Самбук Ростислав Феодосьевич. Миллион в сигаретной пачке

   Троллейбус подбросило на выбоине, и Хаблак открыл глаза. Кажется, он немного вздремнул. Повел глазами вокруг – не заметил ли кто-нибудь из пассажиров? Инспектор уголовного розыска – и спит в троллейбусе!.. Позор… Но кто знает, что он – инспектор? На лбу у него написано, что ли?
   Сергей потер кончик носа, вздохнул и направился к выходу из троллейбуса.
   Во время обеденного перерыва Хмыз позвонил шефу из будки телефона-автомата.
   – У нас ревизия, – лаконично сообщил он.
   – Откуда?
   – Контрольно-ревизионное управление.
   – Ну и как?
   – Порядок. У нас все хорошо.
   – А если так, то почему волнуешься?
   – Вы так считаете?
   – По голосу чувствую.
   – Ошибаетесь.
   – Я никогда не ошибаюсь, – сухо отрезал шеф и добавил: – Вечером приедешь на дачу.
   – Угу… – буркнул Хмыз и повесил трубку.
   У шефа была дача на лесном днепровском берегу. Точнее, дом принадлежал теще, жившей с сыном в Ужгороде и довольствовавшейся ежемесячными денежными переводами.
   Дачу ограждал забор из плотно сбитых досок. В нем не было ни единой щели, и подсмотреть, что делается в усадьбе, можно было, разве что взобравшись на него. Только подсмотреть, потому что дорогу в дом охранял огромный и злой доберман-пинчер. Шеф никогда не держал его на цепи, все вокруг знали это, особенно соседские ребятишки, лакомые до чужих яблок и груш.
   Хмыз постучал в калитку. Доберман воспринял это как вызов ему лично и бросился, захлебываясь от ярости, на забор. Хмыз подождал немного, снова постучал и сразу же услышал из-за калитки:
   – Ты, Ярослав?
   – Я.
   Лязгнул замок. Шеф стоял, держа добермана за ошейник, и Хмыз, зная коварный нрав пса, поспешил в дом. Доберман недовольно поворчал ему вслед, а шеф, заперев калитку, пошел за Хмызом.
   – Ну как? – лаконично спросил он, но Хмыз понял его.
   – Я вышел из автобуса один.
   – Могли ехать в автомобиле.
   – Не впервой… – обиделся Хмыз. – Я сразу в лес, будто по грибы, там сам черт меня не найдет.
   – Хвалю – бережёного и бог бережет.
   – Что-то страшно мне, – признался Хмыз. – Такое чувство, что наступают на пятки.
   – Мнительность! – сказал шеф категоричным тоном. – Выпить надо, и все пройдет.
   – Не хочу возвращаться под газом.
   – Заночуешь у меня.
   – Тогда с удовольствием. А то мне автобусом и электричкой…
   – Пока жена приготовит ужин, побеседуем. – Шеф показал на беседку, сплошь увитую виноградом. Не диким, а настоящим культурным виноградом – большие зеленые гроздья свисали с лоз. В беседке стояли диван и удобные кресла рядом с журнальным столиком. Шеф усадил Хмыза в кресло, сам полулег на диване, подложив под бок подушку.
   – Ну, что там у вас делается? – спросил так, словно речь шла о заведомой мелочи. – Очень придираются?
   – Как всегда: документы, учет товаров…
   – Но ведь ты волновался.
   – А вы бы не волновались? Милиция вцепилась в Бобыря, а тут тебе…
   – Все может быть, – остановил его шеф, – но не думаю… Просто стечение обстоятельств. У тебя давно из контрольно-ревизионного управления не были?
   – Больше года.
   – Вот то-то и оно… У них, знаешь, тоже все планируется. Теперь пришла твоя очередь.
   – И я так думаю.
   – А если так, чего паникуешь? Товара же не было?
   – Одна кофточка. Надели на продавщицу.
   – Повезло девушке.
   – Они у меня не обижены.
   – Смотри, не перестарайся… Чем больше человек получает, тем больше хочет иметь.
