— Говори уважительнее! — резко оборвал его высокий человек с царственным видом, стоявший в безопасном месте на высокой внутренней стене.
   Томас смерил его взглядом и решил продолжать в том же духе. Он хорошо знал, что именно такая манера дает лучшие результаты. — Уважительнее? Сейчас я сам — бог, верно? Или, по крайней мере, полубог! А вот ты, судя по твоему виду, всего лишь человек.
   — Правильно сказано, — сурово произнес Лерос, обращаясь к человеку на стене. Тот выглядел рассерженным, но прежде чем он сумел сказать что-то в ответ, по площади пробежал какой-то шепот и общее внимание переключилось на другое. Самые маленькие и наиболее замысловато украшенные из внутренних ворот, выходивших на площадь, открылись изнутри. Послышался скрип шагов по аккуратной каменистой дорожке, открывшейся за этими воротами, и оттуда вышел высокий человек с костлявым лицом, в одежде которого было больше пурпурного, нежели белого. По реакции окружающих Томас понял, что это Андреас.
   — Ты, должно быть, Томас Граббер, — приветливо кивая ему, произнес Верховный жрец уверенным голосом человека, привыкшего командовать. — Вижу, что ты завершил турнир раньше времени. Жаль, что я так ничего и не увидел. А особенно финальный круг. Но неважно. Торун удовлетворен. — Андреас снова кивнул, демонстрируя свою улыбку. — Он настолько доволен, что решил оказать тебе особую честь, даже сверх того, что было обещано вначале.
   — Ну, вот так-то лучше. — Томас слегка поклонился Верховному жрецу, а затем встал еще выше, чем прежде.
   Улыбка жреца мало чем отличалась от оскала зубов во рту черепа.
   — Тебе предстоит сразиться в бою, о котором все настоящие воины могут только мечтать. Я надеюсь, что ты готов к этому. Но что я говорю, конечно, как истинный воин, ты должен быть всегда готов.
   — Я-то готов, — проворчал Томас, между тем проклиная себя мысленно, за то, что обманулся первыми ласковыми словами. — Но я закончил сражение в турнире Торуна. Я — победитель. — Он слышал, как все вокруг затаили дыхание. Очевидно, никто не разговаривал таким тоном с повелителем мира — Верховным жрецом Торуна. Но Томас теперь уже не хотел просто склонить голову и быть обычным человеком. Он должен занять по праву заслуженное им место и не уступать его.
   Андреас изумленно уставился на него и голос его стал более жестким. — Тебе предстоит биться с самим Торуном! Или ты предпочитаешь войти в его зал, не пролив ни капли крови, целым и невредимым? Я в это не могу поверить.
   Ропот голосов теперь резко усилился от начавшихся громких споров и обсуждений. Что имел в виду Верховный жрец? Неужели Торун может появиться для поединка со смертным человеком?
   Для Томаса пока все это было лишено какого-либо смысла и это ему не понравилось. Однако, глядя на умного и опытного Андреаса, уверенно владевшего ситуацией, он решил, что надо бы умерить свою собственную дерзость. Он еще раз поклонился Верховному жрецу и произнес: — Господин, я хотел бы поговорить с тобой наедине, если это позволительно.
   — Никаких разговоров не может быть! — ласково сказал Андреас. Он слегка повернул голову, прислушиваясь, и снова улыбнулся.
   За воротами, из которых вышел Андреас, гравий снова заскрипел под тяжелыми шагами” Так громко гравий мог скрипеть только под необычайно большим весом. Над низкой стеной появилась верхняя часть головы с копной всклоченных темных волос, а ноги, должно быть, касались земли метрах в трех ниже самой головы.
   Ни один человек не мог быть таким высоким. С непривычной слабостью в коленях Томас начал думать, что за свой цинизм он, наконец-то, получит по заслугам. Наивные набожные людишки, оказывается, были правы все это время. Мертвецы турнира, забытые, похороненные и сожженные за последнее время, вскоре пройдут перед ним с хохотом.
   В воротах перед Томасом появилась фигура, наклонившаяся, чтобы выйти наружу.
   Торун.

XIII

   Голова его с лохматыми темными волосами была перевязана золотой лентой. Меховая накидка огромных размеров едва покрывала его гороподобные плечи, его удивительный меч, почти столь же длинный, как копье Томаса, висел у пояса. Все было в точности, как говорилось в легендах. Но вот лицо его...
