Сартр Жан-Поль. Дьявол и господь бог

   Земли передаются по наследству.
   ГJц. Да меня хоть озолоти, я не принял бы наследства. Своим я считаю лишь то, что беру сам. Ну, пей же, не то рассержусь.
   Катерина. За твои земли! За твой замок!
   ГJц. Пусть по замку ночами бродят разгневанные призраки.
   Катерина. Конечно, комедиант. Что бы ты стал делать без публики? Пью за призраков! (Пауза.) Итак, мой милый, твое лишь то, что ты сам взял.
   ГJц. Только это.
   Катерина. Но кроме замка и поместий ты владеешь еще сокровищем, которому нет цены, ты как будто совсем о нем позабыл.
   ГJц. Что за сокровище?
   Катерина. Это я, мой дорогой. Разве ты не взял меня силой? (Пауза.) Что же ты намерен делать со мной?
   ГJц (глядя на нее, думает). Заберу с собой.
   Катерина. Заберешь с собой? (Шагает в нерешительности.) Зачем ты берешь меня с собой? Чтобы поселить потаскуху в историческом замке?
   ГJц. Да, и положить тебя в постель моей матери. (Пауза.)
   Катерина. А если я откажусь, если не пойду за тобой?
   ГJц. Надеюсь, ты не станешь отказываться.
   Катерина. Ага, значит, увозишь меня силой? Это мне нравится. По своей воле мне идти за тобой стыдно. (Пауза.) Почему ты всегда стремишься силой взять то, что тебе, быть может, отдали бы даром?
   ГJц. Чтобы быть уверенным, что я свое получу в любом случае. (Подходит к ней.) Взгляни на меня, Катерина! Что ты скрываешь от меня?
   Катерина (быстро). Я? Ничего!
   ГJц. Ты с некоторых пор переменилась. Ведь ты меня все так же ненавидишь?
   Катерина. Будь спокоен. Все так же.
   ГJц. И все еще во сне мечтаешь меня убить?
   Катерина. Не раз за ночь.
   ГJц. И ты всегда помнишь, что я осквернил и унизил тебя?
   Катерина. Всегда.
   ГJц. Ты с отвращением переносишь мои ласки?
   Катерина. Они меня приводят в дрожь.
   ГJц. Великолепно! Если бы ты сказала, что испытываешь блаженство в моих объятиях, я тотчас же прогнал бы тебя.
   Катерина. Но...
   ГJц. Я ничего не хочу принимать, даже любви женщины.
   Катерина. Почему?
   ГJц. Я слишком многое брал от других. Вот уже двадцать лет, как все милостиво дают мне подачки. Жалуют даже воздух, которым дышу. Незаконнорожденный должен целовать кормящую его руку. О! Теперь я буду давать сам! Как я буду щедр!
   Франц (входя). Посланец его преосвященства здесь.
   ГJц. Пусть войдет.
   Франц уходит.
   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
   Те же и банкир.
   Банкир. Я Фукр.
   ГJц. Я ГJц, а ее зовут Катериной.
   Банкир. Счастлив приветствовать столь великого полководца.
   ГJц. Рад приветствовать столь богатого банкира.
   Банкир. Я принес вам три превосходнейшие вести.
   ГJц. Архиепископ победил, мой брат мертв, его имение стало моим. Не так ли?
   Банкир. Совершенно верно. Что ж, я...
   ГJц. Отпразднуем это. Вы выпьете с нами?
   Банкир. Мой желудок больше не переносит вина. Я...
   ГJц. Не хотите ли эту красивую девушку? Она принадлежит вам.
   Банкир. На что она мне - я слишком стар.
   ГJц. Бедная Катерина! Он тебя не хочет. (Банкиру.) Может, вы предпочитаете мальчиков? Я пришлю вам вечером к вашей палатке.
   Банкир. Нет, нет! Никаких мальчиков! Никаких мальчиков. Я...
