Страница:
Маргит Сандему
Немые вопли
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДВЕРЬ, КОТОРУЮ НИКТО НЕ МОЖЕТ ОТКРЫТЬ
1
Третья ночь, проведенная в гостинице, принесла Эллен страх, который она не испытывала с тех пор, как в детстве с ней произошло несчастье.
Она неподвижно сидела на кровати, готовая к прыжку. Пыталась собраться с мыслями, слушая вокруг себя приглушенное, тяжелое дыханье старого дома.
Гостиничная вывеска за окном постукивала на ветру.
Одна, одна, одна в этом доме… — стучало у нее в голове. Одна в этом огромном старинном доме, возраст которого насчитывает около 250 лет, в доме, наполненном скрипом и шорохами, с пустой конюшней, прогнившими лестницами, маленькими, темными комнатушками… И с этой самой комнатой!
Как хорошо было сидеть в открытом ресторане Студенческого клуба в Осло! Идеальное место для тех, кто уже сдал экзамены и заслужил свой летний отдых.
Яркие зонтики от солнца, радостные голоса, смех, светлые, легкие одежды… Своими разговорами Виви только усиливала в ней высокомерную самонадеянность.
— В прошлом году мы проезжали мимо этих мест, — с энтузиазмом сказала Виви. — Места там просто фантастические! Настоящий, старинный трактир, настолько живописный, что уму непостижимо! Тебе нужно ответить на это объявление.
Эллен сложила газету с объявлениями о сдаче жилья.
— С дежурством в гостинице я вполне справлюсь, — беспечно сказала она, вмиг забыв о своей ужасающей непрактичности и своем неисправимом оптимизме, который иногда сметал все на ее пути, а иногда ставил ее в безвыходное положение. — Но наверняка есть уже много желающих.
— Не все хотят ехать в такую глушь, — сказала Виви. — Там нет никакого жилья на двадцать миль вокруг. Одни леса, леса и леса, так что потом тебе месяцами будут сниться ели.
— Но ведь не может же гостиница находиться прямо в дремучем лесу?
— Разумеется, поблизости есть маленькая деревушка, туристический центр. Когда-то этот постоялый двор был местом переправы через реку. В доме до сих пор стоит огромная печь, там вкусно готовят…
— Я поеду туда, — решила Эллен.
Ей нужна была работа на лето, и она получила ее, благодаря своим большим и невинным голубым глазам на треугольном лице, не особенно красивом, но подвижном и приветливом, благодаря своему улыбчивому рту и приятному голосу, благодаря своим черным свободно вьющимся волосам. Все обещало ей удачу, если, конечно, не зарядят дожди, превращая все в сплошную скуку и хаос.
Но ее работодатель обращал внимание лишь на ее внешние достоинства. Он не замечал ее застенчивости и чувствительности, проявлявшихся в движениях рук и в робкой улыбке, не обнажавшей ее белых зубов. Эллен чувствовала себя страшно одинокой, но держала это при себе.
Шел 1959 год, а жизнь Эллен была еще неустроенной. Как и большинство молодых людей, она носилась со множеством планов, ей хотелось везде успеть, чего-то добиться в жизни. Выбрать себе подходящую профессию и попробовать себя в ней, а потом обрести покой, зная, что ты на верном пути и выполнил свою жизненную задачу. Но трудность состояла в том, что она — подобно многим другим — все еще не могла выбрать себе профессию. А выбор был таким большим, и выбрать можно было неправильно…
Все упиралось в то, что у нее не было денег. Поэтому вместо того, чтобы делать шикарную карьеру, она вынуждена была наниматься в гостиницу, что не давало ей никаких перспектив на будущее.
Но жить на что-то надо было. Питаться, одеваться, иметь жилье. На все это нужны были деньги. Такова была печальная действительность.
Тем не менее… Время, проведенное в гостинице, не должно было пропасть даром. Наверняка она многому научится, оптимистически считала она.
Она никогда не видела таких пустынных лесных дорог. Автобус ехал несколько часов среди могучих елей, вырвался на небольшое открытое пространство с редкими домишками и снова был поглощен лесом.
Вскоре опять появились дома, составлявшие что-то вроде деревушки, и на берегу реки стоял крохотный постоялый двор, аккуратно побеленный и ухоженный. Высотой с одноэтажный дом, хотя и в два этажа, с пристроенной конюшней и одноэтажной кухней, с мансардой и еще одним двухэтажным зданием, расположенным за кухней с другой стороны. Две вывески с короткой, написанной витиеватым шрифтом надписью; одна — над низенькими воротами, а другая — в самом конце здания, оповещающие о том, что это «Старинная харчевня „У переправы“. Постоялый двор и гостиница». Чтобы никто не сомневался в предназначении этого дома.
Запыленную с дороги, но преисполненную благоговения Эллен встретила в трактире пожилая хозяйка.
Это была еще красивая пятидесятилетняя женщина с тяжеловесным взглядом и ухоженными золотистыми волосами. Ее звали фру Синклер. Она встретила Эллен с холодной любезностью и показала ей дом. Эллен же пыталась скрыть ужасную неуверенность в себе. Они осмотрели большие, с низкими потолками, комнаты для гостей с толстыми деревянными стенами, на которых висели старинные ковры, прошли через столовую. Здесь были заметны слабые следы модернизации — у помещения была небольшая пристройка. Заглянули в безнадежно несовременную кухню и поднялись по узенькой лестнице на второй этаж. В нос им ударил резкий запах краски.
— Мы еще не заселяли в этом сезоне второй этаж, — пояснила фру Синклер. — Рабочие занимаются реставрацией. Бывший хозяин устроил на втором этаже души и туалеты, совершенно не учитывая специфики дома. Конечно, не так-то легко снабдить современными удобствами дом, построенный в 1700-х годах, но и так, как это сделал он, никуда не годится!
Открыв дверь, ведущую в небольшое помещение под самой крышей, она наткнулась на настоящую оргию безвкусицы: выложенный двухцветной плиткой в шахматном порядке пол, пестрая плитка на стенах, вмазанная в толстый слой цемента, болезненно-зеленый цвет самих стен, душевая кабинка с грубо намалеванными рыбами, трубы, проложенные вдоль стен, и в довершение всего уродливый унитаз.
— Да-а-а… — сказала Эллен.