   Торун как будто ни на кого не смотрел, взгляд его был направлен куда-то поверх головы Андреаса и поверх головы Томаса. Он смотрел в направлении все еще распахнутых внутренних ворот (в них сейчас стоял прихрамывающий раб с кувалдой, который сам выглядел так, будто думал, что взор Торуна нацелен прямо на него) и озирал окружающий мир ужасными немигающими глазами. Когда Торун остановил свое движение, он более совсем не шевелился, ни разу даже не переменил своего положения и не шевельнул пальцем, как будто превратился в статую.
   Андреас больше ничего не говорил. Или же, если и произнес что-либо, то Томас не услышал. Вместо этого Верховный жрец уклонился в сторону, молча и подобострастно, хотя и с очевидным удовольствием и уступил дорогу могучей фигуре бога. Глаза бога пришли в движение, хотя голова оставалась совершенно неподвижной — теперь Торун направил свой взгляд на Томаса. Глаза и в самом деле немного светились изнутри, как это бывает с глазами животных, когда с ними встретишься ночью при отраженном свете. Свечение было красно-оранжевого цвета. Быстро оглядевшись, Томас понял, что глаза уставились именно на него, поскольку больше рядом никого не было. У одной из стен площади он заметил Лероса, распростертого в глубоком благословении, также как несколько других людей прямо на стенах и на земле.
   Десятки людей наблюдали за ними сейчас, людей в белых одеждах и серых лохмотьях. Те, кто оказался в центре площади, разбегались в стороны, залезали на возвышения, стараясь уйти с дороги. Почти на каждом лице был написан благоговейный страх. Один только Фарли уставил свой взор в небеса.
   И тут Торун двинулся вперед. Хотя движения его были достаточно проворными и казались вполне естественными, даже элегантными, все же почему-то оставалось впечатление, что перед ним статуя. Возможно, причиной тому было лицо, которое было совершенно нечеловеческое на вид, хотя каждая отдельная деталь была правильной по форме. Не выглядело это лицо и божественным — разве только богам полагалось быть на вид менее живыми, чем люди. Однако шаги Торуна были очень широкими и решительными. Томас увидел, как длинный меч бесконечно долго выходит из ножен одновременно с приближением бога, и как раз вовремя опомнился. Он отпрыгнул назад из-под полоснувшего дугой меча, который издал тихий и заунывный свист, падая в ударе, способном рассечь напополам человека, словно сорняк. Скрытые в бороде губы воинственного бога, наконец, открылись и раздался оглушительный боевой клич. Это был странный и ужасный звук, столь же нечеловеческий, как и светящиеся, немигающие глаза и неживое лицо. Томас своевременно перевел копье в боевое положение и механически выставил его, чтобы отразить следующий удар Торуна. Когда меч бога обрушился на него, то в обеих его руках вспыхнула ноющая боль, а бронированное копье едва не вырвалось из крепко сжимающих его ладоней. Это было похоже на ночной кошмар, когда снится, что ты снова ребенок, а на тебя нападает взрослый воин. Зрители оживились. Кем бы или чем бы Торун ни был, его сила намного превосходила силу любого человека.
   Торун продвигался методично и неспешно. Отступая и кружа, Томас понимал, что должен сейчас выбрать для себя тактику и провести самую блистательную битву в своей жизни.
   Начав сражаться в своей самой блистательной битве, Томас вскоре был вынужден признать, что положение было безнадежным для, него. Его самые яростные атаки отбрасывались легко и без усилий, в то время как удары мечом Торун наносил с такой убийственной силой и точностью, что было ясно — долго отбивать эти атаки или уворачиваться от них невозможно. От одних только страшных ударов меча по копью его руки уже страшно устали и онемели. Он продолжал сжимать копье обеими руками, словно дубину, и постепенно отступал, пытаясь между тем отыскать эффективную стратегию, подметить какую-нибудь слабость в обороне своего чудовищного противника. Сейчас уже Томаса ни в малейшей степени не волновал вопрос — был ли его соперник богом, человеком или чем-то иным.
   Наконец, Томас изловчился и после хорошего обманного движения, за которым последовал отличный выпад, вонзил острие копья в густой мех туники Торуна. Однако он сразу же почувствовал, как копье отскочило от какого-то твердого бронированного покрытия под одеждой. Мгновение внезапной надежды сгорело так же быстро, как и появилось. Вокруг него зрители ахнули от изумления при виде его кажущего успеха, но сразу же дружно выдохнули, когда пошатнувшийся перед ними мир вновь встал на свое место. Торун был непобедим.