   – Знаю. У меня девушки не избалованы: подарок, тысяч десять к прогрессивке за ударный труд – они и счастливы. И мне преданы.
   – Преданность, голубчик, существует до тех пор, пока действует материальная заинтересованность. Вот – наша диалектика.
   – Вам бы философию преподавать.
   – Без изучения конкретных законов экономики нам не обойтись, – уклончиво ответил шеф. – Главное в нашей деятельности – своевременно менять методы работы. Обэхаэсовцы начали пристреливаться, снаряды ложатся все ближе и ближе, не сегодня-завтра – прямое попадание, так сказать, а мы – левый поворот и оставляем зону огня.
   – Что-нибудь новое придумали?
   – Наш кибернетический центр, – шеф постучал пальцем по лбу, – разработал новую систему.
   – А как с операцией «Юность?»
   – Исчерпана.
   – Жаль. Всё просто и надёжно.
   – Да, наш принцип – простота и надежность, – согласился шеф.
   – У вас все было рассчитано точно, – сказал Хмыз. – Отшлифованная система, зачем же менять?
   – Самая совершенная система, умница ты мой, имеет свои трещинки, и бдительное око нашей родной милиции со временем может разглядеть их.
   – Вам виднее.
   – А если виднее, то работать будем совсем иначе.
   – Во всех точках?
   – Разумеется.
   – Как именно?
   – В свое время узнаешь. Не спеши. Новая система требует притирки и чёткости. Ты пока что сиди спокойно. Закончится ревизия, все обойдется, тогда и о тебе вспомним.
   Хмыз поморщился.
   – А дивиденды?..
   – Каждый получит свою часть. Никто не застрахован от ревизий и других неприятностей. Просто теперь Сидоренко с Зельцером придется больше работать. У них что-нибудь случится – переложим на твой воз…
   – Не возражаю.
   – Ну, если не возражаешь, так идем ужинать. Заговорились мы с тобой, а самовар давно кипит.
   Хмыз переночевал у шефа и утренним автобусом добрался в магазин. День прошел в хлопотах, приходилось часто давать объяснения ревизорам, и Хмыз переложил свои прямые обязанности на заместителя. Постоянно был насторожен: не кроется ли за каким-нибудь вопросом подводный камень? Но все шло нормально, он уже начал успокаиваться, когда за несколько минут до конца рабочего дня его позвали к телефону, и Ярослав Михайлович услышал в трубке голос Бобыря. Хмыз побледнел, даже пот выступил на лбу. Однако нашел в себе силы, чтобы равнодушно сказать:
   – Слушаю вас.
   – Я звоню с вокзала и хотел бы увидеться… – в голосе Бобыря не было уверенности.
   – Подождите… – пробормотал Хмыз. – Дайте мне подумать… Я сейчас вспомню…
   – Это я, Толик! – не понял его Бобырь. – Слышишь меня, Славко?
   – Да… да… Слышу… Хорошо, буду через полчаса. Ну, минут через сорок, согласен?
   – Я с вокзала, – повторил Бобырь.
   – Ага, значит, возле метро. Вы меня слышите? Договорились. – Хмыз положил трубку, вынул платок, вытер пот. Подумал: чертов Толик, и что ему нужно? Был ведь строгий приказ – не появляться в городе. Деньги тебе дали, загорай где-нибудь в Ялте или Сочи, ну, зачем припёрся? К тому же – во время ревизии. Ну, не болван? Даже не болван, – преступник и негодяй, осел!
   Хмыз крыл Бобыря последними словами, в то же время улыбаясь и пожимая руки ревизорам, которые расходились. Включил сигнализацию, запер магазин и пошел на автобусную остановку. Доехал до метро и оттуда позвонил шефу. Никогда еще не слышал, чтобы шеф нервничал или сердился, тем более – ругался, и крайне удивился, когда мембрана содрогнулась от крепкого слова. Но шеф потерял самообладание только на мгновение.
