Мэри-Корзинка решила, что ничего плохого тут нет, а уж в крайнем случае пара ее корзинок наверняка поправит дело.
— Давайте посмотрим вон ту, бело-зеленую, — предложил Реджинальд. — Она в самой середине стопки.
— У вас наметанный глаз на настоящее качество, — одобрила его выбор Мэри-Корзинка.
Быстрым и на удивление изящным движением она перебросила раскачивающуюся башню корзин с головы себе на руки, а потом на устланный ковром пол. Затем наклонилась, чтобы достать из кипы ту, которую выбрал покупатель. Реджи тоже нагнулся. Он улыбнулся, когда пальцы его нащупали нож из столового прибора и сомкнулись вокруг его рукояти, извлекая оружие из остатков раскиданного завтрака.
Реджи вдруг почувствовал себя хорошо. Страх, глодавший его внутренности, растаял, точно его и не было. Вместо него появилось ощущение тепла и дрожь предвкушения. Да и чего он когда боялся?
— Вот вам, — Мэри-Корзинка, выпрямившись, подала ему очаровательную бело-зеленую корзину.
— А вот тебе, — улыбаясь ответил Реджи.
Длинное узкое лезвие ножа блеснуло на солнце, вонзаясь в широкую грудь торговки. Брызнула кровь, закипая вокруг стального лезвия, и Мэри-Корзинка закричала, но Реджи зажал ей рот ладонью и всем своим весом пригнул к земле, а нож в его руке продолжал кромсать просторную грудь женщины.
Еще несколько секунд она боролась, отчаянно металась из стороны в сторону, пытаясь сбросить Реджинальда со своего тела. Решетчатые стены домика ходили ходуном, а йотом она замерла.
Никогда в жизни Реджи не чувствовал себя лучше. Ему вдруг захотелось съесть свой завтрак. Он поднялся и посмотрел на тело Мэри-Корзинки. И тут ему припомнилось где-то читанное: внутри каждого толстого человека прячется худой, который старается выбраться наружу.
Он опустился на колени рядом с Мэри, поднял нож и принялся проверять теорию практикой.
Когда все было закончено, Реджинальд взялся за телефон и набрал номер полиции.
— Не могли бы вы прислать кого-нибудь? — весело попросил он. — У меня тут мертвая женщина.
Констебль явился через час. Он стоял у кованой металлической калитки и с профессиональным спокойствием смотрел на бойню в газебо.
— Стрелы в сердце нет, значит, нет и убийства, — провозгласил он. — Явно естественные причины. Здесь нет убийств. Только солнце, море и хорошая погода. Настоящий рай для отдыха.
— Совершенно верно, — охотно согласился Реджинальд. Он кивнул в сторону того, что когда-то было Мэри-Корзинкой. — Если вас это не затруднит, а то мне немного не хватает прислуги, сами понимаете.
— Никакого труда, — ответил констебль. — Я вам тут уберу.
Из кармана своего мешковатого мундира он извлек сложенный пластиковый мешок для мусора.
— Мой набор для места преступления, — пояснил констебль. — Никогда и никуда не выхожу без него. Очень удобно, когда эти естественные покойники оказываются вот в таком беспорядке.
— Весьма похвально, — отозвался Реджи.
— А вы идите и веселитесь в свое удовольствие. Я хорошо убираю.
Встав на колени на пропитанном кровью ковре, он принялся сгребать Мэри-Корзинку в мешок со старательностью и пылом трущобного мальчишки, которого неожиданно пригласили в Белый Дом на традиционные поиски пасхального яичка.
Последствия убийства никогда не занимали Реджи. Он взял рогалик, который случайно зацепился на верхушке одного из кустов, открыл калитку и, небрежно жуя хлеб, неторопливо пошел по пляжу. С моря дул приятный прохладный ветерок. Чайки кружили над чистой голубизной моря, время от времени спускаясь к самой воде. Прибой ласково шелестел у скал, точно вел с ними любовную беседу.
Реджи уселся на плоский камень у самой воды. Теперь, когда он снова чувствовал себя также, как раньше, можно было мысленно вернуться к задаче о двух сливках. Сейчас Реджи мог думать о них без страха. Какое необычное, но чудесное ощущение удовлетворенности, чувство примирения и согласия с самим собой.
Солнечные лучи грели ему лицо, Реджи наклонился и окровавленными пальцами начал чертить на влажном песке. Он нарисовал плывущий корабль, на чьих развернутых парусах не было никаких эмблем. Закованных в броню людей со старыми и мудрыми лицами, исполненными тайны. Нарисовал себя, и отца, и примерные очертания этого острова, и, наконец, сам седьмой камень. Набежала волна, разбилась о скалы и отступила. После нее влажный песок остался гладким, море стерло рисунки.
Не совсем сознавая, что он делает, Реджи вновь наклонился. Песок и вода смыли кровь с его пальца. Реджинальд снова начал рисовать, но на этот раз не фигуры и предметы, старинными буквами, подобными рунам, он вычерчивал одно лишь слово. Он сразу узнал этот язык. То был язык Во, чьи слова связывали воедино всех потомков принца Во. И слово он тоже узнал, единое слово приказа, которое непрошено всплыло из каких-то глубинных тайников памяти и коснулось его небрежного пальца. Все время, с самого начала Реджи знал, как ему следует поступить с “двумя сливами”. Улыбаясь, он поднялся на ноги и внимательно посмотрел на слово, выписанное на песке. Это был зов, призыв ко всему далеко разлетевшемуся по всему миру клану Во.
Единое слово было: “ПРИБЫТЬ”.
Реджи разослал этот призыв во все концы земли. В Найроби племя Вошииша прервало священный ритуал осенней охоты и упаковало свои копья и кожаные плети. В Японии на Хоккайдо клан Вошимото приготовил церемониальные одежды и в последний раз навестил могилы предков. В Англии, в Манчестере Востерсы уложили саквояжи и оставили записку молочнику. Вогрооты из Голландии поручили соседу присматривать за луковицами тюльпанов, а Ворьеры из Франции закрыли и законсервировали свое процветающее кафе.
Двумя днями позже потомки принца Во сошлись на острове Малая Экзума.