   Однако у Томаса еще оставалась искра надежды. Если уж ему удалось нанести копьем один точный удар, то он сможет попасть и еще раз. Если покрытые мехом грудь и живот неуязвимы, то куда же ему бить? Может быть, в лицо? Нет. Можно стать несколько дальше — и это будет даже менее самоубийственно — и попробовать бить по ногам. Томас заметил, что суставы открытых и, кажется, незащищенных коленей Торуна не были покрыты кожей, как на человеческих ногах. Вместо этого в них виднелись тонкие и быстро двигающиеся трещины, как будто ноги принадлежали добротно изготовленной марионетке. Открывавшиеся коленные сочленения представляли собой очень маленькую и к тому же двигающуюся цель, однако это должно было вызвать не больше трудностей, чем те крылатые насекомые, которых Томас иногда поражал копьем для практика.
   Поскольку лучшего плана пока не было, Томас начал делать ложные движения вверх, вниз, снова вверх и затем вложил всю свою силу и мастерство в низкий выпад. Его глаза и руки не подвели. Острие копья точно нашло маленький промежуток, уже начинавший сужаться при разгибании ноги Торуна.
   По древку копья пробежала сильная вибрирующая волна и отчетливо послышался скрежет металла. Торун наклонился, но не упал. Где-то хлопнула дверь и вокруг наступила тишина. Верхушка наконечника копья отскочила назад, ярко сверкнув в том месте, где ее острие было отломано.
   Ничто не нарушало молчание, возникшее, когда Торун едва не потерял равновесие. Колено Торуна застыло в полусогнутом положении. Правитель всего мира был ранен и слышен был только царапающий скрежет его поврежденной ноги, когда он продолжал свое движение вперед. Он наступал медленнее, чем прежде, но по-прежнему неудержимо. Томас опять начал отступать и заметил наверху стены стоящего Андреаса. Лицо Верховного жреца потемнело как грозовая туча, одна рука была наполовину вытянута, словно лапа хищного зверя, как будто он хотел наброситься, но не смел.
   Прихрамывающий бог снова приблизился к человеку-противнику. Вновь и вновь огромный меч Торуна стремительно сверкал с неутомимой жестокостью, оттесняя Томаса назад и еще назад, в сторону и опять в сторону на маленьком пространстве, где проходил поединок. Собираясь вновь ударить по раненому колену, Томас делал обманные движения вверх и вниз, опять вверх, но тут страшный удар меча по копью сбил его с ног и чуть совсем не убил Томаса. Торуна нельзя было дважды поймать на одну и ту же уловку.
   Томас отчаянно перекатился в сторону. Торун наклонился с неестественной быстротой и уже был почти над ним. Томас поджал ноги и отскочил как раз вовремя. Ну, что, Томас? Не прыгнуть ли и пойти врукопашную? Ну, уж нет, против такого врага. С таким же успехом можно затеять борьбу с живущим на севере ледниковым чудовищем или с самим ледником.
   Томас еще как-то умудрился не потерять — свое копье и продолжал отбивать удары меча бронированным древком. Однако он больше не мог уже собраться с силами для нового выпада. А меч продолжал теснить его назад, еще назад, в сторону и вновь в сторону. Теперь уже и зрители в белых одеждах снова обрели дар речи.
   Томас подумал, что не сможет теперь надолго оттягивать неизбежный конец. Выбившийся из сил и шатающийся, он в отчаянии поднял руки, пытаясь своим несокрушимым копьем вновь поймать безжалостный удар меча. Это столкновение снова сбило его с ног. Мир вокруг медленно-медленно начал кружиться, когда он упал, перевернувшись в воздухе. При этом он еще успел подумать, ждет ли его встреча с настоящим Торуном, когда он будет убит этой хромающей подделкой.
   При падении Томас сильно ударился и какое-то время не мог двигаться. Он наконец-то потерял свое копье. Оно лежало на расстоянии ладони от его пальцев на пыльной площади, но взять его снова было одним из самых трудных и величайших достижений в жизни Томаса.
