Страница:
Всем своим напыщенным и одновременно неряшливым видом человек в лоснящемся фраке напоминал мне хомячка, ушедшего в глубокую спячку.
— Ваше величество, — сонно произнес он, — меня зовут Ицхак Самир. Я премьер-министр государства Израиль. Принес вот вам бумаги на подпись, — ушки его при этом слегка дрогнули, он, кажется, начал пробуждаться от своей затянувшейся спячки.
— Полагаю, что с этим делом вполне мог справиться секретарь моей канцелярии, — справедливо заметил я.
— Ни в коем случае, Ваше величество, — окончательно проснулся хомяк, — документы секретного свойства и не для постороннего глаза.
Локаторы его испуганно навострились.
Я ознакомился с первым документом и с удивлением воззрился на премьера.
— Что это?
— Документ о радикальном переустройстве нашей государственно-политической системы, — пояснил премьер, дивясь моей несообразительности.
— А что надо перестраивать-то?
— Ничего особенного. Все уже перестроили до вас.
— И все-таки, сэр, если вас не затруднит, изложите подробнее вашу мысль, вы слишком туманно изъясняетесь.
— Ради Бога, Ваше величество, поясняю: с завтрашнего дня в Израиле объявляется монархия под управлением Соломона мудрого, то есть вашим непосредственным руководством.
— Да, но зачем? — до сих пор, в глубине души, я надеялся, что меня разыгрывают какие-нибудь богатые и остроумные люди, которым нечего делать, и они жадно ищут приключений. Я даже старался подыгрывать им, усердно корча из себя добропорядочного монарха, но тут дело, кажется, действительно запахло банальным политическим переворотом, а я в такие игры не играю. Они мне и в гражданской жизни надоели. Интриги и закулисные козни на работе почти всегда касались меня и неизменно вызывали во мне бурный протест.
— Может быть, его величеству неизвестно, что на последних выборах в Кнессет победила религиозная фракция? — напомнил мне хомяк-заморышь.
— Нет, почему я в курсе. Если не ошибаюсь, к власти пришел «Щас»
— Совершенно верно. Большинством голосов щясники постановили возродить правление Соломона.
— А это, кажется, я просрал. С головой ушел в свои семейные неурядицы и перестал следить за политическими событиями.
— Так это же чистой воды военный переворот!
— Ни в коем разе, Ваше величество, ни Кнессет, ни демократия в данном случае не упраздняются. Просто Истина в последней инстанции будет приоритетом Вашего величества, так же, впрочем, как это было много тысяч лет назад.
— Да, но демократия не приемлет многоженства, это… Это дико, наконец, и оскорбительно для женского достоинства.
Мои доводы не убедили Хомячка. Напыжившись в очередной раз, он выдал мне аргумент более убедительного порядка.
— Ваше величество, для вас решено сделать исключение: Кнессет постановил: в вашем случае воздать дань традиц3иям и уважению к одному из самых почитаемых национальных героев еврейского народа.
— То есть?
— В ваше распоряжение отводится гарем с женами всех мастей.
— Так уж и всех? — недоверчиво произнес я.
— Можете не сомневаться, набор жен производился на всех континентах земного шара.
— Тем более, это неудобно, что скажут люди?
— Международная общественность, несмотря на утвердившуюся, на современном этапе моногамию, относится с пониманием к реставрации правления Соломона.
— С чего это вдруг такое понимание?
— Вы же знаете, Ваше величество, с нашим братом опасно связываться… Не тронь, говорят, говно… — Оставьте, маршал, — прервал я, — не желая слушать антисемитских реплик.
— Этому обстоятельству благоприятствует и тот факт, — поправился Тип, — что, Соломон, по существу, является фольклорным героем не только евреев, но также христиан и мусульман вместе взятых.
— А вы кто, мусульманин или христианин?
— Я бывший начальник секретной службы.
— Разведчик что ли?
— Так точно, Ваше величество!
— А почему выбор пал на меня?
— Великий каббалист рав Джакузи нашел, что вы единственный потомок великого Соломона.
Я хмыкнул с сомнением. Раву Джакузи, очевидно, было неизвестно, что это по отцу я Трахтман, а по матери род наш происходит от калужских крестьян Григорьевых.
— Кроме того, на вашей кандидатуре настаивал рав Оладьи Евсеев.
Рав Оладьи был марокканский еврей, добившийся в Израиле высокого духовного сана и основавший религиозную партию, состоящую преимущественно из восточных евреев.
Вновь созданное религиозно-политическое формирование довольно скоро заняло высокое положение во властной структуре государства Израиль.
— Это что ж, сам рав Оладьи Евсеев?
— Именно. Ознакомившись с вашим личным делом, он заметил, что лучшего Соломона и желать невозможно.
— Так, что же от меня требуется?
— Прежде всего, распустить все левые партии в Кнессете.
— Конкретнее, премьер.
— Арабских коммунистов и левых радикалов из «МЕРЕЦ».
— Далее?
— Далее аннулировать норвежское соглашение с палестинцами.
— А вы не подумали о международных последствиях?
— Думать — это прерогатива Вашего величества.
— В таком случае, не торопите меня, я действительно должен подумать. А кто автор этих проектов? — я указал на документы.
— Его преосвященство рав Оладьи Евсеев!
— Ага, а он при какой должности?
— Он главный раввин Израиля.
— Стало быть, все документы разрабатываются в Раввинате, а затем…
— Совершенно верно, подносятся вам на утверждение, — радостно подхватил премьер-министр.
Заметив смешинки в моих глазах, хомячок грудью встал на защиту новой политической системы.
— Чем мы хуже англичан, Ваше величество, у них ведь тоже монархия не аннулирована?
— Видишь ли, братец, до сих пор считалось, что евреи вроде как изобрели социализм, а они оказывается, не менее консервативны, чем все остальное человечество.
— Это кто же считал, что мы изобрели социализм? — недоверчиво спросил хомяк.
— Гитлер, например, он и уничтожать нас стал по той же причине.
— Социализм, Ваше величество, это позорная страница современной цивилизации, — назидательным тоном стал поучать меня хомяк, и его жесткие усики смешно зашевелились при этом.
— Согласно вашей логике, Гитлер, стало быть, уничтожал нас совершенно справедливо.
— Я этого не говорил! — испугано всплеснул он руками, проволочные усики его мгновенно сникли.