Когда часы на башне Дома правительства отбили три часа, Реджинальд Воберн Третий поднялся со своего места во главе длинного банкетного стола. Стол буквально ломился под тяжестью яств, на этом международном пиршестве представлены были деликатесы более дюжины разных культур и народов. Но еще большими казались различия между людьми, сидевшими вокруг стола на стульях с высокими спинками. Лица, черные, как эбен, как беззвездная ночь; изящные овальные лица с явственной желтизной слоновой кости; мягкие черты молочно-белых лиц, кожа цвета сливок и цвета какао и коричнево-красного оттенка; молодые и старые лица — и все они со внимание обратились к человеку, сидевшему во главе стола.
— Добро пожаловать вам всем, — приветствовал их Реджинальд Воберн. — Подчинившись моему приказу, вы прибыли сюда из ближних и дальних краев, и теперь мы собрались здесь все вместе, все вплоть до последнего живущего потомка великого принца Во. Настало время радоваться, время отпраздновать такое событие, но не только для этого пришлось вам преодолеть столь долгий путь.
Он оглядел просторную комнату. Все лица были обращены к нему.
— Мы собрались здесь ради одной цели, ради благородного предприятия, которое раз и навсегда восстановит наш благородный дом в полных его правах и вернет ему законное достойное положение. Мы собрались здесь, чтобы объединиться против одного врага. Мы едины, значит, мы можем навсегда стереть его с лица земли.
— Кто же этот великий враг? — спросил Мауи Вошииша.
От его голоса веяло такой же спокойной силой, как от льва, молча проскальзывающего в высокой траве саванны. Браслеты из золота и слоновой кости музыкально звякнули, когда могучая ладонь воина сжала древко копья со стальным наконечником.
— Вы хотите его увидеть? — спросил Реджи. — Желаете услышать его имя, произнесенное вслух?
— Покажите мне человека и назовите имя, — настаивал Хирако Вошимото.
Легчайшим шелестом отозвался шелк, когда пальцы его легли на украшенную кисточками рукоять традиционного самурайского меча.
— Человек этот — некто по имени Римо. А если вы хотите его увидеть, то вам достаточно просто поднять ваши тарелки.
Приглушенный шепот на дюжине различных языков сопровождал передвижение тарелок. Под каждой лежала одна и та же фотография Римо. На ней Римо был изображен в уродливом сероватом костюме, который он надел, отправляясь на президентскую пресс-конференцию. Камера захватила как раз тот момент, когда Римо швырнул свой блокнот, отсекая вооруженную кинжалом кисть Дю Вока от его руки.
— Его голова принадлежит мне! — крикнул Ри Вок.
— Нет, мне! — сказал Мауи Вошииша.
— Мне! — отрезал Хирако Вошимото.
Реджинальд Воберн поднял руку, призывая их к молчанию.
— Кто убьет этого человека? — выкрикнул он вопрос.
— Я! — Сто голосов, дюжина языков прозвучали в унисон, точно вырвались из одной груди. От могучего хора задребезжали стекла в окнах огромной столовой.
Реджинальд Воберн улыбнулся, потом медленно обвел взглядом длинный стол, встретившись глазами с каждым гостем по очереди.
— Тот, кто его убьет, будет удостоен особой чести, — произнес он.
— И какова же эта честь, которая несомненно будет дарована мне? — спросил Хирако Вошимото.
— Тому, кто убьет этого человека, будет позволено убить другого.
— Кого же?
— Зверя, — ответил Реджинальд Воберн. — Корейского убийцу, который вынудил принца Во бежать к этим берегам. Молодой парень — его ученик, а седьмой камень поведал нам, что оба они должны умереть.
— Давайте посмотрим вон ту, бело-зеленую, — предложил Реджинальд. — Она в самой середине стопки.
— У вас наметанный глаз на настоящее качество, — одобрила его выбор Мэри-Корзинка.
Быстрым и на удивление изящным движением она перебросила раскачивающуюся башню корзин с головы себе на руки, а потом на устланный ковром пол. Затем наклонилась, чтобы достать из кипы ту, которую выбрал покупатель. Реджи тоже нагнулся. Он улыбнулся, когда пальцы его нащупали нож из столового прибора и сомкнулись вокруг его рукояти, извлекая оружие из остатков раскиданного завтрака.
Реджи вдруг почувствовал себя хорошо. Страх, глодавший его внутренности, растаял, точно его и не было. Вместо него появилось ощущение тепла и дрожь предвкушения. Да и чего он когда боялся?
— Вот вам, — Мэри-Корзинка, выпрямившись, подала ему очаровательную бело-зеленую корзину.
— А вот тебе, — улыбаясь ответил Реджи.
Длинное узкое лезвие ножа блеснуло на солнце, вонзаясь в широкую грудь торговки. Брызнула кровь, закипая вокруг стального лезвия, и Мэри-Корзинка закричала, но Реджи зажал ей рот ладонью и всем своим весом пригнул к земле, а нож в его руке продолжал кромсать просторную грудь женщины.
Еще несколько секунд она боролась, отчаянно металась из стороны в сторону, пытаясь сбросить Реджинальда со своего тела. Решетчатые стены домика ходили ходуном, а йотом она замерла.
Никогда в жизни Реджи не чувствовал себя лучше. Ему вдруг захотелось съесть свой завтрак. Он поднялся и посмотрел на тело Мэри-Корзинки. И тут ему припомнилось где-то читанное: внутри каждого толстого человека прячется худой, который старается выбраться наружу.
Он опустился на колени рядом с Мэри, поднял нож и принялся проверять теорию практикой.
Когда все было закончено, Реджинальд взялся за телефон и набрал номер полиции.
— Не могли бы вы прислать кого-нибудь? — весело попросил он. — У меня тут мертвая женщина.
Констебль явился через час. Он стоял у кованой металлической калитки и с профессиональным спокойствием смотрел на бойню в газебо.
— Стрелы в сердце нет, значит, нет и убийства, — провозгласил он. — Явно естественные причины. Здесь нет убийств. Только солнце, море и хорошая погода. Настоящий рай для отдыха.
— Совершенно верно, — охотно согласился Реджинальд. Он кивнул в сторону того, что когда-то было Мэри-Корзинкой. — Если вас это не затруднит, а то мне немного не хватает прислуги, сами понимаете.
— Никакого труда, — ответил констебль. — Я вам тут уберу.
Из кармана своего мешковатого мундира он извлек сложенный пластиковый мешок для мусора.
— Мой набор для места преступления, — пояснил констебль. — Никогда и никуда не выхожу без него. Очень удобно, когда эти естественные покойники оказываются вот в таком беспорядке.
— Весьма похвально, — отозвался Реджи.
— А вы идите и веселитесь в свое удовольствие. Я хорошо убираю.
Встав на колени на пропитанном кровью ковре, он принялся сгребать Мэри-Корзинку в мешок со старательностью и пылом трущобного мальчишки, которого неожиданно пригласили в Белый Дом на традиционные поиски пасхального яичка.
Последствия убийства никогда не занимали Реджи. Он взял рогалик, который случайно зацепился на верхушке одного из кустов, открыл калитку и, небрежно жуя хлеб, неторопливо пошел по пляжу. С моря дул приятный прохладный ветерок. Чайки кружили над чистой голубизной моря, время от времени спускаясь к самой воде. Прибой ласково шелестел у скал, точно вел с ними любовную беседу.
Реджи уселся на плоский камень у самой воды. Теперь, когда он снова чувствовал себя также, как раньше, можно было мысленно вернуться к задаче о двух сливках. Сейчас Реджи мог думать о них без страха. Какое необычное, но чудесное ощущение удовлетворенности, чувство примирения и согласия с самим собой.
Солнечные лучи грели ему лицо, Реджи наклонился и окровавленными пальцами начал чертить на влажном песке. Он нарисовал плывущий корабль, на чьих развернутых парусах не было никаких эмблем. Закованных в броню людей со старыми и мудрыми лицами, исполненными тайны. Нарисовал себя, и отца, и примерные очертания этого острова, и, наконец, сам седьмой камень. Набежала волна, разбилась о скалы и отступила. После нее влажный песок остался гладким, море стерло рисунки.
Не совсем сознавая, что он делает, Реджи вновь наклонился. Песок и вода смыли кровь с его пальца. Реджинальд снова начал рисовать, но на этот раз не фигуры и предметы, старинными буквами, подобными рунам, он вычерчивал одно лишь слово. Он сразу узнал этот язык. То был язык Во, чьи слова связывали воедино всех потомков принца Во. И слово он тоже узнал, единое слово приказа, которое непрошено всплыло из каких-то глубинных тайников памяти и коснулось его небрежного пальца. Все время, с самого начала Реджи знал, как ему следует поступить с “двумя сливами”. Улыбаясь, он поднялся на ноги и внимательно посмотрел на слово, выписанное на песке. Это был зов, призыв ко всему далеко разлетевшемуся по всему миру клану Во.
Единое слово было: “ПРИБЫТЬ”.
Реджи разослал этот призыв во все концы земли. В Найроби племя Вошииша прервало священный ритуал осенней охоты и упаковало свои копья и кожаные плети. В Японии на Хоккайдо клан Вошимото приготовил церемониальные одежды и в последний раз навестил могилы предков. В Англии, в Манчестере Востерсы уложили саквояжи и оставили записку молочнику. Вогрооты из Голландии поручили соседу присматривать за луковицами тюльпанов, а Ворьеры из Франции закрыли и законсервировали свое процветающее кафе.
Двумя днями позже потомки принца Во сошлись на острове Малая Экзума.
Когда часы на башне Дома правительства отбили три часа, Реджинальд Воберн Третий поднялся со своего места во главе длинного банкетного стола. Стол буквально ломился под тяжестью яств, на этом международном пиршестве представлены были деликатесы более дюжины разных культур и народов. Но еще большими казались различия между людьми, сидевшими вокруг стола на стульях с высокими спинками. Лица, черные, как эбен, как беззвездная ночь; изящные овальные лица с явственной желтизной слоновой кости; мягкие черты молочно-белых лиц, кожа цвета сливок и цвета какао и коричнево-красного оттенка; молодые и старые лица — и все они со внимание обратились к человеку, сидевшему во главе стола.
— Добро пожаловать вам всем, — приветствовал их Реджинальд Воберн. — Подчинившись моему приказу, вы прибыли сюда из ближних и дальних краев, и теперь мы собрались здесь все вместе, все вплоть до последнего живущего потомка великого принца Во. Настало время радоваться, время отпраздновать такое событие, но не только для этого пришлось вам преодолеть столь долгий путь.
Он оглядел просторную комнату. Все лица были обращены к нему.
— Мы собрались здесь ради одной цели, ради благородного предприятия, которое раз и навсегда восстановит наш благородный дом в полных его правах и вернет ему законное достойное положение. Мы собрались здесь, чтобы объединиться против одного врага. Мы едины, значит, мы можем навсегда стереть его с лица земли.
— Кто же этот великий враг? — спросил Мауи Вошииша.
От его голоса веяло такой же спокойной силой, как от льва, молча проскальзывающего в высокой траве саванны. Браслеты из золота и слоновой кости музыкально звякнули, когда могучая ладонь воина сжала древко копья со стальным наконечником.
— Вы хотите его увидеть? — спросил Реджи. — Желаете услышать его имя, произнесенное вслух?
— Покажите мне человека и назовите имя, — настаивал Хирако Вошимото.
Легчайшим шелестом отозвался шелк, когда пальцы его легли на украшенную кисточками рукоять традиционного самурайского меча.
— Человек этот — некто по имени Римо. А если вы хотите его увидеть, то вам достаточно просто поднять ваши тарелки.
Приглушенный шепот на дюжине различных языков сопровождал передвижение тарелок. Под каждой лежала одна и та же фотография Римо. На ней Римо был изображен в уродливом сероватом костюме, который он надел, отправляясь на президентскую пресс-конференцию. Камера захватила как раз тот момент, когда Римо швырнул свой блокнот, отсекая вооруженную кинжалом кисть Дю Вока от его руки.
— Его голова принадлежит мне! — крикнул Ри Вок.
