Только эта слива, белый по имени Римо, показал десять очков. Реджинальд глянул на цифры, выключил компьютер и поспешил в ванную, где его вырвало от гнетущего страха.
Уже почти рассвело, когда Реджи понял, что он все правильно делал. Седьмой камень оказался прав. Ведь величайшей тайной седьмого камня было то, что первые шесть способов потерпели неудачу. То есть кореец из тех древних времен принца Во, наемный убийца из Синанджу, не мог быть убит ни мечом, ни ядом, ни каким бы то ни было другим из оставшихся четырех способом. Седьмой камень гласил: “Не использовать тех способов, что уже потерпели поражение”. “Разумеется, это же очевидно. Но если хорошенько подумать, если проникнуть в суть послания седьмого камня, все становилось отнюдь не столь очевидным. Способ седьмого камня состоял в том, чтобы найти действенный способ, возможно, самый таинственный из всех, особенно в свете необыкновенного могущества Римо. И если он обладает таким могуществом, то каковы же способности старого корейца?
“Он сам укажет тебе, как его можно убить. Будь терпелив и позволь ему сделать это”. Таково было другое указание седьмого камня.
Но как это сделать? Реджи не знал, а чтобы выяснить это, он сначала должен был узнать, как делать не стоит.
Реджи вернулся в ванную комнату, и его снова вырвало. Он не ожидал, что дело зайдет так далеко. И надеялся, что хотя бы одна пуля попадет в цель. Но все-таки принял меры предосторожности, хотя и полагал, что они ему не понадобятся.
Реджи пришел в ужас при виде того, с какой жуткой легкостью сливка ускользнула от первого покушения и какими невероятными способностями обладает этот человек. Реджинальд содрогнулся, снова глянув на послание камня. “Позволь ему самому указать тебе способ его убить”.
А что, если ему снова удастся ускользнуть? — думал Реджи. Что, если даже само великое море окажется бессильным?
Раньше Воберн не сомневался: если пуля не достанет Римо, он, Реджи, найдет какой-нибудь другой способ сорвать сливку с ветки; но в ту темную ночь, объявшую его душу, Воберн забеспокоился. Фильм ничего не открыл ему, ни малейшей слабости врага. А если их вообще нельзя убить? Этот дом наемных убийц существовал на протяжении тысячелетий. Что, если они бессмертны?
Реджинальд Воберн Третий спустился на берег, где в давние времена высадился его предок, и словами древней молитвы просил море, которое некогда благополучно доставило сюда принца Во, поглотить эту первую сливу. Ведь если в так случилось, второй плод сорвать было бы уже гораздо легче.
От молитвы у него стало легче на душе, а отец, человек весьма крутого нрава, с которым не так-то просто было поладить, еще и подстегнул его, заставил кровь быстрее заструиться по жилам.
Папа не желал, чтобы убили еще хоть одного Во. И, разумеется, пришел в бешенство, узнав об очередных жертвах.
— Откуда ты говоришь? — спросил Реджи. Папа звонил ему по личному телефону, который невозможно было прослушать.
— Из нашего дома в Палм-Бич, — ответил отец.
— А Дрейк, дворецкий, там?
— Да. Он стоит как раз за моей спиной.
— Папа, ты мог бы сделать мне одно одолжение?
— Только если ты пообещаешь, что больше ни один из нас не будет убит. Вся семья готова взбунтоваться.
— Я обещаю, папа, — сказал Реджи.
— Хорошо, — донесся до него голос отца.
— Передай Дрейку, что булочки готовы.
— Булочки готовы?
— Именно.
— Это какая-то глупость, — сказал отец Реджи.
— Ну, передай же ему, папа. Я не могу болтать весь день. Ты хочешь получить мое обещание или нет?
— Минутку. Дрейк, булочки готовы... Дрейк. Что ты делаешь с этим пистолетом? Дрейк, немедленно положи его на место, или ты уволен.
В телефонной трубке раздался треск выстрела.
— Благодарю тебя, Дрейк, — сказал Реджи. — Теперь все в порядке.
Он радостно засвистел. Реджи всегда чувствовал себя великолепно, когда ему удавалось очередное дело. Он открыл в себе эту чудесную способность заставлять предметы и людей действовать так, как ему надо было. Это оказалось гораздо более тонкое и полезное наслаждение, чем поло. Набираешь очки в подлинной игре между жизнью и смертью. Он любил такую игру и ощущал острую радость от осознания того, что отныне будет весьма занят. Он намерен поверить седьмому камню. Много тысячелетии назад было ведомо то, что только пытался открыть сейчас Реджи.
Уже почти рассвело, когда Реджи понял, что он все правильно делал. Седьмой камень оказался прав. Ведь величайшей тайной седьмого камня было то, что первые шесть способов потерпели неудачу. То есть кореец из тех древних времен принца Во, наемный убийца из Синанджу, не мог быть убит ни мечом, ни ядом, ни каким бы то ни было другим из оставшихся четырех способом. Седьмой камень гласил: “Не использовать тех способов, что уже потерпели поражение”. “Разумеется, это же очевидно. Но если хорошенько подумать, если проникнуть в суть послания седьмого камня, все становилось отнюдь не столь очевидным. Способ седьмого камня состоял в том, чтобы найти действенный способ, возможно, самый таинственный из всех, особенно в свете необыкновенного могущества Римо. И если он обладает таким могуществом, то каковы же способности старого корейца?
“Он сам укажет тебе, как его можно убить. Будь терпелив и позволь ему сделать это”. Таково было другое указание седьмого камня.
Но как это сделать? Реджи не знал, а чтобы выяснить это, он сначала должен был узнать, как делать не стоит.
Реджи вернулся в ванную комнату, и его снова вырвало. Он не ожидал, что дело зайдет так далеко. И надеялся, что хотя бы одна пуля попадет в цель. Но все-таки принял меры предосторожности, хотя и полагал, что они ему не понадобятся.
Реджи пришел в ужас при виде того, с какой жуткой легкостью сливка ускользнула от первого покушения и какими невероятными способностями обладает этот человек. Реджинальд содрогнулся, снова глянув на послание камня. “Позволь ему самому указать тебе способ его убить”.
А что, если ему снова удастся ускользнуть? — думал Реджи. Что, если даже само великое море окажется бессильным?
