфа.
— Не шути с этим. Я имею в виду, с приказами. — Кэтрин снова села, скрестив под собой ноги, пристально глядя на него. — Я хочу сказать, что видел людей, казненных, как я понимаю, по приговору военных трибуналов. Сожалею, я не хотел портить шутку. У тебя должно быть очень мало шансов оказаться под судом, поскольку… когда ты была захвачена Востоком?
— С того момента прошла целая жизнь. — Больше не улыбаясь, она медленно поднялась и ладонями провела по обнаженным предплечьям, словно стряхивая с них что-то. — Но давай не будем говорить об этом сейчас. Жаль, что этот ручей недостаточно глубок, чтобы в нем можно было поплавать и понырять. — Ее одежда служанки, как и одежда Рольфа, перепачкались в дороге и от долгой носки, а подвязанные каштановые волосы потускнели от пыли. Но она выглядела менее усталой, чем перед их бегством.
— Мы можем поискать более глубокое место, — сказал Рольф. — Думаю, я и сам с удовольствием бы поплавал. — Он ощутил в голове слабое пульсирование крови.
— Уйти из-под деревьев днем?
— Я имел в виду ночью, в сумерках.
Теперь она приблизилась, хотя и не настолько, насколько предлагала его прихлопывающая рука, и села. Ее взгляд скользнул по нему с нераспознаваемым выражением; в свои девятнадцать лет Рольф давно уже оставил попытки понять женщин.
— Я не должен был упоминать о человеке, с которым ты собиралась обвенчаться, — произнес он.
— Дело не в этом. Я просто подумала о том, какой девчонкой я была тогда и как изменилась с тех пор. О том, как я флиртовала, смеялась и шутила, когда была молодой.
— КОГДА ТЫ БЫЛА МОЛОДОЙ? Сколько тебе теперь? Лет семнадцать?
— Два года назад мне было пятнадцать, кажется. Но теперь я уже не юная девушка.
— Да уж, ты действительно старуха. — Теперь его голос стал более мягким и нежным. — Значит, сгодишься в пару старику вроде меня.
Он незаметно преодолел небольшое расстояние, разделявшее их, и его пальцы начали нежно поглаживать ее обнаженную руку возле грубой материи ее платья на плече.
— Ты сама сказала мне, что твой жених с Океанских островов, скорее всего, к этому времени обвенчался с кем-нибудь другим. Так почему бы тебе не подойти и не сесть рядом со мной?
Снова было утро, второе с начала их бегства. Птица укрылась неподалеку, среди деревьев, где его — или ее, Рольф не был уверен — теперь практически не было видно. Поговорив с птицей, Кэтрин и Рольф вздремнули и напились свежей проточной воды.
Теперь она смотрела на него, едва сдерживая улыбку.
— Что, есть какой-то военный вопрос, который ты хочешь обсудить со мной? — Кэтрин стояла на коленях на поросшем травой берегу, пытаясь разглядеть в воде свое лицо. Синяк у нее на скуле постепенно сходил, но его цвет стал, пожалуй, еще неприглядней, чем раньше, изменившись с пурпурного на зеленоватый.
— Ладно… — Он раскинул руки. — Мы могли бы начать и с военных секретов. Ты находишься на расстоянии по меньшей мере четырех метров от меня; орать военные тайны через такое пространство — значит рисковать тем, что враг сможет подслушать. — Он огляделся с преувеличенной осторожностью. Кэтрин едва не расхохоталась.
Они находились в маленькой роще, разделенной потоком надвое. Выглядывая из тени деревьев, Рольф видел окрестные поля и поросшие травой пологие холмы, перемежавшиеся с другими рощицами или одинокими деревьями. Это могли быть остатки исчезающего леса или борющиеся форпосты нового.
Рольф сидел, прислонившись спиной к поваленному дереву, глядя на поток, который был здесь шириной около шести-восьми метров и очень мелким. Правой рукой он похлопал по гладкой траве рядом с собой, показывая Кэтрин, где он приглашает ее сесть.
Она закончила разглядывать свое отражение в воде, но тем не менее не подошла ближе.
— Не знаю, ваша милость, обязана ли я делать это. Хотя подозреваю, что теперь вы мой командир, и если я не подчинюсь вашим приказам, то рискую попасть в военный трибунал.
Облачко раздражения пробежало по лицу Рольфа.
— Не шути с этим. Я имею в виду, с приказами. — Кэтрин снова села, скрестив под собой ноги, пристально глядя на него. — Я хочу сказать, что видел людей, казненных, как я понимаю, по приговору военных трибуналов. Сожалею, я не хотел портить шутку. У тебя должно быть очень мало шансов оказаться под судом, поскольку… когда ты была захвачена Востоком?
— С того момента прошла целая жизнь. — Больше не улыбаясь, она медленно поднялась и ладонями провела по обнаженным предплечьям, словно стряхивая с них что-то. — Но давай не будем говорить об этом сейчас. Жаль, что этот ручей недостаточно глубок, чтобы в нем можно было поплавать и понырять. — Ее одежда служанки, как и одежда Рольфа, перепачкались в дороге и от долгой носки, а подвязанные каштановые волосы потускнели от пыли. Но она выглядела менее усталой, чем перед их бегством.
— Мы можем поискать более глубокое место, — сказал Рольф. — Думаю, я и сам с удовольствием бы поплавал. — Он ощутил в голове слабое пульсирование крови.
— Уйти из-под деревьев днем?
— Я имел в виду ночью, в сумерках.
Теперь она приблизилась, хотя и не настолько, насколько предлагала его прихлопывающая рука, и села. Ее взгляд скользнул по нему с нераспознаваемым выражением; в свои девятнадцать лет Рольф давно уже оставил попытки понять женщин.
— Я не должен был упоминать о человеке, с которым ты собиралась обвенчаться, — произнес он.
— Дело не в этом. Я просто подумала о том, какой девчонкой я была тогда и как изменилась с тех пор. О том, как я флиртовала, смеялась и шутила, когда была молодой.
— КОГДА ТЫ БЫЛА МОЛОДОЙ? Сколько тебе теперь? Лет семнадцать?
— Два года назад мне было пятнадцать, кажется. Но теперь я уже не юная девушка.
— Да уж, ты действительно старуха. — Теперь его голос стал более мягким и нежным. — Значит, сгодишься в пару старику вроде меня.
Он незаметно преодолел небольшое расстояние, разделявшее их, и его пальцы начали нежно поглаживать ее обнаженную руку возле грубой материи ее платья на плече.