Страница:
Немного поколебавшись, человек встал и подошел к их столу. Сага тайком посматривала на него. Черты его лица были на редкость красивы, брови — угольно-черными, губы — чувственными, улыбка — обворожительной, черные локоны падали на лоб и на плечи. Во всем его облике, как показалось Саге, был отпечаток грусти.
И когда он сел за их стол — смущенно, словно просил извинения за свое вторжение, — галантерейщик сказал:
— Вы оба так похожи друг на друга! Вы уверены в том, что вы не брат и сестра?
— Абсолютно, — ответила Сага, внимательно глядя на севшего за стол человека. На вид ему было лет тридцать пять, стало быть, он был старше ее лет на десять. — Но поскольку ты очень похож на моего отца-валлонца, мне хотелось бы спросить, не валлон ли ты сам?
Он торжествующе улыбнулся.
— Валлон? Да, я как раз валлон! Как звали твоего отца?
— Его звали Коль Симон. Нет, извини, его окрестили Гильомом Симоном. Человек задумался.
— Симон… Сестра моего деда была замужем за каким-то Симоном. Но он уже умер. А она снова вышла замуж. Ей не повезло в браке.
— Моя бабушка по отцу тоже дважды выходила замуж. И второй раз она вышла не за валлона.
Человек улыбнулся. Какие у него были глаза, какой удивительно теплый и мягкий взгляд!
— Не исключено, что мы троюродные брат и сестра? — спросил он.
— Да, так оно и есть! — воскликнула Сага, хватая его за руку. — Я так рада! — воскликнула она. — Так рада встретить родню моего отца! Как тебя зовут?
— Марсель. Фамилия же моя длинная и трудно произносимая…
— Разумеется, у тебя валлонское имя, — с улыбкой сказала Сага. — О, как я рада!
— Я тоже, — ответил он с печальной улыбкой. Сага поняла, что в жизни у него было много сложностей.
— Куда ты направляешься? — спросил он.
— В Норвегию.
— Мне тоже нужно туда, — сказал он и снова улыбнулся ей.
— Но почему ты не едешь в дилижансе? Он покачал головой.
— Потому что у меня нет денег.
— Но я могу…
Марсель тут же остановил ее:
— Молчи! Обычно я пристраиваюсь на какой-нибудь телеге. Этого мне вполне достаточно.
— Хорошо, значит, мы сможем поговорить вечером…
Слова ее были прерваны появлением еще одного человека. Казалось, само солнце засверкало в полутемном трактире.
«Должно быть, это из-за его золотистых волос…» — подумала Сага. А может быть, из-за сияющего выражения лица? Он казался ей таким возвышенным, просто неземным… Он вел себя так, словно ему принадлежал весь мир. Его невозможно было сравнить с кем-то. Она никогда не видела ничего подобного!
Граф фон Ленгенфельдт направился прямо к их столу.
— А вот и мои попутчики, — сказал он. — Могу я присесть?
Разумеется, его пригласили. Все были польщены его присутствием.
Мужчина был одет изысканно и элегантно, со сдержанным благородством, в руке он держал цилиндр, на шее у него был яркий галстук с булавкой. По сравнению с ним родственник Саги Марсель казался просто нищим. Марсель был похож на оборванного возвращающегося домой пилигрима, тогда как белокурый красавец походил на салонного льва.
Граф тоже направлялся в Норвегию, в Кристианию, но больше он ничего не сказал. О цели своей поездки он не обмолвился ни словом.
Саге пришлось еще раз сообщить о своем родстве с Марселем, поскольку граф был просто сражен их сходством. Казалось, это сообщение он воспринял с облегчением.
Говорил за столом, в основном, галантерейщик, выпивший перед этим пива. Время от времени граф пытался направить разговор в более интересное русло, чем болтовня о розовых бантиках и пройдохах-продавцах. Но торговец возвращался к своей излюбленной теме, независимо от того, о чем шла речь, своими пошлостями отбивая у всех охоту говорить.
Сага чувствовала на себе взгляд графа. И его взгляд красноречиво говорил, что он думает по поводу болтливого торговца.
Да, в поразительно красивых глазах графа было что-то дьявольское. Казалось, в этом человеке есть какая-то вторая натура. Он вел себя величественно и благородно, но Саге представлялось, что он играет роль. И трудно было сказать, что является его подлинным «я».