Раньше Воберн не сомневался: если пуля не достанет Римо, он, Реджи, найдет какой-нибудь другой способ сорвать сливку с ветки; но в ту темную ночь, объявшую его душу, Воберн забеспокоился. Фильм ничего не открыл ему, ни малейшей слабости врага. А если их вообще нельзя убить? Этот дом наемных убийц существовал на протяжении тысячелетий. Что, если они бессмертны?
Реджинальд Воберн Третий спустился на берег, где в давние времена высадился его предок, и словами древней молитвы просил море, которое некогда благополучно доставило сюда принца Во, поглотить эту первую сливу. Ведь если в так случилось, второй плод сорвать было бы уже гораздо легче.
От молитвы у него стало легче на душе, а отец, человек весьма крутого нрава, с которым не так-то просто было поладить, еще и подстегнул его, заставил кровь быстрее заструиться по жилам.
Папа не желал, чтобы убили еще хоть одного Во. И, разумеется, пришел в бешенство, узнав об очередных жертвах.
— Откуда ты говоришь? — спросил Реджи. Папа звонил ему по личному телефону, который невозможно было прослушать.
— Из нашего дома в Палм-Бич, — ответил отец.
— А Дрейк, дворецкий, там?
— Да. Он стоит как раз за моей спиной.
— Папа, ты мог бы сделать мне одно одолжение?
— Только если ты пообещаешь, что больше ни один из нас не будет убит. Вся семья готова взбунтоваться.
— Я обещаю, папа, — сказал Реджи.
— Хорошо, — донесся до него голос отца.
— Передай Дрейку, что булочки готовы.
— Булочки готовы?
— Именно.
— Это какая-то глупость, — сказал отец Реджи.
— Ну, передай же ему, папа. Я не могу болтать весь день. Ты хочешь получить мое обещание или нет?
— Минутку. Дрейк, булочки готовы... Дрейк. Что ты делаешь с этим пистолетом? Дрейк, немедленно положи его на место, или ты уволен.
В телефонной трубке раздался треск выстрела.
— Благодарю тебя, Дрейк, — сказал Реджи. — Теперь все в порядке.
Он радостно засвистел. Реджи всегда чувствовал себя великолепно, когда ему удавалось очередное дело. Он открыл в себе эту чудесную способность заставлять предметы и людей действовать так, как ему надо было. Это оказалось гораздо более тонкое и полезное наслаждение, чем поло. Набираешь очки в подлинной игре между жизнью и смертью. Он любил такую игру и ощущал острую радость от осознания того, что отныне будет весьма занят. Он намерен поверить седьмому камню. Много тысячелетии назад было ведомо то, что только пытался открыть сейчас Реджи.
Глава восьмая
В аэропорту имелось множество телефонов, но у каждого наличествовал звонящий, точно навсегда прикрепленный к трубке — можно было подумать, что телефонные кабинки так и поступили в упаковке вместе с разговаривающими людьми прямо со сборочной линии.
Римо в ожидании болтался около телефонов-автоматов. Одна седая женщина в светлом платье с цветами и с большим бумажным пакетом из магазина, казалось, была решительно настроена позвонить и переброситься словом с каждым, кого она когда-либо встречала в жизни. Пока Римо ждал, она делала звонок за звонком, и каждому собеседнику рассказывала одни и те же глупые истории о том, как ее внуки учатся в колледже. Римо на мгновение показалось, что он встретил подлинную Матушку с рекламного плаката известной телекомпании. Ему на минутку показалось, что весьма полезным делом было бы подставить ее всю как есть под мотор взлетающего реактивного самолета. Он даже направился было к ней с намерением осуществить эту задумку, но потом остановил себя.
Что с ним происходит? Почему он так легко раздражается и дает волю этому раздражению? Ему совершенно не пристало волноваться, дожидаясь, пока освободится телефон. Среди многих других вещей, искусство Синанджу научило его терпению, это было основное правило для начинающих, столь же элементарное, как подавленное дыхание и расположение тела в соответствии с преобладающими воздушными течениями.
Ожидание не должно было бы вызывать его недовольство, но тем не менее раздражало. Точно также, как пальма у входа, бетонная лесенка и рис. Что-то с ним происходило, и ему это не нравилось. Ему не понравилось и то, как притягивала его Ким Кайли. Давным-давно Чиун обучил Римо тридцати семи способам довести женщину до сексуального экстаза. Изучая подробности, Римо утратил желание. Но теперь он хотел Ким Кайли так, как обычный мужчина хочет женщину, и это тоже вызывало у Римо беспокойство. Вообще слишком многое в последние дни вызывало у него беспокойство.
Римо заставил себя спокойно дождаться в очереди, пока Матушка-Телефончик исчерпала наконец всех знакомых, с кем можно было бы поболтать. Она повесила трубку, но осталась стоять на месте, как бы пытаясь припомнить еще хоть одно имя, хоть один телефонный номер. Римо протиснулся мимо женщины и кинул в автомат монету, а потом со сладкой улыбкой обратился к даме: “Благодарю вас, Матушка”, и потихоньку вытеснил ее из будки.
— Чертова бабушка тебе матушка! — ответила дама. — Кто ты такой, чтобы звать меня матушкой?
— Я — тот самый парень, который не стал запихивать вас в самолетный мотор, леди. Так что лучше бы вам прогуляться, — ответил Римо. Хватит любезностей.
С третей попытки ему удалось выйти на Харолда В. Смита.
— Никакой бомбы не было, — сообщил Римо.
— Никакой бомбы, — повторил за ним Смит. Римо почти воочию увидел, как становятся глубже морщины в уголках его тонких губ.
— Зато там была парочка индейцев-пакита, — сказал Римо. — Это они разделались с разведчиками.
— И?
— Я разделался с ними, — сообщил Римо. — В пещере они ждали именно меня, чтобы убить.
Римо подумал, что такие новости должны хотя бы чуть-чуть оживить Смита. Бомбы, грозившей Америке уничтожением, не оказалось, но по крайней мере было хоть что-то существенное.
— Зачем? Кто их нанял?
— Они не знали. Кто-то, не называясь, позвонил им по телефону и прислал по почте деньги. Этот неизвестный обещал им десять кусков за мою шкуру и еще сто за точное описание этого убийства. Но дельце им не удалось. Потом еще трое недоумков поджидали меня у входа в пещеру. Некоторое время они стреляли в меня из винтовок, потом схватились за пистолеты, которые взорвались у них в руках и уничтожили их самих. Мне не представился случай побеседовать с ними, но предполагаю, что на их нанимателя тоже слишком полагаться не стоит.
