Сальгари Эмилио. Талисман

   Мы без особого труда можем спуститься к морскому берегу в том месте, где находится разбитая орка.
   Я глубоко убежден, что, как только рассветет, испанская канонерка вернется туда, чтобы узнать об участи груза контрабандиста. Нам без всякого труда можно будет подать сигнал, канонерка спустит лодку, нас подберут, мы окажемся в полной безопасности и сможем вернуться на родину.
   — Без талисмана я не могу вернуться в Испанию! — мрачно сказала Заморра. — Или талисман, или смерть!
   — Тогда пусть будет по-твоему! Но я тебя не оставлю, пока ты не будешь в полной безопасности!
   — Спасибо, друг! И верь — мы выйдем целыми и невредимыми из всех опасностей, мы победим все препятствия, мы вернемся на родину!
   — Твоими устами да мед пить! — усмехнулся Карминильо. — А впрочем… Впрочем, почему бы и нет?
   Мы с Педро — вольные птицы. Мы шляемся по Испании, старое доброе время бродили толпами студенты Саламанки, слагая и распевая романсы, мы живем, в сущности, такой же жизнью, какой живете вы, дети таинственного, загадочного племени.
   Почему же нам с Педро и не испытать кое-чего в этой странной затее, в этих поисках вашего цыганского талисмана?
   Вперед, дитя!
   — Вперед! — ответила, поднимаясь, хитана. — Солнце всходит. Ночь ушла, день приходит! В путь!
   Педро, зевая, поднялся со своего неудобного ложа.
   — Эх, выпил бы я сейчас горячего кофейку! — вымолвил он мечтательно. — Да закурил бы сигару…
   — Сигары у меня еще есть! — отозвался Карминильо. — А насчет кофейку — не обессудь. Когда доберемся до Мелильи⁷, быть может, там ты отыщешь кофе. Но тут, в горах…
   — Ну, ну! Пошел уже читать нотацию! А где четвертый член благородной компании?
   — Я здесь, сеньор! — отозвался Янко, также поднимаясь и направляясь к тому месту, где был привязан в кустах верблюд. Секунду спустя оттуда донесся отчаянный крик цыгана:
   — Стой! Стой, разбойник! Что ты делаешь? А, так на же тебе! Следом грянул выстрел и из кустов поднялся клуб порохового дыма.
   В мгновение ока все были на ногах и с ружьями наперевес кинулись на помощь Янко, по-видимому, встретившемуся в кустах с каким-то врагом.
   — В чем дело? — допытывался у цыгана Карминильо.
   — Вон, вон он! Стреляйте! Стреляйте! О зверь, о злодей! О гнусный убийца! — метался и вопил Янко.
   — Кто? Что случилось?
   — Араб в сером плаще. Он хотел зарезать нашего махари! Если бы я не подоспел… Но он все же перерубил верблюду одну ногу.
   В самом деле, смертельно испуганный махари метался, оглашая воздух стонами и жалобным криком. Из его глаз текли крупные слезы. Из левой задней ноги фонтаном била алая кровь, орошая, словно росой, цветы и камни. Минуту спустя верблюд, истекая кровью, тяжело рухнул на землю и испустил дух.
   — Он подкрался, как змея, как проклятый скорпион, и погубил нашего верблюда! И потом уполз вон туда!
   Карминильо бросился по направлению, указанному цыганом, но сколько ни напрягал взор, не мог открыть ни малейшего следа пребывания бежавшего араба.
   — Худо дело! — вымолвил Карминильо озабоченно. — При помощи верблюда мы могли достигнуть за три дня вершины Гуругу. Теперь, дай Бог, доберемся туда на шестой или седьмой день.
   — Но мы доберемся! — голосом, полным решимости, отозвалась хитана. — И, в сущности, верблюд вовсе не был нам нужен.
   С нами нет никакого груза. И мне было бы стыдно ехать верхом, когда остальные идут пешком!
   В путь, сеньоры! Я докажу, что женщина моего племени ни в чем не уступает вам, мужчинам!
   Маленький караван тронулся в путь, направляясь от берега в глубь страны.
   После двух или трех часов пути, правильнее сказать, почти беспрерывного подъема по холмам, наши странники остановились для отдыха. В мешке молчаливого Янко нашлись солдатские галеты. Карминильо метким ударом камня сбил с ветки небольшую птицу, оказавшуюся, по его словам, африканским фазаном. Злополучного лесного красавца выпотрошили, ощипали, развели костер и на его огне зажарили добычу. Мясо оказалось несколько жестким, но разыгравшийся молодой аппетит был великолепнейшей приправой, и в очень короткий промежуток времени от фазана остались лишь начисто обглоданные кости.
   Покончив со своей долей, Педро стал оглядываться вокруг, словно ища чего-то.
   — Чего ты? — осведомился Карминильо.
   — Ищу, нет ли где поблизости кондитерской. Привык после жирного мяса непременно закусывать чем-нибудь сладким!
   — Подожди. Кажется, я знаю, чем угодить тебе, сластена, — засмеялся Карминильо. — Так тебе хочется сладенького? А? А что ты думаешь насчет меда, лакомка?
   — Мед? Тут можно достать мед? — встрепенулся Педро.
   — Если только я не ошибаюсь, то мед лежит в двух шагах от нас.
   — Где? Где? Ни одной пчелы не видно! Ты шутишь!
   — Ничуть! Я вовсе не обещал угощать тебя именно пчелиным медом! Здесь мы можем удовольствоваться медом муравьиным!
   На лице лакомки-юриста появилось выражение горького разочарования.
   — Ну вот, я так и знал! — жалобным тоном заявил он. — Это так на тебя похоже, Карминильо! Пообещать меду, а потом предложить какую-то гадость!
   — Да ты подожди отчаиваться, — остановил его товарищ, — сначала попробуй этот муравьиный мед, оцени все его достоинства, а потом уже и решай, стоит ли тебе плакать.
   — Да где же ты найдешь хотя бы муравьиный мед? — заинтересовался Педро.
   — Вот в этой куче.
   — Кажется, это нечто в стиле построек термитов?
   — Да, нечто в этом роде, — ответил Карминильо, нанося сильный удар навахой по небольшому глиняному конусу, возвышавшемуся в нескольких шагах от места привала каравана.
   Острая сталь, словно разрезая глыбу масла, вошла в мягкую глину, начисто отсекая всю верхушку конуса.
   — А где же мед? — разочарованно воскликнул Педро. — Кроме муравьев, больших и маленьких, да этих противных личинок, которыми хорошо кормить соловьев, тут ничего нет!
   — Ошибаешься, — возразил Карминильо. — Видишь этих муравьев?
   — Которые разбухли, словно от водянки? Фу, гадость!
   — Это и есть «африканский мед». Смотри, как с ним надо управляться.
   Карминильо вытащил из гнезда десяток огромных черных муравьев странного вида.
   Да, Педро был прав: насекомые казались лишенными способности двигаться и распухшими как от водянки.
   Собственно, раздутыми были только их брюшки, тогда как передняя часть тела с защищенной, словно блестящей стальной броней, грудью и крошечной головкой отличалась миниатюрными размерами. Собственно, грудь и голова казались принадлежащими какому-то другому насекомому…
   Ловко оторвав голову пальцами, Карминильо взял брюшко муравья в рот.
   — Что ты делаешь? — изумился Педро.
   — Ем мед, — хладнокровно ответил инженер. — Попробуй, и тогда увидим, что ты скажешь.
   Недоверчиво и нерешительно юрист последовал примеру инженера и взялся за ближайшего муравья. Но едва тело насекомого коснулось его уст, как крик изумления вырвался из его груди.
   — Но, Мадонна, да ведь это во сто раз слаще и ароматнее гранадского меда! Что за штука?
   И лакомка принялся без пощады истреблять странных медоносных африканских муравьев.
   Однако Карминильо не дал ему насладиться муравьиным медом вволю.
   — Довольно, довольно! — остановил он товарища. — Надо быть умеренным!