Выпитое пиво всегда оказывает воздействие на человека. Галантерейщик сник, язык у него стал заплетаться, рука его все чаще и чаще оказывалась на колене или на плече Саги, и в конце концов природа взяла свое: он встал из-за стола и, нетвердо держась на ногах, отправился по нужде, а потом лег спать.
Молодая пара тоже встала из-за стола, и Сага хотела последовать их примеру, но граф остановил ее.
— Посидите еще немного! — сказал он. — Мне было бы приятно поговорить с такой образованной дамой.
Сага вопросительно взглянула на своего троюродного брата, и тот кивнул. Она осталась, не видя в этом ничего плохого.
Разговор получился интересным. Мужчины были очень образованными, и Саге пришлось выкладывать все свои знания, чтобы не отставать от них.
Примерно через час граф сказал:
— Ты просто очаровательная девушка, Сага. Совершенно восхитительная. Но слишком бесстрастна, слишком серьезна. Иногда из тебя вырывается тепло, которое, я знаю, в тебе есть, но в следующий миг ты снова замыкаешься. Чего ты боишься?
Опустив глаза, Сага сказала:
— Я… На это есть свои причины…
— Не можешь ли ты сказать, какие? — поинтересовался граф. — Так хочется выманить из тебя твое тепло! Не правда ли, Марсель?
Марсель улыбнулся, помедлив с ответом, потом сказал:
— Да…
— Так расскажи же, Сага!
— Многое объясняется тем, что я недавно пережила развод по причине измены и потеряла веру в себя, но это не самое главное…
Ей очень хотелось рассказать им обоим обо всем. Они могли понять ее, и к тому же ей не с кем было поделиться своим беспокойством.
— Дело в том, что… я рождена для того, чтобы выполнить одно предназначение… И это делает меня такой сдержанной, такой жестокой и непреклонной.
— Ты вовсе не жестокая, — сказал граф. — Ты холодна, сдержанна, это верно…
— Возможно. И теперь я еду в Норвегию, чтобы выполнить это мое предназначение. Я не такая, как остальные…
— Да, мы давно уже это поняли, — мягко заметил Марсель.
— У тебя очень сильная аура, — вставил граф, желавший, чтобы его называли Паулем. — Да, я понял это, потому что сам не такой, как все.
— Да, я бы сказала, что ты весьма своеобразен, — согласилась Сага. Граф рассмеялся, ему понравился ее ответ.
— А теперь расскажи о своем предназначении, — попросил он.
— Это долгая история.
— У нас впереди целая ночь.
Помедлив, она сказала:
— Да, это ничего… я имею право рассказывать о Людях Льда…
— О Людях Льда? — удивился граф. — Где же я слышал об этом? Проклятый род! Продавшийся Сатане!
— Не Сатане, — поправила его Сага. — А самому Злу. Хотя христиане называют силы зла Сатаной… Но ведь Сатана — это нечто большее?
— Конечно, — кивнул темноволосый Марсель. — Христианский Сатана — это всего лишь фрагмент картины мирового зла.
Пауль ничего не ответил. Разговор, принявший такой оборот, был ему явно не по душе. «Может быть, он ревностный христианин…» — подумала Сага.
А может быть, ему не нравилось, что она была разведенной?
По крыше стучал дождь, было слышно, как во дворе бурлят потоки воды.
— Но вы не должны думать, что я продана злым силам, — испуганно произнесла она. — Моим предназначением является борьба со злом. Просто я еще не знаю, что мне предстоит сделать.
— Не могла бы ты рассказать нам немного о Людях Льда? — спросил Марсель.
В этом человеке чувствовалась огромная уверенность в себе. К тому же он был хорош собой, хотя и не обладал такой ослепительной внешностью, как граф Пауль. В сдержанно-скромном облике Марселя Сага черпала утешение для себя. У такого человека можно было искать защиту, хотя он и был беден.
В Марселе было что-то такое, что получившая суровое воспитание Сага не могла бы назвать чувственностью и что так привлекало ее, вызывало в ней беспокойство. Его светло-серые глаза на смуглом лице, улыбка, которую хотелось видеть снова и снова, — все это казалось ей неотразимым.
И Марсель был не виноват в том, что Пауль затмевал его своей внешностью, будучи настолько прекрасным, что перехватывало дух.