— Я видел это по телевидению, — сказал Смит.
— И как я выглядел? — поинтересовался Римо. — Тут кое-кто считает, что мне стоит сниматься в кино.
— По-моему, для телекамер вы двигались слишком быстро, — ответил Смит. — И ваше изображение все время получалось как бы смазанным. Знаете, Римо, все это и правда весьма странно.
— Ничего странного нет. Я всегда могу казаться смазанным силуэтом, если захочу, — сказал Римо.
— Я не об этом, — ответил Смит. — Сначала покушение на жизнь президента. Потом тщательно разработанная угроза взрыва, которая на поверку оказывается мистификацией. И оба инцидента задуманы так, чтобы у нас хватило времени отреагировать. — Он немного помолчал. — Римо, как вы думаете, может, все это было сделано исключительно для того, чтобы засветить вас?
— Вполне возможно, — ответил Римо. — Я уже говорил, тут кое-кто считает, будто я должен был стать кинозвездой. Может быть, людям просто нравится смотреть на меня.
— Но тогда почему никто не попытался убить вас во время президентской пресс-конференции, как хотели это сделать в индейской резервации?
Римо немного подумал, потом сказал:
— Вероятно кто-то пытался заснять меня на пленку.
Это делалось и в резервации. Там присутствовали крупные телекомпании, но кроме них была и одна независимая съемочная команда. Они снимали меня и самовзрывающихся убийц. Высокоскоростной камерой, — пояснил он.
Римо рассказал также о встрече с покойными Вильямом и Этель Волшебник, о пропавшей пленке и странном совпадении — один и тот же оператор присутствовал на пресс-конференции и во время демонстрации в Монтане.
— Думаю, вы правы, — согласился Смит. — По-моему, кто-то хочет заснять ваши движения на пленку, чтобы потом вычислить, как вас можно подстрелить.
— Подстрелить меня? Вы опять насмотрелись гангстерских фильмов, — ответил Римо.
— Возьмите отпуск, — посоветовал Смит, — пока я хорошенько поразмыслю над всем этим.
— У меня уже был один отпуск. Четыре дня сплошных развлечений — только море, песок да солнце.
— Так возьмите еще один отпуск. Отправляйтесь обратно на Малую Экзуму. Теперь вы совладелец тамошнего курортного комплекса. Вот и проверьте свою собственность, — посоветовал Смит. — Отправляйтесь осматривать свой кондоминиум.
— Мне не нужен еще один отпуск. Я и после первого еще в себя прихожу.
— Римо, это не совет. Это приказ. Возвращайтесь на Малую Экзуму. Если не хотите отдыхать — не отдыхайте, но побудьте в стороне, пока я попытаюсь определить, кто за вами охотится. Пожалуйста, — закончил Смит и осторожно опустил трубку на рычаг.
На другом конце линии Римо некоторое время еще прислушивался к приятному гудению телефона, потом тоже повесил трубку. Почему Смитти так расстроился? Люди всегда пытались убить Римо. Зачем же поднимать столько шума из-за неповоротливых горе-убийц и пропавшей жестянки с высокоскоростным фильмом?
Вот Смитти и правда нуждался в отпуске. А Римо нет.
Он прошел через весь запруженный людскими толпами аэропорт в коктейль-бар, где его ждала Ким Кайли. Она сидела в дальней кабинке и задумчиво разглядывала бокал с вином, как будто он мог хоть бы в малой мере послужить предзнаменованием грядущих событий.
Увидев подходящего Римо, она подняла глаза и улыбнулась ему так тепло, так маняще, что Римо ощутил, как его охватывает трепет, столь давно им позабытый и потому теперь показавшийся новым.
Когда Римо сел, она сказала:
— Как бы мне хотелось, чтобы мы могли куда-нибудь сбежать вдвоем.
— Как тебе нравится Малая Экзума? — поинтересовался Римо.
— Прелестно, если ты входишь в комплект.
— Ладно. Значит, решено, — сказал Римо. — Малая Экзума.
— Я смогу заняться своим загаром, — заявила Ким Кайли.
— Ты сможешь заняться и моим загаром тоже, — прибавил Римо, а Ким, перегнувшись через столик, ласково погладила его щеку кончиками пальцев.
— Предвкушаю, как буду заниматься твоим загаром. И прочими вещами тоже, — промурлыкала она.
Далее Чиун сообщал, что такой изъян давал Римо определенные преимущества при заключении контрактов во многих странах мира, потому что круглоглазые предпочитают иметь дело с теми, кто походит на них. Чиун гордился собой: ведь ему удалось превратить недостаток в достоинство.
А цвет кожи Римо? Эту задачу Чиун разрешил еще легче. Отныне в хрониках Синанджу Римо будет называться “Римо Светлый”.
Ну вот. Написано. Все сведения присутствуют в тексте для всеобщего обозрения, и его, Чиуна, нельзя винить, если какой-нибудь будущий Мастер Синанджу окажется не способен разглядеть истину внутри истины.
Чиун с удовлетворенным вздохом отложил кисточку с ручкой из бамбука. Он подумал, что когда-нибудь сможет найти по-настоящему удовлетворительный способ рассказать о месте рождения Римо. Он отыщет возможность так описать Ньюарк, штат Нью-Джерси, чтобы это выглядело как часть Синанджу. Но это уже позднее.
Чиун вынужден был отвлечься от своих мечтаний, когда увидел двух человек, приближающихся к нему по залитому солнцем берегу. Римо вернулся, и это хорошо. Но с ним приехала молодая женщина, а вот это уж никак нельзя было назвать хорошим.
Настало время утаивания, и Римо, как молодой Мастер, должен был на некоторый срок удалиться от мира, что, среди прочего, означало уединиться и не общаться с людьми. Время утаивания долго не продлится, в этом Чиун не сомневался. Но им нельзя пренебрегать. Римо просто не понимал всей важности происходящего.
— Папочка, я вернулся.
— Да, ты вернулся.
Чиун скользнул взглядом мимо Римо, остановив его на девушке, которая задержалась на берегу.
— Я привез с собой друга.
— Друга! — фыркнул Чиун. — А кто же тогда я?
— Ладно, я согласен поиграть в твои глупые игры, — ответил Римо. — Кто же ты?
— Она — твой друг, а я? Безусловно, просто жернов у тебя на шее. Неизлечимая болезнь. Старая, сильно потертая одежда, которую без малейших сомнений следует выкинуть на свалку.
Римо вздохнул.
— Ты же знаешь, что ты мой друг, папочка. И тебе также прекрасно известно, что для меня ты гораздо больше, чем просто друг. Но иногда ты становишься-таки здоровенным прыщом у меня на заднице.
Чиун застонал.
— Эти слова разрывают сердце старого человека. — Его тонкий голос задрожал. — Разве мало, что я дал тебе Синанджу? Мои лучшие годы посвятил твоему обучению и благополучию? — Зашуршал шелк кимоно, когда он поднес свою столь хрупкую на вид ладонь ко лбу таким жестом, который безусловно понравился бы Саре Бернар. — Однако ж тебе всего этого недостаточно.
— Я же сказал, что ты мой друг.
— Хорошо, если я тебе друг, зачем тебе понадобился еще один друг?
— Потому, что она друг совсем другого рода. Ведь нет закона, предписывающего мне иметь только одного друга. Ее зовут Ким Кайли, и она вполне могла бы даже понравиться тебе, если в ты только дал ей хоть малейшую возможность.
— Сейчас не время заводить новых друзей. — Тон Чиуна был весьма серьезен, его ореховые глаза смотрели пристально и торжественно. — Тебе необходимо немного отдохнуть. Ты должен изучать хроники, упражняться и больше ничего. Хроники дарят успокоение. Упражнения дают успокоение. Женщины, как известно, не дают успокоения. Они переменчивы и легкомысленны. И эта твоя уже исчезла.
Римо даже не побеспокоился обернуться.
— Она сказала, что прогуляется по пляжу, пока я переговорю с тобой. Она скоро вернется.
— Быть может, море поглотит ее.
— Я бы не стал возлагать на это особых надежд, — ответил Римо.
— Какой прок от друга, если ты не обращаешь внимания на его советы? Отошли ее прочь.
— Она только что приехала.
— Прекрасно, — сказал Чиун, кивая самому себе, точно соглашаясь с собственным мнением. — В таком случае она может уехать до того, как устроится поудобнее. Тогда и ты, и я сможем хорошо отдохнуть.
Тут Римо вновь ощутил его, это поднимающееся в нем беспокойное раздражение. Неистовую жажду ломать вещи просто для того, чтобы убедиться, не окажутся ли куски занимательнее целого.
— Я отправляюсь прогуляться по берегу, — резко сказал Римо. — Для начала я позволил вам со Смитти затянуть меня сюда. Теперь, когда рядом будет для компании Ким, может мне удастся приятно провести время. Только подумай, папочка. Может, мы отыщем новый способ противодействия периоду затаивания. Ты сможешь описать его в своих хрониках, и в следующие пять тысячелетий все Мастера Синанджу возлюбят тебя за это.
— Ступай прочь, — оборвал его Чиун. — Иди. И не стоит сообщать мне, куда ты идешь. Я же останусь сидеть тут. Один. В темноте. Подобно старому дырявому чулку, который уже не стоит штопать.
Римо решил не подчеркивать, что темнота наступит не раньше, чем через четыре часа. Уходя, он только кинул через плечо:
— Я готов на все, лишь бы порадовать тебя. А насколько мне известно, подобные страдания всегда доставляют тебе наслаждение.
Ореховые глаза Чиуна следили за Римо, пока он не скрылся за изгибом берега, покрытого белым песком. Ему так бы хотелось заставить Римо понять, но Римо ведь не вырос в деревне Синанджу. Он никогда не играл там в прятки, никогда не готовил себя к такому моменту в жизни, когда его инстинкты могут оказаться сильнее, чем его разум или даже его сердце. Римо вырос, забавляясь в игру под названием “бейсбол”. Чиун не представлял себе, к каким тяготам взрослой жизни мог готовить “бейсбол”. Даже если вы могли, как утверждал Римо, пробить мяч за четыре прохода. Что бы сие ни означало.
Снова вздохнув, Чиун вновь обратил взор к свитку. Ничего более он не мог сделать для Римо, ничего, лишь наблюдать и ждать, пока не минет время затаивания. Чиун решил, что отдых получался совсем не таким хорошим.
— Я отыскала тут огромную пещеру! — задыхаясь, выкрикнула она.
Через несколько секунд Ким уже обнимала Римо за шею, она слегка провела губами по его рту и потом потащила его вдоль берега за руку, как ребенок тащит игрушку на веревочке.
— Ты должен ее посмотреть, — заявила Ким. — Там на потолке солнце и водяные блики создают до безумия красивый узор. Он так хорош, что даже ради него одного стоило сюда приехать.
— Тебе бы туристов водить, — посоветовал Римо.
— Сейчас ты станешь первым, последним и единственным моим туристом. Причем получишь все особые добавочные услуги без дополнительной оплаты.
— Мне нравится, как это звучит, — сказал Римо, причем совершенно искренне.
— То ли еще будет, — предупредила она с озорной улыбкой, схватила Римо за руку и повела его за скалы вдоль узкой полоски пляжа.
— Вот она.
Ким показала в глубь пустынной бухточки. Входом в пещеру служило неровное отверстие, напоминавшее рот в отвесном склоне скалы. Отверстие, казалось, само манило их, притягивало, точно зияющая голодная пасть какого-то доисторического хищника, который, несмотря на древность, никогда не терял аппетита.
— Я видел вашего друга всего несколько минут назад, — сообщил Реджинальд Воберн Третий, когда Чиун закончил пространную речь о неблагодарности. — Он с очаровательной девушкой направлялся к пещерам на дальнем конце острова.
— Что за манера отдыхать, — вздохнул Чиун. — Разгуливать по пляжу с красивой женщиной. Если бы он только прислушался к моим словам, у нас и правда мог бы получиться хороший отдых.
— Я упомянул об этом только потому, что в этих пещерах может быть весьма небезопасно. Во время отлива вид там действительно очень красивый, но когда вода возвращается, скалы могут превратиться в смертельную западню. Плыть против наступающего прилива почти невозможно. В этом сезоне там уже погибло двое туристов. Бледные раздутые тела их обнаружили только на следующий день. Рыбы выели им глаза. — Улыбка Реджи становилась все шире по мере перечисления подробностей. — Местному туризму был бы нанесен непоправимый урон, если в не удалось вывести тела на Мартинику. Та пара совершала туристскую поездку по островам, и их следующая остановка должна была быть на Мартинике. Но погибли они все-таки здесь.
