Страница:
Александр вздохнул.
– Это я и без тебя знаю. Сегодня будет очередное собрание. Врачи еще месяц-два обещают…
Михаил хотел еще что-то спросить, но глянул на лицо друга и передумал. Только ободряюще хлопнул по плечу.
– Держись. Ему намного хуже, чем тебе.
– Он гораздо сильнее меня, Миш… Гораздо…
Глава 2
– Это я и без тебя знаю. Сегодня будет очередное собрание. Врачи еще месяц-два обещают…
Михаил хотел еще что-то спросить, но глянул на лицо друга и передумал. Только ободряюще хлопнул по плечу.
– Держись. Ему намного хуже, чем тебе.
– Он гораздо сильнее меня, Миш… Гораздо…
Глава 2
Ровно в шесть Володя прошагал через просторный холл, уставленный огромными бадьями с небольшими деревьями, и вошел в кабинет. Здесь уже собралось и руководство проекта с куратором – Александром Петровичем, и ученые. Похоже, ждали только его. Володя поздоровался, прошел к своему креслу и сел. Виталий Дмитриевич, «директор всего этого балагана», как любил говорить куратор, откинулся на спинку большого черного кресла, снял очки и соединил перед собой кончики пальцев.
– Итак, дамы, господа, прошу. Кто первый?
Поднялся мужчина в белом халате с красивой окладистой бородой. Откашлялся.
– Вчера я положил вам доклад, в котором объяснил, что время подходит…
Взрослые посмотрели на Володю тем взглядом, который он ненавидел больше всего – сочувствующим. Он опустил голову и сжал кулаки под столом.
– По словам врачей, у нас осталось не больше двух месяцев. Два месяца – крайний срок, дальше мальчик уже не сможет ходить и начнет быстро терять силы. В связи с этим пора начинать поиск подходящего мира… либо сворачивать все эксперименты.
– Ну что ж… Володя, а ты что скажешь?
Мальчик встал.
– Я уже говорил, Виталий Дмитриевич.
Александр Петрович тихо вздохнул. В наступившей после слов Володи тишине его вздох услышали все.
– Иннокентий Павлович, сколько вам времени надо для завершения всех дел? – поинтересовался Виталий Дмитриевич у бородача, прервав неловкую паузу.
– Месяц. Во-первых, надо подготовить самого мальчика. Последний осмотр, обязательно недельный карантин, подготовить необходимые вещи. Ну и некоторое время на поиск подходящего «окна». Как просил молодой человек: чтобы там не было пороха.
– Володя, а почему такая странная просьба? Почему бы не выбрать мир более развитый? Возможно, даже превосходящий наш.
– Если превосходящий – значит, более забюрократизированный, – без особых эмоций ответил мальчик. – И трудно оценить, как они вообще воспримут такого пришельца. Социальную культуру ведь роботами за три дня не выявишь. И если мне там не понравится, уже не вернешься.
– А почему не взять более просвещенное время? – поинтересовался кто-то из ученых.
– Если проводить аналогию с земной историей, какое время у нас вы называете более просвещенным? Последнюю ведьму в каком году сожгли?
– Ну, до этого их сжигали в гораздо большем количестве.
– Зато и контроля меньше. Полагаю, меня учили не зря и случайных неприятностей мне избежать удастся.
– Пусть так, однако ты же поставил условие, чтобы вообще огнестрельного оружия не было. Даже самого примитивного.
– Я не люблю, когда в меня стреляют. – Володя мог бы еще добавить, что время до того момента, когда кольт сделал всех равными, ему казалось… честнее, что ли. Когда схватки велись лицом к лицу, а не на расстоянии в тысячи километров. Однако понимал, что этот аргумент будет не очень убедительным и очень смешным.
– Считаешь, что получить стрелу из лука приятней, чем мушкетную пулю?
– Она медленнее. И ее можно поймать. – Тоже слабый аргумент. Хотя… а чего доказывать-то? Мальчик вскинул голову. – Понимаете, для меня это билет в один конец. Пройти через «окно» второй раз не удавалось никому. Значит, в том мире я должен жить и как-то устраиваться, потому и хочу попасть туда, где все мне будет по нраву.
– Логично, – кивнул Виталий Дмитриевич. – Иннокентий Павлович, после заседания подробно расспросите Володю о том, куда он желает попасть, и постарайтесь сделать так, чтобы найденный вами мир максимально удовлетворял всем его пожеланиям. А пока продолжайте.
– Да я, собственно, уже закончил. Если решение об отправке принято, будем готовиться. Надо только со сроками разобраться.
– А вот для этого мы сегодня и собрались. Юрий Михайлович?
Поднялся еще один мужчина.
– Полный медосмотр мы проведем за три дня. Дальше все зависит от результатов. Без него ни о каких сроках говорить нельзя.
– В таком случае с завтрашнего утра приступайте. Володя, у тебя есть пожелания?
Мальчик отрицательно покачал головой.
– Хорошо. Будем считать, неделю отдаем врачам. За это время всем техническим службам провести полное тестирование оборудования. Особенно того, что будет переправлено через «окно». Аркадий Николаевич, вы за это отвечаете. – Тот, к кому обратился директор, кивнул и что-то пометил у себя в блокноте. А директор уже повернулся к куратору Володи: – Александр Петрович, вы отвечаете за подготовку личных вещей Володи. Володя, подготовительный этап займет не меньше месяца. Так? – Директор вопросительно глянул на врача.
Тот кивнул:
– Мы попробуем один экспериментальный образец и, думаем, могли бы еще дать полгода, но…
– Это риск, – вскинулся Александр Петрович.
– Верно, – согласился с ним директор. – Давайте не будем ставить экспериментов, тем более, как я понимаю, это ваше лекарство еще не опробовано. Нам нужен месяц.
– Судя по течению болезни, – вздохнул врач, – Володе осталось не больше трех месяцев. И с каждым днем приступы будут все сильнее и сильнее. Полагаю, что этот месяц последний, когда он еще сможет продержаться без сильнодействующих средств обезболивания, но дальше придется использовать наркотик.
Володя решительно покачал головой:
– Никогда.
– В таком случае крайний срок – месяц, – сказал директор. – Максимум полтора. За это время со своим куратором составь список всего, что тебе может понадобиться…
Совещание шло дальше. Володя слушал хоть и внимательно, но как-то безучастно и в разговоры не встревал. Директор же опрашивал руководителей различных служб и раздавал задания.