   ГJц. А что вы скажете о ландскнехте? Есть у меня один - рост шесть футов, лицо заросло волосами - ни дать, ни взять Полифем.
   Банкир. О! О! Только не...
   ГJц. В таком случае мы одарим вас славой. (Зовет.) Франц!
   Появляется Франц.
   Ты проведешь банкира через лагерь. Пусть солдаты кричат: "Да здравствует банкир!" Пусть кидают вверх шапки.
   Франц уходит.
   Банкир. Я вам весьма обязан, но мне хотелось бы сначала побеседовать с вами наедине.
   ГJц (удивленно). Но разве мы с самого начала не наедине? (Показывая на Катерину.) Ах, она? Ну, она вроде комнатной собачонки, говорите без стеснения.
   Банкир. Его преосвященство архиепископ всегда отличался миролюбием, вы знаете, что ваш покойный брат повинен в этой войне...
   ГJц. Мой брат! (С яростью.) Если бы эта старая кляча не довела его до крайности...
   Банкир. Господин...
   ГJц. Позабудьте о том, что я вам сейчас сказал. Я был бы вам признателен, если бы вы не касались имени моего брата. В конце концов я ношу по нему траур.
   Банкир. Итак, его преосвященство решил отметить воцарение мира исключительными мерами милосердия.
   ГJц. Браво! Он решил открыть тюрьмы?
   Банкир. Нет.
   ГJц. Желает ли его преосвященство, чтобы я освободил от наказания тех солдат, которых решил покарать?
   Банкир. Несомненно, его преосвященство этого желает. Но задуманная его преосвященством амнистия носит более широкий характер: его преосвященство желает распространить ее на жителей Вормса.
   ГJц. Ах, вот как!
   Банкир. Его преосвященство решил не карать их столь строго за временные заблуждения.
   ГJц. Что ж, превосходная мысль.
   Банкир. Неужели мы договорились? Так быстро?
   ГJц. Да, окончательно договорились.
   Банкир (потирает руки). Так, прекрасно; вы разумный человек. Когда вы намереваетесь снять осаду?
   ГJц. Завтра все будет кончено.
   Банкир. Завтра? Это все-таки немного рано. Его преосвященство желает вступить в переговоры с осажденными. Если ваша армия пробудет под стенами города еще несколько дней, это облегчит переговоры.
   ГJц. Понятно. А кто же будет вести переговоры?
   Банкир. Я.
   ГJц. Когда?
   Банкир. Завтра.
   ГJц. Невозможно.
   Банкир. Почему?
   ГJц. Катерина, сказать ему?
   Катерина. Конечно, мое сокровище!
   ГJц. Ты ему и скажи. Я просто не смею, это его слишком огорчит.
   Катерина. Завтра, банкир, все горожане будут мертвы.
   Банкир. Мертвы?
   ГJц. Все.
   Банкир. Все мертвы?
   ГJц. Умрут все. Этой ночью. Видите ключ? Это ключ от города. Через часок мы начнем их убивать.
   Банкир. Всех? Даже богачей?
   ГJц. Даже богачей.
   Банкир. Но вы одобряли милосердие архиепископа...
   ГJц. Я его и сейчас одобряю. Он оскорблен и он священнослужитель - вот две причины для прощения. Ну а зачем должен прощать я? Жители Вормса меня не оскорбляли. Нет, нет, я солдат, значит, должен убивать. И буду убивать, как велит мне мой долг. А архиепископ пускай прощает, как велит ему его долг. (Пауза.)
   Банкир начинает смеяться. Катерина и ГJц тоже смеются.
   Банкир (смеясь). Вы любите посмеяться.
   ГJц (смеясь). Только это я и люблю.
   Катерина. Не правда ли, он очень остроумен?
   Банкир. Весьма. Он очень хорошо ведет свое дело.
   ГJц. Какое дело?
