Самойлова Елена. По дороге в легенду

Елена Самойлова
Лев Кругликов
По дороге в легенду

Глава 1

Алессьер

   Если неприятность может случиться – она случается.

Один из законов подлости

   Я люблю ночь. Особенно такую ночь, как эта. Когда полная луна, похожая не то на лепесток розы, не то на каплю крови, растворяющуюся в воде, висит над головой. Когда мир полон звуками ночной жизни, которая выходит из своих убежищ только после того, как за горизонтом скроется последний лучик солнца и все погрузится в красноватые сумерки.
   Сегодня – кровавое полнолуние. Опять. Почему-то люди в городах и селах называют это время временем убийц и не выходят из своих домишек, в которые таким, как я, проникнуть не сложнее, чем лисе в старый курятник. Мой так называемый народ зовет ночь кровавой луны еще более поэтично и вдохновенно, но на то они и сидхе. Народ Ночного Солнца – так он себя называет. Самоуверенные донельзя. Хотя наши «лучезарные» собратья светлые эльфы еще более заносчивы. Но при этом плодятся за счет людей с неслыханной для их расы скоростью. Странная у них политика. С одной стороны, морщат нос при упоминании людской расы, а с другой – втихую сплавляют им свое оружие, не самое лучшее, конечно, и оплодотворяют их женщин. У ночных сидхе все проще. С людьми можно воевать. Людей можно убивать. Можно заключать сделки, если это выгодно. Но опускаться до полукровок – ни за что.
   Я недовольно тряхнула гривой черных волос, отливающих синевой, как вороньи перья, и пара бусин, вплетенных в тонкие косички на висках, столкнулись друг с другом, издав еле слышный мелодичный звон. Так. Пора либо менять украшения, либо поменьше трясти волосами. Хорошо, что сейчас вокруг только чуть отдающая краснотой и отдаленным запахом свежей крови тьма глухого леса, а не обитель мага, где малейший посторонний звук в хранилище запускает сигнальное заклинание...
   Впрочем, опять отвлеклась. Похоже, это ночь на меня так влияет. Недаром я сама из рода ночных сидхе, и мое солнце – это луна. Конечно, для меня не составляет труда спокойно существовать и днем, лучи полуденного светила не превратят меня в горстку пепла, как какую-нибудь нежить, но все же ночью мои глаза не устают так, как днем. Да и внимания я привлекаю меньше. Еще бы – ночная сидхе при свете солнца на улице любого из смешанных городов вызывает как минимум любопытство. У тех, кто хотя бы отдаленно знаком с моим народом,– страх.
   Пусть по человеческим меркам моя внешность считается красивой, а по меркам эльфов – экзотичной, среди своих я так, нечто среднее. Не уродина и не красавица. Такая же, как подавляющее большинство. Когда я собиралась на эту вылазку, то привычно бросила взгляд на свое отражение в зеркале, висевшем на стене как раз напротив кровати. За последние несколько лет оно совершенно не изменилось. На узком лице с точеными скулами все те же огромные глаза, кажущиеся почти черными из-за непомерно расширившихся зрачков, что позволяло видеть в почти кромешной тьме. Белая, с чуть голубоватым оттенком кожа, которая никогда не загорает. Черные, густые, чуть ниже пояса волосы, убранные на висках в две пары тонких косичек с множеством бусинок из различных материалов. Каждая из них – это памятка. В заостренных ушах – по четыре серебряных сережки-кольца...
   Я вздохнула и усилием воли отогнала от себя посторонние мысли. Нужно сосредоточиться на деле. Луна уже высоко, а я еще даже до места не добралась. Мой наниматель, когда пришел со своей «проблемой», подробно описал, куда мне надлежало отправиться. Даже описал предмет, который я должна была ему принести – широкий браслет из белого матового металла, испещренный надписями на старом, почти позабытом языке. В середине украшения – запоминающийся орнамент в виде выпуклого закрытого глаза. Вот только ни словом не обмолвился о том, что охраняет эту столь нужную ему вещицу, если он нанимает не гробокопателей, а профессионального охотника за головами, да еще ночную сидхе. Более того – на резонный вопрос «Кого я там могу встретить?» он лишь промямлил что-то маловразумительное. Единственное, что я поняла из его весьма путаных объяснений,– это то, что охранники, если они там есть, уже давно неживые.
