Сандему Маргит. Весеннее жертвоприношение

   Они уселись, как и в прошлый раз, у камина, но сейчас их было трое. Это была большая разница. Винга сейчас выглядела исключительно красивой. Молодые люди с трудом отводили от нее взгляды.
   Туда, где они сидели, был подан шикарный обед.
   — В такую погоду невольно тянешься к теплу камина, — сказала Винга. — Уф, боюсь прихода весеннего равноденствия. Нам надо до этого момента накопить достаточно тепла.
   Она, конечно, представила себя голой там, на горе, куда им придется подняться. Однако Хейке не пожелал, чтобы она говорила об этом откровенно. Может быть не стоит раскрывать их планов?
   Конечно нет, и она озарила его успокаивающей блистательной улыбкой.
   Эта улыбка отозвалась сильной болью в его сердце.
 
   Нильс и Винга мгновенно нашли общий язык. На душе у Хейке стало мрачно. Он сидел, слушал их оживленную беседу и чувствовал, как грусть, печаль и досада охватывают его, но не мог выдавить из себя ни одного слова. Казалось, что у него перехватило горло.
   Винга изъявила желание показать Нильсу весь дом и все владения. На последнее у них даже не хватило времени, но комнаты они осмотрели все до одной, и Нильс выразил свое восхищение тем, с каким вкусом они были обставлены.
   Хейке не мог разделить по-настоящему его энтузиазм.
   Александр Паладин жил сто пятьдесят лет тому назад, и роскошное убранство стиля барокко плохо вписывалось в это небольшое поместье в сельской местности Норвегии. Особенно потому, что стиль обстановки становился постепенно легче, прямолинейнее и практичнее. Рококо уступал место неоклассицизму. Но Хейке не знал таких изысканных слов, он лишь наблюдал и отмечал происходящие изменения.
   Импульсивная Винга открыла даже дверь и в свою спальню, что было весьма нескромно, ибо там они увидели разбросанное легкое нижнее белье — свидетельство небрежности хозяйки. Но она была очень занята, и у нее не хватало времени на поддержание порядка.
   — Ох, — воскликнула она с легким смешком и захлопнула тяжелую дверь, выполненную в стиле барокко. — Да, в этой комнате живет какая-то сумасбродка, не будем называть ее имени.
   Нильс только рассмеялся. Он уже был полностью очарован Вингой.
   — Здесь эта личность может не соблюдать таких условностей!
   — Ох, за такие слова ты мне нравишься! — заявила в восторге Винга и быстро обняла его.
   — Не слушай ее, — резко сказал Хейке. — Такими выражениями она разбрасывается повсюду.
   Нильс и Винга легко и весело рассмеялись, а Хейке впервые почувствовал приступ настоящей ревности.
   Когда они спускались по лестнице, он попросил Нильса подождать его в карете. Он должен переговорить со своей подопечной.
   — Но зачем ты гонишь моего гостя, — запротестовала Винга. — Он может подождать у камина, а мы пройдем в мою контору. Это библиотека, но я называю ее конторой, когда хочу произвести элегантное впечатление на кредиторов и понравиться им. Идем, Хейке! Нильс, он сейчас будет играть роль опекуна, понятно.
   В библиотеке было темно. Хейке хотел зажечь свечу, но Винга посчитала это излишним. Темнота больше располагает к интимности!
   Этого-то он и боялся.
   Разговаривали они тихо, так, чтобы их голоса не были слышны снаружи. Наконец ему представилась возможность спросить ее о поврежденной руке.
   — На меня напали, — пробормотала Винга, стоя с ним рядом. — Я была на кладбище, и на обратном пути меня в кустах подстерег неизвестный. Он был с ножом. Я ударила его коленкой и убежала, пока он валялся на горке.
   Хейке сжал ее прохладную руку.
   — Нет, пора что-то предпринимать.
   — Да, — шепотом ответила она.
   — Больше никуда не ходи! В четверг я приеду.
   — Хейке, в одном их рецептов говорится что-то о крови козла. И курицы. Ее следует мешать с кровью девственницы. Хейке, я отказываюсь убивать для этого животных! Не пойду на это!