— Нет, мне! — сказал Мауи Вошииша.
— Мне! — отрезал Хирако Вошимото.
Реджинальд Воберн поднял руку, призывая их к молчанию.
— Кто убьет этого человека? — выкрикнул он вопрос.
— Я! — Сто голосов, дюжина языков прозвучали в унисон, точно вырвались из одной груди. От могучего хора задребезжали стекла в окнах огромной столовой.
Реджинальд Воберн улыбнулся, потом медленно обвел взглядом длинный стол, встретившись глазами с каждым гостем по очереди.
— Тот, кто его убьет, будет удостоен особой чести, — произнес он.
— И какова же эта честь, которая несомненно будет дарована мне? — спросил Хирако Вошимото.
— Тому, кто убьет этого человека, будет позволено убить другого.
— Кого же?
— Зверя, — ответил Реджинальд Воберн. — Корейского убийцу, который вынудил принца Во бежать к этим берегам. Молодой парень — его ученик, а седьмой камень поведал нам, что оба они должны умереть.
Глава одиннадцатая
— А теперь обрати внимание, — сказал Чиун. — Беспокойный разум собирает лишь мох.
— Знаю, это все равно, как катящийся камень, — ответил Римо, — и я весь внимание. Я всегда очень внимателен.
— О внимании ты знаешь еще меньше, чем о мудрости. Говорят, что катящийся камень не обрастет мхом, а беспокойный разум собирает весь мох. Они очень отличаются друг от друга, — пояснил Чиун.
— Если ты так хочешь, Чиун, — ответил Римо. Он улыбнулся учителю, который с досадой отвел взгляд. Чиун беспокоился о Римо. Для него еще не минуло время сокрытия, и он не осознавал ни самого себя, ни смысла своего существования. Он ничем не занимался, а только принимал участие в неописуемых действах с самозванкой, выдающей себя за актрису, хотя она даже не знала Барбару Стрейзанд, и уже в этом крылось явное доказательство того, что с Римо неладно.
Потому что ему не следовало бы столько внимания посвящать женщине и сексу, для Мастера Синанджу существовали гораздо более важные вещи, и прежде всего, тренировки и размышления. А сейчас дело обстояло так, что Чиун вынужден был просить Римо прийти на это занятие.
— А теперь смотри пристально, — сказал Чиун.
— Я и смотрю. Это что, проверка на то, сколько я выдержу, пока не умру от скуки?
— Достаточно, — пробормотал Чиун.
Они стояли на пустынном берегу залива в незастроенной части острова. Тут не было ни зданий, ни людей, ни прогулочных лодок, которые испоганили бы безупречно чистую линию отдаленного горизонта. Сильный юго-западный ветер морщил поверхность кристально-голубого моря и смягчал жар полуденного солнца.
Чиун подошел к самой воде, посмотрев через плечо, убедился, что Римо наблюдает за ним, затем шагнул в пенный след откатившейся волны. Сделав первый шаг, он начал раскачивать руки взад и вперед вдоль тела, пальцы его при этом были опущены вниз.
Он сделал пять шагов, по-прежнему двигая руками, затем еще пять. Потом повернулся, пошел обратно и встал напротив Римо.
— Ну и? — спросил он.
— Это сегодняшний урок? — поинтересовался Римо. — Наблюдать, как ты разгуливаешь по воде?
— Нет, сегодняшний урок — тот же, что и каждый день: ты и в самом деле полный идиот. Ты видел, как я ходил по воде?
— Конечно. Я же сказал, что был внимателен.
— Тогда взгляни на мои сандалии, — велел Чиун. И он приподнял свою сухощавую желтую ногу, чтобы Римо было виднее. Его тонкая желтоватая голень выглядывала из-под подобранного подола темно-красного кимоно.
Римо глянул на предложенную его вниманию сандалию, потом наклонился, чтобы ее пощупать. Она была суха, суха, как кость. А ведь он своими глазами видел, как Чиун прошел десять шагов в сторону открытого океана.
— Как ты это сделал?
— Если бы ты смотрел и в самом деле внимательно, ты бы и сам знал ответ, — сказал Чиун. — Смотри еще раз. Но открой свои глаза и разум, а рот, пожалуйста, закрой.
Чиун повторил свой проход по воде, и на этот раз Римо заметил, что беспрерывные движения рук, опущенных вдоль тела, создавали стену давления, которая буквально отталкивала назад воду перед идущим Чиуном.
Вернувшись, Чиун спросил:
— Ты увидел?
— Разумеется, да, — ответил Римо. — А знаешь, Моисей тоже проделал такой фокус и заполучил себе целых пять книг Библии.
В ответ на недовольный взгляд Чиуна он тут же добавил:
— Ладно, Чиун, мне это очень понравилось. На это действительно было приятно посмотреть.
— Приятно?! — завопил Чиун. — Прогулка в саду может быть приятной. Чашка теплого чаю тоже приятна. Или чистое нижнее белье. А это? Это впечатляет.
Прядки его седых волос развевались на ветру, когда Чиун тряс головой, делая внушение Римо.
— Ну, хорошо, Чиун. Это и в самом деле здорово, — сказал Римо. — А на пляжных вечеринках должно производить неизгладимый эффект.
— Не смей обращаться ко мне так снисходительно, белый! — оборвал его Чиун. — Это инструмент, а не источник развлечений. С помощью этого приема Во Ли, Почти Великому, некогда удалось скрыться от злого короля, он прошел через пруд с рыбами-людоедами.
— Подожди-ка, Во Ли, Почти Великий? — переспросил Римо.
— Да. И никто иной.
— Почему же он был “почти великим”? — поинтересовался Римо.
— Потому, что имел несчастье выбрать себе ученика, который был невнимателен.
— Ладно, хватит. Я весь внимание. Просто не вижу особой практической пользы в умении разделять воды, — сказал Римо.
— Я подумал, что тебе это может особенно пригодиться теперь, когда ты заимел обыкновение шататься по сырым пещерам в компании странных женщин, — сказал Чиун. — А теперь проделай это сам.
Едва Римо подошел к воде, как услышал свое имя, произнесенное мягким, приятным и очень знакомым голосом.
