Молнии по-прежиему бороздили небо; непрерывно громыхал гром и низвергались потоки дождя. О внешний берег острова беспрерывно разбивались валы; гул разносился далеко кругом.
Пережитые события дня и несмолкающий рев бури не давали заснуть нашим путникам. Особенно юноши не могли успокоиться. Каждый раз, чуть только они засыпали, сильный порыв ветра или раскат грома пробуждал их. Они вскакивали и тревожно озирались, словно чувствовали себя еще в море во время бури, но снова укладывались после нескольких успокоительных слов капитана.
Отказавшись от мысли поспать в эту беспокойную ночь, Корнелиус подполз к капитану, которому также не удавалось заснуть, и улегся рядом с ним.
— Дядя, что было бы с нами, если бы мы не попали на этот остров? — заговорил Корнелиус.
— Да, это настоящее счастье, этот остров… Рано или поздно волны и ветер несомненно перевернули бы шлюпку и тогда…
— Что за странный остров. Я никогда не видел такого…
— А их не мало в Тихом океане, но по большей части они совершенно замкнуты, то есть не имеют канала, соединяющего лагуну с морем.
— Эта лагуна — настоящее море в кольце скал.
— Только не скал, а кораллов, — заметил капитан, — весь остров сооружен полипами.
— Коралловыми полипами?
— Да, главным образом, одним из их классов — мадрепорами, маленькими существами, которые живут в море и, как видишь, воздвигают такие грандиозные постройки.
— Дядя, я до сих пор не могу успокоиться и уснуть, да и ты, видно, тоже. Вместо того, чтобы томиться бессонницей, расскажи мне лучше о строителях этого острова.
— Ладно. Слушай. Мадрепоры — одна из разновидностей коралловых полипов. Их личинки некоторое время после своего образования плавают в воде, потом оседают на какой-нибудь подводной скале и с тех пор остаются на ней навсегда неподвижными. Когда они достигают известного роста, на всем их теле образуются почки — новые полипы; они неразрывно связаны с полипом-родоначальником и навсегда остаются на его теле, в свою очередь образуя новые почки.
Около них оседают другие личинки. Так образуется на скале целая колония молодых полипов. Вновь осевшие молодые личинки перерастают старые колонии, и те со временем отмирают, образуя первый слой кораллового рифа. В течение же своего существования они выделяют известь — строительный материал островов и рифов; а после их отмирания их твердые, как камень, скелеты из углекислой извести образуют слои, возвышающиеся один над другим, до тех пор, пока не достигнут поверхности вод. Таким образом остров, на котором мы спаслись от бури, и все ему подобные острова представляют не что иное, как кладбище мириадов коралловых полипов.
— А эти острова все имеют такую кольцеобразную форму?
— Нет, форма их зависит от формы тех скал, на которых полипы возводят свою постройку. Есть береговые коралловые рифы, представляющие собой коралловые отмели, непосредственно примыкающие к побережью. Здесь основанием для рифов служат ушедшие под воду части почвы.
В тех местах, где берег круто обрывается и уходит под воду, а вдоль берега, на некотором расстоянии от него, идет полоса подводных скал, полипы строят барьерные рифы. Так называются коралловые валы, которые тянутся вдоль берега иногда на сотни километров, как, например, Большой Барьерный риф, который идет вдоль северо-восточного берега Австралии на протяжении более тысячи двухсот километров.
Третий вид мадрепорных построек — атоллы. Они-то и имеют такую кольцеобразную форму, и вот почему. На дне Тихого океана находится множество потухших вулканов, опустившихся под воду в далекие геологические эпохи, предшествовавшие нашей. Верхушки некоторых из этих бездействующих вулканов лежат на небольшой глубине под водой. И вот коралловые полипы, проникнув однажды на эти верхушки и осев на них, начали возводить свою постройку и в течение многих и многих лет подняли ее до уровня приливных вод.
Над поверхностью вод возводить свою постройку полипы не могут: там нет «строительных материалов», которые в воде в изобилии наносит им течение.
Дальнейшая работа производится уже не полипами, а стихийно бурями. Бури набрасывают один на другой куски разломанных ими коралловых поясов, а поверх — обломки других пород, выступающих уже над уровнем вод. Ветер и воды заносят сюда семена, птицы свивают гнезда. Так образуется новый остров, иногда с пышной растительностью, травами, деревьями.
Ты знаешь, что кратеры вулканов по большей части круглы и пусты внутри. Полипы возводят свою постройку только по краям кратера и таким образом сохраняют в ней его круглую форму. Так произошли эти причудливые острова, которые называются атоллами, что на малайском языке означает «низко лежащие острова».
И канал, через который мы проникли в лагуну, отражает форму кратера. На краях некоторых кратеров имеются широкие и глубокие разрывы, идущие вертикально. Полипы не могут жить на большой глубине, не перенося слишком резкого давления и низкой температуры, и возводят свои постройки там, где им обеспечена возможность существования. Поэтому они обходят разрывы в кратерах, оставляя пустое место, которое и образует канал или пролив на некоторых атоллах. Понял?
— Да, дядя. А постройки полипов крепки?
— Они так же крепки и оказывают такое же сопротивление, как гранитные или кварцевые скалы. Полипы, эти крошечные существа, возводят ограды такой крепости, что волны не могут ни опрокинуть, ни разбить их. Правда, время от времени волны, беспрерывно разбиваясь о массы кораллов, там и сям отрывают от них отдельные куски и даже целые глыбы. Но эти разрушения ничтожны в сравнении с грандиозностью постройки этих крошечных архитекторов и каменщиков, день и ночь, из поколения в поколение, в течение тысячелетий работающих над возведением своих зданий.
— Какая грандиозная работа!..
— Да, именно грандиозная: ведь в Тихом океане насчитывается двести девяносто коралловых островов, занимающих площадь в сорок девять тысяч двести квадратных километров; а если, кроме того, сосчитать все островки, где может поместиться деревня или кокосовая роща, то их может оказаться тысячи и тысячи.
— А разве не все острова Тихого океана лежат на коралловом основании?
— Так думали раньше. Но то, что я тебе рассказал, разрушило эти предположения. Думали, что, начиная глубоко снизу, полипы мало-помалу выводили постройки над поверхностью вод. Только впоследствии стало известно, что полипы не могут жить на глубине больше сорока пяти метров и очень редко, при особых условиях, живут на глубине сто метров. Поэтому они сами начинают свою стройку на уже существующем основании.