   — Успокойся, — сказал он. — Все это я уже организовал. Не убивал козла, только немножко порезал его. Рана уже зажила.
   — Прекрасно! А курица?
   — С ней было еще проще.
   — Но от тебя требуется еще больше! Для другого колдовского зелья необходима голова черного кота. Хейке, любимый, я этого не вынесу, я обожаю зверей! О, нет, это не в колдовском зелье, это должно быть просто с нами.
   — Голова черного кота есть в кладе Людей Льда. Полностью высушенная и старая. Хранилась несколько сотен лет. Однако сила ее не в этом. Она заговорена старыми ведьмами и этим сильна. Но, Винга, ты говоришь, у тебя появились проблемы с кредиторами?
   Она опустила плечи.
   — Да. Но тебе этого знать не положено.
   — Ты что, немножко рехнулась? Именно поэтому я здесь! Понятно?
   — Мне нужно купить фураж для скота, своего не осталось. А платить мне сейчас нечем.
   — Сколько?
   Винга назвала сумму, и он обещал попытаться раздобыть денег.
   — Спасибо, — прошептала она. — Что бы я делала без тебя? Ты все раздобыл? Я имею в виду для ночи в четверг.
   — Да, с помощью Нильса.
   — Он знает?
   — С ума сошла! Конечно, нет! Если об этом узнают, мы оба окажемся за решеткой. Или еще хуже: народ возьмет дело в свои руки и нас сожгут. Тебе понравился Нильс? — Закончил он с тревогой в голосе.
   — Конечно!
   «Сейчас сердце мое перестанет биться», — подумал Хейке. Но этого не произошло.
   — Мне остается одно средство, — вслух подумал Хейке.
   — Какое средство?
   — Нет, ничего.
   Винга схватила его за руку.
   — Ты говоришь о средстве, полученном от Суль? Однажды ты рассказывал о нем. То, что убивает половое влечение? — прошипела она. — Уничтожит твои чувства ко мне. Почему ты решился на такое?
   — Чтобы дать тебе свободу.
   — Я не просила тебя о свободе! Лучше наберись смелости и забери ее! Иного я тебе не позволю, не смогу, не смогу!
   Винга заплакала, по щекам ее полились слезы.
   — Ты мой, — пискнула она приглушенным и жалким голоском.
   Возможно ли устоять перед таким?
   — Я не стану принимать его, — пообещал он. Она вытерла слезы и снова стала прежней беззаботной Вингой.
   Разговор был закончен, они возвратились к Нильсу.
   — Надеюсь, вы скоро навестите меня снова, — проворковала она и обняла на прощание Нильса, что болью отозвалось в сердце Хейке. — Оба приезжайте!
   Хейке же она мимоходом поцеловала в щеку, словно старого дядю, и они отправились в обратный путь. Винга помахала им на прощание перевязанной рукой.
 
   Наступили сумерки, и снег казался уже более серым. Небо покрылось тяжелыми свинцово-серыми тучами, в воздухе чувствовалось напряжение. Проблески весны исчезли.
   Хейке беспокоил предстоящий четверг. Они должны будут раздеться догола, он и Винга. На улице, в холодную лунную ночь. Мысль о том, что и Ингрид, и Ульвхедин прошли через такие же ритуалы несколько успокоила его. Но им может быть помогало лето?
   В том, что Суль вынуждена была совершить подобную жуткую церемонию, он сомневался. Она сама была ведьмой, от рождения обладала свойством общения с нечистой силой, демонами и мертвецами.
   Хейке же был похож на Тенгеля Доброго. Тот никогда особо не полагался на клад Людей Льда, старался не пользоваться им, за исключением случаев, когда нужно было помочь больным. Но он также должен был испытывать тягу к нему, какую сейчас испытывал Хейке.
   Хейке оставил клад на хранение в Элистранде, не хотел, чтобы он находился у него. Он чувствовал, что клад может обрести над ним власть и вызвать к жизни его злое «я», чему он всегда стремился воспрепятствовать.
