А вместо этого ты делаешь жест, чтоб успокоить совесть, а затем следуешь за другими. А дело-то накрылось!
Но он не отвечает — он гребет!
Картина удручающая — будто жители рыбацкой деревни в глубоком трауре вышли на берег встречать шаланды после шторма.
— О, их там много, — слышится голос экс-псевдоневесты Глории.
Но тут оральный орган Толстяка перекрывает все остальные шумы.
— Это ты, Сан-А?
— Да, Ваше Величество, я.
— Я же говорил вам, банда идиотов! — разносится над морем обращение Берю к монаршим особам.
— Скромнее будь, Толстяк, ты разговариваешь с королями!
— Да ладно! Скажи лучше, как все было? — не унимается Берю.
— Как в тире! Из семи человек шесть убиты, один попал в рабство.
— У, черт, побил меня! — гудит Толстяк. Мы причаливаем. Я помогаю Антигоне сойти на берег, затем выпрыгиваю сам.
— Что ты имеешь в виду, как это я тебя побил?
— Иди посмотри!
— Минутку! — говорю я и обращаюсь к Глории:
— Вы у нас самая способная, присмотрите за пленником!
Затем поворачиваюсь и иду за Толстяком.
— Ты предвидел точно, Сан-А! Угадал по всем параметрам. Эти канальи запрятали в скалах моторную лодку. Мы с Глорией обнаружили ее практически сразу и спрятались рядом с пушками наготове. И действительно, через некоторое время смотрим — бегут четверо! Эх, жаль, ты меня не видел!
— Не видел, но зато слышал! Ты их уложил?
— Всех четверых! Девица даже не успела сообразить, что да как, а они уже грызли кораллы.
— И кто они?
Тут Толстяк улыбается во всю ширь своего, так сказать, лица.
— Трое — слуги Окакиса, но четвертый… Клянусь, тебя сейчас хватит удар!
— Да нет, старик, я же догадался еще раньше, что это профессор В.
Кюветт!
— Ну, ты… Да-а! Ну ты даешь, Сан-А! Ты настоящий сфинкс! Как ты узнал?
— Внутренний голос, Толстяк, — он у меня всегда на работе! Стоит только почесать за ухом, и он начинает мне рассказывать, кто, как и почему!
Сохраним свой престиж перед подчиненными. Конечно, я не знал, что В. Кюветт замешан в дело, пока гребец-пленник не сказал мне, что он не знает такого. Сомнительно, чтобы среди всей этой честной компании нашелся еще один доброхот, влюбленный в науку настолько, что ради убедительности аргумента укокошил секретаршу ученого.
— Ты, конечно, здорово мудер, — говорит Толстяк, — но я тем не менее хочу рассказать тебе кое-что о профессоре…
— У меня уже слюнки текут, Берю!
— Перед тем как отдать концы, он мне покаялся. Он сказал, это все придумала его помощница. Его лишь принуждали. А у него не было денег.
Однажды к нему пришли ребята из организации «Зет» и спросили, сможет ли он пустить в ход старую атомную бомбу. Они ему пообещали зубной протез из чистого золота.
— И он согласился?
— Да. Но старушка-секретарша, прознав об этом, очень осерчала, тогда…
— Неплохо! Я имею в виду историю с угрозами. Убийца попал под защиту полиции сразу после того, как совершил злодеяние.
— И представляешь, ему даже удалось получить в охранники элитного полицейского для путешествия. А ведь он знал, подлец, что остров взлетит на воздух.
И вот мы приходим на место отстрела дичи Берю. Толстяк тычет пальцем в четыре распростертых тела, освещенных яркой луной.
— Твоих шестеро да плюс четыре, итого десять, — вздыхает он. — Даже поверить не могу, что вся эта бойня произошла посреди Тихого океана!
Тихого, понимаешь?
Заключение Служба радио Кокпинока смогла передать SOS с передатчика подводной лодки, и, представьте себе, над островом тут же нависла целая эскадрилья самолетов самых разных видов и типов. Они прилетели за своими монархами, чтобы увезти тех домой, подальше от подобных увеселений.
