В классической легенде (и в фэнтези) Мордред единственный потомок Артура — связь с Гвиневерой детей не принесла. В валлийских же легендах у Артура насчитывается четверо сыновей, носящих имена Ллахеу, Амр, Кидван и Архфедд. Все ли они были детьми законными, не знаем, но ко всем применен патроним «ап Артур».
У Мэлори сцена смерти Мордреда под Камланном воистину жуткая. Артур в бою с сыном пронзает его копьем, да так, что из спины Мордреда торчит добрая сажень древка. «Но, почувствовав смертельную рану, — пишет Мэлори,
— из последних сил рванулся сэр Мордред вперед, так что по самое кольцо рукояти вошло в его тело копье короля Артура», а потом, держа «меч обеими руками, ударил он отца своего, короля Артура, сбоку по голове, и рассек меч преграду шлема и черепную кость».
ВЛАДЫЧИЦА ОЗЕРА
ЛАНСЕЛОТ ОЗЕРНЫЙ
РОДОСЛОВНАЯ ЛАНСЕЛОТА ОЗЕРНОГО
ЭЛЕЙНА… ЭЛЕЙНА… ЭЛЕЙНА…
ГАЛАХАД
ПЕРСИВАЛЬ
РОДОСЛОВНАЯ ГАЛАХАДА
РОДОСЛОВНАЯ ПЕРСИВАЛЯ
умирает после того,
ГАВЕЙН
У Мэлори сцена смерти Мордреда под Камланном воистину жуткая. Артур в бою с сыном пронзает его копьем, да так, что из спины Мордреда торчит добрая сажень древка. «Но, почувствовав смертельную рану, — пишет Мэлори,
— из последних сил рванулся сэр Мордред вперед, так что по самое кольцо рукояти вошло в его тело копье короля Артура», а потом, держа «меч обеими руками, ударил он отца своего, короля Артура, сбоку по голове, и рассек меч преграду шлема и черепную кость».
ВЛАДЫЧИЦА ОЗЕРА
Ее иногда называли Вивианой (Vivian, Vivienne, Vivien, Nimue, Nimiane либо Niniane). Все эти имена представляют собой не что иное, как траверстацию имени Рианнон, красавицы жены Пуйла, владыки Аннона — валлийской Волшебной страны, — впоследствии жены Манавиддана, сына Ллира.
В легенде Владычица Озера играет две важные роли. Во-первых, именно она вручает Артуру волшебный меч Экскалибур, символ власти. Интересно, что ни одна из последующих версий мифа (даже «Вульгата»!) не пыталась корректировать это событие, не пробовала исключить из текста чародейку-язычницу и так повернуть дело, чтобы Артуру вручили меч ангелы Господни либо кто-нибудь из святых. А событие это напрямую ведет к кельтской мифологии — к богине Арианрод, которая таким же макаром вооружила своего сына Ллеу.
Во-вторых, Владычица Озера (по «Вульгате») была воспитательницей Ланселота, которого похитила еще младенцем. Именно от Владычицы Озера Ланселот получает имя — крещен он был, как мы помним, Галахадом. И снова перед нами отсылка к валлийской Арианрод, которая не только вооружила, но и дала Ллеу имя «Ллау Гифес».
Бытует теория, что роль женщины в кельтском обществе была колоссальной. Во многих мифах (Кухулин) герой проходит обучение у женщины-чародейки либо воительницы. Во многих легендах привилегией матери, опекунши либо жрицы является именно присвоение мальчику «взрослого» имени и вручение ему оружия. Вероятно, это связано с вышеописанным и крепко укоренившимся среди кельтов культом Тройственной Великой Матери. С прадавних кельтских обрядов идет описанная в «Туманах Авалона» инициация Артура — символический любовный акт, ритуал оплодотворения и урожая, когда владыка берет на себя обязанности любовника, опекуна и супруга Земли, персонифицированной как женщина. Великая Богиня, символом которой становится девственница-жрица. Таким же образом викканка Дайана Паксон («The White Raven») описывает первую брачную ночь короля Марка и Изольды, которую изображает преданная служанка Брангвен (Branghien), доказывая тем самым, что свадьбы кельтских вождей свершались путем подобной мистерии «Ритуал с кобылой и купанием в бульоне в литературе фэнтези не встречается. Нет об этом ни слова и в некоторых „серьезных“ исследованиях, касающихся кельтов. Видимо, либо такое относят к разряду сказок, либо полагают, что подобное практиковалось лишь в глубоко первобытной культуре кельтов. Как кошмарный друидский ритуал сжигания людей живьем в ивовых клетках-чучелах был впоследствии заменен сжиганием жертвенных животных либо их чучел, так и малосимпатичную содомию с кобылой заменили более естественным, более приятным и решительно более безопасным актом с монахиней. — Примеч. авт.».
Томас Мэлори «наказал» Владычицу Озера за «язычество и чары», введя в легенду современную символику победы Нового над Старым. Владычица Озера явилась в Камелот, чтобы в ходе какой-то не совсем понятной вендетты потребовать голову доброго рыцаря Балина в качестве платы за подаренный королю меч Экскалибур. Артур возражал, и тогда праведный христианский рыцарь Балин «мечом в тот же миг отсек ей голову на глазах у короля Артура». И хоть богобоязненный рыцарь Балин поступил в соответствии с буквой Письма «Библия обрекает на смерть исключительно женщин-„ворожей“. Она не позволяет жить чародейкам, а о чародеях-мужчинах ни словечка. По указанной Священным Писанием тропе впоследствии следуют различные папские энциклики и пресловутый „Malleus Maleficaram“, определяющие женщину как — цитирую: „сосуд вся“ ческого зла уже в зачатии истории». Конечно, это не что иное, как запоздалая месть мужчин и их «мужского бога» все еще грозной Великой Богине, извечный мужской страх перед естественно доминирующим в природе женским началом. Страх, который в соединении с приглушенным вожделением велит в каждой женщине искать vagina denata. — Примеч. авт.», тем не менее все присутствующие сочли такой поступок позорным. Балина осудили на изгнание, а о дальнейшей его судьбе я кратенько расскажу в главе «БАЛИН И БАЛАН».
