Страница:
– Я передам твое замечание генералу, – улыбнулся отец.
Владимир Алексеевич же, вообще человек бессонный, привыкший спать предельно мало, вернулся к компьютеру и снова открыл файлы с присланными фотографиями. Ему все не давала покоя мысль, за которую он не сумел зацепиться, которая уже почти далась в руки, но ее перебило сообщение от генерала Апраксина.
Однако, как это часто случается, когда особенно стараешься что-то вспомнить, теперь не удавалось ухватиться даже за след ушедшей мысли. И сколько полковник ни всматривался в фотографии, понять, что обеспокоило его и готово было вызвать вопрос, он не мог.
Пока сын спал, Владимир Алексеевич еще раз заварил чай – теперь уже покрепче, чтобы кровь по сосудам забегала быстрее. И это помогло. Кирпичников вдруг явственно увидел то, что вызвало его беспокойство. На первой фотографии, где лицо вышло нечетким лишь слегка, фоновое изображение было размыто значительно сильнее. Причем таким образом, что увидеть, где находится женщина, было невозможно. Такое изображение обычно дают хорошие профессиональные фотокамеры; резкость фокусируется только на одном объекте, расположенном близко, а остальные объекты выглядят нечетко. Но этот снимок был сделан явно плохой камерой, может быть, даже трубкой сотового телефона, которая принципиально не умеет наводить резкость и выделять какой-то объект. Тем не менее разница в размытии лица и фона была значительная.
Полковник перевел изображение в программу «Photoshop», сменил формат и там увеличил. И «Photoshop» наглядно показал, что над фотографией основательно поработали, чтобы затруднить узнавание. Но только ли узнавание? Пусть лицо пропустили через стандартный фильтр «Размытие». Может быть, даже дважды пропустили. А фон? А фон просто слегка размазали с помощью стандартного же инструмента «Палец». Только зачем это сделали? Непонятно. Если в Ростовской области обнаружили женщину, страдающую амнезией, если эта женщина походит по параметрам поиска на пропавшую Надежду Павловну Кирпичникову, то могли бы просто прислать нормальные фотографии. Но снимки получились такие, что на них трудно что-то разобрать. Причем сделано это явно умышленно. Зачем?
Ответ напрашивался сам собой. Полковника Кирпичникова и его сына кто-то намеревался заманить в ловушку. И потому страхуется, высылая такие фотографии. Вроде бы есть схожесть – значит, требуется ехать. А если с Кирпичниковыми что-то случится, легко будет отговориться: мол, фотографии оказались плохими, не было под рукой хорошего фотографа; требовали фотографии срочно, срочно и сделали как могли...
У той женщины наверняка есть какая-то схожесть с разыскиваемой Надеждой Кирпичниковой. И этим кто-то пытается воспользоваться. Да, вывод можно было сделать именно такой.
За спиной послышались шаги. Геннадий уже выспался. Остановился за спиной отца.
– Я вспомнил. Первая фотография... Самая крупная...
– Ну...
– Это мама. Но... Но это, кажется, из тех фотографий, что я отдавал в отдел розыска. Что-то там не так. Это какая-то темная история. А на других фотографиях, где мелко, там не она.
– А эта фотография, которую ты им дал, она где была сделана? Мама где находится?
– В большой комнате, за столом сидит.
– Тогда понятно, почему они фон размыли. Чтобы нас заманить, но убрать знакомые нам детали, иначе мы поняли бы. Все правильно.
Мобильник Геннадия подал голос. Он поспешил в прихожую, где оставил на вешалке свой бушлат, в котором и лежала трубка.
– Слушаю, капитан Кирпичников. Да... Да, товарищ генерал. Понял. Мы ждем вас.
Сын зашел в кабинет и положил трубку на компьютерный столик.
– Едет.
– Я понял. Заваривай чай...
Сын ушел на кухню, а Владимир Алексеевич попробовал просчитать, насколько может быть выгодным для Апраксина положение, в которое попал его подчиненный. И по всем параметрам выходило, что генералу это очень невыгодно. Значит, на Виктора Евгеньевича в сложной ситуации можно положиться.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
2
* * *
Геннадий до приезда Апраксина прилег отдохнуть. Все-таки «Нива», за рулем которой капитан проехал за день больше тысячи километров, для таких дальних поездок не слишком приспособлена, и водитель в ней основательно устает. Плюс к этому несколько небольших происшествий... Любого другого человека они лишили бы сна, но для офицера спецназа ГРУ казались нормальным явлением в период боевых действий. Поэтому Кирпичников-младший, за время многочисленных командировок в районы «горячих точек» привыкший к разного рода нестандартным ситуациям, легко уснул.Владимир Алексеевич же, вообще человек бессонный, привыкший спать предельно мало, вернулся к компьютеру и снова открыл файлы с присланными фотографиями. Ему все не давала покоя мысль, за которую он не сумел зацепиться, которая уже почти далась в руки, но ее перебило сообщение от генерала Апраксина.
Однако, как это часто случается, когда особенно стараешься что-то вспомнить, теперь не удавалось ухватиться даже за след ушедшей мысли. И сколько полковник ни всматривался в фотографии, понять, что обеспокоило его и готово было вызвать вопрос, он не мог.
Пока сын спал, Владимир Алексеевич еще раз заварил чай – теперь уже покрепче, чтобы кровь по сосудам забегала быстрее. И это помогло. Кирпичников вдруг явственно увидел то, что вызвало его беспокойство. На первой фотографии, где лицо вышло нечетким лишь слегка, фоновое изображение было размыто значительно сильнее. Причем таким образом, что увидеть, где находится женщина, было невозможно. Такое изображение обычно дают хорошие профессиональные фотокамеры; резкость фокусируется только на одном объекте, расположенном близко, а остальные объекты выглядят нечетко. Но этот снимок был сделан явно плохой камерой, может быть, даже трубкой сотового телефона, которая принципиально не умеет наводить резкость и выделять какой-то объект. Тем не менее разница в размытии лица и фона была значительная.