– Ну и напоследок, – Виталий Дмитриевич посмотрел на единственную в комнате женщину. – Мария Витальевна, подготовьте те задачи, которые необходимо будет решить для вас Володе после перехода. Вопросы есть? Нет? Тогда совещание окончено. Через три дня жду доклада от медицинской службы, после него согласовываем окончательные сроки. Всех руководителей отделов прошу подготовить планы по своим направлениям. Все свободны.
Александр Петрович догнал Володю у центрального выхода. Тот уже успел открыть дверь своим пропуском и теперь отмечался у дежурного. Куратор провел через рекодер свой и вышел следом.
– Хочешь прогуляться в лес? – поинтересовался он, пристраиваясь рядом, не совсем уверенный, нужен ли его подопечному сейчас попутчик.
Но Володя не выказал никакого неудовольствия.
– К озеру хочу сходить, искупаться. После того как начнется медосмотр, уже и не поплаваешь.
– Да, врачи у нас вообще звери.
– Это я помню по своему первому дню на Базе, – чуть улыбнулся Володя.
Александр Петрович рассмеялся.
Как только вертолет приземлился, к нему бросилось несколько человек с носилками, на которые меня, несмотря на все сопротивление, уложили. И даже пристегнули ремнями. Стало страшно. У нас много историй ходило о том, что некоторые люди крадут беспризорников и продают их на органы. Я в эти истории мало верил, но сейчас… Одно успокаивало – не стали бы ради меня одного устраивать такой спектакль с Милкой, Жорой, Королем и другими. А раз так, то берут меня вовсе не на органы. Однако когда меня засунули в какую-то здоровенную трубу, я начал нервничать, несмотря на все успокоительные речи окружающих. Правда, ничего страшного не произошло. Что-то загудело, заморгало. Люди, которых я видел из открытого конца трубы, что-то активно обсуждали, бегали. Потом меня достали и повезли в другое помещение. Когда брали кровь, я ухитрился извернуться и цапнуть сестру за палец.
– Ну все, Зин, – рассмеялся один из врачей. – Теперь тебе придется прививки от бешенства делать.
– А давайте вы попробуете меня кольнуть, и ей не скучно будет! – огрызнулся я.
– Ого! А наше приобретение, оказывается, и шутить умеет, – удивился кто-то.
– Я вам не приобретение! – Я начал дергаться в удерживающих меня ремнях.
– Что здесь происходит?! – в помещение вошел тот самый мужчина, который и привез меня на Базу. Он сердито оглядел притихший персонал и подергал ремень, который стягивал мою грудь. – Что это и зачем?
– Александр Петрович, но вы только посмотрите, он кусается.
– Я бы тоже кусаться начал, если бы меня связали! Развяжите ребенка немедленно!
– А он не набросится на нас? – сердито поинтересовалась Зина. Не простила укус.
– Не набросится. Володя, – обратился Александр Петрович ко мне, – мы же с тобой договаривались, что ты будешь вести себя хорошо?
– А чего они? – буркнул я.
И правда, договаривались. И пусть даже на органы меня забирают, от слова не отступлюсь, хотя бы из-за того, что Александр Петрович сделал для Милки и остальных. А что со мной делать будут – уже не важно.
– Они всего лишь выполняют свою работу. Ты слишком долго жил на улице и потому врачи должны тебя осмотреть. Будь мужчиной.
– Буду, – буркнул я.
После чего меня отвязали. А раз так, то и взбрыкивать уже вроде как стыдно. А потом начался тот самый ад… Я много раз уже жалел, что меня все-таки отвязали – тогда хоть возмущаться можно было законно. Ну а раз уж обещал, приходилось терпеть.
Кто ж знал, что все растянется на неделю? А потом еще были две операции, меня мазали какими-то жутко вонючими мазями, погружали в ванную, заставляли дышать через трубочки… С тех пор врачей я возненавидел, тем более что вскоре все эти медицинские процедуры стали моей жизнью, а боль неизменной спутницей.
Конечно, когда я стал постарше, то ко всему этому относился уже совсем по-другому и даже лазил в озеро за кувшинкой, чтобы подарить ее Зине в качестве извинений за свой первый день на Базе. Сильно ее удивил тогда.
– Устроил переполох.
– Ну… а нечего меня было к носилкам привязывать. Справились с маленьким.
– Да уж. С тобой справишься. Маленький. – Александр Петрович замолчал, о чем-то размышляя.
– Скажите, – вдруг заговорил Володя, – а все-таки, зачем вы тогда мне помогли?
Александр Петрович вздохнул.
– Честно говоря, мне просто захотелось. Когда я увидел, как ты защищаешь своих друзей… Весь в крови, но такой отчаянно-решительный. Ну разогнал я тех подонков, но ясно же, что они потом вернулись бы. Вот и пришла мне в голову мысль забрать тебя с собой.
– А с остальными?
– Тут мне пришлось постараться. – Вряд ли Володя знает, чего стоило убедить руководство выполнить просьбу мальчика. Возможно, что эта просьба и предопределила всю его судьбу. Вряд ли он узнает, что его весьма похвальное стремление позаботиться о своих друзьях подарило ему единственный шанс на жизнь.
Они вышли к озеру, и мальчик уселся на траву, обхватив колени руками и задумчиво изучая сосны на другом берегу. Похоже, и про желание поплавать забыл. Александр Петрович пристроился рядом.
– Я ни о чем не жалею, – вдруг заговорил Володя. – Я вам действительно за все благодарен. Если бы не вы, мы бы все после смерти Гвоздя погибли. Нам не простили бы нашу независимость, а те, кто нас боялся, стали бы мстить. Так что, если бы вы не появились, лето я не пережил бы и без болезни. Мишка и Ромка тоже, скорее всего, погибли бы. А младшие… Этих пристроили бы. Особенно девчонок.
Володя поднял камень и метнул его, наблюдая, как он скачет по глади пруда.
Гвоздь умер тихо, во сне. Еще вчера рассказывал сказку про царевну-лягушку… Мне она была не очень интересна, поскольку я считал себя уже почти взрослым и предпочел бы дослушать до конца историю про трех мушкетеров, но Милка так просила, что ей уступили. Гвоздь ничем не показывал, что ему плохо. Мешковатый наряд и большущая кепка, которую он натягивал почти на глаза, не снимая даже в доме – большой, полуразвалившейся деревянной постройке, – скрывали и его фигуру, и лицо. Лицо в последнюю неделю Гвоздь прятал особенно старательно. Рассказывая сказку, он часто останавливался, переводя дыхание. Молчал. Милка, глупая, не понимала и торопила, а Гвоздь отшучивался. Хотя что Милка, никто не понимал. Будь здесь Мишка, он бы что-то, может, и сообразил. Но тот уже вторые сутки не ночевал с нами, занимаясь какими-то своими делами, обещая всем подарки после их завершения.