Натура Пауля была двойственной: архангел — и дьявол.
«И то, и другое — крайности», — с иронией думала она.
Но, не успела она начать свой рассказ о Людях Льда, как вошел кучер вместе со своим помощником.
— А вот и молодая фрекен, — сказал кучер. — Господа ведь тоже собираются в Норвегию?
— Да.
— А все остальные уже легли спать?
— Именно так.
— Тогда я боюсь, что принес плохие новости. Поездка в Норвегию отменяется.
— Почему же? — спросила Сага. — Я все равно поеду туда.
— Ничего не получится. Границы закрыты. В этой местности началась эпидемия холеры, и норвежцы не хотят никого пускать.
— Холера? — удрученно произнесла Сага. — Здесь? Может быть, в этой гостинице тоже?
— Хозяин говорит, что нет. Так что вы можете спокойно ужинать. Но поездка отменяется. Почта будет лежать здесь до тех пор, пока не откроют границы, а я возвращаюсь обратно. Сожалею, но ничего не могу поделать.
Он ушел. Все трое встали, уставясь друг на друга. Сага обратила внимание на то, что была намного ниже их. Марсель был на голову выше ее, а граф Пауль, будучи такого же роста, казался просто огромным.
Гроза прошла. Лишь вдалеке время от времени грохотал гром и мерцали в темноте молнии. Кроме них, в трактире никого не было.
— Я должна ехать, — повторила Сага.
— Я тоже, — сказал Марсель.
— И я, — решительно произнес Пауль. — Мы поедем в моей карете.
— Через границу нам не перебраться, — предупредил Марсель.
— Конечно, если ехать по полям привидений.
— А как же еще туда добираться? — сказал Марсель.
Сага задрожала: она слышала о полях привидений. Это была дикая местность, частично относившаяся к финским лесам. Пустынные плоскогорья и скалы, покрытые кустарником и редкими соснами, дремучие еловые леса, где властвовала тишина, медведи и волки. Призрак, привидение — это было старинное название волков и медведей. Призрачное царство с таинственными криками филинов и гагар, с колдовством и чудесами на каждом шагу, под каждой кочкой и в каждом лесном озерке.
Граф Пауль негромко продолжал:
— Мы поедем в глубь леса, как можно дальше, рано утром, когда все еще будут спать. Теперь дождь, лошади устали, да и мы тоже… — с улыбкой добавил он. — А потом, когда уже невозможно будет ехать в карете, мы пойдем пешком через границу, а кучер подождет, пока границу откроют, и поедет следом.
Взглянув на Сагу, Марсель сказал:
— Лично для меня этот вариант подходит, я привык ходить пешком. Так что я принимаю это предложение. Но ты-то как на это посмотришь, девочка?
Приятно, когда тебя называют девочкой, если тебе уже двадцать четыре и ты уже была замужем.
— Ничего, я выносливая. Я тоже принимаю твое предложение, Пауль.
Они договорились с хозяином, чтобы тот разбудил их, и расплатились за ночлег. После этого все разошлись по своим комнатам — впрочем, Марсель отправился спать в конюшню. Сага была совершенно сбита с толку. Все произошло так быстро, новые друзья, новые впечатления…
И каких людей она повстречала! Людей, разбудивших в ней доселе неизвестные ей самой фантазии!
Ночью ей снова приснился сон — на этот раз более туманный. Кто-то — она не могла потом вспомнить, кто именно, — говорил ей что-то испуганно, тревожно: «Тебе нужно спешить, Сага! Не отвлекайся на эти пустяки, твоя задача состоит не в этом, тебе нужно в округ Гростенсхольм. Это ловушка, не попадайся в нее, освободись!»
Но смысл сна оставался ей неясен, и утром она не могла понять, действительно ли это было с ней или она просто вбила себе все это в голову. И вообще: стоит ли верить своим снам? Разве это не ее собственные чувства говорили ей, что она ступила на опасный, путь? Что ей не следует отправляться на поля привидений с двумя чужими людьми? Она одевалась, дрожа от утренней прохлады. Снаружи все было тихо, дождь перестал, над холмами и над лесом поднимался туман.
И она отбросила в сторону мысль о страшных призрачных владениях. Она никогда ни перед чем не испытывала страха!
Ее прежняя жизнь осталась позади! Она стояла теперь перед началом чего-то нового!