   Так вот. Из-за этого придурочного мага-недотепы мне пришлось тащить с собой арсенал не только на нежить, но еще и на инфернальные сущности. На демонов, короче говоря. Все же иногда краткие человеческие названия сильно облегчают мою жизнь. И обедняют словарный запас, но это то, что всегда можно исправить. Если, конечно, останешься в живых.
   Где-то вдалеке хрустнула ветка, и я, вынырнув из потока мыслей, навострила уши, одновременно заводя правую руку за спину – туда, где в наспинных ножнах покоились мои гордость и достояние. Парные мечи ночных сидхе. Квэли. Такими сейчас владеют немногие, да и секрет изготовления этих мечей с чуть изогнутым клинком, где внешнее лезвие отточено до бритвенной остроты, а внутреннее зазубрено, ныне считается утерянным. Но не в сидхийской Столице. Квэли – замечательное оружие против нежити, металл, из которого они изготовлены, действует на нежить лучше серебра, гарантированно отправляя их на тот свет без возможности возврата.
   Тишина.
   Я прислушалась и несколько расслабилась. Действительно – всего лишь мелочь какая-то пробежала. И плевать, что у этой «мелочи» величиной с небольшую собаку сотня острых иглоподобных зубов,– вряд ли она станет со мной связываться. Я хищно улыбнулась и провела ладонью по широкому кожаному ремню на бедре, на котором висело с десяток тонких метательных дротиков. Гораздо удобнее, чем ножи или стрелы. Первые слишком дороги, чтобы каждый раз покупать новые, вторыми часто не успеваешь воспользоваться.
   Вокруг все более-менее стихло, и я двинулась дальше по почти заросшей дороге. Почти – это означает, что под слоем палых листьев и мха даже сквозь подметки мягких кожаных сапог можно ощутить каменные плиты. Ну и где искомое кладбище, а?
   Очередной шорох отвлек меня, и я, резко обернувшись, чуть не споткнулась о наполовину вросший в землю камень. Нет, не камень. Надгробие, буквы на котором стерлись настолько, что было бы затруднительно прочесть их даже при свете дня, чего уж говорить о том, чтобы хоть что-то разглядеть ночью. Похоже, я пришла. Как там говорил наниматель? Будет заброшенное кладбище, а вход в склеп – под развалинами чего-то вроде мавзолея? И где он, этот мавзолей?
   Интересно, почему одним из условий заказа был поход на оное кладбище именно ночью? Я, конечно, ничего против не имею, но вот весомых аргументов так и не услышала. Впрочем, сумма гонорара оказалась такой, что можно было не заострять внимание на подобных капризах заказчика. К тому же мое время – ночь...
   Облако, закрывшее на несколько минут луну черным покрывалом, ушло, и тусклый красноватый свет лег на деревья, превращая их в карикатурные силуэты чудовищ. Я убрала тонкую косичку за ухо и прошла по дороге, стараясь не сворачивать с нее. С учетом кустов это оказалось сложновато, но через пару минут мое упорство было вознаграждено – впереди замаячили остатки мавзолея, которые я поначалу приняла просто за груду обломков белого мрамора, затянутого диким вьюном.
   Я подошла ближе, выискивая хоть что-то, отдаленно напоминающее вход, потому что, пусть мне и заплатили очень неплохие деньги за доставку браслета, пункт «откапывание дверцы в склеп под обломками мавзолея» в условия договора не входил. Впрочем, минут через пять поиски дали положительный результат – я все-таки усмотрела под полуобвалившейся крышей черный зев входа, откуда тянуло сыростью и холодом. Я поежилась и плотнее застегнула кожаную куртку с огромным количеством кармашков, в одном из которых всегда лежало нечто вроде дешевого медного перстня с большим, едва светящимся красным камнем. Чуть сдавила его в ладони – и вот из разом потускневшего кристалла выскользнул небольшой светящийся сгусток желтоватого цвета, зависший над моим правым плечом. Убрав кольцо обратно в карман, я напомнила себе, что утром надо будет не забыть положить его где-нибудь на солнце подзаряжаться, и, подождав, пока глаза привыкнут к тусклому свету, который после ночной мглы казался ослепительно-ярким, шагнула в дыру, оставшуюся на месте двери.
   И едва не ухнула вниз по ступенькам. Вот зараза, кто же строил этот треклятый склеп, если спуск вниз находится в шаге от входа?! Так ведь и шею свернуть недолго! Мысленно обругав неизвестных архитекторов еще пару раз для морального удовлетворения, я стала медленно спускаться по крошащемуся прямо под ногами мрамору... Интересно только, почему я всего пару ступеней вниз прошла, а уже стало ощутимо холоднее. Конечно, до того момента, когда я начну стучать зубами, еще ой как далеко, я зимой в одной шерстяной тунике на тренировку выходила, но это немного иное...