— Значит, ни на чем не основаны предположения, что, продолжая свою работу под водой, полипы соединят воедино все острова Тихого океана?
— Ну, это только басня: полипы обосновываются только на отмелях, вершинах подводных скал и потухших вулканах.
Но довольно беседовать, Корнелиус. Как ни интересна эта тема, нужно все же воспользоваться царящим на острове спокойствием и хорошенько отдохнуть. А отдых мы вполне заслужили.
Глава двенадцатая. В проливе Торреса
Глава тринадцатая. Пираты Папуа
Пережитые события дня и несмолкающий рев бури не давали заснуть нашим путникам. Особенно юноши не могли успокоиться. Каждый раз, чуть только они засыпали, сильный порыв ветра или раскат грома пробуждал их. Они вскакивали и тревожно озирались, словно чувствовали себя еще в море во время бури, но снова укладывались после нескольких успокоительных слов капитана.
Отказавшись от мысли поспать в эту беспокойную ночь, Корнелиус подполз к капитану, которому также не удавалось заснуть, и улегся рядом с ним.
— Дядя, что было бы с нами, если бы мы не попали на этот остров? — заговорил Корнелиус.
— Да, это настоящее счастье, этот остров… Рано или поздно волны и ветер несомненно перевернули бы шлюпку и тогда…
— Что за странный остров. Я никогда не видел такого…
— А их не мало в Тихом океане, но по большей части они совершенно замкнуты, то есть не имеют канала, соединяющего лагуну с морем.
— Эта лагуна — настоящее море в кольце скал.
— Только не скал, а кораллов, — заметил капитан, — весь остров сооружен полипами.
— Коралловыми полипами?
— Да, главным образом, одним из их классов — мадрепорами, маленькими существами, которые живут в море и, как видишь, воздвигают такие грандиозные постройки.
— Дядя, я до сих пор не могу успокоиться и уснуть, да и ты, видно, тоже. Вместо того, чтобы томиться бессонницей, расскажи мне лучше о строителях этого острова.
— Ладно. Слушай. Мадрепоры — одна из разновидностей коралловых полипов. Их личинки некоторое время после своего образования плавают в воде, потом оседают на какой-нибудь подводной скале и с тех пор остаются на ней навсегда неподвижными. Когда они достигают известного роста, на всем их теле образуются почки — новые полипы; они неразрывно связаны с полипом-родоначальником и навсегда остаются на его теле, в свою очередь образуя новые почки.
Около них оседают другие личинки. Так образуется на скале целая колония молодых полипов. Вновь осевшие молодые личинки перерастают старые колонии, и те со временем отмирают, образуя первый слой кораллового рифа. В течение же своего существования они выделяют известь — строительный материал островов и рифов; а после их отмирания их твердые, как камень, скелеты из углекислой извести образуют слои, возвышающиеся один над другим, до тех пор, пока не достигнут поверхности вод. Таким образом остров, на котором мы спаслись от бури, и все ему подобные острова представляют не что иное, как кладбище мириадов коралловых полипов.
— А эти острова все имеют такую кольцеобразную форму?
— Нет, форма их зависит от формы тех скал, на которых полипы возводят свою постройку. Есть береговые коралловые рифы, представляющие собой коралловые отмели, непосредственно примыкающие к побережью. Здесь основанием для рифов служат ушедшие под воду части почвы.
В тех местах, где берег круто обрывается и уходит под воду, а вдоль берега, на некотором расстоянии от него, идет полоса подводных скал, полипы строят барьерные рифы. Так называются коралловые валы, которые тянутся вдоль берега иногда на сотни километров, как, например, Большой Барьерный риф, который идет вдоль северо-восточного берега Австралии на протяжении более тысячи двухсот километров.
Третий вид мадрепорных построек — атоллы. Они-то и имеют такую кольцеобразную форму, и вот почему. На дне Тихого океана находится множество потухших вулканов, опустившихся под воду в далекие геологические эпохи, предшествовавшие нашей. Верхушки некоторых из этих бездействующих вулканов лежат на небольшой глубине под водой. И вот коралловые полипы, проникнув однажды на эти верхушки и осев на них, начали возводить свою постройку и в течение многих и многих лет подняли ее до уровня приливных вод.
Над поверхностью вод возводить свою постройку полипы не могут: там нет «строительных материалов», которые в воде в изобилии наносит им течение.
Дальнейшая работа производится уже не полипами, а стихийно бурями. Бури набрасывают один на другой куски разломанных ими коралловых поясов, а поверх — обломки других пород, выступающих уже над уровнем вод. Ветер и воды заносят сюда семена, птицы свивают гнезда. Так образуется новый остров, иногда с пышной растительностью, травами, деревьями.
Ты знаешь, что кратеры вулканов по большей части круглы и пусты внутри. Полипы возводят свою постройку только по краям кратера и таким образом сохраняют в ней его круглую форму. Так произошли эти причудливые острова, которые называются атоллами, что на малайском языке означает «низко лежащие острова».
И канал, через который мы проникли в лагуну, отражает форму кратера. На краях некоторых кратеров имеются широкие и глубокие разрывы, идущие вертикально. Полипы не могут жить на большой глубине, не перенося слишком резкого давления и низкой температуры, и возводят свои постройки там, где им обеспечена возможность существования. Поэтому они обходят разрывы в кратерах, оставляя пустое место, которое и образует канал или пролив на некоторых атоллах. Понял?
— Да, дядя. А постройки полипов крепки?
— Они так же крепки и оказывают такое же сопротивление, как гранитные или кварцевые скалы. Полипы, эти крошечные существа, возводят ограды такой крепости, что волны не могут ни опрокинуть, ни разбить их. Правда, время от времени волны, беспрерывно разбиваясь о массы кораллов, там и сям отрывают от них отдельные куски и даже целые глыбы. Но эти разрушения ничтожны в сравнении с грандиозностью постройки этих крошечных архитекторов и каменщиков, день и ночь, из поколения в поколение, в течение тысячелетий работающих над возведением своих зданий.
— Какая грандиозная работа!..
— Да, именно грандиозная: ведь в Тихом океане насчитывается двести девяносто коралловых островов, занимающих площадь в сорок девять тысяч двести квадратных километров; а если, кроме того, сосчитать все островки, где может поместиться деревня или кокосовая роща, то их может оказаться тысячи и тысячи.
— А разве не все острова Тихого океана лежат на коралловом основании?
— Так думали раньше. Но то, что я тебе рассказал, разрушило эти предположения. Думали, что, начиная глубоко снизу, полипы мало-помалу выводили постройки над поверхностью вод. Только впоследствии стало известно, что полипы не могут жить на глубине больше сорока пяти метров и очень редко, при особых условиях, живут на глубине сто метров. Поэтому они сами начинают свою стройку на уже существующем основании.
— Значит, ни на чем не основаны предположения, что, продолжая свою работу под водой, полипы соединят воедино все острова Тихого океана?
— Ну, это только басня: полипы обосновываются только на отмелях, вершинах подводных скал и потухших вулканах.
Но довольно беседовать, Корнелиус. Как ни интересна эта тема, нужно все же воспользоваться царящим на острове спокойствием и хорошенько отдохнуть. А отдых мы вполне заслужили.
Глава двенадцатая. В проливе Торреса
Наши путешественники проснулись только к девяти часам утра, когда буря уже начала ослабевать.
Массы туч уходили к проливу Торреса и к Новой Гвинее. Над австралийским побережьем ярко светило солнце, и лучи его золотили еще носившиеся по заливу валы.
Среди росших в изобилии на острове кокосовых пальм летали стаи зеленых и красных попугаев: лори в ярком оперении, маленькие pardolatus — они пели, свистели, a berniclae — безобразные птицы с длинными и тонкими шеями, черными крыльями и растопыренными лапами — носились над водой и камнями в поисках маленьких рыбок и крабов.
— Дядя! — кричал Ханс, который только проснулся и тотчас же перебрался на берег. — Дядя, я приглашаю тебя завтракать.
— А что ты можешь предложить мне на завтрак? Не дичь ли какую-нибудь? Нет, не обманешь: кругом одни тощие птицы.
— Да нет, тут кокосовые пальмы; их орехи полны чудесным соком.
— От этого я не откажусь, — весело отозвался капитан. — Возьми топор, Ван-Горн, и пойдем достанем несколько орехов.
Все вышли на берег.
— Гм… — пробурчал старый моряк, — да их не так много тут осталось. Не австралийцы ли являлись сюда, чтобы нарвать орехов.
— Нет, это не австралийцы; я думаю, что эту операцию произвели крабы. Смотрите, вон там, — и капитан показал на одну из пальм, — я вижу пустой и наполовину сломанный орех, а на песке, если я только не ошибаюсь, следы этих прожорливых животных.
— Как, разве крабы едят кокосовые орехи? — удивленно спросил Ханс.
— О, это не те крабы, которых ты видел. Эти крабы — великаны, а клешни у них необычайной силы. Как только они завидят кокосовую пальму, они тотчас же влезают наверх, обрывают орехи и сбрасывают их вниз.
— Крабы-великаны, да еще лазающие на деревья — вот диковина! Сколько же времени им нужно, чтобы разбить такой орех? Ведь он так тверд, что и топором сразу не возьмешь.
— Крабы и не разбивают их. Они засовывают кончик своих клешней в маленькое отверстие, которое называется «глазом» плода, а затем, вращая орех, просверливают дыру, через которую и высасывают сок, не разбивая скорлупу.
— А эти крабы съедобны?
— Не только съедобны, но и очень вкусны. Я с удовольствием преподнес бы тебе одного такого краба. Посмотри хорошенько между ветвями деревьев: может быть, нам удастся найти его там.
— На дереве, дядя?
— Да, днем они любят спать на деревьях, зацепившись лапами за ветку.
Ханс принялся за поиски этих удивительных крабов, но безрезультатно. Зато он вознаградил себя находкой десятка кокосовых орехов, которые Ван-Горн тут же разбил топором.
К общему сожалению, орехи оказались не совсем спелыми; они дали только немного молока, очень нежного на вкус, и еще меньше сока, похожего на сливки.
Юноши не удовольствовались только орехами; они сбили несколько птиц. Мясо их, правда, несколько жесткое, составило все же прекрасный завтрак, которому путешественники воздали должное.
В полдень капитан подал знак к отплытию. Ураган уже давно стих, волнение на море улеглось, и теперь наши моряки могли без опаски пуститься снова в далекое плавание. К тому же неблагоразумно было надолго задерживаться на этом острове, совершенно лишенном пресной воды, да еще посреди залива, редко посещаемого кораблями.
Капитан хотел поскорее достичь Торресова пролива и пробраться оттуда в Молуккское море до того, как выйдут все припасы. Да и ураган мог снова захватить их, а ни у кого не было охоты подвергаться снова таким опасностям, как в предыдущую ночь.
Путешественники подняли парус, проскользнули через канал и, выйдя в море, взяли курс на северо-восток. Капитан хотел держаться как можно дальше от разбросанных по проливу групп маленьких островов, населенных еще совсем дикими племенами.
Ветер дул с юго-запада, подгоняя шлюпку к Торресову проливу. Она легко скользила по волнам, набирая все большую скорость.
Атолл и примыкавшие к нему коралловые косы остались далеко позади. Перед глазами капитана расстилалась морская ширь. Вокруг не было видно ни земли, ни парусов какого-нибудь корабля.
Ханс, свесившись с носа шлюпки, смотрел в прозрачные воды, удивляясь проплывавшим в глубине странного вида рыбам.
Чаще всего мимо проплывали стаи парусников, названных так благодаря их сильно развитым плавникам; они выставляют их на поверхность воды и, забирая ими ветер, движутся как будто при помощи парусов. Стаи плыли к северо-востоку. Изредка то та, то другая рыба выставляла из воды свой костистый рог, каждую минуту готовая пустить в ход это данное ей природой оружие. Этот рог сближает парусника с другой породой рыб — меч-рыбой, но разница между ними та, что у парусников рог округлен, а у меч-рыбы он плоский.
Несмотря на не очень большие размеры — редко они достигают и четырех метров, — парусники неумолимые враги больших рыб; они не боятся нападать на акул и кашалотов и наносят им часто смертельные удары. Иногда парусники нападают и на суда, принимая их за больших рыб.