4
И когда он сел за их стол — смущенно, словно просил извинения за свое вторжение, — галантерейщик сказал:
— Вы оба так похожи друг на друга! Вы уверены в том, что вы не брат и сестра?
— Абсолютно, — ответила Сага, внимательно глядя на севшего за стол человека. На вид ему было лет тридцать пять, стало быть, он был старше ее лет на десять. — Но поскольку ты очень похож на моего отца-валлонца, мне хотелось бы спросить, не валлон ли ты сам?
Он торжествующе улыбнулся.
— Валлон? Да, я как раз валлон! Как звали твоего отца?
— Его звали Коль Симон. Нет, извини, его окрестили Гильомом Симоном. Человек задумался.
— Симон… Сестра моего деда была замужем за каким-то Симоном. Но он уже умер. А она снова вышла замуж. Ей не повезло в браке.
— Моя бабушка по отцу тоже дважды выходила замуж. И второй раз она вышла не за валлона.
Человек улыбнулся. Какие у него были глаза, какой удивительно теплый и мягкий взгляд!
— Не исключено, что мы троюродные брат и сестра? — спросил он.
— Да, так оно и есть! — воскликнула Сага, хватая его за руку. — Я так рада! — воскликнула она. — Так рада встретить родню моего отца! Как тебя зовут?
— Марсель. Фамилия же моя длинная и трудно произносимая…
— Разумеется, у тебя валлонское имя, — с улыбкой сказала Сага. — О, как я рада!
— Я тоже, — ответил он с печальной улыбкой. Сага поняла, что в жизни у него было много сложностей.
— Куда ты направляешься? — спросил он.
— В Норвегию.
— Мне тоже нужно туда, — сказал он и снова улыбнулся ей.
— Но почему ты не едешь в дилижансе? Он покачал головой.
— Потому что у меня нет денег.
— Но я могу…
Марсель тут же остановил ее:
— Молчи! Обычно я пристраиваюсь на какой-нибудь телеге. Этого мне вполне достаточно.
— Хорошо, значит, мы сможем поговорить вечером…
Слова ее были прерваны появлением еще одного человека. Казалось, само солнце засверкало в полутемном трактире.
«Должно быть, это из-за его золотистых волос…» — подумала Сага. А может быть, из-за сияющего выражения лица? Он казался ей таким возвышенным, просто неземным… Он вел себя так, словно ему принадлежал весь мир. Его невозможно было сравнить с кем-то. Она никогда не видела ничего подобного!
Граф фон Ленгенфельдт направился прямо к их столу.
— А вот и мои попутчики, — сказал он. — Могу я присесть?
Разумеется, его пригласили. Все были польщены его присутствием.
Мужчина был одет изысканно и элегантно, со сдержанным благородством, в руке он держал цилиндр, на шее у него был яркий галстук с булавкой. По сравнению с ним родственник Саги Марсель казался просто нищим. Марсель был похож на оборванного возвращающегося домой пилигрима, тогда как белокурый красавец походил на салонного льва.
Граф тоже направлялся в Норвегию, в Кристианию, но больше он ничего не сказал. О цели своей поездки он не обмолвился ни словом.
Саге пришлось еще раз сообщить о своем родстве с Марселем, поскольку граф был просто сражен их сходством. Казалось, это сообщение он воспринял с облегчением.
Говорил за столом, в основном, галантерейщик, выпивший перед этим пива. Время от времени граф пытался направить разговор в более интересное русло, чем болтовня о розовых бантиках и пройдохах-продавцах. Но торговец возвращался к своей излюбленной теме, независимо от того, о чем шла речь, своими пошлостями отбивая у всех охоту говорить.
Сага чувствовала на себе взгляд графа. И его взгляд красноречиво говорил, что он думает по поводу болтливого торговца.
Да, в поразительно красивых глазах графа было что-то дьявольское. Казалось, в этом человеке есть какая-то вторая натура. Он вел себя величественно и благородно, но Саге представлялось, что он играет роль. И трудно было сказать, что является его подлинным «я».
Выпитое пиво всегда оказывает воздействие на человека. Галантерейщик сник, язык у него стал заплетаться, рука его все чаще и чаще оказывалась на колене или на плече Саги, и в конце концов природа взяла свое: он встал из-за стола и, нетвердо держась на ногах, отправился по нужде, а потом лег спать.