   Зло было присуще ему, как и всем Людям Льда, которые были помечены проклятием. Тенгелю Доброму часто приходилось ожесточенно бороться с самим собой. Хейке испытывал это в меньшей степени, но, естественно, и у него иногда появлялись где-то в подсознании зловещие мысли. Ему становилось страшно, и он, как правило, выходил на свежий воздух и долго беспокойно прогуливался, пока не обретал покой. Так было на протяжении всей его жизни, и так будет в будущем.
   Он взглянул на Нильса, но больше уже не испытал чувства ревности, которое охватило его некоторое время тому назад оттого, что Вингу скоро заберут у него. Юноша был слишком симпатичен для таких чувств. Вместо этого Хейке почувствовал огромную грусть. Она пронзила всю его душу.
   Если бы он был нормальным созданием, если бы на нем не лежало бремя проклятия, он бы стал бороться за ее любовь. Тогда он не свел бы ее с Нильсом. Но будучи таким, каков он есть, он обязан дать ей возможность иной жизни.
   Нильс по дороге без умолку говорил о том, какая она фантастическая девушка, и Хейке соглашался с этим, кивая в ответ головой.
   — Обещай в следующий раз взять меня с собой, — просил Нильс.
   «Ну, не в следующий раз, ибо это будет четверг, — подумал Хейке. — Но как-нибудь потом».
   — Знаешь, у меня в моем городке есть девушка, — доверительно сказал ему Нильс, — с которой я переписываюсь. Но в сравнении с Вингой она выглядит абсолютно бледно!
   Внутри у Хейке похолодело. Что же он наделал? Почему он не расспросил заранее? Неужели он станет теперь причиной разрыва отношений между Нильсом и этой девушкой? Нанесет девушке смертельную рану? Какой же он простофиля! Как же он будет выглядеть в глазах людей!

3

   На следующий день погода изменилась. Солнце сильно припекало, особенно на южных склонах гор, снег стал интенсивно таять, зажурчали обильные весенние ручьи. Появились даже мухи, одураченные теплом солнечных лучей. Мягкие теплые дожди, прошедшие в последующие дни, окончательно покончили с зимой. Самые последние, уже насытившиеся водой пятна снега, журча, исчезли на глазах. Это можно было наблюдать и даже слышать.
   Затем снова на небе появилось солнце. Оно высушило все вокруг и обогрело землю. Обманчивое тепло, ибо под верхним слоем земли все еще пряталась мерзлота. Но все же природа оживала — наступало весеннее равноденствие…
   Вечером в среду Хейке на кухне в деревянном ушате вымылся с головы до ног. На этот раз он постарался, чтобы никто не смог заглянуть в окно. В четверг утром после беспокойной ночи, во время которой он несколько раз просыпался, он надел на себя чистое, высушенное ветром белье. Еще раз прошелся в уме по всей церемонии; при мысли о том, что ему предстоит, почувствовал легкую тошноту, проверил все, что он собрал, и верхом на лошади отправился в Элистранд.
   Ему не хотелось встречаться со Снивелем или его людьми, поэтому он поехал по небольшой лесной дороге, кончавшейся на берегу моря вблизи дома Винги.
   Она встретила его с таинственной миной на лице и приветствовала его шепотом, видимо, под влиянием серьезности момента. Слуги были отпущены ею и уехали в город. В поместье остались только работники, ухаживающие за скотиной. Они жили не в главном доме.
   — Как ты прекрасен, — прошептала Винга. — Я тоже оденусь красиво.
   — Думаю, для тебя более важно будет одеться потеплее, — сухо ответил он. — Так, чтобы с тобой было что-нибудь такое, что ты могла бы потом накинуть на себя.
   Он начал по порядку раскладывать, как и в прошлый раз, на столе все, что привез с собой. Затем он взял из клада Людей Льда те средства, которые они отобрали раньше. Винга принесла небольшую бутылку, которую протянула ему, отвернув лицо.
   Хейке сдержанно поблагодарил и смешал содержимое с кровью козла и курицы. Что еще было в этой смеси, Винга знать не хотела.