Владычиц Озера, как можно понять из текста «Смерть Артура» Мэлори, было несколько. Ту, что дала меч Артуру и потом погибла от руки Балина, звали Лиле. Однако до конца легенды появляется и помогает Артуру и его рыцарям какая-то другая Владычица Озера. Порой получается, что эта Владычица — Нимуэ, та самая, которая соблазнила Мерлина. Однако в финале «Смерти Артура» (и на аналогично названном, инспирированном текстом Мэлори полотне Джема Арчера) Артура на Авалон сопровождают четыре королевы — Моргана, Королева Северного Уэльса (неужто друидка с острова Англси?), Королева Опустошенных Земель (тетка Персиваля) и.., именно Нимуэ. Итак, четыре. Но если так, то должна быть и пятая! Ибо кому же принадлежала рука, которую видит Бедивер, рука, схватившая брошенный в воды Экскалибур? Четыре королевы оказались с Артуром на барке, пятая — под водой с Экскалибуром. Другого объяснения (кроме волшебства, конечно) я не вижу. Отсюда следует, что, возможно, права Брэдли, сделав из Владычицы Озера (как и Мерлина) титул, либо друидскую функцию. «Вышедшие на пенсию друидки» отбывают вместе с Артуром на Авалон, оставив в Озере восприемницу.
У приходского священника Лайамона в романе «Брут» умирающий Артур, отправляясь на Авалон, говорит Константину, сыну Кадора, что, мол, плывет к «королеве Арганте». Это имя Джозеф Кэмпбелл считает искаженной «Морган-той», то есть Морганой.
Владычицы Озера, а также Моргана и Арганта (уже ставшие Моргантой и Ургандой) перекочевали в итальянские рыцарские эпосы XV века — во «Влюбленный Роланд» Боярдо, «Неистовый Ролан» Ариосто. Появляется Моргана и у Торквато Тассо. А наблюдаемые в Мессинском ущелье миражи называли «Фата Моргана» (дословно: чародейка Моргана) и их приписывали именно волшебствам, которыми занимались «Morgana, la Donna del Lago». Дальний же путь проделала кельтская валькирия Морриган…
В «Туманах Авалона» все жрицы Великой Богини — Вивиен, Ниниан и Моргана — являются Владычицами Озера, точнее, затянутого туманом острова на озере в окрестностях Гластонбери, где расположен центр культа Великой Матери. Молоденькая же Нимуэ, сгубив Мерлина-Кевина, кончает жизнь самоубийством.
У Толкина я вижу двух кельтских Владычиц Озер — Арвен — Вечернюю Звезду, которая снабжает Арагорна его штандартом (символом законного владельца Элессара), и, разумеется, Галадриэль, Владычицу Леса, которая вместе с Фродо уплывает за море из Серой Гавани.
Я уже упоминал, что в «Королевских идиллиях» Теннисона и в «Вульгате» Владычица Озера носит имя Вивиен (Вивиана). Это имя «Вульгата» выводит из халдейского. Оно должно означать «И не подумаю». Такие слова долго использовала Вивиен в ответ на домогания Мерлина, до той самой минуты, пока маг не подчинился ей целиком и полностью. Быть может, теперь читателям будет легче понять, каким манером нижеподписавшийся скромный автор фэнтези придумал чародейку Йеннифэр, любимую женщину ведьмака Геральта. Женщину, которая и не подумает поддаться, если у нее нет на то охоты.
В легенде Владычица Озера играет две важные роли. Во-первых, именно она вручает Артуру волшебный меч Экскалибур, символ власти. Интересно, что ни одна из последующих версий мифа (даже «Вульгата»!) не пыталась корректировать это событие, не пробовала исключить из текста чародейку-язычницу и так повернуть дело, чтобы Артуру вручили меч ангелы Господни либо кто-нибудь из святых. А событие это напрямую ведет к кельтской мифологии — к богине Арианрод, которая таким же макаром вооружила своего сына Ллеу.
Во-вторых, Владычица Озера (по «Вульгате») была воспитательницей Ланселота, которого похитила еще младенцем. Именно от Владычицы Озера Ланселот получает имя — крещен он был, как мы помним, Галахадом. И снова перед нами отсылка к валлийской Арианрод, которая не только вооружила, но и дала Ллеу имя «Ллау Гифес».
Бытует теория, что роль женщины в кельтском обществе была колоссальной. Во многих мифах (Кухулин) герой проходит обучение у женщины-чародейки либо воительницы. Во многих легендах привилегией матери, опекунши либо жрицы является именно присвоение мальчику «взрослого» имени и вручение ему оружия. Вероятно, это связано с вышеописанным и крепко укоренившимся среди кельтов культом Тройственной Великой Матери. С прадавних кельтских обрядов идет описанная в «Туманах Авалона» инициация Артура — символический любовный акт, ритуал оплодотворения и урожая, когда владыка берет на себя обязанности любовника, опекуна и супруга Земли, персонифицированной как женщина. Великая Богиня, символом которой становится девственница-жрица. Таким же образом викканка Дайана Паксон («The White Raven») описывает первую брачную ночь короля Марка и Изольды, которую изображает преданная служанка Брангвен (Branghien), доказывая тем самым, что свадьбы кельтских вождей свершались путем подобной мистерии «Ритуал с кобылой и купанием в бульоне в литературе фэнтези не встречается. Нет об этом ни слова и в некоторых „серьезных“ исследованиях, касающихся кельтов. Видимо, либо такое относят к разряду сказок, либо полагают, что подобное практиковалось лишь в глубоко первобытной культуре кельтов. Как кошмарный друидский ритуал сжигания людей живьем в ивовых клетках-чучелах был впоследствии заменен сжиганием жертвенных животных либо их чучел, так и малосимпатичную содомию с кобылой заменили более естественным, более приятным и решительно более безопасным актом с монахиней. — Примеч. авт.».
Томас Мэлори «наказал» Владычицу Озера за «язычество и чары», введя в легенду современную символику победы Нового над Старым. Владычица Озера явилась в Камелот, чтобы в ходе какой-то не совсем понятной вендетты потребовать голову доброго рыцаря Балина в качестве платы за подаренный королю меч Экскалибур. Артур возражал, и тогда праведный христианский рыцарь Балин «мечом в тот же миг отсек ей голову на глазах у короля Артура». И хоть богобоязненный рыцарь Балин поступил в соответствии с буквой Письма «Библия обрекает на смерть исключительно женщин-„ворожей“. Она не позволяет жить чародейкам, а о чародеях-мужчинах ни словечка. По указанной Священным Писанием тропе впоследствии следуют различные папские энциклики и пресловутый „Malleus Maleficaram“, определяющие женщину как — цитирую: „сосуд вся“ ческого зла уже в зачатии истории». Конечно, это не что иное, как запоздалая месть мужчин и их «мужского бога» все еще грозной Великой Богине, извечный мужской страх перед естественно доминирующим в природе женским началом. Страх, который в соединении с приглушенным вожделением велит в каждой женщине искать vagina denata. — Примеч. авт.», тем не менее все присутствующие сочли такой поступок позорным. Балина осудили на изгнание, а о дальнейшей его судьбе я кратенько расскажу в главе «БАЛИН И БАЛАН».