   — А что? — осведомился Педро, поглядывая жадными глазами на беспомощно копошившихся муравьев-брюхачей.
   — Всякий мед, друг мой, — наставительно сказал Карминильо, — обладает свойством вызывать сильную аллергическую реакцию. У многих даже от незначительной порции пчелиного меда высыпает крупная розовая сыпь по всему телу.
   — А от муравьиного меда? — испуганно спросил Педро.
   — А от муравьиного меда ты рискуешь опьянеть, как от целой бутылки агуардиенте⁸. И куда мы с тобой будем годиться в этом случае? Не забывай, что мы в стране, где друзей нет, а врагов — сколько угодно, и нам надо держаться начеку.
   Со вздохом Педро покорился благоразумному совету.
   Быстро все собрались и тронулись в дальнейший путь, пробираясь по кустам. Но едва сделали несколько сот шагов, как шедший впереди Янко подал сигнал остановиться.
   — В чем дело? — приблизившись к нему, шепотом осведомился Карминильо.
   — Арабы! Рифы! — ответил шепотом же цыган. — Целый отряд. И будь я проклят, если этот отряд не вышел разыскивать именно нас! Впереди едет на махари тот самый араб, товарища которого я ночью уложил моей навахой. Узнаешь ли ты его, Заморра?
   Припав на одно колено, цыган показывал рукой в ту сторону, где далеко внизу, по склонам холмов, медленно, словно ползущая змея, двигался большой отряд конных арабов. В центре отряда виднелась фигура закутанного в бурнус человека на красавце-махари.
   — Надо бежать! — прервал общее молчание Карминильо. — Они доберутся сюда через четверть часа, и если мы не успеем спрятаться, нашему путешествию придет конец.
   — Я знаю эти места! — отозвался Янко. — Тут поблизости, на гребне этой скалы, есть кубба, могила одного колдуна, священное место. Там обитает женщина нашего племени, которую арабы считают колдуньей. И если мы доберемся туда раньше, чем они отыщут наши следы, то, может быть, мы будем спасены.
   — Да, но как же мы можем туда забраться? Нужны крылья! — покачивая головой, возразил Педро.
   Карминильо внимательно осмотрел колоссальную стену, преграждавшую странникам путь. Сначала его взор был озабочен, но потом просветлел.
   — Вздор! — решительно вымолвил он. — Кому дорога жизнь, тот не будет нуждаться в крыльях! Мы взберемся на эту скалу!
   — Но как? — почесывая затылок, протестовал Педро.
   — Стыдись! Я тебя не узнаю! — ответил ему Карминильо. — В дни нашей юности мы с тобой лазали, как кошки. Помнишь? Ну, так наши горы ничуть не лучше африканских скал. Смотри! Вот подобие тропинки, по которой можно, конечно, с трудом и не без риска, забраться…
   — Хоть на небо? — засмеялся Педро. — Ты забываешь, что с нами Заморра.
   — Обо мне не беспокойтесь, сеньоры! — вмешалась девушка. — Я ведь не сеньорита! Я простая цыганская девушка, привыкшая к странствованиям и скитаниям. Где пройдете вы, мужчины, там пройду и я, хитана-танцовщица!
   И беглецы, уходя от неминуемой опасности, поползли по почти отвесной скале, пользуясь каждым выступом, каждой трещиной, цепляясь за ветви выросших из щелей в камне деревцев. Нельзя сказать, чтобы восхождение отличалось легкостью и удобствами: буквально каждый момент грозила опасность сорваться и упасть с головокружительной высоты.
   Янко лез впереди. Вторым полз Карминильо, прокладывая дорогу для следовавшей за ним хитаны, помогая ей подниматься.
   Шествие замыкал Педро, который, вспомнив свою молодость, оказался заправским альпинистом и показывал чудеса ловкости.
   На его долю досталось немало труда помогать Заморре подниматься, и не один раз девушка, чуть-чуть опираясь стройной ногой на плечо Педро, висела в воздухе, поддерживаемая сильной рукой Карминильо.