   Приготовление зелья из их старых снадобий вместе с теми препаратами, которые принес Хейке, заняло много времени, да почти целый день.
   Когда на улице начало смеркаться, Винга сказала:
   — С погодой нам повезло.
   — Да. Но все же ночь может быть холодной.
   — Конечно. Время года такое. Я испекла хлеб, как ты просил. Положила в него все заказанные тобой травы.
   — Превосходно. Давай-ка лучше сейчас поедим. Я проголодался от этой работы!
   Винга понимала его. Ему ведь придется пройти через всю сложную процедуру этой ночи. Сама она весь день была словно натянутая струна. Глядя на свои руки, она видела, как подрагивают пальцы, и эта дрожь вызвана ничем иным, как огромным напряжением во всем теле. Дрожал и подбородок, поэтому зубы ее изредка постукивали. От сильного нервного напряжения по спине бегали мурашки.
   Когда Хейке наконец удовлетворился результатом (недоставало нескольких корней, но он нашел им замену), они сели на кухне за стол и поели, первый и последний раз в этот день. Хейке было разрешено съесть только хлеб, испеченный Вингой, а она не хотела уступать ему. Но хлеб, впрочем, был достаточно хорош. Винга смотрела на огромное создание, сидевшее по ту сторону стола. Тот же углубился в свои мысли и не замечал, что она наблюдает за ним. Кожа Хейке была темно-коричневой от загара, ибо он все время проводил на свежем воздухе. Поэтому его желто-зеленые глаза казались еще светлее, чем были на самом деле. Винга не могла понять, как он сам и все другие могут считать его отталкивающе страшным. Для нее он был бесконечно очаровательным и привлекательным своими взъерошенными волосами, которые никто не мог уложить послушно. Едва заметное косоглазие придавало его лицу печально-мечтательное выражение, и, если нос и не был аристократически благородным, то он, во всяком случае, гармонировал с его варварским лицом, похожим на лицо тролля. Однако она лучше других знала, что Хейке не варвар. Он был лишь несчастным и одиноким, это было ей хорошо известно, а сейчас он должен был отправиться в такой путь, по которому в его возрасте не проходил никто. Может быть, она потеряет его?
   Нет! Этому она воспрепятствует всеми доступными ей силами. Она только не знала как.
   — Ты пьешь много, — констатировала она. Кувшин с вином был уже почти опустошен. Он поставил локти на стол и закрыл лицо руками. Задумался.
   — Да, — коротко ответил он на ее критическое замечание. — Мне это необходимо.
   Это тоже она может понять. Четверо добрых гениев разрешили ему выпить.
   — Сохрани только контроль над собой, — тихо промолвила она.
   — Конечно. Больше сейчас не пью.
   Легко и осторожно она спросила:
   — Ты… встречался со своим другом?
   Хейке приходил в себя медленно, но когда до него дошел смысл ее вопроса, он внезапно рассердился.
   — Почему ты спрашиваешь об этом именно сейчас? — дал он волю своим чувствам.
   Винга была поражена. Никогда раньше она не видела Хейке таким озлобленным. И тем более разозлившимся на нее.
   — Я… я хотела только разрядить обстановку. Выйти из этого тягостного напряжения.
   Он встал и начал ходить по комнате, срезая углы. Изредка у него вырывались звуки, похожие на беспокойный стон:
   — Нет, я его не встречал, но в следующий раз он приедет со мной. Ты довольна?
   Винга была в нервном напряжении целый день. Сейчас она просто беспомощно и громко зарыдала.
   — Почему ты так рассердился? — пропищала она высоким фальцетом.
   Он прекратил хождение, стоял и смотрел на нее. Потом глубоко вздохнул, склонился к ней и спрятал свое лицо в ее коленях.
   — Именно этот вопрос и вывел меня из равновесия, — выдавил он из себя. — Сейчас, когда я могу довериться одной лишь тебе, такие проблемы я решать не в силах.
   — Да, но я-то как и раньше существую, — прохныкала она, — я не понимаю тебя, Хейке, ведь это был лишь обычный вопрос вежливости!
   Он снова поднялся и с раскаянием в голосе произнес:
   — Только так? Нет, можешь не отвечать, я, может быть, не вынесу, услышав ответ. Не плачь, сейчас у нас нет для этого времени, прошу, не принимай все так близко к сердцу, ты права, когда тебе кажется, что ты… Нет, не будем говорить об этом! Ты готова? Хорошо, тогда идем.
   Она все еще смотрела на него с удивлением, но апатично послушалась его, взяла свою часть ноши, которая была довольно велика.
   — Я возьму с собой эти покрывала, — смиренно произнесла она. — Будет на чем сидеть или во что закутаться, если придется долго ждать на холоде.
   — Отлично! — ответил он, открыв перед ней дверь.
   Они заперли дом и вышли в весенний вечер.
 
   Винга была одета очень красиво, явно заботливо выбирала одежду, думая о том, что ей предстоит. Платье, которого он раньше не видел, было сшито из толстой ткани, напоминавшей парчу, а может это и была парча. Оно ниспадало почти прямо с плеч, с небольшим расширением у складок подола, обшитого мехом. Как сарафан у дочерей русских бояр. Однако этих слов никто из них не знал. «Оделась, словно на праздник, — подумал Хейке. — Достойно того языческого обряда, через который нам придется пройти».
   Но сейчас она была опечалена, и это очень беспокоило его. В эту ночь у них не будет ни времени ни возможности предаваться чувствам.
   — Винга, прости меня, — попросил он. — Я сегодня не должен был устраивать тебе сцену. Это так несправедливо по отношению к тебе, так эгоистично и излишне.
   — Я чем-то взволновала тебя, — тихонько всхлипнула она, когда они покидали Элистранд. Пешком, так как лошади сегодня могли стать им помехой. — Я только не помню, что я сказала плохого!
   Он остановился и положил на землю свою ношу. Обнял ее за талию и, стыдясь, прижал лицо к ее щеке.
   — У меня был приступ ревности, Винга.
   — Ревности? У тебя? Это звучит приятно, Хейке! Но почему?
   — Ничего приятного в этом нет, могу тебя заверить! Не хотел тебе рассказывать, но ты так несчастна, а сейчас это ни к чему, иначе ночью будет вдвойне тяжелей. Ты помнишь, как я сказал, что Нильс и ты подходите друг другу? А я хотел, чтобы ты нашла другого! Во всяком случае, чтобы у тебя была возможность выбора. Сейчас, пока не поздно. Но в последние дни мне было трудно, любимая. И сегодня я хотел освободиться от боли, которую причиняют мне мысли потерять тебя, ибо я должен был сосредоточиться полностью на этом ужасном обряде. Поэтому твой вопрос прозвучал в неподходящий момент. Я его воспринял так, как будто ты тоскуешь по Нильсу. Нервы же у меня в тот момент были так напряжены, что я взорвался.
   Она погладила его грубые, как у тролля, волосы.
   — Я все понимаю, ибо сама испытывала огромное напряжение, поэтому и разревелась. Но не приглашай больше Нильса, если это тебе доставляет боль. С ним приятно побеседовать, но он это не ты! Между вами огромная разница.
   Хейке выпрямился и улыбнулся.
   — Нильс с удовольствием снова встретится с тобой. Но обо всем этом мы поговорим потом. Сейчас я успокоился.
   — Я тоже. И счастлива.
   Он вопросительно взглянул на нее.
   — Потому что ты ревнуешь, — шепнула она с двусмысленным блеском в глазах.
   Он смущенно рассмеялся и большим пальцем отвел волосы с ее виска. Это было такое нежное прикосновение, что в сердце Винги стало тепло.
   Но вот они снова вернулись в пугающее сегодня.
   Хейке помог Винге поднять поклажу и взвалил свою и ее часть на себя. Они двинулись дальше. Молчаливые тени в полнолунной ночи.