Дальше шлюпке повстречались громадные мурены, плававшие почти на поверхности воды. А на самой поверхности, свешивая в воду свои длинные щупальца, покачивалось множество медуз, своеобразных моллюсков, похожих на вывернутый кошель; размеры некоторых из них доходили до размеров обыкновенного зонтика.
— Корнелиус, посмотри, какие громадные медузы, — позвал Ханс старшего брата.
Братья с интересом принялись рассматривать эти плавающие на поверхности океана зонтики.
— Есть медузы и побольше этих, — вмешался капитан. — А самое удивительное — это то, что они светятся так, будто внутри этого кошеля находится электрическая лампа.
— Они совершенно студенисты?
— Скорее — пузырчаты. В воде они раздуваются, расширяются, но только возьмешь их, в руке остается лишь что-то вроде бесцветной тряпки. Когда медуза в воде, ее вес можно определить в восемь—десять килограммов, а вытащенная из воды она тянет едва двадцатую долю. Какие они бывают громадные, можно судить по тому, что в Бомбее лет двадцать тому назад прибой выбросил на берег такую грандиозную медузу, что в течение нескольких ночей ее совсем увядшее тело освещало берег на далекое расстояние.
— Какие же у нее были щупальца?
— Говорят, они достигали двадцати метров.
Шлюпка продолжала плыть к выходу из залива. Но Ван-Горн, несмотря на то, что не отрывал взора от раскрывавшейся дали, нигде не мог заметить никакой земли.
Во время пересадки с затонувшей джонки никто не успел захватить никаких приборов, с помощью которых теперь можно было бы определить точно положение шлюпки и ее курс. Только маленькая буссоль, захваченная капитаном, убеждала его в том, что рано или поздно они выберутся из залива и попадут в Молуккское море.
День прошел без всяких происшествий. На горизонте ни разу не открылись ни мачты корабля, ни скалы берега.
С приходом ночи океан расцветился так же, как и в предыдущую ночь. Но на этот раз море было спокойно, ночная тьма не так густа, и зрелище фосфоресцирующего моря также изменилось. Вода за кормой переливалась тысячами огней, но уже не вставали такие величественные световые облака, как накануне.
Несмотря на то, что это зрелище не представляло уже новизны, Ханс и Корнелиус не могли оторвать от него глаз. То и дело они опускали руки в воду и любовались стекавшими с них брильянтовыми каплями.
В полночь свечение внезапно прекратилось. Поверхность моря потемнела, как будто ее покрыли смолой.
Около двух часов ночи капитан и малаец, успев уже отдохнуть, собирались сменить на вахте Ван-Горна и Корнелиуса. Внезапно, почти одновременно, все увидели вдалеке, на большом еще от них расстоянии, светящуюся точку почти у самой воды.
— Не огонь ли это фонаря? — спросил Ван-Горн.
— Не думаю. Он лежит слишком низко на воде, — ответил капитан, не спускавший глаз с этого огня.
— Может, это лодка дикарей?
— Нет, это огонек не с лодки, — скорее, с берега какого-нибудь островка. Присмотрись, дядя: он совершенно неподвижен, — сказал Ханс.
— Как вы думаете, капитан, мы вышли уже из залива?
— Возможно, что уже вышли. Мы уже тридцать шесть часов в пути и оставили за собой немало миль, особенно во время урагана.
— Тогда этот свет вполне может быть фонарем какого-нибудь корабля. В Торресовом проливе корабли не редки. Хоть пролив и очень опасен для плавания, но многих прельщает возможность не огибать все австралийское побережье и тем сократить себе путь.
— Да, это так, но я почти уверен, что это не корабль. А, смотри, немного северо-восточнее загорелся такой же огонек.
— Да это дикари! — воскликнул Ван-Горн.
— Неужто опять австралийцы? — подхватил Корнелиус.
— Нет, не австралийцы; у них нет лодок. Это лодки жителей одного из островов Торресова пролива. Туземные моряки — хорошие мореходы, и они пускаются в своих лодках далеко в открытое море, — ответил капитан.
— Без компаса?
— У них, конечно, нет никаких приборов, но они отлично находят направление, определяя его по звездам или руководствуясь инстинктом, а инстинкт ведет их так же хорошо, как перелетных птиц.
— Они совершенно дики?
— Не все, но есть среди них еще совсем дикие племена и даже людоеды. Я предпочел бы не встречаться с этими дикарями: они очень смелы и коварны.
— Так наше положение не очень-то улучшилось?
— Ну, смущаться пока нечего: у нас есть оружие, и в случае надобности мы сумеем защитить себя, — успокоил Корнелиуса капитан. — Иди отдохни и не бойся дикарей. Я не спущу глаз с этих огней.
Ван-Горн и юноша вытянулись на дне шлюпки, а капитан сел за руль, передав Лю-Хангу шкот.
Две яркие точки все еще мерцали на горизонте, уходя, как и шлюпка, на север.
Капитана охватывало все большее беспокойство; чем дальше, тем больше он убеждался в том, что огни принадлежат лодкам туземцев, встречи с которыми он так хотел избежать.
Он зорко следил за малейшим движением этих огней, боясь обнаружить, что расстояние между ними и шлюпкой уменьшается. На всякий случай, во избежание неожиданного абордажа, капитан велел Лю-Хангу держать наготове ружье. Но расстояние не только не уменьшалось, но даже одно время увеличилось: огни стали видны менее явственно.
Около трех часов утра один из огней потух, но другой, продолжавший гореть, стал приближаться к шлюпке.
— Ты ничего не слышишь? — спросил капитан Лю-Ханга.
— Нет. Но, по-моему, фонарь держится теперь прямо за нашей кормой.
— Так оно и есть. Ах, если бы не было так темно! Да нет, уж лучше темень: это не фонарь корабля, конечно.
Через час огонек, действительно изменивший направление своего движения, оказался как раз за кормой шлюпки, но он держался еще далеко, не менее чем в шести—семи милях от шлюпки.
Еще через час горизонт осветился первыми лучами солнца. В неясном утреннем свете на севере открылись далекие, очень высокие горы, а на западе показались островки и группы рифов.
Капитан вскочил на ноги.
— Торресов пролив! — вскричал он. — Ван-Горн, Ханс, Корнелиус, вставайте! Мы вышли из залива!
