— Нет, — сказала она. — Я не хочу выдавать своих родителей. Мне и со священником было трудно говорить. И поскольку все получилось так неудачно, я не хочу больше повторять это.
   — И что же сказал священник?
   — Он сказал, что ему нужно серьезно поговорить с моей матерью, с необдуманной горячностью произнесла она. — Но ведь это же отец
   Она запнулась.
   — Что же, Гунилла?
   Голос его был мягок. В воздухе пахло лесом, одиночество и растерянность Гунилла чувствовала теперь еще острее, чем прежде. На другой стороне поля виднелось здание Бергквары — и путь туда показался ей слишком коротким. Как чудесно было идти рядом с инспектором Грипом — медленно, медленно. Ей не хотелось ни о чем говорить. Только ощущать рядом с собой присутствие приветливого, культурного человека.
   — Чем вы собираетесь лечить мою рану, господин Грип? — тихо спросила она.
   — Ничем. Я понял, что настоящая рана у тебя в душе. И то, что ты наделала, было просто отчаянной мольбой о помощи, хотя ты сама наверняка этого не понимала. Поэтому я и решил поговорить с тобой. Наедине.
   Она ничего не ответила.
   — Твой отец… скверно обращается с матерью? Я заметил, что у нее под глазом синяк.
   Ничего не ответив, Гунилла еще ниже опустила голову.
   — Ну, что же, Гунилла? Не забывай, что я твой друг! Мы ведь давно уже друзья, не так ли? Разве я когда-нибудь злоупотреблял твоим доверием?
   — Нет, — спокойно ответила она и подняла голову. В голосе ее слышалось отчаяние. — Я не хочу, чтобы он сердился на мать, он не должен этого делать, иначе у меня сердце разорвется на части!
   — Он не имеет никакого права набрасываться на человека, не причинившего ему никакого зла.
   — Ах… — дрожащим голосом произнесла она. — Она причиняет ему зло! Но он об этом не знает. Именно поэтому мне так тяжело. Мне хочется защитить мать, она всегда хорошо ко мне относилась, хотя не всегда умно вела себя. Но я знаю, что она… что она… Нет, я не могу об этом говорить!
   — Твоя мать по-прежнему очень привлекательная женщина, — мягко заметил он.
   Он мог бы добавить: «Если кому-то нравится этот немного вульгарный, поверхностно-красивый тип». Но ему не хотелось обижать Гуниллу. Вместо этого он сказал:
   — А Карл начинает стареть, как ты видишь.
   — Значит, вы знаете, что она… — горячо произнесла Гунилла со слезами в голосе, но снова осеклась.
   Арв ничего не сказал по поводу явных попыток Эббы соблазнить его — в тех немногих случаях, когда у нее появлялась такая возможность. Совершенно напрасные попытки!
   — Это всего лишь предположение, — успокоил он ее. — Насколько мне известно, никто ничего плохого не говорит о твоей матери. Но это не важно. Куда важнее то, знает ли об этом Карл.
   — Он не знает об этом, это точно, — быстро ответила Гунилла. — Иначе он убил бы ее.
   Лицо Арва стало напряженным, и он строго сказал:
   — Но самое главное, это то, что они подорвали твое доверие к ним. Этот конфликт разрывает твою прекрасную душу на части. Ты хочешь верить им, но они так скверно ведут себя, что ты не знаешь, что и подумать. Хочешь, я поговорю с ними?
   — Нет, прошу вас, не делайте этого! Я не должна была вам ничего говорить!
   — Ты ничего не говорила мне, так что забудь об этом. Нет, все дело здесь в самом Карле, и я могу заставить его прекратить избиение жены, не сказав, откуда у меня такие сведения. Но теперь тебе лучше всего вернуться домой, Гунилла. Мы шли так медленно, что могли бы за это время пять раз сходить туда и обратно. Твои родители не должны волноваться за тебя.