— Ну, убедилась? Этот этаж предназначен для тех, кто остается на ночь, но сейчас я не могу показать тебе все комнаты, потому что туда просто невозможно пройти. В самом конце коридора расположена комната, в которой поселишься ты, когда ремонт будет закончен. А пока будешь жить в другом здании. Оно используется только в случае крайней необходимости, когда все остальные места заняты, потому что оно очень старое.
Они снова спустились на кухню и направились в старинную часть дома.
— Здесь ужасно много канцелярской работы, — сказала фру Синклер, когда они снова поднимались по лестнице. — Поэтому тебе и пришлось приехать заблаговременно. Все остальные работники приедут через десять дней, когда гостиница откроется.
— Вы живете в этом доме? — осторожно спросила Эллен.
— Нет, у меня есть собственный дом в деревне.
— А-а-а… — разочарованно произнесла Эллен, не осмеливаясь дальше задавать вопросы.
Толстые доски поскрипывали у них под ногами, когда они шли по длинному коридору с глубокими нишами окон.
Но фру Синклер уловила ее испуг и сказала:
— Тебе придется пожить здесь несколько дней совершенно одной. Ты можешь запереть все двери, чтобы избежать ненужных посещений. Да, это и есть старинный постоялый двор. Прежний хозяин вообще не использовал эту часть дома, что было, по-моему, глупо с его стороны. А теперь несколько комнат здесь приведены в порядок, так что ты можешь выбрать себе одну из них.
Потолок в ее комнате был низким, в ней не было ни одного прямого угла. Из маленького окошка со старинными точеными рамами открывался вид на дорогу. Эллен обратила внимание на то, что вторая по счету вывеска расположена прямо под ее окном.
— Как здесь чудесно, — прошептала она, восхищенно глядя на старинное, расшитое цветами покрывало и медные гравюры на стене.
Фру Синклер была уже в коридоре, и Эллен, нагнувшись в дверях, последовала за ней.
— Комнаты номер четыре и пять — смежные, — пояснила хозяйка, открывая по очереди двери. — Номер одиннадцать и двенадцать — для семей с детьми.
Они завернули за угол.
— А эта дверь?.. Куда она ведет? — спросила Эллен, указывая на низенькую, покривившуюся, обшарпанную дверцу в конце коридора. — Это комната номер восемь?
— Эта дверь не открывается, — сухо ответила хозяйка и быстро пошла к лестнице.
Прежде чем завернуть за угол, Эллен еще раз посмотрела на эту дверь. Весь коридор был тщательнейшим образом покрашен — за исключением той самой двери.
Все в этом доме было старинным, а эту дверь, казалось, не открывали по меньшей мере лет сто.
Весь день в гостинице звучали голоса людей и стук молотков, рабочие ходили туда-сюда, что-то пилили, а сама Эллен была занята изучением обязанностей дежурной по гостинице. Она даже не представляла себе, насколько многочисленны ее обязанности, и фру Синклер порой не могла скрыть своего раздражения по поводу того, что Эллен была совершенно несведущей в конторской работе.
Но с наступлением сумерек дом постепенно опустел, фру Синклер примирительно пожелала Эллен спокойной ночи и попросила ее хорошенько запереть двери.
Эллен так и сделала.
Взяв на кухне стакан апельсинового сока, она устало направилась по крутой лестнице в свою маленькую, кривую комнатушку, расположенную в старинной части дома.
Теперь она слышала только монотонный шум реки и пение дрозда далеко в лесу. Она чувствовала себя всеми покинутой и одинокой… Присутствия молодежи в деревне не ощущалось: ни автомобилей, ни мотоциклов, ни человеческих голосов не было слышно в этот тихий летний вечер.
Свернув расшитое цветами покрывало, Эллен почувствовала себя неуютно в этом старом-старом доме. За дверью начинался длинный коридор с множеством закрытых дверей. Под ней был пустой этаж, где жил когда-то сам хозяин гостиницы, чуть в стороне находилась кухня, а за ней — еще одно пустое здание, за которым располагалась конюшня, где когда-то, в старину, стояли лошади. И вот теперь, в двадцатом веке, здесь находилась в полном одиночестве Эллен Кнутсен, которой был всего двадцать один год. Не то, чтобы она испытывала страх, но сама атмосфера этого дома, наполненного таинственными воспоминаниями, тяготила ее.
«В такие моменты человек по-настоящему начинает чувствовать свое одиночество», — подумала Эллен. Мужество покинуло ее. За свою короткую жизнь Эллен не раз испытывала невезенье. Она бралась за совершенно безумные проекты. Устраивала сборища и распродажи, доставлявшие ей столько радости, протестовала против несправедливостей и принимала сторону слабого, чтобы доказать, что человек не всегда следует общепринятому мнению. Правда, к сожалению, мнение подчас оказывалось верным, а слабый так и оставался слабым…
О, как много промахов было в ее жизни! Сколько презрении, насмешек и ругани ей приходилось выносить, когда, в своем энтузиазме, она ступала на ложный путь! Как много горьких минут выпало на ее долю! Вот и сейчас, к примеру…
Эллен была способна на многое, но она была еще слишком молодой, чтобы верно определять пропорции и находить правильный путь.
Она думала об этом, слушая одинокое пенье дрозда и журчанье воды в реке. Малейший шорох в пустом доме казался ей призрачным отзвуком ее собственных беспокойных мыслей.
Ведь на истории ее семьи лежало темное пятно, и мысли об этом мучили Эллен, особенно в детстве. Но она никогда не связывала это с тем жутким переживанием, которое испытала однажды и о котором никому не сказала. Вот теперь, в этом пустынном доме, она снова вспомнила об этом…
К счастью, Эллен настолько устала, что очень скоро заснула, тем самым избавившись от глупых фантазий по поводу прошлого и настоящего.
На следующий день она пошла в деревню. Большому современному магазину Эллен предпочла деревенскую лавку. А этого делать не следовало.
Продавщица в лавке с любопытством спросила:
— Значит, уже приехали туристы?
— Нет, просто я работаю в гостинице. Я пробуду здесь все лето.
— В самом деле? Вы горничная, насколько я понимаю?
— Нет, я буду дежурить внизу. Но, когда это еще будет! Все оказалось сложнее, чем я думала.
Наклонившись над стойкой, продавщица спросила:
— Значит, ты живешь в деревне? И в третий раз Эллен пришлось ответить отрицательно:
— Нет, я живу в самой гостинице. Я приехала вчера. Должна сказать, что жить там пока не слишком приятно.
Продавщица шлепнула ладонью по стойке.
— Господи, как же могла эта старая карга поселить молодую девушку одну в этой обители привидений? — воскликнула она. — В первый раз об этом слышу!
