— Ты знаешь способ бежать от сюда? — воскликнул оживленно Каммамури.
— Я? О, великий оранг! Я — бедный негрито, и ничего больше! — ответил карлик. Но опять глаза его словно засмеялись.
— Говори, говори! — схватил его за руку Каммамури. — Я такой же пленник, как и ты. И мою голову даяки повесят на стенах какой-нибудь хижины, если я не убегу. Мы убежим вместе!»
Негрито, не отвечая, поднялся, прошелся по платформе, испытующе посмотрел вниз на занятую своим пиршеством стражу, потом полез по стропилам низкой крыши воздушной темницы и, вытянув что-то из вороха сухих листьев, бросил на пол.
— Смотри, господин! — сказал он.
— Веревка! — воскликнул в восторге Каммамури, хватаясь за сверток.
Да, это был великолепно сплетенный канат, толщиной всего с палец, из волокон растения, носящего у туземцев имя аренг. Такие канаты отличаются неимоверной крепостью. И перед изумленным и обрадованным маратхом сейчас лежал один из шедевров канатного искусства. Не было никакого сомнения, что эта веревка отлично выдержит тяжесть человеческого тела. Вот только достаточно ли длинна она? Сколько труда потратил на ее создание этот негрито и сколько терпения, ума, изобретательности!.. С первого взгляда Каммамури счел его чуть ли не идиотом, а теперь только помощь этого «идиота» открывает ему путь к спасению.
— Никто не подозревает, что у тебя есть веревка? — спросил Каммамури негрито.
— Конечно, нет. Иначе даяки давно пришли бы и отрубили мне руки! — просто ответил тот.
— Но откуда ты достал материал, чтобы сплести этот канат? Вместо ответа негрито тихо и самодовольно засмеялся.
— Даяки глупы, как дети! — сказал он, показывая на потолок воздушной тюрьмы. — Посмотри, господин, и ты увидишь, что здесь хватит материала еще на десять таких веревок!
Каммамури не нужно было повторять: он уже разглядел в настиле крыши их тюрьмы листья и куски коры аренга. Это и был тот материал, из которого изобретательный негрито сплел свою веревку.
Спустилась ночь. Стража у костра улеглась на земле. Трое, закутавшись в свои плащи, не замедлили задремать. Только четвертый все возился около огня. Наблюдая за его движениями, Каммамури без труда определил, что даяк, рослый и сильный воин, занят приготовлением снадобья, аналогичного коке Боливии или бетелю Индии из сока пинербетель орехов пинанг, или арека шатеку.
— Тем лучше! Его внимание теперь притуплено, — пробормотал Каммамури. — Но только сомневаюсь, чтобы этот запас пригодился ему там, куда он, надеюсь, не замедлит скоро отправиться!..
Через час, когда котта лесных даяков была объята глубоким сном, пленники спустили с платформы веревку и скользнули по ней на землю. Они были свободны. Стража и не подозревала о готовящемся побеге. Негрито хотел сейчас же укрыться в тростниках, окружавших деревню, но у Каммамури были другие планы: в нем заговорила кровь воина, он не хотел уходить отсюда безоружным, когда у костра лежали несколько даякских мечей с зубчатыми лезвиями и охапка сумпитанов с запасом стрел. Оружие было близко, и его оберегал только один человек, не подозревавший, что за его спиной в тени растений скрываются люди, готовые на все ради своей свободы.
— Подожди! — сказал негрито Каммамури, нагибаясь и поднимая толстый сук дерева, несколько напоминавший булаву, и тенью скользнул по направлению к костру. Через минуту негрито услыхал звук глухого удара и увидел, как даяк беззвучно повалился на землю. Маратх расправился с ним одним ударом импровизированного оружия; остальные стражники продолжали спать у костра. Схватив желанное оружие, Каммамури возвратился к негрито.
— Меч — мне, сумпитан и ядовитые стрелы — тебе! А теперь — бежим! — сказал он.
И они потонули во мгле ночи, в тени тростников.
Однако в котте очень скоро поднялись тревога. По-видимому, кто-то из стражи у костра проснулся и обнаружил труп убитого товарища. Даяки бросились к дереву, в ветвях которого находилась воздушная тюрьма. Беглецам было видно, как они, подставив бамбуковую лестницу, карабкались на платформу.
— Ищут нас, оранг! — хихикнул негрито.
— Пускай ищут. Бежим! — скомандовал маратх.
Они беспрепятственно продолжали свой путь. Благополучно добравшись до окружавшего деревню даяков болота, Каммамури, по совету негрито, чтобы скрыть свои следы, пробрался по небольшому протоку до кочки, слегка выступавшей из воды, и затаился там, ожидая возвращения негрито, который остался вблизи деревни, рассчитывая выследить, куда направят свои поиски даяки.
Несколько минут прошло в томительном ожидании. Скоро Каммамури овладело странное, тревожное настроение. Казалось, воздух вокруг был отравлен, и этот яд проникал в легкие маратха и туманил сознание. Послышался чуть заметный крадущийся шорох.
— Шива, Вишну и Брама! — воскликнул про себя Каммамури. — Здесь какой-то враг, и враг страшный! Если бы мы были в джунглях Индии, я сказал бы, что это приближается королевский тигр. Но это не тигр, а, должно быть, его родственница, пантера. Почуяла близость человека, хочет попробовать свежей крови…
Каммамури тревожно огляделся, и его взор встретился со взором подкрадывавшейся к нему сквозь тростники пантеры, глаза которой светились в темноте.
— Жаль, нет моего негрито! — недовольно пробормотал маратх. — С сумпитаном и отравленными стрелами он гораздо легче справился бы с хищницей, чем я, у которого для защиты только эта игрушка!
И Каммамури крепче сжал рукоятку тяжелого даякского меча.
Действительно, его положение становилось отчаянным: пантера лесов Борнео по силе, ловкости и, наконец, по живучести мало чем уступает королевскому тигру. На врагов она обыкновенно бросается, как распрямившаяся стальная пружина, с порядочного расстояния, перелетая его с быстротой стрелы. Она приканчивает свою жертву ударом вооруженных страшными когтями могучих лап или острыми зубами, способными, кажется, перекусить железный прут. Конечно, в борьбе с таким опасным противником имевшийся в распоряжении Каммамури короткий меч едва ли можно было считать сколько-нибудь надежным оружием. Но что же оставалось делать?
Уйти с занятой позиции?
Но пантера отлично плавает и, если она нагонит уходящего человека в воде, превосходство будет на ее стороне.
Оставалось ждать, что предпримет зверь, и рассчитывать на то, что он не решится напасть на следящего за каждым его движением маратха.