Закончив рассказ, Гвоздь велел всем ложиться и потушил свечу. Утром его разбудить не удалось…
Это была страшная трагедия для нашего небольшого мира. Для всех нас Гвоздь был царь и бог, под сильной рукой которого можно было жить. Он защищал от других беспризорников, заботился, кормил и лечил. Редко когда нам не удавалось добыть еды. По мере сил следил и за гигиеной, добывая для всех зубные щетки и пасту. А сейчас вдруг этого человека, который казался вечным, не стало. Тихо плакала Милка, ее как мог успокаивал Жора, хотя и сам часто моргал глазами.
Я не плакал. После гибели родителей и сестры я вообще почти не плакал. И улыбался редко, хотя мог изобразить и смех. Это я делал в основном для Гвоздя, который часто тревожно поглядывал в мою сторону, если я не принимал участия в общем веселье. Для него я научился изображать бурные эмоции. Но сейчас его не было, и что-то показывать я не видел смысла. Я словно закаменел. Да, не плакал, но беззвучное горе оказалось страшнее. В этот момент я проклинал тот миг, когда разучился плакать. Пытался выдавить из себя хоть слезинку, но не получалось. Так и стоял.
Гвоздя мы похоронили совместными усилиями на берегу реки. Специально выбирали место. Соорудили холмик. Оставлять тело не велел Мишка, который появился к обеду, застав нас всех сидящими вокруг Гвоздя.
– Сожгут ведь, – вздохнул он. Мишка был самым старшим из нас после Гвоздя, и теперь мы все ждали его решения. – А он всегда боялся огня. Надо бы похоронить.
Идею приняли все…
А дальше начались проблемы. Теперь многие, узнав, что мы лишились нашего вожака, перестали принимать нас всерьез. Гнали с выгодных мест, где больше всего можно было заработать, пошли предложения, которые никогда не осмелились бы сделать при Гвозде. Мишка пытался нас защитить, но… Однажды ночью ему кто-то заехал арматурой по голове. Мишка выжил, но с тех пор стал вялым, редко на что реагировал. Мы впервые познали голод. В один из таких моментов, когда младших уже совсем нечем было кормить, я и схлестнулся с компанией Гошки Фокина, которая попыталась турнуть нас с выгодного места. Я понимал, что если мы уйдем и не соберем ничего, то сегодня останемся голодными. Особенно жалко было Милку и Короля. Те тоже это понимали и беспомощно смотрели на меня. Смотрели, зная, что я ничем не смогу помочь. И не смогу защитить. Они вздохнули и стали собираться. Тогда-то я и взъярился. Заревев, бросился с кулаками на обидчиков. В первое мгновение мне даже показалось, что побеждаю, настолько неожиданной оказалась для врагов моя атака. Неожиданной и яростной. А потом мне заехали в ухо, в нос… Я не обращал внимания на боль, дрался за всех нас. Я не мог отступить, но силы были слишком неравны. Гошка, ухмыляясь, выхватил нож.
Гвоздь всегда запрещал нам брать с собой всякие колюще-режущие предметы. Говорил, что они только в неприятности втравят с милицией. Холодное оружие, как-никак. Другие же банды, пока он был жив, к нам не лезли. Но сейчас все изменилось, и я начал брать с собой найденный где-то плохонький перочинный нож. Два раза он помог нам отбиться. Вот и сейчас я понадеялся на него. Закрывшись от удара врага рукой, пырнул сам. Боли от пореза не почувствовал, зато тонкий вой Гошки показался мне музыкой. Нож выбили, меня пнули, и я покатился по земле. Удары сыпались со всех сторон. Вот в этот момент и появился Александр Петрович. Не вступая в разговоры, он молча ввинтился в драку и раскидал противников, как кутят. Те прыснули в разные стороны.
Я смотрел на склонившегося надо мной мужчину.
– Только мальков не троньте, – прохрипел я. – Они еще совсем маленькие. А со мной делайте что хотите.
Мужчина как-то странно дернулся. На скулах заиграли желваки. Он вдруг отвернулся и стал изучать что-то вдали. Мне было не видно. Но вот он снова посмотрел на меня, а потом осторожно поднял.
– А вы за мной. Поможете привести в порядок вашего защитника, – обратился он к малькам.
Король и Милка, бледные, несмело двинулись следом. Я хотел закричать им, чтобы убегали, но из горла вырвался только хрип.
Мужчина отнес меня к своей машине, достал из нее одеяло и велел малышне расстелить его. Положил меня, взял канистру с водой и стал старательно смывать кровь, Милка по его команде принесла аптечку.
– В рубашке ты, парень, родился, – заметил он, заканчивая перевязку. – Много синяков и ушибов, даже порез есть, но умудрился ничего не сломать.
Вокруг нас уже собралась толпа, приехали «Скорая», милиция. Один из милиционеров подошел к нам, но мой спаситель что-то показал, и страж порядка вдруг как-то растерял всю решительность, козырнул и начал отгонять зевак. А меня погрузили в машину «Скорой помощи». Милку и Короля сначала не хотели пускать со мной, но мой спаситель опять что-то показал врачам, и все их возражения разом стихли. Всю дорогу до больницы малыши ревели в голос и не отпускали моих рук. Я как мог успокаивал их, пытался шутить. Врачи от их рева сначала морщились и ворчали, но к концу поездки уже молчали, только как-то странно посматривали на меня.
В больнице попытка разлучить нас привела к еще большему реву. В конце концов вмешался мой спаситель, который, оказывается, приехал следом за нами. Он переговорил с врачами, и те нехотя отвезли нас троих в какое-то помещение. В приемный покой, как я узнал позже. Милку и Короля оставили там, а меня покатили в операционную. Это была первая операция в моей жизни. Впрочем, ничего особо страшного там не делали – просто зашили порез и перевязали царапины. Потом что-то вкололи, и я погрузился в сон…
Сколько времени я спал, не знаю. Когда проснулся, рядом с кроватью сидел мой давешний спаситель и читал газету. Я не понимал, где нахожусь, потом вспомнил и стал искать глазами мальков. Мужчина отложил газету:
– Проснулся, герой? Как самочувствие?
– Где Милка и Король?
– Милка и Король, как я понимаю, это те двое ребятишек, которые с тобой были? Носятся по коридору наперегонки. Всех медсестер уже на уши поставили. Как им сказали, что с тобой ничего страшного нет, так и бегают теперь. Сколько им лет, кстати?