Он обернулся и увидел стоящую на вершине одной из поросших травой дюн Ким Кайли. Небесно-голубой купальник подчеркивал каждый изгиб ее полногрудого гибкого тела.
— Я повсюду тебя разыскивала, — сказала она. — Что вы вдвоем делаете на этой стороне острова?
— Ничего, — пробормотал Чиун. — Особенно он.
— Тогда давай поплаваем, — с улыбкой сказала Ким. — Море сегодня выглядит просто чудесно.
— Хорошая мысль, — сказал Римо. — Чиун, я потренируюсь потом. Обещаю тебе.
— Остается только надеяться, что это “потом” не наступит слишком поздно, — ответствовал Чиун.
Ким Кайли сообщила:
— Я принесла с собой серфинговую доску. Мы можем покататься на ней по очереди. — Она указала на длинную бело-голубую фиберглассовую доску, лежавшую в высокой траве. — Я пойду первая, — сказала Ким. — Мне хотелось бы вернуть доску к четырем.
— Начинайте, — поощрил ее Чиун. — Я уступаю вам свою очередь. И Римо тоже.
— Как вы милы, — улыбнулась Ким.
— Именно это я и собирался сказать, — согласился Римо.
Ким взяла доску и очень грациозно вошла в воду. Положив доску на гребень надвигающейся волны, Ким оседлала ее и потихоньку, подгребая руками, двинулась вперед.
— Это совершенно невозможно, — заявил Чиун. — Как можно чего-то достигнуть, когда вокруг все эти развлечения?
— Но мы же в отпуске, — напомнил ему Римо. — А отдых специально предназначен для всякого рода развлечений. А кроме того, Ким вовсе не “все эти развлечения”. Она — лишь одно-единственное.
— Но тебе хватит и одного, чтобы пренебречь занятиями, — заявил Чиун.
Ответ Римо прервал крик о помощи. Это был голос Ким, превратившийся в тонкий жалобный вопль, донесенный ветром до берега. Римо поднял к глазам руку козырьком и разглядел в море Ким — крошечное пятнышко вдалеке. Голова ее едва поднималась над поверхностью моря. Ким изо всех сил цеплялась за скользкую доску, которая вставала вертикально и крутилась под ударами волн, гонимых резким порывистым ветром.
Римо нырнул и поплыл к ней, его плавные сильные гребки точно сжирали разделявшее их расстояние. Он ощутил вдруг чувство возбуждения, высвобождения. Римо оказался не в состоянии сосредоточиться во время короткой тренировки с Чиуном; и все это из-за томительной тревоги, которая, как он по-прежнему думал, скоро пройдет, но на протяжении последних двух недель Римо так и не удалось избавиться от нее.
Подняв голову, Римо пристально вглядывался в море, стараясь поверх белопенных гребней разглядеть Ким, тут как раз руки ее соскользнули с доски, и с последним призывом на помощь она погрузилась в воду.
Теперь Римо скользил под водой, двигаясь сквозь ее толщу не так, как плывет человек, но так, как учил его Чиун — подобно рыбе, будучи в воде и точно состоя из нее же. Достигнув того места, где ушла под воду Ким, он резко отбросил ноги назад, согнулся и нырнул. Даже на таком большом расстоянии от берега море было кристально прозрачно.
Но нигде не заметно и следа Ким. Где же она? Он погрузился еще глубже, когда ощутил позади легкое изменение давления воды — какое-то движение. Он обернулся, ожидая увидеть Ким, но вместо нее обнаружил вдруг, что запутался в густой сети. Она смыкалась вокруг него со всех сторон, точно он был насекомым, по ошибке забредшим в поджидающую его паутину. Римо попытался высвободиться, но, чем больше он сопротивлялся, тем сильнее запутывался в сети. Она липла к его рукам и ногам, обволакивала тело и голову. Даже видеть ему мешала тонкая, усиленная металлической нитью вуаль. С каждым движением он только сильнее увязал в этой паутине.
Римо остро ожег страх — не за себя, а за Ким. Она нуждалась в нем. А это ведь всего лишь сеть, обычные рыбацкие снасти, твердил он себе. И нечего тут особо волноваться. Он прорвет сеть, а потом продолжит свой поиск.
Он подумал было, что это Ким. Он торопился спасти ее, а теперь она освободит его.
Но когда расплывчатая фигура подплыла поближе и ее стало лучше видно, Римо понял, что это не Ким. То был мужчина в водолазном снаряжении.
И в руке он держал меч.
Водолаз подтянул к себе меч и снова ударил. Римо метнулся прочь, но оказался недостаточно быстр, и острое, как бритва, лезвие задело его плечо. Всего лишь царапина, но из нее вытекло немного крови, а значит, рано или поздно на запах крови приплывут акулы.
Римо решил, что отпуск оказался в конце концов не слишком приятным.
На этот раз водолаз, держа меч двумя руками, обрушился на Римо сверху. Борясь со стягивающей его сетью, Римо откинулся назад. Он почувствовал, как холодная гладкая сталь, которая была даже холоднее воды, скользнула по его щеке, точно любовная ласка, предчувствие того, что должно вскоре произойти. Римо понимал, что долго так не продержится. Голова его стало легкой, точно надутый воздушный шарик.
Когда надо было, Римо мог несколько часов жить на кислороде, запасенном в его организме. Но для этого требовался покой, резкое снижение всей жизнедеятельности организма, при которой идет повышенное потребление кислорода. А тут Римо был лишен возможности сохранять неподвижность из-за нападения водолаза, и он уже почувствовал шум в нижней доле легких. Сколько времени он находится под водой? Кажется, целую жизнь. Нет. Всего девятнадцать минут. Он должен продержаться, жестко приказал себе Римо.
Водолаз высвободил меч из складок сети и снова занес его. Римо хотел заставить свое тело двигаться, но ничего за этим не последовало. Тело больше его не слушалось. Оно само знало, когда пора сдаться. Сдаешься, когда не остается больше воздуха, чтобы дышать; сдаешься, когда не остается больше сил, чтобы бороться. Разум может твердить тебе что угодно, но тело всегда точно знает, когда наступает время отказаться от борьбы.