Мысли вихрем проносились в голове Каммамури. Ему вспоминались пережитые раньше опасности, кровавые бои, из которых он столько раз выходил с честью, поединки с тигром в лесах Индии. И он, не мигая, смотрел почти в упор на пантеру, в ее светившиеся фосфорическим блеском глаза. Так прошло несколько тяжелых мгновений. Вдруг послышался плеск воды, как будто поблизости в сонный водоем упало какое-то животное. Две светящиеся точки — глаза подстерегавшей свою жертву пантеры — померкли, послышался шорох. Каммамури вздохнул свободнее: хищница удалялась, вспугнутая поднятым шумом, быть может, опасаясь встречи с более смелым противником.
Оглянувшись, маратх при свете всходившей луны, рассмотрел фигуру неслышно подплывавшего к островку человека. Это был негрито.
— Господин! — сказал карлик, добравшись до кочки и поднимаясь из воды во весь рост. — Они идут!
— Кто? — спросил Каммамури, невольно вздрогнув и опять хватаясь за рукоятку своего единственного оружия.
— Даяки из деревни!
— Они напали на наш след?
— Да, господин! Сейчас они еще довольно далеко, но скоро будут здесь.
Однако, говоря это, негрито ничуть не казался встревоженным. Напротив, в его маленьких глазках светилась свирепая радость, на его безобразном лице отражалось чувство глубокого довольства.
X. Пещера питонов
XI. Адский огонь
— Я? О, великий оранг! Я — бедный негрито, и ничего больше! — ответил карлик. Но опять глаза его словно засмеялись.
— Говори, говори! — схватил его за руку Каммамури. — Я такой же пленник, как и ты. И мою голову даяки повесят на стенах какой-нибудь хижины, если я не убегу. Мы убежим вместе!»
Негрито, не отвечая, поднялся, прошелся по платформе, испытующе посмотрел вниз на занятую своим пиршеством стражу, потом полез по стропилам низкой крыши воздушной темницы и, вытянув что-то из вороха сухих листьев, бросил на пол.
— Смотри, господин! — сказал он.
— Веревка! — воскликнул в восторге Каммамури, хватаясь за сверток.
Да, это был великолепно сплетенный канат, толщиной всего с палец, из волокон растения, носящего у туземцев имя аренг. Такие канаты отличаются неимоверной крепостью. И перед изумленным и обрадованным маратхом сейчас лежал один из шедевров канатного искусства. Не было никакого сомнения, что эта веревка отлично выдержит тяжесть человеческого тела. Вот только достаточно ли длинна она? Сколько труда потратил на ее создание этот негрито и сколько терпения, ума, изобретательности!.. С первого взгляда Каммамури счел его чуть ли не идиотом, а теперь только помощь этого «идиота» открывает ему путь к спасению.
— Никто не подозревает, что у тебя есть веревка? — спросил Каммамури негрито.
— Конечно, нет. Иначе даяки давно пришли бы и отрубили мне руки! — просто ответил тот.
— Но откуда ты достал материал, чтобы сплести этот канат? Вместо ответа негрито тихо и самодовольно засмеялся.
— Даяки глупы, как дети! — сказал он, показывая на потолок воздушной тюрьмы. — Посмотри, господин, и ты увидишь, что здесь хватит материала еще на десять таких веревок!
Каммамури не нужно было повторять: он уже разглядел в настиле крыши их тюрьмы листья и куски коры аренга. Это и был тот материал, из которого изобретательный негрито сплел свою веревку.
Спустилась ночь. Стража у костра улеглась на земле. Трое, закутавшись в свои плащи, не замедлили задремать. Только четвертый все возился около огня. Наблюдая за его движениями, Каммамури без труда определил, что даяк, рослый и сильный воин, занят приготовлением снадобья, аналогичного коке Боливии или бетелю Индии из сока пинербетель орехов пинанг, или арека шатеку.
— Тем лучше! Его внимание теперь притуплено, — пробормотал Каммамури. — Но только сомневаюсь, чтобы этот запас пригодился ему там, куда он, надеюсь, не замедлит скоро отправиться!..
Через час, когда котта лесных даяков была объята глубоким сном, пленники спустили с платформы веревку и скользнули по ней на землю. Они были свободны. Стража и не подозревала о готовящемся побеге. Негрито хотел сейчас же укрыться в тростниках, окружавших деревню, но у Каммамури были другие планы: в нем заговорила кровь воина, он не хотел уходить отсюда безоружным, когда у костра лежали несколько даякских мечей с зубчатыми лезвиями и охапка сумпитанов с запасом стрел. Оружие было близко, и его оберегал только один человек, не подозревавший, что за его спиной в тени растений скрываются люди, готовые на все ради своей свободы.
— Подожди! — сказал негрито Каммамури, нагибаясь и поднимая толстый сук дерева, несколько напоминавший булаву, и тенью скользнул по направлению к костру. Через минуту негрито услыхал звук глухого удара и увидел, как даяк беззвучно повалился на землю. Маратх расправился с ним одним ударом импровизированного оружия; остальные стражники продолжали спать у костра. Схватив желанное оружие, Каммамури возвратился к негрито.
— Меч — мне, сумпитан и ядовитые стрелы — тебе! А теперь — бежим! — сказал он.
И они потонули во мгле ночи, в тени тростников.
Однако в котте очень скоро поднялись тревога. По-видимому, кто-то из стражи у костра проснулся и обнаружил труп убитого товарища. Даяки бросились к дереву, в ветвях которого находилась воздушная тюрьма. Беглецам было видно, как они, подставив бамбуковую лестницу, карабкались на платформу.
— Ищут нас, оранг! — хихикнул негрито.
— Пускай ищут. Бежим! — скомандовал маратх.
Они беспрепятственно продолжали свой путь. Благополучно добравшись до окружавшего деревню даяков болота, Каммамури, по совету негрито, чтобы скрыть свои следы, пробрался по небольшому протоку до кочки, слегка выступавшей из воды, и затаился там, ожидая возвращения негрито, который остался вблизи деревни, рассчитывая выследить, куда направят свои поиски даяки.
Несколько минут прошло в томительном ожидании. Скоро Каммамури овладело странное, тревожное настроение. Казалось, воздух вокруг был отравлен, и этот яд проникал в легкие маратха и туманил сознание. Послышался чуть заметный крадущийся шорох.
— Шива, Вишну и Брама! — воскликнул про себя Каммамури. — Здесь какой-то враг, и враг страшный! Если бы мы были в джунглях Индии, я сказал бы, что это приближается королевский тигр. Но это не тигр, а, должно быть, его родственница, пантера. Почуяла близость человека, хочет попробовать свежей крови…
Каммамури тревожно огляделся, и его взор встретился со взором подкрадывавшейся к нему сквозь тростники пантеры, глаза которой светились в темноте.
— Жаль, нет моего негрито! — недовольно пробормотал маратх. — С сумпитаном и отравленными стрелами он гораздо легче справился бы с хищницей, чем я, у которого для защиты только эта игрушка!
И Каммамури крепче сжал рукоятку тяжелого даякского меча.
Действительно, его положение становилось отчаянным: пантера лесов Борнео по силе, ловкости и, наконец, по живучести мало чем уступает королевскому тигру. На врагов она обыкновенно бросается, как распрямившаяся стальная пружина, с порядочного расстояния, перелетая его с быстротой стрелы. Она приканчивает свою жертву ударом вооруженных страшными когтями могучих лап или острыми зубами, способными, кажется, перекусить железный прут. Конечно, в борьбе с таким опасным противником имевшийся в распоряжении Каммамури короткий меч едва ли можно было считать сколько-нибудь надежным оружием. Но что же оставалось делать?
Уйти с занятой позиции?
Но пантера отлично плавает и, если она нагонит уходящего человека в воде, превосходство будет на ее стороне.
Оставалось ждать, что предпримет зверь, и рассчитывать на то, что он не решится напасть на следящего за каждым его движением маратха.
Мысли вихрем проносились в голове Каммамури. Ему вспоминались пережитые раньше опасности, кровавые бои, из которых он столько раз выходил с честью, поединки с тигром в лесах Индии. И он, не мигая, смотрел почти в упор на пантеру, в ее светившиеся фосфорическим блеском глаза. Так прошло несколько тяжелых мгновений. Вдруг послышался плеск воды, как будто поблизости в сонный водоем упало какое-то животное. Две светящиеся точки — глаза подстерегавшей свою жертву пантеры — померкли, послышался шорох. Каммамури вздохнул свободнее: хищница удалялась, вспугнутая поднятым шумом, быть может, опасаясь встречи с более смелым противником.
Оглянувшись, маратх при свете всходившей луны, рассмотрел фигуру неслышно подплывавшего к островку человека. Это был негрито.
— Господин! — сказал карлик, добравшись до кочки и поднимаясь из воды во весь рост. — Они идут!
— Кто? — спросил Каммамури, невольно вздрогнув и опять хватаясь за рукоятку своего единственного оружия.
— Даяки из деревни!
— Они напали на наш след?
— Да, господин! Сейчас они еще довольно далеко, но скоро будут здесь.
Однако, говоря это, негрито ничуть не казался встревоженным. Напротив, в его маленьких глазках светилась свирепая радость, на его безобразном лице отражалось чувство глубокого довольства.
X. Пещера питонов
Луна медленно поднималась над лесом, бросая золотые блики на сонную гладь воды, разбрасывая странные тени от стволов огромных тростников. Временами то здесь, то там слышался крадущийся, убегающий шорох, где-то далеко-далеко звенел слабый крик ночной птицы.
— Они близко! — сказал еще раз, наклоняясь к Каммамури, негрито.
— Они идут, оранг. Один, два, три, много, много!
— Постой! — отозвался Каммамури озабоченно, прислушиваясь к звукам, доносившимся сбоку. — Подожди! Даяки идут от леса, а я слышу шаги, слышу шорох со стороны реки!
— Крадется «пожирательница людей», господин! Пантера! — ответил карлик, прислушиваясь и одновременно поднося к губам свое оружие — ствол сумпитана.
— С кем схватимся раньше? — прошептал маратх.
— Посмотрим, оранг. Опасны даяки. Но «пожирательница людей» еще опаснее!
— Но я не вижу твоих даяков!
— Вон они! — отозвался негрито. И, глядя в направлении, указанном его рукой, Каммамури не без труда различил в прибрежных кустах три человеческие тени. Преследователи, по-видимому, нашли в лесу следы беглецов и ухитрились с безошибочностью инстинкта дикарей добраться до того самого места, где их пленники спустились в болото.
— Вода пока еще скрывает от них наши следы, оранг, — говорил беззвучным шепотом негрито, — но они, должно быть, отыщут их. Вон один спускается в воду…
Действительно, на берегу теперь видны были только две человеческие фигуры. Третий из преследователей бесшумно, словно змея, скользнул с берега в воду и пробирался среди тростников. И в то же время все явственнее, все отчетливее слышался сзади шорох: это «пожирательница людей», проголодавшаяся пантера, прокладывала, теперь уже не соблюдая обычных предосторожностей, себе путь среди тростников прямо по направлению к тому месту, где укрывались беглецы. Две—три секунды, и Каммамури, обернувшись, ясно увидел два светящихся глаза кровожадного хищника, приготовившегося к решающему прыжку.
— Вот, вот она! — почти крикнул маратх.
— Вижу, господин. Сейчас она умрет! — ответил негрито, вновь поднося сумпитан к губам. Следом послышался сначала слабый удалявшийся свист, потом яростный рев и плеск, воды. Намазанная страшным ядом четтинг, более сильным, чем знаменитый упас, стрела карлика вонзилась в тело хищницы. Зверь почти тотчас почувствовал сильную боль, возраставшую с каждым мгновением. Он метался, ломал стволы тростников, плескался в воде и опять бешено рычал. Его глаза то потухали, то вновь пылали как два раскаленных уголька. Потом Каммамури услышал громкий плеск воды.
— Она плывет к нам! — маратх схватился за рукоятку своего меча, готовясь дать отпор хищнику.
— Нет, оранг! — ответил негрито, внимательно наблюдавший за движениями зверя. — «Пожирательница людей» просто бросилась в воду, надеясь, что струи потока охладят пылающую от отравы кровь. Она умирает, говорю тебе!
В это мгновение послышался полный муки рев зверя, прорезавший воздух, потом глубокий стон, перешедший во вздох, и все стихло.
— Пора, господин! — дотронулся до руки Каммамури негрито. — Пора! Дорога к потоку очищена. Нам надо уходить. Даяки уже нашли наши следы и приближаются.
Повинуясь указаниям карлика, маратх последовал за ним. Опять они пробирались по болотистому прибрежью сквозь тростник. По временам они останавливались и старательно прислушивались, напряженно ловя окружавшие их звуки полной грозных тайн ночи.
— Враг подкрадывается к нам! — шепнул негрито. — Ныряй в воду, господин. Скорее, скорее!