— Обитель привидений? — с опаской и любопытством спросила Эллен.
— Конечно. Слава Богу, что они еще держат под замком старую часть дома…
— Вы имеете в виду ту часть дома, которая ближе к лесу? — испуганно спросила Эллен. — Но ведь я там живу!
— Что? — воскликнула продавщица. — Что? Ты там живешь? Но это же просто безумие! Николайсен этого ни за что не позволил бы! Никогда в жизни!
— Ну, вы просто напугали меня, — с упреком произнесла Эллен. — Есть там привидения или нет?
Дама поняла, что зашла слишком далеко и неуверенно сказала:
— Привидения… Никто никогда ничего не видел. Но там происходят странные вещи!
— Что еще за странные вещи?
Словно боясь, что кто-то подслушает их, дама торопливо огляделась по сторонам и произнесла приглушенным голосом:
— Скажу только одно: не прикасайся к той двери!
— Той, что в самом конце коридора? — с каким-то неприятным чувством спросила Эллен. — А что это, собственно, за дверь? Куда она ведет?
Продавщица еще сильнее налегла на стойку и сказала:
— Никто не знает, куда ведет эта дверь. Никто из ныне живущих. Но создается впечатление, что за этой дверью есть какая-то комната.
Мысленно представив себе внутреннее строение гостиницы, Эллен сказала:
— Насколько я помню, с той стороны дома нет окон, только скат крыши.
Но почему же никто не выяснил это?
Здесь они, судя по всему, подошли к самому главному, потому что голос продавщицы стал хриплым от волнения:
— Эту дверь никто не пытался открыть с начала 1940-х годов. А тот, кто попытался это сделать, умер! Он упал замертво как раз в тот момент, когда хотел шагнуть туда. И все, кто пытался это делать до него, тоже погибли, либо от болезни, либо от несчастного случая…
Услышав эти весьма сомнительные сведения, Эллен решила внести ясность в мистическую историю.
— Значит, дверь не открывалась с начала 1940-х годов? — спросила она.
— Она никогда не открывалась. Никому это не удавалось сделать. Если уж даже немцам во время войны не удалось это сделать, что говорить о простых, порядочных жителях?
— Значит, какой-то немец пытался это сделать?
— Да, один капитан, который бранился и называл своих людей трусами, а потом взял пистолет и хотел выстрелить в замок, но тут же скончался от сердечного приступа.
— Наверняка он слишком много кричал, — пробормотала Эллен, не слишком-то веря в злую силу этой двери. — Неужели никто не может объяснить, почему эта дверь не открывается?
Продавщица хитро улыбнулась.
— О, конечно, об этом всем известно! Говорят, что в 1700-х годах какой-то дворянин покончил с собой на этом постоялом дворе. Он заперся в своей комнате и лежал без еды и питья, пока не умер. В последний раз, когда видели его, он был настоящей мумией.
— Видели его в последний раз? Вы хотите сказать, что его вынесли из этой комнаты?
— Этого никто не знает, — таинственно прошептала женщина. — Знают только то, что он был настоящей мумией, когда его видели в последний раз. Говорят, он покончил с собой из-за любовной тоски. И хотя об этом никто ничего не говорил, нетрудно было догадаться, в какой именно комнате он заперся тогда.
— Значит, не он стал потом привидением? — скрывая улыбку, спросила Эллен.
— Как можно быть уверенным в этом? Ведь никто не жил в той части дома много-много лет. Но никто не станет отрицать, что с той дверью что-то не в порядке. И вот теперь эта баба хочет заселить все остальные комнаты в этой части дома! Она просто не в своем уме! Ты думаешь, кто-то захочет жить там?
День был теплым и солнечным. Возвращаясь обратно, Эллен от души смеялась над историей с привидениями. И она рассказала об этом фру Синклер.
— Я слышала об этом, — сухо ответила хозяйка. — Деревенские сплетни! Предыдущий хозяин, господин Николайсен, воспринимал все это всерьез, но директор Стин, купивший гостиницу, оказался куда более здравомыслящим. Во всяком случае, я по собственной инициативе реставрировала старую часть дома. Надеюсь, ты тоже реалистически смотришь на вещи?
— Прошлой ночью я ничего не заметила. И мне никогда не нравились истории о привидениях.
Сказав это, Эллен почувствовала холодок. То, что она однажды пережила…
Нет, она гнала прочь мысли об этом.
А фру Синклер продолжала как ни в чем не бывало:
— Разумеется, я хотела открыть эту дверь, но столяры отговорили меня. И поскольку у меня не было ключа, я не стала туда ломиться. Одна не могла, а помогать никто не захотел. И если никто так и не согласится мне помочь, я сама это сделаю, как только у меня будет время. Кстати, мне кажется, что эта история придает дому определенное очарование.
«Легко тебе говорить, — подумала Эллен с недовольством. — Ведь тебе не приходится жить одной в пустом строении. Разумеется, дверь придает дому какую-то пикантность. Но это не совсем в моем вкусе».
И снова она ощутила холодок воспоминаний, так и оставшихся для нее необъяснимыми.
Эти воспоминания подкрадывались к ней неслышными кошачьими шагами — и именно сейчас, когда она меньше всего этого желала! Наступила вторая ночь.
С головой, полной цифр и всевозможных гостиничных предписаний, она легла в постель, надев новую ночную рубашку, слишком легкомысленную для ее одинокого существования, но все же такую удобную. «Просто свадебная ночная рубашка», — сказала ей продавщица, и Эллен тут же сделала вид, что именно для этой цели ей и нужна эта рубашка. На самом деле, у нее никогда не было даже возлюбленного, не говоря уже о женихе. Но такую рубашку ей очень хотелось иметь. Рубашка была белой, с богатой кружевной отделкой и такого романтического фасона, что просто дух захватывало.
И теперь эта рубашка хоть как-то оживляла ее пребывание в этой всеми забытой дыре.
Подул ветер, нарушая ночную тишину. В главном здании остались работать двое маляров, так что она не была теперь в полном одиночестве. И она заснула, удовлетворенная тем, что не напрасно провела день. Теперь она лучше во всем разбиралась и начала находить общий язык с фру Синклер.
Закончив сверхурочную работу, маляры ушли, но Эллен к тому времени уже спала.