Все кончено. Прощай, Чиун.
Длинный тонкий клинок сверкнул в воде. Римо был неподвижен, мозг его уже принял эту сталь, как нечто неизбежное, предчувствуя ее прикосновение, когда лезвие раздвинет плоть и мышцы, чтобы добраться до хрупкого пузырька его сердца и разорвать его.
Едва клинок прошел сквозь сеть, желтая рука, вспенив воду, метнулась к водолазу, вытянутый указательный палец этой руки проткнул ему глотку. Красные пузырьки фонтаном выбросило к поверхности воды — точно в бокале с розовым шампанским, меч выскользнул из безвольной руки водолаза, а он сам, обмякший и безжизненный, стал опускаться на дно.
Римо чувствовал, как сильные руки ухватили сеть и попросту разорвали ее. Потом Римо потянули наверх. Голова его вынырнула на поверхность воды, легкие стали жадно поглощать сладостный, насыщенный соленым запахом моря воздух.
— Всегда приятно увидеть лицо друга, — сказал Римо.
— А ты знаешь, сколько ты заставил меня ждать? — поинтересовался Чиун. — И кимоно теперь безвозвратно погибло. Этот отвратительный запах воды уже ни за что не выветрить.
— Где Ким? — спросил Римо, вдруг испугавшись.
— С ней все благополучно. У нее хватило разуму выйти из воды до того, как начались эти игры, — успокоил его Чиун.
— Откуда ты узнал, что я попал в беду?
— От тебя только этого всегда и ждешь, — ответствовал Чиун.
Он поднял руку из воды. Длинный тонкий клинок блеснул на солнце. Темные глаза Чиуна сузились, когда он прочел простую надпись, выгравированную у самой рукояти меча. Она состояла всего из двух слов, старые индонезийские символы, обозначавшие “Во” и “сын”.
Когда они выходили из воды на берег, Римо сказал:
— Папочка, по-моему мне стало лучше. Думаю, время сокрытия уже минуло.
— Знаю, это все равно, как катящийся камень, — ответил Римо, — и я весь внимание. Я всегда очень внимателен.
— О внимании ты знаешь еще меньше, чем о мудрости. Говорят, что катящийся камень не обрастет мхом, а беспокойный разум собирает весь мох. Они очень отличаются друг от друга, — пояснил Чиун.
— Если ты так хочешь, Чиун, — ответил Римо. Он улыбнулся учителю, который с досадой отвел взгляд. Чиун беспокоился о Римо. Для него еще не минуло время сокрытия, и он не осознавал ни самого себя, ни смысла своего существования. Он ничем не занимался, а только принимал участие в неописуемых действах с самозванкой, выдающей себя за актрису, хотя она даже не знала Барбару Стрейзанд, и уже в этом крылось явное доказательство того, что с Римо неладно.
Потому что ему не следовало бы столько внимания посвящать женщине и сексу, для Мастера Синанджу существовали гораздо более важные вещи, и прежде всего, тренировки и размышления. А сейчас дело обстояло так, что Чиун вынужден был просить Римо прийти на это занятие.
— А теперь смотри пристально, — сказал Чиун.
— Я и смотрю. Это что, проверка на то, сколько я выдержу, пока не умру от скуки?
— Достаточно, — пробормотал Чиун.
Они стояли на пустынном берегу залива в незастроенной части острова. Тут не было ни зданий, ни людей, ни прогулочных лодок, которые испоганили бы безупречно чистую линию отдаленного горизонта. Сильный юго-западный ветер морщил поверхность кристально-голубого моря и смягчал жар полуденного солнца.
Чиун подошел к самой воде, посмотрев через плечо, убедился, что Римо наблюдает за ним, затем шагнул в пенный след откатившейся волны. Сделав первый шаг, он начал раскачивать руки взад и вперед вдоль тела, пальцы его при этом были опущены вниз.
Он сделал пять шагов, по-прежнему двигая руками, затем еще пять. Потом повернулся, пошел обратно и встал напротив Римо.
— Ну и? — спросил он.
— Это сегодняшний урок? — поинтересовался Римо. — Наблюдать, как ты разгуливаешь по воде?
— Нет, сегодняшний урок — тот же, что и каждый день: ты и в самом деле полный идиот. Ты видел, как я ходил по воде?
— Конечно. Я же сказал, что был внимателен.
— Тогда взгляни на мои сандалии, — велел Чиун. И он приподнял свою сухощавую желтую ногу, чтобы Римо было виднее. Его тонкая желтоватая голень выглядывала из-под подобранного подола темно-красного кимоно.
Римо глянул на предложенную его вниманию сандалию, потом наклонился, чтобы ее пощупать. Она была суха, суха, как кость. А ведь он своими глазами видел, как Чиун прошел десять шагов в сторону открытого океана.
— Как ты это сделал?
— Если бы ты смотрел и в самом деле внимательно, ты бы и сам знал ответ, — сказал Чиун. — Смотри еще раз. Но открой свои глаза и разум, а рот, пожалуйста, закрой.
Чиун повторил свой проход по воде, и на этот раз Римо заметил, что беспрерывные движения рук, опущенных вдоль тела, создавали стену давления, которая буквально отталкивала назад воду перед идущим Чиуном.
Вернувшись, Чиун спросил:
— Ты увидел?
— Разумеется, да, — ответил Римо. — А знаешь, Моисей тоже проделал такой фокус и заполучил себе целых пять книг Библии.
В ответ на недовольный взгляд Чиуна он тут же добавил:
— Ладно, Чиун, мне это очень понравилось. На это действительно было приятно посмотреть.
— Приятно?! — завопил Чиун. — Прогулка в саду может быть приятной. Чашка теплого чаю тоже приятна. Или чистое нижнее белье. А это? Это впечатляет.
Прядки его седых волос развевались на ветру, когда Чиун тряс головой, делая внушение Римо.
— Ну, хорошо, Чиун. Это и в самом деле здорово, — сказал Римо. — А на пляжных вечеринках должно производить неизгладимый эффект.