   Убивающая машина замедлила свое прихрамывающее движение, как бы сомневаясь, не одержана ли уже победа. Но затем, переваливаясь, словно краб, она вновь устремилась вперед. Томас привстал на одно колено и выставил копье вперед. Внезапно вновь прекратился шум и тут только Томас понял, как громко все это время орали зрители, требуя его смерти. Сверкающие, но безжизненные глаза Торуна внимательно его оценивали. Чего сейчас ждал бог войны? Томас с усилием поднялся на ноги, зная, что следующий взмах меча или еще один взмах несомненно будет последним. Затем боковым зрением он увидел одетую в серое фигуру, приближающуюся откуда-то со стороны. Она двигалась, прихрамывая, как будто бы кощунственно передразнивала походку раненого Торуна. Свинцовая кувалда раба уже была небрежно занесена, чтобы вышибить мозги Томасу.
   Томас был готов встретить смерть, но, боже мой, это было уже слишком! Он же еще не упал и не лежит беспомощный! Томас повернулся, собираясь проткнуть раба копьем, пока Торун, недоумевая, оставался в нерешительности.
   Напрягая мышцы для убийственного броска, Томас первый раз близко взглянул в лицо раба и тут же мгновенно остолбенел от увиденного. А одетый в серое Жиль Коварный шагнул в сторону уверенным и быстрым движением, без всякой хромоты, после чего со всей силой воина запустил тяжелой кувалдой по поврежденному колену Торуна.
   Лязгнул металл. Сверкнувшая дуга нового удара мечом, уже начатого Торуном, неуклюже надломилась и отвернула в сторону от Томаса и Жиля. Металлические грохочущие звуки на этом не затихли. Медленно, но неестественно чудовище опустилось и присело, согнув левое колено под неправильным углом. Оно осталось в сидячем положении, торс его стоял прямо, а лицо смотрело на своих неприятелей не изменившимся, но теперь внезапно поглупевшим выражением.
   — Томас! — крикнул Жиль. Он отскочил как раз вовремя от следующего удара, который Торун, все еще сидевший, нацелил на него. — Давай с двух сторон, Томас! Прикончим его!
   И тут, впервые закричав своим воинственным криком, хриплым и гортанным, Томас быстро двинулся, чтобы замкнуть задуманное ими окружение. Боковым зрением он увидел, что никто из толпы зрителей не собирался вмешиваться. Для всех окружающих поистине наступил ад кромешный, их белые одеяния замелькали в беспорядочном движении, голоса надрывались возбужденными возгласами. Среди них был Лерос, безмолвно стоявший, сложа руки, совсем близко от места схватки, и взиравший на происходящее с полной сосредоточенностью. Томас взглянул на стоящего на стене Андреаса. Верховный жрец размахивал руками и, казалось, выкрикивал какие-то приказания, однако безумное возбуждение уже достигло такой степени, что нельзя было разобрать ни единого человеческого слова.
   Даже искалеченный, Торун почти ни в чем не уступал своим противникам. Ни копье, ни кувалда не могли выбить тяжелый меч из его не знающей усталости руки. Он поворачивал сидящее тело с удивительной скоростью, успевая встретить то одного атакующего, то другого.
   Поймав взгляд Жиля, Томас проревел: — Вместе! Давай! — И они бросились на Торуна разом с двух сторон. Меч обрушился на Томаса, и он сумел вновь отбить его только потому, что Торун в сидячей позе не мог вложить свой вес в удар. Но даже от такого удара Томас сперва подумал, что его предплечье сломалось на куски. Но в это время Жиль подобрался совсем близко, размахнулся как для забивания свай и изо всех сил обрушил свою кувалду на шею Торуна сзади.
   Такой удар раздробил бы вдребезги голову любого человека. Косматые волосы Торуна разлетелись в стороны, огромная голова дернулась, торс его слегка покачнулся, а державшая меч рука замедлила свое движение. В этот момент затупленное копье Томаса вонзилось в правый глаз бога, который вылетел словно свечка с легким звоном, как будто копье пробило стекло. Опять ударила кувалда, на этот раз по руке, державшей меч. Торун не выронил меч, однако теперь держал его под неестественным углом.
   Великан умирал медленно и постепенно, скорее безразлично, чем героически, безмолвно и бескровно. Ужасные удары копья и молота приводили к постепенной потере функций, к нарастающей очевидности того, что Торун может быть побежден, к неотвратимому превращению его тела в мертвую груду изломанного металла, стекла и меха.
   Но даже после того, как массивное тело было безнадежно повержено, когда изрубленное лицо бога было оскорбительно прибито к земле рядом с фонтаном, рука с мечом все еще пыталась сражаться, нанося время от времени смертоносные удары. Сильный укол копьем разъединил ее пальцы и гигантский меч выпал из ладони с глухим звуком. Эта рука еще продолжала свои взмахи, а ее разбитые пальцы рывками хватали пустоту, когда Томас и Жиль посмотрели друг на друга, опустили свои орудия и затем повернулись, вместе приветствуя окруживших их зрителей.