   – Слушай меня внимательно, мой дорогой, – сказал он уже спокойным тоном. – Сделаем вот как…
   …Субботний день обещал быть солнечным, теплым. Хаблак выглянул в окно, посмотрел, как поливает улицу мощный «ЗИЛ», полюбовался радугой, расцветшей в водяной пыли, и начал делать зарядку.
   Жизнь прекрасна и удивительна!..
   Дважды присесть…
   Когда тебе только тридцать лет…
   Прогнуться направо…
   Когда такое теплое солнце и ощущаешь каждый мускул…
   Достать ладонями пол, выдох…
   Когда вокруг всё такое светлое, когда играет радуга… Присесть…
   Зазвенел телефон. Когда телефон звонит в начале восьмого – это не к добру… Но разве может что-нибудь испортить настроение в такое утро?
   Сергей снял трубку.
   – Доброе утро, товарищ полковник. Что? Не может быть! Бобырь?
   – Да, погиб Бобырь, – подтвердил полковник Каштанов. – Вчера вечером. Попал под электричку. Есть заключение экспертизы: Бобырь был пьян. Средняя степень опьянения. Наши коллеги из железнодорожной милиции считают: несчастный случай. Но они же не знают общей ситуации. Прошу вас связаться со следователем, который вел предварительное расследование.
   Хаблак подумал: увидел бы сейчас полковник своего инспектора – неумытого и небритого…
   – Как узнали, что это Бобырь?
   – У него были при себе документы. Вызвали жену для опознания, она подтвердила.
   – Странно – несчастный случай… – пробормотал Хаблак.
   – Вот вы и разберитесь, – приказал полковник. – Железнодорожная милиция получила от прокуратуры указание передать материалы нам. Высылаю в ваше распоряжение машину.
   – Да, машина понадобится, – согласился Хаблак.
   – Будет через четверть часа.
   Позабыв о своем чудесном настроении и о солнечном утре, капитан поспешил в ванную. Брился быстро и порезался. Подумал, каким недолгим бывает человеческое счастье. Казалось, ничто не предвещало хлопот, впереди был беззаботный выходной день с днепровским пляжем и кинофильмом или концертом вечером, и вот тебе на – Бобырь попал под электричку. Вспомнил Толика, на мгновенье стало жалко его. Но чего жалеть Бобыря? Жулик, обкрадывавший государство, значит, враг всех честных людей. Возможно, погиб случайно, но, честно говоря, капитан сомневался в этом: сначала – таинственное исчезновение Бобыря, теперь – его смерть… И снова – Ирынь, а там – Хмыз… Не многовато ли?
   Машина просигналила, когда Хаблак завязывал галстук. Через несколько минут капитан уже знакомился со старшим лейтенантом Моринцом.
   Конечно, каждому неприятно, когда твои выводы или соображения, ставят под сомнение, и Моринец тут не был исключением. Подал Хаблаку папку с делом Бобыря, всем своим видом показывая, что удивляется: и так все понятно – пьяный поперся на рельсы, а тут из-за поворота выскочил электропоезд, машинист увидел человека на железнодорожном полотне, но остановить электричку уже было поздно.
   Несчастный случай, не так ли? Хаблак просмотрел бумаги. Внимание его привлек протокол допроса машиниста. Спросил Моринца:
   – У вас тут записано: машинист увидел человека на рельсах. Как увидел: лежал он, шел, сидел? Или, может, бежал?
   Старший лейтенант пожал плечами:
   – Кажется, он говорил, что пьяный мужчина лежал на рельсах… – ответил он неуверенно.
   – Следует уточнить, – попросил Хаблак. – Это очень важно. Прошу вызвать машиниста, а мы пока сходим на место происшествия.
   – Машинист сейчас на станции, – пояснил Моринец, – и стоит прежде заскочить туда. Мы выяснили: он сделал все, что должен был сделать в таких случаях. Человек работал всю ночь, надо ли вызывать сюда?
   – Заедем к нему, – согласился Хаблак.
   Моринец позвонил на станцию, и когда они приехали, машинист уже сидел в приемной начальника. Полный, краснолицый мужчина с быстрыми глазами. Хаблак попросил его:
   – Расскажите, пожалуйста, как все произошло. Я внимательно прочитал ваши показания, но ничто не может заменить живого рассказа.