— Старая корейская пословица гласит, — заметил Чиун, — когда смерть говорит, все ее слушают.
— Но я беспокоюсь о вашем друге, — сказал Реджи.
— Почему? — нахмурился Чиун.
— Прилив может застигнуть их в одной из этих пещер, — пояснил Реджи, явно входя во вкус своего повествования. — Они ничего не поймут, пока не окажется слишком поздно. Они будут бороться с подступающей стеной воды, беспомощно и безнадежно пытаясь преодолеть приливную волну. Сдерживая дыхание, пока лица их не побледнеют и легкие не разорвутся от напряжения. Еще некоторое время их распростертые на волнах тела будут биться о скалы. Потом за них примутся рыбы. Кусочек откусят здесь, кусочек там. Кажется, они всегда сначала подбираются к глазам. А уж потом, если в воде окажется много крови, появятся акулы. У них такие огромные челюсти, что они откусывают человеку ляжку с той же легкостью, с какой мы перекусываем черенок сельдерея. Тогда начнется действительно яркое зрелище. Вода окрасится в темно-пурпурный цвет крови и вспенится бурунами. Вот уж воистину, безумное пиршество. — Реджи вздохнул. В уголках его губ появились маленькие капельки слюны. Сердце громко билось, как у бегуна-марафонца, приближающегося к финишной линии. Он ощутил такой жар в паху, с которым не могло бы соперничать даже сексуальное возбуждение. — Я вижу эту картину очень ясно. И такое запросто могло бы произойти с вашими друзьями.
— Эта женщина мне вовсе не друг, — отрезал Чиун.
— А как насчет мужчины?
Чиун задумался.
— Полагаю, что человек мог бы погибнуть таким образом. Если был бы и в самом деле глуп.
— А как насчет вашего друга? — снова спросил Реджи.
— У Римо тоже бывают не лучшие моменты, — сказал Чиун. — Но даже он не так глуп.
Римо в ожидании болтался около телефонов-автоматов. Одна седая женщина в светлом платье с цветами и с большим бумажным пакетом из магазина, казалось, была решительно настроена позвонить и переброситься словом с каждым, кого она когда-либо встречала в жизни. Пока Римо ждал, она делала звонок за звонком, и каждому собеседнику рассказывала одни и те же глупые истории о том, как ее внуки учатся в колледже. Римо на мгновение показалось, что он встретил подлинную Матушку с рекламного плаката известной телекомпании. Ему на минутку показалось, что весьма полезным делом было бы подставить ее всю как есть под мотор взлетающего реактивного самолета. Он даже направился было к ней с намерением осуществить эту задумку, но потом остановил себя.
Что с ним происходит? Почему он так легко раздражается и дает волю этому раздражению? Ему совершенно не пристало волноваться, дожидаясь, пока освободится телефон. Среди многих других вещей, искусство Синанджу научило его терпению, это было основное правило для начинающих, столь же элементарное, как подавленное дыхание и расположение тела в соответствии с преобладающими воздушными течениями.
Ожидание не должно было бы вызывать его недовольство, но тем не менее раздражало. Точно также, как пальма у входа, бетонная лесенка и рис. Что-то с ним происходило, и ему это не нравилось. Ему не понравилось и то, как притягивала его Ким Кайли. Давным-давно Чиун обучил Римо тридцати семи способам довести женщину до сексуального экстаза. Изучая подробности, Римо утратил желание. Но теперь он хотел Ким Кайли так, как обычный мужчина хочет женщину, и это тоже вызывало у Римо беспокойство. Вообще слишком многое в последние дни вызывало у него беспокойство.
Римо заставил себя спокойно дождаться в очереди, пока Матушка-Телефончик исчерпала наконец всех знакомых, с кем можно было бы поболтать. Она повесила трубку, но осталась стоять на месте, как бы пытаясь припомнить еще хоть одно имя, хоть один телефонный номер. Римо протиснулся мимо женщины и кинул в автомат монету, а потом со сладкой улыбкой обратился к даме: “Благодарю вас, Матушка”, и потихоньку вытеснил ее из будки.
— Чертова бабушка тебе матушка! — ответила дама. — Кто ты такой, чтобы звать меня матушкой?
— Я — тот самый парень, который не стал запихивать вас в самолетный мотор, леди. Так что лучше бы вам прогуляться, — ответил Римо. Хватит любезностей.
С третей попытки ему удалось выйти на Харолда В. Смита.
— Никакой бомбы не было, — сообщил Римо.
— Никакой бомбы, — повторил за ним Смит. Римо почти воочию увидел, как становятся глубже морщины в уголках его тонких губ.
— Зато там была парочка индейцев-пакита, — сказал Римо. — Это они разделались с разведчиками.
— И?
— Я разделался с ними, — сообщил Римо. — В пещере они ждали именно меня, чтобы убить.
Римо подумал, что такие новости должны хотя бы чуть-чуть оживить Смита. Бомбы, грозившей Америке уничтожением, не оказалось, но по крайней мере было хоть что-то существенное.
— Зачем? Кто их нанял?
— Они не знали. Кто-то, не называясь, позвонил им по телефону и прислал по почте деньги. Этот неизвестный обещал им десять кусков за мою шкуру и еще сто за точное описание этого убийства. Но дельце им не удалось. Потом еще трое недоумков поджидали меня у входа в пещеру. Некоторое время они стреляли в меня из винтовок, потом схватились за пистолеты, которые взорвались у них в руках и уничтожили их самих. Мне не представился случай побеседовать с ними, но предполагаю, что на их нанимателя тоже слишком полагаться не стоит.
— Я видел это по телевидению, — сказал Смит.
— И как я выглядел? — поинтересовался Римо. — Тут кое-кто считает, что мне стоит сниматься в кино.
— По-моему, для телекамер вы двигались слишком быстро, — ответил Смит. — И ваше изображение все время получалось как бы смазанным. Знаете, Римо, все это и правда весьма странно.
— Ничего странного нет. Я всегда могу казаться смазанным силуэтом, если захочу, — сказал Римо.
— Я не об этом, — ответил Смит. — Сначала покушение на жизнь президента. Потом тщательно разработанная угроза взрыва, которая на поверку оказывается мистификацией. И оба инцидента задуманы так, чтобы у нас хватило времени отреагировать. — Он немного помолчал. — Римо, как вы думаете, может, все это было сделано исключительно для того, чтобы засветить вас?