Владычиц Озера, как можно понять из текста «Смерть Артура» Мэлори, было несколько. Ту, что дала меч Артуру и потом погибла от руки Балина, звали Лиле. Однако до конца легенды появляется и помогает Артуру и его рыцарям какая-то другая Владычица Озера. Порой получается, что эта Владычица — Нимуэ, та самая, которая соблазнила Мерлина. Однако в финале «Смерти Артура» (и на аналогично названном, инспирированном текстом Мэлори полотне Джема Арчера) Артура на Авалон сопровождают четыре королевы — Моргана, Королева Северного Уэльса (неужто друидка с острова Англси?), Королева Опустошенных Земель (тетка Персиваля) и.., именно Нимуэ. Итак, четыре. Но если так, то должна быть и пятая! Ибо кому же принадлежала рука, которую видит Бедивер, рука, схватившая брошенный в воды Экскалибур? Четыре королевы оказались с Артуром на барке, пятая — под водой с Экскалибуром. Другого объяснения (кроме волшебства, конечно) я не вижу. Отсюда следует, что, возможно, права Брэдли, сделав из Владычицы Озера (как и Мерлина) титул, либо друидскую функцию. «Вышедшие на пенсию друидки» отбывают вместе с Артуром на Авалон, оставив в Озере восприемницу.
У приходского священника Лайамона в романе «Брут» умирающий Артур, отправляясь на Авалон, говорит Константину, сыну Кадора, что, мол, плывет к «королеве Арганте». Это имя Джозеф Кэмпбелл считает искаженной «Морган-той», то есть Морганой.
Владычицы Озера, а также Моргана и Арганта (уже ставшие Моргантой и Ургандой) перекочевали в итальянские рыцарские эпосы XV века — во «Влюбленный Роланд» Боярдо, «Неистовый Ролан» Ариосто. Появляется Моргана и у Торквато Тассо. А наблюдаемые в Мессинском ущелье миражи называли «Фата Моргана» (дословно: чародейка Моргана) и их приписывали именно волшебствам, которыми занимались «Morgana, la Donna del Lago». Дальний же путь проделала кельтская валькирия Морриган…
В «Туманах Авалона» все жрицы Великой Богини — Вивиен, Ниниан и Моргана — являются Владычицами Озера, точнее, затянутого туманом острова на озере в окрестностях Гластонбери, где расположен центр культа Великой Матери. Молоденькая же Нимуэ, сгубив Мерлина-Кевина, кончает жизнь самоубийством.
У Толкина я вижу двух кельтских Владычиц Озер — Арвен — Вечернюю Звезду, которая снабжает Арагорна его штандартом (символом законного владельца Элессара), и, разумеется, Галадриэль, Владычицу Леса, которая вместе с Фродо уплывает за море из Серой Гавани.
Я уже упоминал, что в «Королевских идиллиях» Теннисона и в «Вульгате» Владычица Озера носит имя Вивиен (Вивиана). Это имя «Вульгата» выводит из халдейского. Оно должно означать «И не подумаю». Такие слова долго использовала Вивиен в ответ на домогания Мерлина, до той самой минуты, пока маг не подчинился ей целиком и полностью. Быть может, теперь читателям будет легче понять, каким манером нижеподписавшийся скромный автор фэнтези придумал чародейку Йеннифэр, любимую женщину ведьмака Геральта. Женщину, которая и не подумает поддаться, если у нее нет на то охоты.
ЛАНСЕЛОТ ОЗЕРНЫЙ
No! leggevato un giomo per dilefto Di Lancilotto, come amor to Arinse…
Данте
«В досужий час читали мы однажды О Ланселоте сладостный рассказ…» Данте Алигьери, «Божественная комедия».
«Ад», Песня пятая.
Итак, Ланселот, которого именуют также Layncelot'ом, Lanzelet'ом и Lancelet'oм. Этого французского «довеска» к мифу «выводит на сцену» Кретьен де Труа, а все последующие авторы (Арман Даниель, Готье Man, цистерцианцы, Ульрих фон Затцикхофен, Мэлори) признают «гражданство» рыцаря, неизменно снабжая его французской прибавкой «du Lac» — «Озерный». Однако это «Lac» вернее всего никакое не «озеро», а принятый и перекореженный Кретьеном кельтский мифологический мотив: Ланселот, «солнце и цвет рыцарства», представляет собой выведенную напрямую от солярного бога Луга Ламфади либо Ллеу Ллау Гифеса фигуру, олицетворяющую собой солнце, лето, взрыв и расцвет витальных сил.
В канонической версии мифа Ланселот — сын галльского короля Бана Бенвикского. Что же до его генеалогии «по кудели», то есть по женской линии, то тут выстраиваются две легендарные версии. По первой рыцарь оказался плодом королевского «левого романчика» — его матерью была чародейка Вивиен, Владычица Озера. По другой (чаще упоминаемой, например, в «Вульгате») матерью Ланселота была Элейна, законная супруга короля Бана. Владычица же Озера похитила Ланселота еще в сосунковом возрасте, чтобы выпестовать в Озере, в Волшебной стране (ворожеек, волшебниц и т.п.)
Данте
«В досужий час читали мы однажды О Ланселоте сладостный рассказ…» Данте Алигьери, «Божественная комедия».
«Ад», Песня пятая.
Итак, Ланселот, которого именуют также Layncelot'ом, Lanzelet'ом и Lancelet'oм. Этого французского «довеска» к мифу «выводит на сцену» Кретьен де Труа, а все последующие авторы (Арман Даниель, Готье Man, цистерцианцы, Ульрих фон Затцикхофен, Мэлори) признают «гражданство» рыцаря, неизменно снабжая его французской прибавкой «du Lac» — «Озерный». Однако это «Lac» вернее всего никакое не «озеро», а принятый и перекореженный Кретьеном кельтский мифологический мотив: Ланселот, «солнце и цвет рыцарства», представляет собой выведенную напрямую от солярного бога Луга Ламфади либо Ллеу Ллау Гифеса фигуру, олицетворяющую собой солнце, лето, взрыв и расцвет витальных сил.