Этот болван стал неуклюже оправдываться, и я счел за благо пресечь нашу убогую дискуссию:
— О-кей, братец, я должен подумать насчет норвежского соглашения, а теперь пригласи-ка ко мне фельдмаршала.
Глава 9
Глава 10
Глава 11
— Ваше величество, — сонно произнес он, — меня зовут Ицхак Самир. Я премьер-министр государства Израиль. Принес вот вам бумаги на подпись, — ушки его при этом слегка дрогнули, он, кажется, начал пробуждаться от своей затянувшейся спячки.
— Полагаю, что с этим делом вполне мог справиться секретарь моей канцелярии, — справедливо заметил я.
— Ни в коем случае, Ваше величество, — окончательно проснулся хомяк, — документы секретного свойства и не для постороннего глаза.
Локаторы его испуганно навострились.
Я ознакомился с первым документом и с удивлением воззрился на премьера.
— Что это?
— Документ о радикальном переустройстве нашей государственно-политической системы, — пояснил премьер, дивясь моей несообразительности.
— А что надо перестраивать-то?
— Ничего особенного. Все уже перестроили до вас.
— И все-таки, сэр, если вас не затруднит, изложите подробнее вашу мысль, вы слишком туманно изъясняетесь.
— Ради Бога, Ваше величество, поясняю: с завтрашнего дня в Израиле объявляется монархия под управлением Соломона мудрого, то есть вашим непосредственным руководством.
— Да, но зачем? — до сих пор, в глубине души, я надеялся, что меня разыгрывают какие-нибудь богатые и остроумные люди, которым нечего делать, и они жадно ищут приключений. Я даже старался подыгрывать им, усердно корча из себя добропорядочного монарха, но тут дело, кажется, действительно запахло банальным политическим переворотом, а я в такие игры не играю. Они мне и в гражданской жизни надоели. Интриги и закулисные козни на работе почти всегда касались меня и неизменно вызывали во мне бурный протест.
— Может быть, его величеству неизвестно, что на последних выборах в Кнессет победила религиозная фракция? — напомнил мне хомяк-заморышь.
— Нет, почему я в курсе. Если не ошибаюсь, к власти пришел «Щас»
— Совершенно верно. Большинством голосов щясники постановили возродить правление Соломона.
— А это, кажется, я просрал. С головой ушел в свои семейные неурядицы и перестал следить за политическими событиями.
— Так это же чистой воды военный переворот!
— Ни в коем разе, Ваше величество, ни Кнессет, ни демократия в данном случае не упраздняются. Просто Истина в последней инстанции будет приоритетом Вашего величества, так же, впрочем, как это было много тысяч лет назад.
— Да, но демократия не приемлет многоженства, это… Это дико, наконец, и оскорбительно для женского достоинства.
Мои доводы не убедили Хомячка. Напыжившись в очередной раз, он выдал мне аргумент более убедительного порядка.
— Ваше величество, для вас решено сделать исключение: Кнессет постановил: в вашем случае воздать дань традиц3иям и уважению к одному из самых почитаемых национальных героев еврейского народа.
— То есть?
— В ваше распоряжение отводится гарем с женами всех мастей.
— Так уж и всех? — недоверчиво произнес я.
— Можете не сомневаться, набор жен производился на всех континентах земного шара.
— Тем более, это неудобно, что скажут люди?
— Международная общественность, несмотря на утвердившуюся, на современном этапе моногамию, относится с пониманием к реставрации правления Соломона.
— С чего это вдруг такое понимание?
— Вы же знаете, Ваше величество, с нашим братом опасно связываться… Не тронь, говорят, говно… — Оставьте, маршал, — прервал я, — не желая слушать антисемитских реплик.
— Этому обстоятельству благоприятствует и тот факт, — поправился Тип, — что, Соломон, по существу, является фольклорным героем не только евреев, но также христиан и мусульман вместе взятых.
— А вы кто, мусульманин или христианин?
— Я бывший начальник секретной службы.
— Разведчик что ли?
— Так точно, Ваше величество!
— А почему выбор пал на меня?
— Великий каббалист рав Джакузи нашел, что вы единственный потомок великого Соломона.
Я хмыкнул с сомнением. Раву Джакузи, очевидно, было неизвестно, что это по отцу я Трахтман, а по матери род наш происходит от калужских крестьян Григорьевых.
— Кроме того, на вашей кандидатуре настаивал рав Оладьи Евсеев.
Рав Оладьи был марокканский еврей, добившийся в Израиле высокого духовного сана и основавший религиозную партию, состоящую преимущественно из восточных евреев.
Вновь созданное религиозно-политическое формирование довольно скоро заняло высокое положение во властной структуре государства Израиль.
— Это что ж, сам рав Оладьи Евсеев?
— Именно. Ознакомившись с вашим личным делом, он заметил, что лучшего Соломона и желать невозможно.
— Так, что же от меня требуется?
— Прежде всего, распустить все левые партии в Кнессете.
— Конкретнее, премьер.
— Арабских коммунистов и левых радикалов из «МЕРЕЦ».
— Далее?
— Далее аннулировать норвежское соглашение с палестинцами.
— А вы не подумали о международных последствиях?
— Думать — это прерогатива Вашего величества.
— В таком случае, не торопите меня, я действительно должен подумать. А кто автор этих проектов? — я указал на документы.
— Его преосвященство рав Оладьи Евсеев!
— Ага, а он при какой должности?
— Он главный раввин Израиля.
— Стало быть, все документы разрабатываются в Раввинате, а затем…
— Совершенно верно, подносятся вам на утверждение, — радостно подхватил премьер-министр.
Заметив смешинки в моих глазах, хомячок грудью встал на защиту новой политической системы.
— Чем мы хуже англичан, Ваше величество, у них ведь тоже монархия не аннулирована?
— Видишь ли, братец, до сих пор считалось, что евреи вроде как изобрели социализм, а они оказывается, не менее консервативны, чем все остальное человечество.
— Это кто же считал, что мы изобрели социализм? — недоверчиво спросил хомяк.
— Гитлер, например, он и уничтожать нас стал по той же причине.
— Социализм, Ваше величество, это позорная страница современной цивилизации, — назидательным тоном стал поучать меня хомяк, и его жесткие усики смешно зашевелились при этом.
— Согласно вашей логике, Гитлер, стало быть, уничтожал нас совершенно справедливо.