— Вполне возможно, — ответил Римо. — Я уже говорил, тут кое-кто считает, будто я должен был стать кинозвездой. Может быть, людям просто нравится смотреть на меня.
— Но тогда почему никто не попытался убить вас во время президентской пресс-конференции, как хотели это сделать в индейской резервации?
Римо немного подумал, потом сказал:
— Вероятно кто-то пытался заснять меня на пленку.
Это делалось и в резервации. Там присутствовали крупные телекомпании, но кроме них была и одна независимая съемочная команда. Они снимали меня и самовзрывающихся убийц. Высокоскоростной камерой, — пояснил он.
Римо рассказал также о встрече с покойными Вильямом и Этель Волшебник, о пропавшей пленке и странном совпадении — один и тот же оператор присутствовал на пресс-конференции и во время демонстрации в Монтане.
— Думаю, вы правы, — согласился Смит. — По-моему, кто-то хочет заснять ваши движения на пленку, чтобы потом вычислить, как вас можно подстрелить.
— Подстрелить меня? Вы опять насмотрелись гангстерских фильмов, — ответил Римо.
— Возьмите отпуск, — посоветовал Смит, — пока я хорошенько поразмыслю над всем этим.
— У меня уже был один отпуск. Четыре дня сплошных развлечений — только море, песок да солнце.
— Так возьмите еще один отпуск. Отправляйтесь обратно на Малую Экзуму. Теперь вы совладелец тамошнего курортного комплекса. Вот и проверьте свою собственность, — посоветовал Смит. — Отправляйтесь осматривать свой кондоминиум.
— Мне не нужен еще один отпуск. Я и после первого еще в себя прихожу.
— Римо, это не совет. Это приказ. Возвращайтесь на Малую Экзуму. Если не хотите отдыхать — не отдыхайте, но побудьте в стороне, пока я попытаюсь определить, кто за вами охотится. Пожалуйста, — закончил Смит и осторожно опустил трубку на рычаг.
На другом конце линии Римо некоторое время еще прислушивался к приятному гудению телефона, потом тоже повесил трубку. Почему Смитти так расстроился? Люди всегда пытались убить Римо. Зачем же поднимать столько шума из-за неповоротливых горе-убийц и пропавшей жестянки с высокоскоростным фильмом?
Вот Смитти и правда нуждался в отпуске. А Римо нет.
Он прошел через весь запруженный людскими толпами аэропорт в коктейль-бар, где его ждала Ким Кайли. Она сидела в дальней кабинке и задумчиво разглядывала бокал с вином, как будто он мог хоть бы в малой мере послужить предзнаменованием грядущих событий.
Увидев подходящего Римо, она подняла глаза и улыбнулась ему так тепло, так маняще, что Римо ощутил, как его охватывает трепет, столь давно им позабытый и потому теперь показавшийся новым.
Когда Римо сел, она сказала:
— Как бы мне хотелось, чтобы мы могли куда-нибудь сбежать вдвоем.
— Как тебе нравится Малая Экзума? — поинтересовался Римо.
— Прелестно, если ты входишь в комплект.
— Ладно. Значит, решено, — сказал Римо. — Малая Экзума.
— Я смогу заняться своим загаром, — заявила Ким Кайли.
— Ты сможешь заняться и моим загаром тоже, — прибавил Римо, а Ким, перегнувшись через столик, ласково погладила его щеку кончиками пальцев.
— Предвкушаю, как буду заниматься твоим загаром. И прочими вещами тоже, — промурлыкала она.
* * *
Пропитанная тушью кисть скользила по пергаменту, рисуя очертания иероглифов уверенными и плавными мазками, напоминавшими движения крыльев морских птиц. Чиун, улыбаясь, разглядывал страницу. Наконец он осуществил это, наконец ему удалось включить в бесконечную историю Синанджу все, что было необходимо поведать о Римо и его происхождении. Форма глаз и цвет кожи задали ему нелегкую задачу, но и ее удалось разрешить с помощью нескольких мастерских ходов. Он написал, что Римо присуща была некоторая округлость глаз, которую находят весьма привлекательной многие люди в мире, страдающие сходным изъяном.Далее Чиун сообщал, что такой изъян давал Римо определенные преимущества при заключении контрактов во многих странах мира, потому что круглоглазые предпочитают иметь дело с теми, кто походит на них. Чиун гордился собой: ведь ему удалось превратить недостаток в достоинство.
А цвет кожи Римо? Эту задачу Чиун разрешил еще легче. Отныне в хрониках Синанджу Римо будет называться “Римо Светлый”.
Ну вот. Написано. Все сведения присутствуют в тексте для всеобщего обозрения, и его, Чиуна, нельзя винить, если какой-нибудь будущий Мастер Синанджу окажется не способен разглядеть истину внутри истины.
Чиун с удовлетворенным вздохом отложил кисточку с ручкой из бамбука. Он подумал, что когда-нибудь сможет найти по-настоящему удовлетворительный способ рассказать о месте рождения Римо. Он отыщет возможность так описать Ньюарк, штат Нью-Джерси, чтобы это выглядело как часть Синанджу. Но это уже позднее.
Чиун вынужден был отвлечься от своих мечтаний, когда увидел двух человек, приближающихся к нему по залитому солнцем берегу. Римо вернулся, и это хорошо. Но с ним приехала молодая женщина, а вот это уж никак нельзя было назвать хорошим.
Настало время утаивания, и Римо, как молодой Мастер, должен был на некоторый срок удалиться от мира, что, среди прочего, означало уединиться и не общаться с людьми. Время утаивания долго не продлится, в этом Чиун не сомневался. Но им нельзя пренебрегать. Римо просто не понимал всей важности происходящего.
— Папочка, я вернулся.
— Да, ты вернулся.
Чиун скользнул взглядом мимо Римо, остановив его на девушке, которая задержалась на берегу.
— Я привез с собой друга.
— Друга! — фыркнул Чиун. — А кто же тогда я?
— Ладно, я согласен поиграть в твои глупые игры, — ответил Римо. — Кто же ты?
— Она — твой друг, а я? Безусловно, просто жернов у тебя на шее. Неизлечимая болезнь. Старая, сильно потертая одежда, которую без малейших сомнений следует выкинуть на свалку.
Римо вздохнул.
— Ты же знаешь, что ты мой друг, папочка. И тебе также прекрасно известно, что для меня ты гораздо больше, чем просто друг. Но иногда ты становишься-таки здоровенным прыщом у меня на заднице.
Чиун застонал.
— Эти слова разрывают сердце старого человека. — Его тонкий голос задрожал. — Разве мало, что я дал тебе Синанджу? Мои лучшие годы посвятил твоему обучению и благополучию? — Зашуршал шелк кимоно, когда он поднес свою столь хрупкую на вид ладонь ко лбу таким жестом, который безусловно понравился бы Саре Бернар. — Однако ж тебе всего этого недостаточно.
— Я же сказал, что ты мой друг.
— Хорошо, если я тебе друг, зачем тебе понадобился еще один друг?
— Потому, что она друг совсем другого рода. Ведь нет закона, предписывающего мне иметь только одного друга. Ее зовут Ким Кайли, и она вполне могла бы даже понравиться тебе, если в ты только дал ей хоть малейшую возможность.
— Сейчас не время заводить новых друзей. — Тон Чиуна был весьма серьезен, его ореховые глаза смотрели пристально и торжественно. — Тебе необходимо немного отдохнуть. Ты должен изучать хроники, упражняться и больше ничего. Хроники дарят успокоение. Упражнения дают успокоение. Женщины, как известно, не дают успокоения. Они переменчивы и легкомысленны. И эта твоя уже исчезла.
Римо даже не побеспокоился обернуться.
— Она сказала, что прогуляется по пляжу, пока я переговорю с тобой. Она скоро вернется.
— Быть может, море поглотит ее.
— Я бы не стал возлагать на это особых надежд, — ответил Римо.
— Какой прок от друга, если ты не обращаешь внимания на его советы? Отошли ее прочь.
— Она только что приехала.
— Прекрасно, — сказал Чиун, кивая самому себе, точно соглашаясь с собственным мнением. — В таком случае она может уехать до того, как устроится поудобнее. Тогда и ты, и я сможем хорошо отдохнуть.
Тут Римо вновь ощутил его, это поднимающееся в нем беспокойное раздражение. Неистовую жажду ломать вещи просто для того, чтобы убедиться, не окажутся ли куски занимательнее целого.
— Я отправляюсь прогуляться по берегу, — резко сказал Римо. — Для начала я позволил вам со Смитти затянуть меня сюда. Теперь, когда рядом будет для компании Ким, может мне удастся приятно провести время. Только подумай, папочка. Может, мы отыщем новый способ противодействия периоду затаивания. Ты сможешь описать его в своих хрониках, и в следующие пять тысячелетий все Мастера Синанджу возлюбят тебя за это.
— Ступай прочь, — оборвал его Чиун. — Иди. И не стоит сообщать мне, куда ты идешь. Я же останусь сидеть тут. Один. В темноте. Подобно старому дырявому чулку, который уже не стоит штопать.
Римо решил не подчеркивать, что темнота наступит не раньше, чем через четыре часа. Уходя, он только кинул через плечо:
— Я готов на все, лишь бы порадовать тебя. А насколько мне известно, подобные страдания всегда доставляют тебе наслаждение.
Ореховые глаза Чиуна следили за Римо, пока он не скрылся за изгибом берега, покрытого белым песком. Ему так бы хотелось заставить Римо понять, но Римо ведь не вырос в деревне Синанджу. Он никогда не играл там в прятки, никогда не готовил себя к такому моменту в жизни, когда его инстинкты могут оказаться сильнее, чем его разум или даже его сердце. Римо вырос, забавляясь в игру под названием “бейсбол”. Чиун не представлял себе, к каким тяготам взрослой жизни мог готовить “бейсбол”. Даже если вы могли, как утверждал Римо, пробить мяч за четыре прохода. Что бы сие ни означало.
Снова вздохнув, Чиун вновь обратил взор к свитку. Ничего более он не мог сделать для Римо, ничего, лишь наблюдать и ждать, пока не минет время затаивания. Чиун решил, что отдых получался совсем не таким хорошим.
* * *
Римо наблюдал, как приближается к нему Ким, она радостно мчалась по мелководью, распущенные темные волосы развевались на ветру, длинные красивые ноги вспенивали прибрежные волны. Закатанные до колен брюки и хлопающая на бегу рубаха, выбившаяся из-под пояса, придавали ей сходство с этакой невинной девчонкой-сорванцом. Она выглядела точь-в-точь как та Ким Кайли, которую Римо знал по фильмам.— Я отыскала тут огромную пещеру! — задыхаясь, выкрикнула она.
Через несколько секунд Ким уже обнимала Римо за шею, она слегка провела губами по его рту и потом потащила его вдоль берега за руку, как ребенок тащит игрушку на веревочке.
— Ты должен ее посмотреть, — заявила Ким. — Там на потолке солнце и водяные блики создают до безумия красивый узор. Он так хорош, что даже ради него одного стоило сюда приехать.
— Тебе бы туристов водить, — посоветовал Римо.
— Сейчас ты станешь первым, последним и единственным моим туристом. Причем получишь все особые добавочные услуги без дополнительной оплаты.
— Мне нравится, как это звучит, — сказал Римо, причем совершенно искренне.
— То ли еще будет, — предупредила она с озорной улыбкой, схватила Римо за руку и повела его за скалы вдоль узкой полоски пляжа.
— Вот она.
Ким показала в глубь пустынной бухточки. Входом в пещеру служило неровное отверстие, напоминавшее рот в отвесном склоне скалы. Отверстие, казалось, само манило их, притягивало, точно зияющая голодная пасть какого-то доисторического хищника, который, несмотря на древность, никогда не терял аппетита.
* * *
Чиун обнаружил, что весьма утешительно беседовать с человеком, который не только слушал его, но, похоже, впитывал каждое его слово. Вот наконец нашелся белый человек, уважающий лета и мудрость. Другими словами, совершенно не похожий на Римо.— Я видел вашего друга всего несколько минут назад, — сообщил Реджинальд Воберн Третий, когда Чиун закончил пространную речь о неблагодарности. — Он с очаровательной девушкой направлялся к пещерам на дальнем конце острова.
— Что за манера отдыхать, — вздохнул Чиун. — Разгуливать по пляжу с красивой женщиной. Если бы он только прислушался к моим словам, у нас и правда мог бы получиться хороший отдых.
— Я упомянул об этом только потому, что в этих пещерах может быть весьма небезопасно. Во время отлива вид там действительно очень красивый, но когда вода возвращается, скалы могут превратиться в смертельную западню. Плыть против наступающего прилива почти невозможно. В этом сезоне там уже погибло двое туристов. Бледные раздутые тела их обнаружили только на следующий день. Рыбы выели им глаза. — Улыбка Реджи становилась все шире по мере перечисления подробностей. — Местному туризму был бы нанесен непоправимый урон, если в не удалось вывести тела на Мартинику. Та пара совершала туристскую поездку по островам, и их следующая остановка должна была быть на Мартинике. Но погибли они все-таки здесь.
— Старая корейская пословица гласит, — заметил Чиун, — когда смерть говорит, все ее слушают.
— Но я беспокоюсь о вашем друге, — сказал Реджи.
— Почему? — нахмурился Чиун.
— Прилив может застигнуть их в одной из этих пещер, — пояснил Реджи, явно входя во вкус своего повествования. — Они ничего не поймут, пока не окажется слишком поздно. Они будут бороться с подступающей стеной воды, беспомощно и безнадежно пытаясь преодолеть приливную волну. Сдерживая дыхание, пока лица их не побледнеют и легкие не разорвутся от напряжения. Еще некоторое время их распростертые на волнах тела будут биться о скалы. Потом за них примутся рыбы. Кусочек откусят здесь, кусочек там. Кажется, они всегда сначала подбираются к глазам. А уж потом, если в воде окажется много крови, появятся акулы. У них такие огромные челюсти, что они откусывают человеку ляжку с той же легкостью, с какой мы перекусываем черенок сельдерея. Тогда начнется действительно яркое зрелище. Вода окрасится в темно-пурпурный цвет крови и вспенится бурунами. Вот уж воистину, безумное пиршество. — Реджи вздохнул. В уголках его губ появились маленькие капельки слюны. Сердце громко билось, как у бегуна-марафонца, приближающегося к финишной линии. Он ощутил такой жар в паху, с которым не могло бы соперничать даже сексуальное возбуждение. — Я вижу эту картину очень ясно. И такое запросто могло бы произойти с вашими друзьями.
— Эта женщина мне вовсе не друг, — отрезал Чиун.
— А как насчет мужчины?
Чиун задумался.
— Полагаю, что человек мог бы погибнуть таким образом. Если был бы и в самом деле глуп.
— А как насчет вашего друга? — снова спросил Реджи.
— У Римо тоже бывают не лучшие моменты, — сказал Чиун. — Но даже он не так глуп.
Глава девятая
— Разве я не самая красивая женщина в твоей жизни? — тихим шепотом спросила Ким.
Она прикорнула рядом с Римо, устроившись на сгибе его локтя — они оба лежали обнаженные на теплом крупном песке и любовались фантастическим световым спектаклем, который устроило для них на сводах пещеры заходящее солнце, чьи многоцветные радужные лучи отражались от чистой голубой поверхности моря. В пещере было прохладно и сухо, а шум волн, разбивающихся о дальние скалы, был лучше любого звукового сопровождения, которое когда-либо выдумывал Голливуд.
После продолжительного ответного молчания Ким нахмурилась и ткнула Римо под ребро.
— Я-то думала, что вопрос будет для тебя легким. Только не говори, что ты раздумываешь над ответом.
Римо взъерошил ее темные блестящие волосы.
— Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал, — ответил он.
Ким улыбнулась.
— Мне все так говорят.
— Кто это все?
По временам Римо задавался таким вопросом. Сколько именно мужских тел обозначает это “все”?
— Ну, сам знаешь. Все. Друзья, поклонники, агенты, продюсеры и режиссеры, — она добросовестно перечисляла их всех, одного за другим, загибая свои длинные изящные пальцы. — И конечно же тысячи моих верных и преданных зрителей. Я получаю от них по пятьсот писем в неделю с объяснениями в любви.
— И ты им отвечаешь? — с любопытством спросил Римо.
Он никогда не получал почты. Даже пока он еще числился среди живых, ему никто не писал, а теперь, когда предполагалось, что он умер, его почта не изменилась. Однажды Чиун арендовал почтовый ящик в Секокусе, штат Нью-Джерси, но поступавшая туда почта вся была адресована Чиуну, и он даже не собирался показывать ее Римо. Ким засмеялась.
— Отвечать на письма? Ты с ума сошел? Да у кого есть время на такую ерунду? Я не собираюсь корпеть над писанием только для того, чтобы доставить радость какой-то деревенщине. Много лет назад, когда я только начинала, я и в самом деле ответила на несколько писем поклонников, и знаешь, чем это кончилось?
Она прикорнула рядом с Римо, устроившись на сгибе его локтя — они оба лежали обнаженные на теплом крупном песке и любовались фантастическим световым спектаклем, который устроило для них на сводах пещеры заходящее солнце, чьи многоцветные радужные лучи отражались от чистой голубой поверхности моря. В пещере было прохладно и сухо, а шум волн, разбивающихся о дальние скалы, был лучше любого звукового сопровождения, которое когда-либо выдумывал Голливуд.
После продолжительного ответного молчания Ким нахмурилась и ткнула Римо под ребро.
— Я-то думала, что вопрос будет для тебя легким. Только не говори, что ты раздумываешь над ответом.
Римо взъерошил ее темные блестящие волосы.
— Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо встречал, — ответил он.
Ким улыбнулась.
— Мне все так говорят.
— Кто это все?
По временам Римо задавался таким вопросом. Сколько именно мужских тел обозначает это “все”?
— Ну, сам знаешь. Все. Друзья, поклонники, агенты, продюсеры и режиссеры, — она добросовестно перечисляла их всех, одного за другим, загибая свои длинные изящные пальцы. — И конечно же тысячи моих верных и преданных зрителей. Я получаю от них по пятьсот писем в неделю с объяснениями в любви.
— И ты им отвечаешь? — с любопытством спросил Римо.
Он никогда не получал почты. Даже пока он еще числился среди живых, ему никто не писал, а теперь, когда предполагалось, что он умер, его почта не изменилась. Однажды Чиун арендовал почтовый ящик в Секокусе, штат Нью-Джерси, но поступавшая туда почта вся была адресована Чиуну, и он даже не собирался показывать ее Римо. Ким засмеялась.
— Отвечать на письма? Ты с ума сошел? Да у кого есть время на такую ерунду? Я не собираюсь корпеть над писанием только для того, чтобы доставить радость какой-то деревенщине. Много лет назад, когда я только начинала, я и в самом деле ответила на несколько писем поклонников, и знаешь, чем это кончилось?