— Не смей обращаться ко мне так снисходительно, белый! — оборвал его Чиун. — Это инструмент, а не источник развлечений. С помощью этого приема Во Ли, Почти Великому, некогда удалось скрыться от злого короля, он прошел через пруд с рыбами-людоедами.
— Подожди-ка, Во Ли, Почти Великий? — переспросил Римо.
— Да. И никто иной.
— Почему же он был “почти великим”? — поинтересовался Римо.
— Потому, что имел несчастье выбрать себе ученика, который был невнимателен.
— Ладно, хватит. Я весь внимание. Просто не вижу особой практической пользы в умении разделять воды, — сказал Римо.
— Я подумал, что тебе это может особенно пригодиться теперь, когда ты заимел обыкновение шататься по сырым пещерам в компании странных женщин, — сказал Чиун. — А теперь проделай это сам.
Едва Римо подошел к воде, как услышал свое имя, произнесенное мягким, приятным и очень знакомым голосом.
Он обернулся и увидел стоящую на вершине одной из поросших травой дюн Ким Кайли. Небесно-голубой купальник подчеркивал каждый изгиб ее полногрудого гибкого тела.
— Я повсюду тебя разыскивала, — сказала она. — Что вы вдвоем делаете на этой стороне острова?
— Ничего, — пробормотал Чиун. — Особенно он.
— Тогда давай поплаваем, — с улыбкой сказала Ким. — Море сегодня выглядит просто чудесно.
— Хорошая мысль, — сказал Римо. — Чиун, я потренируюсь потом. Обещаю тебе.
— Остается только надеяться, что это “потом” не наступит слишком поздно, — ответствовал Чиун.
Ким Кайли сообщила:
— Я принесла с собой серфинговую доску. Мы можем покататься на ней по очереди. — Она указала на длинную бело-голубую фиберглассовую доску, лежавшую в высокой траве. — Я пойду первая, — сказала Ким. — Мне хотелось бы вернуть доску к четырем.
— Начинайте, — поощрил ее Чиун. — Я уступаю вам свою очередь. И Римо тоже.
— Как вы милы, — улыбнулась Ким.
— Именно это я и собирался сказать, — согласился Римо.
Ким взяла доску и очень грациозно вошла в воду. Положив доску на гребень надвигающейся волны, Ким оседлала ее и потихоньку, подгребая руками, двинулась вперед.
— Это совершенно невозможно, — заявил Чиун. — Как можно чего-то достигнуть, когда вокруг все эти развлечения?
— Но мы же в отпуске, — напомнил ему Римо. — А отдых специально предназначен для всякого рода развлечений. А кроме того, Ким вовсе не “все эти развлечения”. Она — лишь одно-единственное.
— Но тебе хватит и одного, чтобы пренебречь занятиями, — заявил Чиун.
Ответ Римо прервал крик о помощи. Это был голос Ким, превратившийся в тонкий жалобный вопль, донесенный ветром до берега. Римо поднял к глазам руку козырьком и разглядел в море Ким — крошечное пятнышко вдалеке. Голова ее едва поднималась над поверхностью моря. Ким изо всех сил цеплялась за скользкую доску, которая вставала вертикально и крутилась под ударами волн, гонимых резким порывистым ветром.
Римо нырнул и поплыл к ней, его плавные сильные гребки точно сжирали разделявшее их расстояние. Он ощутил вдруг чувство возбуждения, высвобождения. Римо оказался не в состоянии сосредоточиться во время короткой тренировки с Чиуном; и все это из-за томительной тревоги, которая, как он по-прежнему думал, скоро пройдет, но на протяжении последних двух недель Римо так и не удалось избавиться от нее.
Подняв голову, Римо пристально вглядывался в море, стараясь поверх белопенных гребней разглядеть Ким, тут как раз руки ее соскользнули с доски, и с последним призывом на помощь она погрузилась в воду.
Теперь Римо скользил под водой, двигаясь сквозь ее толщу не так, как плывет человек, но так, как учил его Чиун — подобно рыбе, будучи в воде и точно состоя из нее же. Достигнув того места, где ушла под воду Ким, он резко отбросил ноги назад, согнулся и нырнул. Даже на таком большом расстоянии от берега море было кристально прозрачно.
Но нигде не заметно и следа Ким. Где же она? Он погрузился еще глубже, когда ощутил позади легкое изменение давления воды — какое-то движение. Он обернулся, ожидая увидеть Ким, но вместо нее обнаружил вдруг, что запутался в густой сети. Она смыкалась вокруг него со всех сторон, точно он был насекомым, по ошибке забредшим в поджидающую его паутину. Римо попытался высвободиться, но, чем больше он сопротивлялся, тем сильнее запутывался в сети. Она липла к его рукам и ногам, обволакивала тело и голову. Даже видеть ему мешала тонкая, усиленная металлической нитью вуаль. С каждым движением он только сильнее увязал в этой паутине.
Римо остро ожег страх — не за себя, а за Ким. Она нуждалась в нем. А это ведь всего лишь сеть, обычные рыбацкие снасти, твердил он себе. И нечего тут особо волноваться. Он прорвет сеть, а потом продолжит свой поиск.
* * *
А позади, на берегу Чиун наблюдал за рваной тенью от листвы пальмового дерева. По изменению длины этой тени он определил, что прошло уже две минуты с тех пор, как на его глазах голова Римо погрузилась в воду. Чиун подумал, что скоро направится обратно в кондоминиум. День выдался утомительный, и чашка умиротворяющего чаю придется весьма кстати.* * *
Успокаивая себя и сосредоточась, Римо вцепился в сеть обеими руками и почувствовал, как она выскальзывает из его хватки. Снова попробовал — и снова неудача. Сильное течение подхватило сети, и тонкая плетеная паутина колыхалась вне его досягаемости, так что все его попытки высвободиться только еще сильнее стягивали сетку. Теперь уже она окружала его со всех сторон так прочно и плотно, как только что обернутый саван.* * *
Чиун вздохнул. Он посмотрел направо и увидел, как Ким Кайли выскочила из моря и понеслась по песку к кондоминиуму, где находился ее номер. По крайней мере у этой женщины достало разуму выйти из воды. Судя по удлиняющейся тени пальмы прошло уже шесть минут. Чиун не собирался целый день сидеть на берегу и ждать, пока Римо вдоволь н; резвится в море. Вот подождет еще немного, а потом вернется домой сам, если Римо к тому времени не появится. Раз Римо хочет, как дурак, целый день напролет плескаться, это его дело. Но Чиун хочет выпить чаю. Неужели он просит слишком многого?* * *
Римо ощутил легкие признаки начинающегося головокружения — едва заметный знак, предупреждающий о том, что его беспорядочные метания постепенно вычерпывают запасы воздуха. Когда плотно сплетенная сетка скользнула по его лицу, Римо заметил вдали плывущую несомненно прямо к нему фигуру.Он подумал было, что это Ким. Он торопился спасти ее, а теперь она освободит его.