Среди ночи она проснулась от какого-то звука, но сон тут же сморил ее снова. Она раздраженно подумала во сне, что ее отцу следует смазать дверь в конторе, чтобы она не скрипела так противно. И еще ему не следовало хлопать гаражными воротами…
Три раза она слышала этот гулкий, воющий звук. Может быть, это скрипела дверь конторы, а может быть и нет; во сне Эллен не могла отличить воображаемое от действительного.
К тому же ей приснился страшный сон — сон или ощущение того, что она не одна. Перевернувшись на другой бок, Эллен стряхнула с себя этот сон — и снова заснула.
Но то, что произошло на третью ночь, заставило ее проснуться…
Она неподвижно сидела на кровати, готовая к прыжку. Пыталась собраться с мыслями, слушая вокруг себя приглушенное, тяжелое дыханье старого дома.
Гостиничная вывеска за окном постукивала на ветру.
Одна, одна, одна в этом доме… — стучало у нее в голове. Одна в этом огромном старинном доме, возраст которого насчитывает около 250 лет, в доме, наполненном скрипом и шорохами, с пустой конюшней, прогнившими лестницами, маленькими, темными комнатушками… И с этой самой комнатой!
Как хорошо было сидеть в открытом ресторане Студенческого клуба в Осло! Идеальное место для тех, кто уже сдал экзамены и заслужил свой летний отдых.
Яркие зонтики от солнца, радостные голоса, смех, светлые, легкие одежды… Своими разговорами Виви только усиливала в ней высокомерную самонадеянность.
— В прошлом году мы проезжали мимо этих мест, — с энтузиазмом сказала Виви. — Места там просто фантастические! Настоящий, старинный трактир, настолько живописный, что уму непостижимо! Тебе нужно ответить на это объявление.
Эллен сложила газету с объявлениями о сдаче жилья.
— С дежурством в гостинице я вполне справлюсь, — беспечно сказала она, вмиг забыв о своей ужасающей непрактичности и своем неисправимом оптимизме, который иногда сметал все на ее пути, а иногда ставил ее в безвыходное положение. — Но наверняка есть уже много желающих.
— Не все хотят ехать в такую глушь, — сказала Виви. — Там нет никакого жилья на двадцать миль вокруг. Одни леса, леса и леса, так что потом тебе месяцами будут сниться ели.
— Но ведь не может же гостиница находиться прямо в дремучем лесу?
— Разумеется, поблизости есть маленькая деревушка, туристический центр. Когда-то этот постоялый двор был местом переправы через реку. В доме до сих пор стоит огромная печь, там вкусно готовят…
— Я поеду туда, — решила Эллен.
Ей нужна была работа на лето, и она получила ее, благодаря своим большим и невинным голубым глазам на треугольном лице, не особенно красивом, но подвижном и приветливом, благодаря своему улыбчивому рту и приятному голосу, благодаря своим черным свободно вьющимся волосам. Все обещало ей удачу, если, конечно, не зарядят дожди, превращая все в сплошную скуку и хаос.
Но ее работодатель обращал внимание лишь на ее внешние достоинства. Он не замечал ее застенчивости и чувствительности, проявлявшихся в движениях рук и в робкой улыбке, не обнажавшей ее белых зубов. Эллен чувствовала себя страшно одинокой, но держала это при себе.
Шел 1959 год, а жизнь Эллен была еще неустроенной. Как и большинство молодых людей, она носилась со множеством планов, ей хотелось везде успеть, чего-то добиться в жизни. Выбрать себе подходящую профессию и попробовать себя в ней, а потом обрести покой, зная, что ты на верном пути и выполнил свою жизненную задачу. Но трудность состояла в том, что она — подобно многим другим — все еще не могла выбрать себе профессию. А выбор был таким большим, и выбрать можно было неправильно…
Все упиралось в то, что у нее не было денег. Поэтому вместо того, чтобы делать шикарную карьеру, она вынуждена была наниматься в гостиницу, что не давало ей никаких перспектив на будущее.
Но жить на что-то надо было. Питаться, одеваться, иметь жилье. На все это нужны были деньги. Такова была печальная действительность.
Тем не менее… Время, проведенное в гостинице, не должно было пропасть даром. Наверняка она многому научится, оптимистически считала она.
Она никогда не видела таких пустынных лесных дорог. Автобус ехал несколько часов среди могучих елей, вырвался на небольшое открытое пространство с редкими домишками и снова был поглощен лесом.
Вскоре опять появились дома, составлявшие что-то вроде деревушки, и на берегу реки стоял крохотный постоялый двор, аккуратно побеленный и ухоженный. Высотой с одноэтажный дом, хотя и в два этажа, с пристроенной конюшней и одноэтажной кухней, с мансардой и еще одним двухэтажным зданием, расположенным за кухней с другой стороны. Две вывески с короткой, написанной витиеватым шрифтом надписью; одна — над низенькими воротами, а другая — в самом конце здания, оповещающие о том, что это «Старинная харчевня „У переправы“. Постоялый двор и гостиница». Чтобы никто не сомневался в предназначении этого дома.
Запыленную с дороги, но преисполненную благоговения Эллен встретила в трактире пожилая хозяйка.
Это была еще красивая пятидесятилетняя женщина с тяжеловесным взглядом и ухоженными золотистыми волосами. Ее звали фру Синклер. Она встретила Эллен с холодной любезностью и показала ей дом. Эллен же пыталась скрыть ужасную неуверенность в себе. Они осмотрели большие, с низкими потолками, комнаты для гостей с толстыми деревянными стенами, на которых висели старинные ковры, прошли через столовую. Здесь были заметны слабые следы модернизации — у помещения была небольшая пристройка. Заглянули в безнадежно несовременную кухню и поднялись по узенькой лестнице на второй этаж. В нос им ударил резкий запах краски.
— Мы еще не заселяли в этом сезоне второй этаж, — пояснила фру Синклер. — Рабочие занимаются реставрацией. Бывший хозяин устроил на втором этаже души и туалеты, совершенно не учитывая специфики дома. Конечно, не так-то легко снабдить современными удобствами дом, построенный в 1700-х годах, но и так, как это сделал он, никуда не годится!
Открыв дверь, ведущую в небольшое помещение под самой крышей, она наткнулась на настоящую оргию безвкусицы: выложенный двухцветной плиткой в шахматном порядке пол, пестрая плитка на стенах, вмазанная в толстый слой цемента, болезненно-зеленый цвет самих стен, душевая кабинка с грубо намалеванными рыбами, трубы, проложенные вдоль стен, и в довершение всего уродливый унитаз.
— Да-а-а… — сказала Эллен.
— Ну, убедилась? Этот этаж предназначен для тех, кто остается на ночь, но сейчас я не могу показать тебе все комнаты, потому что туда просто невозможно пройти. В самом конце коридора расположена комната, в которой поселишься ты, когда ремонт будет закончен. А пока будешь жить в другом здании. Оно используется только в случае крайней необходимости, когда все остальные места заняты, потому что оно очень старое.
Они снова спустились на кухню и направились в старинную часть дома.
— Здесь ужасно много канцелярской работы, — сказала фру Синклер, когда они снова поднимались по лестнице. — Поэтому тебе и пришлось приехать заблаговременно. Все остальные работники приедут через десять дней, когда гостиница откроется.
— Вы живете в этом доме? — осторожно спросила Эллен.
— Нет, у меня есть собственный дом в деревне.
— А-а-а… — разочарованно произнесла Эллен, не осмеливаясь дальше задавать вопросы.
Толстые доски поскрипывали у них под ногами, когда они шли по длинному коридору с глубокими нишами окон.
Но фру Синклер уловила ее испуг и сказала:
— Тебе придется пожить здесь несколько дней совершенно одной. Ты можешь запереть все двери, чтобы избежать ненужных посещений. Да, это и есть старинный постоялый двор. Прежний хозяин вообще не использовал эту часть дома, что было, по-моему, глупо с его стороны. А теперь несколько комнат здесь приведены в порядок, так что ты можешь выбрать себе одну из них.
Потолок в ее комнате был низким, в ней не было ни одного прямого угла. Из маленького окошка со старинными точеными рамами открывался вид на дорогу. Эллен обратила внимание на то, что вторая по счету вывеска расположена прямо под ее окном.
— Как здесь чудесно, — прошептала она, восхищенно глядя на старинное, расшитое цветами покрывало и медные гравюры на стене.
Фру Синклер была уже в коридоре, и Эллен, нагнувшись в дверях, последовала за ней.
— Комнаты номер четыре и пять — смежные, — пояснила хозяйка, открывая по очереди двери. — Номер одиннадцать и двенадцать — для семей с детьми.
Они завернули за угол.
— А эта дверь?.. Куда она ведет? — спросила Эллен, указывая на низенькую, покривившуюся, обшарпанную дверцу в конце коридора. — Это комната номер восемь?
— Эта дверь не открывается, — сухо ответила хозяйка и быстро пошла к лестнице.
Прежде чем завернуть за угол, Эллен еще раз посмотрела на эту дверь. Весь коридор был тщательнейшим образом покрашен — за исключением той самой двери.
Все в этом доме было старинным, а эту дверь, казалось, не открывали по меньшей мере лет сто.
Весь день в гостинице звучали голоса людей и стук молотков, рабочие ходили туда-сюда, что-то пилили, а сама Эллен была занята изучением обязанностей дежурной по гостинице. Она даже не представляла себе, насколько многочисленны ее обязанности, и фру Синклер порой не могла скрыть своего раздражения по поводу того, что Эллен была совершенно несведущей в конторской работе.
Но с наступлением сумерек дом постепенно опустел, фру Синклер примирительно пожелала Эллен спокойной ночи и попросила ее хорошенько запереть двери.
Эллен так и сделала.
Взяв на кухне стакан апельсинового сока, она устало направилась по крутой лестнице в свою маленькую, кривую комнатушку, расположенную в старинной части дома.
Теперь она слышала только монотонный шум реки и пение дрозда далеко в лесу. Она чувствовала себя всеми покинутой и одинокой… Присутствия молодежи в деревне не ощущалось: ни автомобилей, ни мотоциклов, ни человеческих голосов не было слышно в этот тихий летний вечер.
Свернув расшитое цветами покрывало, Эллен почувствовала себя неуютно в этом старом-старом доме. За дверью начинался длинный коридор с множеством закрытых дверей. Под ней был пустой этаж, где жил когда-то сам хозяин гостиницы, чуть в стороне находилась кухня, а за ней — еще одно пустое здание, за которым располагалась конюшня, где когда-то, в старину, стояли лошади. И вот теперь, в двадцатом веке, здесь находилась в полном одиночестве Эллен Кнутсен, которой был всего двадцать один год. Не то, чтобы она испытывала страх, но сама атмосфера этого дома, наполненного таинственными воспоминаниями, тяготила ее.
«В такие моменты человек по-настоящему начинает чувствовать свое одиночество», — подумала Эллен. Мужество покинуло ее. За свою короткую жизнь Эллен не раз испытывала невезенье. Она бралась за совершенно безумные проекты. Устраивала сборища и распродажи, доставлявшие ей столько радости, протестовала против несправедливостей и принимала сторону слабого, чтобы доказать, что человек не всегда следует общепринятому мнению. Правда, к сожалению, мнение подчас оказывалось верным, а слабый так и оставался слабым…
О, как много промахов было в ее жизни! Сколько презрении, насмешек и ругани ей приходилось выносить, когда, в своем энтузиазме, она ступала на ложный путь! Как много горьких минут выпало на ее долю! Вот и сейчас, к примеру…
Эллен была способна на многое, но она была еще слишком молодой, чтобы верно определять пропорции и находить правильный путь.
Она думала об этом, слушая одинокое пенье дрозда и журчанье воды в реке. Малейший шорох в пустом доме казался ей призрачным отзвуком ее собственных беспокойных мыслей.
Ведь на истории ее семьи лежало темное пятно, и мысли об этом мучили Эллен, особенно в детстве. Но она никогда не связывала это с тем жутким переживанием, которое испытала однажды и о котором никому не сказала. Вот теперь, в этом пустынном доме, она снова вспомнила об этом…
К счастью, Эллен настолько устала, что очень скоро заснула, тем самым избавившись от глупых фантазий по поводу прошлого и настоящего.
На следующий день она пошла в деревню. Большому современному магазину Эллен предпочла деревенскую лавку. А этого делать не следовало.
Продавщица в лавке с любопытством спросила:
— Значит, уже приехали туристы?
— Нет, просто я работаю в гостинице. Я пробуду здесь все лето.
— В самом деле? Вы горничная, насколько я понимаю?
— Нет, я буду дежурить внизу. Но, когда это еще будет! Все оказалось сложнее, чем я думала.
Наклонившись над стойкой, продавщица спросила:
— Значит, ты живешь в деревне? И в третий раз Эллен пришлось ответить отрицательно:
— Нет, я живу в самой гостинице. Я приехала вчера. Должна сказать, что жить там пока не слишком приятно.
Продавщица шлепнула ладонью по стойке.
— Господи, как же могла эта старая карга поселить молодую девушку одну в этой обители привидений? — воскликнула она. — В первый раз об этом слышу!
— Обитель привидений? — с опаской и любопытством спросила Эллен.
— Конечно. Слава Богу, что они еще держат под замком старую часть дома…
— Вы имеете в виду ту часть дома, которая ближе к лесу? — испуганно спросила Эллен. — Но ведь я там живу!
— Что? — воскликнула продавщица. — Что? Ты там живешь? Но это же просто безумие! Николайсен этого ни за что не позволил бы! Никогда в жизни!
— Ну, вы просто напугали меня, — с упреком произнесла Эллен. — Есть там привидения или нет?
Дама поняла, что зашла слишком далеко и неуверенно сказала:
— Привидения… Никто никогда ничего не видел. Но там происходят странные вещи!
— Что еще за странные вещи?
Словно боясь, что кто-то подслушает их, дама торопливо огляделась по сторонам и произнесла приглушенным голосом:
— Скажу только одно: не прикасайся к той двери!
— Той, что в самом конце коридора? — с каким-то неприятным чувством спросила Эллен. — А что это, собственно, за дверь? Куда она ведет?
Продавщица еще сильнее налегла на стойку и сказала:
— Никто не знает, куда ведет эта дверь. Никто из ныне живущих. Но создается впечатление, что за этой дверью есть какая-то комната.
Мысленно представив себе внутреннее строение гостиницы, Эллен сказала:
— Насколько я помню, с той стороны дома нет окон, только скат крыши.
Но почему же никто не выяснил это?
Здесь они, судя по всему, подошли к самому главному, потому что голос продавщицы стал хриплым от волнения:
— Эту дверь никто не пытался открыть с начала 1940-х годов. А тот, кто попытался это сделать, умер! Он упал замертво как раз в тот момент, когда хотел шагнуть туда. И все, кто пытался это делать до него, тоже погибли, либо от болезни, либо от несчастного случая…
Услышав эти весьма сомнительные сведения, Эллен решила внести ясность в мистическую историю.
— Значит, дверь не открывалась с начала 1940-х годов? — спросила она.
— Она никогда не открывалась. Никому это не удавалось сделать. Если уж даже немцам во время войны не удалось это сделать, что говорить о простых, порядочных жителях?
— Значит, какой-то немец пытался это сделать?
— Да, один капитан, который бранился и называл своих людей трусами, а потом взял пистолет и хотел выстрелить в замок, но тут же скончался от сердечного приступа.
— Наверняка он слишком много кричал, — пробормотала Эллен, не слишком-то веря в злую силу этой двери. — Неужели никто не может объяснить, почему эта дверь не открывается?
Продавщица хитро улыбнулась.
— О, конечно, об этом всем известно! Говорят, что в 1700-х годах какой-то дворянин покончил с собой на этом постоялом дворе. Он заперся в своей комнате и лежал без еды и питья, пока не умер. В последний раз, когда видели его, он был настоящей мумией.
— Видели его в последний раз? Вы хотите сказать, что его вынесли из этой комнаты?
— Этого никто не знает, — таинственно прошептала женщина. — Знают только то, что он был настоящей мумией, когда его видели в последний раз. Говорят, он покончил с собой из-за любовной тоски. И хотя об этом никто ничего не говорил, нетрудно было догадаться, в какой именно комнате он заперся тогда.
— Значит, не он стал потом привидением? — скрывая улыбку, спросила Эллен.
— Как можно быть уверенным в этом? Ведь никто не жил в той части дома много-много лет. Но никто не станет отрицать, что с той дверью что-то не в порядке. И вот теперь эта баба хочет заселить все остальные комнаты в этой части дома! Она просто не в своем уме! Ты думаешь, кто-то захочет жить там?
День был теплым и солнечным. Возвращаясь обратно, Эллен от души смеялась над историей с привидениями. И она рассказала об этом фру Синклер.
— Я слышала об этом, — сухо ответила хозяйка. — Деревенские сплетни! Предыдущий хозяин, господин Николайсен, воспринимал все это всерьез, но директор Стин, купивший гостиницу, оказался куда более здравомыслящим. Во всяком случае, я по собственной инициативе реставрировала старую часть дома. Надеюсь, ты тоже реалистически смотришь на вещи?
— Прошлой ночью я ничего не заметила. И мне никогда не нравились истории о привидениях.
Сказав это, Эллен почувствовала холодок. То, что она однажды пережила…
Нет, она гнала прочь мысли об этом.
А фру Синклер продолжала как ни в чем не бывало:
— Разумеется, я хотела открыть эту дверь, но столяры отговорили меня. И поскольку у меня не было ключа, я не стала туда ломиться. Одна не могла, а помогать никто не захотел. И если никто так и не согласится мне помочь, я сама это сделаю, как только у меня будет время. Кстати, мне кажется, что эта история придает дому определенное очарование.
«Легко тебе говорить, — подумала Эллен с недовольством. — Ведь тебе не приходится жить одной в пустом строении. Разумеется, дверь придает дому какую-то пикантность. Но это не совсем в моем вкусе».
И снова она ощутила холодок воспоминаний, так и оставшихся для нее необъяснимыми.
Эти воспоминания подкрадывались к ней неслышными кошачьими шагами — и именно сейчас, когда она меньше всего этого желала! Наступила вторая ночь.
С головой, полной цифр и всевозможных гостиничных предписаний, она легла в постель, надев новую ночную рубашку, слишком легкомысленную для ее одинокого существования, но все же такую удобную. «Просто свадебная ночная рубашка», — сказала ей продавщица, и Эллен тут же сделала вид, что именно для этой цели ей и нужна эта рубашка. На самом деле, у нее никогда не было даже возлюбленного, не говоря уже о женихе. Но такую рубашку ей очень хотелось иметь. Рубашка была белой, с богатой кружевной отделкой и такого романтического фасона, что просто дух захватывало.
И теперь эта рубашка хоть как-то оживляла ее пребывание в этой всеми забытой дыре.
Подул ветер, нарушая ночную тишину. В главном здании остались работать двое маляров, так что она не была теперь в полном одиночестве. И она заснула, удовлетворенная тем, что не напрасно провела день. Теперь она лучше во всем разбиралась и начала находить общий язык с фру Синклер.
Закончив сверхурочную работу, маляры ушли, но Эллен к тому времени уже спала.
Среди ночи она проснулась от какого-то звука, но сон тут же сморил ее снова. Она раздраженно подумала во сне, что ее отцу следует смазать дверь в конторе, чтобы она не скрипела так противно. И еще ему не следовало хлопать гаражными воротами…
Три раза она слышала этот гулкий, воющий звук. Может быть, это скрипела дверь конторы, а может быть и нет; во сне Эллен не могла отличить воображаемое от действительного.
К тому же ей приснился страшный сон — сон или ощущение того, что она не одна. Перевернувшись на другой бок, Эллен стряхнула с себя этот сон — и снова заснула.
Но то, что произошло на третью ночь, заставило ее проснуться…
2
Среди дня их навестил новый директор, Стин, сопровождаемый Николайсеном, бывшим владельцем гостиницы. Стин, упитанный делец с намечающимся инфарктом и единственным интересом в жизни — интересом к деньгам, рассеянно слушал отчет фру Синклер о реставрации старинной части дома и о неоткрывающейся двери. Он считал, что история о неподдающейся никому двери служит отличной рекламой гостинице.
— От этого веет слезливой романтикой, — сказал он фру Синклер. — Особенно падки до этого иностранцы.
Николайсен был возмущен его словами.
— Вы сами не знаете, о чем говорите! Мы не можем подвергать опасности жизнь постояльцев. Фрекен Кнутсен никак не может жить там. Переселите ее немедленно оттуда!
Эллен стала уверять его, что ей там хорошо и что она не хочет доставлять хлопоты фру Синклер, поскольку другие комнаты для жилья пока не пригодны. К тому же у нее нет ни малейшего желания открывать эту знаменитую дверь, она даже и не ходит в ту часть коридора.
Все кончилось тем, что Николайсен сдался против своей воли. Это был нервный человек средних лет с желтыми от никотина пальцами и дергающимися веками. Его прическа состояла из узенькой полоски волос, неопределенного цвета, обрамляющей широкую лысину. Имея небольшую химическую фабрику в деревне, он настолько запустил гостиницу, что вынужден был продать ее. Ему очень не хотелось это делать, но совестливые местные жители начали протестовать против того, что такое превосходное здание пустует и разрушается.
И год назад Стин купил гостиницу. Он сразу начал приводить в порядок фасад и жилые помещения. И вот теперь очередь дошла до маленьких комнат и до старинной части дома.
Стин был в деревне проездом и вскоре отправился дальше. Николайсен же вернулся на свою фабрику. Остаток дня прошел для Эллен в напряженной канцелярской работе.
И вот наступила ночь. В эту ночь Эллен поняла многое из того, что лишь неясно ощущала в себе. Ее будущее безжалостно ворвалось в ее жизнь и повернуло ее совершенно в другую сторону.
Эллен не знала, в какое именно время она проснулась, понимая только, что самый темный час летней ночи миновал. Предрассветный сумрак окутывал комнату, стирая краски с ее новой рабочей одежды, нарядного костюма, висевшего на дверце шкафа. Ей показалось, что она услышала тонкий скрип какой-то двери — и тут вспомнила, что нечто подобное слышала прошлой ночью. Кто это бродил по ночам здесь, в гостинице?
Ведь вечером все ушли, и она заперла двери.
Внезапно Эллен вскочила, сон как рукой сняло. Сев на постели, она пыталась услышать что-то еще, кроме ударов собственного сердца. Здесь, на втором этаже, кто-то был! В коридоре слышались чьи-то легкие шаги.
— Кто здесь? — испуганно крикнула Эллен.
Никто не ответил. Кто-то прошел мимо ее комнаты по направлению к лестнице.
К лестнице?
Откуда же тогда это существо появилось? И какая дверь так жалобно скрипнула? В тот день, когда хозяйка показывала ей помещение, Эллен обратила внимание на то, как хорошо смазаны двери комнат.
Та дверь, что в самом конце коридора?.. О, нет, это невозможно! Какая чепуха!
Теперь все было тихо. Тот, кто прошел мимо ее комнаты, спустился на первый этаж. Но Эллен никак не могла успокоиться. Страх, удушающий, сверхчеловеческий страх, который она однажды испытала в детстве, снова вернулся к ней. Это был необычный страх. Он сидел в ней так глубоко и был таким душераздирающим, что Эллен просто не знала, как ей вынести его. Ей казалось, что какая-то ужасающая сила раздирает ее изнутри, доставляя чисто физическую боль.
«Нет, не надо, — мысленно умоляла она. — Я больше не выдержу!»
Она долго сидела так, тяжело дыша, прислушиваясь, ощущая тупую боль в груди. По натуре Эллен была смелой и здравомыслящей — сравнительно здравомыслящей, во всяком случае. Но в детстве она пережила почти потусторонний страх, и теперь она чувствовала, что снова приближается к этой грани. Снова в ее памяти всплыла глупая история, рассказанная продавщицей, и Эллен пыталась вспомнить все ее подробности.
Но, не успела она додумать свою мысль до конца, как со стороны лестницы снова послышались легкие, медленные шаги.
«Сейчас я закричу…» — подумала Эллен. Она бросила взгляд на окно. Может быть, выпрыгнуть наружу? Но под окном лежит куча камней, предназначенных для строительства, да и высота порядочная.
Осторожно соскользнув с постели, она надела свитер и брюки поверх своей шикарной ночной рубашки. Торопливо натянула носки и туфли… Сердце ее бешено стучало, руки дрожали. Но ей казалось просто немыслимым предстать в полупрозрачной ночной рубашке перед загадочным посетителем. Нужно немедленно покинуть этот дом!
Спокойно… спокойно! Все это могло иметь свое естественное объяснение. По дому мог бродить кто угодно: рабочий, забывший свой инструмент, бродяга, желавший переночевать или сходить в туалет… Спокойно! Главное, не поддаваться этому удушающему страху! Все в порядке, все тихо и спокойно! Эллен глубоко вздохнула.
Это помогло ей одеться. Но на большее ее не хватило. Слыша приближающиеся к двери шаги, она стояла посреди комнаты, задыхаясь от страха.
«Если бы я была смелее, — подумала Эллен, — я бы посмотрела в замочную скважину, не ходят ли там фру Синклер или кто-то из рабочих. Но я не такая смелая…»
Кто-то прошел мимо двери, остановился…
«Сейчас я умру…» — подумала Эллен, прислушиваясь.
Снаружи на ветру заскрипела вывеска, слышно было, как шумит лес и журчит вода в реке. Но в самом доме царила полная тишина.
«Кто бы там ни был, — подумала она, — он или она знают о моем присутствии. Я чувствую это… страх, удивление, надежду…
Но мои ли это или чужие чувства? Скорее всего, — и то, и другое, если только возможно воспринять чужие чувства…
О, Господи, я не хочу снова переживать это, как много лет назад! Я не хочу сходить с ума, превращаясь в клубок нервов, преследуемый кем-то.
Не хочу!
Но я снова начинаю чувствовать это!»
— От этого веет слезливой романтикой, — сказал он фру Синклер. — Особенно падки до этого иностранцы.
Николайсен был возмущен его словами.
— Вы сами не знаете, о чем говорите! Мы не можем подвергать опасности жизнь постояльцев. Фрекен Кнутсен никак не может жить там. Переселите ее немедленно оттуда!
Эллен стала уверять его, что ей там хорошо и что она не хочет доставлять хлопоты фру Синклер, поскольку другие комнаты для жилья пока не пригодны. К тому же у нее нет ни малейшего желания открывать эту знаменитую дверь, она даже и не ходит в ту часть коридора.
Все кончилось тем, что Николайсен сдался против своей воли. Это был нервный человек средних лет с желтыми от никотина пальцами и дергающимися веками. Его прическа состояла из узенькой полоски волос, неопределенного цвета, обрамляющей широкую лысину. Имея небольшую химическую фабрику в деревне, он настолько запустил гостиницу, что вынужден был продать ее. Ему очень не хотелось это делать, но совестливые местные жители начали протестовать против того, что такое превосходное здание пустует и разрушается.
И год назад Стин купил гостиницу. Он сразу начал приводить в порядок фасад и жилые помещения. И вот теперь очередь дошла до маленьких комнат и до старинной части дома.
Стин был в деревне проездом и вскоре отправился дальше. Николайсен же вернулся на свою фабрику. Остаток дня прошел для Эллен в напряженной канцелярской работе.
И вот наступила ночь. В эту ночь Эллен поняла многое из того, что лишь неясно ощущала в себе. Ее будущее безжалостно ворвалось в ее жизнь и повернуло ее совершенно в другую сторону.
Эллен не знала, в какое именно время она проснулась, понимая только, что самый темный час летней ночи миновал. Предрассветный сумрак окутывал комнату, стирая краски с ее новой рабочей одежды, нарядного костюма, висевшего на дверце шкафа. Ей показалось, что она услышала тонкий скрип какой-то двери — и тут вспомнила, что нечто подобное слышала прошлой ночью. Кто это бродил по ночам здесь, в гостинице?
Ведь вечером все ушли, и она заперла двери.
Внезапно Эллен вскочила, сон как рукой сняло. Сев на постели, она пыталась услышать что-то еще, кроме ударов собственного сердца. Здесь, на втором этаже, кто-то был! В коридоре слышались чьи-то легкие шаги.
— Кто здесь? — испуганно крикнула Эллен.
Никто не ответил. Кто-то прошел мимо ее комнаты по направлению к лестнице.
К лестнице?
Откуда же тогда это существо появилось? И какая дверь так жалобно скрипнула? В тот день, когда хозяйка показывала ей помещение, Эллен обратила внимание на то, как хорошо смазаны двери комнат.
Та дверь, что в самом конце коридора?.. О, нет, это невозможно! Какая чепуха!
Теперь все было тихо. Тот, кто прошел мимо ее комнаты, спустился на первый этаж. Но Эллен никак не могла успокоиться. Страх, удушающий, сверхчеловеческий страх, который она однажды испытала в детстве, снова вернулся к ней. Это был необычный страх. Он сидел в ней так глубоко и был таким душераздирающим, что Эллен просто не знала, как ей вынести его. Ей казалось, что какая-то ужасающая сила раздирает ее изнутри, доставляя чисто физическую боль.
«Нет, не надо, — мысленно умоляла она. — Я больше не выдержу!»
Она долго сидела так, тяжело дыша, прислушиваясь, ощущая тупую боль в груди. По натуре Эллен была смелой и здравомыслящей — сравнительно здравомыслящей, во всяком случае. Но в детстве она пережила почти потусторонний страх, и теперь она чувствовала, что снова приближается к этой грани. Снова в ее памяти всплыла глупая история, рассказанная продавщицей, и Эллен пыталась вспомнить все ее подробности.
Но, не успела она додумать свою мысль до конца, как со стороны лестницы снова послышались легкие, медленные шаги.
«Сейчас я закричу…» — подумала Эллен. Она бросила взгляд на окно. Может быть, выпрыгнуть наружу? Но под окном лежит куча камней, предназначенных для строительства, да и высота порядочная.
Осторожно соскользнув с постели, она надела свитер и брюки поверх своей шикарной ночной рубашки. Торопливо натянула носки и туфли… Сердце ее бешено стучало, руки дрожали. Но ей казалось просто немыслимым предстать в полупрозрачной ночной рубашке перед загадочным посетителем. Нужно немедленно покинуть этот дом!
Спокойно… спокойно! Все это могло иметь свое естественное объяснение. По дому мог бродить кто угодно: рабочий, забывший свой инструмент, бродяга, желавший переночевать или сходить в туалет… Спокойно! Главное, не поддаваться этому удушающему страху! Все в порядке, все тихо и спокойно! Эллен глубоко вздохнула.
Это помогло ей одеться. Но на большее ее не хватило. Слыша приближающиеся к двери шаги, она стояла посреди комнаты, задыхаясь от страха.
«Если бы я была смелее, — подумала Эллен, — я бы посмотрела в замочную скважину, не ходят ли там фру Синклер или кто-то из рабочих. Но я не такая смелая…»
Кто-то прошел мимо двери, остановился…
«Сейчас я умру…» — подумала Эллен, прислушиваясь.
Снаружи на ветру заскрипела вывеска, слышно было, как шумит лес и журчит вода в реке. Но в самом доме царила полная тишина.
«Кто бы там ни был, — подумала она, — он или она знают о моем присутствии. Я чувствую это… страх, удивление, надежду…
Но мои ли это или чужие чувства? Скорее всего, — и то, и другое, если только возможно воспринять чужие чувства…
О, Господи, я не хочу снова переживать это, как много лет назад! Я не хочу сходить с ума, превращаясь в клубок нервов, преследуемый кем-то.
Не хочу!
Но я снова начинаю чувствовать это!»