   «Она одета словно для языческого ритуала, — снова подумал он, глядя на шедшую впереди Вингу. — По призыву грядущего солнца, неукротимых сил весны. Весенняя жертва…»
   Весенняя жертва? Это слово пронзило его словно холодный звук. Что приносили в жертву в древние времена? Животных… людей? Девственниц?
   — Мы возвращаемся домой, — сдерживая дыхание произнес он.
   Она остановилась и удивленно посмотрела на него.
   — Нет, — сказал он более спокойным тоном. — Мне вдруг стало страшно. Сейчас это уже прошло.
   Она больше ни о чем не спросила. Может быть, инстинктивно почувствовала, что не хочет знать большего о его страхе.
   — Ты привел в порядок мои долги, — сказала она. — Спасибо! Как тебе это удалось?
   — У тебя были средства, о которых ты не знала, — сухо ответил он: подробно о том, откуда появились деньги, он рассказывать не стал.
   Экономическое положение начало беспокоить его. Приехав в Норвегию, он располагал достаточными средствами. Но богатство не вечно, особенно в том случае, если у тебя есть маленькая родственница с большим поместьем, которое поглощает деньги. Большая часть средств потребовалась ему и на поддержание в порядке Гростенсхольма. Менгер помог ему поместить деньги в надежные предприятия, но это пока еще не приносило доходов.
   Задержка с судом по поводу возвращения Гростенсхольма так же была вызвана материальной стороной дела.
   — Во всяком случае, погода нам благоприятствует, — прервала Винга течение его мыслей, когда они достигли опушки леса и их скрыли деревья.
   — Для этого времени года, да. Но нам следовало бы подождать до лета.
   — На это у нас нет времени.
   — Да.
   Оба повернулись и посмотрели на Гростенсхольм, купавшийся в голубом свете луны. Крыши выделялись более ярко, контрастируя с антрацитово-синими тенями внизу. Окна старого господского дома холодно поблескивали.
   — Там живет он, старый вор, — сказал горько Хейке. — И не испытывает никаких мук совести.
   — Совершенно, — подтвердила Винга.
   — Посмотрим, что произойдет сегодня ночью. Наша последняя надежда.
   — Но он же не очень стар?
   — Не думаю. Может, где-то около шестидесяти? Жизнь ему улыбалась. Жрал и пил слишком много.
   — Да жил за чужой счет. Это тоже старит.
   — Точно. Злоба безжалостно и немилосердно прочерчивает на лице свои отвратительные борозды.
   — Вот поэтому твое лицо, Хейке, для меня самое прекрасное.
   — Спасибо! Эти слова мне сейчас очень нужны.
   Они все еще стояли и смотрели не равнину.
   — Удивительный вечер, — воскликнула Винга.
   — Да. В прошлый раз, когда мы были здесь, я думал о чем-то похожем. Чувствуется какая-то вибрация…
   — Точно, — энергично отозвалась она. — В земле. И в воздухе. Словно этот довольно темный мерцающий воздух обладает своим собственным светом.
   — Весна, — согласился Хейке. Его глубокий голос в этот вечер обрел новое своеобразное звучание. Напряжение он испытывал огромное, даже сам того не осознавая. И оно было не только нервным, вызванным стоящей передним задачей, но и сознанием того, что он сейчас поступает в соответствии с полученным наследством, что он делал очень редко: использует свой талант человека, меченного проклятием Людей Льда.
   В действительности глупо было считать Хейке человеком, который мечен проклятием. Он получил все признаки меченых, и был одним из них. Но он вел себя как избранный, хотя и не был им. Хейке в своей простоте, может быть, являлся одной из наиболее сложных натур в этом роду. Его скорее можно было сравнивать с Тенгелем Добрым, даже если он и не обладал огромным авторитетом последнего. Во всяком случае сейчас. С возрастом он, быть может, и займет такое же положение. Сейчас же наиболее присущей Хейке чертой была его скромность, некое отсутствие веры в свои возможности.
   Он стал думать вслух:
   — Весна — мощнейшее преображение природы. В эти дни природа преображается больше всего. — Он смущенно рассмеялся. — Я помню, что у меня всегда появлялось чувство… насилия над землей.