   Она печально попрощалась с ним и поблагодарила его.
   Арв грустно улыбнулся ей.
   — Мне доставляет удовольствие разговаривать с тобой. Но береги себя, не позволяй глупости взрослых разрушать твою чистую душу!
   Он стоял и смотрел вслед легкой, удалявшейся к лесу, фигурке.
   «Бедный ребенок, — думал он. — Как у таких родителей мог получиться такой удачный ребенок? Природа время от времени бывает весьма капризной».
   Ему следовало заняться Карлом Кнапахультом, хотя это было и неприятным делом. У Карла тяжелый характер, и жена явно изменяет ему.
   Как ему взяться за дело?
   Да и стоит ли? Оба они были ему безразличны, это их невинная дочь нуждалась в заступнике. И он охотно бы помог ей.
   Гунилла была единственным лучом света в его одиноком мире. Ребенок, который не заслуживал наказания за свою безыскусную откровенность.

3

   Никто об этом еще не знал, но в округе Бергунда разыгрывалась классическая семейная драма. И только один человек мог предотвратить ее…
   Новая Бергквара стала обретать формы. Большое, элегантное здание в простом густавианском стиле. Скотный двор, с обеих сторон окруженный жилым зданием, получился намного просторнее обычного. А позади главного здания, на выступавшем в озеро мысе, находились руины средневековой крепости Бергквара, давным-давно заброшенной.
   Карл Кнапахульт с горечью наблюдал за тем, что отношения между его дочерью и писарем из Бергквары не развиваются дальше. Неужели этот человек слеп? Неужели он не видит, как выросла Гунилла, как она расцвела?
   И однажды Карл набрался мужества и во время службы завел разговор с инспектором Грипом. Это было во время обеденного перерыва, когда писарь стоял рядом с ним во дворе, занятый своими бумагами.
   — А новое здание получается красивым… — начал Карл.
   Арв удивленно взглянул на него. Кто этот кислый и ворчливый тип? Ах, да, конечно, крестьянин из Кнапахульта! Но сегодня он весь лоснится, словно его смазали маслом.
   — Да, мы надеемся, что все будет в порядке, — вежливо ответил Арв. Ему стало немного стыдно оттого, что он до сих пор не нашел время поговорить со стариком. Все его внимание было теперь занято строительством.
   — Надеюсь, наша дочь не беспокоит вас в ваших серьезных делах, мастер? Она такая болтливая.
   — Нет, Гунилла никогда меня не беспокоила. Она девушка разумная и всегда говорит в меру.
   — Да, я много раз говорил ей, чтобы она не злоупотребляла вашим временем. Но она так одинока, как видите. И, похоже, она привязалась к вам, в определенном смысле. Я уже говорил ей, чтобы она подумала об устройстве собственной жизни. Вы же понимаете, народ у нас болтлив. Нет, мне бы хотелось выдать ее замуж, она давно уже созрела для этого, и, должен вам сказать, женихов-то пока нет. Да и выбирать-то здесь пришлось бы только из крестьянских парней.
   — И что же плохого в крестьянских парнях? — добродушно заметил Арв. Кнапахульт покраснел.
   — Абсолютно ничего плохого, просто я хотел сказать, что Гунилла достойна лучшей судьбы, господин. Она достаточно образована, богобоязненна, послушна и работяща, сильна и красива. И она умнее, чем все крестьянские сыновья вместе взятые. Этим парням не нужна умная жена, за это они ее будут только бить. И к тому же Кнапахульт — вовсе не плохое приданое. Это не заурядная ферма, должен Вам сказать.
   — Да, я знаю, у вас есть определенные привилегии.
   Старик решил ковать железо, пока горячо, и трещал без умолку, зная, что это его единственный шанс. Такое бывает только раз.
   — Так что теперь, подыскивая ей мужа, я мечу несколько выше…
   Арв вдруг заметил, что Кнапахульт искоса смотрит на него — и расхохотался.