Слушаясь его повелительного голоса, Каммамури погрузился в воду по горло и застыл. Ему было видно, как со стороны островка, только что покинутого ими, крадучись как пантера, к ним стала приближаться человеческая фигура.
Негрито, по-видимому, колебался, не зная, что делать. Два или три раза он подносил к губам свое смертоносное оружие, потом опускал его.
— Ты боишься промахнуться? — спросил его Каммамури.
— Я — вождь моего племени! — гордо закидывая уродливую голову, ответил тот. С быстротой молнии он поднес сумпитан к губам и словно глубоко вздохнул. Опять пронесся над слабо шептавшимися о чем-то камышами чуть уловимый, напоминавший шипение потревоженной змеи свист улетавшей стрелы. И опять крик, на этот раз крик человека, пробудил окрестность.
— Апанг.А-па-аиг! — дважды крикнул из мглы полный тоски и ужаса голос.
— Он мертв! — серьезно сказал негрито, вкладывая новую стрелу в сумпитан.
Действительно, с того места, откуда только что доносился шорох тростников, раздвигаемых крадущимся человеком, теперь послышался плеск воды, принявшей в свои холодные объятия уже бездыханное тело даяка. Зато целым хором голосов откликнулся берег болота. Там словно огромная стая хищных зверей отозвалась на предсмертный крик убитого стрелой разведчика даяков.
— Их много, много! — бормотал негрито, слыша эти яростные крики. — И они жаждут нашей крови. Бежать, оранг! Надо бежать! Ты умеешь плавать?
— Разумеется! — ответил Каммамури.
— Тогда за мной! Может быть, мы еще спасемся!
И карлик нырнул в воду. Маратх, привыкший к плаванию и нырянью в джунглях Индии, нырнул следом за своим проводником. И вовремя: на то место, где только что находились беглецы, посыпался град стрел из сумпитанов даяков, правда, направленных наудачу. Но ведь достаточно было одной из них случайно оцарапать тело кого-нибудь, и тот был бы обречен на ужасную смерть…
Каммамури спокойно проплыл под водой несколько десятков метров. Два или три раза он натыкался на словно плывшее в сонной воде бревно и больше инстинктом, чем сознательно, чувствуя опасность, уклонялся от нее: это были гавиалы. Но хищники еще спали. Пловцам же сопутствовало счастье: они незаметно проплыли мимо отмели, где дремали эти беспощадные пресмыкающиеся, не обратив на себя их внимания.
Довольно далеко от покинутого берега Каммамури на мгновение вынырнул, перевел дыхание. В двух метрах от него показалась голова негрито.
— Сюда, сюда! — только и успел произнести дикарь, и опять нырнул, потому что с берега уже летела туча отравленных, несших с собой смерть стрел.
Во второй раз, когда пловцы, пробыв несколько томительно долгих секунд под водой, вновь вынырнули на поверхность, они были уже так далеко от преследовавших их даяков, что им нечего было бояться их ядовитых стрел. Пользуясь этим, беглецы могли свободно перевести дух, осмотреться, сориентироваться. Потом они опять погрузились в воду и, проплыв по направлению, указанному негрито, добрались до пологого топкого болотистого берега и очутились среди тревожно шелестевших камышей. Два—три шага, и Каммамури почувствовал под ногами твердую почву.
— Бежать, бежать, оранг, — торопил его, стряхивая со себя воду, карлик. — Надо бежать, что есть сил. Они уже обошли болото, гонятся за нами. Но я знаю здесь надежное убежище. Теперь нечего думать о том, найдут ли они наши следы: раз даяк попал на чей-нибудь след, днем ли, ночью ли, он уже не потеряет его. — Наше спасение в быстроте, оранг!
И они побежали, прокладывая себе дорогу среди кустарников.
По временам у Каммамури уже не хватало сил. Он останавливался и переводил дыхание. И тогда негрито, который скользил по лесу так же свободно, как может плавать рыба в родной стихии, тоже приостанавливался и понукал спутника тревожным зовом:
— Скорее, скорее, оранг! Бежать, бежать!
— Черт! — задыхался маратх, утомленный этим бегом. — Я не из стали! Я не машина… Дай передохнуть!
— Скорее, скорее. Идут! Их много! — отвечал негрито. И они опять бежали.
Казалось, негрито знает здесь каждую пядь земли, каждый ствол, каждый кустик. Он мчался впереди Каммамури, показывая маратху дорогу, с уверенностью ищейки, бегущей по горячему следу, почти не сворачивая с раз принятого направления. Только на короткий миг он остановился, взял из рук маратха меч, одним взмахом срубил ствол попавшегося на дороге бамбука, двумя—тремя ударами отделил от ствола короткое колено и сделал на обрубке какие-то насечки и зарубки.
— Но куда ты меня, дьявол, тянешь? — опять остановился, задыхаясь, Каммамури.
— Близко, близко, господин! Мы уже около моего убежища…
— Какая-нибудь хижина? Блокгауз, что ли?
— Нет, оранг. Пещера. Пещера питонов!
— Питонов? — отшатнулся Каммамури, не будучи в силах сдержать нервной дрожи, пробежавшей по его телу.
— Да, да, оранг! Пещера гигантских питонов! Но разве я не вождь моего племени, что ты боишься следовать за мной в это убежище? Разве я не великий сапулах моего народа? Разве я не сделал из куска бамбука инструмент, при помощи которого»
— Понимаю! Ты — заклинатель змей? Хорошо! Ну, я готов. Бежим! В это мгновение, совсем неподалеку от того места, где находились беглецы, три огненных бича прорезали полумглу, и затем прогрохотали три ружейных выстрела.
— Карабины? — как вкопанный остановился пораженный маратх. — Карабины! Оружие моих друзей. Они пришли к нам на помощь! Ура! Мы спасены, карлик!
И маратх, напрягая всю силу своего голоса, закричал:
— Тремаль-Наик! Сандакан! Янес! Это я тут, Каммамури!
— Каммамури? Ты здесь? — отозвались три голоса. — Где ты? Кто гонится за тобой? Даяки?
Вопросы были прерваны командой Сандакана:
— Стреляйте! — И опять прогремели три выстрела. Ответом были яростные крики даяков, ошеломленных этим неожиданным отпором. Но даяки лесов Борнео не привыкли отступать перед опасностью, и через минуту, оправившись от неожиданности, опять ринулись в погоню. Однако минуты замешательства было достаточно для наших друзей: они уже успели сойтись, переговорить, и все четверо теперь бежали следом за показывавшим им дорогу негрито.
— Сюда, сюда, оранг! — кричал карлик, проскальзывая среди кустарников и указывая на какую-то узкую щель в скалах. — Тут самое надежное убежище. Здесь наше спасение. Это пещера!