   Банкир. Вот уже тридцать лет, как я руководствуюсь одним принципом: корысть правит миром. Люди оправдывали передо мной свое поведение самыми благородными побуждениями, я слушал их одним ухом и говорил себе: ищи корысть!
   ГJц. Ну, а когда вы ее находили?..
   Банкир. Тогда мы принимались толковать.
   ГJц. В чем же моя корысть?
   Банкир. Ну, знаете ли...
   ГJц. В чем же все-таки?
   Банкир. Не торопитесь. Вы принадлежите к очень трудной категории людей. С вами нужно вести дело осторожно.
   ГJц. Что за категория?
   Банкир. Вы идеалист.
   ГJц. Что это такое?
   Банкир. Видите ли, я разделяю людей на три категории: те, у кого много денег, те, у кого совсем нет денег, и те, у кого денег немного. Первые хотят сохранить то, что у них есть,- их корысть в том, чтобы поддерживать порядок. Вторые хотят взять то, чего у них нет,- их корысть в том, чтобы уничтожить нынешний порядок и установить другой, который им будет выгоден. И те и другие реалисты, это люди с которыми можно договориться. Третьи хотят уничтожить общественный порядок, чтобы взять то, чего у них нет, и в то же время сохранить его, чтобы у них не отобрали то, что у них есть. Это значит, что они на деле сохраняют то, что уничтожают в идее. Это и есть идеалисты.
   ГJц. Бедняги! Как их спасти?
   Банкир. Перевести в другую социальную категорию. Если вы сделаете их богаче, они будут защищать установленный порядок.
   ГJц. В таком случае сделайте богатым меня. Что вы мне предлагаете?
   Банкир. Земли Конрада.
   ГJц. Вы мне их уже дали.
   Банкир. Это верно. Помните ли вы, что обязаны ими доброте его преосвященства?
   ГJц. Неужели вы считаете, что я об этом забыл?
   Банкир. У вашего брата были долги.
   ГJц. Бедняга! (Крестится, нервно всхлипывает.)
   Банкир. Что с вами?
   ГJц. Пустяки: привязанность к семье. Значит, у него были долги?
   Банкир. Мы могли бы их оплатить.
   ГJц. Мне в этом нет никакой корысти, поскольку я не намеревался их признавать. Это нужно его кредиторам.
   Банкир. Рента в тысячу дукатов?
   ГJц. Ну а мои солдаты? Что, если они откажутся уйти с пустыми руками?
   Банкир. Еще тысяча дукатов для раздачи войскам. Этого хватит?
   ГJц. Это слишком много.
   Банкир. Значит, мы договорились?
   ГJц. Нет.
   Банкир. Две тысячи дукатов ренты. Три тысячи. Больше я не дам.
   ГJц. Кто от вас этого требует?
   Банкир. Чего же вы хотите?
   ГJц. Захватить город и уничтожить его.
   Банкир. Ну я еще могу понять желание захватить город. Но, черт возьми, зачем вы его хотите уничтожить?
   ГJц. Потому что все только и хотят, чтобы я его пощадил.
   Банкир (подавленный). Должно быть, я ошибся...
   ГJц. Верно... Ты не сумел найти, в чем моя корысть... Посмотрим, в чем она. Ищи, ищи же! Но только торопись: ты должен обнаружить ее быстрее чем за час. Если ты за это время не отыщешь ниточки, чтоб дернуть за нее марионетку, я заставлю тебя самого пройтись по городу ты увидишь, как вспыхнут пожарища.
   Банкир. Вы обманываете доверие архиепископа.
   ГJц. Обманываю? Доверие? Вы, реалисты, все на один лад. Когда вам больше нечего сказать, вы начинаете говорить языком, взятым напрокат у идеалистов.
   Банкир. Если вы снесете с лица земли город, вам не достанутся земли Конрада.