– Милке, наверное, пять. Она года два с нами живет. А Королю шесть.
Мужчина нахмурился, о чем-то размышляя. Я наблюдал за ним, не понимая, что ему нужно и вообще, кто он такой. Обычный костюм, обычная внешность. Встретишь в толпе и тут же забудешь… Хотя… было в нем что-то такое, что призывало к осторожности. За полтора года, что я прожил на улице, я научился улавливать такие моменты. В карман за кошельком я, по крайней мере, к нему бы точно не полез.
Тот словно мысли мои прочитал:
– Что ж, давай знакомиться, герой. Меня зовут Александр Петрович Воронов.
– Владимир, – буркнул я. – Друзья зовут Шкетом.
– С твоего разрешения, я буду звать тебя по имени, – улыбнулся Александр Петрович. – Володя, скажи, ты как на улице оказался? Сбежал из дома?
– Родителей убили, – ответил я. – Мне удалось убежать.
– Прости… – Александр Петрович действительно выглядел виноватым. – Не хотел напоминать, но мне важно было это знать. У тебя кто-то из родни есть?
– Не знаю. Одна бабушка умерла, другую не знал никогда. И дедушек тоже. Больше никого не знаю.
– Хорошо. Тогда давай обсудим с тобой твою дальнейшую судьбу.
– А чего обсуждать? Отпустите меня, и я уйду. И Милку с Королем заберу.
– Извини, но на улицу ты больше не вернешься. Буду с тобой говорить как со взрослым человеком. Теперь у тебя есть только два возможных пути. Первый – отправиться в детдом…
– Сбегу! – сразу отреагировал я.
– Почему это? – удивился Александр Петрович.
– У нас Машка была в детдоме. Она у Гвоздя раньше меня появилась. Сбежала из этого вашего детдома и много про него рассказывала. Потому и сбегу.
– Гм… Возможно, ей просто не повезло, но на улице у тебя будущего нет. И закончишь ты свою жизнь, скорее всего, в одной из драк, наподобие той, из которой я тебя вытащил. Неужели ты не хочешь получить образование?
– Не-а.
– Ну вот. А я еще как со взрослым с тобой разговаривал. Ну а второй вариант услышать хочешь?
– Так ведь все равно расскажете, хочу я или нет. Так что давайте.
– Однако ты не безнадежен, – заметил Александр Петрович. – По крайней мере, старшим не хамишь и на «вы» обращаешься.
– Да пошел ты… – тут же исправился я, но вызвал этим только улыбку.
– Итак, второй путь… Не хочешь стать моим сыном?
Вот тут я офигел…
– Что? – недоуменно переспросил я.
– Хочу тебя усыновить. Не будешь возражать?
– А если я буду против? – Вот не верилось в добрые намерения этого человека и все тут. Улица быстро отучает от наивности. Но… но очень хотелось поверить. Неужели у меня снова будет дом?
– Я уже говорил, у тебя два варианта. Первый ты не забыл. Второй – мое предложение.
– А можно подумать?
– Конечно, – улыбнулся Александр Петрович. – Я понимаю, что такое решение с ходу не принимают. И не сочти это шантажом, но на улицу я тебя не отпущу в любом случае – там ты погибнешь.
– А что будет с остальными?
– Это с твоими друзьями? Устроим их в детдома… Хорошие детдома, – увидел мою реакцию Александр Петрович.
– Тогда я не согласен! – отрезал я и отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен. – Куда они – туда и я.
– Почему? – удивился мой спаситель.
– Все равно все сбегут. И я сбегу – я малявкам нужен, они без меня пропадут. Старшие ведь должны будут добывать деньги на еду. Кто за ними проследит?
– Вот даже как… – Александр Петрович задумался. – А если я тебе пообещаю такой вариант, что твоим друзьям сбегать не захочется? Если они будут счастливы?
Я снова повернулся к нему:
– Если вы действительно поможете хорошо пристроить мальков, можете забирать меня хоть на органы.
– Хм… – Этот непонятный и загадочный взрослый задумчиво изучал меня. – Ты очень интересный человек… не зачерствел. Но чтобы все устроить, мне нужно время. Хотя бы три недели. Ты обещаешь пробыть эти три недели в больнице? Врачебный уход тебе не помешает точно.
– Обещаю, – буркнул я.
Ага. Ищи дурака.
– Ради твоих мальков. Если ты в самом деле так о них заботишься.
Поймал. Я вздохнул.
– Никуда я не денусь, пока они тут.
– Тогда договорились.
– А я ведь так и не поверил вам в тот раз в больнице.
– Я знаю, – чуть улыбнулся куратор. – Плохой бы я был разведчик, если бы не понял этого. Слишком ты мне тогда понравился своей самоотверженностью. Мне не хотелось, чтобы ты снова оказался на улице, потому и принял меры, чтобы ты не сбежал, пока я занимался устройством всей вашей компании.
– А если бы я все-таки отказался? – поинтересовался мальчик, разглядывая что-то в траве. – Куда бы вы меня, такого красивого и умного, дели?
– Ого, – удивился Александр Петрович. – Неужели ирония? От тебя ее нечасто услышишь. Ну а сам-то как думаешь?
– Поскольку тогда еще не знали о моей болезни… скорее всего, вы отдали бы меня в какой-нибудь специализированный детдом?
– Хм… Почему именно специализированный? Начитался газет? Нет, просто подыскали бы приличный. Но и там я о тебе не забыл бы, и не надейся. По крайней мере, бандитом точно не дал бы стать.
– Я знаю, чем заканчивают авторитеты…
Александр Петрович опустил голову:
– Извини. Не хотел напоминать.
– Да ничего, я уже смирился.
Володя резко поднялся и стал стаскивать с себя одежду. Разбежался голышом и сиганул в воду. Вынырнул метрах в десяти от берега и быстрым кролем поплыл через озеро.
Вволю наплававшись, он выбрался на берег и поспешно натянул одежду прямо на мокрое тело – комары тут звери, голым не очень-то побегаешь.
– Ты бы хотел встретиться со своими? – вдруг поинтересовался Александр Петрович.
Володя на миг замер, потом покачал головой:
– Нет. Пусть считают, что я умер – им ведь сообщили о моей болезни. Прощаться всегда тяжело.
Александр Петрович снова появился в больнице через две недели. За это время меня отмыли и откормили, хотя лечением как таковым не занимались. Держали как в санатории – и все.
– Пойдем, – с порога позвал он.