Массы туч уходили к проливу Торреса и к Новой Гвинее. Над австралийским побережьем ярко светило солнце, и лучи его золотили еще носившиеся по заливу валы.
Среди росших в изобилии на острове кокосовых пальм летали стаи зеленых и красных попугаев: лори в ярком оперении, маленькие pardolatus — они пели, свистели, a berniclae — безобразные птицы с длинными и тонкими шеями, черными крыльями и растопыренными лапами — носились над водой и камнями в поисках маленьких рыбок и крабов.
— Дядя! — кричал Ханс, который только проснулся и тотчас же перебрался на берег. — Дядя, я приглашаю тебя завтракать.
— А что ты можешь предложить мне на завтрак? Не дичь ли какую-нибудь? Нет, не обманешь: кругом одни тощие птицы.
— Да нет, тут кокосовые пальмы; их орехи полны чудесным соком.
— От этого я не откажусь, — весело отозвался капитан. — Возьми топор, Ван-Горн, и пойдем достанем несколько орехов.
Все вышли на берег.
— Гм… — пробурчал старый моряк, — да их не так много тут осталось. Не австралийцы ли являлись сюда, чтобы нарвать орехов.
— Нет, это не австралийцы; я думаю, что эту операцию произвели крабы. Смотрите, вон там, — и капитан показал на одну из пальм, — я вижу пустой и наполовину сломанный орех, а на песке, если я только не ошибаюсь, следы этих прожорливых животных.
— Как, разве крабы едят кокосовые орехи? — удивленно спросил Ханс.
— О, это не те крабы, которых ты видел. Эти крабы — великаны, а клешни у них необычайной силы. Как только они завидят кокосовую пальму, они тотчас же влезают наверх, обрывают орехи и сбрасывают их вниз.
— Крабы-великаны, да еще лазающие на деревья — вот диковина! Сколько же времени им нужно, чтобы разбить такой орех? Ведь он так тверд, что и топором сразу не возьмешь.
— Крабы и не разбивают их. Они засовывают кончик своих клешней в маленькое отверстие, которое называется «глазом» плода, а затем, вращая орех, просверливают дыру, через которую и высасывают сок, не разбивая скорлупу.
— А эти крабы съедобны?
— Не только съедобны, но и очень вкусны. Я с удовольствием преподнес бы тебе одного такого краба. Посмотри хорошенько между ветвями деревьев: может быть, нам удастся найти его там.
— На дереве, дядя?
— Да, днем они любят спать на деревьях, зацепившись лапами за ветку.
Ханс принялся за поиски этих удивительных крабов, но безрезультатно. Зато он вознаградил себя находкой десятка кокосовых орехов, которые Ван-Горн тут же разбил топором.
К общему сожалению, орехи оказались не совсем спелыми; они дали только немного молока, очень нежного на вкус, и еще меньше сока, похожего на сливки.
Юноши не удовольствовались только орехами; они сбили несколько птиц. Мясо их, правда, несколько жесткое, составило все же прекрасный завтрак, которому путешественники воздали должное.
В полдень капитан подал знак к отплытию. Ураган уже давно стих, волнение на море улеглось, и теперь наши моряки могли без опаски пуститься снова в далекое плавание. К тому же неблагоразумно было надолго задерживаться на этом острове, совершенно лишенном пресной воды, да еще посреди залива, редко посещаемого кораблями.
Капитан хотел поскорее достичь Торресова пролива и пробраться оттуда в Молуккское море до того, как выйдут все припасы. Да и ураган мог снова захватить их, а ни у кого не было охоты подвергаться снова таким опасностям, как в предыдущую ночь.
Путешественники подняли парус, проскользнули через канал и, выйдя в море, взяли курс на северо-восток. Капитан хотел держаться как можно дальше от разбросанных по проливу групп маленьких островов, населенных еще совсем дикими племенами.
Ветер дул с юго-запада, подгоняя шлюпку к Торресову проливу. Она легко скользила по волнам, набирая все большую скорость.
Атолл и примыкавшие к нему коралловые косы остались далеко позади. Перед глазами капитана расстилалась морская ширь. Вокруг не было видно ни земли, ни парусов какого-нибудь корабля.
Ханс, свесившись с носа шлюпки, смотрел в прозрачные воды, удивляясь проплывавшим в глубине странного вида рыбам.
Чаще всего мимо проплывали стаи парусников, названных так благодаря их сильно развитым плавникам; они выставляют их на поверхность воды и, забирая ими ветер, движутся как будто при помощи парусов. Стаи плыли к северо-востоку. Изредка то та, то другая рыба выставляла из воды свой костистый рог, каждую минуту готовая пустить в ход это данное ей природой оружие. Этот рог сближает парусника с другой породой рыб — меч-рыбой, но разница между ними та, что у парусников рог округлен, а у меч-рыбы он плоский.
Несмотря на не очень большие размеры — редко они достигают и четырех метров, — парусники неумолимые враги больших рыб; они не боятся нападать на акул и кашалотов и наносят им часто смертельные удары. Иногда парусники нападают и на суда, принимая их за больших рыб.
Дальше шлюпке повстречались громадные мурены, плававшие почти на поверхности воды. А на самой поверхности, свешивая в воду свои длинные щупальца, покачивалось множество медуз, своеобразных моллюсков, похожих на вывернутый кошель; размеры некоторых из них доходили до размеров обыкновенного зонтика.
— Корнелиус, посмотри, какие громадные медузы, — позвал Ханс старшего брата.
Братья с интересом принялись рассматривать эти плавающие на поверхности океана зонтики.
— Есть медузы и побольше этих, — вмешался капитан. — А самое удивительное — это то, что они светятся так, будто внутри этого кошеля находится электрическая лампа.
— Они совершенно студенисты?
— Скорее — пузырчаты. В воде они раздуваются, расширяются, но только возьмешь их, в руке остается лишь что-то вроде бесцветной тряпки. Когда медуза в воде, ее вес можно определить в восемь—десять килограммов, а вытащенная из воды она тянет едва двадцатую долю. Какие они бывают громадные, можно судить по тому, что в Бомбее лет двадцать тому назад прибой выбросил на берег такую грандиозную медузу, что в течение нескольких ночей ее совсем увядшее тело освещало берег на далекое расстояние.
— Какие же у нее были щупальца?
— Говорят, они достигали двадцати метров.