   ГJц. Держите их при себе! Моя корысть, банкир, в том и была - получить эти земли, пожить на них. Но я не так уж уверен, что человек действует ради корысти. Берите их себе. Пусть его преосвященство усядется на них задницей... Я принес в жертву архиепископу своего брата, теперь от меня еще хотят, чтобы я сохранил жизнь двадцати тысяч смердов? Я приношу в жертву жителей Вормса загробной тени Конрада. Пусть жарятся в пекле в его честь. Ну а в поместье Гейденштамов пусть селится архиепископ, если захочет. Там он сможет посвятить себя сельскому хозяйству. Это ему пригодится. Сегодня ночью я намерен его разорить. (Пауза.) Франц!
   Появляется Франц.
   Возьми этого старого реалиста. Позаботься о том, чтобы ему были отданы все почести. Когда он вернется в палатку, скрути ему покрепче руки и ноги!
   Банкир. Нет! Нет! Нет!
   ГJц. Что?
   Банкир. Поверьте, у меня жестокий ревматизм. Ваши веревки меня убьют. Хотите, дам вам слово не покидать палатку?
   ГJц. Твое слово? Сейчас твоя корысть диктует тебе это слово, а вскоре твоя корысть велит тебе нарушить его. Ступай, Франц, и не забудь затянуть узлы покрепче!
   Франц и банкир уходят. Тотчас же раздаются крики:
   "Да здравствует банкир!" Сначала крики слышны вблизи, затем они звучат все дальше и постепенно стихают.
   ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
   ГJц, Катерина. Герман в укрытии.
   ГJц (хохочет). Да здравствует банкир! Прощайте, земли! Прощайте, реки и поля! Прощай, замок!
   Катерина (смеется). Прощайте, земли! Прощай, замок! Прощайте, портреты предков!
   ГJц. Не жалей ни о чем. Мы бы там смертельно соскучились. (Пауза.) Старый дурак! (Пауза.) Зря он бросил мне вызов.
   Катерина. Ты злишься?
   ГJц. Не твое дело. (Пауза.) Зло на то и зло, чтобы портить всем жизнь, и прежде всего тому, кто его делает.
   Катерина (робко). А если ты не возьмешь город?
   ГJц. Если я не захвачу его, ты станешь хозяйкой замка.
   Катерина. Я об этом не подумала.
   ГJц. Конечно, нет. Можешь радоваться: я захвачу город.
   Катерина. Зачем?
   ГJц. Ради зла!
   Катерина. Зачем делать зло?
   ГJц. Добро уже сделано.
   Катерина. Кем?
   ГJц. Господом. А я люблю выдумку. (Зовет.) Капитана Шена ко мне! (Стоит у выхода из палатки, выглядывая наружу.)
   Катерина. Что ты разглядываешь?
   ГJц. Город. (Пауза.) Хочу вспомнить, была ли луна.
   Катерина. Когда? Где?
   ГJц. Такая же ночь была в прошлом году, когда я брал Галле. Я стоял у входа в свою палатку и разглядывал дозорную башню над крепостными стенами. Утром мы начали штурм. (Возвращается к ней.) В любом случае я уберусь отсюда прежде, чем подымется вонь. Сяду на коня - и прощай!
   Катерина. Ты? Ты уедешь?
   ГJц. Да. Завтра, до полудня, никого не известив.
   Катерина. А что будет со мной?
   ГJц. С тобой? Зажми нос и моли бога, чтоб ветер не дул в эту сторону.
   Входит капитан.
   Две тысячи под ружье! Полки Вольфмара и Ульриха! Пусть через два часа будут готовы следовать за мной. Всю армию поднять по тревоге! Выполнять, не зажигая огней, и без шума!
   Капитан уходит.
   До конца акта будут слышны приглушенные звуки подготовки к бою.
   Итак, крошка, не быть тебе владелицей замка.
   Катерина. Боюсь, что нет.
   ГJц. Ты очень разочарована?
   Катерина. А я и не верила.
   ГJц. Почему?
   Катерина. Потому что знаю тебя.