Удивленный таким приглашением, я поспешил за ним. Мой спаситель привел меня к какой-то двери, приоткрыл ее и предложил посмотреть. Я осторожно заглянул. В холле перед лестницей, нервно теребя платок, сидела какая-то женщина в бежевом брючном костюме. Рядом с ней стоял мужчина в коричневом пиджаке и черных брюках. Он нервничал не меньше. Еще один мужчина, гораздо спокойнее этой парочки, стоял в сторонке. Тут в коридоре показалась медсестра, ведущая за руку Милку, та, в свою очередь, тащила на буксире Короля. За эти две недели они не расставались ни на минуту: где Милка – там и Король.
– Итак, дамы, господа, прошу. Кто первый?
Поднялся мужчина в белом халате с красивой окладистой бородой. Откашлялся.
– Вчера я положил вам доклад, в котором объяснил, что время подходит…
Взрослые посмотрели на Володю тем взглядом, который он ненавидел больше всего – сочувствующим. Он опустил голову и сжал кулаки под столом.
– По словам врачей, у нас осталось не больше двух месяцев. Два месяца – крайний срок, дальше мальчик уже не сможет ходить и начнет быстро терять силы. В связи с этим пора начинать поиск подходящего мира… либо сворачивать все эксперименты.
– Ну что ж… Володя, а ты что скажешь?
Мальчик встал.
– Я уже говорил, Виталий Дмитриевич.
Александр Петрович тихо вздохнул. В наступившей после слов Володи тишине его вздох услышали все.
– Иннокентий Павлович, сколько вам времени надо для завершения всех дел? – поинтересовался Виталий Дмитриевич у бородача, прервав неловкую паузу.
– Месяц. Во-первых, надо подготовить самого мальчика. Последний осмотр, обязательно недельный карантин, подготовить необходимые вещи. Ну и некоторое время на поиск подходящего «окна». Как просил молодой человек: чтобы там не было пороха.
– Володя, а почему такая странная просьба? Почему бы не выбрать мир более развитый? Возможно, даже превосходящий наш.
– Если превосходящий – значит, более забюрократизированный, – без особых эмоций ответил мальчик. – И трудно оценить, как они вообще воспримут такого пришельца. Социальную культуру ведь роботами за три дня не выявишь. И если мне там не понравится, уже не вернешься.
– А почему не взять более просвещенное время? – поинтересовался кто-то из ученых.
– Если проводить аналогию с земной историей, какое время у нас вы называете более просвещенным? Последнюю ведьму в каком году сожгли?
– Ну, до этого их сжигали в гораздо большем количестве.
– Зато и контроля меньше. Полагаю, меня учили не зря и случайных неприятностей мне избежать удастся.
– Пусть так, однако ты же поставил условие, чтобы вообще огнестрельного оружия не было. Даже самого примитивного.
– Я не люблю, когда в меня стреляют. – Володя мог бы еще добавить, что время до того момента, когда кольт сделал всех равными, ему казалось… честнее, что ли. Когда схватки велись лицом к лицу, а не на расстоянии в тысячи километров. Однако понимал, что этот аргумент будет не очень убедительным и очень смешным.
– Считаешь, что получить стрелу из лука приятней, чем мушкетную пулю?
– Она медленнее. И ее можно поймать. – Тоже слабый аргумент. Хотя… а чего доказывать-то? Мальчик вскинул голову. – Понимаете, для меня это билет в один конец. Пройти через «окно» второй раз не удавалось никому. Значит, в том мире я должен жить и как-то устраиваться, потому и хочу попасть туда, где все мне будет по нраву.
– Логично, – кивнул Виталий Дмитриевич. – Иннокентий Павлович, после заседания подробно расспросите Володю о том, куда он желает попасть, и постарайтесь сделать так, чтобы найденный вами мир максимально удовлетворял всем его пожеланиям. А пока продолжайте.
– Да я, собственно, уже закончил. Если решение об отправке принято, будем готовиться. Надо только со сроками разобраться.
– А вот для этого мы сегодня и собрались. Юрий Михайлович?
Поднялся еще один мужчина.
– Полный медосмотр мы проведем за три дня. Дальше все зависит от результатов. Без него ни о каких сроках говорить нельзя.
– В таком случае с завтрашнего утра приступайте. Володя, у тебя есть пожелания?
Мальчик отрицательно покачал головой.
– Хорошо. Будем считать, неделю отдаем врачам. За это время всем техническим службам провести полное тестирование оборудования. Особенно того, что будет переправлено через «окно». Аркадий Николаевич, вы за это отвечаете. – Тот, к кому обратился директор, кивнул и что-то пометил у себя в блокноте. А директор уже повернулся к куратору Володи: – Александр Петрович, вы отвечаете за подготовку личных вещей Володи. Володя, подготовительный этап займет не меньше месяца. Так? – Директор вопросительно глянул на врача.
Тот кивнул:
– Мы попробуем один экспериментальный образец и, думаем, могли бы еще дать полгода, но…
– Это риск, – вскинулся Александр Петрович.
– Верно, – согласился с ним директор. – Давайте не будем ставить экспериментов, тем более, как я понимаю, это ваше лекарство еще не опробовано. Нам нужен месяц.
– Судя по течению болезни, – вздохнул врач, – Володе осталось не больше трех месяцев. И с каждым днем приступы будут все сильнее и сильнее. Полагаю, что этот месяц последний, когда он еще сможет продержаться без сильнодействующих средств обезболивания, но дальше придется использовать наркотик.
Володя решительно покачал головой:
– Никогда.
– В таком случае крайний срок – месяц, – сказал директор. – Максимум полтора. За это время со своим куратором составь список всего, что тебе может понадобиться…
Совещание шло дальше. Володя слушал хоть и внимательно, но как-то безучастно и в разговоры не встревал. Директор же опрашивал руководителей различных служб и раздавал задания.
– Ну и напоследок, – Виталий Дмитриевич посмотрел на единственную в комнате женщину. – Мария Витальевна, подготовьте те задачи, которые необходимо будет решить для вас Володе после перехода. Вопросы есть? Нет? Тогда совещание окончено. Через три дня жду доклада от медицинской службы, после него согласовываем окончательные сроки. Всех руководителей отделов прошу подготовить планы по своим направлениям. Все свободны.
Александр Петрович догнал Володю у центрального выхода. Тот уже успел открыть дверь своим пропуском и теперь отмечался у дежурного. Куратор провел через рекодер свой и вышел следом.
– Хочешь прогуляться в лес? – поинтересовался он, пристраиваясь рядом, не совсем уверенный, нужен ли его подопечному сейчас попутчик.