Молодая пара тоже встала из-за стола, и Сага хотела последовать их примеру, но граф остановил ее.
— Посидите еще немного! — сказал он. — Мне было бы приятно поговорить с такой образованной дамой.
Сага вопросительно взглянула на своего троюродного брата, и тот кивнул. Она осталась, не видя в этом ничего плохого.
Разговор получился интересным. Мужчины были очень образованными, и Саге пришлось выкладывать все свои знания, чтобы не отставать от них.
Примерно через час граф сказал:
— Ты просто очаровательная девушка, Сага. Совершенно восхитительная. Но слишком бесстрастна, слишком серьезна. Иногда из тебя вырывается тепло, которое, я знаю, в тебе есть, но в следующий миг ты снова замыкаешься. Чего ты боишься?
Опустив глаза, Сага сказала:
— Я… На это есть свои причины…
— Не можешь ли ты сказать, какие? — поинтересовался граф. — Так хочется выманить из тебя твое тепло! Не правда ли, Марсель?
Марсель улыбнулся, помедлив с ответом, потом сказал:
— Да…
— Так расскажи же, Сага!
— Многое объясняется тем, что я недавно пережила развод по причине измены и потеряла веру в себя, но это не самое главное…
Ей очень хотелось рассказать им обоим обо всем. Они могли понять ее, и к тому же ей не с кем было поделиться своим беспокойством.
— Дело в том, что… я рождена для того, чтобы выполнить одно предназначение… И это делает меня такой сдержанной, такой жестокой и непреклонной.
— Ты вовсе не жестокая, — сказал граф. — Ты холодна, сдержанна, это верно…
— Возможно. И теперь я еду в Норвегию, чтобы выполнить это мое предназначение. Я не такая, как остальные…
— Да, мы давно уже это поняли, — мягко заметил Марсель.
— У тебя очень сильная аура, — вставил граф, желавший, чтобы его называли Паулем. — Да, я понял это, потому что сам не такой, как все.
— Да, я бы сказала, что ты весьма своеобразен, — согласилась Сага. Граф рассмеялся, ему понравился ее ответ.
— А теперь расскажи о своем предназначении, — попросил он.
— Это долгая история.
— У нас впереди целая ночь.
Помедлив, она сказала:
— Да, это ничего… я имею право рассказывать о Людях Льда…
— О Людях Льда? — удивился граф. — Где же я слышал об этом? Проклятый род! Продавшийся Сатане!
— Не Сатане, — поправила его Сага. — А самому Злу. Хотя христиане называют силы зла Сатаной… Но ведь Сатана — это нечто большее?
— Конечно, — кивнул темноволосый Марсель. — Христианский Сатана — это всего лишь фрагмент картины мирового зла.
Пауль ничего не ответил. Разговор, принявший такой оборот, был ему явно не по душе. «Может быть, он ревностный христианин…» — подумала Сага.
А может быть, ему не нравилось, что она была разведенной?
По крыше стучал дождь, было слышно, как во дворе бурлят потоки воды.
— Но вы не должны думать, что я продана злым силам, — испуганно произнесла она. — Моим предназначением является борьба со злом. Просто я еще не знаю, что мне предстоит сделать.
— Не могла бы ты рассказать нам немного о Людях Льда? — спросил Марсель.
В этом человеке чувствовалась огромная уверенность в себе. К тому же он был хорош собой, хотя и не обладал такой ослепительной внешностью, как граф Пауль. В сдержанно-скромном облике Марселя Сага черпала утешение для себя. У такого человека можно было искать защиту, хотя он и был беден.
В Марселе было что-то такое, что получившая суровое воспитание Сага не могла бы назвать чувственностью и что так привлекало ее, вызывало в ней беспокойство. Его светло-серые глаза на смуглом лице, улыбка, которую хотелось видеть снова и снова, — все это казалось ей неотразимым.
И Марсель был не виноват в том, что Пауль затмевал его своей внешностью, будучи настолько прекрасным, что перехватывало дух.
Натура Пауля была двойственной: архангел — и дьявол.
«И то, и другое — крайности», — с иронией думала она.
Но, не успела она начать свой рассказ о Людях Льда, как вошел кучер вместе со своим помощником.
— А вот и молодая фрекен, — сказал кучер. — Господа ведь тоже собираются в Норвегию?
— Да.