   Шарик света над моим плечом выхватывал из темноты всего несколько шагов пространства, но этого было достаточно, чтобы не провалиться в какую-нибудь особо подлую дыру. Кажется, я спускалась довольно долго, но наконец лестница кончилась, и выяснилось, что каменный пол подземелья выглядит еще хуже, чем ступени,– камни выщерблены временем, на местах сколов плит, некогда образовывавших узор, стоят лужи воды, капавшей с потолка.
   Мрачный и сырой склеп. Всегда ненавидела подобные местечки.
   Как там говорил мой наниматель, пожелавший остаться анонимным? Спустившись вниз, нужно свернуть в левый проход, там будет зал с дюжиной каменных гробов. Искомый предмет похоронен вместе со своим последним владельцем, гроб которого стоит ближе к центру. Какой именно гроб надо открывать, наниматель не упомянул, сославшись на то, что сам не знает. Вернее, мог бы назвать имя, написанное на крышке, но оно вряд ли о чем мне скажет – надпись сделана на мертвом языке, известном сейчас только архимагам, поскольку часть заклинаний высшего порядка произносится именно на нем. На мой резонный вопрос, почему он не нанял кого-то из магов, которые не будут вскрывать гробы методом научного тыка, а попросту прочитают имя на крышке, наниматель, гаденько усмехнувшись, ответил, что те, кто «дорос» до мертвого языка, уже не способны выполнить подобные задания. По причине преклонного возраста. А те, кто способны, ни за что за такое не возьмутся, ибо не нужно им это.
   Желтоватый свет магического фонарика осветил низкий свод туннеля, и я шагнула в темный провал, касаясь кончиками пальцев, затянутых в тонкие черные перчатки, обшарпанных стен, по которым стекали капельки ледяной воды. Наверное, над этим подземельем протекает ручеек, иначе здесь не было бы столь сыро. И холодно.
   Да где же этот зал?! Честное слово, мне уже надоело бродить здесь! Конечно, у меня нет боязни замкнутых пространств, как у светлых эльфов, которые не сунутся в подвал или пещеру без крайней необходимости, а при заключении в «каменный мешок» сходят с ума гораздо быстрее, чем представитель любой другой расы, но все же мне несколько неуютно. Хочется побыстрее выполнить задание и убраться отсюда подальше, к вольному ночному ветру и кровавой луне на сумрачном небе.
   Светлячок над моим плечом поднялся чуть выше, освещая зал с низким потолком, в котором действительно стояли каменные потрескавшиеся саркофаги. А еще я увидела нечто вроде факелов, воткнутых в ниши вдоль стен. Ну конечно, магический свет – это хорошо, ночное зрение – тоже, но лишний свет в склепе лишним не бывает. В конце концов, что мешает мне попробовать?
   Я подошла поближе и, убедившись, что зрение меня не подвело, а в держателях вдоль стен действительно факелы, порылась в карманах, выуживая небольшой продолговатый амулет. Поднесла его к черной ветоши, обмотанной вокруг деревянной палки, и сдвинула фигурную завитушку на лакированном боку. Тотчас на его остреньком кончике вспыхнул узкий язычок белого пламени, который едва коснулся черной тряпки на факеле, как та заполыхала, как сухой мох. Я, честно говоря, не ожидала подобного, посему только хорошая реакция уберегла меня от опаленных бровей. Интересно, чем пропитаны здешние факелы, если загораются так хорошо даже спустя столько лет в сыром склепе? Впрочем, мне же лучше – я зажгла оставшиеся факелы, которые озарили склеп оранжевым неровным светом, и погасила магический светлячок. Магию нужно экономить – слишком часто ее нет, когда нужна. А обратно я вернусь с одним из факелов. Заодно продам его какому-нибудь алхимику – пусть изучает состав и обогащается.
   Недовольно оглядев саркофаги, я прошла в середину ровных рядов и принялась за поиски. Крышки сдвигались неохотно, с противным скрежетом, режущим мой чуткий слух, но, кроме истлевших тел, я ничего не нашла. Получается, что наниматель ошибся и в центральных гробах этого треклятого браслета нет?! Получается, что придется обыскивать остальные.