Но Володя не выказал никакого неудовольствия.
– К озеру хочу сходить, искупаться. После того как начнется медосмотр, уже и не поплаваешь.
– Да, врачи у нас вообще звери.
– Это я помню по своему первому дню на Базе, – чуть улыбнулся Володя.
Александр Петрович рассмеялся.
Как только вертолет приземлился, к нему бросилось несколько человек с носилками, на которые меня, несмотря на все сопротивление, уложили. И даже пристегнули ремнями. Стало страшно. У нас много историй ходило о том, что некоторые люди крадут беспризорников и продают их на органы. Я в эти истории мало верил, но сейчас… Одно успокаивало – не стали бы ради меня одного устраивать такой спектакль с Милкой, Жорой, Королем и другими. А раз так, то берут меня вовсе не на органы. Однако когда меня засунули в какую-то здоровенную трубу, я начал нервничать, несмотря на все успокоительные речи окружающих. Правда, ничего страшного не произошло. Что-то загудело, заморгало. Люди, которых я видел из открытого конца трубы, что-то активно обсуждали, бегали. Потом меня достали и повезли в другое помещение. Когда брали кровь, я ухитрился извернуться и цапнуть сестру за палец.
– Ну все, Зин, – рассмеялся один из врачей. – Теперь тебе придется прививки от бешенства делать.
– А давайте вы попробуете меня кольнуть, и ей не скучно будет! – огрызнулся я.
– Ого! А наше приобретение, оказывается, и шутить умеет, – удивился кто-то.
– Я вам не приобретение! – Я начал дергаться в удерживающих меня ремнях.
– Что здесь происходит?! – в помещение вошел тот самый мужчина, который и привез меня на Базу. Он сердито оглядел притихший персонал и подергал ремень, который стягивал мою грудь. – Что это и зачем?
– Александр Петрович, но вы только посмотрите, он кусается.
– Я бы тоже кусаться начал, если бы меня связали! Развяжите ребенка немедленно!
– А он не набросится на нас? – сердито поинтересовалась Зина. Не простила укус.
– Не набросится. Володя, – обратился Александр Петрович ко мне, – мы же с тобой договаривались, что ты будешь вести себя хорошо?
– А чего они? – буркнул я.
И правда, договаривались. И пусть даже на органы меня забирают, от слова не отступлюсь, хотя бы из-за того, что Александр Петрович сделал для Милки и остальных. А что со мной делать будут – уже не важно.
– Они всего лишь выполняют свою работу. Ты слишком долго жил на улице и потому врачи должны тебя осмотреть. Будь мужчиной.
– Буду, – буркнул я.
После чего меня отвязали. А раз так, то и взбрыкивать уже вроде как стыдно. А потом начался тот самый ад… Я много раз уже жалел, что меня все-таки отвязали – тогда хоть возмущаться можно было законно. Ну а раз уж обещал, приходилось терпеть.
Кто ж знал, что все растянется на неделю? А потом еще были две операции, меня мазали какими-то жутко вонючими мазями, погружали в ванную, заставляли дышать через трубочки… С тех пор врачей я возненавидел, тем более что вскоре все эти медицинские процедуры стали моей жизнью, а боль неизменной спутницей.
Конечно, когда я стал постарше, то ко всему этому относился уже совсем по-другому и даже лазил в озеро за кувшинкой, чтобы подарить ее Зине в качестве извинений за свой первый день на Базе. Сильно ее удивил тогда.
– Устроил переполох.
– Ну… а нечего меня было к носилкам привязывать. Справились с маленьким.
– Да уж. С тобой справишься. Маленький. – Александр Петрович замолчал, о чем-то размышляя.
– Скажите, – вдруг заговорил Володя, – а все-таки, зачем вы тогда мне помогли?
Александр Петрович вздохнул.
– Честно говоря, мне просто захотелось. Когда я увидел, как ты защищаешь своих друзей… Весь в крови, но такой отчаянно-решительный. Ну разогнал я тех подонков, но ясно же, что они потом вернулись бы. Вот и пришла мне в голову мысль забрать тебя с собой.
– А с остальными?
– Тут мне пришлось постараться. – Вряд ли Володя знает, чего стоило убедить руководство выполнить просьбу мальчика. Возможно, что эта просьба и предопределила всю его судьбу. Вряд ли он узнает, что его весьма похвальное стремление позаботиться о своих друзьях подарило ему единственный шанс на жизнь.
Они вышли к озеру, и мальчик уселся на траву, обхватив колени руками и задумчиво изучая сосны на другом берегу. Похоже, и про желание поплавать забыл. Александр Петрович пристроился рядом.
– Я ни о чем не жалею, – вдруг заговорил Володя. – Я вам действительно за все благодарен. Если бы не вы, мы бы все после смерти Гвоздя погибли. Нам не простили бы нашу независимость, а те, кто нас боялся, стали бы мстить. Так что, если бы вы не появились, лето я не пережил бы и без болезни. Мишка и Ромка тоже, скорее всего, погибли бы. А младшие… Этих пристроили бы. Особенно девчонок.
Володя поднял камень и метнул его, наблюдая, как он скачет по глади пруда.
Гвоздь умер тихо, во сне. Еще вчера рассказывал сказку про царевну-лягушку… Мне она была не очень интересна, поскольку я считал себя уже почти взрослым и предпочел бы дослушать до конца историю про трех мушкетеров, но Милка так просила, что ей уступили. Гвоздь ничем не показывал, что ему плохо. Мешковатый наряд и большущая кепка, которую он натягивал почти на глаза, не снимая даже в доме – большой, полуразвалившейся деревянной постройке, – скрывали и его фигуру, и лицо. Лицо в последнюю неделю Гвоздь прятал особенно старательно. Рассказывая сказку, он часто останавливался, переводя дыхание. Молчал. Милка, глупая, не понимала и торопила, а Гвоздь отшучивался. Хотя что Милка, никто не понимал. Будь здесь Мишка, он бы что-то, может, и сообразил. Но тот уже вторые сутки не ночевал с нами, занимаясь какими-то своими делами, обещая всем подарки после их завершения.
Закончив рассказ, Гвоздь велел всем ложиться и потушил свечу. Утром его разбудить не удалось…
Это была страшная трагедия для нашего небольшого мира. Для всех нас Гвоздь был царь и бог, под сильной рукой которого можно было жить. Он защищал от других беспризорников, заботился, кормил и лечил. Редко когда нам не удавалось добыть еды. По мере сил следил и за гигиеной, добывая для всех зубные щетки и пасту. А сейчас вдруг этого человека, который казался вечным, не стало. Тихо плакала Милка, ее как мог успокаивал Жора, хотя и сам часто моргал глазами.