— А все остальные уже легли спать?
— Именно так.
— Тогда я боюсь, что принес плохие новости. Поездка в Норвегию отменяется.
— Почему же? — спросила Сага. — Я все равно поеду туда.
— Ничего не получится. Границы закрыты. В этой местности началась эпидемия холеры, и норвежцы не хотят никого пускать.
— Холера? — удрученно произнесла Сага. — Здесь? Может быть, в этой гостинице тоже?
— Хозяин говорит, что нет. Так что вы можете спокойно ужинать. Но поездка отменяется. Почта будет лежать здесь до тех пор, пока не откроют границы, а я возвращаюсь обратно. Сожалею, но ничего не могу поделать.
Он ушел. Все трое встали, уставясь друг на друга. Сага обратила внимание на то, что была намного ниже их. Марсель был на голову выше ее, а граф Пауль, будучи такого же роста, казался просто огромным.
Гроза прошла. Лишь вдалеке время от времени грохотал гром и мерцали в темноте молнии. Кроме них, в трактире никого не было.
— Я должна ехать, — повторила Сага.
— Я тоже, — сказал Марсель.
— И я, — решительно произнес Пауль. — Мы поедем в моей карете.
— Через границу нам не перебраться, — предупредил Марсель.
— Конечно, если ехать по полям привидений.
— А как же еще туда добираться? — сказал Марсель.
Сага задрожала: она слышала о полях привидений. Это была дикая местность, частично относившаяся к финским лесам. Пустынные плоскогорья и скалы, покрытые кустарником и редкими соснами, дремучие еловые леса, где властвовала тишина, медведи и волки. Призрак, привидение — это было старинное название волков и медведей. Призрачное царство с таинственными криками филинов и гагар, с колдовством и чудесами на каждом шагу, под каждой кочкой и в каждом лесном озерке.
Граф Пауль негромко продолжал:
— Мы поедем в глубь леса, как можно дальше, рано утром, когда все еще будут спать. Теперь дождь, лошади устали, да и мы тоже… — с улыбкой добавил он. — А потом, когда уже невозможно будет ехать в карете, мы пойдем пешком через границу, а кучер подождет, пока границу откроют, и поедет следом.
Взглянув на Сагу, Марсель сказал:
— Лично для меня этот вариант подходит, я привык ходить пешком. Так что я принимаю это предложение. Но ты-то как на это посмотришь, девочка?
Приятно, когда тебя называют девочкой, если тебе уже двадцать четыре и ты уже была замужем.
— Ничего, я выносливая. Я тоже принимаю твое предложение, Пауль.
Они договорились с хозяином, чтобы тот разбудил их, и расплатились за ночлег. После этого все разошлись по своим комнатам — впрочем, Марсель отправился спать в конюшню. Сага была совершенно сбита с толку. Все произошло так быстро, новые друзья, новые впечатления…
И каких людей она повстречала! Людей, разбудивших в ней доселе неизвестные ей самой фантазии!
Ночью ей снова приснился сон — на этот раз более туманный. Кто-то — она не могла потом вспомнить, кто именно, — говорил ей что-то испуганно, тревожно: «Тебе нужно спешить, Сага! Не отвлекайся на эти пустяки, твоя задача состоит не в этом, тебе нужно в округ Гростенсхольм. Это ловушка, не попадайся в нее, освободись!»
Но смысл сна оставался ей неясен, и утром она не могла понять, действительно ли это было с ней или она просто вбила себе все это в голову. И вообще: стоит ли верить своим снам? Разве это не ее собственные чувства говорили ей, что она ступила на опасный, путь? Что ей не следует отправляться на поля привидений с двумя чужими людьми? Она одевалась, дрожа от утренней прохлады. Снаружи все было тихо, дождь перестал, над холмами и над лесом поднимался туман.
И она отбросила в сторону мысль о страшных призрачных владениях. Она никогда ни перед чем не испытывала страха!
Ее прежняя жизнь осталась позади! Она стояла теперь перед началом чего-то нового!
4
Сага совсем забыла о том, что ее попутчиками будут не двое мужчин, а трое — во всяком случае, в первый день.
Выйдя на рассвете из гостиницы, она увидела, как с козел спрыгнул, словно большая жаба, кучер Пауля фон Ленгенфельдта. Это было уродливое создание с низко посаженной, торчащей вперед головой, так что Саге он сначала показался похожим на лягушку, а потом на двуногого бизона.
Он взглянул на Сагу, но не поздоровался. Поднял ее чемодан, словно тот был легок, как перышко, и укрепил его сзади кареты.
Чемодан Саги был не слишком тяжелым. Она намеренно оставила все свои вещи в Швеции, взяв с собой лишь деньги, чтобы начать в Норвегии новую жизнь и сделать покупки. Она взяла с собой только самое необходимое и прежде всего — лечебные зелья Людей Льда, эти сокровища, принадлежащие теперь ей. И, разумеется, колдовские зелья, но о них Сага старалась не думать. Ее ужасала сама мысль о них.
Значительная часть сокровищ хранилась в Норвегии. К примеру, сосуд Ширы с живой водой. Он хранился, разумеется, не в Гростенсхольме и не в Липовой аллее, он был спрятан в надежном месте, о котором знали только Люди Льда.
У Саги же при себе была та часть общего наследства, которая досталась ей от Вильяра, когда Хейке и Тула умерли. Еще не зная, в чем состоит ее предназначение, она хотела быть максимально подготовленной к возможным трудностям.
И она опасалась, как бы эта встреча не застала ее врасплох.
Стоя на лестнице и глядя во двор, где на траве и на земле еще лежала роса, а туман плотно окутывал гостиницу и маленькую деревушку, она вдруг почувствовала необъяснимый страх. В этой мирной картине она видела нечто страшное, какую-то скрытую угрозу, готовую стать у нее на пути. «Беги, Сага, беги!» — шептал ей внутренний голос.
Но она продолжала стоять, хотя ей это и не нравилось. И вот она направилась к карете. Воля ее противилась этому, но ноги сами несли ее.
Пауль фон Ленгенфельдт был уже во дворе и давал распоряжения своему кучеру.
— Разве он не красавчик? — спросил он у Саги. — Я откопал его на сатанинских задворках.
Кучер злобно посмотрел на них. У Саги защемило сердце.
— Ненужное и жестокое сравнение, — выдавила она из себя.
— Вовсе нет! — с усмешкой произнес Пауль. — Это просто самоирония. Я держу его при себе исключительно для контраста. Чтобы моя красота на его фоне была еще более действенной. Стоит взглянуть на него — и увидишь разницу!
— Я вижу в нем просто человека, — сказала Сага и пошла в гостиницу, чтобы взять свои вещи.
На лестнице она встретила Марселя, и у нее сразу потеплело на душе. Он многозначительно посмотрел на нее. Снова у нее появилось желание довериться ему — в силу самых различных причин.
«У меня плохо начался день, — думала она, идя по коридору. — Куда подевалось доброе настроение, куда делась моя сообразительность, мое остроумие? Я просто иду на поводу у событий. Я становлюсь кислой и брюзгливой, а это на меня не похоже».
Сага сама не понимала, в каком напряжении находится. Накопленные за всю жизнь чувства готовы были теперь вырваться наружу. Последней каплей было то, что она потеряла и родителей, и спутника жизни. Она была теперь как туго натянутая струна, готовая в любой момент лопнуть. Поэтому даже окружающий пейзаж казался ей отражением ее собственного беспокойства, какого-то неопределенного страха. У нее была теперь потребность довериться кому-то: тому, кто мог бы заключить ее в свои спасительные объятия, унять ее страх. Умерить ее беспредельное одиночество.
Так было однажды с Широй в ее судьбоносный час — она тоже, как теперь Сага, была безнадежно одинока. Сага не замечала откровенного восхищения Пауля, не осмеливалась даже мечтать о какой-то влюбленности, просто он отвлекал ее, выводил из равновесия.
Но мягкость и спокойствие Марселя, его понимающий взгляд были для нее утешением.
В курятнике прокричал петух, когда карета медленно тронулась с места. Все трое сидели в роскошной, с позолоченными подлокотниками и сиденьями из красного бархата, карете Пауля. Только кучер не был защищен от непогоды, но на этот раз день выдался сносным. Дождя уже не было, утренний туман рассеивался, становилось теплее.
Тем не менее, Сагу не покидало ощущение какого-то неудобства. И даже, сидя в карете, она это чувствовала.