— Я этого не говорил! — испугано всплеснул он руками, проволочные усики его мгновенно сникли.
Этот болван стал неуклюже оправдываться, и я счел за благо пресечь нашу убогую дискуссию:
— О-кей, братец, я должен подумать насчет норвежского соглашения, а теперь пригласи-ка ко мне фельдмаршала.
Глава 9
Сексотерапия
Тип явился мгновенно, будто ждал своей очереди за дверью.
Костюм фельдмаршала, увешанный орденами, уже был на нем. Я мог бы поклясться, что часть из них видел на мундире старушки, уж, не одолжил ли он у нее?
Золотые эполеты слепили глаза. Фуражка с тяжелой кокардой и штаны с широкими галифе делали его похожим на советского милиционера первой половины двадцатого столетия. Со стороны его можно было принять за клоуна-дилетанта, который рад случаю продемонстрировать свой балаганный наряд.
Но он, очевидно, был чрезвычайно доволен этим щегольским мундиром и не без гордости смотрел на меня своими маленькими и по-собачьи преданными глазами.
— Послушайте маршал, кем вы были раньше, до переворота? — спросил я.
— Заместителем начальника гарема по политической части, — по-военному отчеканил он.
— То есть? — не понял я.
— Держал супруг ваших в курсе политических событий.
— Меня не интересует, за что вы их там держали, я спрашиваю — кем вы были в гражданской жизни?
— Раньше я держал ресторан китайской кухни в Яффо, — сказал главный евнух.
Слово «держал» было, очевидно, главным в его лексиконе.
— Вы что-нибудь понимаете в китайской кухне?
— Не более чем вы, Ваше величество, просто израильтяне любят пожрать и готовы платить за экзотические вывески на ресторанах.
— А как вы попали сюда?
— Должность мне предложил рав Оладьи за то, что я щедро жертвовал на строительство синагог в южном Тель-Авиве.
— А ордена где заработали?
— А это так, — тип скромно махнул рукой, — за мою службу на флоте.
— Немало вы, наверное, наделали подвигов на флоте, — усмехнулся я.
— Я служил в морском десанте.
— Участвовали в вылазках?
— Многократно, а однажды мы взяли на абордаж эсминец, — предался, было, он воспоминаниям, но я вовремя остановил предстоящий словесный понос старого морского волка:
— Послушайте, контр-адмирал, я передумал и готов к просмотру порнофильмов.
— Ну что ж, — обижено, хмыкнул морской волк, — как угодно Вашему величеству.
Я понимал, и где-то даже сочувствовал его обиде: кому приятно сознавать, что твое боевое прошлое никого не интересует.
Извивающиеся в экстазе голые тела, твердые длинные члены оставили меня абсолютно равнодушным и через полчаса, так называемой сексотерапии, я махнул рукой и велел Типу закругляться.
Мое религиозное воспитание, очевидно, наложило свой отпечаток, и я практически не воспринимал порнографию, несмотря на то, что с воспитанием было покончено давно, а с религией еще раньше.
— Странно, Ваше величество, что вас совсем не разбирает. Я после подобных фильмов могу зарядиться, как минимум, на ночь безумных оргий, — недоумевал Тип.
— Уж, не в моем ли гареме, маршал?
— Как вам это в голову пришло, Ваше величество?
— Бросьте наивничать, маршал, и не заставляйте меня жалеть о том, что я не подверг вас обряду кастрации.
Побледневший Тип замолк и мне даже стало жалко его:
— Приведите ко мне Веронику, — потребовал я смягчившись.
— Ваше величество, — сказал Тип виновато, — Вероника Абрамовна заведует педагогическим сектором гарема, и вообще, как вам известно, нееврейского происхождения, то есть по отцу-то она еврейка, но это не в счет.
— Я уже слышал об этом. Для меня это не имеет принципиального значения.
— Да, но это принципиально с точки зрения Галахи. Чтобы получить статус вашей возлюбленной Вероника должна быть еврейкой, а стать таковой она не желает.
— Что ты заладил как попка — не еврейка, да не еврейка. Хочу я, ты понимаешь, хочу! И неважно еврейка она или нет.
— Да я все понимаю, Ваше величество, но согласно действующему формуляру я отвечаю за чистоту вашей династии и не могу позволить вам, трахать, кого попало.
— Разговорчики! — властно прервал я.
Тип вобрал продолговатую головку в плечи и поспешно отступил. Кое-что у меня, однако, уже получается.
С недавних пор я стал вырабатывать командный голос. В первые дни он у меня срывался на жалкий фальцет, но после каждой неудачи, я прокручивал в памяти сцены парада на дворцовой площади и представлял себе громкое рявканье старушки. Как ни странно, это помогло мне и теперь уже я не мямлил, а говорил, по крайней мере, довольно уверенно и даже с некоторыми претензиями на властный басок.
Вероника я явилась ко мне в розовой прозрачной тунике и без трусиков.
— Ваше величество, — робко произнесла она, — я счастлива, что вы вторично предпочли меня, но боюсь, ваш выбор не понравится Великим мудрецам Торы.
— С какой стати Великие мудрецы станут вмешиваться в мои постельные дела?
— Постель и стол в вашем государстве — прерогатива Великих мудрецов. Жениться и разводиться вы можете только с их ведома и согласия, принимать пищу также с их благословения и непременно кошерную.
— Чем же в таком случае я должен заниматься?
— Утверждать царской волей все их мудрые галахические постановления.
— Хорошенькое дельце, — возмутился я, — но это мы еще посмотрим, кто и что будет утверждать в моем государстве!
Я оглядел ее упругое молодое тело под прозрачным тонким бельем, и во мне пробудилось желание.
— Подойди сюда, лапушка, — сказал я прерывающимся от бурного желания голосом и уверенность, которая была несвойственна мне ранее, порадовала мое сердце.
На сей раз, я продержался значительно дольше, правда, не без помощи Вероники.
Она научила меня расслабляться и искусственно сдерживать эякуляцию.
— Все дело в правильном дыхании, — сказала она, — и в умении расслабиться, если вы научитесь этому, Он у вас вечно будет стоять.
— Спасибо! — сказал я, когда все закончилось.
В ее заботе обо мне я не видел фальши. Она искренне хотела помочь, и я был за это ей благодарен.