Шлюпка продолжала плыть к выходу из залива. Но Ван-Горн, несмотря на то, что не отрывал взора от раскрывавшейся дали, нигде не мог заметить никакой земли.
Во время пересадки с затонувшей джонки никто не успел захватить никаких приборов, с помощью которых теперь можно было бы определить точно положение шлюпки и ее курс. Только маленькая буссоль, захваченная капитаном, убеждала его в том, что рано или поздно они выберутся из залива и попадут в Молуккское море.
День прошел без всяких происшествий. На горизонте ни разу не открылись ни мачты корабля, ни скалы берега.
С приходом ночи океан расцветился так же, как и в предыдущую ночь. Но на этот раз море было спокойно, ночная тьма не так густа, и зрелище фосфоресцирующего моря также изменилось. Вода за кормой переливалась тысячами огней, но уже не вставали такие величественные световые облака, как накануне.
Несмотря на то, что это зрелище не представляло уже новизны, Ханс и Корнелиус не могли оторвать от него глаз. То и дело они опускали руки в воду и любовались стекавшими с них брильянтовыми каплями.
В полночь свечение внезапно прекратилось. Поверхность моря потемнела, как будто ее покрыли смолой.
Около двух часов ночи капитан и малаец, успев уже отдохнуть, собирались сменить на вахте Ван-Горна и Корнелиуса. Внезапно, почти одновременно, все увидели вдалеке, на большом еще от них расстоянии, светящуюся точку почти у самой воды.
— Не огонь ли это фонаря? — спросил Ван-Горн.
— Не думаю. Он лежит слишком низко на воде, — ответил капитан, не спускавший глаз с этого огня.
— Может, это лодка дикарей?
— Нет, это огонек не с лодки, — скорее, с берега какого-нибудь островка. Присмотрись, дядя: он совершенно неподвижен, — сказал Ханс.
— Как вы думаете, капитан, мы вышли уже из залива?
— Возможно, что уже вышли. Мы уже тридцать шесть часов в пути и оставили за собой немало миль, особенно во время урагана.
— Тогда этот свет вполне может быть фонарем какого-нибудь корабля. В Торресовом проливе корабли не редки. Хоть пролив и очень опасен для плавания, но многих прельщает возможность не огибать все австралийское побережье и тем сократить себе путь.
— Да, это так, но я почти уверен, что это не корабль. А, смотри, немного северо-восточнее загорелся такой же огонек.
— Да это дикари! — воскликнул Ван-Горн.
— Неужто опять австралийцы? — подхватил Корнелиус.
— Нет, не австралийцы; у них нет лодок. Это лодки жителей одного из островов Торресова пролива. Туземные моряки — хорошие мореходы, и они пускаются в своих лодках далеко в открытое море, — ответил капитан.
— Без компаса?
— У них, конечно, нет никаких приборов, но они отлично находят направление, определяя его по звездам или руководствуясь инстинктом, а инстинкт ведет их так же хорошо, как перелетных птиц.
— Они совершенно дики?
— Не все, но есть среди них еще совсем дикие племена и даже людоеды. Я предпочел бы не встречаться с этими дикарями: они очень смелы и коварны.
— Так наше положение не очень-то улучшилось?
— Ну, смущаться пока нечего: у нас есть оружие, и в случае надобности мы сумеем защитить себя, — успокоил Корнелиуса капитан. — Иди отдохни и не бойся дикарей. Я не спущу глаз с этих огней.
Ван-Горн и юноша вытянулись на дне шлюпки, а капитан сел за руль, передав Лю-Хангу шкот.
Две яркие точки все еще мерцали на горизонте, уходя, как и шлюпка, на север.
Капитана охватывало все большее беспокойство; чем дальше, тем больше он убеждался в том, что огни принадлежат лодкам туземцев, встречи с которыми он так хотел избежать.
Он зорко следил за малейшим движением этих огней, боясь обнаружить, что расстояние между ними и шлюпкой уменьшается. На всякий случай, во избежание неожиданного абордажа, капитан велел Лю-Хангу держать наготове ружье. Но расстояние не только не уменьшалось, но даже одно время увеличилось: огни стали видны менее явственно.
Около трех часов утра один из огней потух, но другой, продолжавший гореть, стал приближаться к шлюпке.
— Ты ничего не слышишь? — спросил капитан Лю-Ханга.
— Нет. Но, по-моему, фонарь держится теперь прямо за нашей кормой.
— Так оно и есть. Ах, если бы не было так темно! Да нет, уж лучше темень: это не фонарь корабля, конечно.
Через час огонек, действительно изменивший направление своего движения, оказался как раз за кормой шлюпки, но он держался еще далеко, не менее чем в шести—семи милях от шлюпки.
Еще через час горизонт осветился первыми лучами солнца. В неясном утреннем свете на севере открылись далекие, очень высокие горы, а на западе показались островки и группы рифов.
Капитан вскочил на ноги.
— Торресов пролив! — вскричал он. — Ван-Горн, Ханс, Корнелиус, вставайте! Мы вышли из залива!
Глава тринадцатая. Пираты Папуа
Широкий Торресов пролив, отделяющий северное побережье австралийского материка — землю Арнема — от Новой Гвинеи, или Папуа, представляет собой один из самых опасных морских путей, какие только существуют.
Он был открыт испанцами Ортисом Ретесом и Бернардо де ла Торресом в 1545 году, но с тех пор в течение многих десятилетий был совершенно забыт, так как плавание в нем представляет большие трудности.4 Даже в настоящее время, несмотря на составленные английским адмиралтейством точнейшие карты, пролив по-прежнему мало посещается судами.
Ширина его всего около ста семидесяти километров, но как трудно его переплыть! Прежде всего, по всему проливу тянутся бесконечной лентой водяные ямы, к тому же постоянно перемещаемые течением; затем также по всему проливу, разбросав настоящий подводный лес коралловых рифов, непрерывно расширяемых полипами, следует нескончаемое количество островов и островков, хотя и хорошо видных, но крайне затрудняющих плавание судов и парусных, и паровых.
Коралловые острова и рифы настолько густо покрывают Торресов пролив, что долгое время, уже много десятилетий после плавания Торреса, европейские мореплаватели сомневались в существовании морского прохода между Австралией и Новой Гвинеей. Морские карты до вторичного открытия пролива Куком в 1770 г. изображали Австралию и Новую Гвинею как одну непрерывную землю.
Трудность плавания в Торресовом проливе была не единственной причиной забвения открытия Торреса. Об этом позаботилось главным образом испанское правительство: открытие пролива считалось государственной тайной, и оно было так тщательно погребено в Манильских архивах, что сами испанцы вскоре забыли о нем. Только в 1770 году капитан Кук переплыл пролив и тем положил предел сомнениям в существовании прохода между Австралией и Новой Гвинеей. А за несколько лет до этого из Манильских архивов было наконец извлечено донесение Торреса, в течение ста пятидесяти лет так ревниво охраняемое Испанией. С тех пор пролив носит имя первого мореплавателя, открывшего его.
Острова Торресова пролива невелики, но очень густо населены. Жители их принадлежат к расе, образовавшейся от скрещения папуасов и полинезийцев. Они по большей части высоки ростом и хорошо сложены; лоб у них широк, черты лица довольно правильны, волосы курчавы и обычно выкрашены в красный цвет. Они очень любят украшения: браслеты, ожерелья, серьги.
Племена эти крайне воинственны и очень недоброжелательно относятся к чужеземцам. Моряки, которые имели несчастье быть выброшенными на берега одного из этих островов, не только не нашли здесь убежища, но и встретили враждебное отношение со стороны населения.
В отличие от дикарей земли Арнема у этих племен есть большие лодки — до восьми метров в длину, хорошо оснащенные; паруса их сделаны из переплетения листьев и волокон деревьев. На этих лодках они плавают по проливу, воюя с племенами, живущими на берегах Австралии и Новой Гвинеи.
Как только Ван-Горн, Ханс и Корнелиус услышали возглас капитана: «Торресов пролив!», они разом вскочили на ноги.
— Как, — воскликнул Корнелиус, — мы вышли из залива? Значит, мы поплыли со скоростью большого парусника. А где же австралийский берег?
— Посмотри туда: направо от нас какие-то туманные громады. Это и есть земля Арнема, — ответил капитан.
— А что за горы прямо против нас?
— Это — горы Новой Гвинеи. Горы, которые ты видишь, образуют очень высокий горный хребет в глубине острова. Некоторые из его вершин достигают, говорят, трех тысяч метров, и большую часть года на них лежит снег.
— Мы далеко от Новой Гвинеи?
— Милях в сорока, я думаю.
— Ты собираешься пристать к острову?
— Нет, к южному побережью острова нет нужды приставать. Оно мало исследовано, а среди его жителей немало пиратов. Искать встречи с ними, вы сами понимаете, не очень-то благоразумно. Я предпочитаю пробраться к островам Ару у самого входа в Молуккское море. Там, я надеюсь, нам удастся встретить голландские суда с ловцами трепанга.
— Эй, капитан, — прервал разговор Ван-Горн, — вы тут беседуете и не замечаете, что нас преследуют две хищные птицы.
— Нас преследуют? — встревожился капитан.
— Если мы сейчас же не найдем, где бы нам укрыться, мирные беседы сменятся ружейной пальбой. Разве вы не видите на горизонте две маневрирующие лодки? Их движение очень подозрительно.
Капитан обернулся в ту сторону, куда указывал Ван-Горн. Жест гнева невольно вырвался у него.
— А, — воскликнул он, — так вот что означают вчерашние ночные огни! Ты прав, старина: это — в самом деле хищные птицы. Они могут быть очень опасны.
В пяти или шести милях к югу действительно показались не хищные птицы в буквальном смысле этого слова, но две большие лодки, плывшие в том же направлении, что и шлюпка. В них не трудно было узнать лодки островитян, которые нельзя не отличить от европейских судов.
Капитан схватил подзорную трубу и принялся разглядывать подозрительные лодка Теперь он убедился в том, что это были пироги островитян, в них находилось человек пятьдесят чернокожих дикарей.
— Если я не ошибаюсь, это — папуасы. Скверная встреча, дети мои.
— И, наверное, пираты, — прибавил Ван-Горн.
— Без сомнения. Ты видишь, они плывут прямо на нас.
— Их не менее пятидесяти человек, — добавил Корнелиус, взявший у капитана подзорную трубу. — Дядя, у папуасов есть ружья?
— Нет, — ответил Ван-Сталь. — Но они вооружены стрелами, отравленными соком упаса, копьями и родом сабель, очень тяжелых, которые туземцы называют парангами; одним ударом ими можно снести голову с плеч.
— Да, с ними шутки плохи…
— Поэтому-то и нужно избежать встреч с ними и попробовать улизнуть.
— Но куда бежать? — задумчиво сказал Ван-Горн. — С их громадными парусами они очень скоро догонят нас.
— Попробуем выброситься на берег, — предложил капитан.
— На берег какого-нибудь острова в проливе?
— Ну нет, там мы можем встретить дикарей еще опаснее этих.
— Тогда на берег Новой Гвинеи?
— Да, Горн. И давай не терять времени. Лодки развили такую скорость, что через час—два они, наверно, нагонят нас.
— Как же нам ускорить ход шлюпки?
— Надо добавить парусов. Установи один шест на корме, другой — на носу и натяни между ними полотно и одно из одеял. Так и мы наберем большую скорость. Ну, живее, ребята.
Все дружно взялись за работу, и вскоре два новых паруса, надувшись под свежим ветром, бросили шлюпку далеко вперед. К счастью, ветер дул с юга, и при попутном ветре лодка быстро понеслась, разрезая воды Торресова пролива.
Пираты, очевидно, скоро обнаружили, что шлюпка уходит от них, увеличивая свою скорость До голландцев издалека донеслись злобные крики, и почти одновременно треугольные паруса на обеих пирогах развернулись еще шире, а гребцы спустили в воду весла.
Он был открыт испанцами Ортисом Ретесом и Бернардо де ла Торресом в 1545 году, но с тех пор в течение многих десятилетий был совершенно забыт, так как плавание в нем представляет большие трудности.4 Даже в настоящее время, несмотря на составленные английским адмиралтейством точнейшие карты, пролив по-прежнему мало посещается судами.
Ширина его всего около ста семидесяти километров, но как трудно его переплыть! Прежде всего, по всему проливу тянутся бесконечной лентой водяные ямы, к тому же постоянно перемещаемые течением; затем также по всему проливу, разбросав настоящий подводный лес коралловых рифов, непрерывно расширяемых полипами, следует нескончаемое количество островов и островков, хотя и хорошо видных, но крайне затрудняющих плавание судов и парусных, и паровых.
Коралловые острова и рифы настолько густо покрывают Торресов пролив, что долгое время, уже много десятилетий после плавания Торреса, европейские мореплаватели сомневались в существовании морского прохода между Австралией и Новой Гвинеей. Морские карты до вторичного открытия пролива Куком в 1770 г. изображали Австралию и Новую Гвинею как одну непрерывную землю.
Трудность плавания в Торресовом проливе была не единственной причиной забвения открытия Торреса. Об этом позаботилось главным образом испанское правительство: открытие пролива считалось государственной тайной, и оно было так тщательно погребено в Манильских архивах, что сами испанцы вскоре забыли о нем. Только в 1770 году капитан Кук переплыл пролив и тем положил предел сомнениям в существовании прохода между Австралией и Новой Гвинеей. А за несколько лет до этого из Манильских архивов было наконец извлечено донесение Торреса, в течение ста пятидесяти лет так ревниво охраняемое Испанией. С тех пор пролив носит имя первого мореплавателя, открывшего его.
Острова Торресова пролива невелики, но очень густо населены. Жители их принадлежат к расе, образовавшейся от скрещения папуасов и полинезийцев. Они по большей части высоки ростом и хорошо сложены; лоб у них широк, черты лица довольно правильны, волосы курчавы и обычно выкрашены в красный цвет. Они очень любят украшения: браслеты, ожерелья, серьги.
Племена эти крайне воинственны и очень недоброжелательно относятся к чужеземцам. Моряки, которые имели несчастье быть выброшенными на берега одного из этих островов, не только не нашли здесь убежища, но и встретили враждебное отношение со стороны населения.
В отличие от дикарей земли Арнема у этих племен есть большие лодки — до восьми метров в длину, хорошо оснащенные; паруса их сделаны из переплетения листьев и волокон деревьев. На этих лодках они плавают по проливу, воюя с племенами, живущими на берегах Австралии и Новой Гвинеи.
Как только Ван-Горн, Ханс и Корнелиус услышали возглас капитана: «Торресов пролив!», они разом вскочили на ноги.
— Как, — воскликнул Корнелиус, — мы вышли из залива? Значит, мы поплыли со скоростью большого парусника. А где же австралийский берег?
— Посмотри туда: направо от нас какие-то туманные громады. Это и есть земля Арнема, — ответил капитан.
— А что за горы прямо против нас?
— Это — горы Новой Гвинеи. Горы, которые ты видишь, образуют очень высокий горный хребет в глубине острова. Некоторые из его вершин достигают, говорят, трех тысяч метров, и большую часть года на них лежит снег.
— Мы далеко от Новой Гвинеи?
— Милях в сорока, я думаю.
— Ты собираешься пристать к острову?
— Нет, к южному побережью острова нет нужды приставать. Оно мало исследовано, а среди его жителей немало пиратов. Искать встречи с ними, вы сами понимаете, не очень-то благоразумно. Я предпочитаю пробраться к островам Ару у самого входа в Молуккское море. Там, я надеюсь, нам удастся встретить голландские суда с ловцами трепанга.
— Эй, капитан, — прервал разговор Ван-Горн, — вы тут беседуете и не замечаете, что нас преследуют две хищные птицы.
— Нас преследуют? — встревожился капитан.
— Если мы сейчас же не найдем, где бы нам укрыться, мирные беседы сменятся ружейной пальбой. Разве вы не видите на горизонте две маневрирующие лодки? Их движение очень подозрительно.
Капитан обернулся в ту сторону, куда указывал Ван-Горн. Жест гнева невольно вырвался у него.
— А, — воскликнул он, — так вот что означают вчерашние ночные огни! Ты прав, старина: это — в самом деле хищные птицы. Они могут быть очень опасны.
В пяти или шести милях к югу действительно показались не хищные птицы в буквальном смысле этого слова, но две большие лодки, плывшие в том же направлении, что и шлюпка. В них не трудно было узнать лодки островитян, которые нельзя не отличить от европейских судов.
Капитан схватил подзорную трубу и принялся разглядывать подозрительные лодка Теперь он убедился в том, что это были пироги островитян, в них находилось человек пятьдесят чернокожих дикарей.
— Если я не ошибаюсь, это — папуасы. Скверная встреча, дети мои.
— И, наверное, пираты, — прибавил Ван-Горн.
— Без сомнения. Ты видишь, они плывут прямо на нас.
— Их не менее пятидесяти человек, — добавил Корнелиус, взявший у капитана подзорную трубу. — Дядя, у папуасов есть ружья?
— Нет, — ответил Ван-Сталь. — Но они вооружены стрелами, отравленными соком упаса, копьями и родом сабель, очень тяжелых, которые туземцы называют парангами; одним ударом ими можно снести голову с плеч.
— Да, с ними шутки плохи…
— Поэтому-то и нужно избежать встреч с ними и попробовать улизнуть.
— Но куда бежать? — задумчиво сказал Ван-Горн. — С их громадными парусами они очень скоро догонят нас.
— Попробуем выброситься на берег, — предложил капитан.
— На берег какого-нибудь острова в проливе?
— Ну нет, там мы можем встретить дикарей еще опаснее этих.
— Тогда на берег Новой Гвинеи?
— Да, Горн. И давай не терять времени. Лодки развили такую скорость, что через час—два они, наверно, нагонят нас.
— Как же нам ускорить ход шлюпки?
— Надо добавить парусов. Установи один шест на корме, другой — на носу и натяни между ними полотно и одно из одеял. Так и мы наберем большую скорость. Ну, живее, ребята.
Все дружно взялись за работу, и вскоре два новых паруса, надувшись под свежим ветром, бросили шлюпку далеко вперед. К счастью, ветер дул с юга, и при попутном ветре лодка быстро понеслась, разрезая воды Торресова пролива.
Пираты, очевидно, скоро обнаружили, что шлюпка уходит от них, увеличивая свою скорость До голландцев издалека донеслись злобные крики, и почти одновременно треугольные паруса на обеих пирогах развернулись еще шире, а гребцы спустили в воду весла.