   Шум толпы замер и сменился оглушительной тишиной. Для Томаса молчание длилось слишком долго. Он заметил, что Андреаса больше не было видно, а с ним исчезло еще несколько человек. Но большинство все еще наблюдали, словно загипнотизированные, за беспомощными, но упрямыми движениями руки Торуна. Томас подошел и отбросил ногой меч подальше от бога. Люди начинали поворачивать глаза к Леросу, который сейчас оставался старшим жрецом среди всех присутствующих. Явно под действием сильных эмоций он сделал два шага вперед и протянул руку вперед к упавшему великану. Однако Лерос был все еще слишком ошеломлен, чтобы найти слова, он просто крепко стиснул кулак вытянутой руки, и она бессильно опустилась вниз.
   Наконец, молчание прервал Жиль. Указывая на разбитого великана, он прокричал: — Это существо — не ваш любимый Торун. Это не может быть он! Андреас и его Внутренний круг обманывали всех вас! — Толпа ответила криками, в которых явно преобладало согласие с ним. Однако один голос выкрикнул, адресуясь к Жилю:
   — Кто ты такой, чтобы вмешиваться и творить здесь такое? Агент Братства! Шпион!
   Жиль поднял руку и дождался тишины, чтобы ответить.
   — Очень хорошо, пусть я шпион, агент, кто угодно. Но то, что я вам здесь показал, не может быть ничем иным, кроме правды. Называйте меня, как хотите. Но станете ли вы меня называть богом, раз я победил в бою другого бога? И каким же богом я должен быть, чтобы одолеть самого Торуна? — Он поднял лицо к ясному небу и сотворил священный знак. — Великий Торун, отомсти богохульцам, замыслившим этот обман! — И он вновь указал туда, где вдребезги разбитый Торун все так же двигал одной рукой в жалком подобии боя.
   Несколько человек с обнаженными кинжалами — более крупного оружия не было видно в толпе — подошли и окружили Жиля. Они забрали у него кувалду и стояли, взяв его под стражу, но по приказанию Лероса больше ничего не делали. Жиль не протестовал и не сопротивлялся, но гордо стоял со сложенными руками. Лерос еще немного посмотрел на останки Торуна, все никак не выйдя из шока, затем подозвал к себе двоих-троих присутствовавших здесь же знатных мужчин и отвел их на угол площади. Там они сразу же погрузились в серьезный разговор. Большинство остальных зрителей, удивляясь и споря друг с другом, начали толпиться вокруг поверженной фигуры, которая была для них богом.
   Жиль Коварный взглянул на Томаса и неожиданно осветился удивительно радостной улыбкой для человека, находившегося в столь сомнительном положении. — Лорд Томас, — обратился к нему Жиль, — кажется, ты теперь стал чемпионом среди богов, а не только среди людей.
   — Пусть так. Но разве ты не претендуешь на свою долю награды, какой бы она ни оказалась? — Томас приблизился к Жилю, к которому почувствовал симпатию.
   — Я? Никогда. Ты честно выиграл первенство и мне нечего требовать.
   Томас кивнул, удовлетворенный услышанным. Но его заботило другое — стоя рядом с Жилем, он беспокойно оглядывался вокруг. В нем нарастало чувство, что как чемпион турнира и признанный победитель фальшивого Торуна он должен что-то делать, как-то утверждать свою власть. Может быть, ему нужно пойти и присоединиться к разговору вокруг Лероса и заставить жрецов слушать его, но что он им скажет? Сейчас он сознавал, что не имеет ни малейшего понятия о самой сути происходящего вокруг. Но это ему удастся скорее выяснить, подумал он, если он останется с Жилем, которому, вполне возможно, вскоре понадобится его ответная помощь и придется вести переговоры. Во всяком случае, Томасу было гораздо легче разговаривать с другим воином, чем со жрецами.
   — Почему ты оказался здесь и каким образом? — спросил он у своего коренастого товарища. — Насколько я помню, ты ведь умер.
   Улыбка Жиля потускнела и превратилась в простой изгиб губ. — Ты видел, как Джуд ударил меня, а я свалился вниз с обрыва.
   — Так ты даже и не был ранен?