Ненавязчивое участие и умелая ласка этой женщины были столь благотворны, что я (о чудо!) возжелал повторно. В былые времена подобный феномен природы был бы невозможен, а тут Он как заводной стал работать. Невероятно, фантастично!
— Вам следует упражнять головку члена в нечувствительности, — посоветовала Вероника.
— Каким образом, моя прелесть? — поинтересовался я, деловито и уже привычно вонзаясь в очередной раз в ее восхитительное тело.
— Ежедневно в течение получаса вводите возбужденный член в мешочек с рисом или песком. Это сделает головку менее чувствительной, и вы научитесь сдерживать эякуляцию сколько захотите.
Именно в эту секунду я не удержался и с силой изверг беснующееся семя.
Мучительная судорога пробежала по моему телу. Я издал сладостный вопль восторга…
Что-то заверещало и защелкало у меня за спиной и мне подумалось, что сука, фельдмаршал, умышленно не снял видеокамеру и сейчас, наверное, посмеивается у себя в кабинете, наблюдая, как мы с Вероникой кувыркаемся на ложе страсти.
Костюм фельдмаршала, увешанный орденами, уже был на нем. Я мог бы поклясться, что часть из них видел на мундире старушки, уж, не одолжил ли он у нее?
Золотые эполеты слепили глаза. Фуражка с тяжелой кокардой и штаны с широкими галифе делали его похожим на советского милиционера первой половины двадцатого столетия. Со стороны его можно было принять за клоуна-дилетанта, который рад случаю продемонстрировать свой балаганный наряд.
Но он, очевидно, был чрезвычайно доволен этим щегольским мундиром и не без гордости смотрел на меня своими маленькими и по-собачьи преданными глазами.
— Послушайте маршал, кем вы были раньше, до переворота? — спросил я.
— Заместителем начальника гарема по политической части, — по-военному отчеканил он.
— То есть? — не понял я.
— Держал супруг ваших в курсе политических событий.
— Меня не интересует, за что вы их там держали, я спрашиваю — кем вы были в гражданской жизни?
— Раньше я держал ресторан китайской кухни в Яффо, — сказал главный евнух.
Слово «держал» было, очевидно, главным в его лексиконе.
— Вы что-нибудь понимаете в китайской кухне?
— Не более чем вы, Ваше величество, просто израильтяне любят пожрать и готовы платить за экзотические вывески на ресторанах.
— А как вы попали сюда?
— Должность мне предложил рав Оладьи за то, что я щедро жертвовал на строительство синагог в южном Тель-Авиве.
— А ордена где заработали?
— А это так, — тип скромно махнул рукой, — за мою службу на флоте.
— Немало вы, наверное, наделали подвигов на флоте, — усмехнулся я.
— Я служил в морском десанте.
— Участвовали в вылазках?
— Многократно, а однажды мы взяли на абордаж эсминец, — предался, было, он воспоминаниям, но я вовремя остановил предстоящий словесный понос старого морского волка:
— Послушайте, контр-адмирал, я передумал и готов к просмотру порнофильмов.
— Ну что ж, — обижено, хмыкнул морской волк, — как угодно Вашему величеству.
Я понимал, и где-то даже сочувствовал его обиде: кому приятно сознавать, что твое боевое прошлое никого не интересует.
Извивающиеся в экстазе голые тела, твердые длинные члены оставили меня абсолютно равнодушным и через полчаса, так называемой сексотерапии, я махнул рукой и велел Типу закругляться.
Мое религиозное воспитание, очевидно, наложило свой отпечаток, и я практически не воспринимал порнографию, несмотря на то, что с воспитанием было покончено давно, а с религией еще раньше.
— Странно, Ваше величество, что вас совсем не разбирает. Я после подобных фильмов могу зарядиться, как минимум, на ночь безумных оргий, — недоумевал Тип.
— Уж, не в моем ли гареме, маршал?
— Как вам это в голову пришло, Ваше величество?
— Бросьте наивничать, маршал, и не заставляйте меня жалеть о том, что я не подверг вас обряду кастрации.
Побледневший Тип замолк и мне даже стало жалко его:
— Приведите ко мне Веронику, — потребовал я смягчившись.
— Ваше величество, — сказал Тип виновато, — Вероника Абрамовна заведует педагогическим сектором гарема, и вообще, как вам известно, нееврейского происхождения, то есть по отцу-то она еврейка, но это не в счет.
— Я уже слышал об этом. Для меня это не имеет принципиального значения.
— Да, но это принципиально с точки зрения Галахи. Чтобы получить статус вашей возлюбленной Вероника должна быть еврейкой, а стать таковой она не желает.
— Что ты заладил как попка — не еврейка, да не еврейка. Хочу я, ты понимаешь, хочу! И неважно еврейка она или нет.
— Да я все понимаю, Ваше величество, но согласно действующему формуляру я отвечаю за чистоту вашей династии и не могу позволить вам, трахать, кого попало.
— Разговорчики! — властно прервал я.
Тип вобрал продолговатую головку в плечи и поспешно отступил. Кое-что у меня, однако, уже получается.
С недавних пор я стал вырабатывать командный голос. В первые дни он у меня срывался на жалкий фальцет, но после каждой неудачи, я прокручивал в памяти сцены парада на дворцовой площади и представлял себе громкое рявканье старушки. Как ни странно, это помогло мне и теперь уже я не мямлил, а говорил, по крайней мере, довольно уверенно и даже с некоторыми претензиями на властный басок.
Вероника я явилась ко мне в розовой прозрачной тунике и без трусиков.
— Ваше величество, — робко произнесла она, — я счастлива, что вы вторично предпочли меня, но боюсь, ваш выбор не понравится Великим мудрецам Торы.
— С какой стати Великие мудрецы станут вмешиваться в мои постельные дела?
— Постель и стол в вашем государстве — прерогатива Великих мудрецов. Жениться и разводиться вы можете только с их ведома и согласия, принимать пищу также с их благословения и непременно кошерную.
— Чем же в таком случае я должен заниматься?
— Утверждать царской волей все их мудрые галахические постановления.
— Хорошенькое дельце, — возмутился я, — но это мы еще посмотрим, кто и что будет утверждать в моем государстве!
Я оглядел ее упругое молодое тело под прозрачным тонким бельем, и во мне пробудилось желание.
— Подойди сюда, лапушка, — сказал я прерывающимся от бурного желания голосом и уверенность, которая была несвойственна мне ранее, порадовала мое сердце.
На сей раз, я продержался значительно дольше, правда, не без помощи Вероники.
Она научила меня расслабляться и искусственно сдерживать эякуляцию.
— Все дело в правильном дыхании, — сказала она, — и в умении расслабиться, если вы научитесь этому, Он у вас вечно будет стоять.
— Спасибо! — сказал я, когда все закончилось.
В ее заботе обо мне я не видел фальши. Она искренне хотела помочь, и я был за это ей благодарен.
Ненавязчивое участие и умелая ласка этой женщины были столь благотворны, что я (о чудо!) возжелал повторно. В былые времена подобный феномен природы был бы невозможен, а тут Он как заводной стал работать. Невероятно, фантастично!
— Вам следует упражнять головку члена в нечувствительности, — посоветовала Вероника.
— Каким образом, моя прелесть? — поинтересовался я, деловито и уже привычно вонзаясь в очередной раз в ее восхитительное тело.
— Ежедневно в течение получаса вводите возбужденный член в мешочек с рисом или песком. Это сделает головку менее чувствительной, и вы научитесь сдерживать эякуляцию сколько захотите.
Именно в эту секунду я не удержался и с силой изверг беснующееся семя.
Мучительная судорога пробежала по моему телу. Я издал сладостный вопль восторга…
Что-то заверещало и защелкало у меня за спиной и мне подумалось, что сука, фельдмаршал, умышленно не снял видеокамеру и сейчас, наверное, посмеивается у себя в кабинете, наблюдая, как мы с Вероникой кувыркаемся на ложе страсти.
Глава 10
На международной арене
Утром меня разбудил Тип.
— Я обязан ознакомить вас с распорядком дня, — не здороваясь, хамским тоном произнес он.
— Согласно придворному этикету, любезный, ты обязан сначала приветствовать Мое величество. Во второй раз схлопочешь по хлебальнику, запомни это.
— Так точно, Ваше величество!
— Ну, раз ты осознал, перейдем ко второму пункту.
— Я весь внимание, Ваше величество.
— Врешь, мудак, если бы ты был внимателен, то мог бы, наверное, догадаться, что перед тем как заняться делами, Моему величеству не мешало бы подзакусить, или ты предлагаешь работать мне натощак?
Отсутствие холодильника в покоях отравляло мне жизнь. От сосисок я, правда, уже отвык, но по-прежнему предпочитал поесть как можно плотнее, и по возможности вкусную и разнообразную еду, в чем теперь отказа, разумеется, не было никакого.
Тип хлопнул в ладоши и мне в постель принесли кофе и сэндвичи.
— Я же заказывал цыплят, — сверкнул я глазами, хотя и не заикался о цыплятах. Просто я решил проучить этого бесцеремонного десантника. Ему совсем не мешало усвоить культурные манеры. В конце концов, он не в кубрике находится, а в царской спальне и это ему следует зарубить на носу.
Тип торопливо хлопнул еще, и цыплят немедленно доставили. Я вгрызся зубами в мягкую ткань молодой птицы, а Тип сделал попытку познакомить меня с перенасыщенной программой дня.
— Постой, маршал, — сказал я, — ты случайно не забыл то, что я тебе наказывал?
Тип, казалось бы, должен был спросить, что именно я наказывал, потому что наказов было немало, но он мигом среагировал, сказав, что в точности исполнил мое желание, и вынес из покоев все насажанные Изольдой видео точки.
— Ну что ж, — удовлетворенно хмыкнул я, восхищаясь его умением читать мысли на расстоянии, — надеюсь, в будущем у нас не возникнет с этим осложнений?
Тип поперхнулся, но, взяв себя в руки, продолжил:
— В десять утра, у вас встреча с коллегой.
— Что за коллега? — справился я, деловито обмакивая кусок нежной телятины в настойку с острым турецким соусом.
— Его величество король Иордании.
— А что, король прибыл с визитом?
— Прибудет через два часа. Далее экстренное совещание с главным раввином страны равом Оладьи Евсеевым.
— Почему экстренное, маршал? — едва не подавился я.
— Не могу знать Ваше величество, — уклонился от ответа Тип, — так хочет рав.
Сука, будет, наверное, прочищать мне мозги по поводу моего личного педагога.
— Затем послеобеденный сон, после которого Ваше величество может провести время в кругу семьи.
— Жен что ли? — с беспокойством уточнил я.
— Так точно, Ваше величество. И, наконец, в шесть вечера бои гладиаторов.
— Ого! — восхитился я, — кто рубится то?
— Команда бывших политиков из леворадикального блока.
— То есть, как это?
— После переворота коммунисты и центристы были взяты в плен и из них сформировали отряды смертников для боев на арене.
У меня испортилось настроение. Мне явно не понравилась участь горемычных левых, но я промолчал, понимая, что не стоит посвящать типа в свои личные переживания.
Церемония встречи с королем Иордании и переговоры с ним весьма утомили меня.
Король, который вел современный образ жизни и своего гарема не держал, явно завидовал мне и все его речи сводились к тому, как именно мне удается поддерживать порядок и взаимопонимание среди такого количества женщин.
— Мне иногда тоже хочется, — с грустью сказал он, когда министры иностранных дел оставили нас для беседы с глазу на глаз, — однако на дворе двадцатый век и к гарему сейчас относятся как к пережитку феодального общества.
— Будьте выше этих предрассудков, коллега, — упрекнул я его.
— И хотелось бы, дорогой Соломон, да сан не позволяет. Вам вот хорошо, в вашем лице народ видит своего национального героя и потому закрывает глаза на гарем… А у меня этот номер не пройдет. Я и тем доволен, что пока еще терпят меня как короля.
— Всем бы таких прогрессивных королей как вы, — мастерски ввернул я комплимент.
Я всегда знал, что во мне умирает великий дипломат и сейчас, как раз представилась редкая возможность реализовать заложенные во мне природой таланты. Уж я-то постараюсь вывести страну из политического кризиса и добиться уважения на международной арене.
Я склоню симпатии ООН в нашу сторону и продолжу последовательное углубление взаимовыгодных связей с третьими странами.
— И все-таки, дорогой Соломон, вы в рубашке родились, — грустно улыбнулся мне король, — такое количество жен, в любую минуту готовых к вашим услугам.
— Да уж, — сказал я, стыдясь своего счастья, — они всегда готовы и в этом их преимущество перед нами.
— А я, вот, не могу себе позволить даже безобидную интрижку с горничной, — горько пожаловался король, — сразу в газетах растрезвонят. Вы же слышали эту историю с бедным Биллом: улыбнулся, бедняжка, какой-то потаскушке в гостинице, а та возьми да закати истерику в прессе, дескать, господин президент, предлагал ей заняться оральным сексом.
— Да, не повезло нашему другу, — согласился я, — но на вашем месте, коллега, я бы не брезговал случайными встречами. Оставьте корону родственникам в Иордании и поезжайте в Европу, инкогнито, развлекитесь…
— Я бы и рад, но сейчас ведь СПИД свирепствует. Я просто в растерянности, коллега.
— Ну что вы, с вашими возможностями да не уберечься, и вообще, рекомендую вам пользоваться гондоном.
Его величество не знал, что такое гондон. Мы говорили по-английски, но я намеренно произнес слово кондом в русской транскрипции, чем, собственно, и ввел его в заблуждение.
Разумеется, король не понял значение данного слова, но чтобы я не заподозрил его в невежестве, он не стал переспрашивать и уточнять, что конкретно я имел в виду.
Наша беседа наедине длилась сорок минут.
Мы бы сидели и дольше, но высокопоставленный иорданец, очевидно, почувствовал позывы к мочеиспусканию, судя по тому, как беспокойно он заерзал в кресле. Это обстоятельство, тем не менее, фактически, спасло меня от утомительного и скучного разговора с этим неординарным человеком, выдающимся политическим деятелем и борцом за справедливый мир на Ближнем Востоке.
Высокий гость удалился в гостиницу писать, а я с трудом дождался обеденного перерыва, после которого выспался и привычно уже потребовал Веронику.
Она пришла в строго официальном одеянии « а ля секретарь райкома» и с серьезным выражением лица.
Я привык видеть ее нагишом, и этот сухой партийный стиль несколько удивил и даже обидел меня:
— Что с тобою, детка, ты не расположена сегодня к сексу?
Я стал заметно свободнее вести себя в отношениях с ней, и это было лишним свидетельством образовавшейся между нами духовной и физической близости.
— Что вы, Ваше величество, — зарумянилась она, — для меня нет большего счастья, чем отдаться вам.
— Какого же рожна ты напялила на себя эту броню? — показал я на райкомовский камзол.
— Так распорядился Совет мудрейших.
— Значит, не дашь? — сказал я.
Пошляк, — мысленно проклинал я себя, — как ты ведешь себя с женщиной, по которой сходишь с ума?
— Я не могу нарушить запрет мудрецов, но как главный педагог я позаботилась о вас, Ваше величество.
— Правильно, милочка, мы все сделаем так, что никто и не узнает!
— Вы не поняли меня. Я привела сюда ваших жен.
Она вытащила из сумочки мобильный телефон и официальным тоном отдала приказ.
Тотчас в покои вошло более дюжины девушек в русских сарафанах:
— Выбирайте, Ваше величество.
— Откуда они? — спросил я — Здесь представлен русский набор, — совершенно отчужденным голосом сказала она, — но если пожелаете можно пригласить жен из Западной Европы.
Я подошел к ней и сказал на ухо:
— Мне никто не нужен кроме тебя, родная, можешь отправить их обратно в Европу.
— Умоляю вас, — бледнея, прошептала она, — среди них могут оказаться наушницы, — сделайте это для меня.
— Хорошо, милая, не надо бледнеть и пугаться, я сделаю это для тебя.
Я прошелся перед строем и обратил внимание на голубоглазую стройную блондинку:
— Имя? — начальственно спросил я.
— Маша, — потупив взор, отвечала она.
— Остальные марш в Гарем! — распорядилась Вероника.
Когда все вышли, она ревниво окинула быстрым взглядом Марию и, поклонившись мне, тихо закрыла за собой двери.
И все-таки я ей не безразличен, как она зыркнула-то глазенками на Машеньку.
— Я обязан ознакомить вас с распорядком дня, — не здороваясь, хамским тоном произнес он.
— Согласно придворному этикету, любезный, ты обязан сначала приветствовать Мое величество. Во второй раз схлопочешь по хлебальнику, запомни это.
— Так точно, Ваше величество!
— Ну, раз ты осознал, перейдем ко второму пункту.
— Я весь внимание, Ваше величество.
— Врешь, мудак, если бы ты был внимателен, то мог бы, наверное, догадаться, что перед тем как заняться делами, Моему величеству не мешало бы подзакусить, или ты предлагаешь работать мне натощак?
Отсутствие холодильника в покоях отравляло мне жизнь. От сосисок я, правда, уже отвык, но по-прежнему предпочитал поесть как можно плотнее, и по возможности вкусную и разнообразную еду, в чем теперь отказа, разумеется, не было никакого.
Тип хлопнул в ладоши и мне в постель принесли кофе и сэндвичи.
— Я же заказывал цыплят, — сверкнул я глазами, хотя и не заикался о цыплятах. Просто я решил проучить этого бесцеремонного десантника. Ему совсем не мешало усвоить культурные манеры. В конце концов, он не в кубрике находится, а в царской спальне и это ему следует зарубить на носу.
Тип торопливо хлопнул еще, и цыплят немедленно доставили. Я вгрызся зубами в мягкую ткань молодой птицы, а Тип сделал попытку познакомить меня с перенасыщенной программой дня.
— Постой, маршал, — сказал я, — ты случайно не забыл то, что я тебе наказывал?
Тип, казалось бы, должен был спросить, что именно я наказывал, потому что наказов было немало, но он мигом среагировал, сказав, что в точности исполнил мое желание, и вынес из покоев все насажанные Изольдой видео точки.
— Ну что ж, — удовлетворенно хмыкнул я, восхищаясь его умением читать мысли на расстоянии, — надеюсь, в будущем у нас не возникнет с этим осложнений?
Тип поперхнулся, но, взяв себя в руки, продолжил:
— В десять утра, у вас встреча с коллегой.
— Что за коллега? — справился я, деловито обмакивая кусок нежной телятины в настойку с острым турецким соусом.
— Его величество король Иордании.
— А что, король прибыл с визитом?
— Прибудет через два часа. Далее экстренное совещание с главным раввином страны равом Оладьи Евсеевым.
— Почему экстренное, маршал? — едва не подавился я.
— Не могу знать Ваше величество, — уклонился от ответа Тип, — так хочет рав.
Сука, будет, наверное, прочищать мне мозги по поводу моего личного педагога.
— Затем послеобеденный сон, после которого Ваше величество может провести время в кругу семьи.
— Жен что ли? — с беспокойством уточнил я.
— Так точно, Ваше величество. И, наконец, в шесть вечера бои гладиаторов.
— Ого! — восхитился я, — кто рубится то?
— Команда бывших политиков из леворадикального блока.
— То есть, как это?
— После переворота коммунисты и центристы были взяты в плен и из них сформировали отряды смертников для боев на арене.
У меня испортилось настроение. Мне явно не понравилась участь горемычных левых, но я промолчал, понимая, что не стоит посвящать типа в свои личные переживания.
Церемония встречи с королем Иордании и переговоры с ним весьма утомили меня.
Король, который вел современный образ жизни и своего гарема не держал, явно завидовал мне и все его речи сводились к тому, как именно мне удается поддерживать порядок и взаимопонимание среди такого количества женщин.
— Мне иногда тоже хочется, — с грустью сказал он, когда министры иностранных дел оставили нас для беседы с глазу на глаз, — однако на дворе двадцатый век и к гарему сейчас относятся как к пережитку феодального общества.
— Будьте выше этих предрассудков, коллега, — упрекнул я его.
— И хотелось бы, дорогой Соломон, да сан не позволяет. Вам вот хорошо, в вашем лице народ видит своего национального героя и потому закрывает глаза на гарем… А у меня этот номер не пройдет. Я и тем доволен, что пока еще терпят меня как короля.
— Всем бы таких прогрессивных королей как вы, — мастерски ввернул я комплимент.
Я всегда знал, что во мне умирает великий дипломат и сейчас, как раз представилась редкая возможность реализовать заложенные во мне природой таланты. Уж я-то постараюсь вывести страну из политического кризиса и добиться уважения на международной арене.
Я склоню симпатии ООН в нашу сторону и продолжу последовательное углубление взаимовыгодных связей с третьими странами.
— И все-таки, дорогой Соломон, вы в рубашке родились, — грустно улыбнулся мне король, — такое количество жен, в любую минуту готовых к вашим услугам.
— Да уж, — сказал я, стыдясь своего счастья, — они всегда готовы и в этом их преимущество перед нами.
— А я, вот, не могу себе позволить даже безобидную интрижку с горничной, — горько пожаловался король, — сразу в газетах растрезвонят. Вы же слышали эту историю с бедным Биллом: улыбнулся, бедняжка, какой-то потаскушке в гостинице, а та возьми да закати истерику в прессе, дескать, господин президент, предлагал ей заняться оральным сексом.
— Да, не повезло нашему другу, — согласился я, — но на вашем месте, коллега, я бы не брезговал случайными встречами. Оставьте корону родственникам в Иордании и поезжайте в Европу, инкогнито, развлекитесь…
— Я бы и рад, но сейчас ведь СПИД свирепствует. Я просто в растерянности, коллега.
— Ну что вы, с вашими возможностями да не уберечься, и вообще, рекомендую вам пользоваться гондоном.
Его величество не знал, что такое гондон. Мы говорили по-английски, но я намеренно произнес слово кондом в русской транскрипции, чем, собственно, и ввел его в заблуждение.
Разумеется, король не понял значение данного слова, но чтобы я не заподозрил его в невежестве, он не стал переспрашивать и уточнять, что конкретно я имел в виду.
Наша беседа наедине длилась сорок минут.
Мы бы сидели и дольше, но высокопоставленный иорданец, очевидно, почувствовал позывы к мочеиспусканию, судя по тому, как беспокойно он заерзал в кресле. Это обстоятельство, тем не менее, фактически, спасло меня от утомительного и скучного разговора с этим неординарным человеком, выдающимся политическим деятелем и борцом за справедливый мир на Ближнем Востоке.
Высокий гость удалился в гостиницу писать, а я с трудом дождался обеденного перерыва, после которого выспался и привычно уже потребовал Веронику.
Она пришла в строго официальном одеянии « а ля секретарь райкома» и с серьезным выражением лица.
Я привык видеть ее нагишом, и этот сухой партийный стиль несколько удивил и даже обидел меня:
— Что с тобою, детка, ты не расположена сегодня к сексу?
Я стал заметно свободнее вести себя в отношениях с ней, и это было лишним свидетельством образовавшейся между нами духовной и физической близости.
— Что вы, Ваше величество, — зарумянилась она, — для меня нет большего счастья, чем отдаться вам.
— Какого же рожна ты напялила на себя эту броню? — показал я на райкомовский камзол.
— Так распорядился Совет мудрейших.
— Значит, не дашь? — сказал я.
Пошляк, — мысленно проклинал я себя, — как ты ведешь себя с женщиной, по которой сходишь с ума?
— Я не могу нарушить запрет мудрецов, но как главный педагог я позаботилась о вас, Ваше величество.
— Правильно, милочка, мы все сделаем так, что никто и не узнает!
— Вы не поняли меня. Я привела сюда ваших жен.
Она вытащила из сумочки мобильный телефон и официальным тоном отдала приказ.
Тотчас в покои вошло более дюжины девушек в русских сарафанах:
— Выбирайте, Ваше величество.
— Откуда они? — спросил я — Здесь представлен русский набор, — совершенно отчужденным голосом сказала она, — но если пожелаете можно пригласить жен из Западной Европы.
Я подошел к ней и сказал на ухо:
— Мне никто не нужен кроме тебя, родная, можешь отправить их обратно в Европу.
— Умоляю вас, — бледнея, прошептала она, — среди них могут оказаться наушницы, — сделайте это для меня.
— Хорошо, милая, не надо бледнеть и пугаться, я сделаю это для тебя.
Я прошелся перед строем и обратил внимание на голубоглазую стройную блондинку:
— Имя? — начальственно спросил я.
— Маша, — потупив взор, отвечала она.
— Остальные марш в Гарем! — распорядилась Вероника.
Когда все вышли, она ревниво окинула быстрым взглядом Марию и, поклонившись мне, тихо закрыла за собой двери.