   Машинист вопросительно посмотрел на капитана, будто хотел выяснить, сколько раз еще и кому придется рассказывать. Но, наверное, понял, что тут ничего не поделаешь, вздохнул и начал, наморщив лоб:
   – Мы отходим из Ирыня в десять семнадцать. Тронулись по графику. В это время уже темно. Включили прожектор, все, что надо, сделали, просигналили и тронулись. Поезд наш сразу скорость набирает. Вот тронулись, набрали скорость, а там поворот и поселок кончается. Дальше поле и лес. Выскочили мы, смотрю, что-то чернеет на рельсах. Ну, что? Сигнал и тормоза, а поезд двигается вперед. Это вам не «Жигули», его сразу не остановишь. Ну и наехали… Остановились, а он под третьим вагоном. Но мы все сделали, сигнал и тормоза, как полагается. А что поделаешь, если он пьяный валяется?
   – Валялся? – переспросил Хаблак. – То есть, лежал на рельсах? Я правильно вас понял?
   – Конечно, правильно, – обрадовался машинист. – Как ткнулся в правый рельс, так и заснул, значит. Мы – сигнал и тормоза, но разве пьяный услышит?
   Хаблак нарисовал на клочке бумаги две параллельные линии.
   – Представьте себе, что это – рельсы, – объяснил он. – Нарисуйте, как лежал этот человек.
   Машинист не задумался ни на секунду. Нарисовал довольно неуклюже, но точно. Человек лежал грудью на правом рельсе. Машинист даже сказал, что одна рука была поджата под туловищем, другая – откинута в сторону.
   – Лицом вверх или вниз? – уточнил Хаблак.
   – Вниз.
   – Это точно?
   – У меня же было несколько секунд, да и прожектор у нас мощный…
   – Не заметили, он не шевелился?
   – Нет. Я еще подумал: вот наработался человек: спит – как мертвый.
   – Поблизости никого не было?
   – Не видел. Поле там, было бы видно…
   Хаблак запротоколировал показания машиниста, дал ему подписать.
   – Теперь – в Ирынь, – предложил Моринцу.
   – Мне тоже? – спросил машинист.
   Хаблак немного подумал. В конце концов, машинист – единственный человек, видевший Бобыря на рельсах. Точнее, пока единственный. Место в машине есть, почему не взять. Человек он здоровый, видно, не очень устал, пусть поедет, может, возникнут к нему какие-то вопросы.
   – Вам тоже, – велел он. – Двинулись.
   …Машину пришлось оставить метрах в ста от места происшествия в дубовой роще. Последняя усадьба поселка была еще дальше, за дубами, от рощи к железной дороге вела между засеянными овсом полями узкая тропинка. По ту сторону железной дороги, за насыпью, сразу начинался лес, и тропинка исчезала в густом кустарнике.
   Моринец шел впереди, овес доходил ему до пояса. Так они шли по тропинке и вчера – оперативная группа железнодорожной милиции, врач, санитары и, конечно, затоптали все следы, которые могли остаться здесь. Хаблак сказал:
   – Минутку, старший лейтенант, нельзя ли осторожнее? Давайте пройдем полем, потому что я потом хочу осмотреть тропинку.
   'Моринец пожал плечами, но вошел в овес. Они шли теперь по обеим сторонам тропинки в шаге от нее, и Хаблак внимательно смотрел на сухую, вытоптанную черную дорожку. Остановился и поднял окурок, потом бумажку и сломанную веточку. Моринец не удержался от иронической улыбки. Хаблак заметил ее, но ничего не сказал старшему лейтенанту. В конце концов, у каждого свои принципы, свой опыт, свои знания, и он здесь не для того, чтобы устраивать дискуссии.
   Вышли к железнодорожному полотну. Моринец показал место, где лежал Бобырь. Хаблак сразу и сам определил его – на гравии и на шпалах еще сохранились пятна крови.
   – Он шел из поселка, – показал Моринец на тропинку, хорошо видную с насыпи, – споткнулся о шпалы, упал и заснул. А тут – электричка.
   – Но ведь Бобырь мог идти из лесу в поселок, – возразил Хаблак.
   – Нет, – настаивал на своем Моринец – он лежал головой к лесу. Шел туда и упал.
   Хаблак, уже не споря, спустился по противоположному склону насыпи, прошел рядом с тропинкой до самого леса. На твердой земле не сохранилось никаких следов. Хаблак вошел в лес, осмотрел кусты, нависавшие над тропинкой, но и на них не нашел ничего, заслуживавшего внимания. Вернулся к насыпи.
   Моринец сидел на траве, покусывая стебелек.
   – Нашли что-нибудь? – спросил он из вежливости, и Хаблак только покачал головой. Старший лейтенант, встав, потянулся так, что хрустнули кости. – Зря теряете время, – сказал он. – У нас, к сожалению, это не первый случай, когда пьяный попадает под поезд.
   «Привыкли, – подумал Хаблак. – Но ведь нет ничего хуже, чем мерить все на один аршин».
   Хаблак спустился с насыпи в поле. Овес здесь отступал от железной дороги, и тропинка пересекала траву. Ночью поработали кроты – трава была усеяна черными кучками свежей еще земли. Хаблак обошел траву, присматриваясь к кучкам, возле одной из них опустился на колени.
   Весной, наверное, траву заливала талая вода, да и вообще грунтовые воды подступали тут близко к поверхности: трава была зеленая и земля мягкая. Вот и сохранился след человека: каблук глубоко увяз в почву и лишь носок следа был разворочен кротовиной.
   Хаблак подозвал старшего лейтенанта.
   – Видите, – ткнул пальцем, – след мужской обуви, приблизительно сорок второго номера. По-моему, каблук итальянского производства. Значит, обувь либо импортная, либо изготовлена нашим домом моделей: они закупили в Италии партию каблуков и делают совсем неплохие туфли.
   – Ну и что из того, что итальянская? – спросил Моринец, но сразу понял неуместность своего вопроса и начал оправдываться. – Ночью мы могли и не заметить…
   – Не надо было всё затаптывать здесь, – не выдержав, раздраженно заметил Хаблак.
   – Но ведь мы считали…
   – Что это несчастный случай? Конечно, может, и так, но где стопроцентная гарантия? А если Бобыря убили и положили на рельсы, чтобы замести следы?
   – Медицинская экспертиза! – возразил Моринец. – Есть ее заключение.
   Хаблак насупился.
   – Сделайте слепок со следа, – попросил он. – Не забудьте о понятых. А я еще осмотрюсь вокруг.
   В овсе поблизости от травы Хаблак ничего не нашел. А потом принялся прочесывать поле метр за метром по обеим сторонам тропинки до самого леса, где стояла машина. Все, что находил, аккуратно складывал в чемодан и скоро заполнил его почти до половины: несколько бумажных пачек от сигарет – желтые, мытые дождями пачки «Памира», «Примы», скомканная, в целлофане пачка «Стюардессы», конфетная обертка, фольга от шоколада, полусъеденное яблоко, лист из ученической тетрадки со смытыми дождем записями, катушка от ниток, клочок газеты…
   Увидев метрах в двадцати от дорожки обломок гранита, Хаблак замер: сделал пружинистый шаг к камню и осторожно опустился на колени, забыв о брюках. Но тут же разочарованно вздохнул: камень погрузился в землю: он лежал тут давно, может, месяц, а может, и больше. С одной стороны его оплело даже какое-то вьющееся растение.
   Капитан вытащил камень и со злостью далеко зашвырнул его. Отряхнул колени. «Все, – решил он, – тут уже, конечно, ничего не найти…»
   Хаблак поехал к Тане.
   Снова люто залаял пес, и девушка придержала его за ошейник.
   – А Толик вернулся, – радостно сообщила она. – Вчера. Капитан ничего не ответил, прошел на веранду. Молча устроился за столом, Таня остановилась в дверях, несколько удивленная молчанием и каким-то непривычным видом Хаблака.
   – Садитесь, Таня, – Хаблак показал на стул с противоположной стороны стола. – Садитесь. Есть к вам дело, неприятное, да что попишешь – не все в жизни сладко.
   Девушка передернула плечами и села на краешек стула, выжидательно глядя на капитана. Хаблак подал ей свое удостоверение.
   – Инспектор уголовного розыска, капитан милиции Хаблак, – сказал он официально. – А все, что было до сих пор, считайте небольшим маскарадом, вызванным необходимостью. Сейчас я разговариваю с вами как вполне официальное лицо – вот, прошу ознакомиться с этим документом и расписаться. Предупреждаю, что за ложные показания вы ответите перед законом.
   Девушка смотрела на Хаблака и все еще не могла поверить ему. Вероятно, воспринимала его действия, как розыгрыш, потому что сказала, правда, не совсем уверенно:
   – Оставьте, Павел, эти неуместные шутки… Хаблак снова раскрыл перед ней удостоверение.
   – Меня зовут Сергеем Антоновичем. Еще раз повторяю: всё мое предыдущее поведение было вызвано служебным заданием, связанным с расследованием действий группы дельцов и жуликов. А теперь должен сообщить вам, гражданка Высоцкая, что вчера, в начале одиннадцатого вечера, погиб Анатолий Васильевич Бобырь. Короче говоря, вчера Толик попал под электричку.
   То ли эта неожиданная концовка, то ли строгий тон Хаблака, то ли официальное обращение «гражданка Высоцкая» так подействовали на нее, но девушка наконец поняла, что все это не шутки. Более того: до нее дошел весь страшный смысл сказанного Хаблаком – она побелела, как полотно, и неуверенно спросила:
   – Что вы говорите?.. Толик был у меня вчера и мы договорились… Не может быть! – крикнула она вдруг. – Зачем вы пришли ко мне? При чем тут милиция?
   – Татьяна Борисовна, – сказал Хаблак мягко, – вы должны прежде всего осознать, что случилось несчастье, возможно, преступление, и я расследую его. Понимаю, что вам тяжело, сочувствую вам, но и вы поймите. Погиб человек. Мы еще не знаем, то ли в результате несчастного случая, то ли – преступления, мы должны установить это и просим вашей помощи.
   Таня резко встала. Растерянно сказала:
   – И это вы ходили к нам… и звонили… исполняя служебное задание? Это правда?
   – Правда, – кивнул Хаблак.
   – И правда, что Толик погиб?
   – Вчера вечером попал под электричку.
   – Но ведь только вчера вечером…
   – Когда он ушел от вас?
   – В начале десятого. На дворе еще было видно, и он собирался вернуться. Я ждала, но решила, что его задержали.
   Хаблак придвинул к себе бумаги. Понял, что Высоцкая немного пришла в себя и может отвечать на вопросы. Сказал:
   – Садитесь, Татьяна Борисовна. Прошу вас, расскажите обо всем, что было вчера. Когда появился у вас Бобырь?
   Таня снова села на краешек стула. Спросила:
   – Неужели Толик совершил такое, что милиция… Хаблак решительным жестом остановил ее. Предупредил:
   – Я прошу вас отвечать на мои вопросы, гражданка Высоцкая. И еще раз предупреждаю, что за ложные показания…
   – Я же расписалась, – сказала Таня, сверкнув глазами, и Хаблак понял, что девушка уже вполне взяла себя в руки. Повторил:
   – Когда появился у вас Бобырь?
   – Вчера утром, после десяти… Сказал, что не мог вернуться раньше – были разные хлопоты с родственниками. Приехали на похороны бабушки, и пришлось возиться с ними.
   – Мог бы сообщить, что задерживается.
   – И я так считала, но он объяснил, что замотался.
   – Допустим. Следовательно, Бобырь приехал к вам в начале одиннадцатого. И до какого часа пробыл?
   – Мы пообедали, он еще спал после обеда и около шести поехал в Киев.
   – За обедом употребляли спиртное?
   – У нас был праздничный обед. Но Толик не пил. Точнее, немножко. Две или три рюмки.
   – Когда обедали?
   – В два.
   Хаблак прикинул: от трех рюмок сильно не опьянеешь. Кроме того, Бобырь спал, вероятно, до пяти – все должно было выветриться.
   – Зачем поехал в Киев?
   – Сказал: дела. Я еще не хотела отпускать – какие дела в пятницу вечером, да еще и не виделись столько времени! Но он обещал скоро вернуться.
   – И вернулся?
   – Около восьми. Или чуть позже.
   – Один?
   – Разумеется.
   – Уладил дела?
   – Нет, должен был идти на какое-то свидание. Я не хотела отпускать, но он сказал, что на часок. Мол, крайне необходимо встретиться с каким-то человеком.
   – Которого видел в Киеве?
   – Я не расспрашивала. Но, вероятно, встреча состоялась, потому что ехал в Ирынь, с кем-то.
   – С кем именно?
   – Не знаю.
   – Однако вы сказали…
   – Да, с кем-то. Толик попросил чего-нибудь поесть, говорит, вернулся бы раньше, но должен был ждать в Киеве на вокзале. Потом всю дорогу разговаривали, у него язык от болтовни одеревенел и было бы неплохо выпить стакан сухого вина.
   – О чем они болтали?
   – Откуда же мне знать?
   – И Толик пошел на свидание с этим человеком?
   – Зачем же ходить, если они всю дорогу трепались. Я так думаю.
   – Вы правы, – согласился Хаблак. – Значит, Бобырь должен был встретиться с другим человеком. Когда и с кем?
   – Если бы я знала…
   – Что ж, давайте по порядку. Бобырь, вернувшись, выпил стакан сухого вина и поужинал, так?
   – Да.
   – Поужинав, пошел на свидание с каким-то человеком. Вы не допускаете, что на свидание с женщиной?
   – Нет, – убежденно ответила Таня, – этого не может быть. Толик вернулся ко мне.
   Хаблак был не столь высокого мнения о моральных устоях Бобыря, но в данном случае должен был согласиться с Таней: вряд ли в первый же день после возвращения тот побежал бы к другой.
   – Значит, с мужчиной, – подтвердил он. – С каким?
   – Не знаю.
   – Толик не говорил, или, может быть, намекнул, куда уходит и для чего?
   – Какие-то дела… Деловое свидание.
   – Почему – деловое? Может, хотел узнать какую-то новость, просто поболтать с приятелем?
   Высоцкая исподлобья посмотрела на Хаблака, сказала не очень уверенно:
   – Вообще, он нервничал, и чего-то ждал от этой встречи.
   – Почему?
   – Выпил еще стакан вина. Ходил по комнате… Я поджарила яичницу, а он ходил из угла в угол… Потом сели ужинать, я ему хотела еще налить вина – отказался. Говорит: хватит, потому что у него серьезный разговор, и он выходит из игры.
   – Выходит из игры! Как это понимать?
   – Я спросила. Говорит, я фигурально выразился.
   – Ну-ну… – проговорил Хаблак. – И вы не расспросили его?
   – Но ведь он спешил. Сказал, что через час вернется.
   – В котором часу ушел?
   – В начале десятого. Я ждала его, не ложилась до двенадцати, потом подумала: Толика задержали или выпил с кем-то.
   – Раньше так бывало?
   – Всякое бывало.
   – Вы провожали Бобыря до калитки?
   – Да.
   – В какую сторону пошел?
   – Направо.
   – К вокзалу?
   – Возможно.
   – Что взял с собой? Портфель, сумку, чемодан?
   – Зачем? Должен был сразу вернуться. Натянул берет и ушел:
   – Во что был одет?
   – Серый костюм. Сорочка без галстука. Вечером было ветрено, хотела дать ему плащ, а он только берет попросил.
   – Вещи Бобыря хранились у вас?
   – Да. Плащ, берет и другие. Он месяц назад привез к нам.
   – Можно взглянуть на них?