   Но всему бывает конец. Пришел конец и этому головокружительному подъему.
   Совершенно выбившиеся из сил, задыхающиеся, с бьющимися с неудержимой силой сердцами и помутившимися от изнеможения взорами, беглецы добрались наконец до верхней площадки.
   Идти дальше уже не было сил.
   Один Янко, передохнув всего несколько минут, мог продолжать путь.
   — Я пойду на разведку! — сказал он. — Мне надо знать, жива ли «Царица Ветров». Может быть, ее нет, и тогда нам нельзя будет искать убежища в куббе.
   Никто не возразил на предложение цыгана, и Янко исчез в кустах.
   Товарищи остались дожидаться его возвращения, не без комфорта расположившись на площадке над обрывом, откуда открывался вид на необозримое пространство — на прибрежную полосу земли, на море.
   Там, в море, показались три черные точки.
   Присмотревшись, Карминильо сказал:
   — А ведь это наши канонерки! И, кажется, так близко — стоит крикнуть, и голос долетит! Но на самом деле до них добрых двадцать километров…
   Впрочем, они идут, кажется, к берегу. Может быть, пройдут совсем близко отсюда. Но нам от этого не легче!
   Заморра прикоснулась к его плечу кончиками пальцев и, улыбаясь, тихо вымолвила:
   — Друг, не печалься! Ты знаешь, ведь мы, хитаны, обладаем чудесным даром видеть будущее! Хочешь, я скажу, что ждет нас с тобой? У меня есть колода карт, я могу погадать. Смотри!
   И она умелой рукой разложила карты прямо на траве и склонилась над ними, что-то шепча.
   — Ну, предсказывай, дитя! — обратился к ней Карминильо. Брови красавицы цыганки нахмурились. Алые губы зашевелились.
   — Кровь, кровь! — вымолвила она беззвучно.
   — Гм! Не очень приятно, дитя! Значит, меня убьют?
   — Нет, друг! Я вижу целый ряд событий из твоей грядущей жизни. У тебя будет жена, готовая отдать свою жизнь для тебя. У тебя будут дети, и ты увидишь внуков. Значит, твоя жизнь будет долгой.
   — Спасибо и на этом, — рассеянно отозвался Карминильо.
   — Погадай, хитана, мне! — вмешался в разговор Педро. Заморра снова разложила карты и долго смотрела на них, потом весело рассмеялась.
   — Чего ты смеешься? — не без досады осведомился Педро.
   — Потому что мне смешно! — ответила цыганка. — Тебя тоже ждет долгая-долгая жизнь.
   — Прекрасно!
   — Ты будешь пользоваться общим уважением.
   — Отлично!
   — Но никогда ни одно женское сердце не забьется сильно в твоем присутствии.
   — Вот тебе на! Это за что же такая немилость?
   — Не знаю! Может быть, потому что ты не холодный и не горячий, а только теплый, друг! Ну, и твоя голова слишком занята всяческими думами…
   — О разного рода яствах и питиях! — улыбаясь, выдал тайну товарища Карминильо.
   Пока трое оставшихся беглецов развлекались гаданием Заморры, покинувший место привала Янко быстро пробирался по чащобам, вползал с ловкостью ящерицы на скалы. Он шел почти по прямой линии, и это доказывало, что идет он по хорошо знакомой ему дороге.
   Вот он спустился в неглубокий овраг, вскарабкался по крутому склону преграждавшей ему дорогу скалы и очутился на гребне этой скалы, скрывавшей до этого момента очаровательный уголок с богатейшей субтропической растительностью — уголок, богатый живительной влагой и на редкость живописный.
   Прямо под его ногами на отдельно стоящем пригорке высилось оригинальное здание арабской архитектуры: кубической формы строение с куполообразной крышей и сбоку словно неимоверно толстая белая колонна. Но это была не колонна, а обрушившийся минарет.
   — Зизи-Сабба дома! — пробормотал Янко, видя, как из неуклюжей трубы поднимается голубой дымок.
   Янко свистнул.
   На пороге дома показалась горбатая старуха с бронзовым морщинистым лицом и с головой, прикрытой ярко-красным платком. До Янко донесся ее хриплый крик:
   — Это ты, сыночек? Ты все-таки вернулся? Спускайся сюда! Цыган быстро сбежал по тропинке, ведшей с вершины скалы к дому старухи. Зизи-Сабба радушно приветствовала его.
   — Я ждала тебя, сыночек, — твердила она. — С тех пор как ты побывал здесь и принес мне вести о нашем племени, я так скучала! Почему так долго не приходил ты ко мне? Ведь я же люблю тебя, как если бы ты был в самом деле моим родным сыном! Ты так похож на покойного Джурбу, Янко! Мне иной раз чудится, что ты не Янко, а Джурба, который потонул вместе с экипажем своего парусника…
   Скажи, что привело тебя сюда, сыночек?
   — Дела, мать Сабба. Серьезные дела! У тебя никого сейчас нет?
   — Хи-хи-хи! Кто может быть у меня? Глупые арабы боятся меня, как самого дьявола! Они верят, что я «Госпожа Ветров» и «Царица Града», и боятся, боятся бедной старухи! Хи-хи-хи!
   Но это к лучшему: эти разбойники давно зарезали бы меня, если бы не боялись моего колдовства!
   Надеюсь, сыночек, тебе-то нет нужды ни в моих гаданиях, ни в моих чарах? Но почему у тебя такое мрачное лицо?
   Стиснув зубы, Янко ответил:
   — Гадать я умею не хуже тебя, Сабба! И не хуже тебя я умею творить заклинания…
   Но в твоей помощи я нуждаюсь, и обойтись без тебя мне будет трудно.
   — Скажи, чего ты хочешь?
   — Сначала войдем в твое помещение, мать.
   Старуха, любовно глядя на цыгана выцветшими, но все еще зоркими глазами, повела его внутрь куббы, усадила на скамье, покрытой какой-то пестрой тканью, подала на стол блюдо какого-то остро пахнувшего месива и кувшин с пивом.
   Утолив голод и жажду, Янко приступил к разговору.
   — Привет тебе, мать, от твоего народа!
   — Спасибо, сыночек! Разве есть на свете люди, которые не забыли Зизи-Саббу?
   — Их немного, мать, но те, которые помнят тебя, тем больше привязаны к тебе. Кланяется тебе кровник твой, Архаз, наш вождь.
   — Спасибо Архазу! Это — мудрый вождь!
   — Он нуждается в твоем содействии, мать.
   — Я готова помогать Архазу! Скажи, что нужно сделать?
   — Опять племени грозит опасность позора, мать: одна из «Детей Месяца», из рода Заморры, египтянки, хочет уйти из племени.
   — Убейте ее!
   — Правнучку египтянки, мать? Ты забыла наш закон!
   — Да, да, правда, сыночек! Я забыла наш старый закон! Те, в жилах которых течет хоть капля крови египтянки, «Матери Тайны», — неприкосновенны.
   Но тогда помешайте ей, девушке из дома Аменготена, уйти от племени.
   — Трудно, мать! Времена изменились. Мы живем не так, как жили наши предки. Половина племени возмутится, если мы допустим малейшее насилие над дочерью «Высокого Дома».
   — Выдайте непокорную замуж за родича, и муж сумеет заставить ее забыть свои грезы о свободе.
   — Она не такова, мать! Это — гордая девушка, которая не покорится нелюбимому человеку. Кроме того, мать…
   — Ну? Что еще?
   — Она знает «Закон Семи», мать! Она знает о талисмане и о том, какие права дает обладание священным символом вождя Семи Соединенных племен: цыган Испании, Египта, Абиссинии, страны Полумесяца, страны Льва и Солнца, Венгрии, России.
   — Но она не знает, где найти этот священный талисман!
   — Знает, мать! В ее руках находится Священный Платок Царицы Семи племен, на котором вытканы таинственные знаки — план местности, где погребен вождь Семи племен. Это — здесь, мать. Это — на вершине Гуругу.