   — Не был. Понимаешь, я убедил Джуда, что мне нужен был только шанс уйти с турнира. Он был немного циник и поверил мне. Кроме того, он был рад возможности получить победу без борьбы и поступил в точности по плану, предложенному мной. Ему нужно было только немного сдерживать свои удары, также как и мне.
   Его меч срезал всего несколько нитей с моей одежды, до того как я свалился с обрыва. Я заметил еще раньше, что таскавший повсюду свою кувалду раб был моего роста, такого же цвета волос и вот это как раз и навело меня на мой план. Когда этот раб спустился, он думал, что я мертв, а я поджидал его в кустах и выполнил работу вместо него. Я нарядился в его лохмотья, взял его веревочный пояс и кувалду, а заодно и перенял его хромоту. И затем уже потащил его вверх, чтобы похоронить в моей хорошей одежде. К этому времени вы все уже двинулись вперед, как я и предполагал.
   После этого я почти не показывался в вашем лагере. Мой партнер-раб был нем и настолько глуп, что не заметил превращения — а может быть, он был достаточно хитер и просто сделал вид, что ничего не заподозрил, даже когда разглядел происходящее. Никто из оставшихся бойцов вообще не смотрел на меня, с тех пор как я оказался в серых лохмотьях — и так было до той поры, пока ты сейчас не глянул на меня, когда решил, что я подбираюсь к тебе с кувалдой.
   Томас покачал головой удивленно. — Но ты очень рисковал.
   — Этот риск был не так велик, как если бы я вышел в честном поединке против тебя или Келсумбы, или Фарли. Я-то как раз решил, что именно тот риск был слишком велик.
   — И все же, затея твоя довольно странная, — промолвил Томас. — Зачем ты начал всю эту игру? Зачем? — Он указал на останки того, что прежде было Торуном.
   — Я хотел разоблачить весь этот обман, показать, что за ним стояло. Точнее, что и сейчас стоит за ним, так как мы пока что разрушили только малую часть. — Жиль огляделся. Когда он начал свой рассказ, его слушали только Томас и пара охранников с кинжалами, а теперь вокруг собралось много народа. Он продолжил говорить уже более громким голосом: — Мы все теперь знаем, что это существо не было Торуном. Оно было только лишь творением чего-то другого. Чего-то такого, само существование которого на планете Охотников вызвало бы презрение и отвращение всего внешнего мира, если бы там, стало об этом известно.
   — Что это за позорная вещь, о которой ты говоришь? — Этот вопрос задал Лерос, который закончил свое совещание с другими знатными жрецами и уже некоторое время слушал рассказ Жиля.
   — Я говорю об одном из древних врагов наших предков, о берсеркере, — произнес Жиль. Затем он кратко передал свой разговор с Суоми в лесу. — Если Андреас не заставил умолкнуть инопланетников, которых он удерживает в храме, они смогут подтвердить, что он похитил у них корабль. Возможно, они смогут и рассказать, с какой целью.
   — Почему мы должны верить этим пришельцам, а не Верховному жрецу? — выкрикнул кто-то с вызовом.
   Жиль еще раз повысил голос. — Инопланетники не притаскивали с собой этого фальшивого Торуна. А вот Андреас и его жрецы Внутреннего круга уже много лет используют его, чтобы дурачить верных почитателей Торуна. Ни один мастер на планете Охотников не сумел бы один изготовить такое, точно также как никто не смог бы здесь построить звездолет. Не могло это существо быть и подлинным богом, ибо в этом случае даже Томас Граббер не смог бы его победить. Ну и чем же еще эта штука может быть, если не берсеркером, а точнее его частью? Если уж это не берсеркер, то быть может, Верховный жрец и его Внутренний круг смогут объяснить, что же это такое! Я бы спросил их сейчас, если бы они были здесь. Но они исчезли, как только увидели, что их хитроумная машина обречена.
   Лерос мрачно кивнул. — Настало время нам задать Андреасу несколько неприятных вопросов, если еще не поздно. — Поднявшийся ропот одобрения быстро прекратился, потому что люди хотели услышать, что еще скажет Лерос. Тот продолжил: — Однако, я думаю, что не тебе указывать, что мы должны спрашивать. Чей агент ты, коварное создание? — Жиль пожал плечами и охотно признал: — Меня сюда послали те, кого вы называете Братство. Но при чем тут это, честный Лерос? Сегодня я не рассказал вам и не показал ничего, кроме очевидной правды. И я вижу теперь, что наше Братство воюет не с народом горы Богов, а только с Внутренним кругом и его предводителем.