   ГJц (в порыве). Ты? Знаешь меня? (Умолкает и смеется.) Выходит, я тоже должен быть предусмотрителен. Тебе, должно быть, пришли в голову разные мыслишки насчет того, какой ко мне нужен подход: ты за мной наблюдаешь, ты меня разглядываешь.
   Катерина. Собака тоже глядит на епископа.
   ГJц. Но собаке кажется, что у епископа песья голова. Какая голова у меня? Песья? Рыбья? Голова шлюхи? (Он глядит на нее.) Иди в постель!
   Катерина. Нет.
   ГJц. Да иди же, говорят тебе...
   Катерина. Ты никогда не был так настойчив.
   Он кладет ей руку на плечо.
   И никогда так не торопился. Что с тобой?
   ГJц. Тот ГJц с головой шлюхи подает мне знак. Я хочу уподобиться ему. К тому же тревога побуждает к любовным утехам.
   Катерина. А у тебя тревога?
   ГJц. Да. (Проходит в глубину палатки, садится на кровать, повернувшись спиной к спрятавшемуся офицеру.) Ну, иди сюда.
   Катерина. Иду! (Подходит к нему и силой заставляет его встать. Садится на его место.) Я твоя! Но скажи мне сначала, что будет со мной?
   ГJц. Когда?
   Катерина. Завтра и потом.
   ГJц. Почем мне знать? Станешь кем захочешь.
   Катерина. Потаскухой?
   ГJц. Что ж, разве это не лучший выход?
   Катерина. А если мне это не по душе?
   ГJц. Найди дурака, который на тебе женится.
   Катерина. А ты? Что будешь делать ты?
   ГJц. Воевать. Говорят, гуситы зашевелились. Отправлюсь туда.
   Катерина. Возьми меня с собой.
   ГJц. Зачем?
   Катерина. Тебе может понадобиться женщина. Будут ночи, будут лунные ночи, тебе придется брать город, ты будешь встревожен, почувствуешь себя влюбленным...
   ГJц. Все женщины одинаковы. Стоит мне захотеть - и мои солдаты приведут мне целую дюжину.
   Катерина (резко). Я не хочу!
   ГJц. Не хочешь?
   Катерина. Я могу стать двадцатью женщинами, сотней женщин. Хочешь - я стану для тебя всеми женщинами на свете. Усади меня с собой на коня, я легкая - конь не почувствует моей тяжести. Я буду твоим борделем. (Прижимается к ГJцу.)
   ГJц. Что на тебя нашло? (Пауза. Глядя на нее, внезапно говорит.) Уходи! Уходи, мне стыдно за тебя!
   Катерина (умоляюще). ГJц!
   ГJц. Не смей глядеть на меня такими глазами. Ну и потаскуха же ты, если любишь меня после того, что я с тобой сделал!
   Катерина (кричит). Но я не люблю тебя! Клянусь, не люблю! Люби я тебя, ты никогда не узнал бы об этом. А что тебе до любви, о которой тебе не говорят?
   ГJц. К чему мне быть любимым? Ты любишь, и, стало быть, удовольствие достается тебе. Уходи, дрянь! Я не хочу, чтобы мною пользовались.
   Катерина (кричит). ГJц! ГJц! Не прогоняй меня. У меня нет больше никого на свете.
   ГJц пытается выбросить ее из палатки. Она вцепилась ему в руки.
   ГJц. Ты уйдешь?
   Катерина. Пеняй на себя! Пеняй на себя!
   Герман выходит из укрытия и кидается на ГJца с поднятым кинжалом.
   Берегись!
   ГJц (поворачивается и хватает Германа за руку). Франц! Франц!
   Входят солдаты.
   (Смеется.) Все-таки мне удалось хоть одного довести до крайности.
   Герман (Катерине). Гадина! Ты меня предала!