Я не плакал. После гибели родителей и сестры я вообще почти не плакал. И улыбался редко, хотя мог изобразить и смех. Это я делал в основном для Гвоздя, который часто тревожно поглядывал в мою сторону, если я не принимал участия в общем веселье. Для него я научился изображать бурные эмоции. Но сейчас его не было, и что-то показывать я не видел смысла. Я словно закаменел. Да, не плакал, но беззвучное горе оказалось страшнее. В этот момент я проклинал тот миг, когда разучился плакать. Пытался выдавить из себя хоть слезинку, но не получалось. Так и стоял.
Гвоздя мы похоронили совместными усилиями на берегу реки. Специально выбирали место. Соорудили холмик. Оставлять тело не велел Мишка, который появился к обеду, застав нас всех сидящими вокруг Гвоздя.
– Сожгут ведь, – вздохнул он. Мишка был самым старшим из нас после Гвоздя, и теперь мы все ждали его решения. – А он всегда боялся огня. Надо бы похоронить.
Идею приняли все…
А дальше начались проблемы. Теперь многие, узнав, что мы лишились нашего вожака, перестали принимать нас всерьез. Гнали с выгодных мест, где больше всего можно было заработать, пошли предложения, которые никогда не осмелились бы сделать при Гвозде. Мишка пытался нас защитить, но… Однажды ночью ему кто-то заехал арматурой по голове. Мишка выжил, но с тех пор стал вялым, редко на что реагировал. Мы впервые познали голод. В один из таких моментов, когда младших уже совсем нечем было кормить, я и схлестнулся с компанией Гошки Фокина, которая попыталась турнуть нас с выгодного места. Я понимал, что если мы уйдем и не соберем ничего, то сегодня останемся голодными. Особенно жалко было Милку и Короля. Те тоже это понимали и беспомощно смотрели на меня. Смотрели, зная, что я ничем не смогу помочь. И не смогу защитить. Они вздохнули и стали собираться. Тогда-то я и взъярился. Заревев, бросился с кулаками на обидчиков. В первое мгновение мне даже показалось, что побеждаю, настолько неожиданной оказалась для врагов моя атака. Неожиданной и яростной. А потом мне заехали в ухо, в нос… Я не обращал внимания на боль, дрался за всех нас. Я не мог отступить, но силы были слишком неравны. Гошка, ухмыляясь, выхватил нож.
Гвоздь всегда запрещал нам брать с собой всякие колюще-режущие предметы. Говорил, что они только в неприятности втравят с милицией. Холодное оружие, как-никак. Другие же банды, пока он был жив, к нам не лезли. Но сейчас все изменилось, и я начал брать с собой найденный где-то плохонький перочинный нож. Два раза он помог нам отбиться. Вот и сейчас я понадеялся на него. Закрывшись от удара врага рукой, пырнул сам. Боли от пореза не почувствовал, зато тонкий вой Гошки показался мне музыкой. Нож выбили, меня пнули, и я покатился по земле. Удары сыпались со всех сторон. Вот в этот момент и появился Александр Петрович. Не вступая в разговоры, он молча ввинтился в драку и раскидал противников, как кутят. Те прыснули в разные стороны.
Я смотрел на склонившегося надо мной мужчину.
– Только мальков не троньте, – прохрипел я. – Они еще совсем маленькие. А со мной делайте что хотите.
Мужчина как-то странно дернулся. На скулах заиграли желваки. Он вдруг отвернулся и стал изучать что-то вдали. Мне было не видно. Но вот он снова посмотрел на меня, а потом осторожно поднял.
– А вы за мной. Поможете привести в порядок вашего защитника, – обратился он к малькам.
Король и Милка, бледные, несмело двинулись следом. Я хотел закричать им, чтобы убегали, но из горла вырвался только хрип.
Мужчина отнес меня к своей машине, достал из нее одеяло и велел малышне расстелить его. Положил меня, взял канистру с водой и стал старательно смывать кровь, Милка по его команде принесла аптечку.
– В рубашке ты, парень, родился, – заметил он, заканчивая перевязку. – Много синяков и ушибов, даже порез есть, но умудрился ничего не сломать.
Вокруг нас уже собралась толпа, приехали «Скорая», милиция. Один из милиционеров подошел к нам, но мой спаситель что-то показал, и страж порядка вдруг как-то растерял всю решительность, козырнул и начал отгонять зевак. А меня погрузили в машину «Скорой помощи». Милку и Короля сначала не хотели пускать со мной, но мой спаситель опять что-то показал врачам, и все их возражения разом стихли. Всю дорогу до больницы малыши ревели в голос и не отпускали моих рук. Я как мог успокаивал их, пытался шутить. Врачи от их рева сначала морщились и ворчали, но к концу поездки уже молчали, только как-то странно посматривали на меня.
В больнице попытка разлучить нас привела к еще большему реву. В конце концов вмешался мой спаситель, который, оказывается, приехал следом за нами. Он переговорил с врачами, и те нехотя отвезли нас троих в какое-то помещение. В приемный покой, как я узнал позже. Милку и Короля оставили там, а меня покатили в операционную. Это была первая операция в моей жизни. Впрочем, ничего особо страшного там не делали – просто зашили порез и перевязали царапины. Потом что-то вкололи, и я погрузился в сон…
Сколько времени я спал, не знаю. Когда проснулся, рядом с кроватью сидел мой давешний спаситель и читал газету. Я не понимал, где нахожусь, потом вспомнил и стал искать глазами мальков. Мужчина отложил газету:
– Проснулся, герой? Как самочувствие?
– Где Милка и Король?
– Милка и Король, как я понимаю, это те двое ребятишек, которые с тобой были? Носятся по коридору наперегонки. Всех медсестер уже на уши поставили. Как им сказали, что с тобой ничего страшного нет, так и бегают теперь. Сколько им лет, кстати?
– Милке, наверное, пять. Она года два с нами живет. А Королю шесть.
Мужчина нахмурился, о чем-то размышляя. Я наблюдал за ним, не понимая, что ему нужно и вообще, кто он такой. Обычный костюм, обычная внешность. Встретишь в толпе и тут же забудешь… Хотя… было в нем что-то такое, что призывало к осторожности. За полтора года, что я прожил на улице, я научился улавливать такие моменты. В карман за кошельком я, по крайней мере, к нему бы точно не полез.
Тот словно мысли мои прочитал:
– Что ж, давай знакомиться, герой. Меня зовут Александр Петрович Воронов.
– Владимир, – буркнул я. – Друзья зовут Шкетом.
– С твоего разрешения, я буду звать тебя по имени, – улыбнулся Александр Петрович. – Володя, скажи, ты как на улице оказался? Сбежал из дома?
– Родителей убили, – ответил я. – Мне удалось убежать.
– Прости… – Александр Петрович действительно выглядел виноватым. – Не хотел напоминать, но мне важно было это знать. У тебя кто-то из родни есть?
– Не знаю. Одна бабушка умерла, другую не знал никогда. И дедушек тоже. Больше никого не знаю.
– Хорошо. Тогда давай обсудим с тобой твою дальнейшую судьбу.
– А чего обсуждать? Отпустите меня, и я уйду. И Милку с Королем заберу.
– Извини, но на улицу ты больше не вернешься. Буду с тобой говорить как со взрослым человеком. Теперь у тебя есть только два возможных пути. Первый – отправиться в детдом…
– Сбегу! – сразу отреагировал я.
– Почему это? – удивился Александр Петрович.
– У нас Машка была в детдоме. Она у Гвоздя раньше меня появилась. Сбежала из этого вашего детдома и много про него рассказывала. Потому и сбегу.
– Гм… Возможно, ей просто не повезло, но на улице у тебя будущего нет. И закончишь ты свою жизнь, скорее всего, в одной из драк, наподобие той, из которой я тебя вытащил. Неужели ты не хочешь получить образование?
– Не-а.
– Ну вот. А я еще как со взрослым с тобой разговаривал. Ну а второй вариант услышать хочешь?
– Так ведь все равно расскажете, хочу я или нет. Так что давайте.
– Однако ты не безнадежен, – заметил Александр Петрович. – По крайней мере, старшим не хамишь и на «вы» обращаешься.
– Да пошел ты… – тут же исправился я, но вызвал этим только улыбку.
– Итак, второй путь… Не хочешь стать моим сыном?
Вот тут я офигел…
– Что? – недоуменно переспросил я.
– Хочу тебя усыновить. Не будешь возражать?
– А если я буду против? – Вот не верилось в добрые намерения этого человека и все тут. Улица быстро отучает от наивности. Но… но очень хотелось поверить. Неужели у меня снова будет дом?
– Я уже говорил, у тебя два варианта. Первый ты не забыл. Второй – мое предложение.
– А можно подумать?
– Конечно, – улыбнулся Александр Петрович. – Я понимаю, что такое решение с ходу не принимают. И не сочти это шантажом, но на улицу я тебя не отпущу в любом случае – там ты погибнешь.
– А что будет с остальными?
– Это с твоими друзьями? Устроим их в детдома… Хорошие детдома, – увидел мою реакцию Александр Петрович.
– Тогда я не согласен! – отрезал я и отвернулся к стене, давая понять, что разговор окончен. – Куда они – туда и я.
– Почему? – удивился мой спаситель.
– Все равно все сбегут. И я сбегу – я малявкам нужен, они без меня пропадут. Старшие ведь должны будут добывать деньги на еду. Кто за ними проследит?
– Вот даже как… – Александр Петрович задумался. – А если я тебе пообещаю такой вариант, что твоим друзьям сбегать не захочется? Если они будут счастливы?
Я снова повернулся к нему:
– Если вы действительно поможете хорошо пристроить мальков, можете забирать меня хоть на органы.
– Хм… – Этот непонятный и загадочный взрослый задумчиво изучал меня. – Ты очень интересный человек… не зачерствел. Но чтобы все устроить, мне нужно время. Хотя бы три недели. Ты обещаешь пробыть эти три недели в больнице? Врачебный уход тебе не помешает точно.
– Обещаю, – буркнул я.
Ага. Ищи дурака.
– Ради твоих мальков. Если ты в самом деле так о них заботишься.
Поймал. Я вздохнул.
– Никуда я не денусь, пока они тут.
– Тогда договорились.
– А я ведь так и не поверил вам в тот раз в больнице.
– Я знаю, – чуть улыбнулся куратор. – Плохой бы я был разведчик, если бы не понял этого. Слишком ты мне тогда понравился своей самоотверженностью. Мне не хотелось, чтобы ты снова оказался на улице, потому и принял меры, чтобы ты не сбежал, пока я занимался устройством всей вашей компании.
– А если бы я все-таки отказался? – поинтересовался мальчик, разглядывая что-то в траве. – Куда бы вы меня, такого красивого и умного, дели?
– Ого, – удивился Александр Петрович. – Неужели ирония? От тебя ее нечасто услышишь. Ну а сам-то как думаешь?
– Поскольку тогда еще не знали о моей болезни… скорее всего, вы отдали бы меня в какой-нибудь специализированный детдом?
– Хм… Почему именно специализированный? Начитался газет? Нет, просто подыскали бы приличный. Но и там я о тебе не забыл бы, и не надейся. По крайней мере, бандитом точно не дал бы стать.
– Я знаю, чем заканчивают авторитеты…
Александр Петрович опустил голову:
– Извини. Не хотел напоминать.
– Да ничего, я уже смирился.
Володя резко поднялся и стал стаскивать с себя одежду. Разбежался голышом и сиганул в воду. Вынырнул метрах в десяти от берега и быстрым кролем поплыл через озеро.
Вволю наплававшись, он выбрался на берег и поспешно натянул одежду прямо на мокрое тело – комары тут звери, голым не очень-то побегаешь.
– Ты бы хотел встретиться со своими? – вдруг поинтересовался Александр Петрович.
Володя на миг замер, потом покачал головой:
– Нет. Пусть считают, что я умер – им ведь сообщили о моей болезни. Прощаться всегда тяжело.
Александр Петрович снова появился в больнице через две недели. За это время меня отмыли и откормили, хотя лечением как таковым не занимались. Держали как в санатории – и все.
– Пойдем, – с порога позвал он.
Удивленный таким приглашением, я поспешил за ним. Мой спаситель привел меня к какой-то двери, приоткрыл ее и предложил посмотреть. Я осторожно заглянул. В холле перед лестницей, нервно теребя платок, сидела какая-то женщина в бежевом брючном костюме. Рядом с ней стоял мужчина в коричневом пиджаке и черных брюках. Он нервничал не меньше. Еще один мужчина, гораздо спокойнее этой парочки, стоял в сторонке. Тут в коридоре показалась медсестра, ведущая за руку Милку, та, в свою очередь, тащила на буксире Короля. За эти две недели они не расставались ни на минуту: где Милка – там и Король.