Торжество Окакиса длилось всего один день, но какой день!
Развлечение так развлечение!
Помните, об этом писали все газеты! Ах, вы не помните? А это все оттого, что вы не читаете газет на отдыхе!
Несчастный судовладелец оплакивает теперь свою жену, чей труп нашли почти сразу. Он считает (кстати, и полиция тоже), что кто-то из банды столкнул ее в пропасть. Оставим его утешаться своими иллюзиями. Как сказал один поэт, тоже знаменитый, — есть мертвые, которых бессмысленно убивать дважды!
Да, знаете новость? Все монархи, принимавшие участие в торжествах на Кокпиноке, недавно прислали мне свои национальные награды в знак благодарности за исключительные заслуги, которые я оказал их народам!
Представляете?
Я хотел спрятать все эти побрякушки в шкаф для инструмента в сортире, чтобы мучающиеся запорами могли по ходу дела ознакомиться, но моя матушка Фелиция настоятельно просила меня оказать честь государственным орденам. Она говорит, если у меня будут когда-нибудь дети, они обрадуются, найдя их среди моих старых вещей. Она, наверное, как всегда, права.
Сегодня мы ждем чету Берюрье к обеду. Если такие расследования не обмывать по всем правилам, то лучше сменить профессию и уйти куда-нибудь в сельское хозяйство или культуру…
Вот, кстати, и они, уже звонят в калитку. И одновременно раздается звонок телефона. Пока маман идет открывать дверь, я снимаю трубку.
Приятный голос звучит у меня в ушах и достает до моих самых сокровенных глубин. Голос сладкой Антигоны! Одним словом, чистый мед!
— Я в Париже, — говорит она, — только что приехала. Что вы делаете сегодня вечером?
Как вы думаете, что я могу делать сегодня вечером, если моя маленькая греческая богиня сама напрашивается на свидание?
Так что же я делаю сегодня вечером?
Вы ведь меня знаете, правда?
Ну, раз вы меня знаете, сами догадайтесь!
Но он не отвечает — он гребет!
* * *
Огромная толпа народа (если так можно сказать о королях и королевах) собралась на причале. Они напряжены и молчаливы.Картина удручающая — будто жители рыбацкой деревни в глубоком трауре вышли на берег встречать шаланды после шторма.
— О, их там много, — слышится голос экс-псевдоневесты Глории.
Но тут оральный орган Толстяка перекрывает все остальные шумы.
— Это ты, Сан-А?
— Да, Ваше Величество, я.
— Я же говорил вам, банда идиотов! — разносится над морем обращение Берю к монаршим особам.
— Скромнее будь, Толстяк, ты разговариваешь с королями!
— Да ладно! Скажи лучше, как все было? — не унимается Берю.
— Как в тире! Из семи человек шесть убиты, один попал в рабство.
— У, черт, побил меня! — гудит Толстяк. Мы причаливаем. Я помогаю Антигоне сойти на берег, затем выпрыгиваю сам.
— Что ты имеешь в виду, как это я тебя побил?
— Иди посмотри!
— Минутку! — говорю я и обращаюсь к Глории:
— Вы у нас самая способная, присмотрите за пленником!
Затем поворачиваюсь и иду за Толстяком.
— Ты предвидел точно, Сан-А! Угадал по всем параметрам. Эти канальи запрятали в скалах моторную лодку. Мы с Глорией обнаружили ее практически сразу и спрятались рядом с пушками наготове. И действительно, через некоторое время смотрим — бегут четверо! Эх, жаль, ты меня не видел!
— Не видел, но зато слышал! Ты их уложил?
— Всех четверых! Девица даже не успела сообразить, что да как, а они уже грызли кораллы.
— И кто они?
Тут Толстяк улыбается во всю ширь своего, так сказать, лица.
— Трое — слуги Окакиса, но четвертый… Клянусь, тебя сейчас хватит удар!
— Да нет, старик, я же догадался еще раньше, что это профессор В.
Кюветт!