   ГJц (Катерине). Значит, ты его сообщница? Это мне по нраву. (Треплет ее по подбородку.) Уведите его! Сейчас решу его судьбу.
   Солдаты уводят Германа. Пауза.
   Катерина. Что ты с ним сделаешь?
   ГJц. Не могу сердиться на тех, кто хочет меня убить, я их слишком хорошо понимаю. Попросту велю его пробуравить, как толстую бочку, он так на нее похож.
   Катерина. Ну а со мной?
   ГJц. Да, верно. Я должен тебя покарать.
   Катерина. Никто тебя не принуждает.
   ГJц. Как знать. (Пауза.) У моих солдат слюнки текут, когда ты проходишь. Я подарю тебя им. А выживешь, подыщем тебе ландскнехта, косоглазого, сифилитика, пускай тогда поп из Вормса вас поженит.
   Катерина. Не верю!
   ГJц. Не веришь?
   Катерина. Нет. Ты не такой... Ты этого не сделаешь. Знаю! Не сделаешь!
   ГJц. Не сделаю? (Зовет.) Франц! Франц!
   Входят Франц и два солдата.
   Займись новобрачной.
   Франц. Какой новобрачной?
   ГJц. Катериной. Сначала торжественно переженишь ее со всеми. Ну, а потом...
   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
   Те же и Насти.
   Насти входит, приближается к ГJцу и бьет его по уху.
   ГJц. Эй, мужлан, что ты делаешь?
   Насти. Бью тебя по уху.
   ГJц. Это я почувствовал. (Хватает его.) Кто ты?
   Насти. Булочник Насти.
   ГJц (солдатам). Это Насти?
   Солдаты. Да, это он.
   ГJц. Что ж, хороша добыча.
   Насти. Я не твоя добыча - сам пришел.
   ГJц. Называй как хочешь... Все едино. Сегодня Бог одаряет меня щедро. (Глядит на него.) Значит, вот он, Насти, повелитель всей черни Германии. Таким я тебя и представлял себе: непригляден, как сама добродетель.
   Насти. Я не добродетелен. Добродетель придет к нашим сыновьям, если мы прольем кровь, чтобы дать им на нее право.
   ГJц. Вижу - ты пророк.
   Насти. Как и каждый человек на свете.
   ГJц. В самом деле? Значит, я тоже пророк?
   Насти. Любое слово - свидетельство Господне, в каждом слове сказано все обо всем.
   ГJц. Черт возьми! Придется быть осмотрительным в речах.
   Насти. Зачем? Все равно любое слово выдаст тебя.
   ГJц. Ладно. Теперь отвечай на мои вопросы. Только постарайся не говорить все обо всем, иначе разговору конца не будет. Итак, ты - Насти, пророк и булочник.
   Насти. Да, это я.
   ГJц. Говорили, будто ты в Вормсе.
   Насти. Я ушел оттуда.
   ГJц. Этой ночью?
   Насти. Да.
   ГJц. Чтоб говорить со мной?
   Насти. Нет, искать подкрепления, чтобы напасть на тебя с тыла.
   ГJц. Отличная мысль! Почему же ты передумал?
   Насти. Проходя по лагерю, я узнал, что нашелся предатель, который выдал вам город.
   ГJц. Представляю, как тебе было скверно.
   Насти. Очень скверно.
   ГJц. И что же дальше?
   Насти. Я сидел на камне за палаткой, видел, как зажегся свет, как заметались чьи-то тени. В эту минуту мне было велено войти к тебе, говорить с тобой.
   ГJц. Кто же тебе велел?
   Насти. Как ты думаешь?
   ГJц. В самом деле, кто? Счастливый ты человек! Тебе велено, и ты знаешь - кем. Представь себе, мне тоже было велено. Знаешь что? Сжечь Вормс. Но никак не узнать, кто мне повелел. (Пауза.) Это Бог повелел тебе дать мне по уху?
   Насти. Да,
   ГJц. Зачем?
   Насти. Не знаю. Может, чтоб пробить воск, который залепил тебе уши.
   ГJц. За твою голову назначена высокая плата. Бог предупредил тебя об этом?
   Насти. Богу незачем меня предупреждать. Я всегда знал, чем кончу.
   ГJц. Выходит, ты и впрямь пророк.
   Насти. Тут не нужно быть пророком. У таких,как я, только две возможности умереть: смиренные умирают с голоду, бунтарей вешают. С двенадцати лет каждому известно - смирится он или нет.
   ГJц. Ну что же, бросайся предо мной на колени!
   Насти. Зачем?
   ГJц. Чтобы вымолить у меня пощаду, конечно! Разве Бог не велел тебе этого?
   Франц натягивает на ГJца сапоги.
   Насти. Нет, у тебя нет милосердия. И у Бога тоже. К чему молить тебя о милосердии? Когда придет мой черед, я и сам никого не пощажу. Никого!
   ГJц (поднимаясь). Тогда какого черта ты сюда пришел?
   Насти. Открыть тебе глаза, брат мой.
   ГJц. Какая чудесная ночь! Все ожило, все дышит. Сам Господь шагает по земле, звезды падают с неба на мою палатку. Вот самая прекрасная из звезд - Насти, пророк и булочник. Пришел открыть мне глаза. Кто бы мог поверить, что небо и земля станут утруждать себя ради города, в котором всего двадцать пять тысяч жителей? В самом деле, булочник, а кто тебе докажет, что ты не стал жертвой дьявола?
   Насти. Когда солнце светит в глаза, разве нужно доказывать, что на дворе день, а не ночь?
   ГJц. Но если ночью предаешься мечтам о солнце, кто докажет тебе, что это на самом деле день, а не ночь? А что, если я тоже видел Бога? Значит, солнце против солнца. (Пауза.) Все они у меня в руках, все! И та, кто хотела меня убить, и посланец архиепископа, и ты, король черни; перст Господень предотвратил заговор, разоблачил виновных, больше того, один из служителей Господа по его поручению принес мне ключи от города.
   Насти (его голос зазвучал властно и отрывисто). Служитель Господа? Кто он?
   ГJц. Что тебе за дело, раз ты умрешь? Признай, Господь на моей стороне.
   Насти. На твоей? Нет. Ты не человек, избранный Богом. Ты в лучшем случае трутень Господень.
   ГJц. Откуда тебе знать?
   Насти. Люди, избранные Господом, разрушают или строят, ты лишь сохраняешь все как было.
   ГJц. Сохраняю?
   Насти. Ты сеешь беспорядок, а беспорядок - лучший слуга установленного порядка. Предав Конрада, ты лишил рыцарей прежней силы, и ты ослабишь горожан, разрушив Вормс. Кому из этого выгода? Великим мира сего. Ты служишь им, ГJц, и всегда будешь служить. Бедные становятся беднее, богатые - богаче, а могущественные - еще более могущественными.
   ГJц. Значит, я делаю все наперекор самому себе. (С иронией.) Какое счастье, что Бог послал тебя просветить меня. Что ты мне предложишь?
   Насти. Новый союз.
   ГJц. Новое предательство. Вот спасибо! Я к нему привык. По крайней мере останусь самим собой. Но с кем мне заключить союз, раз я не должен идти на сговор ни с горожанами, ни с рыцарями, ни с князьями. Мне просто неясно, с кем я должен объединиться.
   Насти. Захвати город, перебей богачей и священников, отдай город беднякам, подыми армию крестьян и прогони архиепископа завтра вся страна пойдет за тобой!
   ГJц (поражен). Ты хочешь, чтобы я присоединился к беднякам?
   Насти. Да, к беднякам! К черни городов и деревень.
   ГJц. Странное предложение!
   Насти. Они твои естественные союзники. Если хочешь разрушать по-настоящему, если хочешь смести с лица земли воздвигнутые сатаной дворцы и церкви, разбить непристойные статуи язычников, бросить в огонь тысячи книг, распространяющих дьявольскую науку, если хочешь уничтожить золото, иди к нам! Без нас ты тратишь силы понапрасну, ты причиняешь зло лишь самому себе. С нами ты станешь бичом Господним.
   ГJц. Что вы сделаете с богатыми горожанами?
   Насти. Мы отберем их имущество, чтобы одеть тех, кто наг, и прокормить тех, кто голоден.
   ГJц. А с попами?
   Насти. Мы отошлем их в Рим.
   ГJц. А с аристократами?
   Насти. Мы отрубим им головы.
   ГJц. А когда мы прогоним архиепископа?
   Насти. Придет время строить град Господень.
   ГJц. Что мы положим в основу?
   Насти. То, что все люди равны, все люди братья, все люди в Боге и Бог в каждом. Святой Дух говорит устами каждого. Все люди священники и пророки. Каждый может крестить, бракосочетать, благословлять и отпускать грехи. Каждый живет открыто на земле пред лицом всех, и каждый одинок в душе пред лицом Бога.
   ГJц. Боюсь, что в вашем городе разучатся смеяться.
   Насти. Можно ли смеяться над тем, что любишь? Законом станет любовь.
   ГJц. А кем стану я?
   Насти. Ты будешь равен каждому.
   ГJц. А если мне не по душе быть равным вам?
   Насти. Выбирай - быть равным среди равных или лакеем князей.
   ГJц. Это честное предложение, булочник. Только вот бедняки нагоняют на меня скуку. Им ненавистно все, что нравится мне.
   Насти. А что же нравится тебе?
   ГJц. Все, что вы хотите уничтожить: статуи, роскошь, война.
   Насти. Ты просто одурачен. Луна ведь не твоя, а ты воюешь за то, чтобы аристократы могли ею наслаждаться.
   ГJц (с глубоким и искренним убеждением). Но я люблю аристократов!
   Насти. Ты? Ты их убиваешь.
   ГJц. Да, я их понемногу убиваю, но у них плодовитые жены рожают десятерых за каждого убитого мной. Не хочу, чтобы вы их всех перевешали. Зачем я стану помогать вам гасить и солнце и земные огни? Наступит холодная ночь.
   Насти. Значит, ты хочешь по-прежнему шуметь без толку и без пользы?
   ГJц. Да, без пользы. Без пользы для людей. Но что мне до людей? Бог слышит меня, и я терзаю его слух, этого с меня довольно. Бог - единственный достойный противник. Есть Бог, я и прочие тени. Этой ночью я распну Бога, убив тебя и еще двадцать тысяч; страдание Господа бесконечно, а стало быть, бесконечен тот, кто заставляет страдать. Этот город будет сожжен, Господь об этом знает. Ему сейчас страшно, я это чувствую. Его взгляд прикован к моим рукам, его дыхание касается моих волос, его ангелы плачут. Он, словно простой смертный, говорит себе: может быть, ГJц не осмелится. Плачьте, ангелы, плачьте - я осмелюсь! Сейчас я выступлю вопреки его страху и гневу. Этот город вспыхнет пламенем; душа Господня - галерея зеркал, и отсвет пламени повторится в них миллионы раз. Вот тогда я буду знать, что стал настоящим чудовищем. (Францу.) Мою шпагу!
   Насти (изменившимся голосом). Пощади бедняков! Архиепископ богат, ты можешь ради развлечения разорить его. Но мучить бедняков - сомнительное развлечение.
   ГJц. О нет, это не развлечение.
   Насти. А что же?
   ГJц. У меня тоже есть своя миссия.
   Насти. Молю тебя на коленях!
   ГJц. Я думал, тебе запрещено умолять.
   Насти. Нет никаких запретов, когда речь идет о спасении людей.
   ГJц. Мне кажется, пророк, что Бог завлек тебя в ловушку.