   — Мой дорогой Карл, что это ты замышляешь?
   — Лучшей жены и не сыщешь! И мужчине не пристало жить одному, — процитировал он Писание.
   Арв не знал, негодовать ему или смеяться.
   — Девушка знает об этом? — выдавил он из себя, поскольку мысль о том, что Гунилла сознательно обхаживала его последний год, была ему невыносима.
   — Девушка? Что вы, господин! Я никогда не туманил ей мозги этим. Нет, я выбил из нее все грехи, она держится от них подальше! Молодых девушек следует наказывать, чтобы все грешные мысли выветривались у них из головы.
   Арв насторожился. Он тут же вспомнил синяки на руке Гуниллы.
   — Ты полагаешь, что взрослых девиц следует бить?
   — Так сказано в Писании, господин.
   — Но ведь Гунилла не делает ничего плохого! Таких по-детски чистосердечных людей, как она, я не встречал.
   — Это верно! И все потому, что я с самого начала выбил из ее головы вздорные мысли. Каждое воскресенье я напоминаю ей о заповедях Господа. По голой заднице, как и полагается, розгой.
   Арв не верил своим ушам, он был глубоко взволнован. Только теперь он начал понимать причину подавленности Гуниллы, ее молчаливую мольбу о дружбе и понимании. И это она искала у него.
   Он почувствовал сострадание к ней. Но еще он почувствовал гнев и недвусмысленное желание проучить этого хвастливого «богоугодника».
   К счастью для Карла, к ним подошел граф Поссе. Иначе бы неизвестно, чем кончилось дело.
   — Но, Карл, тебе ведь известно, что я более чем вдвое старше нее?
   — Вот это как раз и хорошо!
   Для мужчины, да. Но для девушки?..
   В крайней растерянности Арв повернулся к графу, депутату Арвиду Поссе, пытаясь снова сконцентрировать свое внимание на планах строительства.
 
   Однако Карл Кнапахульт затронул в его душе нечто такое, о чем он прежде не думал. До этого он смотрел на Гуниллу как на одинокого и несчастного ребенка. Теперь же он начал смотреть на нее другими глазами. Вначале неохотно. Но потом он представил себе, как она станет взрослой женщиной…
   Карл ждал. Свое дело он сделал. Все, что ему теперь оставалось, так это посылать ее время от времени с поручениями к писарю в Бергквару. И это не составляло для него труда, потому что у него были сотни всяких дел, которые необходимо было согласовать с хозяином поместья.
   Ему было совершенно ясно, что девушка ничего не знает о том, что замышляет ее отец. Она была столь же наивно-чистосердечной, как и раньше, рассказывала, что мечтает увидеть мир, о своих трудностях с родителями, желавшими видеть в ней еще более усердную дочь. Но она больше не говорила о том, что их жизнь заставляет ее мучиться. Арв смотрел на ее сильные маленькие руки, огрубевшие от тяжелой работы, на ее плечи, ставшие мускулистыми от ношения тяжестей; возможно, спина у нее уже была искривлена, он этого не знал. Но ему казалось возмутительным то, что такая молоденькая девушка вынуждена вести повседневную борьбу с тупыми и ограниченными людьми, совершенно не понимающими ее. Он пытался выяснить, часто ли отец бьет ее, но она только отворачивалась и принималась говорить о другом. Арв видел, что в глазах ее блестели слезы, а в голосе слышал дрожь.
   Он был возмущен. Он часто просыпался по ночам, думая о том, что девушка достойна лучшего существования. В том, что она работала в своем хозяйстве, не было ничего плохого, это ей могло пойти только на пользу. Но в Гунилле было заложено и еще многое другое: достоинство, сила характера, не раскрывшиеся еще способности, интеллигентность.
   И при всем при этом ее били! За то, чего она никогда не делала, но что, возможно, будет когда-нибудь делать!
   Он не мог видеть ее страдающей.
   Арв был человеком мирным, его не тянуло вмешиваться в семейную жизнь других.
   Но разве мог он молча наблюдать все это?
   Нет, не мог.
   Вскоре он снова встретил Карла Кнапахульта, это было на исходе осени 1793 года.
   Вдоволь наговорившись о ломящихся от зерна закромах, Арв осторожно спросил:
   — Ну, как, нашел ты мужа для Гуниллы?
   — Нет, — прикидываясь более глупым, чем он был на самом деле, ответил он. Но в этом не было необходимости. — Нет, не нашел.
   — Ты не пытался как-то иначе устроить ее судьбу?
   — Нет, а что?
   — Я поговорю с девушкой, — коротко произнес Арв, заметив при этом сальную улыбку на лице крестьянина.
   Это заставило его выйти за рамки своей обычной терпимости.
   — Послушай, Карл! В округе поговаривают, что ты бьешь не только своего единственного ребенка, но еще и свою жену!
   — Что? Она жаловалась тебе? — злобно спросил фермер.
   — Разумеется, нет! И в этом нет необходимости, поскольку я сам видел синяки у нее на лице. Не говоря уже о маленькой Гунилле! Почему ты так себя ведешь со своими женщинами, Карл?
   Кнапахульт молчал, не зная, что сказать.
   — Меня возмущает вне всякой меры то, что ты «выбиваешь грехи» из своей дочери. Но что касается твоей жены, какой предлог ты здесь находишь?
   — Она паскудная шлюха, — пробормотал он и сплюнул.
   — За эти синяки ты ответишь перед Господом, Карл!
   — О, Эбба никогда не попадет на небо. И девчонка тоже.
   — Зачем же ты тогда выбиваешь из обеих грехи? — Арв был так возмущен, что с трудом мог говорить.
   Расправив плечи, Карл произнес:
   — Это право справедливого наказывать ослушников.
   — А как быть с их собственными правами?
   — Пусть проваливают к черту!
   — Вот то-то и оно! Теперь я тебя раскусил, Карл Кнапахульт! — сказал Арв и повернулся к нему спиной.
   Карл так и остался стоять, ничего не ответив на это.
   Из дома плавной походкой вышла Эбба, глядя на стройную, удаляющуюся фигуру Арва.
   — О чем ты разговаривал с писарем? Карл, сердясь на самого себя за неосторожную реплику, с ненавистью посмотрел на нее.
   — Заткнись, дьявольская коряга! — прошипел он и отошел в сторону. Эббу это разозлило.
   — Я задала тебе простой вопрос. Но, раз ты не хочешь мне отвечать, придется мне самой сходить к писарю. Он-то, по крайней мере, ведет себя как мужчина. Чего тебе уже не дано!
   Она затронула его больное место.
   — Ха! Можно подумать, что кто-то хочет тебя, старую изношенную клячу!
   — Представь себе… — с кривой усмешкой ответила Эбба.
 
   Карл надеялся на то, что Арв Грип из рода Людей Льда выразил желание поговорить с его дочерью.
   Когда через день Гунилла пришла в Бергквару — и это вряд ли была случайность, — Арв сказал:
   — Мне нужно кое о чем поговорить с тобой, Гунилла. Пойдем в мою комнату, что находится за конторой, и выпьем по чашечке кофе.
   — Кофе? — растерянно произнесла Гунилла. — Я никогда его не пробовала.
   — Неужели? Тогда самое время попробовать. Ее удивила его внешность. Его взгляд, усталое лицо, нервозность свидетельствовали о том, что он плохо спал эту ночь.
   Он попросил одну из дворовых девушек приготовить пару чашек этого мистически черного напитка, о котором Гунилла столько слышала, но сама его никогда не видела. И когда чашки уже стояли на отполированном до блеска столе в его кабинете, он сказал:
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента