— И эти животные водятся тут на острове?
— Я видел их в окрестностях Дорея и в заливе; они и здесь должны быть.
— Ш-ш…
— Еще один?
— На этот раз вряд ли летающая обезьяна…
Ван-Горн и Корнелиус застыли на месте. С верховья реки донесся шум, как будто от падения каких-то тел в воду. Но тьма была так непроницаема, что и в десяти шагах едва можно было что-нибудь различить
— Ты слышал? — спросил Корнелиус.
— Да, — ответил Ван-Горн. На этот раз в его голосе чувствовалось беспокойство.
— Кто-то прыгнул с берега в воду.
— Боюсь, что так.
— Может, пираты?
— Пираты не проберутся сюда.
— Они могли высадиться и отправиться пешком вдоль берега, с расчетом напасть на нас с двух сторон.
Ван-Горн ничего не сказал, но отрицательно мотнул головой.
— Что нам делать?
— Только по-прежнему внимательно следить за обоими берегами. Если это человек, то ему придется перейти отмель, чтобы добраться до нас.
— Верно. — Слышишь, опять этот плеск.
— И третий поодаль…
— Не окружают ли они нас? — в голосе Корнелиуса послышалась дрожь.
— О, посмотри туда, — указал Ван-Горн на левый берег реки.
Только тогда Корнелиус заметил на поверхности воды продолговатые темные массы, которые медленно продвигались к отмели, взбаламучивая вокруг себя воду.
— Что это, лодки?
— Нет, крокодилы…
— Так здесь водятся и крокодилы?
— Да, во всех реках острова.
— Они нападут на нас? — волновался Корнелиус. — Как хорошо, что мы, по крайней мере, в шлюпке.
— В шлюпке-то в шлюпке, но мы так завязли в песке, что не сможем скоро выбраться на берег. Если крокодилы подплывут сюда, они и в шлюпку могут забраться, и сломать ее ударами хвоста им не так трудно.
— Разбудить дядю, Горн?
— Разбуди всех. Мне думается, что нам предстоят довольно неприятные минуты.
Капитан, Ханс и Лю-Ханг тотчас вскочили, лишь только Корнелиус, растолкав их, шепнул:
— Вставайте! Крокодилы!..
Капитан, осмотревшись и увидев, откуда движутся крокодилы, сейчас же понял, какая угрожала опасность.
— Дело может принять серьезный оборот, — сказал он. — Крокодилы на Новой Гвинее очень хищны и не боятся людей. Что, прилив начался?
— Вода как будто начинает подниматься.
— Пока прилив не поставит нас на воду, придется защищаться.
— Но как же нам защищаться? Стрелять — дикари, пираты ли, другие ли услышат выстрелы и двинутся против нас.
— Так-то оно так, но не отдавать же нам себя на съедение крокодилам, боясь привлечь новых врагов. Как только прилив снимет нас с мели, мы доплывем до берега и уйдем в лес. А пока нужно отразить нападение. Но смотрите, стреляйте прямо в пасть: туловище крокодилов покрыто такой крепкой чешуей, что пули только отскакивают от нее.
Крокодилы приближались. Теперь было видно, что их не два и не три, а целая стая: двадцать, тридцать, может быть, и больше.
Как могли они собраться в таком количестве, когда днем на всей реке не было видно ни одного? Приплыли ли они из какого-нибудь озера или болота, с верховьев реки? Этого никто не мог объяснить, но перед злосчастными моряками теперь вставала новая грозная опасность.
Крокодилы, почувствовав добычу, со всех сторон приближались к шлюпке и уже окружили отмель.
При слабом свете звезд можно было увидеть, как они раскрывали громадные челюсти с длинными зубами и смыкали их со звуком, подобным тому, какой производит, падая, крышка сундука.
Их хвосты яростно били по воде, разлетавшейся брызгами во все стороны, а чешуйки позванивали так, будто кто-то переворачивал мешок с серебром.
Крокодилы приблизились вплотную к отмели, остановились и приподнялись на лапах, вытянувшись вперед, словно рассматривали, что за добыча приготовлена им. Потом один из крокодилов — должно быть, самый крупный, в нем было по крайней мере восемь или девять метров, — одним прыжком вскочил на отмель и двинулся прямо к шлюпке.
— Как он отвратителен! — проговорил Ханс, дрожа.
— Смелей, ребята! — крикнул Ван-Сталь, который и на этот раз не потерял присутствия духа. — Этот — мой!
Крокодил был уже в нескольких шагах от шлюпки. Ван-Сталь вскинул ружье, прицелился и выстрелил прямо в разверстую пасть чудовища.
Крокодил был убит наповал: пуля, пройдя через горло, проникла глубоко в его тело. Крокодил резко вытянулся, как конь, становящийся на дыбы, ударил хвостом по песку и упал, судорожно корчась. Но остальные животные ничуть не были испуганы выстрелом, хотя он и был им непривычен — папуасы не имеют ведь огнестрельного оружия, а европейцы бывают здесь так редко. Почти одновременно вся стая вскочила на отмель и бросилась к шлюпке.
— Стреляй! — скомандовал капитан, заряжая свое ружье. Натиск был ужасен. Исполинские пресмыкающиеся, готовые проглотить не только людей, но, казалось, и саму шлюпку, быстро надвигались, давя и тесня друг друга, чтобы первыми придти к добыче. Их теплое, зловонное дыхание уже доносилось до осажденных. Но и те не оставались в бездействии, хотя возникшая перед ними смертельная опасность сперва сильно смутила их.
Моряки безостановочно стреляли, заряжали и снова стреляли в выраставшую перед ними стену чудовищ с разверстыми пастями. Не успевал какой-нибудь крокодил подойти слишком близко к шлюпке, убитый, он с грохотом падал в воду.
Крокодилы не останавливались, они подходили все ближе и ближе. Капитан, а за ним и другие схватили топоры, гарпуны и ждали крокодилов. Они встретили их ударами топоров и гарпунов; действуя ими с необыкновенной легкостью, они крушили все вокруг себя, проламывали черепа, разбивали челюсти, разрывали пасти отвратительных животных.
К счастью, борта шлюпки были так высоки, что крокодилы не могли преодолеть их и забраться в саму шлюпку, а все их усилия разбить или перевернуть ее оказались бесплодными.
Осажденным способствовало еще и то, что крокодилы, выбравшись из воды, становятся грузными и неповоротливыми.
Натиск ослабевал. Теперь капитан и Ван-Горн, стоя перед шлюпкой с топорами в руках встречали тяжелыми ударами последних смельчаков, осмеливавшихся подбираться вплотную к шлюпке, а Корнелиус, Ханс и Лю-Ханг посылали пулю за пулей в разинутые пасти.
Это отчаянное сопротивление, грохот выстрелов и вспышки пороха сломили наконец упорство хищных животных. Они отступили, но только до края отмели: от лакомой добычи они все же, по-видимому, не отказывались.
Ван-Горн и Ван-Сталь бросили топоры и снова схватились за ружья. Ободренные удачным отражением первого натиска, они еще энергичнее отстреливались.
— Держись крепче! — кричал капитан. — Еще десять минут, и шлюпку поднимет прилив. Пусть эти чертовы крокодилы приблизятся тогда к нам…
— Да, вода быстро поднимается, — подхватил Корнелиус.
— Дядя, дядя! — закричал Ханс. — Смотри, еще один идет на нас. Крокодилы не хотят уходить!
— Дарю его тебе, мой мальчик. Не промахнись только, — ответил ему капитан.
Два выстрела раздались почти одновременно. Крокодил отступил на шаг и, оказавшись на самом краю отмели, скатился в реку; течение подхватило и унесло недвижимое тело чудовища.
Остальные крокодилы пребывали, казалось, в нерешительности. Они двинулись было вперед, но еще раз отступили, и только для того, чтобы снова пойти на шлюпку.
С новой силой они обрушились на наших героев, так отчаянно защищавшихся. Теперь крокодилы совсем рассвирепели. Челюсти их еще более зловеще стучали, а их хвосты все яростнее били по воде. На этот раз натиск был особенно жесток.
Может быть эта атака и оказалась бы роковой для наших героев, но в тот момент, когда крокодилы были у самой шлюпки, Корнелиус закричал:
— Мы плывем!
Действительно, шлюпка, до сих пор покачивавшаяся под ударами зыби, внезапно оказалась поднятой на воду.
— Вперед! — вскричал капитан. — Горн, Ханс, Лю-Ханг, садись на весла!
Все трое тотчас схватили весла и первыми же сильными ударами окончательно сдвинули лодку с мели и направили ее к левому берегу реки. А капитан и Корнелиус, стоя на корме, не спускали глаз с крокодилов, двинувшихся за лодкой вплавь. И тут пуля не миновала тех, кто слишком приближался к шлюпке.
Крокодилы отстали. Шлюпка подошла к берегу и стала пробираться сквозь заросли водяных растений.
Тут только все пятеро свободно вздохнули: опасность была позади.
Но не успели они отдохнуть, как снизу реки послышались голоса и удары весел о воду.
— Кто там плывет? — беспокойно спросил капитан. — Горн, посмотри, да осторожнее.
— Пираты! — послышался сдавленный шепот Ван-Горна из зарослей. — Они услышали выстрелы и вот они тут как тут.
Капитан замер, прислушиваясь к отдаленным голосам.
— Да, это они. Они поднимаются по реке.
— Как же это им удалось пройти мели с их тяжелой пирогой? — с недоумением спросил Ханс.
— Они разделили ее надвое, сняли мостки и снасти. Скорее прячьте шлюпку, набросайте на нее зелени, и бежим в лес, — прошептал ему в ответ Ван-Горн.
Глава шестнадцатая. Дом в воздухе
Глава семнадцатая. Между огнем и стрелами
— Я видел их в окрестностях Дорея и в заливе; они и здесь должны быть.
— Ш-ш…
— Еще один?
— На этот раз вряд ли летающая обезьяна…
Ван-Горн и Корнелиус застыли на месте. С верховья реки донесся шум, как будто от падения каких-то тел в воду. Но тьма была так непроницаема, что и в десяти шагах едва можно было что-нибудь различить
— Ты слышал? — спросил Корнелиус.
— Да, — ответил Ван-Горн. На этот раз в его голосе чувствовалось беспокойство.
— Кто-то прыгнул с берега в воду.
— Боюсь, что так.
— Может, пираты?
— Пираты не проберутся сюда.
— Они могли высадиться и отправиться пешком вдоль берега, с расчетом напасть на нас с двух сторон.
Ван-Горн ничего не сказал, но отрицательно мотнул головой.
— Что нам делать?
— Только по-прежнему внимательно следить за обоими берегами. Если это человек, то ему придется перейти отмель, чтобы добраться до нас.
— Верно. — Слышишь, опять этот плеск.
— И третий поодаль…
— Не окружают ли они нас? — в голосе Корнелиуса послышалась дрожь.
— О, посмотри туда, — указал Ван-Горн на левый берег реки.
Только тогда Корнелиус заметил на поверхности воды продолговатые темные массы, которые медленно продвигались к отмели, взбаламучивая вокруг себя воду.
— Что это, лодки?
— Нет, крокодилы…
— Так здесь водятся и крокодилы?
— Да, во всех реках острова.
— Они нападут на нас? — волновался Корнелиус. — Как хорошо, что мы, по крайней мере, в шлюпке.
— В шлюпке-то в шлюпке, но мы так завязли в песке, что не сможем скоро выбраться на берег. Если крокодилы подплывут сюда, они и в шлюпку могут забраться, и сломать ее ударами хвоста им не так трудно.
— Разбудить дядю, Горн?
— Разбуди всех. Мне думается, что нам предстоят довольно неприятные минуты.
Капитан, Ханс и Лю-Ханг тотчас вскочили, лишь только Корнелиус, растолкав их, шепнул:
— Вставайте! Крокодилы!..
Капитан, осмотревшись и увидев, откуда движутся крокодилы, сейчас же понял, какая угрожала опасность.
— Дело может принять серьезный оборот, — сказал он. — Крокодилы на Новой Гвинее очень хищны и не боятся людей. Что, прилив начался?
— Вода как будто начинает подниматься.
— Пока прилив не поставит нас на воду, придется защищаться.
— Но как же нам защищаться? Стрелять — дикари, пираты ли, другие ли услышат выстрелы и двинутся против нас.
— Так-то оно так, но не отдавать же нам себя на съедение крокодилам, боясь привлечь новых врагов. Как только прилив снимет нас с мели, мы доплывем до берега и уйдем в лес. А пока нужно отразить нападение. Но смотрите, стреляйте прямо в пасть: туловище крокодилов покрыто такой крепкой чешуей, что пули только отскакивают от нее.
Крокодилы приближались. Теперь было видно, что их не два и не три, а целая стая: двадцать, тридцать, может быть, и больше.
Как могли они собраться в таком количестве, когда днем на всей реке не было видно ни одного? Приплыли ли они из какого-нибудь озера или болота, с верховьев реки? Этого никто не мог объяснить, но перед злосчастными моряками теперь вставала новая грозная опасность.
Крокодилы, почувствовав добычу, со всех сторон приближались к шлюпке и уже окружили отмель.
При слабом свете звезд можно было увидеть, как они раскрывали громадные челюсти с длинными зубами и смыкали их со звуком, подобным тому, какой производит, падая, крышка сундука.
Их хвосты яростно били по воде, разлетавшейся брызгами во все стороны, а чешуйки позванивали так, будто кто-то переворачивал мешок с серебром.
Крокодилы приблизились вплотную к отмели, остановились и приподнялись на лапах, вытянувшись вперед, словно рассматривали, что за добыча приготовлена им. Потом один из крокодилов — должно быть, самый крупный, в нем было по крайней мере восемь или девять метров, — одним прыжком вскочил на отмель и двинулся прямо к шлюпке.
— Как он отвратителен! — проговорил Ханс, дрожа.
— Смелей, ребята! — крикнул Ван-Сталь, который и на этот раз не потерял присутствия духа. — Этот — мой!
Крокодил был уже в нескольких шагах от шлюпки. Ван-Сталь вскинул ружье, прицелился и выстрелил прямо в разверстую пасть чудовища.
Крокодил был убит наповал: пуля, пройдя через горло, проникла глубоко в его тело. Крокодил резко вытянулся, как конь, становящийся на дыбы, ударил хвостом по песку и упал, судорожно корчась. Но остальные животные ничуть не были испуганы выстрелом, хотя он и был им непривычен — папуасы не имеют ведь огнестрельного оружия, а европейцы бывают здесь так редко. Почти одновременно вся стая вскочила на отмель и бросилась к шлюпке.
— Стреляй! — скомандовал капитан, заряжая свое ружье. Натиск был ужасен. Исполинские пресмыкающиеся, готовые проглотить не только людей, но, казалось, и саму шлюпку, быстро надвигались, давя и тесня друг друга, чтобы первыми придти к добыче. Их теплое, зловонное дыхание уже доносилось до осажденных. Но и те не оставались в бездействии, хотя возникшая перед ними смертельная опасность сперва сильно смутила их.
Моряки безостановочно стреляли, заряжали и снова стреляли в выраставшую перед ними стену чудовищ с разверстыми пастями. Не успевал какой-нибудь крокодил подойти слишком близко к шлюпке, убитый, он с грохотом падал в воду.
Крокодилы не останавливались, они подходили все ближе и ближе. Капитан, а за ним и другие схватили топоры, гарпуны и ждали крокодилов. Они встретили их ударами топоров и гарпунов; действуя ими с необыкновенной легкостью, они крушили все вокруг себя, проламывали черепа, разбивали челюсти, разрывали пасти отвратительных животных.
К счастью, борта шлюпки были так высоки, что крокодилы не могли преодолеть их и забраться в саму шлюпку, а все их усилия разбить или перевернуть ее оказались бесплодными.
Осажденным способствовало еще и то, что крокодилы, выбравшись из воды, становятся грузными и неповоротливыми.
Натиск ослабевал. Теперь капитан и Ван-Горн, стоя перед шлюпкой с топорами в руках встречали тяжелыми ударами последних смельчаков, осмеливавшихся подбираться вплотную к шлюпке, а Корнелиус, Ханс и Лю-Ханг посылали пулю за пулей в разинутые пасти.
Это отчаянное сопротивление, грохот выстрелов и вспышки пороха сломили наконец упорство хищных животных. Они отступили, но только до края отмели: от лакомой добычи они все же, по-видимому, не отказывались.
Ван-Горн и Ван-Сталь бросили топоры и снова схватились за ружья. Ободренные удачным отражением первого натиска, они еще энергичнее отстреливались.
— Держись крепче! — кричал капитан. — Еще десять минут, и шлюпку поднимет прилив. Пусть эти чертовы крокодилы приблизятся тогда к нам…
— Да, вода быстро поднимается, — подхватил Корнелиус.
— Дядя, дядя! — закричал Ханс. — Смотри, еще один идет на нас. Крокодилы не хотят уходить!
— Дарю его тебе, мой мальчик. Не промахнись только, — ответил ему капитан.
Два выстрела раздались почти одновременно. Крокодил отступил на шаг и, оказавшись на самом краю отмели, скатился в реку; течение подхватило и унесло недвижимое тело чудовища.
Остальные крокодилы пребывали, казалось, в нерешительности. Они двинулись было вперед, но еще раз отступили, и только для того, чтобы снова пойти на шлюпку.
С новой силой они обрушились на наших героев, так отчаянно защищавшихся. Теперь крокодилы совсем рассвирепели. Челюсти их еще более зловеще стучали, а их хвосты все яростнее били по воде. На этот раз натиск был особенно жесток.
Может быть эта атака и оказалась бы роковой для наших героев, но в тот момент, когда крокодилы были у самой шлюпки, Корнелиус закричал:
— Мы плывем!
Действительно, шлюпка, до сих пор покачивавшаяся под ударами зыби, внезапно оказалась поднятой на воду.
— Вперед! — вскричал капитан. — Горн, Ханс, Лю-Ханг, садись на весла!
Все трое тотчас схватили весла и первыми же сильными ударами окончательно сдвинули лодку с мели и направили ее к левому берегу реки. А капитан и Корнелиус, стоя на корме, не спускали глаз с крокодилов, двинувшихся за лодкой вплавь. И тут пуля не миновала тех, кто слишком приближался к шлюпке.
Крокодилы отстали. Шлюпка подошла к берегу и стала пробираться сквозь заросли водяных растений.
Тут только все пятеро свободно вздохнули: опасность была позади.
Но не успели они отдохнуть, как снизу реки послышались голоса и удары весел о воду.
— Кто там плывет? — беспокойно спросил капитан. — Горн, посмотри, да осторожнее.
— Пираты! — послышался сдавленный шепот Ван-Горна из зарослей. — Они услышали выстрелы и вот они тут как тут.
Капитан замер, прислушиваясь к отдаленным голосам.
— Да, это они. Они поднимаются по реке.
— Как же это им удалось пройти мели с их тяжелой пирогой? — с недоумением спросил Ханс.
— Они разделили ее надвое, сняли мостки и снасти. Скорее прячьте шлюпку, набросайте на нее зелени, и бежим в лес, — прошептал ему в ответ Ван-Горн.
Глава шестнадцатая. Дом в воздухе
НАПАДЕНИЕМ КРОКОДИЛОВ ДАЛЕКО не окончились бедствия наших странников. Самые тяжелые испытания, по-видимому, теперь только начинались. Несомненно, выстрелы привлекли пиратов: стрельба открыла, где находится шлюпка, и папуасы, преодолев все препятствия, почти настигли свои жертвы. Пироги поспешили подняться вверх по реке не для того, чтобы подать помощь морякам, а чтобы оспаривать добычу.
Голоса пиратов и удары весел были теперь слышны совсем близко. Шлюпку поэтому быстро вытащили на берег и закрыли ее грудой тростников и камышей, чтобы спрятать от пиратов оставшиеся в ней припасы и необходимые вещи.
Все пятеро, оставляя шлюпку, захватили с собой только ружья, порох и пули — единственное средство для защиты и от зверей, и от людей.
— Ну, в путь! — скомандовал капитан.
Все двинулись за ним в чащу леса. В то же время на реке появилась первая пирога, а вскоре за ней и вторая.
Наши странники уходили все дальше от берега, углубляясь в чащу леса, такую густую, что и днем здесь было почти совсем темно. В полутьме едва можно было различить стволы деревьев.
Корнелиусу девственная чаща леса была давно знакома: не раз он попадал в такие леса во время своих экскурсий на острове Тимор. Он легче других находил путь между деревьями и поэтому пошел во главе отряда, держа курс на запад.
Одни деревья сменялись другими; были здесь деревья с громадными и гладкими стволами, уходившими в высоту на пятьдесят—шестьдесят метров, были и низкие, узловатые, изогнутые во все стороны, или тонкие, с несоразмерно широкими листьями. Ползучие растения, лианы переплетались между собой; они сплетали громадные воздушные сетки между деревьями, а внизу из земли поднимались чудовищные корни деревьев, вплетая свою кривизну в общий хаос.
Корнелиус медленно и осторожно двигался вперед; он опасался не только бесконечных препятствий, но — и этого больше всего — тех ужасных питонов, которые так часто встречаются в этих краях. Пробираясь по лесу, можно нечаянно задеть ногой спящего питона, а он так силен, что, обвив, может задушить даже быка.
Так продвигались наши путники все дальше на запад, заметая свои следы от пиратов. Проблуждав несколько часов, они вышли на поляну, со всех сторон окруженную лиственными массивами.
Наступала ночь. Хотя луны на небе и не было, ночь стояла светлая; на открытых местах было видно далеко кругом.
К своему удивлению, Корнелиус, все еще шедший первым, заметил посреди поляны черную массу, которая, казалось, висела в воздухе на высоте не менее пятнадцати метров от земли.
— Дядя! — вскричал Корнелиус.
— Что случилось? — спросил капитан, выходя с остальными, вслед за Корнелиусом, из леса.
— Смотри! — и Корнелиус указал капитану на черную массу. Капитан посмотрел и ухмыльнулся.
— Да это же жилище папуасов. Если оно обитаемо, дело скверно, — сказал он.
— Жилище?
— Ну да. Чтобы избежать неожиданного нападения зверей или врагов, папуасы часто ставят свои хижины на очень высокие столбы.
— Но это строение слишком велико для одной хижины.
— Значит, в нем живет несколько семей: папуасы часто объединяются по несколько семей, чтобы построить себе такой воздушный дом.
— Вот хорошо, если он окажется необитаем! — произнес Ван-Горн.
— Сейчас мы это узнаем, — прервал его капитан. — Хозяева такой хижины обычно поднимают на ночь все бамбуковые лестницы, по которым они взбираются наверх. Если мы не увидим снаружи лестниц, — значит, обитатели наверху.
— Если бы там наверху были люди, — заметил Ханс, — то днем они слышали бы наши выстрелы, и теперь им было бы не до сна, они подавали бы какие-нибудь признаки жизни.
— Ты прав. Нужно надеяться, что хижина пуста.
— А зачем тебе нужна эта хижина?
— Как зачем? Да если она пуста, мы устроимся в ней. Здесь и отдохнуть можно, и в случае нападения она очень удобна для защиты.
— Ты думаешь, что она крепко стоит? У меня-то мало доверия к такой легкомысленной постройке.
— Напрасно: воздушные хижины островитян обычно очень устойчивы; их столбы из бамбука очень крепки, несмотря на всю свою легкость. Во всяком случае, следуйте за мной, и как можно тише.
Прячась в кустарниках, травах и ползучих растениях, которыми поросла вся поляна, все пятеро направились к причудливой постройке и остановились в нескольких шагах от поддерживавших ее столбов.
Воздушный дом был поднят метров на пятнадцать над землей. Несмотря на всю его кажущуюся непрочность, он был так крепок, что вызывал уважение к своим строителям. Руководствуясь не знанием, а только инстинктом, папуасы сумели воздвигнуть здание, которое могло выдержать натиск ветров и даже ураганов, столь частых в этих краях.
Начиная стройку, папуасы сперва вколачивают очень глубоко в землю длинные и толстые бамбуковые столбы, которые в земле, всегда сырой, становятся негниющими. Затем строители связывают столбы между собой волокнами растений и специальными лианами.
На высоте восьми метров над землей на столбах укладывается первая площадка из пластин более легкого бамбука; к столбам их прикрепляют крепкими жилами пальмовых листьев. Это первый этаж. Над ним, на три или четыре метра выше, возводится второй этаж, еще шире и лучше укрепленный, чем первый, так как он-то и служит, собственно говоря, жилищем. Настил тут укладывается из пластин особенно крепкого бамбука, а стены делаются из рядов сплетенных в циновки тростников. Крышу, с двумя скатами, папуасы укладывают из нескольких слоев широких листьев, по которым воды частых ливней стекают вниз.
Наверх, в самое жилище, обитатели взбираются при помощи бамбуковых лестниц. На ночь лестницы поднимаются, чтобы враг не мог напасть врасплох во время сна.
В этом жилище, на высоте пятнадцати метров над землей, папуасы могут спокойно спать, не боясь неожиданного нападения людей и зверей.
Капитан не в первый раз встречал такую постройку. Он обошел ее кругом и сейчас же обнаружил, что лестницы находятся на своем месте.
— Дом, по-моему, пуст, — шепнул он своим спутникам.
— Может быть, папуасы там, наверху, убиты…
— И это возможно… Папуасские племена, живущие на побережье и в глубине острова, ненавидят друг друга и воюют между собой. При нападении врагов строителям такого воздушного дома приходится иногда покинуть его, даже не окончив стройки.
— Ну что же, воспользуемся их отсутствием и займем это жилье!
— воскликнул Ханс, обрадованный близостью отдыха.
И он приготовился вскарабкаться по лестнице, но капитан остановил его:
— Подожди. Возможно, что только часть обитателей ушла, а наверху кто-нибудь еще остался и не пожалеет для тебя отравленной стрелы. Дай мне сперва удостовериться в том, что дом совершенно пуст.
Капитан обхватил обеими руками один из столбов и крепко потряс его. Постройка, несмотря на свою устойчивость, вся, от основания до верхушки, слабо качнулась, и послышался легкий треск.
— Если там есть люди наверху, они, надеюсь, проснутся от толчка, — проговорил капитан.
Ван-Сталь поднял глаза к верхней площадке, но не обнаружил наверху никакого движения. Только птицы, уснувшие, верно, на крыше, с громким криком взлетели в воздух.
— Никого, — сказал Ван-Горн.
Ханс полез наверх по одной лестнице, а капитан — по другой. Оба одновременно достигли первого этажа и так же одновременно снова схватились за столбы, заставив задрожать все здание.
Не обнаружив и на этот раз никакого движения и никакого шума, они полезли выше и скоро оказались на второй площадке. Она выступала из-за края столбов, образуя галерею вокруг всего дома.
Тут они остановились: настил площадки показался им ненадежным. Папуасы, удивительно цепкие и подвижные, не очень заботятся о кладке настила в своих воздушных домах: очень часто они оставляют между бамбуковыми стропилами неперекрытые пространства в двадцать—тридцать сантиметров. Но для людей, не привыкших ходить по таким узким мосткам или подверженных головокружению, не слишком-то приятно пробираться по тонким, прогибающимся пластинкам бамбука на высоте пятнадцати метров над землей. За Хансом и капитаном наверх полезли и остальные.
— Черт возьми, — воскликнул Ханс, — ну и галерея! По ней не погуляешь!
— Она неудобна для нас, — заметил капитан. — А папуасам лучше и не надо.
— Но по ней опасно ходить, особенно детям.
— О, их дети проворны, как обезьяны, и такие пустяки не смущают их. Идем дальше.
— Честное слово, у меня нет никакой охоты попасть ногой в провал и слететь вниз. Я предпочитаю ползти на четвереньках.
— Верно, — согласился с ним капитан, — на четвереньках, так на четвереньках. Не стоит зря ломать себе шею.
И оба, уподобившись четвероногим животным, поползли на четвереньках по галерее во внутренние покои. Пол там был покрыт толстыми и крепкими циновками. Капитан и Корнелиус поднялись на ноги и огляделись.
Внутреннее помещение воздушной хижины было замкнуто четырьмя стенами и перекрыто крышей, продолжавшейся над галереей. Все жилье было разделено на четыре комнаты, выходившие на галерею.
Капитан высек огнивом огонь и зажег им несколько сухих листьев. Теперь он мог окончательно убедиться в том, что дом был не только покинут его обитателями, но и что внем не оставалось ничего, свидетельствовавшего об их пребывании.
— Тем лучше, — сказал он, довольный результатами осмотра, — мы сможем спокойно провести здесь остаток ночи.
— Убрать лестницы? — спросил снизу Ван-Горн.
— Да. Сделай это, Горн, — ответил ему капитан.
Старый моряк стал карабкаться наверх, втаскивая за собой, по мере восхождения, ненужные уже ему лестницы.
— Наконец-то и у нас есть дом, — радовался Ханс.
— Не только дом — целая крепость, откуда мы сможем бомбардировать пиратов, если они снова покажутся.
— Вернее, если они откроют наше убежище, — добавил Ван-Горн, появляясь в это время наверху. — Я боюсь, что они оказались хитрее нас.
— Ты заметил что-нибудь подозрительное? — спросил Ван-Сталь.
— Я могу ошибиться, но в то время как я карабкался наверх, я слышал легкий свист.
— Неужели они напали на наш след?
— Не знаю, что сказать, капитан.
— Втакую ночь? В лесу? — удивился Корнелиус.
— О, у дикарей зрение, как у ночных птиц.
— Но на какую же добычу они рассчитывают, что так упорно преследуют нас?
— Прежде всего на ружья и снаряжение. Их упорство только этим и объясняется.
— Их так соблазняют ружья…
— Конечно. Ведь у них есть только стрелы и сарбаканы. Имей они ружья и патроны — все соседние племена окажутся их данниками.
— Ну, в эту крепость они не смогут забраться, — сказал Ханс.
— Ты забываешь, — возразил ему Корнелиус, — что они могут перерубить бамбуковые столбы.
— Как мы полетим тогда сверху!.. Мне страшно подумать об этом.
— И Ханс зажмурил даже глаза, представляя себе падение воздушного дома.
— Выгляните, ребята, наружу: не слышно ли чего со стороны леса, — предложил капитан.
Ханс и Корнелиус обошли всю галерею, откуда открылась вся поляна в кольце лиственной чащи.
В это время на небе взошла луна и залила все крутом своим светом. Если бы на поляне были люди, юноши легко обнаружили бы их присутствие.
— Никого, — сказал Корнелиус.
Вслед за ними вышел на галерею и Ван-Горн. Царившая всюду тишина, по-видимому, не успокоила его.
— Поляна поросла кустарниками, — сказал он, — пираты могут пробираться, скрываясь за ними. Будьте все же осторожнее.
В этот момент, как будто в подтверждение опасений Ван-Горна, темная полоска пронеслась по воздуху и скрылась за одной из внешних стен жилища, всего в полуметре над головой Лю-Ханга.
— Стрела! — встревоженно шепнул капитан.
Вытянувшись во весь рост, он осторожно вытащил стрелу из стены
— Она пущена из сарбакана, — сказал он.
Стрела имела сантиметров пятьдесят в длину, то был стебель бамбука, заостренный на одном конце, с пучком хлопка и пробкой из растительного мозга — на другом.
— Она отравлена? — спросил Корнелиус.
— Без сомнения, они не могли рассчитывать ранить кого-нибудь из нас таким легким снарядом. Прячьтесь в дом: упас — яд, никого не щадящий.
— Кто же выпустил ее? Неужели пираты?
— Да, они. Живее, в дом…
Все пятеро быстро оставили галерею и спрятались за стенами дома. Как только они были в безопасности, пущенная откуда-то из-за кустарников вторая стрела упала на крышу и, не застряв в ней, полетела на галерею.
Голоса пиратов и удары весел были теперь слышны совсем близко. Шлюпку поэтому быстро вытащили на берег и закрыли ее грудой тростников и камышей, чтобы спрятать от пиратов оставшиеся в ней припасы и необходимые вещи.
Все пятеро, оставляя шлюпку, захватили с собой только ружья, порох и пули — единственное средство для защиты и от зверей, и от людей.
— Ну, в путь! — скомандовал капитан.
Все двинулись за ним в чащу леса. В то же время на реке появилась первая пирога, а вскоре за ней и вторая.
Наши странники уходили все дальше от берега, углубляясь в чащу леса, такую густую, что и днем здесь было почти совсем темно. В полутьме едва можно было различить стволы деревьев.
Корнелиусу девственная чаща леса была давно знакома: не раз он попадал в такие леса во время своих экскурсий на острове Тимор. Он легче других находил путь между деревьями и поэтому пошел во главе отряда, держа курс на запад.
Одни деревья сменялись другими; были здесь деревья с громадными и гладкими стволами, уходившими в высоту на пятьдесят—шестьдесят метров, были и низкие, узловатые, изогнутые во все стороны, или тонкие, с несоразмерно широкими листьями. Ползучие растения, лианы переплетались между собой; они сплетали громадные воздушные сетки между деревьями, а внизу из земли поднимались чудовищные корни деревьев, вплетая свою кривизну в общий хаос.
Корнелиус медленно и осторожно двигался вперед; он опасался не только бесконечных препятствий, но — и этого больше всего — тех ужасных питонов, которые так часто встречаются в этих краях. Пробираясь по лесу, можно нечаянно задеть ногой спящего питона, а он так силен, что, обвив, может задушить даже быка.
Так продвигались наши путники все дальше на запад, заметая свои следы от пиратов. Проблуждав несколько часов, они вышли на поляну, со всех сторон окруженную лиственными массивами.
Наступала ночь. Хотя луны на небе и не было, ночь стояла светлая; на открытых местах было видно далеко кругом.
К своему удивлению, Корнелиус, все еще шедший первым, заметил посреди поляны черную массу, которая, казалось, висела в воздухе на высоте не менее пятнадцати метров от земли.
— Дядя! — вскричал Корнелиус.
— Что случилось? — спросил капитан, выходя с остальными, вслед за Корнелиусом, из леса.
— Смотри! — и Корнелиус указал капитану на черную массу. Капитан посмотрел и ухмыльнулся.
— Да это же жилище папуасов. Если оно обитаемо, дело скверно, — сказал он.
— Жилище?
— Ну да. Чтобы избежать неожиданного нападения зверей или врагов, папуасы часто ставят свои хижины на очень высокие столбы.
— Но это строение слишком велико для одной хижины.
— Значит, в нем живет несколько семей: папуасы часто объединяются по несколько семей, чтобы построить себе такой воздушный дом.
— Вот хорошо, если он окажется необитаем! — произнес Ван-Горн.
— Сейчас мы это узнаем, — прервал его капитан. — Хозяева такой хижины обычно поднимают на ночь все бамбуковые лестницы, по которым они взбираются наверх. Если мы не увидим снаружи лестниц, — значит, обитатели наверху.
— Если бы там наверху были люди, — заметил Ханс, — то днем они слышали бы наши выстрелы, и теперь им было бы не до сна, они подавали бы какие-нибудь признаки жизни.
— Ты прав. Нужно надеяться, что хижина пуста.
— А зачем тебе нужна эта хижина?
— Как зачем? Да если она пуста, мы устроимся в ней. Здесь и отдохнуть можно, и в случае нападения она очень удобна для защиты.
— Ты думаешь, что она крепко стоит? У меня-то мало доверия к такой легкомысленной постройке.
— Напрасно: воздушные хижины островитян обычно очень устойчивы; их столбы из бамбука очень крепки, несмотря на всю свою легкость. Во всяком случае, следуйте за мной, и как можно тише.
Прячась в кустарниках, травах и ползучих растениях, которыми поросла вся поляна, все пятеро направились к причудливой постройке и остановились в нескольких шагах от поддерживавших ее столбов.
Воздушный дом был поднят метров на пятнадцать над землей. Несмотря на всю его кажущуюся непрочность, он был так крепок, что вызывал уважение к своим строителям. Руководствуясь не знанием, а только инстинктом, папуасы сумели воздвигнуть здание, которое могло выдержать натиск ветров и даже ураганов, столь частых в этих краях.
Начиная стройку, папуасы сперва вколачивают очень глубоко в землю длинные и толстые бамбуковые столбы, которые в земле, всегда сырой, становятся негниющими. Затем строители связывают столбы между собой волокнами растений и специальными лианами.
На высоте восьми метров над землей на столбах укладывается первая площадка из пластин более легкого бамбука; к столбам их прикрепляют крепкими жилами пальмовых листьев. Это первый этаж. Над ним, на три или четыре метра выше, возводится второй этаж, еще шире и лучше укрепленный, чем первый, так как он-то и служит, собственно говоря, жилищем. Настил тут укладывается из пластин особенно крепкого бамбука, а стены делаются из рядов сплетенных в циновки тростников. Крышу, с двумя скатами, папуасы укладывают из нескольких слоев широких листьев, по которым воды частых ливней стекают вниз.
Наверх, в самое жилище, обитатели взбираются при помощи бамбуковых лестниц. На ночь лестницы поднимаются, чтобы враг не мог напасть врасплох во время сна.
В этом жилище, на высоте пятнадцати метров над землей, папуасы могут спокойно спать, не боясь неожиданного нападения людей и зверей.
Капитан не в первый раз встречал такую постройку. Он обошел ее кругом и сейчас же обнаружил, что лестницы находятся на своем месте.
— Дом, по-моему, пуст, — шепнул он своим спутникам.
— Может быть, папуасы там, наверху, убиты…
— И это возможно… Папуасские племена, живущие на побережье и в глубине острова, ненавидят друг друга и воюют между собой. При нападении врагов строителям такого воздушного дома приходится иногда покинуть его, даже не окончив стройки.
— Ну что же, воспользуемся их отсутствием и займем это жилье!
— воскликнул Ханс, обрадованный близостью отдыха.
И он приготовился вскарабкаться по лестнице, но капитан остановил его:
— Подожди. Возможно, что только часть обитателей ушла, а наверху кто-нибудь еще остался и не пожалеет для тебя отравленной стрелы. Дай мне сперва удостовериться в том, что дом совершенно пуст.
Капитан обхватил обеими руками один из столбов и крепко потряс его. Постройка, несмотря на свою устойчивость, вся, от основания до верхушки, слабо качнулась, и послышался легкий треск.
— Если там есть люди наверху, они, надеюсь, проснутся от толчка, — проговорил капитан.
Ван-Сталь поднял глаза к верхней площадке, но не обнаружил наверху никакого движения. Только птицы, уснувшие, верно, на крыше, с громким криком взлетели в воздух.
— Никого, — сказал Ван-Горн.
Ханс полез наверх по одной лестнице, а капитан — по другой. Оба одновременно достигли первого этажа и так же одновременно снова схватились за столбы, заставив задрожать все здание.
Не обнаружив и на этот раз никакого движения и никакого шума, они полезли выше и скоро оказались на второй площадке. Она выступала из-за края столбов, образуя галерею вокруг всего дома.
Тут они остановились: настил площадки показался им ненадежным. Папуасы, удивительно цепкие и подвижные, не очень заботятся о кладке настила в своих воздушных домах: очень часто они оставляют между бамбуковыми стропилами неперекрытые пространства в двадцать—тридцать сантиметров. Но для людей, не привыкших ходить по таким узким мосткам или подверженных головокружению, не слишком-то приятно пробираться по тонким, прогибающимся пластинкам бамбука на высоте пятнадцати метров над землей. За Хансом и капитаном наверх полезли и остальные.
— Черт возьми, — воскликнул Ханс, — ну и галерея! По ней не погуляешь!
— Она неудобна для нас, — заметил капитан. — А папуасам лучше и не надо.
— Но по ней опасно ходить, особенно детям.
— О, их дети проворны, как обезьяны, и такие пустяки не смущают их. Идем дальше.
— Честное слово, у меня нет никакой охоты попасть ногой в провал и слететь вниз. Я предпочитаю ползти на четвереньках.
— Верно, — согласился с ним капитан, — на четвереньках, так на четвереньках. Не стоит зря ломать себе шею.
И оба, уподобившись четвероногим животным, поползли на четвереньках по галерее во внутренние покои. Пол там был покрыт толстыми и крепкими циновками. Капитан и Корнелиус поднялись на ноги и огляделись.
Внутреннее помещение воздушной хижины было замкнуто четырьмя стенами и перекрыто крышей, продолжавшейся над галереей. Все жилье было разделено на четыре комнаты, выходившие на галерею.
Капитан высек огнивом огонь и зажег им несколько сухих листьев. Теперь он мог окончательно убедиться в том, что дом был не только покинут его обитателями, но и что внем не оставалось ничего, свидетельствовавшего об их пребывании.
— Тем лучше, — сказал он, довольный результатами осмотра, — мы сможем спокойно провести здесь остаток ночи.
— Убрать лестницы? — спросил снизу Ван-Горн.
— Да. Сделай это, Горн, — ответил ему капитан.
Старый моряк стал карабкаться наверх, втаскивая за собой, по мере восхождения, ненужные уже ему лестницы.
— Наконец-то и у нас есть дом, — радовался Ханс.
— Не только дом — целая крепость, откуда мы сможем бомбардировать пиратов, если они снова покажутся.
— Вернее, если они откроют наше убежище, — добавил Ван-Горн, появляясь в это время наверху. — Я боюсь, что они оказались хитрее нас.
— Ты заметил что-нибудь подозрительное? — спросил Ван-Сталь.
— Я могу ошибиться, но в то время как я карабкался наверх, я слышал легкий свист.
— Неужели они напали на наш след?
— Не знаю, что сказать, капитан.
— Втакую ночь? В лесу? — удивился Корнелиус.
— О, у дикарей зрение, как у ночных птиц.
— Но на какую же добычу они рассчитывают, что так упорно преследуют нас?
— Прежде всего на ружья и снаряжение. Их упорство только этим и объясняется.
— Их так соблазняют ружья…
— Конечно. Ведь у них есть только стрелы и сарбаканы. Имей они ружья и патроны — все соседние племена окажутся их данниками.
— Ну, в эту крепость они не смогут забраться, — сказал Ханс.
— Ты забываешь, — возразил ему Корнелиус, — что они могут перерубить бамбуковые столбы.
— Как мы полетим тогда сверху!.. Мне страшно подумать об этом.
— И Ханс зажмурил даже глаза, представляя себе падение воздушного дома.
— Выгляните, ребята, наружу: не слышно ли чего со стороны леса, — предложил капитан.
Ханс и Корнелиус обошли всю галерею, откуда открылась вся поляна в кольце лиственной чащи.
В это время на небе взошла луна и залила все крутом своим светом. Если бы на поляне были люди, юноши легко обнаружили бы их присутствие.
— Никого, — сказал Корнелиус.
Вслед за ними вышел на галерею и Ван-Горн. Царившая всюду тишина, по-видимому, не успокоила его.
— Поляна поросла кустарниками, — сказал он, — пираты могут пробираться, скрываясь за ними. Будьте все же осторожнее.
В этот момент, как будто в подтверждение опасений Ван-Горна, темная полоска пронеслась по воздуху и скрылась за одной из внешних стен жилища, всего в полуметре над головой Лю-Ханга.
— Стрела! — встревоженно шепнул капитан.
Вытянувшись во весь рост, он осторожно вытащил стрелу из стены
— Она пущена из сарбакана, — сказал он.
Стрела имела сантиметров пятьдесят в длину, то был стебель бамбука, заостренный на одном конце, с пучком хлопка и пробкой из растительного мозга — на другом.
— Она отравлена? — спросил Корнелиус.
— Без сомнения, они не могли рассчитывать ранить кого-нибудь из нас таким легким снарядом. Прячьтесь в дом: упас — яд, никого не щадящий.
— Кто же выпустил ее? Неужели пираты?
— Да, они. Живее, в дом…
Все пятеро быстро оставили галерею и спрятались за стенами дома. Как только они были в безопасности, пущенная откуда-то из-за кустарников вторая стрела упала на крышу и, не застряв в ней, полетела на галерею.
Глава семнадцатая. Между огнем и стрелами
Папуасы слабо вооружены и никогда не могут устоять против атак белых с их дальнобойными, меткими ружьями. Они не могут рассчитывать на свои луки, стрелы, палицы — грубые куски очень твердого дерева, на свои копья с костяными наконечниками. Но они обладают оружием, делающим их очень опасными в борьбе, ведущейся из засады.
Это оружие не ими изобретено, они заимствовали его, конечно, у других островитян — малайцев или жителей Борнео. Но пользуются папуасы этим оружием с удивительной ловкостью. Называется оно — сарбакан, а малайцы называют его — сумпитан.
Оно представляет собою полую бамбуковую трубку длиной в полтора метра, начисто вычищенную внутри при помощи тонкого стебля, поэтому стенки ее совершенно ровные и гладкие.
В эту бамбуковую трубку папуасы вставляют тонкий бамбуковый прутик с наконечником в виде всаженного в бамбук острого и длинного шипа; с другого конца на прутик насаживается пробка из растительного мозга, причем размер ее подогнан к калибру стрелы. Дикари выдувают стрелу из трубки, и она может пролететь до пятидесяти метров и глубоко вонзиться в тело человека, животного или птицы.
Человек, животное, птица, пронзенные такой стрелой, умирают не позже чем через несколько минут, так как наконечник стрелы смочен в сокеупаса — одного из самых верных и сильных ядов, какие только известны людям.
Раненого тотчас же охватывает сильная дрожь. Пульс сперва учащается, но очень скоро наступает упадок сил; дыхание становится затрудненным, появляется одышка, начинаются спазмы, конвульсии, агония — и наступает смерть. Ученые полагают, что этот яд действует одновременно и на кровеносную, и на нервную системы.
Дикари отравляют стрелы и другими ядами: очень часто они употребляют сок ползучего растения, называемого сеттинг, — это еще более сильный яд, вызывающий мгновенную смерть.
Капитан хорошо знал, как страшно действие отравленных стрел, поэтому он увел всех с террасы, чтобы не служить папуасам мишенью для обстрела. Обе стрелы, уже пущенные дикарями, капитан забрал с собой и, осмотрев их, удостоверился в том, что пираты действительно вооружены сарбаканами.
Но и держась за стенами, осажденные могли отстреливаться: для этого в стенах были оставлены многочисленные бойницы.
Все пятеро стали у этих бойниц. Они зорко следили за поляной, обшаривая взглядами каждый куст, за которым могли скрываться пираты. В случае нападения — с какой бы стороны оно ни было направлено на воздушную хижину — моряки могли остановить его ружейным огнем.
Ждать им пришлось недолго. Через несколько минут из-за кустарников выскочили черные тени; они двинулись к воздушной хижине. То были пираты, их было не мало, человек сорок, наверно.
Корнелиус прицелился и выстрелил. Настигнутый меткой пулей, папуас дважды перевернулся на месте и, не издав даже звука, упал бездыханным на землю.
Такой меткий выстрел ошеломил осаждающих. Они отступили к лесу и скрылись там, прячась за деревьями.
Наступила томительная тишина.
— Внимание! — закричал вдруг капитан.
Семь или восемь стрел одновременно прорезали воздух. Но они были пущены с слишком далекого расстояния, и только две из них вонзились в бамбуковые перекладины площадки, а остальные упали на землю к подножию столбов.
— Целый град стрел… — вздохнув, сказал Корнелиус.
— И град, несущий яд. Наше счастье, что мы находимся за стенами, — отозвался Ван-Горн.
— А что мы будем делать потом, — задумчиво сказал капитан, который совсем не был успокоен отступлением пиратов. — Если осада продолжится, что станется с нами?
Это оружие не ими изобретено, они заимствовали его, конечно, у других островитян — малайцев или жителей Борнео. Но пользуются папуасы этим оружием с удивительной ловкостью. Называется оно — сарбакан, а малайцы называют его — сумпитан.
Оно представляет собою полую бамбуковую трубку длиной в полтора метра, начисто вычищенную внутри при помощи тонкого стебля, поэтому стенки ее совершенно ровные и гладкие.
В эту бамбуковую трубку папуасы вставляют тонкий бамбуковый прутик с наконечником в виде всаженного в бамбук острого и длинного шипа; с другого конца на прутик насаживается пробка из растительного мозга, причем размер ее подогнан к калибру стрелы. Дикари выдувают стрелу из трубки, и она может пролететь до пятидесяти метров и глубоко вонзиться в тело человека, животного или птицы.
Человек, животное, птица, пронзенные такой стрелой, умирают не позже чем через несколько минут, так как наконечник стрелы смочен в сокеупаса — одного из самых верных и сильных ядов, какие только известны людям.
Раненого тотчас же охватывает сильная дрожь. Пульс сперва учащается, но очень скоро наступает упадок сил; дыхание становится затрудненным, появляется одышка, начинаются спазмы, конвульсии, агония — и наступает смерть. Ученые полагают, что этот яд действует одновременно и на кровеносную, и на нервную системы.
Дикари отравляют стрелы и другими ядами: очень часто они употребляют сок ползучего растения, называемого сеттинг, — это еще более сильный яд, вызывающий мгновенную смерть.
Капитан хорошо знал, как страшно действие отравленных стрел, поэтому он увел всех с террасы, чтобы не служить папуасам мишенью для обстрела. Обе стрелы, уже пущенные дикарями, капитан забрал с собой и, осмотрев их, удостоверился в том, что пираты действительно вооружены сарбаканами.
Но и держась за стенами, осажденные могли отстреливаться: для этого в стенах были оставлены многочисленные бойницы.
Все пятеро стали у этих бойниц. Они зорко следили за поляной, обшаривая взглядами каждый куст, за которым могли скрываться пираты. В случае нападения — с какой бы стороны оно ни было направлено на воздушную хижину — моряки могли остановить его ружейным огнем.
Ждать им пришлось недолго. Через несколько минут из-за кустарников выскочили черные тени; они двинулись к воздушной хижине. То были пираты, их было не мало, человек сорок, наверно.
Корнелиус прицелился и выстрелил. Настигнутый меткой пулей, папуас дважды перевернулся на месте и, не издав даже звука, упал бездыханным на землю.
Такой меткий выстрел ошеломил осаждающих. Они отступили к лесу и скрылись там, прячась за деревьями.
Наступила томительная тишина.
— Внимание! — закричал вдруг капитан.
Семь или восемь стрел одновременно прорезали воздух. Но они были пущены с слишком далекого расстояния, и только две из них вонзились в бамбуковые перекладины площадки, а остальные упали на землю к подножию столбов.
— Целый град стрел… — вздохнув, сказал Корнелиус.
— И град, несущий яд. Наше счастье, что мы находимся за стенами, — отозвался Ван-Горн.
— А что мы будем делать потом, — задумчиво сказал капитан, который совсем не был успокоен отступлением пиратов. — Если осада продолжится, что станется с нами?