В канонической версии мифа Ланселот — сын галльского короля Бана Бенвикского. Что же до его генеалогии «по кудели», то есть по женской линии, то тут выстраиваются две легендарные версии. По первой рыцарь оказался плодом королевского «левого романчика» — его матерью была чародейка Вивиен, Владычица Озера. По другой (чаще упоминаемой, например, в «Вульгате») матерью Ланселота была Элейна, законная супруга короля Бана. Владычица же Озера похитила Ланселота еще в сосунковом возрасте, чтобы выпестовать в Озере, в Волшебной стране (ворожеек, волшебниц и т.п.)
РОДОСЛОВНАЯ ЛАНСЕЛОТА ОЗЕРНОГО
В обеих версиях малыш попадает в озеро под своим настоящим именем «Галахад», а уходит уже как Ланселот «du Lac» (символика, символика!), чтобы вместе с единственным братом Эктором де Мари и родственниками Борсом, Лионелем, Бламором и Блеоберисом присоединиться к компании рыцарей Круглого Стола и в кратчайшем времени прослыть лучшим из лучших и известнейшим из известнейших среди них, ближайшим другом Артура. Трагическая по своим последствиям любовь Ланселота и Гвиневеры, окончившаяся двойным предательством — друга и сюзерена, — это красная нить классической версии мифа. Такая любовь — красивая и долго служившая образцом для пар любовников (Паоло Мадатеста и Франческа де Римини Данте)
— по сути своей губительна и деструктивна. Ибо в легенде все было так: покончив с поисками Грааля, Ланселот нарушил данный ранее обет целомудрия и возобновил ночные визиты в опочивальню Гвиневеры. Описанная выше подлая задумка Морганы принесла плоды — греховная любовь рыцаря и королевы была уже секретом полишинеля. А так как Артур вроде бы не замечал неверности жены и вассала, а может, делал вид, будто не замечает, то по наущению Мордреда и Агравейна, братьев Гавейна, двенадцать рыцарей устраивают ловушку Ланселоту, намереваясь прихватить его in flagranti «на месте преступления (фр.).» в ложе Гвиневеры и тем самым принудить короля действовать, поставив перед неопровержимыми доказательствами и fait accompli «"при деле» (свершившемся) (фр.).».
Застигнутый интригами врасплох Ланселот хватается за меч — и в результате — штабеля трупов. Среди них Агравейн. Ланселот сбегает, а у Артура фактически не остается выхода — неверную королеву осуждают на аутодафе. Ланселот возвращается и выручает ее, но во время начавшейся беспорядочной сечи гибнет много рыцарей Круглого Стола, в том числе Гахерис и Гарет и другие два брата Гавейна.
«Начинается война, в которой основным „ястребом“ оказывается жаждущий мести Гавейн.
Королевские войска с Артуром и Гавейном во главе осаждают Ланселота и его приверженцев в замке, именуемом «Стражница Радости» (Joyous Gard). He в состоянии вынести мысль о неизбежности пролить кровь братьев, благородный Ланселот отказывается от Гвиневеры и возвращает ее королю. Но Гавейн неумолим, борьба не прекращается. Прерывает ее только бунт Мордреда. И тогда Ланселот поспешает на помощь Артуру, но приходит слишком поздно. Артур и Мордред мертвы, Гвиневера — в монастыре. Ланселот «уходит в отшельники», тяжко болеет и вскоре отдает Богу душу.
Самое прекрасное и психологически наполненное описание личности Ланселота мы находим у Т.Х. Уайта. Меня дрожь пробирает при одной только мысли, что к нему можно добавить хотя бы слово — поэтому советую прочитать самим. Если найдете эту книгу. Много места уделяет Ланселоту и Марион Зиммер Брэдли.
Совершенно иную версию дальнейших (после битвы под Камланном) судеб Ланселота, Гвиневеры и Элейны мы обнаруживаем у Парка Годвина. Тем, кто не читал, сообщаю: трагедия не окончилась. Трагедия только еще начинается.
— по сути своей губительна и деструктивна. Ибо в легенде все было так: покончив с поисками Грааля, Ланселот нарушил данный ранее обет целомудрия и возобновил ночные визиты в опочивальню Гвиневеры. Описанная выше подлая задумка Морганы принесла плоды — греховная любовь рыцаря и королевы была уже секретом полишинеля. А так как Артур вроде бы не замечал неверности жены и вассала, а может, делал вид, будто не замечает, то по наущению Мордреда и Агравейна, братьев Гавейна, двенадцать рыцарей устраивают ловушку Ланселоту, намереваясь прихватить его in flagranti «на месте преступления (фр.).» в ложе Гвиневеры и тем самым принудить короля действовать, поставив перед неопровержимыми доказательствами и fait accompli «"при деле» (свершившемся) (фр.).».
Застигнутый интригами врасплох Ланселот хватается за меч — и в результате — штабеля трупов. Среди них Агравейн. Ланселот сбегает, а у Артура фактически не остается выхода — неверную королеву осуждают на аутодафе. Ланселот возвращается и выручает ее, но во время начавшейся беспорядочной сечи гибнет много рыцарей Круглого Стола, в том числе Гахерис и Гарет и другие два брата Гавейна.
«Начинается война, в которой основным „ястребом“ оказывается жаждущий мести Гавейн.
Королевские войска с Артуром и Гавейном во главе осаждают Ланселота и его приверженцев в замке, именуемом «Стражница Радости» (Joyous Gard). He в состоянии вынести мысль о неизбежности пролить кровь братьев, благородный Ланселот отказывается от Гвиневеры и возвращает ее королю. Но Гавейн неумолим, борьба не прекращается. Прерывает ее только бунт Мордреда. И тогда Ланселот поспешает на помощь Артуру, но приходит слишком поздно. Артур и Мордред мертвы, Гвиневера — в монастыре. Ланселот «уходит в отшельники», тяжко болеет и вскоре отдает Богу душу.
Самое прекрасное и психологически наполненное описание личности Ланселота мы находим у Т.Х. Уайта. Меня дрожь пробирает при одной только мысли, что к нему можно добавить хотя бы слово — поэтому советую прочитать самим. Если найдете эту книгу. Много места уделяет Ланселоту и Марион Зиммер Брэдли.
Совершенно иную версию дальнейших (после битвы под Камланном) судеб Ланселота, Гвиневеры и Элейны мы обнаруживаем у Парка Годвина. Тем, кто не читал, сообщаю: трагедия не окончилась. Трагедия только еще начинается.
ЭЛЕЙНА… ЭЛЕЙНА… ЭЛЕЙНА…
В классической версии легенды (Мэлори) имеется несколько особ с таким именем, и это вроде бы подтверждает тот факт, что у всех у них был единый мифологический прообраз. Элейной (Еленой) зовут мать Ланселота, жену короля Бана Бенвикского. Имя Элейна носит также целомудренная дочь короля Пеллинора, сестра Персиваля, которая сопровождает (до самой кончины) добытчиков Грааля. Еще одна Элейна оказывается женой короля Нентреса (Уриенса?). Некоторые валлийские легенды дают имя Элейна также.., жене Мерлина (Myrddin'a).
Однако важнее всех две другие Элейны — прыткая доченька короля Пелеса и Элейна, именуемая «непорочной лилией из Астолата» (Альфред Теннисон называет ее «дамой из Шалотта», а «Вульгата» — «Девушкой из Эскалота»).
Красотка из Астолата, дочка герцога Бернарда, — фигура печальная и трагическая. Потому как она вусмерть — но без взаимности — влюбилась в Ланселота Озерного и от этой любви «ни спать, ни есть, ни пить не могла», а посему, как легко догадаться, «умряла», как говорят (кажется) болгары. Тело же свое, выряженное в черное, повелела отвезти на барке, покрытой черной парчой, аж в Камелот. Когда Ланселот это увидел, ему стало дурно.
Элейна из Астолата — сразу видно — «фабулярно удачная» фигура, хоть она встречается и в «Вульгате», я считаю ее несомненным творением французских труверов из грона певцов amour courtois. Ланселот, праведный рыцарь, не может ответить любовью на любовь Элейны, поскольку любит Гвиневеру. Отзвук этой фигуры звучит и у Толкина. Благородный Арагорн не может ответить на любовь Эовейн, королевны Роханской, и справедливо считает это одним из самых болезненных ударов, какие только можно нанести его мужскому сердцу. Эовейн тоже ищет смерти (но больше по-кельтски: в бою). Однако добросердечный Толкин не допускает того, — чтобы ее постигла участь Лилии из Астолата. Нижеподписавшийся, создавая образ поэтессы по прозвищу Глазок (новелла «Немного жертвенности»), не собирался быть столь же добрым: у Глазка, как и у Элейны, шансов выжить не было.
Вторая «весомая» Элейна, дочь короля Пелеса, тоже безнадежно любила Ланселота (везло же парню на это имя!). Однако принцесса в отличие от Лилии из Астолата не собиралась сохнуть «непродуктивно», а проявила инициативу и активность. Когда рыцарь гостил в замке ее папеньки, она юркнула к нему в постель и, воспользовавшись темнотой и знакомыми Ланселоту ароматами, подделалась под Гвиневеру. Когда рассвело и хитрость вышла на явь, Ланселот пришел в такую ярость, что тут же схватился за меч
— жизнь Элейны висела на волоске. Но ведь Ланселот был рыцарем праведным, благородным и человеком чести. Дело было «consummatum» «сделано, окончено (лат.).», и следовало отвечать за последствия. Этим-то последствием и оказался Галахад.
Однако важнее всех две другие Элейны — прыткая доченька короля Пелеса и Элейна, именуемая «непорочной лилией из Астолата» (Альфред Теннисон называет ее «дамой из Шалотта», а «Вульгата» — «Девушкой из Эскалота»).
Красотка из Астолата, дочка герцога Бернарда, — фигура печальная и трагическая. Потому как она вусмерть — но без взаимности — влюбилась в Ланселота Озерного и от этой любви «ни спать, ни есть, ни пить не могла», а посему, как легко догадаться, «умряла», как говорят (кажется) болгары. Тело же свое, выряженное в черное, повелела отвезти на барке, покрытой черной парчой, аж в Камелот. Когда Ланселот это увидел, ему стало дурно.
Элейна из Астолата — сразу видно — «фабулярно удачная» фигура, хоть она встречается и в «Вульгате», я считаю ее несомненным творением французских труверов из грона певцов amour courtois. Ланселот, праведный рыцарь, не может ответить любовью на любовь Элейны, поскольку любит Гвиневеру. Отзвук этой фигуры звучит и у Толкина. Благородный Арагорн не может ответить на любовь Эовейн, королевны Роханской, и справедливо считает это одним из самых болезненных ударов, какие только можно нанести его мужскому сердцу. Эовейн тоже ищет смерти (но больше по-кельтски: в бою). Однако добросердечный Толкин не допускает того, — чтобы ее постигла участь Лилии из Астолата. Нижеподписавшийся, создавая образ поэтессы по прозвищу Глазок (новелла «Немного жертвенности»), не собирался быть столь же добрым: у Глазка, как и у Элейны, шансов выжить не было.
Вторая «весомая» Элейна, дочь короля Пелеса, тоже безнадежно любила Ланселота (везло же парню на это имя!). Однако принцесса в отличие от Лилии из Астолата не собиралась сохнуть «непродуктивно», а проявила инициативу и активность. Когда рыцарь гостил в замке ее папеньки, она юркнула к нему в постель и, воспользовавшись темнотой и знакомыми Ланселоту ароматами, подделалась под Гвиневеру. Когда рассвело и хитрость вышла на явь, Ланселот пришел в такую ярость, что тут же схватился за меч
— жизнь Элейны висела на волоске. Но ведь Ланселот был рыцарем праведным, благородным и человеком чести. Дело было «consummatum» «сделано, окончено (лат.).», и следовало отвечать за последствия. Этим-то последствием и оказался Галахад.
ГАЛАХАД
Как мы знаем, Галахада «породили» клирики, создавшие «Вульгату». Они же отработали надлежащую легенду, в соответствии с которой Элейна, дочь короля Пелеса и внучка Короля-Рыбака Палама, знала, что в результате ее связи с Ланселотом родится сын, который добудет Грааль. Элейна пожертвовала своей девственностью (прикрыла глаза и думала об Англии?), ибо знала, что родит «дитя Предназначения», кое затмит не только знаменитого папашу, но и Артура, и всех прочих рыцарей Круглого Стола. И таки да, родила, воспользовавшись только что описанной методой. А отпустил ей грех, надо думать, архиепископ Кентерберийский (больше вроде бы некому?).
Галахад вырос мужественным рыцарем и прибыл в Камелот. А за Круглым Столом, как мы знаем, был стул, который никто не решался занять, — Гибельное Сиденье. Сесть здесь — как предсказал мудрый Мерлин — мог только предназначенный для великих деяний Избранник… Ну вот, Галахад пришел и сел. После чего появился меч, увязший в плавающем по воде камне, а на камне было написано, что «кто сей меч вытащит…» и так далее. И Галахад вытащил. А потом отыскал Грааль. И преставился.
Мэлори позаимствовал Галахада из «Вульгаты» без изменений — что собой Галахад представляет, видит каждый. Ни в одной другой версии мифа Галахада нет. Но в валлийских преданиях имеется фигура, именуемая «Гвалахавед» (Gwalchaved) или «Гвалафад» (Gwalhafad) — Сокол Лета. Гвалхавед — брат Гвалхмеи, Сокола Мая, то есть Гавейна. С Граалем (как бы его ни называли) у него нет ничего общего.
Одна связанная с Галахадом проблема настоятельно требует объяснений, ибо у добытчика Грааля есть на совести пятно, которое совершенно необходимо смыть. Дело в том, что в своем чрезвычайно интересном «Словаре мифов и традиций культуры» Владислав Копалиньский утверждает, будто Галахад присутствует в «Божественной комедии» Данте под именем Галеотто. Галеотто (то есть Галахад) якобы споспешествовал первому любовному рандеву Ланселота и Гвиневеры. Уже упоминавшиеся Франческа и Паоло, Даитовы любовники, впервые целуются (и не только) под влиянием чтения именно этого фрагмента легенды. Как говорит поэт:
«Книга была для них Гелеотом» — совместно прочтенный фрагмент открыл Франческе и Паоло глаза на их любовь, вдохновил на поцелуи и объятия.
Одни мы были, был беспечен каждый, Над книгой взоры встретились их сразу ..и книга стала нашим Гелеотом…
Данте. «Божественная комедия».
Ад. Песнь пятая.
По этой причине «Галеотто» вошел в итальянский язык как синоним сводника, посредника, нехорошего человека. Владислав Копалиньский сокрушается над тем, что Галахад, рыцарь добродетельный и справедливый, благодаря Данте дождался столь паршивого и ложного названия.
Не переводя дыхания, спешу защитить Галахада и его доброе имя! Пан Копалиньский ошибается! Все совсем даже и не так. Как гласит «Вулыата», до свидания и Первого (кстати, изумительно описанного!) поцелуя Ланселота и Гвиневеры дело довел вовсе не Галахад, а Галехот (Galehaut, Galahaut), именуемый Владыкой Дальних Островов. Галехот, будучи вначале врагом короля Артура и его рыцарей, позже сердечно подружился с Ланселотом. Видя, как Ланселот и Гвиневера сохнут от любви, а пойти друг к другу не осмеливаются, он взял на себя роль посредника и облегчил им встречу. Более того, чтобы не позволить никому сплетничать относительно встречи tete a tete с мужчиной, который не был мужем королевы, Галехот присутствовал при их рандеву, благодаря чему первый поцелуй влюбленных — в строгом соответствии с правилами amour courtois — имел все признаки невинности.
И именно Галехот, а вовсе не Галахад и назван у Данте Гелеотом. Праведный и чистейший Галахад, добытчик Грааля, никому — повторяю — никаких свиданок не облегчал!
Галахад вырос мужественным рыцарем и прибыл в Камелот. А за Круглым Столом, как мы знаем, был стул, который никто не решался занять, — Гибельное Сиденье. Сесть здесь — как предсказал мудрый Мерлин — мог только предназначенный для великих деяний Избранник… Ну вот, Галахад пришел и сел. После чего появился меч, увязший в плавающем по воде камне, а на камне было написано, что «кто сей меч вытащит…» и так далее. И Галахад вытащил. А потом отыскал Грааль. И преставился.
Мэлори позаимствовал Галахада из «Вульгаты» без изменений — что собой Галахад представляет, видит каждый. Ни в одной другой версии мифа Галахада нет. Но в валлийских преданиях имеется фигура, именуемая «Гвалахавед» (Gwalchaved) или «Гвалафад» (Gwalhafad) — Сокол Лета. Гвалхавед — брат Гвалхмеи, Сокола Мая, то есть Гавейна. С Граалем (как бы его ни называли) у него нет ничего общего.
Одна связанная с Галахадом проблема настоятельно требует объяснений, ибо у добытчика Грааля есть на совести пятно, которое совершенно необходимо смыть. Дело в том, что в своем чрезвычайно интересном «Словаре мифов и традиций культуры» Владислав Копалиньский утверждает, будто Галахад присутствует в «Божественной комедии» Данте под именем Галеотто. Галеотто (то есть Галахад) якобы споспешествовал первому любовному рандеву Ланселота и Гвиневеры. Уже упоминавшиеся Франческа и Паоло, Даитовы любовники, впервые целуются (и не только) под влиянием чтения именно этого фрагмента легенды. Как говорит поэт:
«Книга была для них Гелеотом» — совместно прочтенный фрагмент открыл Франческе и Паоло глаза на их любовь, вдохновил на поцелуи и объятия.
Одни мы были, был беспечен каждый, Над книгой взоры встретились их сразу ..и книга стала нашим Гелеотом…
Данте. «Божественная комедия».
Ад. Песнь пятая.
По этой причине «Галеотто» вошел в итальянский язык как синоним сводника, посредника, нехорошего человека. Владислав Копалиньский сокрушается над тем, что Галахад, рыцарь добродетельный и справедливый, благодаря Данте дождался столь паршивого и ложного названия.
Не переводя дыхания, спешу защитить Галахада и его доброе имя! Пан Копалиньский ошибается! Все совсем даже и не так. Как гласит «Вулыата», до свидания и Первого (кстати, изумительно описанного!) поцелуя Ланселота и Гвиневеры дело довел вовсе не Галахад, а Галехот (Galehaut, Galahaut), именуемый Владыкой Дальних Островов. Галехот, будучи вначале врагом короля Артура и его рыцарей, позже сердечно подружился с Ланселотом. Видя, как Ланселот и Гвиневера сохнут от любви, а пойти друг к другу не осмеливаются, он взял на себя роль посредника и облегчил им встречу. Более того, чтобы не позволить никому сплетничать относительно встречи tete a tete с мужчиной, который не был мужем королевы, Галехот присутствовал при их рандеву, благодаря чему первый поцелуй влюбленных — в строгом соответствии с правилами amour courtois — имел все признаки невинности.
И именно Галехот, а вовсе не Галахад и назван у Данте Гелеотом. Праведный и чистейший Галахад, добытчик Грааля, никому — повторяю — никаких свиданок не облегчал!
ПЕРСИВАЛЬ
…Sir Percival…
Whom Arthur and his Knighthood called the Pure «Сэр Персиваль, которого Артур и его рыцари называли непревзойденным.» Теннисон
Придуманный Кретьеном де Труа, подхваченный «Вульгатой» и Вольфрамом фон Эшенбахом Перцифаль (Parsifal, Parzival) наконец попадает в «Смерть Артура» уже как сэр Персиваль Уэльский.
Был он сыном короля Пеллинора, убитого в ходе вендетты с «братьями с Оркад», и братом Ламорака, расставшегося с жизнью подобным же образом. Мать, желая уберечь Персиваля от судьбы отца, воспитала его в изоляции и неведении относительно существования рыцарства. Естественно, изоляция не помогла. Персиваль рыцарем стал и получил широкую известность.
У Кретьена де Труа Персиваль — первый рыцарь, видящий Грааль. Однако, будучи простачком, он не решается задавать вопросы относительно увиденной мистерии и упускает свой шанс. На некоторое время. Поскольку в более поздних версиях мифа (не всех) именно он находит Грааль. В других версиях он тоже выполняет эту роль, но уже как спутник Галахада.
Whom Arthur and his Knighthood called the Pure «Сэр Персиваль, которого Артур и его рыцари называли непревзойденным.» Теннисон
Придуманный Кретьеном де Труа, подхваченный «Вульгатой» и Вольфрамом фон Эшенбахом Перцифаль (Parsifal, Parzival) наконец попадает в «Смерть Артура» уже как сэр Персиваль Уэльский.
Был он сыном короля Пеллинора, убитого в ходе вендетты с «братьями с Оркад», и братом Ламорака, расставшегося с жизнью подобным же образом. Мать, желая уберечь Персиваля от судьбы отца, воспитала его в изоляции и неведении относительно существования рыцарства. Естественно, изоляция не помогла. Персиваль рыцарем стал и получил широкую известность.
У Кретьена де Труа Персиваль — первый рыцарь, видящий Грааль. Однако, будучи простачком, он не решается задавать вопросы относительно увиденной мистерии и упускает свой шанс. На некоторое время. Поскольку в более поздних версиях мифа (не всех) именно он находит Грааль. В других версиях он тоже выполняет эту роль, но уже как спутник Галахада.
РОДОСЛОВНАЯ ГАЛАХАДА
Иосиф Аримафейский | Многочисленные потомки | Король Пелам </emphasis> Богатый Рыбак | Король Пелес </emphasis> неизвестная по имени королева | Элейна </emphasis> Ланселот Озерный | Галахад, добытчик Грааля
РОДОСЛОВНАЯ ПЕРСИВАЛЯ
Жена пастуха Ариеса ></emphasis> Королева с Островов | / | \ | / / | \ \ | / / | \ \ | / / | \ \ Тор Агловаль Дорнард Ламорак Персиваль Элейна (убит во время боя за (убит во время (убит (добытчик (сопровождавшая спасение Гвиневеры) боя за спасение Гвиневеры) Мордредом) Грааля) добытчиков Грааля,
умирает после того,
как Грааль находят
В «Мабиногион» и валлийских песнях Персиваль присутствует как Передур, сын Эфравка. Посвященная ему ветвь «Мабиногион», повествующая о дурачке, возжелавшем стать рыцарем, в Уэльсе практически идентична истории, поведанной Кретьеном, и, ей-богу, неизвестно, кто у кого позаимствовал. Однако имя «Передур» настолько легко выводится из «Придери», что было бы наивно думать, будто не мифический сын Пуйла послужил прототипом для поэтов и бардов. Во всяком случае — валлийских. У Кретьена «Персеваль» (Percer a val, то есть «пробиваться, идти напролом, прямо к цели» «А.Д. Михайлов в статье „Артуровские легенды и их эволюция“ („Смерть Артура“. М., „Наука“, 1974) дает такое объяснение: „тот, кто проникает — реrсе — в тайну долины — val“, где находится Чудесный Замок. Поясняя, что это пример ложной средневековой этимологии. — Примеч. пер.») явно имеет свое собственное, вполне четкое значение.
Немецкие поэты, развивая тему Грааля (и следуя по стопам Галахада из «Вульгаты»), «доделали» Перцевалю «сына», то есть alter ego популярного Лоэнгрина, Рыцаря Лебедя. Изобретатель сего персонажа не оставил потомкам своего имени, поэтому Лоэнгрин на веки веков будет ассоциироваться с оперой Рихарда Вагнера.
Немцы добавили Перцевалю не только сына, но и.., деда. Вольфрам фон Эшенбах оставил после себя фрагменты произведения «Der altere Titurel». Альбрехт же фон Шарфенберг написал «Der jungere Titurel». Этот Титурель как раз и есть дед Перцеваля — один из прежних стражей Грааля.
Еще два курьеза: у Вольфрама фон Эшенбаха Парсифаль постоянно именуется «Сыном Вдовы», что позже послужило поводом к поискам связи между легендой о Граале и вольными каменщиками (масонами). Во-вторых, Парсифаль и Лоэнгрин (а стало быть, и Иосиф Аримафейскии, с которым, по Вольфраму, оба состоят в родстве) считаются по прямой линии предками Годфрида Бульонского, вождя первого Крестового похода.
Как архетип честного, благородного простачка с чистым сердцем и намерениями, стремящегося стать «чем-то большим», а в результате привносящего в это «что-то» свою собственную простоту и огромный гуманизм этой простоты, Перцеваль-Персиваль-Передур скачет по мировой литературе как донской казак по степи.
В «Мабиногион» и валлийских песнях Персиваль присутствует как Передур, сын Эфравка. Посвященная ему ветвь «Мабиногион», повествующая о дурачке, возжелавшем стать рыцарем, в Уэльсе практически идентична истории, поведанной Кретьеном, и, ей-богу, неизвестно, кто у кого позаимствовал. Однако имя «Передур» настолько легко выводится из «Придери», что было бы наивно думать, будто не мифический сын Пуйла послужил прототипом для поэтов и бардов. Во всяком случае — валлийских. У Кретьена «Персеваль» (Percer a val, то есть «пробиваться, идти напролом, прямо к цели» «А.Д. Михайлов в статье „Артуровские легенды и их эволюция“ („Смерть Артура“. М., „Наука“, 1974) дает такое объяснение: „тот, кто проникает — реrсе — в тайну долины — val“, где находится Чудесный Замок. Поясняя, что это пример ложной средневековой этимологии. — Примеч. пер.») явно имеет свое собственное, вполне четкое значение.
Немецкие поэты, развивая тему Грааля (и следуя по стопам Галахада из «Вульгаты»), «доделали» Перцевалю «сына», то есть alter ego популярного Лоэнгрина, Рыцаря Лебедя. Изобретатель сего персонажа не оставил потомкам своего имени, поэтому Лоэнгрин на веки веков будет ассоциироваться с оперой Рихарда Вагнера.
Немцы добавили Перцевалю не только сына, но и.., деда. Вольфрам фон Эшенбах оставил после себя фрагменты произведения «Der altere Titurel». Альбрехт же фон Шарфенберг написал «Der jungere Titurel». Этот Титурель как раз и есть дед Перцеваля — один из прежних стражей Грааля.
Еще два курьеза: у Вольфрама фон Эшенбаха Парсифаль постоянно именуется «Сыном Вдовы», что позже послужило поводом к поискам связи между легендой о Граале и вольными каменщиками (масонами). Во-вторых, Парсифаль и Лоэнгрин (а стало быть, и Иосиф Аримафейскии, с которым, по Вольфраму, оба состоят в родстве) считаются по прямой линии предками Годфрида Бульонского, вождя первого Крестового похода.
Как архетип честного, благородного простачка с чистым сердцем и намерениями, стремящегося стать «чем-то большим», а в результате привносящего в это «что-то» свою собственную простоту и огромный гуманизм этой простоты, Перцеваль-Персиваль-Передур скачет по мировой литературе как донской казак по степи.
ГАВЕЙН
Это один из первых названных по имени спутников Артура — Вальвен у Уильяма Малмсберийского, Вальган у Джефри Монмаутского. В валлийских преданиях — фигура, выступающая часто, но под именем Gwalchmei ар Gwyar. Гвальхмеи означает, как я уже говорил, «Сокол Мая», патроним же очень любопытен — это матроним. Гвиар была сестрой короля Артура, а Гвальхмеи — ее внебрачный сын. Вероятно, поэтому и в более поздних версиях легенды Гавейн считался довольно близким родственником короля — сыном Лота, короля Лотиана и Оркад, и Моргаузы, единоутробной сестры Артура. А поскольку Артур породил с Моргаузой Мордреда, постольку родственные связи еще больше усложнились:
Гавейн «держит» за друга и короля человека, который одновременно доводится ему родным братом матери и отцом единокровного брата…
Гавейн был старшим сыном Лота и Моргаузы, братом Агравейна, Гахериса и Гарета. У Т.Х. Уайта братья — плюс единоутробный брат Мордред — образуют не очень-то дружелюбную Артуру компашку, именуемую Оркнейской фракцией. Подобную роль сыновья Лота играют и у Мэлори.
Гавейн — один из любимейших героев легенды. Порой трудно понять почему. Его приключения, вообще-то говоря, непрерывный ряд убийств, в том числе и женщин. И одна бесконечная вендетта — Гавейн, мстя за отца, убивает Пеллинора и.., усаживается за Круглый Стол вместе с сыновьями убитого. Убивает Увейна — и хоть бы хны. Принимает участие в предательском убийстве Ламорака — и по-прежнему остается любимцем Артура.
И именно он, а не кто другой, инициирует поиски Грааля.
Разумеется, Гавейн найти Грааль не должен. Гавейн — рубака, рыцарь «земной», чтобы не сказать «приземленный». Кроме того, Гавейн слишком часто поддается искушениям, особенно трудно ему устоять против прекрасных дам (которых Мэлори называет damosels — не знаю, как вас, а меня это слово смешит до слез). В роли несдержанного грешника — хоть и инициатора поисков Грааля — Гавейн в мифе представляет собой фабулярно удачный контраст безупречному и благородному Галахаду, который ни на каких «дамоселей» и искусы не реагирует.
Гавейн «держит» за друга и короля человека, который одновременно доводится ему родным братом матери и отцом единокровного брата…
Гавейн был старшим сыном Лота и Моргаузы, братом Агравейна, Гахериса и Гарета. У Т.Х. Уайта братья — плюс единоутробный брат Мордред — образуют не очень-то дружелюбную Артуру компашку, именуемую Оркнейской фракцией. Подобную роль сыновья Лота играют и у Мэлори.
Гавейн — один из любимейших героев легенды. Порой трудно понять почему. Его приключения, вообще-то говоря, непрерывный ряд убийств, в том числе и женщин. И одна бесконечная вендетта — Гавейн, мстя за отца, убивает Пеллинора и.., усаживается за Круглый Стол вместе с сыновьями убитого. Убивает Увейна — и хоть бы хны. Принимает участие в предательском убийстве Ламорака — и по-прежнему остается любимцем Артура.
И именно он, а не кто другой, инициирует поиски Грааля.
Разумеется, Гавейн найти Грааль не должен. Гавейн — рубака, рыцарь «земной», чтобы не сказать «приземленный». Кроме того, Гавейн слишком часто поддается искушениям, особенно трудно ему устоять против прекрасных дам (которых Мэлори называет damosels — не знаю, как вас, а меня это слово смешит до слез). В роли несдержанного грешника — хоть и инициатора поисков Грааля — Гавейн в мифе представляет собой фабулярно удачный контраст безупречному и благородному Галахаду, который ни на каких «дамоселей» и искусы не реагирует.