И через мгновение все пятеро были уже под нависшими над ними мрачными сводами колоссальной пещеры.
— Ба! Что это? — отозвался из тьмы голос Янеса. — Здесь дьявольски воняет! Каким-то тошнотворным снадобьем несет, как из аптеки.
— За мной, за мной! — продолжал увлекать их в глубь пещеры негрито, который двигался тут с такой легкостью и уверенностью, как будто в самом деле был у себя дома.
— Но меня интересует, чем тут пахнет! — остановился Янес на повороте галереи. — Скажу откровенно, я предпочел бы запах дыма хорошей сигары этой проклятой вони…
Сандакан засмеялся.
— Я думаю! — отозвался он. — Вполне понятно, что для тебя запах сигары был бы предпочтительнее запаха змей…
— Что? — вскричал португалец, высоко поднимая свое ружье, словно рассчитывая защищаться ударами приклада от грозящих ему со всех сторон гадин.
— Успокойтесь, Янес! — отозвался маратх. — Успокойтесь! Мы можем вполне положиться на нашего проводника. Вы не поверите, как он дьявольски ловок и смышлен. Он предупредил меня, что эта пещера — логовище огромных питонов. Но он — великий заклинатель змей, и значит, нам не грозит никакая опасность»
— Великий заклинатель змей? — недовольно ворчал любитель сигар, тревожно озираясь вокруг, но ничего не видя, потому что пещера была погружена во мрак. — Пусть он будет величайшим заклинателем змей в мире, но я-то терпеть не могу этих гадин. Гавиалы, и те лучше…
И потом…
— Ну? Что еще? — отозвался Сандакан, которого забавляла ворчливость друга.
— Да и мой табак подмок, я не могу утешиться хоть затяжкою…
— Подожди. Поймаем какого-нибудь молодого питона, и ты можешь попробовать затянуться с его помощью вместо твоих излюбленных сигар!
— Кури эту гадость сам, Сандакан! — непритворно рассердился португалец.
— Но что это? Дьявол! Он, кажется, хочет повесить нам на шею даяков всего Борнео? — гневно воскликнул через мгновение Янес.
— Слышите? Слышите? Я уверен, это — предатель. При первой возможности всажу ему пулю в лоб.
— И будешь страшно несправедлив, Янес, — отозвался Тремаль-Наик, державшийся в пещере со спокойствием истого сына Индии. — Да, негрито играет сейчас на своей импровизированной флейте, но отнюдь не для того, чтобы привлечь даяков. Каммамури уже объяснял нам, что только при помощи этого самого негрито он смог спастись от даяков.
— А зачем он дудит на своей свистелке? Мертвых может разбудить этот проклятый инструмент…
— А живых усыпить! — отозвался Сандакан.
— Но я не чувствую желания спать! — бурчал португалец, постепенно все же успокаиваясь.
— И не спи. Никто не заставляет. Лучше посмотри, что творится вокруг. Пойдем-ка.
Янес и Тремаль-Наик повернули обратно ко входу в пещеру. И когда их взоры привыкли к полумраку, царившему в ней, потому что только слабый свет луны проникал туда сквозь узкую щель, служившую входом, у них закружилась голова — такое странное, фантастическое зрелище представилось им.
В самом деле, было на что посмотреть в этот предрассветный час в таинственных недрах гор Борнео, в этой полной загадок пещере. Негрито, полуголый — все его одеяние составляла повязка на лбу да повязка на бедрах — стоял неподалеку у входа и непрерывно играл на своей флейте, извлекая из нее странные, навевавшие волнующие мысли звуки, говорившие о чем-то сказочном, призрачном. И под звуки этой музыки, рожденной, должно быть, в бесконечно далекие времена, вокруг него копошились, свивались в клубки, распластывались, поднимались, как выпрямившиеся пружины, опять ложились на пол пещеры колоссальные пестрые тела огромных змей.
Да, это были настоящие гиганты змеиного царства. И освоившийся с полумглой взор беглецов уже угадывал среди пресмыкающихся представителей отдельных видов. Вот, широко разинув могучую пасть и устремив на негрито сверкающий взор, покачивается, словно танцуя, огромный питон. Рядом с ним шипит, высунув далеко раздвоенный язык, раздув шею, ядовитая очковая змея. И еще, и еще…
Звуки становились слабее, медленнее, спокойнее. Негрито теперь словно посылал эти звуки к выходу из пещеры. И, странное дело, клубками извивавшиеся вокруг него змеи ползли туда, куда уносились звуки флейты — к выходу из пещеры. Одна за другой… Звуки стихали, и змеи, успокоившись, ложились на землю у самого входа в подземный коридор и засыпали.
— Пусть попробуют ворваться сюда даяки! — торжествуя свою власть над гигантскими пресмыкающимися, сказал негрито беглецам.
— Они близко! — сказал еще раз, наклоняясь к Каммамури, негрито.
— Они идут, оранг. Один, два, три, много, много!
— Постой! — отозвался Каммамури озабоченно, прислушиваясь к звукам, доносившимся сбоку. — Подожди! Даяки идут от леса, а я слышу шаги, слышу шорох со стороны реки!
— Крадется «пожирательница людей», господин! Пантера! — ответил карлик, прислушиваясь и одновременно поднося к губам свое оружие — ствол сумпитана.
— С кем схватимся раньше? — прошептал маратх.
— Посмотрим, оранг. Опасны даяки. Но «пожирательница людей» еще опаснее!
— Но я не вижу твоих даяков!
— Вон они! — отозвался негрито. И, глядя в направлении, указанном его рукой, Каммамури не без труда различил в прибрежных кустах три человеческие тени. Преследователи, по-видимому, нашли в лесу следы беглецов и ухитрились с безошибочностью инстинкта дикарей добраться до того самого места, где их пленники спустились в болото.
— Вода пока еще скрывает от них наши следы, оранг, — говорил беззвучным шепотом негрито, — но они, должно быть, отыщут их. Вон один спускается в воду…
Действительно, на берегу теперь видны были только две человеческие фигуры. Третий из преследователей бесшумно, словно змея, скользнул с берега в воду и пробирался среди тростников. И в то же время все явственнее, все отчетливее слышался сзади шорох: это «пожирательница людей», проголодавшаяся пантера, прокладывала, теперь уже не соблюдая обычных предосторожностей, себе путь среди тростников прямо по направлению к тому месту, где укрывались беглецы. Две—три секунды, и Каммамури, обернувшись, ясно увидел два светящихся глаза кровожадного хищника, приготовившегося к решающему прыжку.
— Вот, вот она! — почти крикнул маратх.
— Вижу, господин. Сейчас она умрет! — ответил негрито, вновь поднося сумпитан к губам. Следом послышался сначала слабый удалявшийся свист, потом яростный рев и плеск, воды. Намазанная страшным ядом четтинг, более сильным, чем знаменитый упас, стрела карлика вонзилась в тело хищницы. Зверь почти тотчас почувствовал сильную боль, возраставшую с каждым мгновением. Он метался, ломал стволы тростников, плескался в воде и опять бешено рычал. Его глаза то потухали, то вновь пылали как два раскаленных уголька. Потом Каммамури услышал громкий плеск воды.
— Она плывет к нам! — маратх схватился за рукоятку своего меча, готовясь дать отпор хищнику.
— Нет, оранг! — ответил негрито, внимательно наблюдавший за движениями зверя. — «Пожирательница людей» просто бросилась в воду, надеясь, что струи потока охладят пылающую от отравы кровь. Она умирает, говорю тебе!
В это мгновение послышался полный муки рев зверя, прорезавший воздух, потом глубокий стон, перешедший во вздох, и все стихло.
— Пора, господин! — дотронулся до руки Каммамури негрито. — Пора! Дорога к потоку очищена. Нам надо уходить. Даяки уже нашли наши следы и приближаются.
Повинуясь указаниям карлика, маратх последовал за ним. Опять они пробирались по болотистому прибрежью сквозь тростник. По временам они останавливались и старательно прислушивались, напряженно ловя окружавшие их звуки полной грозных тайн ночи.
— Враг подкрадывается к нам! — шепнул негрито. — Ныряй в воду, господин. Скорее, скорее!
Слушаясь его повелительного голоса, Каммамури погрузился в воду по горло и застыл. Ему было видно, как со стороны островка, только что покинутого ими, крадучись как пантера, к ним стала приближаться человеческая фигура.
Негрито, по-видимому, колебался, не зная, что делать. Два или три раза он подносил к губам свое смертоносное оружие, потом опускал его.
— Ты боишься промахнуться? — спросил его Каммамури.
— Я — вождь моего племени! — гордо закидывая уродливую голову, ответил тот. С быстротой молнии он поднес сумпитан к губам и словно глубоко вздохнул. Опять пронесся над слабо шептавшимися о чем-то камышами чуть уловимый, напоминавший шипение потревоженной змеи свист улетавшей стрелы. И опять крик, на этот раз крик человека, пробудил окрестность.
— Апанг.А-па-аиг! — дважды крикнул из мглы полный тоски и ужаса голос.
— Он мертв! — серьезно сказал негрито, вкладывая новую стрелу в сумпитан.
Действительно, с того места, откуда только что доносился шорох тростников, раздвигаемых крадущимся человеком, теперь послышался плеск воды, принявшей в свои холодные объятия уже бездыханное тело даяка. Зато целым хором голосов откликнулся берег болота. Там словно огромная стая хищных зверей отозвалась на предсмертный крик убитого стрелой разведчика даяков.
— Их много, много! — бормотал негрито, слыша эти яростные крики. — И они жаждут нашей крови. Бежать, оранг! Надо бежать! Ты умеешь плавать?
— Разумеется! — ответил Каммамури.
— Тогда за мной! Может быть, мы еще спасемся!
И карлик нырнул в воду. Маратх, привыкший к плаванию и нырянью в джунглях Индии, нырнул следом за своим проводником. И вовремя: на то место, где только что находились беглецы, посыпался град стрел из сумпитанов даяков, правда, направленных наудачу. Но ведь достаточно было одной из них случайно оцарапать тело кого-нибудь, и тот был бы обречен на ужасную смерть…
Каммамури спокойно проплыл под водой несколько десятков метров. Два или три раза он натыкался на словно плывшее в сонной воде бревно и больше инстинктом, чем сознательно, чувствуя опасность, уклонялся от нее: это были гавиалы. Но хищники еще спали. Пловцам же сопутствовало счастье: они незаметно проплыли мимо отмели, где дремали эти беспощадные пресмыкающиеся, не обратив на себя их внимания.
Довольно далеко от покинутого берега Каммамури на мгновение вынырнул, перевел дыхание. В двух метрах от него показалась голова негрито.
— Сюда, сюда! — только и успел произнести дикарь, и опять нырнул, потому что с берега уже летела туча отравленных, несших с собой смерть стрел.
Во второй раз, когда пловцы, пробыв несколько томительно долгих секунд под водой, вновь вынырнули на поверхность, они были уже так далеко от преследовавших их даяков, что им нечего было бояться их ядовитых стрел. Пользуясь этим, беглецы могли свободно перевести дух, осмотреться, сориентироваться. Потом они опять погрузились в воду и, проплыв по направлению, указанному негрито, добрались до пологого топкого болотистого берега и очутились среди тревожно шелестевших камышей. Два—три шага, и Каммамури почувствовал под ногами твердую почву.
— Бежать, бежать, оранг, — торопил его, стряхивая со себя воду, карлик. — Надо бежать, что есть сил. Они уже обошли болото, гонятся за нами. Но я знаю здесь надежное убежище. Теперь нечего думать о том, найдут ли они наши следы: раз даяк попал на чей-нибудь след, днем ли, ночью ли, он уже не потеряет его. — Наше спасение в быстроте, оранг!
И они побежали, прокладывая себе дорогу среди кустарников.
По временам у Каммамури уже не хватало сил. Он останавливался и переводил дыхание. И тогда негрито, который скользил по лесу так же свободно, как может плавать рыба в родной стихии, тоже приостанавливался и понукал спутника тревожным зовом:
— Скорее, скорее, оранг! Бежать, бежать!
— Черт! — задыхался маратх, утомленный этим бегом. — Я не из стали! Я не машина… Дай передохнуть!
— Скорее, скорее. Идут! Их много! — отвечал негрито. И они опять бежали.
Казалось, негрито знает здесь каждую пядь земли, каждый ствол, каждый кустик. Он мчался впереди Каммамури, показывая маратху дорогу, с уверенностью ищейки, бегущей по горячему следу, почти не сворачивая с раз принятого направления. Только на короткий миг он остановился, взял из рук маратха меч, одним взмахом срубил ствол попавшегося на дороге бамбука, двумя—тремя ударами отделил от ствола короткое колено и сделал на обрубке какие-то насечки и зарубки.
— Но куда ты меня, дьявол, тянешь? — опять остановился, задыхаясь, Каммамури.
— Близко, близко, господин! Мы уже около моего убежища…
— Какая-нибудь хижина? Блокгауз, что ли?
— Нет, оранг. Пещера. Пещера питонов!
— Питонов? — отшатнулся Каммамури, не будучи в силах сдержать нервной дрожи, пробежавшей по его телу.
— Да, да, оранг! Пещера гигантских питонов! Но разве я не вождь моего племени, что ты боишься следовать за мной в это убежище? Разве я не великий сапулах моего народа? Разве я не сделал из куска бамбука инструмент, при помощи которого»
— Понимаю! Ты — заклинатель змей? Хорошо! Ну, я готов. Бежим! В это мгновение, совсем неподалеку от того места, где находились беглецы, три огненных бича прорезали полумглу, и затем прогрохотали три ружейных выстрела.
— Карабины? — как вкопанный остановился пораженный маратх. — Карабины! Оружие моих друзей. Они пришли к нам на помощь! Ура! Мы спасены, карлик!
И маратх, напрягая всю силу своего голоса, закричал:
— Тремаль-Наик! Сандакан! Янес! Это я тут, Каммамури!
— Каммамури? Ты здесь? — отозвались три голоса. — Где ты? Кто гонится за тобой? Даяки?
Вопросы были прерваны командой Сандакана:
— Стреляйте! — И опять прогремели три выстрела. Ответом были яростные крики даяков, ошеломленных этим неожиданным отпором. Но даяки лесов Борнео не привыкли отступать перед опасностью, и через минуту, оправившись от неожиданности, опять ринулись в погоню. Однако минуты замешательства было достаточно для наших друзей: они уже успели сойтись, переговорить, и все четверо теперь бежали следом за показывавшим им дорогу негрито.
— Сюда, сюда, оранг! — кричал карлик, проскальзывая среди кустарников и указывая на какую-то узкую щель в скалах. — Тут самое надежное убежище. Здесь наше спасение. Это пещера!
И через мгновение все пятеро были уже под нависшими над ними мрачными сводами колоссальной пещеры.
— Ба! Что это? — отозвался из тьмы голос Янеса. — Здесь дьявольски воняет! Каким-то тошнотворным снадобьем несет, как из аптеки.
— За мной, за мной! — продолжал увлекать их в глубь пещеры негрито, который двигался тут с такой легкостью и уверенностью, как будто в самом деле был у себя дома.
— Но меня интересует, чем тут пахнет! — остановился Янес на повороте галереи. — Скажу откровенно, я предпочел бы запах дыма хорошей сигары этой проклятой вони…
Сандакан засмеялся.
— Я думаю! — отозвался он. — Вполне понятно, что для тебя запах сигары был бы предпочтительнее запаха змей…
— Что? — вскричал португалец, высоко поднимая свое ружье, словно рассчитывая защищаться ударами приклада от грозящих ему со всех сторон гадин.
— Успокойтесь, Янес! — отозвался маратх. — Успокойтесь! Мы можем вполне положиться на нашего проводника. Вы не поверите, как он дьявольски ловок и смышлен. Он предупредил меня, что эта пещера — логовище огромных питонов. Но он — великий заклинатель змей, и значит, нам не грозит никакая опасность»
— Великий заклинатель змей? — недовольно ворчал любитель сигар, тревожно озираясь вокруг, но ничего не видя, потому что пещера была погружена во мрак. — Пусть он будет величайшим заклинателем змей в мире, но я-то терпеть не могу этих гадин. Гавиалы, и те лучше…
И потом…
— Ну? Что еще? — отозвался Сандакан, которого забавляла ворчливость друга.
— Да и мой табак подмок, я не могу утешиться хоть затяжкою…
— Подожди. Поймаем какого-нибудь молодого питона, и ты можешь попробовать затянуться с его помощью вместо твоих излюбленных сигар!
— Кури эту гадость сам, Сандакан! — непритворно рассердился португалец.
— Но что это? Дьявол! Он, кажется, хочет повесить нам на шею даяков всего Борнео? — гневно воскликнул через мгновение Янес.
— Слышите? Слышите? Я уверен, это — предатель. При первой возможности всажу ему пулю в лоб.
— И будешь страшно несправедлив, Янес, — отозвался Тремаль-Наик, державшийся в пещере со спокойствием истого сына Индии. — Да, негрито играет сейчас на своей импровизированной флейте, но отнюдь не для того, чтобы привлечь даяков. Каммамури уже объяснял нам, что только при помощи этого самого негрито он смог спастись от даяков.
— А зачем он дудит на своей свистелке? Мертвых может разбудить этот проклятый инструмент…
— А живых усыпить! — отозвался Сандакан.
— Но я не чувствую желания спать! — бурчал португалец, постепенно все же успокаиваясь.
— И не спи. Никто не заставляет. Лучше посмотри, что творится вокруг. Пойдем-ка.
Янес и Тремаль-Наик повернули обратно ко входу в пещеру. И когда их взоры привыкли к полумраку, царившему в ней, потому что только слабый свет луны проникал туда сквозь узкую щель, служившую входом, у них закружилась голова — такое странное, фантастическое зрелище представилось им.
В самом деле, было на что посмотреть в этот предрассветный час в таинственных недрах гор Борнео, в этой полной загадок пещере. Негрито, полуголый — все его одеяние составляла повязка на лбу да повязка на бедрах — стоял неподалеку у входа и непрерывно играл на своей флейте, извлекая из нее странные, навевавшие волнующие мысли звуки, говорившие о чем-то сказочном, призрачном. И под звуки этой музыки, рожденной, должно быть, в бесконечно далекие времена, вокруг него копошились, свивались в клубки, распластывались, поднимались, как выпрямившиеся пружины, опять ложились на пол пещеры колоссальные пестрые тела огромных змей.
Да, это были настоящие гиганты змеиного царства. И освоившийся с полумглой взор беглецов уже угадывал среди пресмыкающихся представителей отдельных видов. Вот, широко разинув могучую пасть и устремив на негрито сверкающий взор, покачивается, словно танцуя, огромный питон. Рядом с ним шипит, высунув далеко раздвоенный язык, раздув шею, ядовитая очковая змея. И еще, и еще…
Звуки становились слабее, медленнее, спокойнее. Негрито теперь словно посылал эти звуки к выходу из пещеры. И, странное дело, клубками извивавшиеся вокруг него змеи ползли туда, куда уносились звуки флейты — к выходу из пещеры. Одна за другой… Звуки стихали, и змеи, успокоившись, ложились на землю у самого входа в подземный коридор и засыпали.
— Пусть попробуют ворваться сюда даяки! — торжествуя свою власть над гигантскими пресмыкающимися, сказал негрито беглецам.
XI. Адский огонь
— Каммамури! Теперь ты должен рассказать нам о твоих приключениях! — обратился к маратху Тремаль-Наик, когда беглецы вдоволь налюбовались странным фантастическим зрелищем заклинания змей; негрито по-прежнему время от времени продолжал извлекать из своей флейты тихие, наводившие дрему таинственные звуки.
— Что рассказать, мой господин? — оживился маратх. — У меня в голове теперь путаница… Сейчас… Ну, слушайте. Вот, когда я увидел в котте даяков проклятого грека Теотокриса…
— Ты увидел Теотокриса? — подпрыгнул, как ужаленный, Янес.
— Ты сошел с ума? Увидел привидение?
— Увидел тень Теотокриса! — вторили Янесу Тремаль-Наик и Сандакан.
— Ничуть не бывало! — живо возразил Каммамури. — Кто вам сказал о привидениях, призраках мертвецов? Я же говорю, что видел Теотокриса, живого-здорового…
— Здесь, на острове Борнео? Не может быть! Ты грезишь, что ли?! — в три голоса кричали беглецы, позабыв о близости гигантских змей. Впрочем, последние, расположившись у входа в пещеру, не обращали внимания на людские голоса: зачарованные звуками флейты, они дремали. И только время от времени в груде их тел начиналось движение, какая-нибудь гадина переползала, протягивая через камни свое тело, поднимала свою безобразную голову и слабо, сонно шипела.
— Шива, Брама и Вишну! — рассердился Каммамури. — Говорю вам, я не питон, усыпленный этой дьявольской музыкой!.. Видел своими глазами грека. Даже своими боками, если хотите!
— Видеть боками? Довольно оригинальный способ видения! — проворчал Янес.
— Ну, да! — не смущаясь, продолжал Каммамури. — То есть, мои бока видели каблуки сапог этого зверя. Он дважды толкнул меня в ребра. Я был связан и не мог пошевелиться…
— Понятно. Иначе ты бы голыми руками задавил грека. Но продолжай! — сказал Сандакан.
— Это он, по-видимому, командует всеми нападающими на нас даяками. По крайней мере, они сами говорили, что покончили бы со мной, если бы не его приказ. Это он велел заключить меня в воздушную тюрьму, откуда я смог бежать только благодаря помощи моего негрито! Словом, грек жив, и это по его приказанию даяки гонятся за нами! — закончил свое повествование Каммамури.
— Теотокрис жив? Ах, гадина! Ах, собака! — бесновался Янес. — Но ведь когда мы устроили переворот в Ассаме, на его долю досталось несколько хороших пуль….
— И несколько добрых ударов сабли! — поддержал друга Тремаль-Наик.
— Так, так! — почти кричал Янес. — Но у нас в Европе говорят, что у греков шкура крепче и толще, чем у гиппопотамов!
— Знаете что, друзья? — повысил голос Сандакан. — Теперь я начинаю подозревать, что твоя яхта, Янес, взлетела на воздух отнюдь не случайно.
— Что? — заревел португалец. — Но ведь тогда» Тогда надо предположить, что среди экипажа яхты был предатель…
— Твой верный мажордом, хитмудьяр! Ты его забыл? — подмигнул другу Сандакан.
— Дьявол! Но, значит, он бежал? Хорошо же! Пусть попадется мне в руки… Но постой, постой, Сандакан. Ведь и тебе этот ловец губок удружил? По докладу моих молодцов, хитмудьяр ведь велел перенести на яхту твоего пленника…
— Что рассказать, мой господин? — оживился маратх. — У меня в голове теперь путаница… Сейчас… Ну, слушайте. Вот, когда я увидел в котте даяков проклятого грека Теотокриса…
— Ты увидел Теотокриса? — подпрыгнул, как ужаленный, Янес.
— Ты сошел с ума? Увидел привидение?
— Увидел тень Теотокриса! — вторили Янесу Тремаль-Наик и Сандакан.
— Ничуть не бывало! — живо возразил Каммамури. — Кто вам сказал о привидениях, призраках мертвецов? Я же говорю, что видел Теотокриса, живого-здорового…
— Здесь, на острове Борнео? Не может быть! Ты грезишь, что ли?! — в три голоса кричали беглецы, позабыв о близости гигантских змей. Впрочем, последние, расположившись у входа в пещеру, не обращали внимания на людские голоса: зачарованные звуками флейты, они дремали. И только время от времени в груде их тел начиналось движение, какая-нибудь гадина переползала, протягивая через камни свое тело, поднимала свою безобразную голову и слабо, сонно шипела.
— Шива, Брама и Вишну! — рассердился Каммамури. — Говорю вам, я не питон, усыпленный этой дьявольской музыкой!.. Видел своими глазами грека. Даже своими боками, если хотите!
— Видеть боками? Довольно оригинальный способ видения! — проворчал Янес.
— Ну, да! — не смущаясь, продолжал Каммамури. — То есть, мои бока видели каблуки сапог этого зверя. Он дважды толкнул меня в ребра. Я был связан и не мог пошевелиться…
— Понятно. Иначе ты бы голыми руками задавил грека. Но продолжай! — сказал Сандакан.
— Это он, по-видимому, командует всеми нападающими на нас даяками. По крайней мере, они сами говорили, что покончили бы со мной, если бы не его приказ. Это он велел заключить меня в воздушную тюрьму, откуда я смог бежать только благодаря помощи моего негрито! Словом, грек жив, и это по его приказанию даяки гонятся за нами! — закончил свое повествование Каммамури.
— Теотокрис жив? Ах, гадина! Ах, собака! — бесновался Янес. — Но ведь когда мы устроили переворот в Ассаме, на его долю досталось несколько хороших пуль….
— И несколько добрых ударов сабли! — поддержал друга Тремаль-Наик.
— Так, так! — почти кричал Янес. — Но у нас в Европе говорят, что у греков шкура крепче и толще, чем у гиппопотамов!
— Знаете что, друзья? — повысил голос Сандакан. — Теперь я начинаю подозревать, что твоя яхта, Янес, взлетела на воздух отнюдь не случайно.
— Что? — заревел португалец. — Но ведь тогда» Тогда надо предположить, что среди экипажа яхты был предатель…
— Твой верный мажордом, хитмудьяр! Ты его забыл? — подмигнул другу Сандакан.
— Дьявол! Но, значит, он бежал? Хорошо же! Пусть попадется мне в руки… Но постой, постой, Сандакан. Ведь и тебе этот ловец губок удружил? По докладу моих молодцов, хитмудьяр ведь велел перенести на яхту твоего пленника…