Выйдя на рассвете из гостиницы, она увидела, как с козел спрыгнул, словно большая жаба, кучер Пауля фон Ленгенфельдта. Это было уродливое создание с низко посаженной, торчащей вперед головой, так что Саге он сначала показался похожим на лягушку, а потом на двуногого бизона.
Он взглянул на Сагу, но не поздоровался. Поднял ее чемодан, словно тот был легок, как перышко, и укрепил его сзади кареты.
Чемодан Саги был не слишком тяжелым. Она намеренно оставила все свои вещи в Швеции, взяв с собой лишь деньги, чтобы начать в Норвегии новую жизнь и сделать покупки. Она взяла с собой только самое необходимое и прежде всего — лечебные зелья Людей Льда, эти сокровища, принадлежащие теперь ей. И, разумеется, колдовские зелья, но о них Сага старалась не думать. Ее ужасала сама мысль о них.
Значительная часть сокровищ хранилась в Норвегии. К примеру, сосуд Ширы с живой водой. Он хранился, разумеется, не в Гростенсхольме и не в Липовой аллее, он был спрятан в надежном месте, о котором знали только Люди Льда.
У Саги же при себе была та часть общего наследства, которая досталась ей от Вильяра, когда Хейке и Тула умерли. Еще не зная, в чем состоит ее предназначение, она хотела быть максимально подготовленной к возможным трудностям.
И она опасалась, как бы эта встреча не застала ее врасплох.
Стоя на лестнице и глядя во двор, где на траве и на земле еще лежала роса, а туман плотно окутывал гостиницу и маленькую деревушку, она вдруг почувствовала необъяснимый страх. В этой мирной картине она видела нечто страшное, какую-то скрытую угрозу, готовую стать у нее на пути. «Беги, Сага, беги!» — шептал ей внутренний голос.
Но она продолжала стоять, хотя ей это и не нравилось. И вот она направилась к карете. Воля ее противилась этому, но ноги сами несли ее.
Пауль фон Ленгенфельдт был уже во дворе и давал распоряжения своему кучеру.
— Разве он не красавчик? — спросил он у Саги. — Я откопал его на сатанинских задворках.
Кучер злобно посмотрел на них. У Саги защемило сердце.
— Ненужное и жестокое сравнение, — выдавила она из себя.
— Вовсе нет! — с усмешкой произнес Пауль. — Это просто самоирония. Я держу его при себе исключительно для контраста. Чтобы моя красота на его фоне была еще более действенной. Стоит взглянуть на него — и увидишь разницу!
— Я вижу в нем просто человека, — сказала Сага и пошла в гостиницу, чтобы взять свои вещи.
На лестнице она встретила Марселя, и у нее сразу потеплело на душе. Он многозначительно посмотрел на нее. Снова у нее появилось желание довериться ему — в силу самых различных причин.
«У меня плохо начался день, — думала она, идя по коридору. — Куда подевалось доброе настроение, куда делась моя сообразительность, мое остроумие? Я просто иду на поводу у событий. Я становлюсь кислой и брюзгливой, а это на меня не похоже».
Сага сама не понимала, в каком напряжении находится. Накопленные за всю жизнь чувства готовы были теперь вырваться наружу. Последней каплей было то, что она потеряла и родителей, и спутника жизни. Она была теперь как туго натянутая струна, готовая в любой момент лопнуть. Поэтому даже окружающий пейзаж казался ей отражением ее собственного беспокойства, какого-то неопределенного страха. У нее была теперь потребность довериться кому-то: тому, кто мог бы заключить ее в свои спасительные объятия, унять ее страх. Умерить ее беспредельное одиночество.
Так было однажды с Широй в ее судьбоносный час — она тоже, как теперь Сага, была безнадежно одинока. Сага не замечала откровенного восхищения Пауля, не осмеливалась даже мечтать о какой-то влюбленности, просто он отвлекал ее, выводил из равновесия.
Но мягкость и спокойствие Марселя, его понимающий взгляд были для нее утешением.
В курятнике прокричал петух, когда карета медленно тронулась с места. Все трое сидели в роскошной, с позолоченными подлокотниками и сиденьями из красного бархата, карете Пауля. Только кучер не был защищен от непогоды, но на этот раз день выдался сносным. Дождя уже не было, утренний туман рассеивался, становилось теплее.
Тем не менее, Сагу не покидало ощущение какого-то неудобства. И даже, сидя в карете, она это чувствовала.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента