Сартинов Евгений. След нумизмата

   "Господи, как мало ему надо! -- думал Нумизмат. -- Остался жив, хотя и слегка побит. Сейчас напьется на вокзале. И все, предел мечтаний! Трава, а не человек. Но как легко жить такой траве! А мне так много надо: вернуть коллекцию и наказать этих тварей..." 11. УХОД В ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР.
   Высокая приемная комиссия прибыла, по московским меркам, сравнительно рано, в десять утра. Состояла она всего из двух человек: плотного мужчины в строгом черном костюме, с белоснежной шевелюрой, и высокого худощавого дизайнера, уже знакомого Силину. Тот как-то приезжал на стройку. Лицо "профессора" -- так Паршин почтительно обращался к дизайнеру -- украшала окладистая рыжеватая борода, а из одежды мэтр предпочитал свободные свитера с растянутым воротом. Эту застоявшуюся моду шестидесятых годов "а-ля Хемингуэй" еще больше подчеркивала изогнутая трубка в шкиперском стиле. Насколько понял Нумизмат, спутник дизайнера был архитектором дома, по словам того же прораба, академиком и лауреатом массы премий. В сопровождении Паршина эта маститая пара проследовала в семейное гнездышко Балашовых и вышла оттуда примерно через час.
   Изрезанное морщинами лицо дизайнера оставалось невозмутимым, зато архитектор явно выглядел подавленным.
   -- Ну, Сергей Владимирович, не надо так сильно переживать. Пора привыкнуть, что проектируешь одно, строишь другое, а получаешь третье. Хозяевам этот чудный особняк, -- профессор явно иронизировал, -- нравится, так что все нормально.
   -- Не дом, а огромный пеньюар, -- вздохнул академик. -- Все в розовом, словно пирожное, огромный такой марципан.
   Профессор взглянул на нетерпеливо топтавшегося рядом с мэтрами Паршина и спросил:
   -- К строителям претензии будут?
   -- Да нет, все нормально. Если бы у нас тридцать лет назад были такие отделочные материалы, то государственную премию получил бы не Юдин со своим бездарным кинотеатром, а мы с тобой...
   Неторопливые рассуждения зубров соцстроительства прервало появление небольшого каравана, состоящего из микроавтобуса и большегрузного "КамАЗа", крытого брезентом.
   -- А, вот и моя банда пожаловала, -- с отеческой улыбкой заметил профессор, пряча в карман неразлучную трубку. -- Сейчас я введу своих орлов-студентов в курс дела, и мы подпишем акт о приемке.
   Тут на глаза Паршину попалась долговязая фигура Силина, и он, вспомнив о своем обещании, тронул дизайнера за руку:
   -- Эдуард Михайлович, вам рабочий на эти три дня не нужен? Могу порекомендовать хорошего строителя, мастер на все руки.
   Профессор мельком глянул на Силина, тот сразу ему чем-то не понравился, и дизайнер отрицательно мотнул головой.
   -- Нет, управимся своими силами.
   Тем временем из микроавтобуса с хохотом и шутками выбирались его "бандиты". Нумизмат удивился, как много народу поместилось в небольшом автомобиле, человек пятнадцать, не меньше. Среди них были даже две девушки, и вели они себя, по мнению Силина, чрезвычайно развязно -- курили наравне с парнями, а хохотали чересчур звонко и беспрерывно. Именно к девушкам и обратился профессор.
   -- Что привезли?
   -- Оранжерею, -- хором ответили феи от дизайна.
   -- Прекрасно. Маргарет, это все на тебе, остальные таскают силос.
   -- Да, все-таки главное в мужчине не ум, а грузоподъемность, -- приняв на руки первую кадку с пальмой и крякнув от тяжести, пошутил один из студентов.
   Пока с шутками и прибаутками студентура носила кадки и горшки с диковинными растениями и цветами, Паршин разговаривал с Нумизматом.
   -- Извини, Михалыч, видишь, ничего не получилось.
   -- Ладно, бывает, -- успокоил его Михаил. Но прораб при своей кипучей энергии не мог так сразу остановиться.
   -- Ты сейчас в город? -- крикнул он шоферу "КамАЗа". Здоровущий, под стать своей машине, водитель флегматично кивнул головой.
   -- Тогда подбросишь его по пути! -- Паршин показал рукой на Силина. Шофер, не выказывая особых эмоций, снова кивнул и продолжил обход грузовика, попинывая все попадающиеся на его пути колеса.
   -- Уедешь с ним. -- Пожав Михаилу руку на прощанье, прораб поспешил к своим высокоученым коллегам, мирно вспоминающим дела давно минувших дней на ступеньках дома. Пока он обрабатывал комиссию, Нумизмат обошел машину и заглянул в кузов "КамАЗа". По его прикидкам, работы студентам оставалось еще на полчаса. Тут его окликнул высокий светловолосый парень с длинными волосами, перехваченными на лбу витым кожаным ремнем.
   -- Эй, дядя, помог бы рабам и изгоям капитализма! Отнеси этот фикус в оранжерею.
   Силин машинально подставил руки под горшок с какими-то висячими зелеными космами.
   -- Это не фикус, а традесканция, -- поправила длинноволосого Маргарет, полноватая дама в очках и джинсах, сосредоточенно отмечая что-то в толстой тетради. -- И ее нужно поместить не в оранжерею, а в зимний сад на третьем этаже.
   Нумизмат безропотно поплелся на третий этаж. Там во всю колдовала вторая из девиц, более высокая, стройная, но одетая в ту же самую униформу: джинсы, плотно обтягивающие аппетитные бедра, и мужские шнурованные ботинки с мощным протектором. В доме было тепло, мадам флористка сбросила свою вызывающе пеструю куртку и осталась в обтягивающей кофточке с глубоким декольте. Она пыталась соорудить что-то из обширнейшего набора разного рода пальм и цветов, при этом нагнулась так, что Силин поневоле видел в разрезе кофточки тугую, чуть тяжеловатую для ее фигуры грудь. Это зрелище несколько сбило Нумизмата с толку, и он застыл в дверях с дурацкой традесканцией в руках.
   Пауза затянулась, и девушка, почувствовав чужое присутствие, сама подняла на Михаила красивые, бесовские глаза. Она сразу поняла причину замешательства высокого, несуразного человека.
   -- Вы это мне? -- спросила зеленоглазая ведьма, кивая на горшок, но не меняя откровенной позы.
   -- Д-да... просили принести.
   -- Хорошо, поставьте вон туда, -- она показала в дальний угол комнаты и лишь после этого разогнулась.
   Поставив цветок, Силин снова подошел к девушке, рассматривающей какой-то эскиз. С высоты своего роста Михаил взглянул на рисунок и сказал:
   -- Красиво должно быть.
   -- А как же, по-другому мы не умеем.
   Отвечая Силину, девушка повернулась к нему вполоборота и, роскошно стрельнув своими чуть раскосыми глазами, улыбнулась одними уголками губ, как Джоконда. Цвет волос у нее был удивительный, темно-каштановый, как у ранней Пугачевой. От них пахнуло чем-то волнующе приятным. Нумизмат всегда скептично относился к женским духам, особенно к убийственным одеколонным составам бывшей жены, но этот запах произвел впечатление даже на него.
   "Наверное, это и есть хваленые французские духи," -- подумал Силин. Пауза затянулась, Нумизмат понимал, что надо уходить, и он с трудом нашел соответствующие слова: -- Ну-ну, Бог в помощь. -- А затем несколько более торопливо, чем надо, он вышел из комнаты.
   Встреча с дизайнершей с шальными глазами выбила Нумизмата из колеи, что было очень не вовремя. Спустившись вниз, Силин еле успел к кульминационному моменту всей своей комбинации. Фургон с "силосом" студенты освободили, но приехали еще два, с мебелью. Веселые дюжие ребята, матерясь, таскали столы, стулья, новенькие, остро пахнущие кожей и лаком диваны и кресла. Паршин, стоявший на ступеньках ниже Нумизмата, пытался на пару с профессором определить, что в какую комнату нести. Дальше все произошло за какие-то секунды. Шофер "КамАЗа", с которым договаривался прораб, завел мотор и вопросительно глянул на остановившегося на крыльце Силина, но тот отрицательно мотнул головой и показал рукой в сторону машин с мебелью. Водитель пожал плечами и включил скорость. Его грузовик еще не успел выехать со двора, а фигура Нумизмата уже исчезла внутри дома. Никто не обратил на него внимания.
   Но все хитроумные замыслы Силина могли рухнуть от глупой случайности. Не слишком торопясь, дабы не привлекать внимание снующих по дому студентов и грузчиков, Нумизмат поднялся на второй этаж к тупиковой нише. Ночные тренировки не прошли даром: на то, чтобы занять место внутри своего убежища, он потратил не более полминуты.
   Как он это сделал, никто не видел. Но проклятая случайность -- вслед за Силиным по лестнице топал один из студентов по кличке Брюс. Каратистом он не был, особым умом, как петровский фельдмаршал, не обладал, просто фамилия у него была Брусков, отсюда и китайско-шотландское прозвище. В руках Брюс тащил затейливое кашпо из цветного стекла размером с добрую городскую урну. Поднимаясь по лестнице, он заметил, как вверху, в проеме второго этажа, исчезла сутуловатая спина Нумизмата. Он не придал этому большого значения, но войдя в коридор второго этажа, вдруг засомневался, туда ли он идет.
   -- Блин, розовая спальня -- это на втором этаже или на третьем? -озадаченно бормотал он, проходя мимо распахнутых дверей и по очереди заглядывая во все комнаты. Тяжеленная, как бомба, ваза изрядно оттягивала руки, тащиться с ней вверх-вниз не хотелось, к тому же и Маргарет, и Руль, тот самый парень, умудрившийся запрячь в работу Силина, отличались весьма язвительным языком. Брюс же прибыл в столицу из глубинки, в институте отучился всего один год и еще не вполне усвоил цинично-язвительную манеру общения коренных москвичей. Потихоньку продвигаясь по коридору, студент достиг самого тупика и тут вспомнил про шедшего впереди него высокого мужика.
   "Кажется, он строитель, должен же он знать, где находится эта долбаная розовая спальня!" -- решил Брюс, останавливаясь у дверей туалета, единственного помещения, где мог находиться увиденный им на лестнице незнакомец. Простоял он так минуты три, затем проклятое кашпо совсем оттянуло ему руки, и Брюс, приглушенно матерясь, поставил его на пол. Все это время он прислушивался к звукам, что должны были исходить из туалета, но их, как ни странно, не было. Удивленно хмыкнув, Брюс расстался со своей вазой и, отойдя чуть назад, заглянул в приоткрытую дверь ванной комнаты. Кроме самой ванны, роскошной раковины и душевой, там ничего не было. Вернувшись к дверям туалета, парень еще раз прислушался, а потом толкнул дверь и убедился, что туалет пуст.
   Брюс как-то сразу забыл, зачем он ищет странного мужика. Вспотев от напряжения, он думал теперь только о том, куда же девался незнакомец. Оглядевшись по сторонам, студент заметил хорошо подобранные по цвету и плотно пригнанные друг к другу дверцы ниши. Почему-то на цыпочках подойдя к ней, Брюс заглянул внутрь последнего необследованного на этаже помещения. Холодная отчужденность пустого пространства еще больше поразила его. Вытерев со лба пот, студент пробормотал:
   -- Мистика какая-то. Чертовщина, я сам же видел его...
   Но тут на него обрушился шквал брани со стороны появившегося на этаже длинноволосого Руля:
   -- Ну, братишка, ты лихо тут пристроился! Мы там пашем все, как папа Карло на субботнике, а он припух в уголке и не мычит!
   -- Кончай ты, -- огрызнулся Брюс. -- Просто никак не вспомню, где розовая спальня, здесь или этажом выше?
   -- Где-где, в...! -- Адрес апартаментов супругов Балашовых оказался очень неожиданным и скорее мог заинтересовать гинеколога, чем дизайнера. -- Борода же четко сказал: второй этаж, вторая комната слева!
   Доходчиво все объяснив, Руль не без труда заволок здоровенную штуковину из гнутых хромированных труб, силуэтом отдаленно напоминающую женщину, только попавшую в какую-то жуткую экологическую катастрофу. Брюс, продолжавший оглядываться по сторонам, затащил следом свое монументальное кашпо, а затем вытаращил глаза на сооружение, принесенное в спальню его старшим товарищем.
   -- Это что такое?
   -- Как тебе? Правда, класс? Дело рук нашего профа. Аллегория женщины, библейская Ева. Видишь, -- Руль ткнул в золотистый шар в середине конструкции, -- то самое мифическое яблоко, олицетворение плодородия и продолжения жизни. А напротив, с другой стороны кровати, поставим Адама. О, вот Бичико и Адама прет!
   Носастый парень хлипкого телосложения с видимым усилием заволок в комнату хромированного Адама с несуразно маленькой головкой и некоторым подобием третьей ноги. По мнению неискушенного Брюса, композиция больше походила на попавшую под бульдозер спинку старой кровати.
   -- Теперь вся компания в сборе, -- удовлетворенно заметил Руль.
   -- Слушай, тяжелый такой! Как из золота, -- заметил Бичико, вытирая пот со лба.
   -- Кованый метал с покрытием, а вот основание чугунное, чтобы случаем не завалилось на хозяев. Ставь его слева, Еву справа да поднимай повыше, весь линолеум сдерешь! -- продолжал командовать Руль. -- Вот теперь вся композиция в сборе. Пошли вниз, а то делов еще до фига.
   Дизайнерские изыски профессора настолько потрясли Брюса, что на время он забыл про странное исчезновение живого человека на втором этаже нового дома.
   Лишь вечером, в общежитии, Брюс вспомнил про этот случай и даже поведал его остальным. Виной тому были две вещи: доброе молдавское вино и зеленые глаза неотразимой Валентины. Небольшую пирушку по поводу подвернувшегося калыма организовал, конечно, Руль. Сейчас он сидел на кровати и, обхватив обеими руками божественный стан зеленоглазой красотки, с интересом слушал возбужденный рассказ Брюса.
   -- ...Честное слово, я как это увидел, у меня волосы дыбом встали. Был человек и как сквозь землю провалился! -- темпераментно закончил свое повествование Брюс.
   -- Да померещилось тебе, клянусь мамой! -- воскликнул пристроившийся на полу маленький Бичико, москвич в третьем поколении, но истинный грузин в душе. -- А "Хванчкара" все-таки лучше "Изабеллы", -- закончил он, разглядывая на свет темное вино.
   -- Да погоди ты со своим вином! -- отмахнулся от него Руль, -- скажи честно, Брусок ты наш уральский, придумал все?
   -- Вот те крест! -- истово завершил крестное знамение разошедшийся Брюс. -- Ты же знаешь, что я даже от лабораторной отмазаться не могу. Фантазии не хватает. Да и на фиг мне это придумывать?
   Остальная публика, а в небольшой комнатке набилась вся шарашка, за исключением семейно-озабоченной Маргарет, с интересом ожидала развития дискуссии, и она не преминула состояться. Начал ее заводной Руль:
   -- Нет, братцы, это было привидение. Я слыхал, что за время строительства этой конуры погиб один из строителей, не то его зарезали, не то током убило. Вот его тень и бродит по залам дома, никак не успокоится. Не завидую я хозяевам, жуткие их ожидают ночки.
   -- Привидения днем не появляются, -- ехидно заметила зеленоглазка, по-прежнему возлегая на руках своего оппонента.
   -- Ну, с этим можно и поспорить. В свете предстоящего наступления третьего тысячелетия активизировались потусторонние силы. Идет борьба добра со злом, Армагедон неминуем, параллельные миры проявляют себя все чаще и чаще. Так называемые летающие тарелки, полтергейст, привидения -- все это явления одного рода...
   Руль долго мог еще фантазировать, это был его стиль, его кураж. Но тут зеленоглазая ведьмочка окончательно вырвалась из его объятий и спросила:
   -- Слушай, Брюс, это твое привидение было в виде высокого сутулого мужика с таким длинным, лисьим лицом?
   -- Ну да, -- подтвердил очевидец. Руль сразу вспомнил, что лично вручил "привидению" горшок с традесканцией, но говорить об этом не счел нужным.
   -- Тогда это точно не привидение, -- вынесла свой приговор Валентина.
   -- Ты-то откуда знаешь? -- усомнился Руль.
   -- А я разговаривала с ним.
   -- Ну и что? Трудно, что ли, потусторонним мирам создать говорящий фантом? -- не унимался Руль.
   Валентина, прищурившись, с легкой усмешкой взглянула на своего дружка, зная, что он этого жутко не любит, и добила его небольшой речью:
   -- Во-первых, привидения не отбрасывают тень, читай Булгакова. Этот же здорово перекрывал мне свет. Кроме того, твой пришелец очень долго пялился на вырез моей кофточки, это два. И в-третьих, от него несло застарелым потом, как от некастрированного козла, метра на три. Почти как от тебя сейчас, милый.
   Последний довод вместе с гомерическим хохотом всей компании напрочь сразил одаренного, но разбросанного в своих талантах Руля. В который раз он с досадой убедился, что внешне идеальная Валентина обладает совсем иным, чем он, складом ума и характера. Самое страшное, что она напрочь отказывалась воспринимать его самого как нечто сверхинтеллектуальное и божественно талантливое. Трещина между возлюбленными ширилась, "любовная лодка" нещадно билась о быт.
   Как бы то ни было, разговоры о сверхъестественных явлениях в доме Балашовых на время прекратились. 12. ПОЧТИ КУРОРТ.
   Странно, но, лежа в своем "плацкартном" убежище, Силин в этот вечер тоже вспоминал зеленоглазую бестию. Как ни пытался Нумизмат выбросить ее из головы, она неизбежно появлялась вновь, сначала своими невозможными глазищами, редкими веснушками по курносому лицу, копной темно-каштановых волос и уже в конце -- соблазнительным вырезом кофточки с молочно-белыми округлостями пышной груди.
   -- Черт бы ее побрал! -- в сердцах пробормотал Михаил, вынужденно переворачиваясь с живота на спину. Кроме Наташки, у него не было в жизни сильных увлечений. Время от времени он схлестывался с одинокими бабенками, с одной даже валандался три года, но как дело доходило до более тесных связей -- оформления брака или переселения под одну крышу, неизбежно сбегал навеки.
   Силин, не без основания, считал себя неподвластным женским чарам. И вот на тебе -- такой прокол! И это в то время, когда все так удачно складывается! Как здорово он тут устроился!
   Нумизмат еще и еще раз прокручивал всю операцию от начала и до конца: приезд в Зубовку, устранение Димки-Одуванчика. Затем болтливый Шпон с его "несчастным случаем", Сергунчик, чуть не расставшийся с жизнью за три дырки, прожженные Силиным раскаленным электродом. И вот теперь Михаил лежит здесь, отдыхает и спокойно ожидает своего часа. Он все смог, и это ощущение своей сверхчеловеческой силы и изворотливости поднимало его на верх блаженства.
   "Сейчас меня, поди, по всей стране ищут, плакаты развесили: "Особо опасный преступник Михаил Силин!" А я тут лежу себе, как там дядька говорил -- "разлагаюсь!", прямо как на курорте. Хоть высплюсь толком, а то за эту неделю мадам Балашова и ее гребаный мужик с лицом клерка высосали из меня все соки. Господи, сколько их развелось по всей стране! Гараня, Чалый, этот вот кровопийца!.."
   Проснулся Нумизмат уже ночью, часы высвечивали половину первого. Несколько минут он лежал, прислушиваясь. Труба воздуховода работала как звукоуловитель по всему дому, от подвала до чердака, это Силин усвоил, в первые же часы пребывания в ней. Дом молчал, и сначала Михаил перевернулся лицом вниз, разминая затекшую спину, потом открыл люк и потихоньку сполз вниз своим "червячным" методом. Впрочем, ему тут же пришлось подняться назад, достать сумку с продуктами и Фроськой.
   Осторожно выглянув из ниши и убедившись, что в резиденции Балашовых действительно тихо, Нумизмат первым делом скользнул в туалет, приперло его весьма здорово. Свет он зажигать не стал, пользовался своим фонариком. Так же не зажигая огня, Силин обошел весь дом, уже изрядно заполнившийся мебелью, зеленью и даже электроникой: телевизорами и здоровущим музыкальным центром. Выяснив, что ничего похожего на его коллекцию в доме нет, Нумизмат устроился на диване в детской комнате на втором этаже и не спеша поужинал. Недостатка в освещении он не испытывал, из окон лился свет фонарей, казавшийся после мрака воздуховода даже ярким. Съев приличный кусок колбасы и треть булки хлеба, Силин не забыл покормить и свою серую хвостатую подружку. Одно время он опасался, что крыса не перенесет заточения и помрет от тоски и стресса, но похоже было, что Фроська адаптировалась к необычным условиям своей тюрьмы, тем более что кормили и поили ее от души.
   "Прямо как человек, -- думал Силин, наблюдая, как крыса торопливо поедает кусочек колбасы, -- ко всему привыкает. Революция, коллективизация, лагеря, субботники. Семьдесят лет прошло, хряп, все по новой: господа, холопы, нищета и безработица. А им все равно, лишь бы было выпить и закусить".
   После приема пищи Нумизмат прилег на мягком диване и проспал до пяти часов утра. Теперь он уже выспался окончательно, снова слегка перекусил, поговорил на философские темы с Фроськой и лишь в половине восьмого не спеша отправился в свою нишу.
   Из первой ночевки Силин вынес кое-какие впечатления о комфортабельности своего нового жилья. Первым делом он разулся и засунул сапоги подальше в трубу. Кожаную куртку постелил вместо матраса, а снятые джинсы использовал как подушку. В трико и свитере ему было гораздо легче исполнять вынужденные акробатические этюды.
   Первые полчаса Силин, еще по инерции, подремал, но шум голосов, оповестивших о начале нового трудового дня, согнал хрупкую пелену забытья. Михаил долго лежал, прислушиваясь к доносящимся со всех сторон звукам. Противный рев работающей дрели или стук молотка говорили ему о том, что творится по другую сторону тонкой жестяной стенки. Иногда он довольно ясно различал голоса, особенно если разговор шел на повышенных тонах. Это забавляло Силина, но недолго. Свет немного проникал сквозь решетки вывода вентиляции в комнатах, кроме того, глаза Михаила адаптировались к сумраку, и он уже не воспринимал полутьму как неудобство. Гораздо быстрее уставало от статичной позы тело. Через каждые пятнадцать минут Нумизмат ворочался с боку на бок, машинально поглядывая на часы. Вскоре он понял, что именно светящийся циферблат и есть его основной враг. Время шло беспредельно медленно, и это до невозможности раздражало Силина. В конце концов он снял свои верные "Командирские" и сунул их в боковой карман сумки.
   После этого Нумизмат попробовал уснуть, но вскоре понял, что так легко убить время ему уже не дано. Чтобы как-то занять тоскующий мозг, Силин начал вспоминать свою коллекцию, планшет за планшетом, монету за монетой. Поначалу увлекся, но потом вспомнил, что коллекция принадлежит не ему, и приступ удушающей тоски перерос в слепящую вспышку ярости.