   Я вытерла выступивший на лбу пот и двинулась дальше, методично осматривая саркофаги с краю. Однозначно – стребую с нанимателя премиальные за дополнительные усилия. Правда, не слишком большие – все-таки на втором слева от края гробе с расколотой посередине крышкой мне повезло – с трудом отодвинув верхнюю часть, которая не удержалась на краю саркофага и с оглушительным грохотом разбилась о каменный пол, я обнаружила искомый предмет. Ничуть не потускневший от времени широкий браслет из белого матового металла, исписанный чернеными рунами, больше похожими на узор, и слегка выпуклым закрытым глазом лежал в изголовье рядом с высохшим телом, которое, как ни странно, сохранилось удивительно хорошо. Даже сейчас можно было определить, что принадлежало оно мужчине, вероятно не совсем человеку, потому что глаза у него были несколько больше человеческих, да и руки, скрещенные на груди, казались какими-то странными. Полукровка, наверное, точно уже не скажешь.
   Так, Алессьер, ты сюда за браслетом пришла или изучать труп мужчины, умершего пару сотен лет назад? Правильно, за браслетом. Тогда чего стоим и размышляем?
   Я протянула руку, и браслет оказался в моей ладони, обтянутой кожаной перчаткой. Странно, он теплый... или мне кажется?
   Громкий скрежет отодвигаемой крышки прозвучал оглушительно в тишине склепа. Я отскочила от раскрытого гроба и обернулась, глядя на то, как медленно съезжает тяжеленная плита с ближайшего к выходу саркофага. Ну вот, охрана пожаловала. За неимением времени, чтобы спрятать браслет в мешочек, привязанный к поясу, я защелкнула его на своем правом запястье поверх перчатки, ничего, потом сниму, выхватила мерцающие голубоватым светом по кромкам лезвий квэли и выставила их перед собой. Склеп наполнился скрежетом, мертвецы оживали быстрее, чем я думала,– похоже, сбежать не получится, придется прорываться с боем. Ладно, мне не впервой.
   За спиной что-то глухо зарычало, и я метнулась в сторону, успев запрыгнуть на уже шевелящуюся под нежитью каменную крышку. Длинные, с палец, когти со свистом рассекли затхлый воздух там, где я только что находилась, а секунду спустя пришлось вновь уворачиваться от когтей нежити охранного типа, на этот раз мелькнувших со спины. Сальто влево, одновременно удар квэлем наотмашь, почти вслепую – и нежить шарахается в одну сторону, а отрубленная конечность отлетает в другую, расплескивая густую, мерзко пахнущую жидкость, которую можно назвать кровью только с очень большой натяжкой.
   – Ненавижу нежить!!!
   Действительно, чего теперь соблюдать молчание, если склеп и так заполнен рычащими тварями. Вурдалаками, которые очнулись в тот момент, когда я взяла браслет. Ну, если выживу – самолично набью морду заказчику! Предупреждать же надо, что именно и в каком количестве тут водится! Двенадцать вурдалаков на одну меня в замкнутом пространстве – это перебор!
   Стоп, не двенадцать, а одиннадцать.
   Сверкающий шлейф крест-накрест, оставленный квэлями, фонтан темной жидкости, только по счастливой случайности не оросивший мне лицо.
   Поправка, десять.
   А где еще один? Мне бы очень не хотелось упустить одну тварь из виду, чтобы она свалилась мне на голову в самый неподходящий момент!
   Я снова заскакала по открытым гробам, благо те были каменными и не шатались при приземлении на край шириной в половину ступни. Квэли пели в затхлом воздухе радостную звенящую песнь смерти, я вертелась волчком, уходя от стремительных бросков вурдалаков. По счастью, те слишком долго пребывали в состоянии покоя, поэтому оказались несколько заторможенными, но мне это на руку. Были бы они хоть сколько-то сытыми, меня уже разорвали бы на куски, а так есть шанс выбраться отсюда. Главное – покинуть склеп, а уж на свободе я им устрою окончательное упокоение. Только бы выбраться...
   Девять, восемь.
   Удар с разворота. Фонтанирующая из обрубка шеи темная жидкость, залившая мне левую руку до локтя.
   Семь. Да где же еще один?
   При очередном приземлении каменный край саркофага все-таки хрупнул и посыпался градом камешков, а я потеряла равновесие, чем не замедлила воспользоваться тварь, оказавшаяся ближе остальных. Острые собачьи зубы вцепились мне в правое предплечье, раздирая в клочья прочную куртку. Стремительно побежали бордовые ручейки, заливающие руку, браслет и рукоять клинка свежей, остро пахнущей железом кровью. Моей.