Но когда расплывчатая фигура подплыла поближе и ее стало лучше видно, Римо понял, что это не Ким. То был мужчина в водолазном снаряжении.
И в руке он держал меч.
* * *
Двенадцать минут. Неужели Римо предполагает, будто он, Чиун, собирается околачиваться тут на берегу до самого вечера, словно какой-то служитель в туалете, ожидающий чаевых? Нет. У него, Чиуна, есть занятия и получше и теперь уже очень скоро, Римо там или не Римо, но он отправится к своим приятным делам. Он уже почти чувствовал тончайший аромат свежезаваренного чая.* * *
Водолаз кружил вокруг Римо, выбирая удобную позицию. Светло-голубая вода пошла рябью от удара меча. Лезвие прошло сквозь сеть, целясь прямо в незащищенную грудь Римо. Тот кинулся в сторону, едва ускользнув от удара — еще бы четверть дюйма, и лезвие раскроило бы ему грудную клетку.Водолаз подтянул к себе меч и снова ударил. Римо метнулся прочь, но оказался недостаточно быстр, и острое, как бритва, лезвие задело его плечо. Всего лишь царапина, но из нее вытекло немного крови, а значит, рано или поздно на запах крови приплывут акулы.
Римо решил, что отпуск оказался в конце концов не слишком приятным.
На этот раз водолаз, держа меч двумя руками, обрушился на Римо сверху. Борясь со стягивающей его сетью, Римо откинулся назад. Он почувствовал, как холодная гладкая сталь, которая была даже холоднее воды, скользнула по его щеке, точно любовная ласка, предчувствие того, что должно вскоре произойти. Римо понимал, что долго так не продержится. Голова его стало легкой, точно надутый воздушный шарик.
Когда надо было, Римо мог несколько часов жить на кислороде, запасенном в его организме. Но для этого требовался покой, резкое снижение всей жизнедеятельности организма, при которой идет повышенное потребление кислорода. А тут Римо был лишен возможности сохранять неподвижность из-за нападения водолаза, и он уже почувствовал шум в нижней доле легких. Сколько времени он находится под водой? Кажется, целую жизнь. Нет. Всего девятнадцать минут. Он должен продержаться, жестко приказал себе Римо.
* * *
Двадцать минут прошло, и Чиун уже совсем не понимал, что могло так долго удерживать Римо. Может, он выскользнул из воды так, что Чиун его не заметил, может, он уже давно в номере и поставил кипятиться воду для чая?* * *
Римо согнулся, но клинок снова задел его. Почти все силы Римо уходили на то, чтобы избежать прямого удара, а сеть стягивала его все сильнее, мешая двигаться. Легкие готовы были разорваться, голову точно заливал изнутри пронзительный белый свет. Скоро все закончится. Римо видел хищную усмешку водолаза, искривленную плексигласовой маской. Раньше Римо частенько задумывался над тем, как будет выглядеть смерть, когда он наконец столкнется с ней лицом к лицу. Но никогда даже не предполагал, что она предстанет перед ним с идиотской усмешкой, прикрытой прозрачной маской.Водолаз высвободил меч из складок сети и снова занес его. Римо хотел заставить свое тело двигаться, но ничего за этим не последовало. Тело больше его не слушалось. Оно само знало, когда пора сдаться. Сдаешься, когда не остается больше воздуха, чтобы дышать; сдаешься, когда не остается больше сил, чтобы бороться. Разум может твердить тебе что угодно, но тело всегда точно знает, когда наступает время отказаться от борьбы.
Все кончено. Прощай, Чиун.
Длинный тонкий клинок сверкнул в воде. Римо был неподвижен, мозг его уже принял эту сталь, как нечто неизбежное, предчувствуя ее прикосновение, когда лезвие раздвинет плоть и мышцы, чтобы добраться до хрупкого пузырька его сердца и разорвать его.
Едва клинок прошел сквозь сеть, желтая рука, вспенив воду, метнулась к водолазу, вытянутый указательный палец этой руки проткнул ему глотку. Красные пузырьки фонтаном выбросило к поверхности воды — точно в бокале с розовым шампанским, меч выскользнул из безвольной руки водолаза, а он сам, обмякший и безжизненный, стал опускаться на дно.
Римо чувствовал, как сильные руки ухватили сеть и попросту разорвали ее. Потом Римо потянули наверх. Голова его вынырнула на поверхность воды, легкие стали жадно поглощать сладостный, насыщенный соленым запахом моря воздух.
— Всегда приятно увидеть лицо друга, — сказал Римо.
— А ты знаешь, сколько ты заставил меня ждать? — поинтересовался Чиун. — И кимоно теперь безвозвратно погибло. Этот отвратительный запах воды уже ни за что не выветрить.
— Где Ким? — спросил Римо, вдруг испугавшись.
— С ней все благополучно. У нее хватило разуму выйти из воды до того, как начались эти игры, — успокоил его Чиун.
— Откуда ты узнал, что я попал в беду?
— От тебя только этого всегда и ждешь, — ответствовал Чиун.
Он поднял руку из воды. Длинный тонкий клинок блеснул на солнце. Темные глаза Чиуна сузились, когда он прочел простую надпись, выгравированную у самой рукояти меча. Она состояла всего из двух слов, старые индонезийские символы, обозначавшие “Во” и “сын”.
Когда они выходили из воды на берег, Римо сказал:
— Папочка, по-моему мне стало лучше. Думаю, время сокрытия уже минуло.