Полковник перевел изображение в программу «Photoshop», сменил формат и там увеличил. И «Photoshop» наглядно показал, что над фотографией основательно поработали, чтобы затруднить узнавание. Но только ли узнавание? Пусть лицо пропустили через стандартный фильтр «Размытие». Может быть, даже дважды пропустили. А фон? А фон просто слегка размазали с помощью стандартного же инструмента «Палец». Только зачем это сделали? Непонятно. Если в Ростовской области обнаружили женщину, страдающую амнезией, если эта женщина походит по параметрам поиска на пропавшую Надежду Павловну Кирпичникову, то могли бы просто прислать нормальные фотографии. Но снимки получились такие, что на них трудно что-то разобрать. Причем сделано это явно умышленно. Зачем?
Ответ напрашивался сам собой. Полковника Кирпичникова и его сына кто-то намеревался заманить в ловушку. И потому страхуется, высылая такие фотографии. Вроде бы есть схожесть – значит, требуется ехать. А если с Кирпичниковыми что-то случится, легко будет отговориться: мол, фотографии оказались плохими, не было под рукой хорошего фотографа; требовали фотографии срочно, срочно и сделали как могли...
У той женщины наверняка есть какая-то схожесть с разыскиваемой Надеждой Кирпичниковой. И этим кто-то пытается воспользоваться. Да, вывод можно было сделать именно такой.
За спиной послышались шаги. Геннадий уже выспался. Остановился за спиной отца.
– Я вспомнил. Первая фотография... Самая крупная...
– Ну...
– Это мама. Но... Но это, кажется, из тех фотографий, что я отдавал в отдел розыска. Что-то там не так. Это какая-то темная история. А на других фотографиях, где мелко, там не она.
– А эта фотография, которую ты им дал, она где была сделана? Мама где находится?
– В большой комнате, за столом сидит.
– Тогда понятно, почему они фон размыли. Чтобы нас заманить, но убрать знакомые нам детали, иначе мы поняли бы. Все правильно.
Мобильник Геннадия подал голос. Он поспешил в прихожую, где оставил на вешалке свой бушлат, в котором и лежала трубка.
– Слушаю, капитан Кирпичников. Да... Да, товарищ генерал. Понял. Мы ждем вас.
Сын зашел в кабинет и положил трубку на компьютерный столик.
– Едет.
– Я понял. Заваривай чай...
Сын ушел на кухню, а Владимир Алексеевич попробовал просчитать, насколько может быть выгодным для Апраксина положение, в которое попал его подчиненный. И по всем параметрам выходило, что генералу это очень невыгодно. Значит, на Виктора Евгеньевича в сложной ситуации можно положиться.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Звонок в дверь застал Владимира Алексеевича сидящим за компьютером в поисках той фотографии, что сын передал в отдел поиска МВД, и дверь открыл Геннадий, оказавшийся ближе. Полковник Кирпичников встал, думая, что приехал генерал. Но оказалось, что это сосед по лестничной площадке Коля Трофимов.
– Извини, Генаха, что так поздно, – хриплым голосом сказал сосед. – Я на балкон вышел покурить, смотрю, свет у тебя. Слушай, проснулся, башка трещит... Выпить глотка не найдешь?
Владимир Алексеевич вышел к соседу.
– Нет, Коля, мы дома запасов не держим. Если б было, мы бы сами давно выпили.
Кирпичников-старший общался с соседом понятными для того категориями.
– А что, я сгонять могу! Было бы желание и бабки...
– Нет, Коля, желания. Извини.
– Как хочешь, Лексеич. Если что, я под боком. Я уже ложиться до утра не буду. Понадобится, звони. Я на ногу легкий. – Трофимов улыбнулся беззубым ртом.
– А что ты зубы себе не вставишь? Не старик еще...
Сосед был на пару лет старше самого Владимира Алексеевича.
– А на хрена? Есть все равно нечего. А пить я и так могу. Так даже лучше.
Когда-то Коля Трофимов работал наладчиком станков-автоматов на заводе АЗЛК. Был даже каким-то орденоносцем и вообще личностью в почете. С развалом завода и потерей работы запил и сам развалиной стал.
– Хозяйку-то свою не нашли?
– Не нашли пока.
– А «Скорая» дня четыре назад не к ней приезжала?
– «Скорая»? – переспросил Владимир Алексеевич.
– Ну да, ночью. Я как раз домой от товарища возвращался. Часа два было. Смотрю, «Скорая» стоит. Два санитара, здоровенные такие хари, бей – не промахнешься... только им бить не давай, потому что они точно не промахнутся... да... и врач. Я подумал, что к Филимоновне. Врач в военных брюках был. Летчик, что ли... Синие брюки, из-под халата видно. Потому и подумал, что из госпиталя для ветеранов.
Клара Филимоновна, ветеран Великой Отечественной войны, жила этажом выше. Болела, как и полагается по возрасту, и ей часто вызывали «Скорую помощь».
– Надо будет заглянуть к ней, – сказал Геннадий.
– Поздно, – констатировал Трофимов.
– Понятно, что поздно, – согласился с соседом капитан. – Днем загляну.
– Поздно, говорю. Ее через день после той ночи похоронили.
– А что ты про «Скорую» раньше не сказал? – спросил Геннадий.
– Да я видел-то тебя мельком. Ты расспрашивать к бабе моей приходил, меня не было... Ладно, пошел я.
Сосед развернулся, Геннадий распахнул дверь, и тот вышел на лестничную площадку, издав тоскливый вздох. Голова, видно, болела сильно.
Полковник сел обратно за компьютер, чтобы все-таки найти нужную фотографию и сравнить два снимка. Это разрешило бы все сомнения. Сам Владимир Алексеевич имел привычку время от времени чистить «фотоальбом» в своем компьютере и выбрасывать некоторые фотографии. Но, если он не выбросил этот снимок, если Геннадий скопировал его, значит, оригинал должен оставаться в компьютере, потому что за эти дни полковник Кирпичников за компьютер не садился и с фотографиями не работал. И нашел-таки. И даже сравнить успел. Сомнения отпали. Присланный снимок был сделан в «Photoshop’е» с существующего оригинала.