   Я взвыла и вонзила в грудь вурдалаку левый квэли, проворачивая лезвие, и хватка на моем правом плече ослабла, а потом вурдалак обвалился на пол подрагивающей грудой быстро разлагающейся плоти. Тряхнула спутанной гривой волос и только сейчас обнаружила, что стою на коленях в раскрытом гробу, заливая иссохший труп собственной кровью, струящейся из разорванного зубами вурдалака предплечья. В том самом, где я нашла браслет. Вот и отыскался недостающий «охранник»...
   Вой за спиной подхлестнул меня, и я, вскочив на ноги, успела закинуть квэли в наспинные ножны и тотчас метнула в ближайших вурдалаков серебряные дротики. Все три попали в цель, количество способных к преследованию противников уменьшилось вдвое. Отлично!
   Я перепрыгнула через подрагивающие тела вурдалаков и побежала к вожделенному выходу. Непроглядная тьма туннеля обрушилась со всех сторон, ослепив привыкшие к свету глаза, но рычание вурдалаков за спиной, которые бежали на запах свежей крови, как лучшие ищейки, не давало времени на то, чтобы притормозить и зажечь магический светлячок. Хорошо хоть, что туннель был прямой, а когда он закончился – это я определила по тому, что оборвалась стена, которой на бегу касалась кончиками пальцев,– я с изумлением обнаружила, что вижу лестницу справа от меня. Правда, еле-еле и словно сквозь красноватую дымку, но вижу ведь! Хотя в кромешной тьме подземелья, где даже глаза ночных сидхе бесполезны, это было невозможно, но сейчас я не собиралась обдумывать это. Сейчас у меня была одна-единственная цель – добраться до выхода.
   Потому что я чувствовала, что из-за горизонта уже показался первый солнечный луч, а на солнце вурдалаки погибнут.
   И я ринулась вверх по ступенькам, не чувствуя ни боли в немеющей руке, ни начинающегося колотья в боку.
   Вперед, только вперед.
   К спасительному свету солнца.
   Рывок, еще рывок.
   От воя вурдалаков, совершенно ошалевших от неуловимости добычи и запаха свежей крови, у меня волоски на затылке встали по стойке «смирно», но я бежала вверх по скользким ступеньками, и мне казалось, что я лечу, как на крыльях, совершенно не ощущая холодного мрамора под подошвами сапог.
   Тусклый рассвет серым пятном высветил пролом в стене развалин мавзолея, и я понеслась на этот свет, как бабочка на огонь. Уже показавшийся из-за горизонта край солнечного диска ожег привыкшие к темноте глаза, но мне хватило сил выбежать наружу. Отстающий от меня буквально на шаг вурдалак не успел затормозить и следом за мной вылетел на солнце.
   От скулежа, переходящего в вой, у меня заложило уши, и я, по инерции пробежав еще с полдесятка шагов, обернулась.
   В первых солнечных лучах корчилась сгорающая нежить, а двое, так и не успевших выйти на свет, с недовольным ворчанием попятились обратно, не рискуя преследовать меня дальше.
   Выбралась? Выбралась!
   Я села на землю и спустя несколько секунд рассмеялась. Громко и от души, несмотря на то что покрыта своей и чужой кровью, а смех становился только громче и искреннее.
   Я жива. Все остальное не имеет значения.
   Наконец отсмеявшись, я бросила взгляд на свой трофей и с удивлением обнаружила, что недавно залитый кровью браслет оказался девственно чистым. Более того – глаз на нем приоткрылся и сейчас немигающе «смотрел» на меня, сверкая рубиновым отблеском. Ну и крайн с ним, сейчас я слишком устала, чтобы разбираться с подобными тонкостями. Надеюсь, что моя лошадь находится там же, где я ее оставила...

Джерайн Тень

   Доброе утро, Последний Герой!

Голодное племя

   Многие истории начинаются с пробуждения главного героя. У него обязательно должна болеть голова, да и вообще он должен страдать амнезией. В каком-то смысле моя история стала исключением. По крайней мере, голова у меня не болела. Впрочем, судя по ощущениям – от того, что болеть было нечему. То есть себя я не чувствовал. Так от чего еще я могу страдать? Амнезия? Нет, кто я – помню. Где я – тоже представляю, и, как только смогу открыть глаза, я наконец-то смогу убедиться в справедливости своих догадок. Что самое главное – я не страдал похмельем. В моем состоянии это было бы наиболее неприятным.
   Когда мои глаза наконец-то смогли открыться, я увидел над собой крышку гроба. Вернее то, что от нее осталось. Даже умереть мне спокойно не дали. Хотя это как посмотреть: с одной стороны, я вроде как не совсем умер. С другой – умереть-то мне и дали. Осталось понять, сколько я так провалялся. Век, наверное, прошел... Может быть, и два. Появляется надежда, что меня не узнают. Так, похоже, сердце все-таки заработало. Прекрасно. Теперь надо подождать еще пару минут, пока я наконец смогу почувствовать свое тело, чтобы не пялиться больше в этот дурацкий потолок.
   Может, зря я так ждал возвращения чувствительности? Похоже, что тело мое находится в отвратительном состоянии. Похмелье было бы лучше. На порядок. Нет, даже на два порядка. Десятичных. Аккуратно шевелим пальцами... кистями... локтями... Тихо, тихо, мало ли кто меня ненароком услышит. Кстати, хороший вопрос – кто или что меня разбудило? Неужели они научились работать со стасисом? Или он таки сдох сам по себе – что, конечно, более вероятно. Пальцы... Кисти... Стопы... Прекрасно. Работает. Проверка зрения. Сколько пальцев? Семь. Все на месте. Хоть что-то радует.
   Слух. Снаружи – почти тишина. Кажется, кто-то бродит. Хотя нет, уже не бродит. Уже чего-то там жрет. Завидую, совершенно искренне. Я дико, безумно, до бешенства голоден. Впрочем, если кто-то бродит – может, это какое-нибудь вкусное животное?
   Обоняние. Вот тут жаловаться на включившиеся чувства не стоило. Потому что пахло кровью. Вкусно. Пусть кровь уже успела засохнуть – все равно ради этого запаха стоило проснуться. В такие моменты я даже горжусь своей расой – не знаю, как там эльфы, гномы, тролли, орки, сидхе, эттины, люди, кэрсы и прочие, а мы, д’эссайны, всегда были уверены: если пробуждение сопровождается возможностью пожрать – то день задался.
   Так как средний д’эссайн – это хищник с широким ареалом обитания, неплохой живучестью, склонный к немотивированной агрессии и с низкой комплементарностью с людским сообществом,^[1] – удачным можно назвать практически любое пробуждение. Если, конечно, оно не сопровождается отравлением сталью. Или осиной. Из-за некоторых характерных особенностей строения челюстей нас нередко путали с вампирами. Зря.
   Мы не боимся света. Мы не являемся нечистью или нежитью. Мы – это просто разумная раса. Одна из многих и, поверьте моему опыту, не самая неприятная. У нас свои боги, и мы не лезем в дела чужой веры – если, конечно, плата не превышает разумных пределов. И естественно, если чужие боги не враги наших богов.
   В мирной обстановке мы практически неотличимы от людей, если особо не присматриваться. В бою же мы можем сравняться с Очень Злыми Троллями благодаря высокой скорости тканевой регенерации, «неправильным» суставам и «совершенно неправильной» крови. Впрочем, это долго объяснять. Если коротко – дыра в сердце приводила к смерти лишь в десятой части случаев, да и смерть от потери крови возможна была только по огромной глупости. Для того чтобы пытаться убить д’эссайна в одиночку, надо быть редкостным остолопом. В общем и целом жизнь была хорошая.
   Даже для тех редких типов вроде меня, которые больше занимались наукой или ремеслом, чем набиванием брюха и совершенствованием собственного тела. Впрочем, заболтался я. Осязание тоже восстановилось, так что стоило постепенно подниматься. Я медленно выгнулся в подобие мостика, отличающееся от нормального мостика тем, что я не отрывал икры от гроба – ноги в коленях у меня гнутся в обе стороны. Нет, коленная чашечка тоже есть, только она подвижная.
   Я плавно повернул голову и посмотрел, на месте ли мои пожитки. По крайней мере, то, без чего ни один разумный д’эссайн себя не мыслит, на месте. Эсси’д’шарме. Клинок, глядя на который большинство моих знакомых людей вспоминали о том, что еще не успели написать завещание. Увы, но до вынужденного перерыва в моей биографии я не смог понять, почему вид этих клинков так действует на большинство представителей разумных рас.