И все-таки я ей не безразличен, как она зыркнула-то глазенками на Машеньку.
Глава 11
А был ли мальчик-то?
Я подошел к своей избраннице.
Она боялась поднять на меня глаза. Господи, уж не целка ли?
— Сколько тебе лет, Машенька? — спросил я, по-отечески потрепав ей щечку.
— Девятнадцать, Ваше величество! — отвечала она, густо покраснев.
Я был тронут ее способностью краснеть, и еще больше утвердился в ее невинности.
— А чем ты занималась до сих пор? — продолжал я трепать ей щечку.
— Я работала девушкой по вызову, сказала она, покраснев еще гуще.
Мне стало как-то неловко оказывать ей отеческие знаки внимания и я, переключившись на деловой тон, предложил ей поработать и на сей раз.
Машенька хорошо знала свое дело. В мгновение ока она скинула с себя легкий сарафан, обнажив крепкое молодое тело. Затем ловко раздела меня и, уложив на тренажерную тахту, со знанием дела приступила к общеукрепляющему массажу, в котором оказалась большой искусницей.
На мой изумленный взгляд она робко отвечала, что специально изучала даоскую систему массажа, повышающую сексуальную энергию мужчины. Пальцы ее бегали по моим яичкам, как руки виртуозного музыканта, с чувством исполняющего один из самых бурных сонетов Шопена.
Я почувствовал легкое половое томление, но мой мальчик продолжал оставаться в глубокой депрессии. Я собрался уже извиниться перед этой юной чародейкой, как обычно делал это с женой или несчастной и навсегда потерявшей надежду соседкой, но она, изменив тактику, вдруг стала дергать мои потеплевшие яйца в разные стороны.
Сначала это было удивительно, немного больно и непонятно, затем, едва ощутимое желание стало заполнять мои обмякшие чресла, и сморщенный мальчик принялся понемногу набухать.
— Только без сексуальных фантазий, — сразу предупредила меня Машенька, — расслабьтесь, пожалуйста, и ни о чем не думайте.
Через мгновение мальчик вырос в былинного богатыря. Машенька нагнулась и восторженно поцеловала его.
— О, — сказала она, изумленно ухватившись за головку, — настоящий Илья Муромец!
Вот она общая ментальность, — размышлял я, — ну о чем бы я сейчас говорил с женами из западной Европы?
На сей раз, мне удалось подзадержать оргазм до разумных пределов. Собственно, это была даже не моя заслуга. Просто Машенька, вскочив на «Муромца», с таким рвением стала галопировать на нем, умело, притормаживая в те самые моменты, когда я начинал терять контроль над собой, что меня хватило на целых пять минут.
Я уже был не новичок в деле искусственного управления эякуляцией, уроки моего личного педагога не прошли даром. Я гордился собой. Я вырос в собственных глазах. Пять минут! По моим меркам это было нечто вроде мирового рекорда. Оргазм, правда, был средней бурности, если судить по шкале Рихтера, но достаточно продолжительный и с ярко выраженными нюансами.
— Как тебе удалось возбудить его? — благодарно спросил я Машеньку.
— Подергивание яичек способствует спермообразованию и крайне возбуждает плоть, — пояснила она.
Я отпустил ее, распорядившись выделить пожизненную пенсию с назначением на должность главной придворной массажистки.
Она боялась поднять на меня глаза. Господи, уж не целка ли?
— Сколько тебе лет, Машенька? — спросил я, по-отечески потрепав ей щечку.
— Девятнадцать, Ваше величество! — отвечала она, густо покраснев.
Я был тронут ее способностью краснеть, и еще больше утвердился в ее невинности.
— А чем ты занималась до сих пор? — продолжал я трепать ей щечку.
— Я работала девушкой по вызову, сказала она, покраснев еще гуще.
Мне стало как-то неловко оказывать ей отеческие знаки внимания и я, переключившись на деловой тон, предложил ей поработать и на сей раз.
Машенька хорошо знала свое дело. В мгновение ока она скинула с себя легкий сарафан, обнажив крепкое молодое тело. Затем ловко раздела меня и, уложив на тренажерную тахту, со знанием дела приступила к общеукрепляющему массажу, в котором оказалась большой искусницей.
На мой изумленный взгляд она робко отвечала, что специально изучала даоскую систему массажа, повышающую сексуальную энергию мужчины. Пальцы ее бегали по моим яичкам, как руки виртуозного музыканта, с чувством исполняющего один из самых бурных сонетов Шопена.
Я почувствовал легкое половое томление, но мой мальчик продолжал оставаться в глубокой депрессии. Я собрался уже извиниться перед этой юной чародейкой, как обычно делал это с женой или несчастной и навсегда потерявшей надежду соседкой, но она, изменив тактику, вдруг стала дергать мои потеплевшие яйца в разные стороны.
Сначала это было удивительно, немного больно и непонятно, затем, едва ощутимое желание стало заполнять мои обмякшие чресла, и сморщенный мальчик принялся понемногу набухать.
— Только без сексуальных фантазий, — сразу предупредила меня Машенька, — расслабьтесь, пожалуйста, и ни о чем не думайте.
Через мгновение мальчик вырос в былинного богатыря. Машенька нагнулась и восторженно поцеловала его.
— О, — сказала она, изумленно ухватившись за головку, — настоящий Илья Муромец!
Вот она общая ментальность, — размышлял я, — ну о чем бы я сейчас говорил с женами из западной Европы?
На сей раз, мне удалось подзадержать оргазм до разумных пределов. Собственно, это была даже не моя заслуга. Просто Машенька, вскочив на «Муромца», с таким рвением стала галопировать на нем, умело, притормаживая в те самые моменты, когда я начинал терять контроль над собой, что меня хватило на целых пять минут.
Я уже был не новичок в деле искусственного управления эякуляцией, уроки моего личного педагога не прошли даром. Я гордился собой. Я вырос в собственных глазах. Пять минут! По моим меркам это было нечто вроде мирового рекорда. Оргазм, правда, был средней бурности, если судить по шкале Рихтера, но достаточно продолжительный и с ярко выраженными нюансами.
— Как тебе удалось возбудить его? — благодарно спросил я Машеньку.
— Подергивание яичек способствует спермообразованию и крайне возбуждает плоть, — пояснила она.
Я отпустил ее, распорядившись выделить пожизненную пенсию с назначением на должность главной придворной массажистки.