   — Тогда чего же ты хочешь от меня, сыночек?
   — Помощи, мать! Ну, слушай!
   Эта девушка хочет выйти из племени. Для этого она должна сделаться царицей цыган Испании. То есть исполнить закон и добыть талисман, похороненный в могиле вождя Семи племен.
   У девушки нашлись два помощника: полоумные испанцы, потомки идальго, сжигавших наших родственников на кострах и гноивших наших вождей в тюрьмах.
   Их, этих испанцев, надо уничтожить. Тогда, быть может, мать, у Заморры пропадет желание выйти из племени, и она возьмет себе мужа из нашего рода.
   — То есть тебя, сыночек?
   — Почему бы и нет? Я ее молочный брат. Я люблю ее и ненавижу, и я сумею покорить ее!
   — Так, сыночек! Значит, сначала нужно уничтожить двух испанцев? Почему же ты не уничтожил их?
   — Пробовал, но неудачно. Однажды в гостинице, где они остановились, я впустил в их комнату дюжину скорпионов, но они случайно обнаружили гадин и передушили всех.
   В другой раз я нанял одного бедняка — угостить ударом ножа одного из испанцев, того…
   — Того, которому Заморра отдала свое сердце? Янко скрипнул зубами и молча кивнул головой.
   — Дурак ошибся и зарезал какого-то иностранца, за что его повесили, — продолжал он. — Я лично два раза едва не расправился с врагами по пути в Марокко. Но оба раза срывалось. Их словно дьявол хранит! Вчера, например, я поджег сухую траву в пещерах, где они спрятались, и думал, что они изжарятся заживо, сгинут раз навсегда. Но они отыскали запасной выход, мать, и выбрались на поверхность… Словом, они тут, совсем близко, мать!
   — И девушка с ними?
   — Да. Но до девушки, мать, тебе нет дела! Ты мне помоги уничтожить испанцев. Оставшись одинокой в чужой стране, Заморра станет искать моей помощи, — я стану тем, чем был для нее раньше. Почему бы и нет? Разве я не хорош собой? Разве я не богат, как принц? Разве я не из древнего рода вождей? И ведь рано или поздно, но я тоже смогу стать вождем цыган Испании и пользоваться царскими почестями от всех детей древнего погибшего царства!
   — Так, так, сыночек, — монотонно твердила старуха, качая в такт речи седой головой. — Ты будешь вождем, и тебя ждут царские почести… Я помогу тебе уничтожить твоих врагов! Хочешь, я опою девушку таким зельем, что она полюбит тебя?
   — Она — дочь «Высокого Дома», мать!
   — Да, да! Я опять забыла, сыночек! Но как же ты хочешь погубить испанцев?
   — Натрави на них рифов, мать! Горные разбойники напьются крови моих врагов!
   — Хорошо, сыночек! Кстати, рифы восстали на этих днях. Между ними и испанцами — кровь!.. Хорошо, хорошо! Мне достаточно сказать, что она — моя внучка и что она тоже умеет творить заклинание града и заклинание ветра — и ей уже не будет грозить опасность попасть в гарем какого-нибудь шейха рифов!.. Теперь отдыхай, насыщайся. Я обдумаю, как все устроить. Твоя приемная мать позаботится обо всем, сыночек! Талисман вождя Семи племен останется в могиле вождя, девушка станет твоей женой или твоей наложницей — как тебе будет угодно, испанцы сгинут!
   — Испанцы сгинут! — эхом откликнулся Янко, снова принимаясь за еду.
   Четверть Часа спустя он покинул куббу колдуньи, условившись предварительно с ней обо всех подробностях плана предания Карминильо и Педро в руки рифов.

III

   Ну, что вы, сеньоры, думаете о нашей хозяйке? Этот вопрос задал товарищам Карминильо, стоявший посреди куббы «Госпожи Ветров». Туда, в куббу, беглецов благополучно довел Янко. Старуха приняла их радушно, как дорогих и близких людей. Бог весть откуда раздобыла она пищу и питье для них — и посетители куббы не могли пожаловаться ни на недостаток пищи, ни на ее грубый вкус.
   С особенной лаской старушка отнеслась к Заморре.
   — Как хороша ты, девушка! — шептала она, заглядывая в глаза хитаны. — Ты хороша, как царица! Ты — пышная роза Египта!
   Счастлив будет тот, кто назовет тебя своей, Цветок Востока!
   Должно быть, в твоих жилах течет царственная древняя кровь, огонь моей души!
   Пей, кушай, дитя.
   Под моим кровом ты в такой же безопасности, как под кровом дома отцов твоих, под крылышком твоей родной матери!
   Но все любезности, расточавшиеся старухой, не производили ни малейшего впечатления на девушку: каким-то безошибочным инстинктом хитана сознавала, что слова старухи — яд, и ее ласка — ложь.
   Когда гости были сыты, старуха приготовила им постели.
   — Спите спокойно, дети, — сказала она. — Тут вам не может угрожать никакая опасность. Да и я посторожу ваш покой. Я должна побродить по лесу, над пропастями, собирая травы и цветы ночи.
   И она выскользнула из куббы.
   Следом за ней, под предлогом осмотреть окрестности, ускользнул и Янко.
   Едва замолк звук их шагов, Карминильо, все время внимательно наблюдавший за движениями старухи, обратился к товарищам с вышеприведенным вопросом.
   — Старушка — первый сорт! — лениво отозвался Педро. — Она накормила нас такими деликатесами, что любо-дорого! Хотел бы я знать, откуда она добывает здесь, в этой глуши, такие вещи?
   Если я разбогатею, я возьму ее к себе в качестве домоправительницы!
   — А ты что скажешь, дитя? — обратился Карминильо к хитане.
   — Ничего, — сдержанно ответила девушка. — Мы находимся под кровом этой женщины, и мы ели хлеб ее. Я не хочу говорить о ней дурно. Но сердце мое не лежит к ней. Ее язык лжив и ядовит, как язык змеи!
   — Мне она тоже показалась фальшивой до мозга костей, — задумчиво произнес Карминильо, — но Янко клянется и божится, что мы можем вполне положиться на старуху. Тут мы в безопасности. Признаюсь, я очень нуждаюсь в отдыхе и засну как убитый!
   Они улеглись, притушив лампу. Каждый положил возле себя оружие. Спали не раздеваясь.
   Прошло всего несколько минут. Заморра осторожно приподнялась и огляделась. Педро спал сном невинности, некрасиво открыв рот, и звучно храпел. Карминильо лежал на спине, скрестив руки на груди, и казался не живым спящим человеком, а античной статуей.
   Хитана тихо склонилась над ним и прикоснулась губами к его высокому лбу.
   — Спи, родной! Спи, милый! — прошептала она. — Я не сплю за тебя! Я храню твой покой! Если понадобится, я отдам кровь моего сердца за тебя!
   Ты осуждаешь меня за то, что я отправилась на поиски таинственного талисмана. Но ты не знаешь, для чего мне нужен этот талисман, эта никчемная в твоих, да и в моих глазах игрушка!
   Талисман — это плата за свободу, это — выкуп.
   Если талисман вождя Семи племен будет в моих руках, я, по древним законам, становлюсь царицей цыган Испании. Как царица, я смогу выбирать себе мужа хотя бы из другого племени.
   Понимаешь ли это ты, спящий беззаботно?
   И снова красавица хитана склонилась к спящему и поцеловала его.
   Карминильо шевельнулся, но не открыл глаз: сон его, молодой и здоровый сон, был слишком крепок, и поцелуй цыганки не мог разбудить его…
   Убедившись, что Карминильо спит сном младенца, Заморра подняла с пола свой «маузер» и тенью выскользнула из куббы.
   Стояла ночь. Кругом царила тишина. Только откуда-то издали изредка доносился крик ночной птицы, да еще, когда налетал ветер с моря, слышался глухой гул. Это валы, рожденные в недрах моря, добежав до прибрежных утесов и разбиваясь грудью о грудь скал, тихо роптали на свою судьбу.