— Ну, ты… Да-а! Ну ты даешь, Сан-А! Ты настоящий сфинкс! Как ты узнал?
— Внутренний голос, Толстяк, — он у меня всегда на работе! Стоит только почесать за ухом, и он начинает мне рассказывать, кто, как и почему!
Сохраним свой престиж перед подчиненными. Конечно, я не знал, что В. Кюветт замешан в дело, пока гребец-пленник не сказал мне, что он не знает такого. Сомнительно, чтобы среди всей этой честной компании нашелся еще один доброхот, влюбленный в науку настолько, что ради убедительности аргумента укокошил секретаршу ученого.
— Ты, конечно, здорово мудер, — говорит Толстяк, — но я тем не менее хочу рассказать тебе кое-что о профессоре…
— У меня уже слюнки текут, Берю!
— Перед тем как отдать концы, он мне покаялся. Он сказал, это все придумала его помощница. Его лишь принуждали. А у него не было денег.
Однажды к нему пришли ребята из организации «Зет» и спросили, сможет ли он пустить в ход старую атомную бомбу. Они ему пообещали зубной протез из чистого золота.
— И он согласился?
— Да. Но старушка-секретарша, прознав об этом, очень осерчала, тогда…
— Неплохо! Я имею в виду историю с угрозами. Убийца попал под защиту полиции сразу после того, как совершил злодеяние.
— И представляешь, ему даже удалось получить в охранники элитного полицейского для путешествия. А ведь он знал, подлец, что остров взлетит на воздух.
И вот мы приходим на место отстрела дичи Берю. Толстяк тычет пальцем в четыре распростертых тела, освещенных яркой луной.
— Твоих шестеро да плюс четыре, итого десять, — вздыхает он. — Даже поверить не могу, что вся эта бойня произошла посреди Тихого океана!
Тихого, понимаешь?
Заключение Служба радио Кокпинока смогла передать SOS с передатчика подводной лодки, и, представьте себе, над островом тут же нависла целая эскадрилья самолетов самых разных видов и типов. Они прилетели за своими монархами, чтобы увезти тех домой, подальше от подобных увеселений.
Торжество Окакиса длилось всего один день, но какой день!
Развлечение так развлечение!
Помните, об этом писали все газеты! Ах, вы не помните? А это все оттого, что вы не читаете газет на отдыхе!
Несчастный судовладелец оплакивает теперь свою жену, чей труп нашли почти сразу. Он считает (кстати, и полиция тоже), что кто-то из банды столкнул ее в пропасть. Оставим его утешаться своими иллюзиями. Как сказал один поэт, тоже знаменитый, — есть мертвые, которых бессмысленно убивать дважды!
Да, знаете новость? Все монархи, принимавшие участие в торжествах на Кокпиноке, недавно прислали мне свои национальные награды в знак благодарности за исключительные заслуги, которые я оказал их народам!
Представляете?
Я хотел спрятать все эти побрякушки в шкаф для инструмента в сортире, чтобы мучающиеся запорами могли по ходу дела ознакомиться, но моя матушка Фелиция настоятельно просила меня оказать честь государственным орденам. Она говорит, если у меня будут когда-нибудь дети, они обрадуются, найдя их среди моих старых вещей. Она, наверное, как всегда, права.
Сегодня мы ждем чету Берюрье к обеду. Если такие расследования не обмывать по всем правилам, то лучше сменить профессию и уйти куда-нибудь в сельское хозяйство или культуру…
Вот, кстати, и они, уже звонят в калитку. И одновременно раздается звонок телефона. Пока маман идет открывать дверь, я снимаю трубку.
Приятный голос звучит у меня в ушах и достает до моих самых сокровенных глубин. Голос сладкой Антигоны! Одним словом, чистый мед!
— Я в Париже, — говорит она, — только что приехала. Что вы делаете сегодня вечером?
Как вы думаете, что я могу делать сегодня вечером, если моя маленькая греческая богиня сама напрашивается на свидание?
Так что же я делаю сегодня вечером?
Вы ведь меня знаете, правда?
Ну, раз вы меня знаете, сами догадайтесь!