Следующий звонок в дверь заставил Владимира Алексеевича обогнать сына, выключить свет в прихожей и посмотреть в дверной «глазок». Свет выключался по простой причине. Когда открываешь крышку дверного «глазка», свет видно с другой стороны двери. Достаточно подставить к глазку пистолетный ствол и, когда свет закроет голова хозяина, выстрелить. При выключенном свете невозможно угадать момент, когда хозяин посмотрит в «глазок». Но опасения оказались напрасными. Это был генерал-лейтенант Апраксин, и не один. Сбоку от генерала стоял человек с большой спортивной сумкой на плече; лица видно не было, и потому полковник Кирпичников узнал его, только когда открыл дверь. Оказалось, Виктор Евгеньевич взял с собой заместителя Кирпичникова по хозяйственной части, бывшего прапорщика ВДВ Гималая Кузьмича Слепакова.
– Не разбудили? – сразу спросил Апраксин.
– Никак нет, товарищ генерал.
– Здравия желаю, товарищ полковник. – Слепаков, шагнув за порог, пожал руку сначала отцу, потом Геннадию, вышедшему в прихожую вслед за Владимиром Алексеевичем. – С наступающим всех. В беспокойстве Новый год встречаем. Лимит исчерпаем – следующий год спокойным будет. У меня такая личная примета есть. Всегда срабатывает.
Владимиру Алексеевичу показалось, что обычно немногословный Гималай Кузьмич пытается болтовней развеять напряжение. Это у него, впрочем, не получилось, потому что никто не отреагировал на его слова.
– Чаю... – предложил полковник. – Геннадий только что заварил.
– Спасибо, я уже столько кофе за вечер выпил, что организм больше жидкости не принимает, – отказался Апраксин. – Лучше сразу к делу приступим. А то мне дальше ехать нужно, еще кое-какие дела решить.
Прошли не на кухню, а в большую комнату.
– Начну со своих попыток разрядить обстановку. Довести до представителей Департамента «Z» сведения о том, что воровство трубки ничего им не дало, у меня получилось. Сейчас, Владимир Алексеевич, напиши рапорт обо всем случившемся, в том числе и о попытке сбить тебя машиной, чтобы я имел в случае чего документальные основания для возможности предъявить записи допросов. Это я тоже доведу до сведения соседей. Так будет безопаснее. Хотя они всегда могут отговориться, что это была личная инициатива капитана Касьянова. Однако такой факт будет выглядеть неубедительно.
Полковник, уже занявший место за письменным столом, сразу достал лист бумаги и ручку. Он понимал, что такой рапорт вполне может служить поводом для возбуждения уголовного дела, хотя не верил, что военная прокуратура сумеет и, главное, пожелает довести дело до логического завершения. Верить в справедливость прокуроров, считал Кирпичников, все равно что верить в реальность событий, рассказанных в телевизионных сериалах.
– Что касается остального, – продолжил генерал. – Не знаю, насколько действенными оказались мои усилия, но высказать свою позицию я смог, и это главное. «Третейский суд» состоялся, и он не вынес окончательного решения. Вопрос упирается в те самые документы, которые они разыскивают. Они их требуют, и «третейский суд» считает требования обоснованными.
– Значит, мама не отдала им документы? – спросил капитан.
– Если бы она отдала, нас бы не преследовали, – сделал вывод полковник. – Но что, товарищ генерал, делать, если я не знаю, где находятся документы?
– Вот потому я и считаю вопрос открытым. Следовательно, можно ждать дальнейшего обострения ситуации. И потому необходимо принять некоторые меры. Хотя бы предварительные. Гималай Кузьмич...
Кажется, генералу нравилось произносить эти колоритные имя-отчество.
Слепаков, шагнув вперед, поставил перед собой свою объемную сумку. С характерным звуком расстегнулся замок-«молния», и на свет появилось два больших белых пакета, из которых стали извлекаться пакеты поменьше, уже прозрачные, целлофановые, через которые просвечивало нечто камуфлированных цветов. Первые два пакета были самыми маленькими. Гималай Кузьмич легко вскрыл их и протянул полковнику и капитану по прибору, чем-то напоминающему трубку сотового телефона чуть увеличенного размера, но с креплениями, предназначенными явно не для ладони.
– Это электронный «врач-диагност», – объяснил Слепаков. – Инструкция к нему есть, но она на базе. Завтра можно будет взять в отделе. У меня не было доступа к чужому сейфу. Вообще-то инструкция еще полностью не переведена. Сначала переведут с английского, потом передадут нам. Но она и не нужна в принципе. Прибор американский, разработка Института солдатских технологий при Массачусетском технологическом институте. У американцев этот проект называется ISN. Полностью – The Institute for Soldier Nanotechnologies. Институт, как явствует из названия, занимается внедрением нанотехнологий в обеспечение безопасности армии. Но занимается разработкой не только в этой области, а и в сопутствующих тоже. Выдает для армии полностью готовый продукт. «Врач-диагност» крепится к обнаженному бедру двумя ремнями на липучке. Второй ремень, верхний, пропускается к брючному ремню. Прибор должен плотно прилегать к телу, чему способствует слегка вогнутая поверхность. Главное, чтобы шесть сенсоров прилегали к коже. Они и производят всю диагностику. Прибор, кстати, не только диагностирует организм, он еще и оказывает первую медицинскую помощь. Например, впрыскивает через кожу обезболивающие средства. Аккумулятор рассчитан на бесперебойную работу в течение трех суток, потом меняется. Имеется возможность для подзарядки. Зарядное устройство прилагается. Примеряйте... Первоначальное исследование организма проходит в нормальной обстановке при полностью здоровом теле в течение трех часов. Заносится на штатный носитель информации типа SDHC, который можно считать через любой компьютер с помощью адаптера. Три часа попрошу не снимать. На карте памяти будет все о вашем организме, от частоты пульса до содержания сахара в крови и анализа ДНК. Там, видите, есть маленькая, почти микроскопическая короткая игла. Через нее будет произведен забор крови. Надевайте. Игла так мала, что укола вы почти не почувствуете. Как только прекратится забор крови, игла уберется в прибор автоматически...
– Зачем нам это? – не понял полковник.
– Электронный «врач» – составляющая часть нанокостюма, – объяснил генерал.
Гималай Кузьмич вытащил еще два пакета, потом еще два.
– Брюки и куртка. К куртке при необходимости можно крепить погоны. Даже российские. Я проверял, размеры совпадают. Можно только пристегивать, конструкция это предусматривает. Что касается других знаков различия... Пришить к костюму какую-либо эмблему или что-то подобное невозможно. Можно только приклеить. Я сломал две иголки, когда пытался. Ткань вроде бы на ощупь мягкая, но не протыкается.
– А зачем это нужно? Что вообще такое нанокостюм? – спросил Геннадий. – Мне как-то удобнее в своем, в отечественном. Привычно, и не пачкается...
– Бронежилет, товарищ капитан, носить любите? – спросил Слепаков с легкой усмешкой.
– Бывает, что вынужден, – ответил Геннадий.
– А в городе? В Москве, например...
– Обстановка может оказаться такой, что придется, хотя не хотелось бы.
– А вот этот костюм, сделанный по нанотехнологиям, полностью заменит бронежилет пятого класса! Так говорят американцы. Впрочем, полностью заменить его он не может. Костюм, конечно, непробиваем для пуль, за исключением бронебойных, но от таких никакой жилет не спасет. Однако от простой пули, от осколков гранаты и даже мины костюм защитить может. Непробиваем, хотя, к сожалению, не имеет необходимой жесткой плоскости[7]. То есть по травмобезопасности приравнивается к жилетам первого и второго классов – иначе говоря, к бронежилетам скрытого ношения. Что это значит, вы понимаете, наверное, лучше меня.
– Сломанные ребра и конечности, гематомы... – вздохнул Кирпичников-младший.
– Так точно, – подтвердил Гималай Кузьмич. – Но это, сдается мне, лучше, чем пуля в теле... Так я продолжу. Удар костюм не смягчает, однако, если вы получаете перелом или сильный ушиб, это может вызвать болевой шок и, как следствие, потерю подвижности или ориентации – при попадании пули, скажем, в область печени или солнечного сплетения возможна потеря сознания, при попадании пули в голову, прикрытую капюшоном, потеря сознания и сотрясение мозга обеспечены. Для купирования подобных ситуаций на бедро вам крепится «врач-диагност», который в течение тридцати секунд дает оценку изменению состояния вашего организма, и другой блок «врача», уже не диагностический, а лечащий, вводит при необходимости мощные обезболивающие препараты[8].
– К сожалению, – сказал генерал Апраксин, – я не знаю, чем занимаются наши специалисты по нанотехнологиям, но такого костюма они нам пока не предлагают. По моим ощущениям, они пока просто прокручивают в банках выделенные государством деньги, чтобы сколотить собственный капитал. Мы сумели добыть образцы самих нанокостюмов и технологические карты по их изготовлению. Это все попало и к нам, и в госкорпорацию «Нанотехнологии». Хочется надеяться, что и нашей армии перепадет что-то подобное и нам еще придется испытывать отечественные костюмы. А пока будем испытывать американские. Вот и случай подвернулся... Гималай Кузьмич, ты закончил?
– Так точно, товарищ генерал. К сожалению, закончил.
– Почему «к сожалению»?
– Я бы хотел предложить товарищу полковнику другую разработку американских нанотехнологов, но ее у нас пока нет. Она и в The Institute for Soldier Nanotechnologies пока только в стадии разработки, даже на испытания не выставлена. Короче говоря, американцы пытаются создать плащ-невидимку. Под этим плащом за счет преломления лучей можно спрятаться от любого взгляда. Наверное, даже от снайпера. Если такой плащ нам доставят, я с удовольствием принесу его вам. Вот теперь, товарищ генерал, у меня все.
– Тогда иди в машину, караулить будешь... – Виктор Евгеньевич протянул Слепакову ключи с брелком. – Открыть, надеюсь, сумеешь. Кнопки нажимать не нужно. Просто подходишь, и машина сама отключает сигнализацию. Садись и жди. Двери можешь заблокировать. А нам нужно кое-что обговорить.
– Готово, товарищ генерал, – Кирпичников-старший убрал ручку в стол и передал генералу лист бумаги. – Это в дополнение к первому рапорту.
– Хорошо. И что там с фотографиями? Давай подробнее...
Полковник повернулся к компьютеру и открыл программу «Photoshop». Объяснение много времени не заняло и было наглядным и убедительным – особенно когда он выставил рядом две фотографии: оригинал и то, что из него сделали.
– Значит, ты подозреваешь, что у Департамента «Z» такие длинные руки...
– Если там работают бывшие сотрудники нескольких ключевых отделов ФСБ, могу предположить, что они не оставили свои связи на прежней работе. Ростовская область – как раз такой регион, где межэтнические, а следовательно, и межконфессиальные отношения требуют внимательного пригляда. Это уже Северный Кавказ. И потому у «Зет» там должны быть прочные корни. Допускаю даже, что специально набирали сотрудников, имеющих завязки в проблемных регионах. Кстати, какую политику должен проводить Департамент «Z»? Его ведь создавали с какой-то определенной целью... Просто присматривать за отношениями между людьми разных наций и религиозных взглядов – это в состоянии была делать и делает ФСБ. А отдельный департамент... С какой целью?
– Думаю, Владимир Алексеевич, на время своих отпусков я буду оставлять вместо себя именно тебя. Мы с тобой, я уже заметил, довольно часто мыслим в одном и том же направлении; значит, ты не напортачишь... Я уже сам задавал себе тот же вопрос. Задать его тому, кто в курсе дела, – это вне правил игры. Но, судя по методам, которые они уже демонстрируют в работе, хорошего от них ждать не приходится. ФСБ худо-бедно справлялась со своими задачами, да и сейчас ее соответствующие отделы не расформированы, просто туда переводят новых сотрудников взамен ушедших в «Зет». В чем смысл такого дублирования? Я думаю, со временем мы сумеем понять, что представляет собой эта система. Но только со временем. Пока же мы вынуждены сопротивляться им, не зная их общих интересов, но понимая частный. Значит, ты считаешь, что это ловушка?
– Несомненно, – сказал Владимир Алексеевич. – Я думаю, там нашлась какая-то женщина с амнезией, но они не могут прислать ее качественную фотографию, потому что мы сразу определим, что это не моя жена. Тогда они присылают два низкокачественных снимка той женщины, отдаленно похожей на Надежду, и один подлинный снимок жены, но изуродованный с помощью компьютера. Делается это с целью выманить нас туда, где на наше исчезновение сразу не отреагируют так, как отреагировали бы здесь.
– Размышления резонные, – согласился генерал. – И довод весомый, – он кивнул в сторону монитора, который все еще показывал две фотографии. – И что же ты думаешь делать?
– Я полагаю продолжать поиски жены, – твердо сказал полковник Кирпичников.
– А предложение, которое поступило от Департамента «Z»?
– Документы?
– Документы. Подумай, Владимир Алексеевич, хорошенько. Может быть, найдешь возможность логическим путем вычислить, куда твоя жена могла их спрятать.
– Как будто я не пытался, – вздохнул полковник.
– Попытайся еще раз. А я, в свою очередь – чтобы совсем у тебя совесть была чиста, – запрошу из Ростовской области видеозапись для опознания. Там будет сложнее смухлевать...
Генерал ушел, а полковник выглянул в окно кухни, выходящее во двор. Увидел, как Виктор Евгеньевич подошел к своей машине, как торопливо выбрался с переднего водительского сиденья Гималай Кузьмич и пересел на заднее. Тяжелый внедорожник неслышно отъехал.
– Хороший у вас командир, – сказал со спины Геннадий.
– Нормальный, – согласился Владимир Алексеевич...
– Извини, Генаха, что так поздно, – хриплым голосом сказал сосед. – Я на балкон вышел покурить, смотрю, свет у тебя. Слушай, проснулся, башка трещит... Выпить глотка не найдешь?
Владимир Алексеевич вышел к соседу.
– Нет, Коля, мы дома запасов не держим. Если б было, мы бы сами давно выпили.
Кирпичников-старший общался с соседом понятными для того категориями.
– А что, я сгонять могу! Было бы желание и бабки...
– Нет, Коля, желания. Извини.
– Как хочешь, Лексеич. Если что, я под боком. Я уже ложиться до утра не буду. Понадобится, звони. Я на ногу легкий. – Трофимов улыбнулся беззубым ртом.
– А что ты зубы себе не вставишь? Не старик еще...
Сосед был на пару лет старше самого Владимира Алексеевича.
– А на хрена? Есть все равно нечего. А пить я и так могу. Так даже лучше.
Когда-то Коля Трофимов работал наладчиком станков-автоматов на заводе АЗЛК. Был даже каким-то орденоносцем и вообще личностью в почете. С развалом завода и потерей работы запил и сам развалиной стал.
– Хозяйку-то свою не нашли?
– Не нашли пока.
– А «Скорая» дня четыре назад не к ней приезжала?
– «Скорая»? – переспросил Владимир Алексеевич.
– Ну да, ночью. Я как раз домой от товарища возвращался. Часа два было. Смотрю, «Скорая» стоит. Два санитара, здоровенные такие хари, бей – не промахнешься... только им бить не давай, потому что они точно не промахнутся... да... и врач. Я подумал, что к Филимоновне. Врач в военных брюках был. Летчик, что ли... Синие брюки, из-под халата видно. Потому и подумал, что из госпиталя для ветеранов.
Клара Филимоновна, ветеран Великой Отечественной войны, жила этажом выше. Болела, как и полагается по возрасту, и ей часто вызывали «Скорую помощь».
– Надо будет заглянуть к ней, – сказал Геннадий.
– Поздно, – констатировал Трофимов.
– Понятно, что поздно, – согласился с соседом капитан. – Днем загляну.
– Поздно, говорю. Ее через день после той ночи похоронили.
– А что ты про «Скорую» раньше не сказал? – спросил Геннадий.
– Да я видел-то тебя мельком. Ты расспрашивать к бабе моей приходил, меня не было... Ладно, пошел я.
Сосед развернулся, Геннадий распахнул дверь, и тот вышел на лестничную площадку, издав тоскливый вздох. Голова, видно, болела сильно.
Полковник сел обратно за компьютер, чтобы все-таки найти нужную фотографию и сравнить два снимка. Это разрешило бы все сомнения. Сам Владимир Алексеевич имел привычку время от времени чистить «фотоальбом» в своем компьютере и выбрасывать некоторые фотографии. Но, если он не выбросил этот снимок, если Геннадий скопировал его, значит, оригинал должен оставаться в компьютере, потому что за эти дни полковник Кирпичников за компьютер не садился и с фотографиями не работал. И нашел-таки. И даже сравнить успел. Сомнения отпали. Присланный снимок был сделан в «Photoshop’е» с существующего оригинала.
Следующий звонок в дверь заставил Владимира Алексеевича обогнать сына, выключить свет в прихожей и посмотреть в дверной «глазок». Свет выключался по простой причине. Когда открываешь крышку дверного «глазка», свет видно с другой стороны двери. Достаточно подставить к глазку пистолетный ствол и, когда свет закроет голова хозяина, выстрелить. При выключенном свете невозможно угадать момент, когда хозяин посмотрит в «глазок». Но опасения оказались напрасными. Это был генерал-лейтенант Апраксин, и не один. Сбоку от генерала стоял человек с большой спортивной сумкой на плече; лица видно не было, и потому полковник Кирпичников узнал его, только когда открыл дверь. Оказалось, Виктор Евгеньевич взял с собой заместителя Кирпичникова по хозяйственной части, бывшего прапорщика ВДВ Гималая Кузьмича Слепакова.
– Не разбудили? – сразу спросил Апраксин.
– Никак нет, товарищ генерал.
– Здравия желаю, товарищ полковник. – Слепаков, шагнув за порог, пожал руку сначала отцу, потом Геннадию, вышедшему в прихожую вслед за Владимиром Алексеевичем. – С наступающим всех. В беспокойстве Новый год встречаем. Лимит исчерпаем – следующий год спокойным будет. У меня такая личная примета есть. Всегда срабатывает.
Владимиру Алексеевичу показалось, что обычно немногословный Гималай Кузьмич пытается болтовней развеять напряжение. Это у него, впрочем, не получилось, потому что никто не отреагировал на его слова.
– Чаю... – предложил полковник. – Геннадий только что заварил.
– Спасибо, я уже столько кофе за вечер выпил, что организм больше жидкости не принимает, – отказался Апраксин. – Лучше сразу к делу приступим. А то мне дальше ехать нужно, еще кое-какие дела решить.
Прошли не на кухню, а в большую комнату.
– Начну со своих попыток разрядить обстановку. Довести до представителей Департамента «Z» сведения о том, что воровство трубки ничего им не дало, у меня получилось. Сейчас, Владимир Алексеевич, напиши рапорт обо всем случившемся, в том числе и о попытке сбить тебя машиной, чтобы я имел в случае чего документальные основания для возможности предъявить записи допросов. Это я тоже доведу до сведения соседей. Так будет безопаснее. Хотя они всегда могут отговориться, что это была личная инициатива капитана Касьянова. Однако такой факт будет выглядеть неубедительно.
Полковник, уже занявший место за письменным столом, сразу достал лист бумаги и ручку. Он понимал, что такой рапорт вполне может служить поводом для возбуждения уголовного дела, хотя не верил, что военная прокуратура сумеет и, главное, пожелает довести дело до логического завершения. Верить в справедливость прокуроров, считал Кирпичников, все равно что верить в реальность событий, рассказанных в телевизионных сериалах.
– Что касается остального, – продолжил генерал. – Не знаю, насколько действенными оказались мои усилия, но высказать свою позицию я смог, и это главное. «Третейский суд» состоялся, и он не вынес окончательного решения. Вопрос упирается в те самые документы, которые они разыскивают. Они их требуют, и «третейский суд» считает требования обоснованными.
– Значит, мама не отдала им документы? – спросил капитан.
– Если бы она отдала, нас бы не преследовали, – сделал вывод полковник. – Но что, товарищ генерал, делать, если я не знаю, где находятся документы?
– Вот потому я и считаю вопрос открытым. Следовательно, можно ждать дальнейшего обострения ситуации. И потому необходимо принять некоторые меры. Хотя бы предварительные. Гималай Кузьмич...
Кажется, генералу нравилось произносить эти колоритные имя-отчество.
Слепаков, шагнув вперед, поставил перед собой свою объемную сумку. С характерным звуком расстегнулся замок-«молния», и на свет появилось два больших белых пакета, из которых стали извлекаться пакеты поменьше, уже прозрачные, целлофановые, через которые просвечивало нечто камуфлированных цветов. Первые два пакета были самыми маленькими. Гималай Кузьмич легко вскрыл их и протянул полковнику и капитану по прибору, чем-то напоминающему трубку сотового телефона чуть увеличенного размера, но с креплениями, предназначенными явно не для ладони.
– Это электронный «врач-диагност», – объяснил Слепаков. – Инструкция к нему есть, но она на базе. Завтра можно будет взять в отделе. У меня не было доступа к чужому сейфу. Вообще-то инструкция еще полностью не переведена. Сначала переведут с английского, потом передадут нам. Но она и не нужна в принципе. Прибор американский, разработка Института солдатских технологий при Массачусетском технологическом институте. У американцев этот проект называется ISN. Полностью – The Institute for Soldier Nanotechnologies. Институт, как явствует из названия, занимается внедрением нанотехнологий в обеспечение безопасности армии. Но занимается разработкой не только в этой области, а и в сопутствующих тоже. Выдает для армии полностью готовый продукт. «Врач-диагност» крепится к обнаженному бедру двумя ремнями на липучке. Второй ремень, верхний, пропускается к брючному ремню. Прибор должен плотно прилегать к телу, чему способствует слегка вогнутая поверхность. Главное, чтобы шесть сенсоров прилегали к коже. Они и производят всю диагностику. Прибор, кстати, не только диагностирует организм, он еще и оказывает первую медицинскую помощь. Например, впрыскивает через кожу обезболивающие средства. Аккумулятор рассчитан на бесперебойную работу в течение трех суток, потом меняется. Имеется возможность для подзарядки. Зарядное устройство прилагается. Примеряйте... Первоначальное исследование организма проходит в нормальной обстановке при полностью здоровом теле в течение трех часов. Заносится на штатный носитель информации типа SDHC, который можно считать через любой компьютер с помощью адаптера. Три часа попрошу не снимать. На карте памяти будет все о вашем организме, от частоты пульса до содержания сахара в крови и анализа ДНК. Там, видите, есть маленькая, почти микроскопическая короткая игла. Через нее будет произведен забор крови. Надевайте. Игла так мала, что укола вы почти не почувствуете. Как только прекратится забор крови, игла уберется в прибор автоматически...
– Зачем нам это? – не понял полковник.
– Электронный «врач» – составляющая часть нанокостюма, – объяснил генерал.
Гималай Кузьмич вытащил еще два пакета, потом еще два.
– Брюки и куртка. К куртке при необходимости можно крепить погоны. Даже российские. Я проверял, размеры совпадают. Можно только пристегивать, конструкция это предусматривает. Что касается других знаков различия... Пришить к костюму какую-либо эмблему или что-то подобное невозможно. Можно только приклеить. Я сломал две иголки, когда пытался. Ткань вроде бы на ощупь мягкая, но не протыкается.
– А зачем это нужно? Что вообще такое нанокостюм? – спросил Геннадий. – Мне как-то удобнее в своем, в отечественном. Привычно, и не пачкается...
– Бронежилет, товарищ капитан, носить любите? – спросил Слепаков с легкой усмешкой.
– Бывает, что вынужден, – ответил Геннадий.
– А в городе? В Москве, например...
– Обстановка может оказаться такой, что придется, хотя не хотелось бы.
– А вот этот костюм, сделанный по нанотехнологиям, полностью заменит бронежилет пятого класса! Так говорят американцы. Впрочем, полностью заменить его он не может. Костюм, конечно, непробиваем для пуль, за исключением бронебойных, но от таких никакой жилет не спасет. Однако от простой пули, от осколков гранаты и даже мины костюм защитить может. Непробиваем, хотя, к сожалению, не имеет необходимой жесткой плоскости[7]. То есть по травмобезопасности приравнивается к жилетам первого и второго классов – иначе говоря, к бронежилетам скрытого ношения. Что это значит, вы понимаете, наверное, лучше меня.
– Сломанные ребра и конечности, гематомы... – вздохнул Кирпичников-младший.
– Так точно, – подтвердил Гималай Кузьмич. – Но это, сдается мне, лучше, чем пуля в теле... Так я продолжу. Удар костюм не смягчает, однако, если вы получаете перелом или сильный ушиб, это может вызвать болевой шок и, как следствие, потерю подвижности или ориентации – при попадании пули, скажем, в область печени или солнечного сплетения возможна потеря сознания, при попадании пули в голову, прикрытую капюшоном, потеря сознания и сотрясение мозга обеспечены. Для купирования подобных ситуаций на бедро вам крепится «врач-диагност», который в течение тридцати секунд дает оценку изменению состояния вашего организма, и другой блок «врача», уже не диагностический, а лечащий, вводит при необходимости мощные обезболивающие препараты[8].
– К сожалению, – сказал генерал Апраксин, – я не знаю, чем занимаются наши специалисты по нанотехнологиям, но такого костюма они нам пока не предлагают. По моим ощущениям, они пока просто прокручивают в банках выделенные государством деньги, чтобы сколотить собственный капитал. Мы сумели добыть образцы самих нанокостюмов и технологические карты по их изготовлению. Это все попало и к нам, и в госкорпорацию «Нанотехнологии». Хочется надеяться, что и нашей армии перепадет что-то подобное и нам еще придется испытывать отечественные костюмы. А пока будем испытывать американские. Вот и случай подвернулся... Гималай Кузьмич, ты закончил?
– Так точно, товарищ генерал. К сожалению, закончил.
– Почему «к сожалению»?
– Я бы хотел предложить товарищу полковнику другую разработку американских нанотехнологов, но ее у нас пока нет. Она и в The Institute for Soldier Nanotechnologies пока только в стадии разработки, даже на испытания не выставлена. Короче говоря, американцы пытаются создать плащ-невидимку. Под этим плащом за счет преломления лучей можно спрятаться от любого взгляда. Наверное, даже от снайпера. Если такой плащ нам доставят, я с удовольствием принесу его вам. Вот теперь, товарищ генерал, у меня все.
– Тогда иди в машину, караулить будешь... – Виктор Евгеньевич протянул Слепакову ключи с брелком. – Открыть, надеюсь, сумеешь. Кнопки нажимать не нужно. Просто подходишь, и машина сама отключает сигнализацию. Садись и жди. Двери можешь заблокировать. А нам нужно кое-что обговорить.
* * *
Пока Геннадий провожал Гималая Кузьмича, Владимир Алексеевич начал писать затребованный генералом рапорт. Апраксин не мешал ему, терпеливо дожидаясь завершения работы. Молча ждал и вернувшийся в кабинет Геннадий.– Готово, товарищ генерал, – Кирпичников-старший убрал ручку в стол и передал генералу лист бумаги. – Это в дополнение к первому рапорту.
– Хорошо. И что там с фотографиями? Давай подробнее...
Полковник повернулся к компьютеру и открыл программу «Photoshop». Объяснение много времени не заняло и было наглядным и убедительным – особенно когда он выставил рядом две фотографии: оригинал и то, что из него сделали.
– Значит, ты подозреваешь, что у Департамента «Z» такие длинные руки...
– Если там работают бывшие сотрудники нескольких ключевых отделов ФСБ, могу предположить, что они не оставили свои связи на прежней работе. Ростовская область – как раз такой регион, где межэтнические, а следовательно, и межконфессиальные отношения требуют внимательного пригляда. Это уже Северный Кавказ. И потому у «Зет» там должны быть прочные корни. Допускаю даже, что специально набирали сотрудников, имеющих завязки в проблемных регионах. Кстати, какую политику должен проводить Департамент «Z»? Его ведь создавали с какой-то определенной целью... Просто присматривать за отношениями между людьми разных наций и религиозных взглядов – это в состоянии была делать и делает ФСБ. А отдельный департамент... С какой целью?
– Думаю, Владимир Алексеевич, на время своих отпусков я буду оставлять вместо себя именно тебя. Мы с тобой, я уже заметил, довольно часто мыслим в одном и том же направлении; значит, ты не напортачишь... Я уже сам задавал себе тот же вопрос. Задать его тому, кто в курсе дела, – это вне правил игры. Но, судя по методам, которые они уже демонстрируют в работе, хорошего от них ждать не приходится. ФСБ худо-бедно справлялась со своими задачами, да и сейчас ее соответствующие отделы не расформированы, просто туда переводят новых сотрудников взамен ушедших в «Зет». В чем смысл такого дублирования? Я думаю, со временем мы сумеем понять, что представляет собой эта система. Но только со временем. Пока же мы вынуждены сопротивляться им, не зная их общих интересов, но понимая частный. Значит, ты считаешь, что это ловушка?
– Несомненно, – сказал Владимир Алексеевич. – Я думаю, там нашлась какая-то женщина с амнезией, но они не могут прислать ее качественную фотографию, потому что мы сразу определим, что это не моя жена. Тогда они присылают два низкокачественных снимка той женщины, отдаленно похожей на Надежду, и один подлинный снимок жены, но изуродованный с помощью компьютера. Делается это с целью выманить нас туда, где на наше исчезновение сразу не отреагируют так, как отреагировали бы здесь.
– Размышления резонные, – согласился генерал. – И довод весомый, – он кивнул в сторону монитора, который все еще показывал две фотографии. – И что же ты думаешь делать?
– Я полагаю продолжать поиски жены, – твердо сказал полковник Кирпичников.
– А предложение, которое поступило от Департамента «Z»?
– Документы?
– Документы. Подумай, Владимир Алексеевич, хорошенько. Может быть, найдешь возможность логическим путем вычислить, куда твоя жена могла их спрятать.
– Как будто я не пытался, – вздохнул полковник.
– Попытайся еще раз. А я, в свою очередь – чтобы совсем у тебя совесть была чиста, – запрошу из Ростовской области видеозапись для опознания. Там будет сложнее смухлевать...
Генерал ушел, а полковник выглянул в окно кухни, выходящее во двор. Увидел, как Виктор Евгеньевич подошел к своей машине, как торопливо выбрался с переднего водительского сиденья Гималай Кузьмич и пересел на заднее. Тяжелый внедорожник неслышно отъехал.
– Хороший у вас командир, – сказал со спины Геннадий.
– Нормальный, – согласился Владимир Алексеевич...
2
Утром, выждав время, чтобы соблюсти приличия и не стать нежданным гостем, Владимир Алексеевич поднялся этажом выше и позвонил в дверь к соседям. Открыла долговязая и неуклюжая, всегда суетливая Настя.
– Доброе утро, Настя. Можно к вам на минутку?
– Здрасте. Что, опять вас заливает? – спросила Настя недовольно, всегда готовая атаковать в ответ на любые претензии.
С полгода назад в квартире Владимира Алексеевича часто капало с потолка. Претензии, естественно, предъявляли соседям сверху. Оказалось, напрасно, потому что текла труба в стене дома. Но трубу в тот раз благополучно заменили, и больше, кажется, проблем не возникало.
– Нет. Я по другому вопросу.
– Заходите, – Настя распахнула дверь шире, и Владимир Алексеевич шагнул за порог.
– Извините, я знаю, что у вас произошло. Примите соболезнования. У меня вот тоже неприятности. Я в командировке был, а в это время Надежда Павловна пропала. Не можем найти. И по этому поводу у меня к вам вопрос. Клару Филимоновну когда похоронили?
– Три дня назад.
– А до этого за день или за два, ночью, около двух часов, «Скорую помощь» ей не вызывали?
– Нет. Мама уже две недели в госпитале для ветеранов лежала. Как отправили туда, больше не возвращалась.
– А не знаете, к кому ночью «Скорая помощь» приезжала? Может быть, слышали?
– Нет. Не слышала. Вам лучше на станцию «Скорой помощи» обратиться, там все вызовы регистрируются.
– Да, я понимаю. Но Коля Трофимов – он мне про «Скорую» и сказал – говорит, что у врача под халатом был военный мундир. Я потому и подумал, что машина приезжала к Кларе Филимоновне из военного госпиталя. В простой «Скорой помощи» военные не служат.
– Коля наговорит... Вы ему поменьше верьте.
– Говорит, что видел. И врач, и два санитара.
– Вот, точно – в глазах у него двоилось. В «Скорой» ездят только врач, фельдшер и водитель. Это вся бригада. Я точно знаю.
– Ладно. Спасибо. Извините, – Владимир Алексеевич попятился к двери. – Еще раз примите соболезнования.
– Я понимаю. Спасибо... А что, Надежда Павловна болела?
– Бывает так, что и не болеет человек. У меня в это же время брат в деревне... полковник в отставке... сердце прихватило, и умер. Вчера ездил могилу навестить... А вы давно Надежду Павловну видели?
– Ой, – Настя рукой махнула. – Я разве помню! Сегодня увижу – а буду думать, что неделю назад. Вы меня о таких вещах лучше не спрашивайте, все равно совру. Видела... Кажется, вчера видела... Вечером...
Владимир Алексеевич громко вздохнул. В принципе ему и не стоило надеяться на память этой взбалмошной особы. Такие люди часто забывают, завтракали они или нет, и на всякий случай завтракают второй раз.
– Вчера вечером вы ее видеть не могли.
– Значит, это на прошлой неделе было. Не помню...
Настя опять рукой махнула. Владимиру Алексеевичу осталось только вздохнуть и выйти из квартиры. Тем более что из комнаты рвался выйти громадный и суровый тибетский мастиф по очень подходящей ему кличке Саньда[9], не отличающийся добрым нравом. И дверь в комнату грозилась вот-вот раскрыться.
– Доброе утро, Настя. Можно к вам на минутку?
– Здрасте. Что, опять вас заливает? – спросила Настя недовольно, всегда готовая атаковать в ответ на любые претензии.
С полгода назад в квартире Владимира Алексеевича часто капало с потолка. Претензии, естественно, предъявляли соседям сверху. Оказалось, напрасно, потому что текла труба в стене дома. Но трубу в тот раз благополучно заменили, и больше, кажется, проблем не возникало.
– Нет. Я по другому вопросу.
– Заходите, – Настя распахнула дверь шире, и Владимир Алексеевич шагнул за порог.
– Извините, я знаю, что у вас произошло. Примите соболезнования. У меня вот тоже неприятности. Я в командировке был, а в это время Надежда Павловна пропала. Не можем найти. И по этому поводу у меня к вам вопрос. Клару Филимоновну когда похоронили?
– Три дня назад.
– А до этого за день или за два, ночью, около двух часов, «Скорую помощь» ей не вызывали?
– Нет. Мама уже две недели в госпитале для ветеранов лежала. Как отправили туда, больше не возвращалась.
– А не знаете, к кому ночью «Скорая помощь» приезжала? Может быть, слышали?
– Нет. Не слышала. Вам лучше на станцию «Скорой помощи» обратиться, там все вызовы регистрируются.
– Да, я понимаю. Но Коля Трофимов – он мне про «Скорую» и сказал – говорит, что у врача под халатом был военный мундир. Я потому и подумал, что машина приезжала к Кларе Филимоновне из военного госпиталя. В простой «Скорой помощи» военные не служат.
– Коля наговорит... Вы ему поменьше верьте.
– Говорит, что видел. И врач, и два санитара.
– Вот, точно – в глазах у него двоилось. В «Скорой» ездят только врач, фельдшер и водитель. Это вся бригада. Я точно знаю.
– Ладно. Спасибо. Извините, – Владимир Алексеевич попятился к двери. – Еще раз примите соболезнования.
– Я понимаю. Спасибо... А что, Надежда Павловна болела?
– Бывает так, что и не болеет человек. У меня в это же время брат в деревне... полковник в отставке... сердце прихватило, и умер. Вчера ездил могилу навестить... А вы давно Надежду Павловну видели?
– Ой, – Настя рукой махнула. – Я разве помню! Сегодня увижу – а буду думать, что неделю назад. Вы меня о таких вещах лучше не спрашивайте, все равно совру. Видела... Кажется, вчера видела... Вечером...
Владимир Алексеевич громко вздохнул. В принципе ему и не стоило надеяться на память этой взбалмошной особы. Такие люди часто забывают, завтракали они или нет, и на всякий случай завтракают второй раз.
– Вчера вечером вы ее видеть не могли.
– Значит, это на прошлой неделе было. Не помню...
Настя опять рукой махнула. Владимиру Алексеевичу осталось только вздохнуть и выйти из квартиры. Тем более что из комнаты рвался выйти громадный и суровый тибетский мастиф по очень подходящей ему кличке Саньда[9], не отличающийся добрым нравом. И дверь в комнату грозилась вот-вот раскрыться.