   С трудом справившись со взрывом гнева, Силин попробовал думать о чем-то другом, но опять невольно начал вспоминать о своих монетах, самых любимых, не купленных, а попавших к нему случайно, чудом. Так, один сердобольный старичок подарил ему ведерный самовар в довольно приличном состоянии. Единственным недостатком медного чудовища оказался подтекающий краник. Разобрав его, Силин с удивлением обнаружил вместо шайбы китайскую монету с квадратной дырой в центре, идеально подходившую под поворотный сердечник краника. Как монета попала из Китая в Свечин, ему не смог объяснить никто.
   А одна монета досталась ему буквально по лбу. В тот летний день Силин мирно шел по окраинной улице города, не обращая внимания на играющих рядом в "войнушку" пацанов. Ну, кидаются щебенкой, в чем дело? Из обычной для него задумчивости Михаила вывел тяжелый и болезненный удар в лоб. Вскрикнув, Силин схватился за него рукой, потом машинально опустил глаза и в серой пыли сразу увидел знакомую потемневшую медь. Пацанов как ветром сдуло, Михаил так и не узнал, где они взяли трехкопеечную монету тысяча девятьсот двадцать седьмого года выпуска. Ну а синяк у него прошел через пару недель.
   Под эти приятные мысли Силин немного задремал и проснулся от тяжелого грохота, донесшегося со стороны лестничной площадки. Дружный, многоголосый мат не мог заглушить многострунный стон упавшего рояля. Как ни странно, но конструкция жестяного воздуховода чутко отреагировала на столь необычную "музыку" и завибрировала наподобие камертона, избрав низкий, давящий на уши гул. Силин обхватил руками голову, но всем телом продолжал чувствовать мелко пульсирующую дрожь жести. Лишь когда снаружи отпели свою басовитую песню самые толстые струны австрийского инструмента, нехотя замолк и воздуховод.
   За эти короткие секунды Нумизмат мгновенно вспотел.
   "Вот чертовщина-то! -- думал он, вытирая пот со лба. -- Кто бы мог предположить, что эта штука войдет в резонанс от подобной ерунды. Еще немного, и все развалилось бы к чертям! Хана пришла бы моему убежищу. Как там этот горластый главарь писал... в школе еще заставляли учить: "А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейтах водосточных труб?" Так, кажется? Смотри-ка, помню!"
   Шум в доме замолк лишь поздно вечером. Выждав до десяти часов, Силин спустился вниз, снова первым делом метнулся в туалет, а потом долго делал зарядку, разминая затекшие мышцы тела. Постельный режим его "курорта" начал Нумизмату надоедать.
   "Ничего, еще парочка таких ночевок, и все кончится", -- подбадривал себя Силин, пускаясь в ночной обход своих владений.
   Если бы все было так просто... 13. ГЕРОИЧЕСКАЯ КРЫСА ФРОСЯ.
   Неприятности начались на третьи сутки его добровольного затворничества. К этому времени Силин освоил новый вид передвижения -- ползком на животе по вентиляционной трубе. Для него это было и спортом -- хоть немного работало затекающее тело, -- и развлечением. Переползая от одного ответвления вентиляции к другому, Нумизмат слушал, что происходит внутри комнат второго этажа, жаль, видеть он ничего не мог. Сначала приходилось ползти ногами вперед, зато возвращался он уже в более комфортных условиях.
   "Я сейчас похож на дождевого червяка, -- с улыбкой думал он, переползая от голубой спальни к розовой. -- Странно только ловить карася на собственное тело. Зато карась хорош -- крупный, в очках, с лысинкой..."
   Его размышления прервал донесшийся звук нескольких хлопков, а затем знакомый голос Паршина заявил:
   -- Господа, можете не торопиться! Новоселье пятнадцатого ноября отменяется!
   Сразу же посыпались удивленные вопросы: